ЦАРЬ ОСТРОВОВ

Рассекая надвое грани прошлого,
На развалинах заброшенного
С бликами на воде попрощаться,
Дыша в унисон
Никогда не сдаваться...

Танцем на лезвии, лепестками по ветру
сгореть и рассыпаться
И вновь возрождаться
Никогда.
Ни за что.
Не сдаваться...

Не могу вмешаться в ход битвы. И это нереально бесит. Ненавижу слабость. Особенно свою. Сражение выжимает последние капли силы, ощущаю, как дыхание жизни покидает меня с легкими порывами ветра. Только упрямство и сила воли удерживает меня на ногах. И воткнутая в землю сабля. Мой клинок, моя гордость. Полученная на Великой Стене. Поистине, там изготовляют лучшее оружие. В небе расцветает купол, я его не вижу, я вообще мало что вижу, в глазах мутнеет и становится трудно дышать. Но этот голос, немного насмешливый, переливами песчинок в пустыне, глубокий и шалопаистый. Сейчас он звучал непривычно серьезно.
Сил хватает лишь на усмешку, и даже этот жест был чрезвычайно болезненным. Хватка у меня уже не та, что раньше. Слабая...ненавижу слабость.
- Я бы не разозлилась...за милую, - слова даются с трудом, ощущается привкус крови, - расставаться не хочется, верно...царю рельеф в столице не поменяли, ЦО не разведали...Глупо было бы так умирать, и оставить тебя...Нечего брови с прической мне тут...- все же сгусток крови, да, слабею, - я могу назвать тебя другом. Я редко такое говорю, поверь. Я согласна...если потом, по старой дружбе и памяти, доберемся до Стены, мне новое...оружие...- голос все тише, - нужно...Я отпускаю тебя...
Воспоминания приходят словно океанские волны, разбивающиеся о берег. И становится так...тепло? И одновременно понимаю, что этот шаг был правильным. Не потому, что мне очень не хотелось умирать, точнее, не совсем потому. Дариан и правда был мне близким. По сути, единственный друг за все годы жизни. Я всегда отличалась от остальных. Во мне жила жажда крови. Тех, кто все же рискнул войти в мой шатер, встречала пустыня. И всегда охочие до еды халуки. Меня откровенно злила зависимость от мимолетных желаний. Это мешало расти. Развиваться. Совершенствоваться. А тут немного сумасшедшее создание, собрат по безумию и мании находить приключения на свою голову и остальные части тела.

Криво усмехаюсь. Еле дышать, но найти в себе силы опереться на ствол близрастущего дерева спиной. Не валяться же на земле. Возвращается Дар. Кажется, ему кто-то попался на обед. Или на ужин. Не суть.
- Тебя можно поздравить?
- Спасибо, ничего так закусон попался.
- Да я не с тем, - смеяться больно, ребра ноют и горло обжигает словно раскаленной лавой. - Со свободой.
- Не жалеешь?
- А должна? - пробую разогнуть пальцы. Тело все же слушается меня очень плохо. Неудивительно. Удивительно, что я вообще могу двигаться. Упрямство и сила воли снова кричали громче голоса разума, который призывал лежать и не дергаться. - Нет, не жалею. Знаешь, - поднимая глаза к небу. На ткани аквамарина плыли белые точки облаков. - Я не столько ценила свою жизнь. Сражайся, неси правосудие, забывайся, снова сражайся. Мне стоит сказать тебе спасибо, наверное. Моему первому настоящему другу, - протягиваю руку. Крепкое рукопожатие. Знает же, что если просто подержать ладонь в руках, тем самым укажет мне на мою слабость. - У меня тоже есть мечта...У тебя была обрести свободу. А у меня начать новую жизнь. Чтобы не оборачиваться назад.
- Хм...- задумался на мгновение. Знаю я этот блеск в глазах. Опять замышляет переворот местного масштаба. С разрушениями разной степени тяжести. - А я себе тоже сабельку хочу у Стенных стянуть. Блестящую такую. Неотразимую, как я.
Качаю головой. Мне стало жаль Стену. Но я не жалела. Ни на миг. Что согласилась отпустить. Ведь я тоже. Не могла представить свою жизнь без свободы.

»» 12.03.15 23:32 ЦАРЬ ОСТРОВОВ. Стена
_________________

Вдохновлялка для Девы с конфетками и косами

Сумасшедший...
Идет беззвучно мягко, как тень иль призрак...
Слуги боятся подходить, когда глава дома Аэтерна прогуливается по когда-то цветущему саду.
Шепчутся
Шепчутся о том, что совсем рехнулся их лорд. Говорят, что душу его с поминальным огнем забрала почившая жена.
Что пропажа дочери – наследницы рода – нарисовала на висках отца снег. И тот разросся со временем, заражая белой краской когда-то темные волосы.
Что стал говорить сам с собой. Что смеется иногда, когда вспоминает о том, как когда-то по лабиринтам сада бегала дочь его.
Хмурится от боли в сердце, когда вспоминает, как за ней цветы распускались.
Сумасшедший, говорят. Безумие им владеет. Как держится на этом свете, неизвестно.
Глаза покрасневшие от бессонницы.
Руки трясущиеся от ранней старости.
Сумасшедшим зовут… кто не знает...
То не боль разума. То боль души.
Скорбит...
Скорбит Правитель дома Аэтерна.
Мог бы, волком завыл.
Может только платить. Платить золотом, камнями. Душу уже продал. Магу продал – когда дочь ему отдавал.
Не верил уже, что найдется.
Не верил, а искал.
Рука сжимает лист бумаги. Губы шепчут, повторяя уже выученный текст...
"Наследница дома Аэтерна найдена живой и здоровой. На острове Греха нашла она свое место. Если прикажет Господин, то место будет уничтожено, а дочь его возвращена в отчий дом"

От веди: Майя, это не дрын, а предпосылка к оному. Это напоминание, тебе есть что играть) Будем считать, что нашли тебя на Греха до того как ты от туда сбежала. Но пойдут по твоему следу. Папа ждет тебя дома. Для чего не знаю. Все в твоих ручках.

»» 16.12.14 20:41 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Мы, смеясь, свои совершим ошибки.
И тогда живущие на покое
Мудрецы нам скажут, что жизнь такое.


А жаль, могли бы разойтись, - еще успела подумать я, прежде, чем мир вокруг нас исчез, закрытый плотной стеной воды.

Мы с Дией одновременно ударили ладонями по зеркальной стене. Оболочка мягко поддалась, будто позволяя нам избежать удара, но не сдвинулась и на полшага, не исчезла.
Где-то за этой стеной раздался яростный рокот воды и смех. Легкий, беспечный. Пробирающий до мурашек вдоль позвонков.
Осознав, что нам не дадут ни сбежать, ни вмешаться, устало прислонилась к стене спиной и взглянула на Дию. Дочь дома Никанорос спокойно и пристально смотрела на край завесы, вынув из ножен оба кинжала, лезвия клинков слабо поблескивали, будто предупреждая о чем-то.
Вот и выбрала что-то нормальное. Обычную жизнь служанки, всего лишь маленькое путешествие домой. Ну конечно.

Первой мыслью было бежать. Мы даже дернулись прочь, но одного взгляда и того, что брошенный Дией кинжал растворился в воздухе было достаточно, чтобы понять, что бежать некуда.
Мы обе искоса взглянули на связанного телохранителя, и я все же сделала первый шаг к темноволосому незнакомцу. Непонятно, зачем мы с Дией пытались встать между ним и Колдером, будто если он сам не справился, мы могли его защитить.
Мужчина (а мужчина ли? человек?) говорил со своей спутницей. Она была светлой, и это внушало толику надежды. Но имела ли она хоть какую-то власть над ним.
- Послушайте, - чуть не закатив глаза от того, как неуверенно прозвучал мой голос и как глупо, вообще, было пытаться вступить в переговоры. - Мы не хотим вам зла, - быстрый взгляд на порез на щеке темноволосого и хмурый в сторону Колдера. - То есть...

Вдалеке раздался лай псов и топот лошадиных копыт. Не знаю, что за битву устроили на поляне эти двое, но это, явно, привлекло внимание людей. Мы с Дией застыли, пальцы впились ногтями в ладонь. Никто не узнает в Дие наследницу дома Никанорос, зато в нас могут распознать многое, даже если среди них нет ни мага, ни обученных.
- Отпустите, - просьба, искренняя, натягивающая внутри струну, переводя взгляд от побледневшей светловолосой девушки к мужчине. - Мы ведь такие же, как и вы, - хотя вряд ли можно было так сказать, но перед лицом охотников это было правдой. - Зачем вам это? Отпустите.
Вдруг этот стоящий передо мной мужчина куда большее зло и несравнимо большая сила, чем вся Гильдия?
Усмешка на его губах не сулила ничего хорошего. Но вот он повел бровью, и освобожденный Коул за нашими спинами вновь чуть ли не зарычал на него. А псы заливались лаем все ближе.
- Бежим! - схватив телохранителя за руку, мы рванули в сторону чащи. Краем глаза успеваю заметить, что незнакомец все же поддерживает девушку под локоть.

Колдер хотел разобраться еще и с этими. Но мы с Дией увлекли его за ближайшее дерево и прижали к нему в четыре руки. Для надежности еще и рот закрыли ладонью, шикнув "тшш". Парень, наверное, от такого хамства опешил, потому позволил.

Кто-то из людей спешился, шаги раздавались все ближе.
Наш новый знакомый со своей спутницей появились рядом, и будто подавая младшему поколению пример, темноволосый притянул девушку к себе, скрестив руки на ее груди, и растворился в воздухе, последней угасла его усмешка.
Колдер тихо выругался сквозь зубы, и нас так же вновь закрыла водная завеса. На этот раз невидимая и прозрачная. Я не была уверена, что так лучше и не почувствует ли это кто-то среди охотников, но замерла и зажмурилась на пару секунд, когда псы подошли слишком близко.
Пес скалился и поводил мордой, тянул запах. Чужой, человеческий или кем мы все были для него. Вот-вот кто-то из охотников заметит и обернется. Я не знала, смогу ли это сделать. Но будто кто-то поддразнивал и направлял.
Окутать нас другим, лесным запахом - запахом отсыревшего дерева у корней и пряной листвы обвившего дерево кустарника, разлитой в воздухе влажности.
Пес дернул пару раз головой и отступил. Мы не позволяли себе выдохнуть, пока не стихли голоса всадников и бой копыт.

Пали обе завесы, отделявшие нас от нашей новой компании.
- Так что там насчет поговорить у костра?
- Все, карты на стол, то есть на пень, - оборачиваюсь к Колдеру, - кто ты?!
- А ты? - не задерживается тот с вопросом в ответ.
- Майя, говорила уже, - ясно понимая, что такого ответа не хватит на этот раз. - я никогда не была чьей-то служанкой и мне очень нужно в Столицу, - упрямое желание узнать, что стало с моим отцом никуда не делось.
- Дариан, - легкий поклон и мужчина подносит ладонь к груди, - джинн, хочу откушать вашего сладкого мальчика, - не скрывая бархатно-дразнящие ноты в голосе.
Реакция Колдера не заставляет себя ждать, он оскаливается и я тут же замечаю, как от запястья к локтю парня выступают наросты острых плавников. Мать всего живого Маа...
- А это Хан, - произносит джинн небрежно, бросив взгляд на светловолосую, которую удерживает в руках, - из Амира. Хочет саблю со Стены, - смотрю на побледневшую девушку, она отвечает слабой улыбкой. Что не так в этих двоих. В этом бережном касании джинна к девушке и в ощущении, что это он и выкачал из нее жизнь.
Нет ничего более странного, чем этот обмен правдой посреди чащи леса.
Рядом раздается смешок:
- Диарина, из дома Никанорос, - ну хоть в чем-то есть постоянство. - Вы тут долго собираетесь стоять в ожидании новой группы охотников?
Колдер поводит головой.
- К северу есть люди, маленькая деревня.
- Как далеко до столицы? - мой вопрос, хоть и странный, ко всем.
- Зависит от того, как быстро ты хочешь добраться, - вновь ухмыляется джинн.
Вспыхнув разворачиваюсь и быстро иду прочь, перебираясь через давно упавшие покрытые мхом стволы деревьев.
- Эй, селянка, так тебе в Столицу или к Темным Башням? - вновь раздается тот же насмешливый голос.
Кажется, вспыхиваю я еще сильнее прежнего.

К вечеру мы набредаем на деревушку, о которой говорил Коул.
Вывеска над дверью трактира покосилась и стерлась размытая временем и проливными дождями.
Устало провожу по лицу ладонью.
- У нас же нет денег.
В ладони Коула тут же, переливаясь в сумеречном свете, появляется жемчужное ожерелье.
- А нужна плата? - усмешка джинна становится привычной. Дариан толкает дверь трактира.

Хан, несмотря на головную боль и слабость, все же находит в себе силы поесть вместе со всеми. Мы с Дией, наконец, просушив одежду, спускаемся тоже. Колдер с джинном обмениваются любовными взглядами через стол. Мда, веселое нас ждет путешествие.
Как ни странно, разговор, поначалу не складывающийся, завязывается сам собой.
- А потом этот...этот, - девушке, явно, не хватает слов, - и говорит, куда торопишься, светленькая...
- Ну Хани и жахнула по нему Правосудием, от всей своей амирской души.

- Почему эта девица, дочь трактирщика, так на тебя смотрит? - сощурившись наблюдаю за поведением девушки, которая вот-вот упадет на колени Колдеру от избытка чувств.
- А наш сладенький мальчик вам не все рассказал? - тут же участливо вклинивается джинн.
Колдер бросает на Дариана еще один испепеляющий взгляд.
Стандартный обмен репликами "сгинь отродье Бездны" - "щаз, еще немного от тебя откушу и сгину, сладкий".
- Он может напеть ей, - наконец, объясняют мне.
- Это выходит просто так, - передергивает плечами Коул.
- Для нее он необъяснимо красив. Нечеловечески. Пугающе, но притягательно.
Еще один пристальный взгляд на тритона.
- Серьезно? - парень как парень, русый, волосы подсохли и торчат во все стороны.
Коул оборачивается, вздернув светлую бровь.
Похоже на шелест волн о гальку прибрежную, напевно, тихо, успокаивающе - так приходит покой. И когда ты свыкаешься с ним, шепот волны становится громче, ощутимее - уже не волны бьются, а голос зовет, да и не голос вовсе, а песня, только язык чужой, незнакомый. Темная глубина, теплая, упадешь в объятья - окутает, волной накроет над головой, убаюкает - будто домой вернулся. Домой...
Мотаю головой, моргнув и вновь увидев залу трактира, огонь свечей да всех, кто был вокруг. Последняя мысль и спасла, я так близко, что уже, кажется, почти готова была обнять тритона.
Хочется сощуриться и высказать все мысли по этому поводу, но вместо этого так же завороженно тянусь ближе и тихо на ухо:
- А жаберки дашь потрогать?
За столом раздается общий смех. Отпив медовухи из маленького кубка, на мгновение будто ловлю на себе чей-то пристальный взгляд. Оборачиваюсь, нет никого.
Повожу плечами, и без моих страхов достаточно опасности. Хотя бы Дариан, сейчас улыбающийся приобняв Хан за плечи.
На мгновение ко мне приходит мысль, что едва ли это более необычно, чем компания перевертышей, близость Гнезда скрывающей все ото всех семьи да вызволение Безе с Солнцем на рынке.
Судьба, видать, такая.

You are the light, you are the night, you are the color of my blood.
You are the cure, you are the pain, you are the only thing I want to touch.

Ищейке дали имя ее, дали тяжелый в оправе серебряной медальон. В зачарованном круге портрета бежала девушка - темные кудри били по хрупкой спине от быстрого бега, солнце схватывало их отсветами рыжины. Она оборачивалась и улыбалась: догонит ли?
Мужчина-заказчик смотрел на кругляш серебра в руке его, будто не мог расстаться. Будто вся жизнь его и вся вера уходили с последним портретом улыбающейся девчонки.
- Я верну его, господин, - обещал ищейка. Он мог дать слово вернуть медальон; вернет ли он девчонку, знать не мог никто.

Тянулось время, нить тянулась. Подгоняемый попутным ветром спешил корабль к острову Греха. Не замеченной тень сошла на берег. Один из многих, странник сел в углу за столик в трактире Хвостатого. Баяли моряки о землях далеких амирских; сплюнув, с проклятием поминали о Севере ненавистном.
- Давно меня не было, девка бегала тут, спорая, кареглазая. Сгинула аль отдали за кого? - легко звучит голос тени, средь других не громче. Тишина же обступила так, что взгляд сына хозяина останавливается на нем, неотрывный.
Отпивает ищейка из кубка хмельного, пожимает плечами: да и бездна с ней, с девчонкой.
Хотел бы уйти - ушел бы от кота не пойманным, но ждет этой встречи ищейка.
- Что тебе нужно от Майи?! - порывист поджарый котяра, горяч.
- Не уследил за девчонкой, других грызешь? - глядя в глаза мальчишки, Джес звать его, кажется.
Опускает голову кот, со всей силы толкнув от себя:
- Сгинь, странник, не уйдешь подобру, - предупреждает тот.
Ищейка смотрит, ждет.
- В день Садов она пропала, - съела вина мальчишку, изнутри съела.
- Может, не пропала еще, - бросает Тень, уже свернув в проулок.
Вьется нить к резным воротам Гнезда, белого, чистого. От пятен крови песком выскобленного. Тянет воздух ищейка, как есть кровью пахнет: застоявшейся, темной. Кровью и страхом.

Открывает и захлопывает крышку резную Тень, сидит в кабаке на рынке. Открывает и снова захлопывает. Ежели там она, за воротами этими, смерть унесла ее в первую ночь. Но если нет? Стоит шагнуть за них - смерть заберет его самого. Много ли веры в рождение новое, мало ли - с этой жизнью расстаться Тень не спешит.
Открывает и захлопывает крышку. Блеснув на грани, лучом золотым в глаза ударило сидевшему рядом. Огрызнулся мужчина, щуплый, дерганый. Щелкнув замком, вновь открывает медальон ищейка. Со свистом вдыхает сосед его. Сплевывает с ненавистью.
- Дрянь!
Не оборачивается на голос ищейка, но подбирается, ждет слов.
- Где украшение взял?
- Что за дело тебе? Своей дорогой иди, - сухо в ответ бросает, ничем себя не выдает.
- Дрянь-девчонка, господина сгубила.
Смотрит ищейка из-под капюшона плаща.
Долго говорит Косма, желчно. Про то, как принес господин девчонку в дом, как в Амир забрал ее. Как пропали они со стоянки у Царя по дороге в Амир, не видел их никто.

Узлами плетется нить, от Царя к Греху и обратно.
Девчонка в Амир с господином не уплыла, сбежала. Говорят, на корабль устроилась. Чей же? В услужение к дочери Честного.
Сощурившись, смотрит ищейка вдаль. И что ж гонит девчонку с места на место, от очага в огонь. Из огня в пучину.
В столицу путь держал Честный, замыкая вязь, за ним, за Ней следует и Тень.

Нет в Столице вестей, сгинула дочь Честного. Единственная, с кораблем в бурю над водой сгинула. Но ждет Честный, знает откуда-то, дочь жива. Мало кому известно, от всех скрывает. Среди ищеек-охотников ходит слух. Высока награда вернувшему дочь отцу. Еще одна дочь, еще одна плата.
Долгий путь, странный путь. Ни с чем вернется ищейка, хоть уже отсыпали монет, вряд ли к ним добавит заказчик. Безумен тот господин, на расправу скор.
Чует ищейка, не верит. Ходит вокруг Столицы, ждет.

Молодые в таверне пьют. Сборище разномастное, сила ходит в них - не человечья, светлая, темная, смутная. Три девицы, два парня. Смеются, травят что-то свое. Девчонка одна стрижена коротко, волосы отросли. Из рабынь? Из беглых. Тянется девчонка к мальчишке светлому, зачарованно, озорство мелькает в глазах и губы вздрагивают в улыбке.

Замирает ищейка.
Открывается орех медальона, захлопывается.

Поселение близ реки

Старая мельница тяжело ворочает колесом под сонный лепет реки. Сколько помню - она всегда вот так, натужно скрипит жерновами, и день, и ночь. Тихо тут, так тихо... Берег зарос сорной травой, свежо и густо. Хочется как раньше, истово вытянуться на зеленой перине, мощно плеснув хвостом, смахивая с тела капли воды. Зарыться бы лицом в духмяные венчики... Но тшшш... нельзя, нельзя. Здесь меня не ждут, здесь нет друзей. Во владениях мужа каждый счастлив сжечь ведьму, чтобы неповадно было этой твари морской соваться в землю господскую. Вырвут косы поселяне, проткнут сердце, что не бьется. Руки мои в крови, алым соцветьем рана в груди.

С мельникова подворья доносятся переливы детских голосов. Иди ко мне... Я прячусь под обрывом и жду, когда он придет. Опять. Он всегда приходит. Это не дружба, и нет у меня слова, чтобы назвать то, что нас связывает. Просто неуемное любопытство одной не очень дальновидной русалки и попавший под ее обаяние мальчик. Изучаю его как книгу, ревностно, въедливо, до последней завитушки в строке. Хрупкий, как цветок. Бесценный. Живое тепло в крошечном тельце. Хочешь посмотреть со мной Фанис? Хочешь, хочешь?.. Назойливую мысль старательно гоню, до хруста сжав пальцы, отбиваясь от соблазна.

- Ну расскажи еще раз про Шахрияра... Ну расскажи-и-и... - настойчиво просит детский голосок, возмущенно сопя в ответ на мое веселое фырканье.
Открываю рот, чтобы начать выплетать новую сказку, но... Челюсть мне хочется захлопнуть едва ли не с лязгом. Губы искривляет презрение. Не удивительно: выпучив и без того круглые глаза, на нас смотрит мать мальчика, словно чудище в моем лице только что выползло из ее самого страшного кошмара. Откуда она, демоны ее забери, взялась? Взгляд женщины переползает с моей обнаженной, полускрытой растрепанной гривой, груди на серебрящийся в солнечных лучах хвост. Она жадно хватает воздух, как выброшенная на берег рыба, и вопит так, что уши закладывает всем на много лиг вокруг. А дальше мне остается лишь восхищаться реакцией мельника - главы семейства, бегущего к нам с вилами наперевес и следующим за ним по пятам старшим сыном с увесистым булыжником в руках.
А что я могу? Улыбнуться чуть насмешливо, чувствуя, как растекается по венам жгучее наслаждение, а чужая злость желчью горчит на языке. Покатать вкус, пробуя, запоминая, и уже шире, наглее ухмыльнуться в искаженные ненавистью лица. Да, я люблю скалить зубы. Прости, родной, твоя жена ничего им не должна и ничем не обязана: ни капли крови, ни слова оправдания. Мое сердце так же не бьется.
Очень просто стрелой уйти в воду, изогнуть тело дугой, ловя течение. Непросто чувствовать жестокую боль между лопаток, от глубоко рассекших кожу вил. В речной воде мало силы.

»» 12.02.15 19:49 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Часто случается так, что судьба стучится в дверь, когда мы того совсем не ждём. Мы не можем не предвидеть её не уж тем более избежать. Сколько бы мы не пытались спасаться бегством или прятаться, судьба, как и смерть, всегда найдут нас.
О’Шьен избирает довольно интересный мне путь. Хотя он и мягко говоря, странный. Признать, что ты не человек, разделить трапезу с дочерью Санвы и сидеть за одним столом с джинном. Обычный такой день жителя безбрежных вод. А медовуха вкусная. Слаааденькая такая… У нас такой нет и жаль. И легко и хоррошо. Вкус отдалённо напоминает зачарованный лес. Свежесть трав и запах цветов, чистейшие воды, что как хрусталь. Жаль, что был так давно, когда был ещё мальком несмышлёным. Даже мерзкий джинн кажется интересным и смешным.. ик..но я ему это не скажу..ик…никому вообще. Воронка из поданной похлёбки куда лучше чем она на вкус. Как её люди едят? Почему тут не подают камбалу? Она такая вкусная! Шикают на меня. Запрещают играть с едой! Злые и нудные, поэтому думаю всё же зачаровать кого-нибудь. Интересно дочь Санвы поддаётся зову? Пока несли новую порцию напитков, протрезвел и мысль призвать воительницу кажется менее привлекательной, не поймёт же шутки, хотя…. Все довольные, как дельфин после удачной охоты на анчоусы. Знали бы они от какого плана отказываюсь, так бы не радовались. Присутствующие в этом заведении были уже хорошо подпиты и можно заняться изучением людей. Вон тот парень у дальнего стола излучал столько тоски. Что сердце сжималось от этого брошенного, покинутого чувства. Его бездна отчаяния похожа на воронку которая засосёт если подплывёшь ближе. Поэтому бежать быстрее к другим чувствам, тем, что как маяк светят ярко, искренне и призывно. О да, парочка молодых человеческих особей зародили искру в себе. Они будто плавают в горячих источниках вод. Страсть. Похоть. Чувственное удовольствие. Вожделение. У них яркие, импульсивные картинки в голове от которых я и сам могу возбудиться. Но, что-то с краю сознания постепенно перекрывает всё это. Штиль чувств и эмоций. В обычной жизни, я бы назвал это подарком, но штиль приходит после шторма или предвещает его. Пытаюсь сосредоточиться сильнее. Рядом совсем отчётливо кричащая нервозность…Люди сложные для чтения.
- Эй, ты в адеквате? – перед глазами пощёлкала пальцами Майя.
- Не совсем…- часто моргаю пытаясь избавиться от чужих ощущений и вернутся в реальность.
- Ты ещё пьяный? – с сомнением в голосе спрашивает Майка и тычит своим пальцем мне по носу...скосил глаза на свой нос и на эту диверсию с её стороны.
- Ты тронула меня!
- Нет, не трогала! – убирает подлая руку за спину.
- Нет, тронула! Зачем ты тронула?
Дочь Санвы потирала устало лоб.
- Значит так. Я сейчас вас двоих трону так, что мало не покажется. Им больше не наливать и пора спать.
Суровая она какая-то…

Сон – прихоть свойственная людям и полнейшая трата времени. А уж бочка с наполненной водой, которая судя по запаху, была не первой свежести вообще издёвка или даже оскорбление для меня. Противна сама мысль залезть туда…Нашли сельдь в бочке. Глядя в полу закрытое окно ставнями. наблюдаю до боли знакомый плащ, который юркнул за угол впереди стоящего дома. Не раздумывая выпрыгиваю через окно и мягко приземлившись спешу за Майей. Она передвигалась перебежками, пытаясь достичь конюшни и оставляла за собою дорожку из страха, нервозности по которой я и шёл. Что её могло так напугать? Уж не открытие о том, что есть тритон, джинн уж точно.

Она пыталась проскользнуть в дверь конюшни, когда на неё со спины напал мужчина в плаще и капюшоне. Пришлось ускориться и оторваться руки от преследователя девушки. Да это же не кто иной, как человек штиль. Заломив его руки и прижал лицо к деревянной двери. Ждал пока Майя откашляется. Блеснув, что-то упало на землю, но моя спутница это подняла. Судьбу этого человека решать не мне. Кровь смывается кровью и если он посмел напасть, судьбу его решит она сама.
- Госпожа узнает вещицу? – издал хриплый смешок пойманный.
Реакции Майи была злость. Которой я поддался выходя из своего озера спокойствия и позволяя её чувству войти в мой разум и руководить мной. Суставы обидчика на пределе, ещё немного и одна рука выйдет из плечевого сустава и за ним вторая.
- Что ты сделал с человеком, которому это принадлежит?
Ярость, как цветок кувшинки распускается и наполняет её, меня, нас всё сильнее.
- Тебе задали вопрос, – и пленник в моих руках взвыл. Немного сломанных пальцев поможет ему начать говорить.
- Эта вещь принадлежит одному знатному человеку. Что ты сделал с ним, вор? Как она могла попасть к тебе? – продолжает она допрос.
- Всего лишь обещал ему вернуть побрякушку, а вместе с ней его дочь.
Неуверенность. Смятение и неверие вытесняют ярость, что бушевала. Люди так непостоянны, наверно стоит привыкнуть.
- От...Аргилий, -ну же девочка, решайся, хочется сказать ей, - отправил вас найти свою дочь?
- Не верите, госпожа Майя?
И мыльный пузырь эмоций и чувств у Майи лопнул.


- Я уйду с ним, - разговор посреди конюшни, пока укладываются небольшие пожитки в седельные сумки.
- Ты уверена, что поступаешь правильно, решившись уйти? А Дия? Столица?
- Я знаю, что не могу ему верить! - прерывает она. - Но у меня нет выбора! Этот медальон действительно принадлежал моему отцу.
- А если это ловушка для тебя?
Погибну. Глупее фразы я не ожидал услышать в этой миленькой головке.
- Ну, что ж. прощания излишни? – подсаживаю девушку в седло.
- Похоже так. Спасибо, остальным скажи…
- Я передам от тебя привет, а ты береги себя.

Про джинна можно забыть, с ним я не разговариваю, дочери Санве всё равно по сути. Осталась одна Дия. Считай привет передан.
Фигуры всадников скрылись с поля зрения, а цокот копыт ещё был слышен мне, когда раздались аплодисменты и из темноты появился джинн.
- Какая трогательная картина, - улыбка у него от уха до уха, - столько накала, эмоций. Просто обалдеть можно!
- Хоть кому-то тут весело, - ответив, я намеривался пройти мимо и скрыться куда-нибудь подальше от джинна до утра. Но у него походу были другие планы. Взявь меня за плечи и развернул в совершенно противоположную сторону он начал быстро говорить и идти.
- Дорогой мой новый друг Коля.
- Кто? – не понял я.
- Ну Колдер это слишком длинно, скучно и обычно. Поэтому я взял на себя смелость модернизировать твоё имя. Но это только в сугубо нашем дружном кружке, на официальных мероприятиях клянусь, что буду называть тебя полным именем. Так о чем же я, - быстрым шагом мы шли черт знает куда и я вс ещё слушал…
- Дариан, - услужливо подсказывает он. Я закатил глаза. То что он копается в моей голове начинает раздражать, - конечно раздражать ты весь напряжён. А ещё эти ночные приключения… Ну, куда это годиться? А столько дел впереди!
- Куда ты меня ведёшь?! – пытаюсь вырваться из его цепких ручёнок.
- Так никуда. Мы уже и пришли, - остановились у какого-то амбара, дома…даже не знаю как сказать, поскольку от него исходила аура – истомы. – Давай, будь смелей и входи. Обещаю тебе понравится, там никто тебя не укусит если ты не просишь.

»» 16.02.15 19:53 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Возвращаясь на Запад, где все началось.

Когда наступает та грань, где кровь с наших рук, алая дань свежевскрытых артерий, не смывает уже ничего. Где слова уже вовсе не голос сердца, касание пальцев, дыхание с губ - только звуки и буквы, бубнеж, ничтожность. Сколько можно оставить от себя самой?

Ладонь, обмотанная затхлой, пропахшей травами тряпицей зажала рот. Ногти, обрезанные неровно, царапнули кожу, воздуха хватило на еще один вздох. Только бы это был конец, - мысль с попыткой вдохнуть, когда сердце рванулось. Только бы не снова боль, бег и попытка спастись. Замок среди холмов и полузабытый стершийся образ отца - увидеть их на мгновение.
Но уже секунду спустя она смогла вздохнуть свободно. Спасение пришло быстро. Как бы ловок ни был поймавший ее мужчина, Колдер был быстрее. Майя обернулась, откашливаясь, прижала к горлу ладонь.
Вывернув руку нападавшего, Колдер придавливал его спину локтем так, что тому пришлось извернуться, чтобы только тритон не сломал ему руку или позвоночник. Человек испытывал боль, но мог терпеть ее, будто и не ждал чего-то другого. Каждая эмоция наемника была написана на его лице, как бы ни был он привычен скрывать их. Во взгляде Колдера, освещенного неровным светом факела из конюшни, напротив, нельзя было прочесть ничего. Разве что сами зрачки обрели серо-стальной цвет бури.

Украшение блеснуло на свету, выпадая из кармана куртки наемника в жидкую дворовую грязь.
Майя нагнулась за ним под цепким взглядом мужчины, дернувшегося в руках Колдера. Оттерла ладонью налипшую грязь и выдохнула еще раз, посмотрела в лицо нападавшего с неверием, удивлением, ожиданием.
- Госпожа узнает вещицу? - хриплый смех и отрывистый выкрик, когда тритон вывернул ему руку так, что Майя удивилась, что не раздался треск надломленной кости.
- Что ты сделал с человеком, которому это принадлежит? - медленно по складам. Даже годы спустя, безошибочно подушечкой пальца нащупывая замок.
Довольная ухмылка ищейки не сулит ничего хорошего.

- Эта вещь принадлежит одному знатному человеку. Что ты сделал с ним, вор? Как она могла попасть к тебе?
Майя не хочет верить в то, что отец продал бы медальон.
- Всего лишь обещал ему вернуть побрякушку, - отвечает, ухмыльнувшись. - А вместе с ней его дочь, - не упуская ни одной эмоции на лице девчонки, скрывать их она совсем не умеет.
- От...Аргилий, - внимательный взгляд, пока Майя пытается сложить все вместе, - отправил вас найти свою дочь?
- Не верите, госпожа Майя? - глядя в ее глаза своими иссиня-серыми.
Если только тот господин еще не сошел с ума за то время, что длились поиски.

- Я уйду с ним, - разговор, пока Колдер все так же не спускает с наемника взгляд.

- Я знаю, что не могу ему верить! - прерывает она. - Но у меня нет выбора! Этот медальон действительно принадлежал моему отцу.

Погибну. Тритон кривится, она и забыла, что он слышит каждую мысль, каждое ее решение.

Короткое и очень тихое "спасибо".
_______
После долгого и изнурительного пути через горы и по тропам ближе к деревням Запад возвращается к ней в бескрайности, до самого горизонта, вересковых полей. Ищейка не думал, что девчонка выдержит путь. Но та оказалась вынослива не в пример другим.
С горьковато-терпким запахом меда, розовым, сиренево-синим покровом холмов Майя вновь обретает дом. Дорога через мост, за внешнюю стену, в кольцо внутреннего двора. Спрыгнуть с лошади, бросить поводья слуге и, забыв об ищейке, который должен вести ее, смотреть вверх на крепостные стены родного дома, вокруг себя, пытаясь узнать и вспомнить, заметить и вычленить сразу, что изменилось. Отец искал ее. Важно ли, для чего: обнять ее снова или убить. Он искал ее. Ищейка позволяет ей идти впереди под удивленными взглядами слуг: не так часто им случалось видеть за последние годы в замке женщину. Женщину, так стремящуюся увидеть господина, что она забывает об усталости, о тяжести дорожного плаща и даже не думает смыть пыль с лица и рук. Женщину, которая так верно знает дорогу.
Стража, признав ищейку, расступается, пропуская их в залу. Последний шаг.

Она замирает, выдохнув, недоверчиво всматривается в черты лица человека, которого все эти годы звать отцом могла только во сне. Вопреки возгласу мужчины от окна, Майя стремительно делает шаг навстречу, отец не мог ее не узнать.
- Отец, - голос едва не дрогнул, - совсем зарос, - коснувшись ладонью его щеки, задыхаясь от боли, от нежности, от желания быть принятой в ответ. После стольких лет сказать именно это...такая глупость.
Отец все смотрит и не говорит ни слова. Так, что сердце ее замирает, готовое оборваться в частом своем биении.
Аргилий смотрит слишком долго и пристально. Пока она не понимает, что в этих некогда горящих жизнью синих глазах, ныне вскрытых алыми прожилками, не осталось разума. Он смотрит сквозь нее. Ее саму он не видит.
- Устроим турнир, Баристан! - сильный здоровый голос не вяжется с ужасом, сковавшим ее. - Объяви глашатаям, пусть кинут клич. Созывайте воинов. Давно, давно не брали мы в руки оружие, нельзя забывать нашим воинам умение! - от ее рук Аргилий делает шаг к мужчине у окна, бьет его по плечу. - Лучших зови из своих молодых, Баристан! Госпоже немедля скажу я готовить пир!
Он думает, что ее мать, его жена жива. Он живет в своем прошлом.
- Как вы решились их пропустить? - окрик страже у дверей. - Кто вы и что вам нужно здесь? - обращается к ней тот, кого отец зовет Баристаном, слуга или друг отца. - Вот уже третий месяц Аргилий не узнает никого, - продолжает мужчина, усадив ее отца обратно в кресло. - Последние из воинов на службе у него отправили мне весть, потому я здесь. Баристан Рейли, рыцарь дома Эйвиос, когда-то мы несли службу вместе. Вы первая, кому он позволил коснуться за многие дни, не подпускает к себе слуг. Меня - только, когда совпадаю с его видениями. Так кто же вы?
- Майя Аргилий АрРен, - она отводит взгляд от отца, чтобы посмотреть в лицо воину. - Его дочь.
Гримаса на лице мужчины:
- Еще одна? Госпожа, вы, должно быть, шестая. И только за последний месяц. С тех пор, как отправились на безнадежные поиски дочери АрРена, здесь его дочерей перебывало больше, чем я могу себе представить. Это и свело беднягу с ума.
Ищейка за спиной Майи молчит, потому она говорит сама. И голос ее крепнет, она, наконец-то, дома, и ей во что бы то ни стало надо помочь отцу.
- Я родилась в 577 году со времен Великой Травли. На том, чтобы дать мне именно это имя, настояла бабушка, мать моей матери. Моя мать Мадлена, из рода Рэдвин, что в замке у лесного предела. Я знаю каждый камень в этой крепости. Знаю каждый лист дерева на гобелене в главном зале. Моя бабка, Алейн Рэдвин, если она еще жива, она видела меня ребенком. Вы должны позволить мне помочь ему.
Мужчина недоверчиво качает головой.
- Это может узнать любая служанка при знатном доме Запада. Сам я служил в Северных землях и никогда не видел дочь АрРена. Ни одна из ваших предшественниц на это не согласилась, но если вы желаете остаться и вы действительно Майя, это решит малый совет семей. Если вы Майя, найдется кто-нибудь, кто узнает вас. Путешествие к Алейне Рэдвин в лесной предел слишком небезопасно, чтобы писать ей о каждой самозванке, решившей назвать себя именем ее внучки.

Ищейка остался в замке до решения совета, пока не спешил он вернуть медальон АрРену, неделю мог подождать.

»» 16.02.15 03:02 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир

Да будет все истинным, да превратится в танец. В кого я вселюсь и кем обернусь еще? Ты просишь цветов - мы станем с тобой цветами. Ты хочешь найти меня – так начинай отсчет.

Майя говорила с отцом бесконечно.
- Ты помнишь, о ты, конечно, помнишь, - она сидит на кровати, укрытой разметавшимся подолом ее платья и ткани нижних юбок, притянув отца к себе ближе, так чтобы он опирался спиной, положив голову ей на плечо. Перебирает пальцами некогда темные, посеребренные пряди и говорит. Голосом едва слышным, уводящим его сгорающий разум далеко-далеко оттуда.
- Как в день урожая мама всегда надевала платье красное, как догорающее солнце. И ты сам всегда плел ей венок из веток и ягод. Они горели в отсветах костра, и мама смеялась. Не тихо и ясно, как в другие дни, - заливисто, громко. И ты кружил ее в танце, дудки не смолкали до самого утра. Помнишь, я засыпала, укрытая твоим плащом, и на утро меня всегда поили сладким древесным соком. Помнишь, как все мы ждали, когда же будет молодой мед.
- Помнишь? - она все говорит, пока мужчина, склонившись к ней ближе, чтобы не потерять ни одно ее слово, следует за ней по выложенным камнями дорожкам сада. - Как ты устраивал турнир и сир Руфус, запутавшись в шарфе своей дамы, упал с коня раньше, чем смог поднять на противника копье? - в глубине выцветших глаз отца тень улыбки, узнавания. - Мама тогда спасла его от ваших бесконечных насмешек, усадив по левую руку от себя.
- Помнишь, ты впервые привез мне из Столицы куклу, - пока отец держит ее руки в своих ладонях, - мне тогда, кажется, было восемь. Она была совсем, как настоящая. С фарфоровыми ручками и ножками в башмаках. И платье ее было с лентами, сшитое по последней столичной моде.
Когда в Столице еще носили такие платья,- с горечью думает она.
- Девять.
Сжав пальцы, согретые в его руках, Майя всматривается в лицо отца.
- Тебе было девять, Майя.

- Когда-то давно на Грехе я слышала, что души неизлечимы. Что, возможно, только одна душа и может излечить другую, - Майя сидит у кровати спящего отца, ладонь ее бережно касается его щеки. Так он спокойнее, так лучше спит.
- А ваша душа, госпожа? - голос мужчины, стоящего рядом. - Она излечилась?
Ей не услышать, что он хочет сказать. Она давно уже слышит только себя.
- Ты слышишь, Драгомир? - она поднимает к нему лицо, - Как тихо, как славно он спит.
Мужчина всматривается в бледное лицо женщины у своих ног: бессонные ночи подле отца иссушили ее, тени залегли у глаз; потрескались, кажется, даже уголки ее мягких губ.
Сильнее любых ее слов его изводит желание коснуться пальцами этих трещинок в уголках ее улыбки.

Говорят, когда люди уходят, Маа навевает своим детям сон, дрему, в которой нет боли и они счастливы - так, как видели свое счастье сами. Майе давно ничего не снится. Идет время, больше не плавится и не течет, движется медленной поступью. Все длиннее ее темные волосы. Скоро, как прежде, закроют спину.

Восстание перевертышей на Грехе захлебнулось, так и не начавшись. Амулет, часть его, отданную шаманкой Майе, она сберегла, но не узнала его предназначение. Сны больше не тревожили ее, и с той ночи, когда Майя заснула у стены, чернильные пятна никогда больше не оставляли символы на ее руке. Все стихло.

Солнце догорает, бросив последний луч в витраж башенного окна. Преломившись, тот падает цветным рисунком на шелк застеленной одеялом кровати, на светлую кожу босой ноги, на край смятого зеленого платья, на кончик туго заплетенной косы, высветив темные волосы ржавчиной.
Маленькая женщина спит, закрывшись руками и подтянув колени к груди. Спит. Кто знает, что ждет ее впереди.

За пределами внешней стены темноволосый мужчина поднимает голову, подставив лицо первым сорвавшимся каплям дождя, натягивает поводья, торопясь вернуться домой. Ему еще предстоит изображать примерного мальчика перед Алейной Рэдвин, говорят, бабка Майи вполне в силе и точно устроит ему испытания на твердость намерений.

***

С пристани спугну чаек,
В лавочке куплю специй.
Я в тебе души не чаю -
Я тебя кормлю сердцем.

Как тебе подать? С кровью?
Сладко ли тебе? Терпко?

- Ты не любила его. Тебе не было нужно. Ты всегда любила не его, другого.
Закрыть глаза, вдохнуть глубоко-глубоко до рези в боку и пятен перед глазами, выдохнуть.
- Да! - ожесточенно, искренне, отметая всю боль и попытки любить, залечить, сберечь. - Да, - улыбаясь жестоко, наконец, ощущая, как сердце снова ударит в глотке. - Я любила другого, я всегда любила только его одного.

Мужчина темноволосый, пряди неровно падают на косые скулы. Она бежит к нему, путаясь в подоле длинного сарафана и заливаясь смехом, падает на песок. Не на Него, но рядом. Он не оборачивается, только лениво зажмурившись, ждет. Как обнимет его. И расскажет ему все.
Она не будет ни злой, ни пустой, ни выжженной. Будто только сегодня встреченной: сметающей все на своем пути, целующей жадно, живой.
Ладонью вверх по его спине, по выступающим позвонкам. Так, что сердце бьется о ребра и пальцы дрогнут.
Без памяти, без имени, без дома и места. Как он всегда хотел.
- Я люблю тебя, - тихо, уткнувшись лицом в затылок.
Я люблю. Я люблю тебя! - легко, беззаботно, не думая уже ни о чем. Во все легкие, глядя в синее небо, ликующе. - Я люблю тебя!
Крик маленькой женщины из далекого прошлого.

Даже пахнут они
Совершенно не нами
Значительно лучше нас.

 » Праздник плодородия. Мини-Эпизод

Ленивое солнце поднимается над Западом. Дотрагивается еле-еле своим светом крыш домов и башен.
Его свет встречают петухи. Громко кричат они свою песнь. В каждую светлицу отправляя весть, что утро пришло, что пора раскрывать свои очи. Пора готовиться к празднику.
Ночная нега сменяется приятной суетой.
Женщины да мужики просыпаются и кидаются по делам.
Бабы готовят тесто из ржаной, гречишной и нутовой муки. Месят тонкое, жидкое на оладьи и лепешки. Круглые да горячие как солнце. Пропитывают пахучим маслом и медом. И те тают во рту. Такое угощение хорошо хранится и насыщает. День ведь будет длинным. Столько дел нужно делать. Для такого силы нужны.
Сначала завтрак, готовка для вечернего праздника. А еще и на ярмарку сходить надо. Да и кто баню затопит? Кто за травами лечебными сбегает, как не хозяйка очага?
Мужики тоже не прохлаждаются. Кто собирает телегу кто во что горазд: расписными глиняными горшками, маслом, молоком, хлебом да хлопком. Везут все в замок "Песнь девы," там скоро откроется ярмарка. Можно будет и купить, и выменять подарок хоть для жены, хоть для девы черноокой.
А вот в кузне слышен звон работы. В этот день не куют оружие. Но мастера в этих местах могут делать невиданные изделия из кованого железа.
Где-то вдалеке слышны пение свирели и детский смех. Дети не могут ждать вечера. Им сейчас же хочется пробежаться по лугу, обмочить утренней росой босые ноги. Да пуститься в пляс. Праздник же! Праздник)

Уважаемые игроки Забытого мира. В нашей мине-игре наступило утро. Просыпайтесь. Дела все переделать надо.

Время в игре: утро-день.
Добро пожаловать в игру.

»» 09.03.15 23:13 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Быстро выросла стопка с лепешками. Толстые вышли. Сладкие.
Пальцы обжигают, когда кусочек отламываешь и в рот кладешь.
А если с сыром соленым да с травами прикусывать - одна сплошная радость.
Быстро пропадают лепешки одна за другой.
Воруют их домашние.
Треснешь одного-второго по рукам чтобы не воровали хлеб. А они только смеются.
Ругаешься в слух.
Улыбаешься про себя.
Бурчишь, чтобы приходили и как люди белые ели за столом. Но те как будто и не слышат.
Хвать лепешку со стола и бегом с глаз моих сбегут. Говорю, что огрею в следующий раз палкой.
Не верят. Зря. Я ведь могу и по лбу дать...
Стара ты, Ляля стала. Будто сама не помнишь как хлеб на бегу вкусен.
- Ляля, не хмурь лоб - морщинки появятся. - Слышу позади.
Вот зараза вредная - думаю про себя смотря на Бажену дочь старосты - дядьки моего.
Та чирикает смехом и клюет как птаха еду, что уже наготовили мы с поварихой.
Здесь кусок, тут кусочек. Пичужка
-Ты чего волосы не убрала? - говорю любуюсь локонами золотыми.
Та глаза закатывает недовольно. Хихикают ее подруги, что толпятся на кухне.
- А я не стара еще чтоб красоту свою прятать. - Говорит.
Убираю прядь черную непослушную под платок.
Выгоняю девок вон. Нечего тут мне порядки мои бабские нарушать. Я тут хозяйка или нет?
На правах птичьих. Но хозяйка.

Ластится кот к ногам. Трется.
Еще один вор по мою душу, приперся. Беру на руки. Поглаживаю пальцами меж ушей. Сметаной угощаю.
Говорят в праздник надо к животине по доброму быть. Тогда тебе и любовь придет. И счастье.
Врут.
Да и кто знает что такое бабское счастье? По мне так вот оно.
Осматриваю пустую кухню.
Выдыхаю устало.
Надо еще хлеба приготовить. На праздник много хлеба не бывает...

»» 10.03.15 01:47 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Ромашковое, укропное, с шишками хмеля, молочное, медовое, мятное. Пожалуй, хватит. Ещё малость розового и жасминового есть, но это мыло для дам из замка – с них можно и подороже взять.
- Виорела, живо есть! – донесся из кухни строгий голос бабушки, перекрытый басовитым «мяу».
- Ты-то как сюда пробрался, чудо, я же дверь закрывала! – крупный огненно-рыжий котище лишь потёрся о мои ноги, пренебрежительно дёрнув кончиком хвоста, мол, «велика ли трудность».
Подхватив Рыжика на руки, я вышла из зелейной кладовки – предпраздничные денёчки для травницы самые жаркие. Вчера до полуночи ворота не закрывались, и как только девицы в дверях локтями не сталкивались – каждой к празднику хочется красивой быть да приятно пахнуть.
На деревянном блюде посреди стола уже возвышалась стопка румяных, смазанных маслом, лепёшек, рядом красовался кувшин молока и две мисочки – с мёдом и сметаной.
Бабушка опустилась на скамью напротив меня, налила молока и разломила лепёшку. Рыжик, потянувшийся было мордой к сметане, спасаясь от её строгого взгляда, шустро спрыгнул на пол и не спеша отправился к своей миске.
Я откусила кусочек и блаженно зажмурилась – хлеб словно таял во рту.
- Ешь как следует, день нынче долгий будет. Да смотри, в лесу не задерживайся, Вела.
- Бабулечка, но я же на минутку. До родника и обратно. Серебряная вода вся кончилась. Пока принесу, пока поставлю, к вечеру хоть малость, но будет.
- Замуж тебе пора, пока не поздно. Потом от воли тяжело отвыкать будет.
Я едва не подавилась молоком:
- Женятся ради щей, замуж идут ради мяса. Так у меня полон лес добытчиков. Надо будет – прямо к дверям принесут.
- Ладно, боги с тобой, позавтракаешь и ступай.
_________________

Много сокровищ в сундуках у девиц найти можно.
И платки, и ленты, и шали.
Вот бусы коралловые - отец подарил, когда еще девчонкой была.
Вот гребень, из кости какой не помню. Гладкий. Нежный на касания. Зубцы острые, густые волосы ласкать могут.
Брошь. Литой Элинниум.
Не буду трогать. Больно станет. Не до слез сейчас.
Зеркальце. Маленькое - в ладонь поместится может. Дорогое.
Посмотрюсь в него. Улыбнусь. Рожу скорчу. Кончик носа пальцем подопру делая задиристым.
Присмотрюсь получше. Нахмурюсь отражению, грусть в глазах поймаю.

Что ж ты, поганое, красоту мою женскую с каждым разом все больше и больше воруешь?
Что ж ты... Дорисовываешь линии на лице моим кривые. Аль молодой не нравлюсь?
Нежности в тебе нет... одна правда.
Столько лет вместе. Неужели сложно врать научиться?
Я научу тебя.
Видишь, глаза вот-вот слезу прольют?
А теперь смотри как улыбка на губах растянется. Как лицо изменится. Хороша стала?
Хорошо маска на лицо легла? Хорошо.
Вот запомни, зеркало, как врать надо. И не смей мне правду показывать.
Не смей!

Спрячу зеркало в складках платья. Монет горсть в кошель соберу. На ярмарку без денег нельзя.
Платок с головы уберу на выходе из дома. Разлохматятся волосы темные по плечам. Дикая буду сегодня.
_________________

Заплутал ветерок по лесу, заморочился, кронами деревьев прошуршал, послушал, как веточки тонкие хлещут листочками друг по другу, как его поминают. В небеса рванул к макушкам вековых елей, все иголочки пересчитал с верху до низу, да присел на одной. Небо нынче ясное да голубое, моя заслуга, полночи да вечер прошлый гонял тучки черные из стороны в сторону, умаялся.
Так бы и день провел, бестелесным с пера одного облака на другое кочуя, да шум на края леса, больно живой да громкий, люди спешат, радуются. Гомон стоит праздничный, дети пятками голыми сверкают бегают у кромки леса хохочат, то яблоко друг дружке кинут то вишневой косточкой запустят. Склонил голову на бок, задумался. Уж больно счастливы все так и хочется разведать, что да как, но и выходить к людям боязно.
На сотни потоков делиться тело, расплетают волосы порывами ветреными, проношусь теплыми дугами над полями, каждого мальчишку вихрами завивая, каждую молодую девчушку по кудрям гладя. Добрые они, радостные, и мне от этого хорошо не скрою.
В окно крайней избенки заглянул, темноволосая красавица в зеркало глядится, да недовольно морщится, изъяны в красе своей ищет, плечами ведет, да прячет отражение свое в складках юбки.
Вот старушка ворчит на мою старую знакомую, часто ловил я ее у родника, играя дул на воду, каплями на ладони брызжа, ветки с цветками липовыми по весне к лицу склоняя.
Радостные все вокруг, суматошные. Поддавшись порыву общему, обретаю телесную форму, за кривым коровьем сараем притаившись. Лупает глазами телка, равнодушно жует сено, не удивил ее новый гость.

»» 10.03.15 14:41 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Славный денёк выдался – в такой прогулка только в радость. Лепёшку - за пазуху, ведро в руку, только бы никакая страдалица с вдруг вскочившим на носу прыщом по дороге не поймала, а то придётся возвращаться да зелье лечебное подбирать.
Из ворот я вышмыгнула мышкой, благо, издавна так заведено, что селится травница на околице, к лесу поближе. Любимая тропка за ночь никуда не убежала, где была, там и осталась, покатилась клубочком, уводя к зелёной стене леса. Теперь бы самой никого не встретить, а то стану плохой приметой.
_________________

Путается в огненно-рыжих локонах гребень костяной. Тяжелые мокрые волосы обдувает ветром, обсыхают. Сижу на камне средь тины да камышей высоких. Тяну песню о русалочьей жизни. Хвостом рыбьим воду мучу озерную. И все гляжу на село, что к самой воде тянется вереницей покосившихся домиков с соломенными крышами.
На берегу шумно, лодки, люди. Странные они, не понятные. Живут себе в избах этих, суетятся, неводами рыбу пугают, пашни засевают большие, колосящиеся, лес тревожат, обирают, будто все им мало. А в иные дни водят хороводы на берегу озера, костры до небес у самой воды палят, прыгают через них, веселятся, песни поют. Они зовут это ярмарочным днем. Наряжаются, куличи пекут, бойко торгуют, с задором. Смотрю на них и диву даюсь. Не разумею.
Солнышко припекает, высыхает густая копна, песня моя смолкает. Хвост превращается в ноги. Оставив родимый дом, на бережок ступаю, платье свое ищу. Украдены вещи девицы были три дня назад, сегодня я, чаровница, надену ее наряд. От имени букву откинув, сегодня селянка Лиля, хочу я к людскому теплу. Буду водить хороводы, петь и венки плести, буду смеяться в волю или искать любви.
А люди уже так близко, иду на их радость и смех. Я предвкушаю вечер забав и мирских утех.
_________________