Шампанское для аферистки (детектив, криминал, СЛР)

Настя, спасибо за главу! ! !

_________________

Настя, огромное спасибо за проду!

Привет! И заглядываем, и ждём проду. Ох , и заждались!

 » Глава 4. Няня

В бар на Университетской набережной, где теперь уже сам Лихачев назначил мне встречу, первым приехал я. Пока потягивал пиво – ледяное, с ярким привкусом хмеля и легкой горчинкой – подошел Вова. Сглотнул, глядя на мой бокал, и тоже сделал заказ. Несколько минут мы молча пили, думая каждый о своём, о приятном.

— Откуда информация про связь Аленковой со старогорскими кражами? – спросил после Лихачев. Спросил вполне дружелюбно, не так, как вчера. Не знаю, подобрел ли он из-за пива, или из-за чего-то еще, но теперь с ним вполне можно было иметь дело.

— От проверенного человека. Что – подтвердилось?

Вова пожал плечами:

— Аленкова была няней в семье Фарафоновых – тех самых, ограбленных. Взяла расчет за две недели до кражи.

— А что за монеты, действительно таких бешеных денег стоят? И, главное, как они попали к мэру?

Лихачев хмыкнул:

— Такая шумиха поднялась в Старогорске после краж этих монет, что сам глава администрации в больницу с сердцем загремел. Зятя отстранили от работы – он тоже в администрации трудится. Говорят, монеты принадлежали именно ему. Фарафонову-младшую на допросы таскают. В июле, сразу после кражи, проскочил слушок, что коллекция ушла к нам. Но слух ничем не подтвердился – монеты так и не появились нигде.

Я не стал намекать, что бравые сыщики могли банально «проворонить» вывоз коллекции за границу. Впрочем, Лихачев и сам наверняка это допускал, он ведь далеко не дурак.

— Вот видишь! – воодушевился тогда я. – Организаторы кражи не найдены – это раз, старогорцы установили, что Аленкова и есть наводчица – это два. Не кажется тебе, что нашелся посущественней мотив убить Аленкову, чем ревность? Моего клиента нужно выпускать. Ты с Зайцевым говорил?

— Зайцев упертый... — поморщился Вова. — Ему доказательства нужны. "Против" Аленкова доказательства есть, а "за" — нет, только косвенные. Он не собирается его освобождать даже под подписку о невыезде. Главное доказательство – двадцать восьмого, за день до того, как нашли труп Аленковой, её муж был в городе. А что он здесь делал и зачем приезжал, он говорить отказывается.

Так ни о чем и не договорившись, мы с Лихачевым разошлись, но взяли друг с друга слово, что созвонимся, как только станет что-то известно.

Еще во время службы в РУВД я понял, что восемьдесят процентов работников правоохранительных органов это лентяи, мучимые единственным вопросом, где бы заработать денег. Как говорят гуманисты, не они такие, жизнь такая. К этим-то восьмидесяти процентам я, ни минуты не сомневаясь, причислял и следователя Зайцева. Так прытко он взялся за Аленкова по одной лишь причине – Аленков сам шел в руки. Представляю, как он на месте происшествия рвал на себе волосы и кричал, что это он во всем виноват. Разумеется, что когда появились намеки, что это убийство, первый, на кого примерили на роль убийцы, был Аленков. Ну а в дело, соответственно, вносились исключительно те факты, которые эту версию подтверждали.

Потому, выводам Зайцева я не очень-то доверился. Вместо этого, сделав себе копии заключения судебного медика, поехал за консультацией к независимому эксперту. К Наденьке, конечно. Дома у Аристовых трубку упорно не поднимали. Я ужаснулся: неужто на работе? Ну так и есть: детей бабушка с дедом забрали на дачу, а скучающая Надя не нашла лучшего развлечения, чем поехать на службу - в морг.

Надя после школы, как и планировала, поступила в медицинский, точнее, в Военно-Медицинскую Академию. Когда-то мечтала она стать хирургом, как отец, ну а потом переклинило что-то, пошла в судебную медицину. Сейчас Надя возглавляет целый отдел и носит погоны майора медицинской службы. В общем, моей любимой женщиной я имею все основания гордиться.

Наденька сидела, конечно, не в морге. Это мне, гражданскому, все здание ее службы чудится одним огромным прозекторским отсеком, а вообще у нее там довольно мило: отдельный чистенький кабинет и цветочки на подоконнике.

— Она отравилась не таблетками… — минуты полторы просматривая бумаги, выдала Наденька.

— А чем?

Я отставил чашку с чаем и ждал, что Надя вот-вот скажет что-то очень важное, что позволит в два счета освободить Аленкова.

— Капсулами! – Многозначительно, будто это невесть какая важная информация, закончила она и, довольная, потянулась к коробке с печеньем. Только потом, доев печеньку,, Наденька изволила пояснить: — В желудке и пищеводе медик нашел полурастворившийся желатин. Оболочки капсул делают из желатина. Странно, что следователь не сделал из этого выводы.

— Какие выводы? – Наденька – единственный человек в мире, перед которым я, не глупый в общем-то мужчина, чувствовал себя дураком. Но она же и единственная, перед кем я этого не стеснялся. – Ну не таблетки она приняла, а капсулы – какая разница?

— Разница в том, что фенобарбитал в капсулах не выпускают – только в таблетках.

— Хочешь сказать, что она отравилась не фенобарбиталом?

Надя закатила глаза:

— Никитин, не расстраивай меня. Хочу сказать, что она отравилась фнобарбиталом, но, так как его выпускают только в таблетках, то твоя Аленкова перед самоубийством растолкла приблизительно восемь пачек фенобарбитала, пересыпала получившийся порошок в капсулы из—под другого лекарства, а все упаковки тщательно уничтожила.

Она замолчала и потянулась за очередной печенькой. А я с умным видом кивал, боясь выглядеть в глазах Нади еще большим идиотом. Но, поняв, что до разгадки я сам так и не додумаюсь, все же спросил?

— А как ты думаешь, зачем ей такие сложности?

— Ей-то не за чем, но, если допустить, что это было все же убийство, и кому-то понадобилось выставить его самоубийством…

Дальше я уже и сам сообразил: убийце не нужно было дожидаться, когда Аленкова примет фенобарбитал и забирать упаковки. Он заранее – за неделю, может, даже за месяц или два – принес в квартиру капсулу с порошком фенобарбитала и подбросил ее во флакон с какими-нибудь другими капсулами – вполне безобидными. А дальше ему оставалось только ждать, что рано или поздно она ее примет!

— Надюша, ты гений! – искренне сказал я, целуя мою любимую женщину в висок.

— Я знаю, - вздохнула та.

Оставалось главное – понять, как вновь поступившая информация может помочь моему подзащитному. И тут же я догадался - никак. Аленкову как никому другому удобно было подбросить капсулу с фенобарбиталом, потому как отношения с женой он поддерживал и время от времени в ее квартире бывал. Разве что теперь не имело смысла, был ли он в Петербурге двадцать восьмого августа или не был – на этом я и попытаюсь сыграть, чтобы попытаться освободить Гришу хотя бы под подписку о невыезде.

И все-таки - зачем Аленков приезжал в тот день в город? Почему не хочет об этом говорить начистоту даже со мной? Почему так упорно твердит, что виноват в смерти жены? А может, и правда виноват… Допустим, Аленкова позвонила ему двадцать восьмого, наговорила гадостей – женщины умеют одной фразой настроение портить. Он взбесился, поехал в Питер, основательно с женой поскандалил, после чего вернулся на свои раскопки, а она наглоталась таблеток…

Я понял, что гадать бесполезно – мне нужно собрать побольше информации об отношениях четы Аленковых, а помочь мне в этом могли только приближенные к их семье. В подругах Дарьи, по моим данным, числилась лишь Захаровой. В надежде, что свидетельница уже вернулась, я поехал на Васильевский остров, где та жила.

Дверь в квартиру Захаровой меня озадачила. Много таких дверей я повидал за время службы в РУВД: держалась она на одной петле, вторая вместе с куском ДСП торчала наружу. С другой стороны крепилась к косяку – тоже вывороченному, но грубо прибитому двумя гвоздями. Квартирку вскрыли и, похоже, совсем недавно.

Двух парней, куривших у окна между лестничными пролетами, я заметил не сразу и пару секунд недоуменно их рассматривал. Те, в свою очередь, смотрели на меня. Это явно были не бесприютные бомжи: оба замерли и даже, по-моему, не дышали, но стоило мне сделать одно неверное движение, как они оказались бы рядом.

Я еще раз скользнул взглядом по двери Захаровой и – вдавил звонок ее соседей.

— Кто там? — настороженно спросил женский голос.

— Полиция! – нагло соврал я и невзначай продемонстрировал парням корочки адвокатского удостоверения, благо, если не приглядываться, они очень похожи были на полицейские.

Дверь приоткрылась на длину дверной цепочки: пара огромных глаз за увеличительными стеклами очков внимательно читали надписи в удостоверении, а я оглянулся назад. Только уже не растерянно, а оценивающе, примерно так рассматривал свой контингент Лихачев и его коллеги. Парни так и сверлили меня взглядом, но не двигались.
Дверь захлопнулась и тут же отворилась полностью.

— Заходите, — хозяйка – худенькая старушка – с ненавистью глянула на тех же парней и захлопнула дверь за моей спиной. Потом торопливо повернула все замки, плотно притворила и внутреннюю дверь. Деловито подтолкнула меню в сторону кухни – снова закрыла дверь. Села на табурет и потом только прояснила ситуацию:

— Так ты, сынок, адвокатом, значит, будешь? К Захаровым?

— Да… Их, я так понимаю, дома нет?

— Лиля уехала – куда не знаю, не спрашивай! Тамара Васильевна тоже у подруги живет, но каждый день квартиру навещает…

— Сегодня она уже была? — осторожно спросил я.

Старушка внимательно на меня посмотрела:

— А тебе, сынок, она зачем?

— Мне вообще-то с Лилей поговорить нужно. У неё недавно подруга погибла... А что тут случилось?

— Так ты не знаешь, — недоверчиво оглядела меня старушка, как будто прикидывая, имею ли я отношение к тем двум, на лестнице. – Ну, слушай. Меня, сынок, Антонина Николаевна Нестерова зовут. В конце августа это случилось, в пятницу. Уже под утро слышу – звонят к Тамаре Васильевне. Долго звонили. Потом стучать начали. Потом ругаться на всю парадную. Потом слышу: треск – дверь ломают... Я в полицию-то, конечно, уже позвонила, а они все не едут и не едут! В квартиру к Тамаре Васильевне ворвались, разговаривали о чем-то негромко, потом ушли. Полиция только через час приехала, а Лилечка – сама заплаканная, растрепанная – выбежала в парадную: "Уезжайте, — говорит, — сами разберемся". Долго они препирались, потом уехали.

— А кто в дверь ломился? Эти же? – я кивнул в сторону лестничной площадки.

— Они, ироды, они…

— Антонина Николаевна, а Тамара Васильевна не говорила вам, чего от них хотели?

— К Лиле, сынок, приходили. А Тамара Васильевна сама у Лилечки допытаться не смогла.

— А куда Лиля уехала, Антонина Николаевна, вы не знаете?

— Не знаю, сынок. Да и зачем мне это – и Лиле так спокойнее, и мне.

История, конечно, занятная, только на что она мне? Местонахождение Захаровой я по-прежнему не знаю. Остается только надеяться, что она позвонит сама.

Я поблагодарил хозяйку, оставил визитку и взял обещание перезвонить, если Захаровы появятся:

— Да погоди ты, сынок! — старушка костлявой, но крепкой рукой усадила меня обратно. — На следующий день рано утром приехала к Лиле подруга её... та, что отравилась потом. Чуть позже мужичонка приехал. В очках, худущий такой. Как же его она называла? Дай бог памяти...

— Гриша? – еле слышно спросил я.

— Гриша, Гриша!.. — подтвердила хозяйка. – Весь день почти сидели они там втроем. Под вечер только уехали.

Заглянув в календарь, я убедился, что пятница в конце августа приходилась как раз на двадцать седьмое число.

Лиля Захарова казалась мне все более интересно штучкой. Парни-то на лестнице явно бандитской наружности, а у нее с ними дела. Конфиденциальные. Полиции не касающиеся. И следователю дамочка наврала: на дачу она собралась ехать не из-за каких-то переживаний Аленковой, а исключительно спасая собственную шкурку. Вот и сейчас она спряталась, а я отчего-то был уверен, что так просто ее не найду – но нужна она мне была еще больше. Она могла подтвердить алиби Аленкова, рассказать, что приезжал двадцать восьмого Гриша именно к ней, и что уехал он вовсе не с женой. Я даже понял, почему Гриша обо всем этом молчит как партизан: парни эти наверняка запретили Захаровой обращаться в полицию.

А в Крестах, куда я тотчас поехал прояснять ситуацию, меня ждал сюрприз...

На освобождение Аленкова до суда теперь можно было и не рассчитывать. Выяснилось, что при задержании он оказал сопротивление (интересно, какое именно, если едва ли держал хоть раз что-то тяжелее ручки), помогать следствию отказывается, а сегодня ночью, вдобавок, чуть не устроил побег из СИЗО. "Чуть" – это, конечно, громко сказано. Гриша просто вырвался от конвоя, когда его вывели из камеры на очередной допрос, и рванул вперед. Добежал аж до следующей запертой решетки – на том побег и закончился. Но Зайцеву, естественно, сообщили, что "обвиняемый задержан при попытке к бегству". И вот теперь сидел передо мной Аленков снова в наручниках – похудевший, осунувшийся, к тому же с разбитой губой и рассеченной бровью. Хорошо, что стрелять не начали, хотя имели полное право.

— Ну и зачем ты устроил этот дурацкий побег? – спросил я.

— Ты не понимаешь, мне нужно выйти отсюда... — Аленков жалостливо посмотрел на меня. — Ненадолго... На сутки хотя бы. Дай закурить?

Я выложил на стол пачку. Гриша жадно вытряхнул сигарету, неловко покрутил её пальцами. Закашлялся, подавившись дымом. Курил он, по всему видно, нечасто.

— Зачем? — спросил я. — Из-за Лили?

Он прямо на глазах осунулся ещё больше.

— Так ты знаешь? А они? — Он, вероятно, имел в виду правоохранительные органы.

— Пока нет. Но узнают, конечно. Где Захарова прячется?

Гриша вытаращил на меня глаза:

— Так она все-таки уехала?! — кажется, он обрадовался.— Молодец девочка... я думал, она меня не послушает.

Гриша снова подавился дымом сигареты и смял её, недокуренную, в упаковке из-под маргарина, служившей здесь пепельницей.

— Ты что, не понимаешь – она единственная, кто подтвердит твое алиби! – вкрадчиво объяснил я.

Аленков же безразлично пожал плечами, будто над этим стоило еще и раздумывать.

— Кто ее ищет? Чего хотят? – я попытался подойти с другой стороны.

— Её хотят убить, — просто ответил Гриша. — Я сам толком ничего не знаю, она не рассказывала – боится. Я знаю только, что люди они страшные, и что они ей угрожают. Самое верное решение для нее – уехать. А я и здесь могу посидеть, — Гриша дотронулся до ссадины на брови, — здесь не так уж и плохо...

— Как с сокамерниками отношения?

— Уже ничего… — он смущенно улыбнулся, — я в камере чемпион по нардам. Можно заберу? — он беззаботно спрятал мои сигареты в карман. – А то заняться совершенно нечем. И еще… я тут до Ариночки, секретарши моей, дозвонился, попросил ее книги мне собрать и записи мои. Привези мне их в следующий раз, а? Пока тут сижу, хоть монографию закончу.

Я в ответ на это беззвучно бесился:

— Как мне тебя защищать, если ты вообще не помогаешь?!

Тот пожал плечами:

— Ну, ты же адвокат – придумай.

Настя,здравствуй! Я первый раз сюда заглянула, не так давно подписалась, вот пришло оповещение. Оказывается, еще два романа перед ним, буду наверстывать
_________________

Я тоже заглядываю. Перечитаю, освежу в памяти.
_________________

Добрый день! Принимайте в читатели.

Таня, SvetaP, здравствуйте, девушки, рада всех видеть - присоединяйтесь
Малинка, торжественно обещаю в этот раз выложить до конца и без значительных перерывов
По вторникам, четвергам и воскресеньям будут новые главы.

А я только зашла и прошусь в читатели. Убегать ... часто будешь, SMS -коми буду закидывать, договорились?

Это я радуюсь. . . . . . . . . . Буду ждать! ! !
_________________

Таня, приветствую новеньких!
Ох да, эсэмэски и всякие разные пинки самое действенное средство если что - можно.


Малинка, завтра Причем познакомимся уже с другими героями - совсем новыми.

Привет!
Настя, я как раз недавно вспоминала, а что там у тебя с Шампанским? Даже заглядывала, думала, что пропустила все на свете и роман давно выложен целиком
И вот радость - ты сюда вернулась.
Я перечитала с начала и новую главу тоже. Буду отписываться по мере возможности. Не теряй - я с тобой навсегда
_________________

Настя, огромное спасибо за продолжение!

 » Глава 5. Семья Фарафоновых

Частный сектор близ Старогорска

Оксана выключила фен и, замерев, прислушалась к звукам внизу. Ну да – телефон! Он ей позвонил, он все-таки позвонил! Ну, наконец-то! Однако не успела и за дверь выскочить, как поняла в очередной раз, что тревога ложная.

— Да, папа. Хорошо, папа. Я ему передам… — монотонно, потухшим голосом отвечала по телефону мама. И уж точно не тому, чьего звонка Оксана так ждала.
Медленно, еле передвигая ноги, словно ей было не восемнадцать, а восемьдесят, она вернулась к себе. Прислонилась спиной к двери, закрыла лицо ладонями и, тонко заскулив, собралась уже расплакаться от обиды на него, от злости на свою слабость и на весь этот несовершенный мир. Но тут же одернула себя – нет, нельзя, не сейчас! Оксана себя знала: даст волю слезам, так весь день и просидит, без толку слоняясь по дому. Надо хоть до Настьки доехать.

Оксана покинула комнату сорок минут спустя, уже полностью одетая: белые брюки-капри, майка, стильный приталенный пиджак. Минимум косметики на лице, волосы благородного пепельного оттенка расчесаны на косой пробор. Мельком оценив себя в большом зеркале в холле, Оксана решила, что никто в жизни не догадается, до чего паршиво у нее на душе.

— Дочь! – позвала из кухни мама. Оксана закатила глаза, но решила, что лучше подойти.

Маман была во всей красе: в строгом офисном костюме, со сложной прической и тщательным макияжем она стояла, босая, опершись спиной о холодильник, и курила, сбрасывая пепел в миниатюрную вазочку китайского фарфора. Пепельниц в доме не держали.

— Дочь, кто сказал, что нет человека – нет проблемы?

— Сталин, мам, — вздохнула Оксана и сунула матери блюдце попроще. – Это дедушка звонил?

— Дедушка. Пообещал, что когда его выпишут из больницы, он убьет нашего папу. Самолично и с особой жестокостью.

— Ты все из-за тех монет переживаешь? – Оксана цокнула языком и снова закатила глаза. - Да ладно тебе, мам, все равно никто никогда не докажет, что это была взятка. Пройдет пару недель, и они еще сами папу назад позовут, прибегут как миленькие…

И тотчас пожалела о сказанном: взгляд матери стал ледяным и острым, как спица.

— Раз и навсегда запомни: - убийственно тихо сказала мать, - это была не взятка. Даже думать так об отце не смей, ты меня поняла?

— Да поняла, поняла… не маленькая… — мать все еще сверлила ее глазами, и Оксана решила поскорее убраться из дома. – Ладно, мне пора.

Но добраться до коридора опять не удалось – спустился вниз папа:

— Почему до сих пор не в институте? – угрюмо спросил он.

Другого настроения у отца не было уже месяца два – с тех пор, как случилось это пресловутое ограбление. Оно и понятно: едва всю семью под монастырь не подвел. Правильно дедушка говорит.
— Первых пар нет, — не оборачиваясь бросила Оксана.

Она уже выбрала туфли, но размышляла, не надеть ли каблук пониже.

— У тебя всю неделю первых пар нет, что же за институт такой?

— Обыкновенный, мама выбирала. – Черт с ними, с туфлями, сойдет и так – лишь бы убраться поскорее. — Буду поздно! – крикнула она, так и не обернувшись и вышла вон.
И захлопнула за собой дверь, прошипев в сердцах:

— Как же вы мне надоели все!

Не семейка у нее, а сумасшедший дом! А после того, как городскую квартиру ограбили, и вовсе дома появляться не хочется: все нервные стали, дерганные… Цепляются к каждой мелочи. А главное, было бы из-за чего нервные клетки тратить – про эту взятку уже забыли все, кроме них!

Училась Оксана в Москве, и на дорогу всегда уходила уйма времени, но ей это даже нравилось. За рулем она чувствовала себя уверенно, дорогу любила – столько всего можно передумать за это время. А если еще подгадать и ехать на учебу не к первой паре, а, скажем, к третьей, то вообще красота – пробок почти нет. Одно лишь плохо, когда поздно приезжаешь в Университет – места на парковке не найдешь. Однако сегодня повезло: еще издали Оксана заметила, как отъезжает темно-синяя Шевроле-Лачетти и проворно заняла место. Чирикнула брелоком сигнализации и в полной уверенности, что день сегодня будет удачным, поспешила к знакомому киоску. Здесь купила свежий «Космо», чтобы не скучать на лекциях, а потом, не убирая кошелек, привычно перебежала дорогу.

Студенческая «едальня», громко названная кафе, приветливо распахнула двери – но Оксана не туда, разумеется, направлялась. Левее, в двух шагах от входа, зимой и летом в любую погоду стояла там в поношенном, но опрятном пальто старушка.

— Доброе утро, баб Лёль! – кажется, впервые за день Оксана улыбнулась от души. Положила в картонную коробченку пару сотенных бумажек. - Погодка сегодня неважная, баб Лель, вон и дождь собирается. Может, домой пойдете?

— Постою еще немного, дочка, да пойду, — ласково улыбнулась та.

Оксане отчего-то было приятно слышать это «дочка». Да и сама старушка ей нравилась – ну, по крайней мере, та приседала на уши, как это любят делать старики. Пару раз Оксана даже под ручку доводила ее домой.

Это была их старушка. Не торопясь уходить, Оксана молча и выжидающе глядела на нее, пока та не догадалась сама:

— Нет, дочка, и сегодня я его не видела,— горестно покачала она головой.

Сколько уже раз она отвечала так? Десять, двадцать? Сколько еще Оксана выдержит?

Слезы подступили к горлу, и она, не прощаясь и не ответив ни слова, поплелась обратно.

Полгода назад баба Леля еще была для Оксаны никем. Девушка в тот день только что расплатилась в кофейне и, заглянув в кошелек, с неудовольствием отметила, что мелочи скопилось много. Приметив эту старушку, Оксана решила высыпать все. Однако, не успев подойти, наблюдала любопытную сцену: к обочине лихо подкатил, поблескивая лакированным бочком, Лэнд Крузер, и широкоплечий высокий мужчина – Оксана видела его лишь со спины – выскочил, чтобы положить в старушкину коробку денег. Он тронул ее за руку, коротко, но улыбчиво что-то сказал, а после, не оглядываясь, вернулся в машину.

Оксана заворожено проводила его взглядом.

Ее приятели-студенты старушке подавали часто, но исключительно на выходе из кофейни, как и Оксана сплавляя ей лишнюю мелочь. Или же, демонстрируя широту своей души подругам, шедшим рядом. А Оксанин папаша и вовсе, если и переводил какие-то суммы на счета детских интернатов или домов престарелых, то заботился, чтобы ни одна газета не упустил это событие. Оксана же подобную показуху не любила и даже презирала. А то, что она наблюдала сегодня, было, по ее мнению, настоящим мужским поведением.
И молодой, к тому же. и симпатичный. Лицо – тонкое интеллигентное в дорогих очках – показалось ей знакомым… И тут Оксана ахнула: да ведь это с ним ее знакомила Даша вот только на прошлой недели!

Его звали Грег. Оксана не дала ему уйти: слава Богу, что он замешкался, не успев уехать, а Оксана не постеснялась поздороваться. Он вспомнил ее тотчас.
До чего же страшно становилось при мысли, что они могли разминуться тогда…

Лекциям, казалось, конца и края не будет. Оксана честно отсидела три пары в самом дальнем ряду аудитории, даже пыталась записывать что-то. А с последней ушла – надоело. Все надоело.

В «Скорпион» она явилась раньше обычного, еще и семи не было. Маленький, темный и душный подвальчик, где гремела кислотная музыка, и подавали разбавленный дрянной мартини. То еще местечко, но здесь любила бывать Настька, а Оксана лишь ей и могла выплакаться.

Патлатый бармен вяло перешучивался с обкуренной девицей. Оксана постучала по стойке, привлекая внимание:

— Настя уже здесь? – напрягла голос, перекрикивая музыку. И разозлилась: - Да сделай же потише!

Бармен, приятель Настьки – впрочем, здесь все друг другу приходились приятелями – хмыкнул и, как ни странно, громкость убавил.

— С утра сидит, - он кивнул на дальние столы. - И не одна, а опять со своим провожатым. Выпить налить, красотка?

Оксана поморщилась, но процедила:

— Мартини, - хотя заранее знала, что напиток ей не понравится.

— С десертом? – бармен подмигнул.

Оксана снова поморщилась, но уже, скорее, для вида. И кивнула. От предвкушения даже настрой ее чуть улучшился. Она уже без брезгливости оглядела полупустой зал, приметила подругу и уверенно двинулась к ней. Худая, бледная, как смерть, та умиротворенно смотрела в пространство и даже чуть-чуть улыбалась.
— Привет. Смотрю, давно уже сидишь? – уселась напротив нее Оксана.

— Опять ты? – подруга отвернулась к стене.

— Душевный ты человек, Настя, — укорила Оксана.

— Отстань. Снова будешь на своего Грега жаловаться?

Оксана вздохнула:

— Я ведь люблю его, Настя.

— Ну и дура, – отозвалась та и даже изволила повернуться. — Для дела он тебя использовал и уехал. Дойдет это до тебя когда-нибудь? Вспомни, когда квартирку твоих родителей обнесли, и когда твой драгоценный Грег свалил.

— Опять ты за свое…

Слова эти больно ранили. И опять с опозданием Оксана пожалела, что приехала. Или не пожалела? Она ведь не только ради Насти сюда ездит – пора бы уж себе признаться…
И тут на диван рядом плюхнулся Макс, «провожатый» Настьки, и загородил ей выход из-за столика. Спросил весело:

— О чем сплетничаете, девочки?

— А тебе не все равно? – любезничать с ним Оксана не собиралась.

Этот Макс таскался с Настькой уже неделю и столько же набивался к Оксане в друзья. Даже о любви с первого взгляда что-то говорил. Мерзкий тип. Лишь когда бармен, он же официант, принес Оксанин заказ, Макс отлип от нее, откинувшись на спинку дивана.

— Твой мартини, красотка.

Бармен снова подмигнул, снимая с подноса бокал. А после, пока нес бокал на стол, уронил ей на колени маленький бумажный сверток, который Оксана проворно смахнула в сумочку. Так ловко, что никто и не заметил. Довольная собой, уже дрожа от предвкушения, она почему-то даже не отшатнулась, когда этот мерзкий Макс вдруг схватил ее за руку. И крикнул громко:

— Понятые!

К их столику двинулись какие-то люди.

— Да ты!.. Что ты себе позволяешь!.. – Оксана от его наглости слов подобрать не могла. Она попыталась встать, но Макс с силой усадил ее на место, по-прежнему не давая вытащить руку из сумки.

Попыталась подняться и Настька, но рядом с ней молча села на диван женщина с папкой в руках и кожаным портфелем. Тогда-то Оксана прекратила вырываться и слегка растерялась.

— Оксана Викторовна, вы подозреваетесь в незаконном приобретении наркотических средств, согласно первой части двести двадцать восьмой статьи Уголовного Кодекса. Я прошу вас держать руки на столе и предъявить содержимое сумки.

Оксана уже не чувствовала железную хватку Макса на своем запястье – она с силой, почти до крови впилась ногтями в собственные ладони и перевела ненавидящий взгляд на Настьку. Та только отвернулась, пряча глаза и признавая тем самым, что сдала ее именно она.

— Вы все равно ничего мне не сделаете. Вы знаете, кто мой дедушка?

— Знаем, — невесело кивнула женщина. – Но все равно я прошу вас показать мне сумку.

Оксана уже догадалась, что говорить следовало именно с ней. А когда присмотрелась тщательней, то пораженно охнула:

— Подождите, вы ведь… вы допрашивали уже всех нас. В июле, когда квартиру ограбили! Ваша фамилия Астафьева, правильно? – Оксана совершенно не понимала, что происходит.

— Совершенно верно, я и сейчас работаю по тому же делу. – Астафьева помолчала выжидающе. Переглянулась с Максом, а потом сказала уже миролюбивее: - Оксана Викторовна, я могу не заглядывать в вашу сумку, если вы этого не хотите, но взамен вы должны мне рассказать об одном человеке. С ним вас познакомила Дарья Аленкова. Припоминаете?

— Каком человеке?.. – прошептала Оксана, уже догадавшись, что речь идет о Греге.

Они, так же как и Настька думают, что это Грег ограбил их квартиру и сбежал с деньгами.

— Это все ее вранье! – Оксана кивнула на притихшую Настю. – Грег здесь не при чем! Он состоятельный человек – зачем ему грабить нас?

— Вы не думали, что он мог вас обмануть?

— Я знаю, что он не при чем, — отчеканила Оксана. Потом взяла свободной рукой сумку и поставила ее на стол: — Я ничего вам не скажу! Обыскивайте! Только учтите, сегодня вы мне трепете нервы, а завтра вам… — она гневно глянула на следовательницу, потом еще более гневно – на Макса, — и тебе тоже… — она звонко шлепнула его по руке, которая все еще клещами держала ее запястье. — Вам обоим устроят такую взбучку, что вы этот день будете еще долго вспоминать!

И все-таки Оксана жутко, до нервной дрожи боялась, что сейчас в сумке они обязательно найдут сверток с экстези, задокументируют это все и еще дело возбудят. А могут вдобавок и отвезти ее в мерзкую грязную камеру, где обитают самые настоящие преступники. С них станется!

Но девушка больше всего боялась даже не этого. Ведь сегодня, еще до конца рабочего дня папа все уладит. Если понадобится, родители и дедушку из санатория выдернут, чтобы тот помог. А у него сердце. Он после папочкиной взятки с инфарктом слег, а уж единственную внучку он любит всяко больше, чем зятя.
А что ей за эту историю устроит мама!..

Оксана так глубоко погрузилась в собственные переживания, что не видела, какой молчаливый диалог идет между следовательницей и Максом. Макс, в конце концов, поднялся с дивана и двинулся к выходу из клуба. Встал в дверях. Оксана оглянулась на него и убедилась, что даже если сейчас поднимется из-за столика, уйти далеко ей не позволят.

— Вы свободны, — Астафьева сказала это не Оксане, к сожалению, а Настьке, которая пулей вылетела вон. – Оксана Викторовна, сведения, что к ограблению квартиры имеет отношение ваш знакомый по имени Грег, я получила не от вашей подруги.

— Все равно – Грег ни в чем не виноват!

— А Дарья Аленкова? Ее причастность вы допускаете?

— Ее? Вполне! Вот ее-то вам и нужно искать – и я вам это уже говорила.

— Аленкову уже нашли. Мертвой две недели назад в Санкт-Петербурге.

Оксана не смогла найти слов. Настороженно смотрела на следователя и не знала, стоит ли верить.

— Вспомните, кто познакомил вас с Грегом? Именно Дарья, так? – продолжала Астафьева. – Как вы можете ему верить?

— Могу! — стойко ответила Оксана.

— Хорошо, - согласилась вдруг астафьева. - Допустим, человек по имени Грег действительно невиновен. Тогда чего вы опасаетесь? Вы не думали над причиной, по которой он не может вернуться в Старогорск? Что, если ему сейчас нужна помощь – любая, даже правоохранительных органов. Подумайте. Вдруг как раз сейчас у вас есть шанс помочь ему.

Оксана забеспокоилась еще больше: что если это правда? Ведь Грег не мог просто бросить ее – он ее любит, Оксана это точно знала! Тогда почему не едет?
Ему не позволяют это сделать – напрашивался ответ.

А если он все-таки может приехать, но не хочет?.. Тогда он об этом пожалеет!

Санкт-Петербург

— Леш, я сегодня обманула одну девушку. Неплохую в общем-то девушку, только глупую. И, вроде, умную… но глупую. Я пообещала, что помогу ее парню. Но я не собираюсь ему помогать, наоборот, я сделаю все от меня зависящее, чтобы он оказался за решеткой, потому что он убийца. Но это ничего не меняет – я все равно ее обманула. Как ты думаешь, я плохо поступила?

Я шумно вздохнул: Катя никогда не задавала легких вопросов.

— Ну… если бы этот убийца когда-нибудь вернулся к той девушке, вряд ли вышло бы что-то хорошее. Это называется, ложь во благо, Кать.

— Думаешь?

Она замолчала, как будто обдумывала мои слова. Потом снова спросила:

— Значит, ты на меня не сердишься?

Я сперва не понял, что она имеет в виду прошлый свой звонок. А когда понял, усмехнулся:

— У меня силы воли не хватает на тебя сердиться!

— Понимаешь, — начала оправдываться Катя, — если бы я обратилась в официальные органы с официальным запросом, мне бы все равно ничего вразумительного отвечать не стали. Дело о монетах громкое, Питер не стал бы такой информацией делиться. А кроме тебя у меня нет ни одного знакомого в Санкт-Петербурге.

— А почему бы тебе просто не спросить меня. Обязательно нужно все делать с выкрутасами? Со спектаклями?

— Вдруг бы ты подумал, что я звоню только из-за этой кражи!

— А это не так?

— Не так… — тихо ответила Катя. Тут я услышал, как в трубке принялся пищать ее сотовый, да и она заговорила торопливо, не давая мне вставить ни слова: — Все. Мне совершенно некогда, созвонимся как-нибудь…

— Кать, подожди, — сумел все-таки остановить я ее, — может хватит нам выдумывать повод, чтобы просто поговорить? Подожди, не перебивай… Ты, наверное, удивишься, но я не помню, что еще в последнее время меня так радовало, как твое вчерашнее сообщение на автоответчике.

Вот теперь я ждал, что скажет она. Только Катя молчала, а на заднем фоне разрывался ее сотовый.

— Скажи хоть что-нибудь!

— У меня телефон звонит… — неуверенно произнесла Катя.

— Хорошо. Тогда я позвоню завтра?

— Как хочешь, только трубку я не сниму.

— Почему?

— Потому что я буду в другом городе. В Петербурге. Не обольщайся, я буду там исключительно по работе, так что можешь даже на цветы не тратиться, — предупредила Катя.

— Исключительно? – с сомнением переспросил я.

— Без вариантов.

Мне показалось, или она произнесла это с улыбкой?