Боль

 » Глава XI

- Охотно верю - я не была в Венеции десять лет! – воскликнула певица и тут же смущенно замолчала, увидев, как по лицу собеседника пробежала тень.
- Я, пожалуй, распоряжусь принести чай, - Анна пришла на помощь Джемме.
- Спасибо, Анна, – Табальони оценила старания своей компаньонки, – чай будет как нельзя кстати.
Увидев, что ситуация разрядилась, Анна облегченно вздохнула и вышла.
За чаем, к которому по приглашению Джеммы присоединилась Анна, завязался непринужденный разговор. К своему удивлению девушка поняла, что ее нисколько не тяготит общество графа. Его Светлость вел себя просто, естественно, в нем не было снобизма, присущего представителям высшего света, и он не подчеркивал своего превосходства перед собеседницами. Услышав, как Анна интересовалась историей Соломенного моста, граф пояснил – по одной из легенд на этом месте когда-то жил торговец соломой, таким образом мост получил свое название.
Время пролетело незаметно, а после чаепития граф откланялся, сославшись на неотложные дела, пообещав Джемме прислать завтра контракт.
Оставшись вдвоем с компаньонкой, певица сказала:
- Вы действительно обладаете прекрасным голосом, Анна, Вы поразили не только меня, но и графа д’Эльяно, а его трудно удивить. Немного уроков, и Вы сможете с успехом выступать на сцене Ла Скала, со временем став достойной заменой стареющей Табальони. Что Вы об этом думаете?
- Единственное, что я могу ответить на это – никогда! – решительно сказала Анна. – У меня нет ни малейшего желания быть актрисой, этого хотел мой воспитатель, а не я. Меня больше всего устраивает тихая, спокойная жизнь, публичность и постороннее внимание мне не по душе.
- Сколько талантов потерял театр из-за человеческой скромности, – рассмеялась Джемма. –Я ни на чем не настаиваю, но если Вы не против, могу дать Вам несколько уроков вокала, тогда Ваш голос будет звучать поистине божественно.
- Благодарю Вас, – Анна оживилась, – я действительно очень люблю петь.
- Вот и отлично, – актриса похлопала ее по руке. – Только после возвращения в Милан. Здесь я буду слишком занята.
Работы у Джеммы в самом деле было очень много, репетиции шли полным ходом, занимая почти все время примадонны, ей едва-едва удавалось отдохнуть.
Наконец день премьеры настал. Зрительный зал был полон: элегантные наряды, драгоценности и орденские ленты в позолоченных ложах, лорнеты и бинокли в руках щеголей из партера, и скромная галерка, на которой толпились, пожалуй, самые тонкие ценители искусства, готовые простоять несколько часов ради удовольствия услышать неповторимый голос Табальони.
Анна наслаждалась игрой актеров из-за кулис, как это часто бывало в Ла Скала, но это вовсе не мешало ей получать удовольствие от увиденного.
Успех был просто грандиозным: аплодисменты гремели не смолкая, актеры устали выходить на поклон, а коридор перед гримерной Джеммы был заставлен корзинами с цветами.
По заведенной традиции Табальони осталась на ужин в честь премьеры – Анна же стала собираться обратно в гостиницу. Хотелось отдохнуть от шумной суеты, посидев в тишине и одиночестве.
Выйдя из театра, девушка окинула взглядом забитую экипажами улицу, размышляя, как лучше добраться до гостиницы. Проще всего было сесть в одну из гондол, однако ей было боязно. Мало ли кто мог управлять этой лодкой, а где найти извозчика, она не знала. Анна никак не могла решить, что ей делать и уже порядком продрогла, когда за спиной раздалось:
- Добрый вечер, сеньорина. Рад снова видеть Вас.
Удивленная Анна обернулась и увидела графа д’Эльяно, по всей видимости, недавно вышедшего из театра.
- Почему Вы одна? – спросил он. – Молодым особам довольно опасно оставаться на ночной улице в одиночестве.
- Ваша Светлость, – Анна присела в реверансе, – просто я решила вернуться в гостиницу.
- И Джемма отпустила Вас одну?!
- Она осталась в театре, на ужин в ее честь. Я не стала отвлекать ее такими пустяками.
- Безопасность – вовсе не пустяк, сеньорина. Венеция опасный город, особенно в ночное время, поэтому позвольте предложить Вам мою гондолу.
- Мне право неловко беспокоить Вашу Светлость заботами о своей персоне, – скромно ответила девушка.
- Никакого беспокойства, Анна, – ответил граф. – Поверьте, Джемма мне никогда не простит, если я оставлю ее компаньонку одну на улице безо всякой помощи. Прошу Вас, – мужчина указал на черную лодку, самую большую из всех, что были у причала.
Немного поколебавшись, девушка подошла к мраморному парапету и остановилась. Она не решалась ступить на раскачивающуюся гондолу, боясь упасть, но граф, уверенно шагнув через бортик лодки, протянул ей руку, помогая перебраться, а после галантно усадил на обитое бархатом сиденье, и гондола, легко отчалив, заскользила по каналу.
Ночной город разительно отличался от дневного: казавшиеся великанами громады мостов и темные палаццо с закрытыми окнами создавали атмосферу таинственности не менее волнующую, чем романтика дня. Чувствуя себя в начале несколько скованно в обществе графа, Анна быстро расслабилась, слушая его рассказы о достопримечательностях города. Паоло д’Эльяно оказался человеком образованным, к тому же отлично знающим историю. Речь его была проста и занимательна, что резко отличало графа от представителей российского бомонда с их аристократическим высокомерием. Анне было легко рядом с ним, словно они были знакомы долгое время. Она даже забыла о его статусе одного из самых влиятельных людей города, с интересом расспрашивая попутчика, не боясь показаться глупой или наивной. Время в разговоре пролетело незаметно, и вот уже нос лодки легонько стукнулся о причал возле гостиницы. Граф помог девушке сойти на землю, проводил до самого входа, а после распрощался. Оказавшись в безопасности надежного убежища, девушка облегченно вздохнула и отправилась к себе. Она чувствовала себя усталой, но спокойной, на душе было тихо-безмятежно, как в детстве, когда она не знала горестей жизни.
Джемма задерживалась, и Анна, подождав еще немного, ушла отдыхать, впервые за долгое время заснув без пугающих сновидений. Она не слышала, как вернулась Джемма, а проснувшись утром, почувствовала себя полной сил, словно не было прошедшего утомительного дня премьеры.
За завтраком Табальони попеняла ей за то, что она ушла с ужина, сказав:
- Я очень беспокоилась о Вас. Одна ночью, да еще в таком городе, как Венеция. Вы подвергали себя большому риску, Анна! Скажите, каким образом Вы добрались до гостиницы?
- Благодаря графу д’Эльяно совершенно безопасно. Его Светлость был весьма добр, предложив довести меня сюда.
- В самом деле? – певица взглянула на нее с любопытством. – Надо будет поблагодарить графа. Это очень благородно с его стороны. Похоже, Вы произвели на него впечатление, Анна.
- Как Вы можете думать такое, Джемма, – смутилась девушка. – Просто граф посочувствовал мне, он очень порядочный и воспитанный человек.
- Вам понравилось его общество? – поинтересовалась покровительница.
- Не буду скрывать – оно приятно, – Анна утвердительно кивнула, – я не заметила в нем столь привычных для меня в России пренебрежения и надменности.
- Видите ли, моя дорогая, венецианская аристократия не является потомками владетельных правителей, как российская, это потомки торговцев и пиратов. Им, конечно, тоже присущ снобизм, однако не в такой степени.
- Может быть, – Анна неопределенно пожала плечами, – но подобное поведение вовсе не лишает их благородства.
После завтрака Табальони отправилась в театр. Работы по-прежнему хватало, как на сцене, так и вне ее. Спектакли, ужины, приемы, толпы поклонников – все это требовало немалых сил от них обеих. Джемма была полностью поглощена спектаклями, а компаньонка по мере сил старалась облегчить ей жизнь. Занималась бумагами, подготавливала приемы, даже работу с костюмерами взяла на себя.
Во всей этой суете она уже не вспоминала о встрече с графом, когда он сам напомнил о себе, явившись в гостиничный номер с приглашением на бал, который он давал по случаю открытия сезона.
К огромному удивлению Анны, приглашение было не только для примадонны, но и для нее.
- Что мне делать, Джемма? – воскликнула девушка, когда граф ушел. – Я не могу пойти на этот бал.
- Вы с ума сошли, дорогая! – всплеснула руками певица. – Его Светлость лично пригласил Вас. Отказаться – значит оскорбить графа. Вам прекрасно известны правила хорошего тона.
- У меня нет права там находиться, – Анна опустила голову, – Вы ведь об этом знаете.
- Я знаю только одно – Вы приглашены, а я ни за что не позволю Вам пропустить бал. Вы там будете, это решено!
- У меня даже нет подходящего платья, – Анна судорожно цеплялась за последний аргумент.
- Велика беда – нет платья! Неужели Вы думаете, что в славной Венеции не найдется магазинов дамских нарядов? – рассмеялась Джемма. – Завтра же займемся поисками подходящего туалета.
Понимая – Джемму не переспорить, Анна только обреченно вздохнула, больше не пытаясь протестовать. В конце концов, она может тихо посидеть где-нибудь в укромном уголке, пока ее покровительница будет веселиться.
На следующий день, не откладывая дела в долгий ящик, Джемма настояла на походе по магазинам. Но поскольку Анна не проявляла ни малейшего интереса, разглядывая облака тюля, атласа и грогрона, то она взялась за дело сама. Выбранное ею платье белого шелка с небольшим декольте, украшенное скромным серебряным шитьем, удивительным образом подчеркивало нежную красоту девушки. Помимо платья были куплены высокие белые перчатки и прелестные туфельки, стоимость которых едва ли не превышала цены платья. На все протесты своей компаньонки Джемма весело отвечала:
- Дорогая, обувью нельзя пренебрегать. Это наше секретное оружие, поэтому не стоит на нем экономить.
Осмотрев покупки еще раз и окончательно удостоверившись, что ничего не забыто, она предложила Анне зайти в ближайшую кондитерскую – отметить покупки кофе с пирожными.
Последующие дни пролетели незаметно, и вот уже Анна стояла в гостиной, полностью готовая к выходу, дожидаясь Джемму, которая задерживалась со сборами. Через несколько минут дверь распахнулась, и актриса, войдя в комнату, окинула девушку взыскательным взглядом, а после одобрительно кивнула. Анна в самом деле была невероятно хороша в этом платье, с жемчугами на шее и волосами, собранными в элегантную прическу, украшенную фиалками, под цвет глаз девушки. Она сама напоминала этот хрупкий нежный цветок, вызывая желание заботиться о ней, оберегая от всех напастей. Еще раз одобрительно кивнув, Джемма сказала:
- Пойдемте, Анна, сеньор граф прислал за нами гондолу.
Больше не споря, девушка набросила на плечи теплую пелерину, направляясь к выходу вслед за Джеммой.
Принадлежавший графу Ка Дандоло светился огнями, отражающимися в водах Гранд-Канала. Нарядная толпа гостей, шум подъезжающих экипажей, масса лодок у причала говорили о размахе праздника. Немного робея, Анна вступила под своды одного из самых известных палаццо города, знаменитого богатством убранства и коллекцией произведений искусства, оцениваемой знатоками не в один десяток миллионов дукатов. Ка Дандоло действительно соответствовал своей славе: мрамор, позолоченная бронза, бархат, парча не говорили, а кричали о богатстве хозяина, который встречал гостей у входа в бальный зал. Сказав несколько приветственных слов Табальони, он посмотрел на ее спутницу каким-то странным взглядом и сказал:
- Добро пожаловать, сеньорина. Надеюсь – Вам не придется сегодня скучать.
- Благодарю за честь, Ваша Светлость, – Анна опустилась в грациозном реверансе, – уверена – мне будет очень весело на вашем балу.
И они отошли, давая место другим гостям.
Проходя по залу, Анна спросила у певицы:
- Скажите, Джемма, почему граф встречает гостей в одиночестве, где же графиня д’Эльяно?
- Графиня умерла почти десять лет назад, – Джемма слегка нахмурилась, – граф уже много лет бездетный вдовец, к тому же очень выгодная партия для любой представительницы бомонда, впрочем, еще ни одной из них не удалось довести его до алтаря во второй раз.
На этом разговор прервался, Джемму обступили гости, рассыпаясь в похвалах и комплиментах, а Анна, воспользовавшись этим, поспешила найти себе спокойное местечко. Она укрылась за стеной из живых цветов в углу зала и тихо сидела там, наблюдая за танцующими.
Веселье набирало обороты: торжественный полонез сменил котильон, потом мазурка, кадриль, а после только начинавший входить в моду галоп. Перед глазами мелькали наряды, драгоценности, черные фраки, запах духов смешивался со свечным дымом, а девушка сидела, погруженная в свои мысли, пока знакомый голос не оборвал ее раздумий:
- Боже мой, сеньорина! Вы обещали мне веселиться, но что я вижу?! Скучаете в такой прекрасной компании. К слову сказать, Вы и цветы – просто изумительное сочетание.
- Ваша Светлость, – Анна поднялась, – Вы ошибаетесь, я вовсе не скучаю.
- Не скучаете? Тогда почему Вы здесь, в одиночестве? На балу надо радоваться жизни! Прошу Вас, окажите мне честь танцевать с Вами следующий вальс.
- Но, – Анна невольно попятилась, – я не могу.
- Почему, сеньорина, неужели все Ваши танцы уже заняты?
- Нет, – девушка не успела продолжить, оркестр заиграл вальс, а граф протянул ей руку. Понимая – отказаться от предложения нельзя, скромница покинула свое убежище, и они вошли в круг танцующих. Сделав несколько па, мужчина спросил:
- Зачем Вы прячетесь, Анна? Стоило Вам только выйти из своего укрытия – у Вас не было бы отбоя от кавалеров.
- Это не совсем прилично, Ваша Светлость, – Анна отвела глаза от собеседника.
- Не совсем прилично?! – граф был неподдельно удивлен. – Что же неприличного в танцах на балу?
«Для него, может быть, ничего, – с горечью подумала девушка – но не для меня».
Она видела взгляды, которые бросали в их сторону женщины. Одни любопытные – с кем это танцует самый завидный жених? Другие пренебрежительные. «Кто она? Компаньонка?!», «Фи, дорогая, какое убожество!», «Его Светлость слишком добр к этой особе!»
Казалось – она слышит слова, сказанные негромкими голосами, скрытые за полированными светскими улыбками, и от этого становилось еще горче. Обретенная свобода вовсе не ставила ее в один ряд со сливками общества, собравшимися здесь.
Танец закончился, и граф, вежливо поблагодарив, отвел ее к Джемме, которая, судя по всему, была довольна успехом своей подопечной. Не желая привлекать к себе еще больше внимания, Анна, шепнув покровительнице, что собирается пройтись по дворцу, выскользнула из зала.
Открытые для гостей парадные комнаты были ярко освещены, давая возможность полюбоваться произведениями великих мастеров. Палаццо буквально было переполнено ими: картины Джотто, Боттичелли, Леонардо, бесценные скрипки Амати и Страдивари, статуи древнегреческих скульпторов. Все это великолепие, конечно, добавляло блеска и роскоши дворцу, только Анне он казался безжизненным, в нем не было того тепла, который есть в домах, где люди живут полной жизнью. Здесь все казалось мертвым, как в музее.
Раздумывая об этом, она переходила от одной картины к другой, пока не застыла в восхищении, понимая, что взирает на творение Рафаэля. Сегодня сбылась ее давняя мечта: увидеть собственными глазами картину знаменитого художника. Девушка смотрела на нее то с одной, то с другой стороны, пока за ее спиной не раздались шаги, и граф, подойдя к ней, с улыбкой спросил:
- Любуетесь, сеньорина?
Не в силах сдержать эмоции, Анна воскликнула:
- Ваша Светлость, пригласив меня, Вы сами того не зная, исполнили мою давнюю мечту – увидеть подлинные картины Рафаэля! Я благодарю Вас за эту возможность.
- Очень рад, Анна, что сумел доставить Вам удовольствие. В моей коллекции немало ценных произведений искусства, она считается одной из лучших в Европе, и если Вам это интересно – двери моего дома всегда открыты для Вас. А сейчас давайте вернемся обратно, скоро подадут ужин, да и Джемма уже справлялась о своей компаньонке.
Анна направилась к гостям, следуя через анфиладу комнат, мысленно благодаря графа за его тактичность. Он держался на расстоянии, позволив ей в одиночестве войти в бальный зал, тем самым избежав новых сплетен и пересудов.
Ужин был столь же великолепен, как и бал, а после его окончания Джемма засобиралась к себе, ей нужно было отдохнуть перед завтрашним спектаклем.
Всю дорогу до гостиницы, да и после, Анна молчала, удивленная теплым чувством, которое словно искорка засветилось в ее душе. И только засыпая, она поняла, что это значит: к ней снова вернулось желание жить.
_________________

 » Глава XII

Это чувство вызывало странное ощущение, какую-то смесь радости и страха, впервые испытываемую девушкой.
Однако, жизни это не меняло. Надо было помогать Джемме, вести дела, поддерживать подругу, тем более – спектакли шли один за другим, почти без перерыва.
Этим утром Анна почувствовала себя как-то неважно: болела голова, знобило, накатывала слабость. Надеясь, что все пройдет, девушка не сказала Джемме о плохом самочувствии, и ничего не подозревающая актриса попросила ее съездить в театр – посмотреть готовы ли костюмы к сегодняшнему выступлению. Анна в надежде развеяться, побороть слабость не стала возражать, отправившись в Ла-Фениче сразу после завтрака. Но в театре ее состояние не улучшилось и, через силу завершив дела, девушка поспешила уйти. Однако на улице ей стало еще хуже: холодный ветер усиливал озноб, голова, казалось, была зажата в тиски, ноги подкашивались. Закрыв за собой дверь, Анна не смогла сделать ни шага: ноги ослабли, в глазах потемнело так, что она бы наверняка упала, не подхвати ее чьи-то сильные руки. Прийдя в себя, она открыла глаза и увидела графа д’Эльяно, встревоженно смотревшего на нее.
- Господи, Анна, что с вами?! – казалось, граф был искренне обеспокоен ее состоянием. – Вы плохо себя чувствуете?
- Не стоит беспокойства, Ваша Светлость, – Анна держалась из последних сил, – просто небольшая слабость.
- Да у Вас жар! – граф легко коснулся рукой ее лба. – Давайте я отвезу Вас в гостиницу, в таком состоянии Вы не сможете добраться туда самостоятельно.
Протестовать у девушки не было сил, и она, поддерживаемая графом, апатично пошла к экипажу, стоявшему неподалеку от театра. Всю дорогу Анна молчала, борясь с сильной головной болью, а граф, понимая, что беседа для нее непосильна, не пытался завести разговор. Довезя до места, он помог ей выбраться из кареты, а потом довел до номера, где Джемма, всплеснув руками, заставила Анну лечь в постель,и отправила посыльного за доктором. Приехавший врач, осмотрев больную, констатировал простуду. Он прописал постельный режим, выписал лекарства, и сказав, что зайдет завтра, удалился. За лекарствами в ближайшую аптеку была отправлена горничная, которая принесла все необходимое. Теперь оставалось только молиться, надеясь на выздоровление больной.
Как ни беспокоилась Джемма о своей компаньонке, отменить спектакль она не могла и, оставив Анну на попечение горничной, уехала в театр.
К вечеру девушке сделалось еще хуже: головная боль усилилась, озноб сменился жаром, вызывающим горячечный бред, в котором вновь возвращались кошмары прошлого, Анне опять виделся Владимир, жадно стискивающий ее в объятиях. Она задыхалась от нехватки воздуха, жар его тела опалял, а барон сжимал девушку все сильнее, кутал в одеяло, повторяя, что не позволит ей простыть. Анна металась по кровати, дыхание с хрипом вырывалось из груди, сил совсем не было, она не могла даже привстать, чтобы дотянуться до лекарства. Больная не знала, сколько времени она так провела, явь и бред смешивались в яркую мозаику образов, разобраться в которых было невозможно. Борьба с хворью шла мучительно, истощая без того невеликие силы девушки, ей уже не хотелось открывать глаз, когда горящий лоб освежило мягкое прикосновение прохладной материи. С трудом подняв веки, девушка увидела графа д’Эльяно, сидевшего возле кровати и прикладывающего мокрое полотенце к ее лбу. Приняв это за очередную галлюцинацию, вызванную жаром, Анна вновь закрыла глаза, слушая ласковый голос:
- Бедная девочка, как Вам плохо! Когда же Вы успели так простыть?!
Очередной холодный компресс освежил голову, возвращая ясность мыслей, и теперь Анна поняла – граф вовсе не галлюцинация. Он действительно находился в ее комнате, время от времени проводя холодной тканью по лбу.
- Ваша Светлость? – прошептала больная, все еще не веря своим глазам.
- Да, Анна, это я. Простите мою бестактность, но услышав от Джеммы, что Вам стало хуже, я не мог не заехать сюда. Как Вы себя чувствуете? Надеюсь – доктор приходил?
- Да, Ваша Светлость, доктор сказал – я простудилась и обещал зайти завтра.
- Завтра я пришлю своего врача, а теперь давайте я помогу Вам принять лекарство.
Граф, приподняв голову девушки, влил ей в рот какой-то микстуры, потом осторожно опустил ее обратно на подушки.
- Отдыхайте, Анна. До возвращения Джеммы Вы будете под присмотром – я поговорю с горничной.
С этими словами граф вышел. Однако строгость к гостиничным служителям, видимо, проявил сполна, горничная почти не отходила от девушки до тех пор, пока не вернулась Табальони. Судя по всему, она рассказала певице о приходе графа, потому что после расспросов о самочувствии она поинтересовалась визитом Его Светлости. После приема лекарств Анна чувствовала себя лучше, жар стал спадать, и она могла связно рассказать о разговоре с Паоло д’Эльяно.
- Я до сих пор не могу понять, Джемма, как он прошел в номер. Почему служители пропустили его?
- Еще бы не пропустили, – Табальони улыбнулась, – никто из них не станет перечить одному из дожей. Так что Вам сказал сеньор граф?
- Обещал прислать своего врача, – девушка встревоженно смотрела на свою покровительницу, – у меня нет денег для оплаты его визитов.
- Об этом не стоит беспокоиться, – Джемма мягко погладила ее по голове, – главное, чтобы Вы поправились.
Граф оказался человеком слова: врач пришел на следующее утро, осмотрел больную, оставил лекарства, рекомендации, а после навещал каждый день, вплоть до самого выздоровления. Сам сеньор Паоло больше не появлялся, но ежедневно из его палаццо приносили букет цветов и фрукты. Его Светлость даже в этом проявлял редкую тактичность: присланные им букеты были недорогими, изящными, в основном из белых роз и хризантем, они были знаками внимания, доброго отношения, не требующими никаких обязательств. Эти цветы, как и фрукты, всегда были свежими, иногда даже с капельками воды, а Джемма, смеясь, говорила, что граф, наверное, уже опустошил свою оранжерею.
Анна смущалась всякий раз, когда в комнату вносили букет цветов и корзину с ароматными плодами, но в глубине души была признательна графу за эти презенты. Отрадно было думать о человеке, которому небезразлична ее жизнь, как Джемме, ставшей для Анны почти родной.
Выздоровление шло медленно, почти до самого окончания гастролей. Девушка уже вставала с постели, однако врачи в два голоса советовали ей поостеречься, по возможности избегая сырой венецианской погоды, поэтому возвращение в Милан пришлось как раз вовремя.
Перед отъездом Анна хотела поблагодарить Его Светлость за проявленные внимание и доброту – только сделать этого ей не удалось. Оказалось – граф покинул город, а возвращения его ждали не ранее чем через месяц. Расстроившись, Анна решила по приезде в Милан написать ему письмо со словами благодарности, и пусть это было не совсем прилично, но все же лучше, чем быть неблагодарной в глазах Паоло д’Эльяно, проявившего к ней столько заботы.
Глядя на улицы города, проплывающие за окном дорожной кареты, она мысленно благодарила Венецию за встречу с человеком, вернувшим ей умение жить.
Анна чувствовала это душой, хотя в ее поведении мало что изменилось. Девушка по-прежнему была сдержанно-молчаливой, но наблюдательная Табальони отмечала появившийся блеск в глазах, более выразительную мимику, а главное – ее желание петь. Она с радостью занималась вокалом с Джеммой, «шлифуя» свой голос, доводя его до совершенного звучания, и для нее было совсем не важно, что единственными поклонниками были Джемма и Кончита, ахавшая от восхищения всякий раз, когда ей приходилось слышать пение Анны. С ними девушка чувствовала себя абсолютно свободно, как это было с дядюшкой, она пела для них, желая только порадовать и ничего больше. Ее по-прежнему тяготило пристальное внимание посторонних, именно из-за этого Анна наотрез отказывалась петь на балах и приемах, устраиваемых любителями театра, предпочитая оставаться в одиночестве, либо в обществе Кончиты, веселой уроженки Генуи, делившейся с ней своими секретами. Девушка рассказывала Анне про свою влюбленность в Джузеппе, одного из театральных костюмеров, да об их планах на совместную жизнь. Слушая ее, Анна, понимая – из-за подлости Владимира ей никогда не стать женой и матерью, печалилась еще больше. Сейчас ее жизнь проходила тихо и спокойно, как она желала, но неопределенность будущего страшила даже в самые безмятежные минуты.
Правда, пока все складывалось хорошо, доверительные отношения с Джеммой все больше укреплялись, а когда она предложила очередное гастрольное турне, на сей раз по Франции, Анна не стала отказываться.
Начавшись в конце зимы, поездка растянулась почти на три месяца, поэтому в Милан они вернулись только в середине мая. Позади были переезды по крупнейшим городам Франции, заслуженный успех ее покровительницы и радость от возвращения в Италию.
Проблем за время их отсутствия накопилось немало, поэтому Анна погрузилась в работу, приводя в порядок дела, требующие немедленного решения.
В один из таких дней, когда она сидела за проверкой счетов, Кончита доложила ей о «важном сеньоре», который, по ее словам, «хотел засвидетельствовать свое почтение сеньоре Джемме и сеньорине Анне». Недоумевая, кто бы это мог быть, девушка прошла в гостиную, где, к своему удивлению, увидела графа д’Эльяно.
- Ваша Светлость, рада снова видеть Вас, – девушка в самом деле была приятно поражена. – Прошу Вас, проходите, мы не знали, что Вы в Милане.
- Я приехал только вчера, сеньорина, а сегодня решил навестить вас с Джеммой.
- Джемма сейчас в театре, – Анна оживилась, – она безусловно будет рада Вашему визиту.
- А Вы, Анна? – граф вопросительно посмотрел на нее.
- Я тоже, сеньор граф. Кстати, я Вас так и не поблагодарила за заботу обо мне в Венеции.
- Не стоит об этом, Анна, я получил письмо, которое Вы отправили мне из Милана.
- Все равно, примите мою признательность еще раз.
- Ну, если Вы настаиваете на благодарности, тогда, прошу Вас, спойте тот романс, который Вы пели в день нашего знакомства.
- С большим удовольствием, Ваша Светлость, – девушка, встав, прошла к роялю.
Звуки песни наполнили комнату, теперь она уже не вызывала мучительно-щемящих воспоминаний – только светлую грусть. Закончив петь, Анна повернулась к графу и увидела в его глазах нескрываемое восхищение.
- Вы в самом деле обладаете поразительным голосом, сеньорина, – сказал он, помолчав. – Скажите, на каком языке Вы пели?
- На русском, Ваша Светлость, – Анна встала из-за инструмента, – на своем родном языке.
- Вы русская?! – выражение восхищения сменилось удивлением. – Но как Вы оказались в Италии?
- Это долгая и печальная история, граф, – Анна покачала головой, – могу сказать только одно – Джемме я обязана жизнью.
- А Ваши родные? Им известно о том, где Вы?
- У меня нет родных, я сирота, а человек, заменивший мне родителей, умер полтора года назад. После его смерти мне пришлось покинуть дом, в котором я жила, а благодаря Джемме я оказалась в Италии. Это все, что я могу сказать.
- Пути Господни неисповедимы, – граф встал, – наверное, я тоже должен благодарить Джемму за столь приятное знакомство. Спасибо Вам, Анна, за чудесно проведенное время, передавайте поклон Табальони, скажите – я нанесу ей визит в ближайшее время.
Паоло д’Эльяно сдержал свое обещание: он навещал особняк примадонны, посещал спектакли, присылал Джемме роскошные корзины цветов.
Всегда присутствуя при их встречах, Анна понимала – певицу с вельможей связывают какие-то отношения, правда, она никак не могла понять, что их объединяет. Это была не любовь, а нечто похожее на чувства родственников или близких друзей. Но поскольку сама Джемма об этом не говорила – Анна считала неприличным расспрашивать подругу.
Впрочем, если компаньонка не видела ничего предосудительного в отношениях Джеммы и графа, то все остальные смотрели на это иначе. Однажды Анна стала невольной свидетельницей разговора Франчески Бутти – второй примы и одной из статисток. Увлеченные разговором женщины не заметили Анну, стоявшую в тени кулис, оживленно обсуждая театральные слухи.
- Ей-богу не пойму, Розита, - кипятилась рыжеволосая Франческа, – почему граф д’Эльяно не обращает внимания ни на одну из нас?! Право, я не отказалась бы от такого покровителя!
- Как это не обращает, а Джемма? – в голосе Розиты слышалась явная зависть.
- Ты всерьез полагаешь, что сеньору графу интересна эта старуха?! – фыркнула вице-прима. – Она не способна его увлечь!
- Увлекла же Бьянка в свое время…
Далее услышать не удалось, актрисы отошли, и фразы стали неразборчивыми.
Услышанное не давало девушке покоя целый день, она догадалась – актрису с графом связывают давние события. Только какие? К вечеру, преодолев смущение, она обратилась к Табальони:
- Джемма, я случайно услышала сегодня разговор Франчески с Розитой. Они говорили о графе д’Эльяно и женщине по имени Бьянка. Скажите – это покойная графиня?
- Франческа! – Джемма раздраженно стукнула веером по ладони. – Завистливая сплетница! Вечно ей не дают покоя собственные амбиции.
Певица подошла к окну, постояла немного, глядя на темную улицу, и проговорила, не поворачиваясь:
- Нет, Анна, Бьянка Фибаччи не была графиней д’Эльяно, а у меня в этой истории вообще роль второго плана. Поверьте, мне очень не хотелось, чтобы Вы знали о случившемся, да только в театре ничего не утаишь. Лучше Вы узнаете все так, как произошло, чем со слухами и домыслами, на которые весьма горазды актеры.
_________________

Самого доброго и прекрасного всем времени суток и благодарю за продолжение!
Прочла с большим удовольствием - очень эмоционально и троагтельно, написано, как говорится, с душой. деталей и эмоций достаточно, но не переизбыток, героям сопереживаешь, при этом не покидает ощущение тепла.
С интересом и нетерпением буду ожидать историю Бьянки - мне уже очень любопытно.
___________________________________

Добрый день. Примите мою благодарность за внимание и интерес к моему фику.

Благодарю за столь лестную оценку. Эту историю, мне, действительно, пришлось пропустить, как говорится "через себя".

Продолжение обязательно будет, и дальнейшая судьба Бьянки тоже.
_________________

 » Глава XIII

- Женщина, о которой идет речь, была моей подругой на протяжении нескольких лет, поэтому все произошедшее известно мне лучше, чем кому-либо. Мы с Бьянкой стали лучшими подругами, будучи дебютантками в Ла Скала. Тогда на ее долю выпало гораздо больше успеха, чем на мою. Красивая с веселым нравом, она имела много поклонников, только все вынуждены были отступить, когда в ее жизни появился Паоло д’Эльяно.
Джемма прошлась по комнате, затем опустилась в одно из кресел.
- Они действительно любили друг друга. Их связь длилась почти три года, в театре все были уверены, что Бьянка когда-нибудь станет графиней д’Эльяно. Даже я, отлично знающая нравы бомонда, почти перестала в этом сомневаться, и как оказалось – зря. Отношения Паоло и Бьянки были разрушены покойным графом, отцом Его Светлости. Это был властный и жестокий человек, занимавший место дожа так же, как сейчас его сын. Ему, конечно, было известно о романе его наследника и актрисы, но он предпочитал не обращать на это внимания до тех пор, пока не подыскал сыну подходящую девушку. После этого, явившись в Милан, он категорически потребовал от графа прекратить связь с Бьянкой, поскольку брака с актрисой он никогда не допустит, а в случае неповиновения пригрозил сыну лишением наследства, обещая завещать все состояние городу. Не смея ослушаться отца, Паоло оставил Бьянку и вернулся в Венецию, а вскоре женился на той, которая была выбрана ему в жены.
Джемма печально вздохнула:
- Если граф перенес разрыв весьма болезненно, но жизнь его продолжалась, то Бьянку произошедшее просто убило, она потеряла всякий интерес к жизни и начала пить. Как я ни старалась помочь ей, у меня ничего не получалось. Ее выгнали из театра, и в конце концов, опустившись на самое дно, она оказалась в борделе. Поверьте, я сделала все, чтобы моя подруга избежала подобной участи, да только Бьянка не хотела ничего слушать. Она будто мстила возлюбленному, предавая чувства к нему в объятиях других мужчин, а через два года несчастная попала в тюрьму.
- В тюрьму?! – глаза Анны были полны ужаса. – За что?!
Лицо Джеммы стало суровым, даже жестким, сейчас она совсем не походила на ту милую, добрую женщину, какой девушка привыкла ее видеть.
- Бордель – не райский сад, Анна, среди его посетителей извращенцы не редкость. Один из таких мерзавцев стал избивать Бьянку, просто так, для удовольствия, и возможно убил бы, если б она, защищаясь, не нанесла ему несколько ударов ножом. К сожалению, негодяй был весьма влиятельным человеком, и хотя раны были пустяковые, Бьянка оказалась в тюрьме. Он заявил, что моя подруга пыталась обокрасть его, а когда была поймана на воровстве, набросилась на него с ножом.
Вы же понимаете – есть разница между словом вельможи и словом девушки из борделя, поэтому суд признал Бьянку виновной и приговорил к солидному тюремному заточению.
Во время суда я писала графу с просьбой помочь бедняжке, но ответа так и не получила. Не знаю почему, только граф оставил без внимания мои письма. Возможно, опасался гнева отца или не хотел конфликтов с женой и ее родственниками. Я понимаю – у меня нет права осуждать его, но помоги он тогда Бьянке, ей бы не пришлось провести в тюрьме два с половиной года.
- Она умерла там? – Анна расширившимися глазами смотрела на собеседницу.
- Нет, по истечении двух лет после ее осуждения граф появился в городе, а еще через полгода Бьянку освободили. Не знаю, чего это стоило графу, но она была оправдана и, получив от него солидную сумму, перебралась во Францию, где со временем весьма удачно вышла замуж за преуспевающего торговца. А еще через год, будучи в Венеции, я узнала, что в то время, когда Бьянка находилась в тюрьме, жена графа и их дети-двойняшки скончались от неизвестной болезни. Все произошло очень быстро – даже лучшие врачи не смогли ничего сделать.
Произошедшее сильно изменило сеньора Паоло, бурные увлечения и романы остались в прошлом, он полностью посвятил себя делам, а пять лет назад, после смерти отца, занял его место в совете дожей. Помнится, я говорила Вам – он весьма выгодная партия, однако несмотря на все попытки многих знатных семейств породниться с ним, по-прежнему одинок. Иногда мне кажется, что его постоянно мучает чувство вины из-за смерти жены, которую он не любил, но женился, потакая воле отца, и из-за Бьянки, чья жизнь едва не закончилась в тюремной камере, а о смерти детей я уже не говорю, он считает себя полностью виновным в их гибели. Теперь граф попросту боится снова полюбить, чтобы не потерять дорогих людей.
Каким бы странным это Вам ни показалось – я вовсе не испытываю к нему неприязни, мне жалко Его Светлость. Он полностью заплатил за предательство своей любви к Бьянке. Паоло д’Эльяно несчастен, несмотря на свое богатство и положение в обществе, у него нет главного – семьи, детей, любимой супруги.
Слушая Джемму, Анна испытывала двоякие чувства: с одной стороны, судьба несчастной Бьянки вызывала сочувствие, с другой - она не могла испытывать к графу ненависти или презрения, он казался ей жертвой обстоятельств и отцовской жестокости. Девушке было жаль сеньора Паоло, по ее мнению, он был достоин лучшей участи, чем та, что была уготована ему родителем и судьбой. И она не стала скрывать своих мыслей, сказав Джемме:
- Я думаю – граф достаточно наказан за свое прошлое, вряд ли может быть что-то более ужасное, чем смерть собственных детей. Я от души желаю ему обрести, наконец, счастье в новом браке с любимой женщиной.
В ответ на эти слова по губам Джеммы скользнула улыбка:
- Кто знает, Анна, может это случится гораздо раньше, чем Вы думаете.
Тогда девушка даже не подозревала, насколько пророческими окажутся слова актрисы.
Последующие дни Анна была по-прежнему была ровна и приветлива с Его Светлостью, ни одним словом не выдавая своей осведомленности об истории с Бьянкой. Граф, как всегда, был безупречен в своем обращении с ней, не переступая ни шаг дозволенного правилами приличия. Анна же видела в нем хорошего знакомого, выказывая при встречах ровное дружелюбие, пока случайность не перевернула все в их отношениях с ног на голову.
В один из дней граф нанес ставший уже привычным визит. Анна была наверху, когда ей доложили о приходе сеньора графа, и поскольку Джемма была в театре, то девушке пришлось принимать посетителя одной. Оставив дела, она поспешила вниз, ей не хотелось заставлять гостя ждать, а выйдя на лестничную площадку, она увидела Паоло д’Эльяно стоявшего внизу возле лестницы. Заметив ее, он приветливо улыбнулся и протянул руку, желая помочь сойти с последних ступенек, но неожиданно оступившись, Анна потеряла равновесие и наверняка упала бы, не удержи ее граф. Крепкие руки уверенно обхватили ее талию, и она оказалась настолько тесно прижатой к мужчине, что почувствовала, как бьется его сердце, редко, глухо, но сильно, по-мужски. Это была не просто дружеская поддержка, а объятия страсти, желания, так напомнившие Анне Владимира. Девушка испуганно вздрогнула и тут же почувствовала свободу, видимо граф, догадавшись, что испугал ее, поспешил разжать руки. Его Светлость помог ей сойти с лестницы, и они прошли в гостиную, пытаясь поддержать непринужденный разговор. Посторонний человек не заметил бы в их общении ничего странного, только они оба знали – это не так. Анна поняла – граф испытывает к ней далеко не платонические чувства, это была страсть, сломавшая когда-то ей жизнь, страсть, которой она так боялась, стараясь всеми силами не вызывать у мужчин столь пугающего ее чувства. Не получилось! Паоло д’Эльяно видел в ней женщину, так же, как Владимир, но слава Богу, она теперь свободна и сможет избежать повторения позорных эпизодов своей жизни.
Ей удавалось поддерживать разговор, не выдавая своего смятения: воспитание и привычка сдерживаться сделали свое дело, однако про себя Анна решила, что теперь будет избегать общества графа любой ценой. Девушка никому не сказала о случившемся, даже Джемме, ей не хотелось доставлять беспокойства своей покровительнице, тем более – случившееся не выходило за рамки приличий, а все остальное было лишь ее восприятием, густо замешанным на прошлых страхах.
Впрочем, скрываться от графа не пришлось. Его визиты в особняк прекратились, он посещал только спектакли и светские приемы, где мог увидеться с Джеммой. Анну из-за этого раздирали противоречия: с одной стороны – облегчение, потому что ей не приходилось искать причин для того, чтоб оставаться в своей комнате во время присутствия графа, с другой – ей было грустно отказываться от общения с человеком, оставившим в ее жизни светлый след внимания, заботы, редкой тактичности. И пусть лучше Паоло д’Эльяно останется для нее безупречным рыцарем, принцем на белом коне, о котором мечтают все женщины, чем кошмаром, подобным Владимиру, ей не хотелось бы таких воспоминаний о графе.
Этими мыслями девушка успокаивала себя несколько дней, пока однажды вечером Джемма не попросила ее задержаться после ужина. Табальони явно нервничала, и Анна не могла понять причин такого поведения своей покровительницы. Джемма пристально посмотрела на девушку, а потом, сев на диван рядом с Анной, сказала:
- Анна, прошу Вас, выслушайте меня и не принимайте поспешных решений. Если Вам нужно будет время для раздумий, его дадут в достаточной мере, это я Вам обещаю.
- Джемма, о чем Вы говорите?! – девушка испуганно посмотрела на актрису. – Неужели я в чем-то ошиблась или сделала не так?
- Анна! – Джемма стремительно встала. – Дело не в Ваших обязанностях, а в Вашей жизни! Сегодня граф д’Эльяно сообщил мне о своих намерениях относительно Вас и просил узнать, может ли он надеяться на положительный ответ.
- К-каких намерениях?! – Анна удивленно смотрела на Джемму. Неужели граф решил сделать ее своей содержанкой?! За что судьба так жестока к ней, вновь и вновь разочаровывая в людях, к которым она успела привязаться?
- Намерения самые благородные, - Джемма вернулась на свое место, – граф хочет просить Вашей руки, поэтому хотел бы знать, может ли он надеяться на Ваше согласие.
- Просить моей руки! – Анна ошарашенно глядела на собеседницу. – Простите за грубость, Джемма, но более нелепой шутки мне слышать не приходилось!
- Это не шутка, Анна, граф принял решение жениться на Вас. В сегодняшнем разговоре он сообщил мне об этом и просил поговорить с Вами. Судя по словам Его Светлости, это решение обдуманное и взвешенное.
- Но посудите сами! – Анна, забыв о своей сдержанности, расхаживала по комнате размахивая руками. – Кто он и кто я?! Разве может человек с его положением жениться на безродной компаньонке, когда его предложение с радостью примет любая знатная девушка?
- Но он сделал свой выбор, Анна, - тихо сказала Джемма, – теперь выбор за Вами.
- Какой выбор, Джемма, Вы же понимаете – это невозможно, – Анна глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. – Я не партия для такого мужчины, как граф, не говоря уже о… моем прошлом. Неужели Вы думаете, что я буду обманывать его? Сеньор граф не заслуживает такого отношения к себе, тем более, будучи крепостной, я достаточно настрадалась из-за неправды, в которой жила.
- Как бы то ни было, зная о Вашем положении никому неизвестной бесприданницы, граф решил жениться на Вас, что же до всего остального, то я думаю – Вы должны поговорить с Его Светлостью откровенно и все ему рассказать. Для истинно любящего человека произошедшее с Вами не станет причиной для отказа от счастья, а мне кажется, граф любит Вас, очень любит, поэтому Вы можете сделать его счастливым, несмотря ни на что.
- Рассказать ему… обо всем?! – Анна была поражена больше, чем в момент, когда Джемма сообщила ей о разговоре с графом. – Но как?!
- Просто наберитесь мужества и объясните графу все, как когда-то мне. Уверена – он поймет Вас, ведь в произошедшем нет ни капли Вашей вины. И даже если понимания с его стороны не будет – Ваша совесть будет чиста, ведь Вы сами говорили, как Вам претит обман.
- Но, но… ведь это так стыдно! Я не смогу! Не смогу ему об этом рассказать!
- Решать Вам, - Джемма поднялась, – однако примите дружеский совет – поговорите с Его Светлостью начистоту. Поверьте – так будет лучше для вас обоих.
После этих слов Табальони вышла, оставив Анну в одиночестве.
Посидев еще немного в гостиной, девушка ушла к себе, ей предстояло принять нелегкое решение. Никогда еще ей не приходилось испытывать такого разброда в мыслях и чувствах. Даже после ночи с Владимиром. Тогда ее снедала ненависть, а после – полное безразличие. Теперь же на чаше весов были уважение или презрение человека, который не сделал ей ничего дурного, наоборот, помог почувствовать радость жизни. Анна понимала, насколько тяжело ей будет перенести презрение графа, узнай он о ее прошлом, но с другой стороны, разве не добавится к этому презрению еще и отвращение за обман, если она об этом умолчит? Ей до сих пор невыносимо вспоминать, в каких выражениях барон открыл правду Михаилу об ее истинном положении. Тогда Анна не решилась взглянуть в глаза любимому, а теперь у нее нет права обманывать достойного человека. Хватит с нее тайн и недомолвок! Джемма права, ни к чему хорошему они не приведут. Завтра же она поговорит с Паоло д’Эльяно, к чему откладывать неизбежное. Конечно, он больше не захочет ее видеть, это будет еще одна потеря в ее жизни, зато после можно будет жить спокойно, не опасаясь ни разоблачения, ни укоров совести.
Принятое решение странным образом успокоило девушку, и она быстро уснула, а утром сказала своей покровительнице, что готова к разговору с Его Светлостью.
- Я прошу у Вас заранее прощения, Джемма, - добавила она, – вряд ли после этого разговора граф изъявит желание навещать Вас.
- Кто знает, Анна, - актриса загадочно улыбнулась, – кто знает...
- Тогда сообщите, пожалуйста, графу – я хочу сегодня поговорить с ним. Чем скорей произойдет наше объяснение, тем лучше.
Джемма пообещала выполнить ее просьбу, и девушка все утро собиралась с силами, готовясь к встрече с Паоло д'Эльяно. Она то металась по гостиной, подбирая слова для разговора, то застывала на месте, охваченная внезапным испугом, готовая бежать куда глаза глядят, и как водится, пропустила момент, когда граф появился в особняке. Услышав от Кончиты «сеньор граф д’Эльяно просит принять его», она побледнела, словно приговоренная к казни, и внезапно охрипшим голосом сказала:
- Проси.
Граф вошел в комнату, неизменно вежливо-галантный, хотя Анна заметила некоторую нервозность в его взгляде и жестах. Склонившись к ее руке, сеньор Паоло произнес:
- Добрый день, Анна. Вы хотели видеть меня?
- Добрый день, Ваша Светлость, - девушка сделала реверанс, – прошу Вас, присаживайтесь, мне действительно необходимо поговорить с Вами.
- Джемма рассказала Вам о моем намерении? Каким будет Ваш ответ? – граф напряженно смотрел на нее.
- Ваша Светлость, Ваше предложение является для меня огромной честью, но…
- Но Вы не испытываете ко мне никаких чувств, не так ли? – продолжил за девушку Паоло д’Эльяно.
- Дело не в этом, – тихо ответила Анна.
- А в чем же?! – казалось, граф был в недоумении. – Что еще может помешать Вам ответить согласием?
- Только то, что я недостойна чувств Вашей Светлости, – Анна хотела отвернуться, но собравшись с силами, посмотрела в глаза собеседнику.
- Вы недостойны?! – Граф покачал головой. – Простите мне резкость, сеньорита - это я выбираю себе супругу, поэтому мне решать, кто достоин этого, а кто нет.
- Когда Вы услышите мою историю, уверена – Ваше мнение обо мне изменится. Поверьте, мне очень тяжело об этом говорить, впрочем, другого выхода у меня нет, - Анна встала и отошла к окну. – Прошу Вас, выслушайте меня и, если после этого Вы станете относиться ко мне хотя бы без отвращения, я буду счастлива.
- Не могу представить, в чем Вы могли провиниться, но внимательно слушаю Вас, - даже не поворачиваясь, Анна чувствовала – граф улыбается.
Вздохнув поглубже и все так же не поворачиваясь, Анна ровным, невыразительным голосом начала свой рассказ.
- Вы уже знаете – я родилась и выросла в России. Помню - Вы не стали меня подробно расспрашивать об этом, а я тогда ничего не сказала. Да, я русская, только к представителям благородного сословия не имею ни малейшего отношения, поскольку родилась в крестьянской семье, к тому же еще не свободной. Не удивляйтесь, Ваша Светлость, в России до сих пор аристократы владеют крестьянами, чья жизнь ценится дешевле, чем жизнь породистого щенка.
В два года я осталась круглой сиротой после смерти родителей, и хозяин поместья, богатый знатный человек взял меня в свою семью в качестве воспитанницы. Официально я считалась крепостной, но об этом было запрещено говорить и мне, и слугам. Не знаю почему, только мой воспитатель относился ко мне как к родной дочери. Меня растили и воспитывали наравне с его собственным сыном, который был весьма этим недоволен. Он считал, что я имею то, чего мне не положено по праву рождения, и ненавидел меня за это, никогда не скрывая своего отношения к отцовской воспитаннице. Тем не менее, подчиняясь требованию отца, он тоже молчал о моем происхождении. Все вокруг считали меня бедной родственницей, бесприданницей, взятой в дом из милости, и даже близкие соседи не знали, что я несвободна. По манерам и воспитанию я ничем не отличалась от дворянок, поэтому никому в голову не приходило считать меня крепостной. Это были самые счастливые годы моей жизни, тем более – я влюбилась. Влюбилась в лучшего друга сына моего хозяина, представителя одной из самых знатных фамилий России, и мои чувства были взаимны. Мой так называемый «брат» был страшно недоволен этим, но рассказать другу всю правду обо мне не мог, связанный словом, данным отцу. Он требовал от меня не подавать никаких надежд его другу, впрочем я, наивно веря в любовь между неравными, не хотела подчиняться.
Потом мой благодетель неожиданно скончался, и я осталась в полной власти его сына. Он вновь приказал мне отказаться от своей любви, я опять ответила отказом. Мне хотелось доказать ему, что крепостные тоже люди, способные на чувства, а не вещи, каковыми их видят хозяева. Моя строптивость разозлила его, сначала он грозил отправить меня убирать в свинарнике, а потом…
Голос Анны пресекся, она не могла произнести позорящие ее слова, как ни старалась.
- Он воспользовался своим правом хозяина и властью над Вами, - раздался за ее спиной голос графа.
- Да, - девушка опустила голову, – человек, которого я любила уехал, а слуги, будучи такими же подневольными, не могли вступиться за меня. К слову сказать, некоторые из них откровенно радовались моему бесчестью. Тогда мне казалось – большего позора не существует, да видимо, ненавидящему меня человеку этого оказалось мало, и когда его друг вернулся, он рассказал ему обо всем, назвав меня своей «крепостной любовницей». Мне довелось присутствовать при этом, до сих пор не могу понять, как я не умерла со стыда в тот момент.
- И человек, любивший Вас, как утверждал, не вступился за Вашу честь? – в голосе графа, всегда мягком, на сей раз лязгнула сталь.
Анна покачала головой:
- Я не знаю, не знаю, поскольку сразу ушла из дома. Не сбежала – именно ушла, просто не могла больше там оставаться. Мне хотелось только одного – умереть свободной. Я всю жизнь прожила с клеймом крепостной, ту жизнь, которая теперь для меня не имела смысла. Моим единственным желанием было обрести покой и свободу, дарованную не волей хозяина, а смертью. Не помню, куда я шла, шла до тех пор, пока не потеряла сознание.
Бесчувственной меня и увидела Джемма, проезжающая по дороге, возле которой я лежала. Она проявила ко мне жалость, помогла уехать из России, предложила место компаньонки – так я оказалась в Италии. Остальное Вам известно.
Немного помолчав, Анна произнесла:
- Понимаю – я не могу рассчитывать на уважительное отношение к себе, и теперь Вы знаете, почему для меня невозможно принять Ваше предложение, поэтому повторю – буду рада, если Ваша Светлость станет относиться ко мне без отвращения, которого я, наверное, заслуживаю.
Сначала в гостиной было тихо, а потом тишину нарушил спокойный голос графа.
- Ваш рассказ не удивил меня, сеньорина.
Услышав эти слова, Анна стремительно обернулась.
- Не удивил?! Как?! Неужели Джемма…
- О нет. Джемма здесь абсолютно ни при чем. Поверьте – она умеет хранить чужие тайны. Я почти догадался о правде, глядя на Ваше поведение. Вы вели себя как человек, мучимый постоянным чувством вины. Избегали общества, развлечений, за все то время, которое мы знакомы, Вы ни разу не улыбнулись. Нетрудно было догадаться – Вам пришлось пережить тяжелое потрясение. Прибавьте к этому Вашу красоту и беззащитность, и получите вполне предсказуемый ответ. Правда, я подозревал несчастную любовь с предательством, а все оказалось куда более трагично.
- Что ж, – девушка осмелилась поднять на собеседника глаза и к своему удивлению не заметила в его взгляде ни капли презрения, – теперь Вы все знаете. Поверьте, я благодарна Вашей Светлости за понимание и сочувствие. А сейчас, с Вашего позволения, я хотела бы удалиться. Мне необходимо побыть одной.
- Подождите, Анна, Вы ведь еще ничего не ответили на мое предложение.
- Вы хотите сказать… - Анну совсем сбила с толку последняя фраза графа.
- Да, я сделал Вам предложение и не подумаю забирать его обратно.
- Но ведь я…
- Что Вы?! Что такого ужасного Вы совершили? Анна, знайте – Вашей вины в случившемся совершенно нет. Разве Вы виноваты в своем происхождении или в бессилии перед мерзавцем, во власти которого оказались? Вас не за что презирать, и Вам не за что себя винить! Перестаньте вести себя так, словно на Вашей совести - минимум убийство. Избавьтесь от прошлого, оно только мешает Вам жить. Я не собираюсь отказываться от Вас и повторю: что Вы мне ответите?
- Я не знаю, - Анна выглядела настолько растерянной, что граф рассмеялся. – Я не думала об этом, была уверена – после разговора Вы не станете даже смотреть в мою сторону.
- И совершенно напрасно, сеньорина. Однако, видя Ваше нынешнее состояние, понимаю – Вам необходимо успокоиться. Через два дня я должен возвращаться в Венецию, но у Вас будет время все осмыслить, скажем… полгода. Не хочу торопить события, но по прошествии шести месяцев Вы дадите мне окончательный ответ. А теперь простите, мне пора идти – дела.
Поцеловав руку девушки, Его Светлость вышел, оставив Анну в полной растерянности, в которой она пребывала несколько часов, вплоть до возвращения Джеммы.
Ее приход и вопросы в какой-то мере заставили Анну собраться с мыслями, хотя бы для того, чтобы связно отвечать.
Услышав от своей подопечной новости, актриса, улыбнувшись, сказала:
- В отличие от Вас, я нисколько не сомневалась в твердости решения графа. Надеюсь, и Вы теперь в этом убедились.
- Я ничего не понимаю, Джемма, - Анна нервно сцепила пальцы рук, – зачем я нужна Его Светлости? Ведь я ничего не смогу ему дать, ни денег, ни связей, ни выгодного родства. Какой резон графу жениться на мне?
- Дорогуша, Вы можете дать ему гораздо больше, в Ваших силах подарить ему: любовь, радость, детей, а этого не купишь не за какие деньги.
- Но с таким же успехом это может сделать другая, добавив к всему прочему солидное приданое.
- Вы забываете об одном, эта другая не будет им любима. У графа уже был подобный брак, он прекрасно знает, что это такое. Паоло д’Эльяно хочет счастья, Анна, а счастье ему может дать только любимая женщина. Он любит Вас, неужели Вы не понимаете очевидного?Недавно Вы от всей души желали ему обрести семью, теперь вполне можете осуществить свое пожелание.
- Но из-за этого мезальянса его нигде не будут принимать, - Анна назвала самый серьезный, по ее мнению, аргумент.
- Не будут принимать! – Джемма расхохоталась. – Запомните, милочка, Паоло д’Эльяно станут принимать всегда и везде, женись он даже на дьяволе с рогами и копытами, во всех палаццо будут терпеть запах серы. Он не только состоятельный землевладелец, но и один из крупнейших банкиров страны. Граф унаследовал деловую хватку от своей безродной флорентийской матери, отцу которой миллионы неплохо заменили дворянский герб. С тех пор, как он получил наследство, граф приумножил его в несколько раз благодаря банковскому делу. Да у него половина Италии в должниках ходит, неужели Вы думаете – кто-то посмеет ссориться со своим кредитором. Его Светлость один из тех немногих, которые могут женится по велению сердца, не обращая внимания на мнение света. Поморщатся, конечно, посплетничают за спиной, но только больше от зависти. Никто не решится на открытое осуждение, поэтому, пусть бомонд Вас не беспокоит, Вы будете приняты в свете, как и полагается жене графа д’Эльяно.
- У меня совсем нет мыслей, я запуталась, - Анна жалобно посмотрела на певицу. – Я не знаю, что ему ответить.
- Разве граф требует ответа прямо сейчас? Мне кажется, Вы говорили о шести месяцах.
- Да, Его Светлость дал мне на раздумье полгода.
- Вот и славно. Полгода это немалый срок, и я уверена - Ваше решение будет правильным.
_________________

 » Глава XIV

- Я считала самым лучшим для себя тихую спокойную жизнь, никак не связанную с аристократическим кругом, и теперь, право, не знаю, что будет лучше - согласие или отказ.
- Верным будет тот выбор, которым будете довольны прежде всего Вы сами. Я понимаю – это нелегко, Вам придется принять решение, от которого будет зависеть вся дальнейшая жизнь, но времени для этого у Вас достаточно.
В эту ночь Анна почти не спала, обдумывая сказанное графом и Джеммой. Она знала, что должна принять решение, только какое из них будет правильным? Девушка с горечью понимала – она совершенно не умеет делать выбор, взвешивать все «за» и «против», брать на себя ответственность за свою дальнейшую судьбу. Не умеет просто потому, что за нее всегда и все решали другие, а теперь нужно это делать самой. Оказывается – она была очень наивной, полагая, что крепко стоит на собственных ногах и сама вершит свою судьбу. Первое же испытание показало – это не так. Вся ее прошлая жизнь была зависима от мнения других людей, которым она вынуждена была подчиняться, встреча с Джеммой не в счет, это просто перст судьбы, изменивший прошлое, и не более того. А теперь ей необходимо научиться мыслить, выбирать, думать для того, чтобы не ошибиться. Пусть это будет, возможно, первое и единственное решение в ее жизни, но оно будет принято ею самой.
Утром Джемма, наверняка, заметила и бледное лицо своей компаньонки, и круги под глазами – признаки бессонной ночи, однако ничего не сказала, да и после она тоже не возвращалась к этому разговору.
Жизнь Анны вновь текла с размеренной плавностью: заботы, дом, занятия с Джеммой занимали все ее время. И только ночами, оставаясь в одиночестве, девушка вновь и вновь возвращалась к мыслям о своем будущем. Как сложится ее судьба, если она ответит согласием на предложение графа? Что будет с ней, если по воле случая ей придется покинуть Джемму? Все эти вопросы мучили ее, не давая покоя, заставляя расхаживать по комнате в мучительной бессоннице почти до утра.
Джемма иногда смотрела на свою компаньонку с жалостью, но от советов воздерживалась, предоставляя Анне самой сделать выбор.
Так промелькнули весна, за ней жаркое лето, и наступила пора роскошной осени.
Время ответа графу стремительно приближалось, а Анна до сих пор не знала, что ему сказать. Сможет ли она стать хорошей женой Паоло д’Эльяно? Обретет ли с ней граф столь желаемое счастье? Ответов на эти вопросы у нее пока не было.
Наконец, не выдержав, Анна сама обратилась к покровительнице, в глубине души надеясь – разговор с ней поможет во всем разобраться. Выбрав подходящий момент, девушка сказала Табальони:
- Джемма, я понимаю – Вы не хотите вмешиваться, только сейчас Ваш совет мне необходим. Скоро Его Светлость приедет в Милан, но я до сих пор не знаю, принять мне его предложение или нет.
Нисколько не удивившись, Джемма указала своей подопечной на диван:
- Присядем, Анна. Судя по всему, разговор нам предстоит долгий.
Удобно расположившись, актриса внимательно взглянула на Анну и спросила:
- Скажите, дорогая, почему предложение графа Вас так пугает? Чего Вы боитесь? Граф неприятен Вам?
- Конечно нет, - Анна говорила без всякого сомнения. - Он весьма импозантен, а его галантность только добавляет ему привлекательности.
Джемма улыбнулась:
- Да, хотя графу уже сорок лет, тем не менее он все еще хорош собой. Его Светлость может быть даже неотразимым, если пожелает. Я понимаю – некоторые девицы считают, что любовь – это обязательно безумная страсть, но поверьте, иногда ровное спокойное чувство привязанности гораздо надежней безумств, от которых Вы достаточно настрадались. Итак: граф хорош собой, богат, знатен. Скажите, что Вам мешает ответить ему согласием?
- Но ведь замужество это… Вы же сами говорили – Его Светлости нужны наследники.
- Вас пугают супружеские отношения, – голос Джеммы звучал утвердительно, словно она нисколько не сомневалась в правоте своей догадки.
- После произошедшего со мною, – девушка смущенно замолчала.
- Анна, – собеседница коснулась ее руки, – я понимаю – Вам пришлось пережить тяжелые моменты, только сейчас ответьте мне правдиво: Вам было противно в ту ночь?
Анна удивленно посмотрела на певицу. Она никогда об этом не думала. Испытывая обиду, девушка даже не вспоминала о своих ощущениях от произошедшего между ней и Владимиром. Если быть откровенной – близость с бароном не вызывала у нее отвращения. Анну больше мучило чувство обиды за унижение и разбитые мечты о счастье с Михаилом.
- Говоря правдиво – отвращения я не испытала, но что это меняет? Неужели Вам не понятно – со мной поступили как с вещью, не считаясь с моими чувствами, не слушая мои мольбы. Сколько бы я ни плакала и ни умоляла хозяина отпустить меня, он поступил по-своему. Его интересовали лишь собственные ненависть и похоть, ему было безразлично, что со мной будет дальше, для него я была лишь бездушным предметом, не способным испытывать ничего человеческого. Я не в силах оправдать или забыть подобную жестокость, поэтому мне нечего вспоминать, кроме боли – она постоянно со мной.
Табальони на минуту задумалась, а потом сказала:
- Помните, когда судьба свела нас в России, Вы спросили меня, почему я Вам помогаю. Думаю – пришло время ответить на Ваш вопрос. Анна, Вы ошибаетесь, считая, что я не состоянии понять Ваши чувства. Знайте – мне они понятны больше, чем кому-либо, поскольку на мою долю выпало кое-что похуже. Вы называете произошедшее с Вами позором и унижением. Не спорю. Только, к счастью, Вам не пришлось пережить настоящей жестокости по отношению к себе, Вас не тащили за волосы к кровати и не били за попытки защититься.
- Джемма! – девушка не могла скрыть своего ужаса.
- Это так, Анна. К сожалению, актрис считают доступными женщинами, а если они пытаются защитить свою честь – кокетками, достойными наказания. Я тогда оказалась в таком же положении, как и Вы, никто не стал связываться с вельможным мерзавцем, защищая начинающую певицу. Все же мне удалось забыть, похоронить эти воспоминания и даже полюбить. Поймите, для человека нет ничего невозможного. Вы пережили позор и унижение в прошлом, но граф предлагает Вам стать женой, матерью его детей, и будьте уверены, он никому не позволит нанести оскорбление своей супруге. У Вас будет семья, защита, достойная жизнь.
Я никогда не брошу Вас на произвол судьбы, только кто знает об уготованном нам в дальнейшем? Сможете ли Вы прожить в одиночестве и без поддержки? Сумеете защитить себя от невзгод? Подумайте над этим, когда будете принимать окончательное решение, от этого зависит не только Ваша судьба, но и судьба графа во многом тоже.
Что же касаемо супружеских отношений – пусть они не пугают Вас. Если я правильно поняла – Вы не испытывали ненависти к хозяину до тех роковых событий?
- Нет, – Анна покачала головой, – он был сыном человека, воспитавшего меня, мы выросли вместе, я скорее опасалась его, ненависти не было, пока…
- Получается, он вызывает неприязнь как человек, обидевший Вас, а не как мужчина? Если это так, то почему Вы думаете, что не сможете быть счастливой с Паоло, ведь он ничем не обидел Вас. Разве у Вас есть причины ненавидеть его?
Несколько минут Анна молчала, обдумывая сказанное. В самом деле, Джемма права. Ее отношение к Владимиру было основано на обиде, которую она до сих пор не могла забыть и простить, а не случись непоправимого, вряд ли бы она стала ненавидеть барона.
Видя задумчивость компаньонки, Табальони продолжила:
- Вы на редкость цельная натура, Анна, из тех людей, у которых душа и чувство собственного достоинства стоят на первом месте, в отличие от некоторых особ, готовых на все ради удовольствия и легкой жизни. Я нисколько не сомневаюсь – Вы сможете сделать графа счастливым и стать счастливой сама, если захотите.
После этих слов она вышла, и Анна вновь осталась наедине со своими раздумьями.
Девушка понимала – Джемма права, возможно, замужество станет для нее наилучшим выходом, только сможет ли она стать такой женой, о какой мечтает граф, испытывая к нему лишь теплое чувство дружелюбия? Довольно ли будет этого для влюбленного мужчины, чтобы стать счастливым? Сомнения не отступали ни на шаг, до тех пор, пока через два дня не принесли букет для Анны с запиской от графа, в которой он сообщал о своем приезде в Милан.
Пришло время ответа.
Накануне визита Его Светлости Анна всю ночь просидела, сжав голову руками. Она понимала – принятое решение переиграть будет невозможно. Брак свяжет ее с графом навсегда – если ответить согласием; а если отказать, то будет ли у нее еще один шанс создать семью, завести детей, то есть осуществить свою тайную мечту, которую она тщательно скрывала от дядюшки, желавшего видеть свою воспитанницу театральной примой.
Все эти метания и ставшая уже привычной бессонница добавили бледности лицу и сделали более заметными круги под глазами, однако к завтраку девушка вышла спокойной, как человек, готовый смириться с предназначенным свыше.
Джемма поняла – компаньонка приняла решение. Не любопытствуя о том, каким оно будет, актриса лишь напомнила Анне о визите Паоло д’Эльяно, попросив приготовиться к нему. Девушка сдержано кивнула и Табальони ободряюще улыбнулась ей.
Вечером граф появился в особняке, безупречно элегантный во фрачной паре темно-синего, почти черного цвета, сшитой лучшим портным Венеции.
Несмотря на огромное богатство, Его Светлость не носил никаких украшений, кроме тяжелого кольца, судя по гербу – фамильного; часы, запонки и прочие атрибуты мужского туалета были настолько незаметными, что казалось – их нет совсем.
Войдя в гостиную, он склонился к руке красавицы и, вглядевшись в ее лицо, сказал:
- Добрый день, Анна. Как Вы себя чувствуете?
- Добрый день, сеньор граф, – девушка привычно опустилась в реверансе, – я в порядке, благодарю Вас. Прошу, присаживайтесь, Джемма сейчас придет.
- Сегодня я пришел к Вам, сеньорина. Вы помните наш последний разговор?
- Да, Ваша Светлость, – Анна не решалась посмотреть на графа
- Я думаю – у Вас было достаточно времени для принятия решения. Каким оно будет?
- Ваша Светлость, – Анна осмелилась посмотреть на мужчину и увидела его напряженный взгляд, – прежде чем я отвечу, позвольте задать Вам один вопрос.
- Хорошо, Анна, я слушаю.
- Скажите, сеньор граф, Вы уверены в правильности своего выбора, в том, что будете счастливы, связав свою жизнь со мной? Для меня очень важен ответ на этот вопрос.
- Мой выбор правилен, Анна. Я говорю это совершенно искренне. Я люблю Вас! Наверное, такое объяснение покажется Вам слишком скучным, только это не от недостатка чувств. Просто я уже не в том возрасте, когда совершаются безумства.
- Мне не нужны безумства, – голос девушки дрогнул, – ничего хорошего они не приносят.
- Что ж, теперь, когда Вы получили ответ на свой вопрос, ответьте мне.
- Я согласна, Ваша Светлость, – произнеся эти слова, Анна почувствовала, будто с ее плеч упал тяжелый груз. Сомнения, мучившие ее полгода, разрешились всего одной фразой.
- Вы… согласны, – в голосе Паоло д’Эльяно слышалась недоверчивая радость.
- Да, – девушка смотрела в лицо мужчины ясным взглядом без намека на сомнение. – Я стану Вашей женой.
Взяв ее руку, граф припал к ней горячим поцелуем и прошептал:
- Если бы Вы знали, каким счастливым сделало меня Ваше согласие.
Через несколько минут вошедшую на звон колокольчика Кончиту попросили передать Джемме, что ее ожидают в гостиной.
Едва Табальони переступила порог комнаты, граф объявил ей о согласии Анны, вызвав ахи и искреннюю радость актрисы. Джемма приказала подать шампанского и со слезами пожелала счастья жениху с невестой.
После поздравлений перешли к делам насущным.
Официальная помолвка была назначена на следующей неделе, а венчаться граф хотел через месяц, но Джемма воспротивилась этому, заявив, что в столь короткий срок сшить подходящее платье будет просто невозможно. В конце концов граф уступил, и свадьба должна была состояться через два месяца.
Жених просил Джемму не стесняться в средствах при шитье подвенечного наряда, обещая оплатить все расходы, чем вызвал у нее обиду. Она заявила – платье будет ее свадебным подарком Анне, и она сама вполне может оплатить его стоимость. На том и порешили.
Неделю спустя в особняке Джеммы состоялся прием в честь обручения графа и Анны. В присутствии представителей самых влиятельных семей Паоло д’Эльяно надел девушке на палец роскошное кольцо с бриллиантом редкой чистоты, а после Анна подписала официальное обязательство воспитывать своих будущих детей в догматах римско-католической церкви. Это было единственное требование графа к невесте.
Поле того, как гости разъехались, Анна, обратившись к покровительнице, сказала:
- Знаете, Джемма, я бы никогда не подумала, что Его Светлость так щепетилен в вопросах веры.
- Дело здесь не щепетильности, – Джемма улыбнулась, – д’Эльяно, конечно, знатный католический род, но граф больше руководствуется расчетом, чем высокими материями. Он защищает свои интересы и интересы своих будущих наследников. Поймите – останься граф бездетным, все его состояние отошло бы городу, теперь же лакомый кусок уплывает из-под носа Совета дожей. Представляю разочарование этих жирных котов, когда они узнают о помолвке. Графу об этом хорошо известно, вот он и пытается обезопасить себя. В случае, не дай Бог, его смерти иное вероисповедание детей может быть основанием для лишения их наследства.
Анна задумалась. Будущий муж представал перед ней в совершенно ином свете. Она начинала понимать: за кажущейся мягкостью графа скрывается сильный характер человека, способного быть жестким, расчетливым, суровым – если того требовали обстоятельства.
Сразу после помолвки граф вернулся в Венецию, а оставшееся до свадьбы время полетело с бешеной скоростью. Анне, помимо своих обязанностей, приходилось по настоянию Джеммы перебирать вороха тканей, лент, кружева, приносимых из магазинов свадебного платья. Табальони сердилась, видя почти полное безразличие девушки к столь важному вопросу, и наконец заявила, что сама выберет материю и фасон, раз невеста проявляет такую беспечность. Теперь Анне нужно было только примерять наряд, который портниха, подгоняемая Джеммой, старалась закончить в срок.
Видимо, немалая сумма, выложенная за работу, сделала свое дело, и за несколько дней до отъезда в особняк внесли большую коробку, перевязанную атласной лентой. Глядя на это белоснежно-кружевное чудо, девушка только теперь ощутила приближение перемен в своей жизни. Чуть позже были принесены коробки с туфельками, перчатками, и наконец фата роскошного валансьенского кружева, расшитая мелкими кристалликами хрусталя. Все это было тщательно упаковано и уложено в сундук, специально приготовленный для этих вещей.
В последний день перед отъездом Анна печально прошлась по особняку. Она успела привязаться к этому дому, и расставание с ним отзывалось в сердце щемящей тоской. Заменит ли ей роскошное палаццо, хозяйкой которого она станет в скором времени, этот скромный особняк, где она сумела вновь возродиться к жизни, словно Феникс из пепла?
В Венеции они с Джеммой и Кончитой остановились в той же гостинице, в тех же комнатах, что и в свой первый приезд в город. Последний день перед венчанием прошел в хлопотах, суете, обсуждении нерешенных мелочей.
Утром в день свадьбы из Ка Дандоло принесли тяжелый сверток, в котором оказался довольно большой лакированный ларец, украшенный искусной резьбой. Недоумевая, что бы это могло быть, Анна откинула массивную крышку и замерла пораженная. На бархате покоились украшения из тех же бриллиантов, какой был вставлен в помолвочное кольцо. Невероятной роскоши парюра, состояла из диадемы, колье, серег, браслетов и заколок для волос. Даже не разбиравшейся в цене подобных вещей девушке было ясно – за стоимость этих камней можно было купить несколько поместий. Присутствующая при этом Джемма пояснила: эти фамильные драгоценности являются свадебным подарком всем невестам в роду д’Эльяно и надеваются всего один раз в жизни – на венчание.
- А куда еще можно надеть такое, – улыбнулась она. – Право же, трудно себе представить прием или бал, где будет уместна подобная роскошь.
Анна хотела сказать, что полностью согласна с ее словами, но не успела. В комнату вошла Кончита вместе с гостиничной служанкой. Пришло время собираться в церковь.
Через два часа невеста была полностью готова: надето платье, уложены искусным куафюром волосы, приколота фата, застегнуты украшения. Глядя на отражавшееся в зеркале ангелоподобное создание в кружевной пене и сиянии драгоценностей, Анна не узнавала саму себя. Смотревшая на нее из зазеркалья незнакомка была кем угодно, только не Анной Платоновой, бывшей крепостной, волею случая оказавшейся в Италии.
_________________

Самого доброго и прекрасного времени суток и благодарю за продолжение!

Красиво, образно, грамотный и богатый слог, что я в последнее время стала особенно ценить.
Трогают душу истории и Бьянки, и Джеммы, и самого Паоло. Кстати будет сказать, что имена Бьянки и паоло мне очень симпатичны, и у меня также есть герои с такими именами
Ну, и сами сцены между графом и Анной пронизаны трогательностью и щемящей нежностью людей, желающих удержать в своих руках едва ли не последний шанс на счастье.
___________________________________

А меня пробрало с описания закулисья. И с того, какие там на самом деле процветают нравы, к чему старый барон Корф не готовил Анну. Вспомнила свои годы в театральной студии. Ушла из-за домогательств одного порядком взрослого актёра. Мне было пятнадцать с половиной. Так что шок Анны понимаю. А историю Джеммы я помню очень хорошо по Фикбуку.

очень тёплое удовольствие испытываю, когда читаю о подготовке к свадьбе Анны и синьора д"Эльяно :-)
_________________

Добрый вечер. Леди, благодарю вас за ваше внимание и добрые слова. Очень признательна!

Я долго обдумывала эти истории, и очень рада, что у меня получилось

Полностью согласна. Для графа и Анны это, действительно, последний шанс стать счастливыми, создать семью, иметь детей, ведь они столько испытали, что практически разочаровались в земном бытии. И если для Анны это возможно любить и быть любимой, то для графа это еще и знак свыше, как подтверждение того, что он прощен за историю с Бьянкой.

Вот всегда меня бесила эта сторона личности старого барона Корфа. Так и хочется назвать его лицемером. Ведь прекрасно знал, что ожидает Анну в театре и все равно ее туда пихал. Собственные амбиции ему были дороже чувств воспитанницы.

Признаюсь честно эта часть мне давалась нелегко, но я рада что получилось.
Леди, еще раз вас благодарю
_________________

 » Глава XV

Посмотрев последний раз в зеркало, Анна вышла из комнаты и направилась в гостиную, где находилась Джемма, которая должна была сопровождать ее на венчание в качестве посаженной матери. Экипаж, присланный графом, уже стоял возле гостиницы, оставалось только попрощаться с Кончитой и отправляться навстречу новой жизни. Добрая девушка с плачем обняла Анну, бормоча сквозь всхлипы пожелания счастья, но Табальони, строго взглянув на служанку, потянула свою подопечную к выходу:
- Нам пора, Анна.
Всю дорогу до церкви невеста молчала, пытаясь успокоиться и удержать в себе рвущиеся наружу чувства страха и беспокойства. Она сидела, стиснув руки, мысленно прося Бога дать ей сил и крепости духа, чтобы принять свою судьбу.
Для свадебной церемонии граф выбрал базилику Санта-Мария-делла-Салюте, один из красивейших храмов города, основанный в 1630 году в благодарность за избавление Венеции от чумы. Церковь славилась не только своей красотой и работами Тициана, украшавшими ее, но и иконой Богородицы-целительницы, привезенной в Италию с Крита.
Санта-Мария-делла-Салюте располагалась недалеко от гостиницы, напротив дворца Дожей, поэтому поездка была короткой.
Когда карета подъехала к церкви и кучер распахнул дверцу, Анна увидела незнакомого мужчину, который молча помог выйти из экипажа ей и Джемме, а после, взяв девушку под руку, повел к базилике. Анна догадалась – это посаженный отец, являвшийся, скорей всего, одним из друзей Его Светлости.
Внутри церковь удивляла огромными размерами, мозаичным полом, выложенным кругами, а также необычным алтарем, возле которого уже стоял граф. Приглядевшись, Анна с облегчением вздохнула. Паоло д’Эльяно все же уступил ее просьбам провести скромную свадьбу. Гостей было не более трех десятков. Едва невеста с посаженными родителями приблизилась к скамьям, где сидели приглашенные – между ними прокатился шепот. Анна была уверена – присутствующие обсуждают будущую графиню д’Эльяно, только ей было все равно. Каждый шаг, гулко отдающийся в тишине храма, приближал ее к замужеству. И вот уже она перед алтарем, а посаженный отец, передав ее руку графу, отошел в сторону, сев вместе с Джеммой в первых рядах.
Короткое благословение, и Анна вслед за женихом опустилась на колени на атласную подушку с вышитым на ней гербом рода д’Эльяно. Венчание началось.
Чуждые слова и молитвы католического обряда звучали, не задевая ее сознания. Анна будто со стороны видела себя, отвечающую «si» на вопрос священника и надевающую кольцо на палец графу. Все ее помыслы и мольбы были сосредоточены на иконе Богородицы старинного византийского письма, столь необычной в католическом храме. Обращаясь к ней, девушка просила дать ей сил и разума, наставить на путь истинный, молила защитить ее будущую семью. Просила, как могла, как умела, но искренне – от души.
А венчание, тем временем, подходило к концу. Последнее «Амэн», прозвучавшее под сводами храма, и как точка в прошлой жизни – ее подпись в церковной книге: «Анна д’Эльяно». Вот и все.
Идя от алтаря следом за мужем по обычаю католической знати, она только теперь поняла – отныне с этим мужчиной, с этой страной, и с этими людьми связана ее жизнь. Связана навсегда, до конца дней. Анны Платоновой больше нет – есть графиня д’Эльяно, которой еще предстоит стать женой, матерью и поддержкой для мужа.
Выйдя из базилики, граф взял жену под руку, и они направились к ожидавшему их свадебному кортежу. В карете он поднес пальцы девушки к губам и, улыбнувшись, сказал:
- Не переживайте, графиня. Все будет хорошо.
- Я не сомневаюсь в этом, Ваша Светлость, – Анна осмелилась взглянуть в лицо мужа.
- Паоло, cara, Паоло – привыкайте звать мужа по имени.
Девушка согласно кивнула головой, подбирая слова для ответа, и в этот момент карета остановилась возле Ка Дандоло.
Войдя в огромный холл палаццо, Анна увидела прислугу, собравшуюся, чтобы поприветствовать новую хозяйку. Мужчины склоняли головы, женщины приседали, когда граф вместе с женой проходили к лестнице, ведущей на второй этаж.
В просторном зале уже были накрыты роскошные столы, сверкавшие хрусталем и серебром изящных приборов. Согласившись на скромную свадьбу, граф решил ограничиться только торжественным обедом, отказавшись от бала.
Супруги встречали приглашенных у входа в зал, принимая поздравления и благодаря за подарки. Никто из присутствующих не был знаком Анне, поэтому графиня чувствовала себя неловко среди этих людей, но старалась не подавать виду, улыбаясь гостям и благодаря их.
Рассевшись за столы, гости отдавали должное тонким винам и изысканным блюдам, не забывая, однако, общаться между собой. Анна не сомневалась – главной темой разговоров была она, сидевшая во главе застолья вместе с мужем. От ее внимания не укрылось, какими глазами смотрели на нее мужчины, как поджимали губы женщины, рассматривая новоявленную графиню с головы до ног. И вряд ли эти взгляды можно было назвать дружелюбными.
Видимо, почувствовав смятение жены, граф сжал ее ладонь и, наклонившись, прошептал:
- Не обращайте внимания, Анна. Дамы всего лишь завидуют Вам, а мужчины… Почти каждый из них хотел бы оказаться на моем месте. Ваша красота просто создана для того, чтобы разбивать сердца.
- Я вовсе не стремлюсь к этому, поверьте, – Анна несмело коснулась руки мужа, – мне важны только Ваши чувства.
- Они полностью принадлежат Вам, сеньора, – улыбнулся Паоло д’Эльяно.
Этот шутливый разговор, тем не менее, придал Анне сил, и все время до конца обеда она чувствовала себя более уверенно.
Через два часа гости, собравшиеся на торжество, стали покидать Ка Дандоло. Последней уезжала Джемма, прощаясь с ней, Анна расплакалась, уткнувшись в плечо актрисы. Девушке было очень больно расставаться с этой женщиной, спасшей ей жизнь и практически ставшей для нее матерью. Табальони в последний раз прижала Анну к себе и, обернувшись к графу, сказала:
- Берегите ее, Ваша Светлость. Вам достался настоящий ангел.
- Я знаю, Джемма, – ответил граф без капли сомнения в голосе, и Джемма, кивнув на прощание бывшей компаньонке, скрылась за дверью.
Едва она вышла, как Анна услышала за спиной голос одной из служанок:
- Сеньора, я помогу Вам переодеться, – и без возражений пошла за девушкой по коридорам пока еще незнакомого палаццо.
Поднявшись этажом выше, горничная открыла одну из дверей и посторонилась, пропуская Анну.
- Ваши комнаты, сеньора, – проговорила она, – а комнаты сеньора графа рядом, – добавила девушка, закрывая дверь.
Анна огляделась. Безусловно – жилая часть дворца отличалась от парадной, подавляющей своими размерами и роскошью. Комната, в которой она сейчас находилась, скорее всего была будуаром, примыкавшим к спальне. Небольшая, отделанная в сине-бежевых тонах, она была обставлена простой удобной мебелью и выглядела весьма уютно. Единственной роскошной вещью здесь было висевшее на стене большое овальное зеркало в серебряной раме, в котором можно было увидеть себя во весь рост.
Дверь вновь отворилась, впуская еще одну девушку, несущую какие-то вещи. Когда она разложила их, то Анна увидела белье и платье, но к своему удивлению поняла, что подобной одежды у нее никогда не было. Судя по всему, она была куплена для нее мужем, только вот когда граф успел это сделать?
Расспрашивать служанок Анна не хотела, тем более – вряд ли бы она получила ответ на свои вопросы. Прислуга в Ка Дандоло была отлично вышколена и не позволяла себе лишних разговоров. Ни слова не говоря, служанки разобрали прическу и полностью раздели Анну, а потом помогли одеться в новые вещи. Одна из них унесла свадебный наряд и драгоценности, другая же принялась укладывать волосы графини. Закончив, она отошла в сторону, дав Анне возможность посмотреться в зеркало. Взглянув на свое отражение, девушка осталась довольна: платье сидело идеально, словно шилось специально для нее. Единственное, чего не могла понять Анна, так это выбора платья. Закрытое, серого бархата с черными атласными вставками, оно было скорее дорожным, чем домашним, и обули ее почему-то в ботинки, а не туфельки.
Пока Анна раздумывала о этом, в будуар после короткого стука вошел граф, одетый, как и она, по-дорожному. Оглядев супругу, он сказал:
- Вижу – Вы полностью готовы, cara.
- Мы куда-то уезжаем? – Анна вопросительно посмотрела на мужа.
- Да. В свадебное путешествие. Сразу после обеда.
- Обеда? – графиня была в недоумении.
- Cara, во время банкета Вы не проглотили ни кусочка, утром наверняка тоже, а путь нам предстоит неблизкий. Поэтому пойдемте обедать. Стол уже накрыт.
Не говоря ни слова, девушка прошла следом за графом в небольшую столовую, где был сервирован стол на две персоны. Сидя напротив мужа, она почти не прикасалась к блюдам, чувствуя, что кусок не лезет в горло. Видимо, графу это надоело, и он произнес:
- Ради Бога, Анна, перестаньте поститься. Поверьте, далеко не во всякой гостинице нам придется вкусно поесть – пользуйтесь случаем сейчас.
Эта тирада мужа, как ни странно, успокоила Анну, и она принялась за еду с аппетитом, которого не ожидала от себя.
Обед и в самом деле был отлично приготовлен, но больше всего графиню поразил десерт – мороженое, выложенное в виде женской прически с воткнутым в нее гребнем из леденцового сахара. Заметив, с каким интересом супруга смотрит на это великолепие, граф весело сказал:
- Мой кондитер настоящий волшебник, cara, а это одно из его коронных творений – «Волосы Венеры». Право же, этот десерт стоит того, чтобы его попробовать.
Видя спокойствие мужа, Анна полностью расслабилась, и конец обеда прошел совсем непринужденно, как у супругов, женатых много лет.
После обеда горничная принесла девушке теплый плащ, шляпку и перчатки. Пора было отправляться в дорогу. Поправляя перед зеркалом шляпку, Анна вспомнила о том, что все ее вещи остались в гостинице, и надо бы за ними заехать. Но едва она заикнулась об этом, муж ответил:
- Оставьте их там, Анна. Ваш новый гардероб уже в карете.
- Новый гардероб?! – Анна не уставала поражаться мужу. – Но… откуда?!
- Очень просто. Я попросил у Джеммы одно из Ваших платьев, чтобы не ошибиться с размером, остальное сделали модистки, подобрав за два месяца все необходимое. И теперь нам нет надобности заезжать в гостиницу.
Их разговор был прерван камердинером графа, сообщившим, что карета подана, и через несколько минут супруги сидели в дорожном экипаже, выезжавшем из города.
Свадебное путешествие растянулось более чем на два месяца. Граф хотел показать жене Европу совсем не такой, каковой ее стремятся видеть большинство путешественников. Вместо больших шумных городов – маленькие старинные, вместо переполненных гостиниц – снятые на время уютные домики, вместо игорных домов Ниццы – величественные Альпы. Анна понимала – муж сделал это для того, чтобы у них была возможность привыкнуть к друг другу и, избегая назойливого постороннего внимания, выбирал места, где никому не было дела до путешествующих супругов-иностранцев. По отношению к жене граф был заботливым и внимательным, к тому же чутким умелым любовником, и если поначалу Анна, стыдясь, вела себя скованно, то постепенно привыкла засыпать в его объятиях и стала, пусть и робко, отвечать на ласки мужчины.
Она поняла – ей хорошо с Паоло, тихо и спокойно, как еще никогда не было за всю ее жизнь. Ей нравилось гулять с ним, слушая историю того или иного городка, о которых он рассказывал так интересно, нравилось сидеть рядом с графом у камина, потрескивающего дровами, нравилось слышать его «доброе утро, cara», открывая глаза после совместной ночи. Анна искренне привязалась к мужу, не раз вспоминая слова Джеммы о том, что ровные, теплые отношения гораздо надежней бурной страсти.
Так они проехали по Швейцарии, Франции и, наконец, добрались до Германии. Посетив несколько городов, граф решил остановиться на время в Подстдаме, чтобы немного отдохнуть от длительных переездов.
В один из дней, прогуливаясь с мужем, Анна вдруг услышала знакомый колокольный звон и, не отдавая себе отчета, пошла к небольшому православному храму, на звоннице которого заливались медной песней колокола. Перекрестившись на купол, она с печалью подумала, что в ее жизни все не как у людей. Ведь по католическим законам граф женат, его жизнь с Анной освящена браком, а с точки зрения своей веры она живет с Паоло в грехе, поскольку православного венчания не было. И если граф имеет право назвать ее женой, то она считать его мужем не может.
Все эти мысли облачком набежали на лицо Анны, погасив оживленность черт и блеск глаз.
- Что-то случилось, саrа? – спросил граф, заметив, как изменилось настроение жены.
- Нет, просто я немного замерзла. Сегодня довольно холодно, Вы не находите? – Анна заставила себя улыбнуться. – Давайте вернемся обратно.
Больше к этому разговору граф не возвращался, только несколько раз бросал на жену задумчивые взгляды, словно старался понять причину ее беспокойства. На другой день утром он куда-то отлучился, а через два дня за завтраком попросил ее одеться понарядней для предстоящей прогулки. На вопрос Анны:
- Зачем?
Он только улыбнулся и ответил:
- Пусть это будет для Вас сюрпризом, саrа.
Какой сюрприз приготовил ей муж, графиня поняла, когда они вошли в храм, увиденный несколько дней назад, и священник повел ее к исповеди. Еще до конца не веря, Анна сквозь слезы смотрела на пламя венчальных свечей, внимая словам, которые уже не надеялась услышать: «Венчается раб Божий Павел рабе Божией Анне». Поцелуй мужа, благословение и свидетельство о венчании между Павлом д’Эльяно – католиком, и Анной Платоновой – православной, совершенном в Свято-Александровском храме, стали целительным бальзамом для души Анны. Теперь все правильно, так, как и должно быть.
Выйдя из храма, муж осторожно взял Анну за подбородок и, подняв ее голову, спросил:
- Почему слезы, саra? Разве Вы не рады?
И она, растеряв свою сдержанность, уткнулась ему в грудь, шепча:
- Спасибо! Вы даже не представляете, что для меня сделали!
- Отчего же не представляю? Представляю, и очень хорошо. – Хотя граф говорил шутливо, в его голосе проскальзывало облегчение, словно он избавился от непомерной тяжести. – Я привязал Вас к себе теперь уже навсегда. Ни одна церковь не даст нам развода.
В ответ Анна, подняв голову, твердо сказала:
- Пока жива – я не покину Вас! Обещаю!
Возможно, ей лишь показалось разочарование, мелькнувшее в глазах Паоло, потому что уже в следующее мгновение он, улыбнувшись, произнес:
- Вы счастье всей моей жизни, Анна! А теперь пойдемте, на улице и впрямь холодно.
В ночь после венчания Анна почувствовала – что-то изменилось. Словно в сердце зазвучала некая струна, и ее звук, слабый, еле различимый, помогал ощущать все гораздо ярче, еще больше притягивая женщину к мужу.
А утром, едва встав, графиня вновь опустилась на кровать от непривычной слабости и подступавшей к горлу тошноты. Встревоженный граф тут же послал за врачом, и после осмотра был осчастливлен новостью о будущем прибавлении в семье. Не скрывая радости, он решил возвратиться в Италию, дабы не подвергать риску здоровье супруги.
_________________

 » Глава XVI

Обратный путь был недолгим, останавливались лишь для того, чтобы передохнуть, и через день-другой ехали дальше. В дороге граф проявлял к жене еще больше заботы, старался сделать поездку максимально удобной для Анны, выполняя любой ее каприз или пожелание. Графиня же, несмотря на недомогание, чувствовала себя счастливой, мечтая,о том как возьмет малыша на руки. Отлично сделанная венскими мастерами карета быстро катила по гладким европейским трактам, и через две недели Анна услышала ставшую уже привычной итальянскую речь.
Молодая женщина была удивлена, что по приезде в Италию они отправились не Венецию, а в поместье под Флоренцией, доставшееся Паоло от матери. Помня о том, как тяжело простыла Анна в зимней Венеции, граф решил не рисковать здоровьем супруги и поселил ее подальше от промозглого сырого города, чему графиня была очень рада.
Ей пришлась по душе тихая размеренная жизнь в поместье: уютный дом, вечера у камина, прогулки по зимнему парку нравились ей гораздо больше, чем светский блеск роскошного палаццо.
Граф почти все время проводил с ней, а если дела требовали его отъезда, оставлял жену на попечение своей дальней родственницы – сеньоры Доротеи, добродушной общительной дамы средних лет. Анна легко сошлась с ней, коротая время за разговорами, и хотя разговорчивость мужниной родственницы иной раз утомляла графиню, все это компенсировалось ее искренним участием и заботой об Анне.
К концу весны фигура графини изменилась: живот стал заметно большим, некогда легкая походка тяжелела, она уже не решалась на длительные прогулки, предпочитая сидеть в беседке недалеко от дома, либо читая, либо занимаясь шитьем детского приданого, которое она готовила для ребенка сама, вызывая у мужа счастливую улыбку, когда он смотрел на склоненную над работой голову жены.
Последние недели перед появлением малыша граф вообще перестал отлучаться из имения, не желая оставлять супругу одну ни на минуту. Он понимал – будущие роды пугают Анну, поэтому изо всех сил старался успокоить жену, поддерживая в ней уверенность, что все будет хорошо. Он словно делился с ней силами, и Анне, глядя на него, становилось легче, она старалась не думать о предстоящих страданиях, сосредоточив свои мысли только на ребенке и молясь о том, чтобы он родился живым и здоровым.
Видимо, Бог был милостив к ней, потому что на исходе лета, после мучительной ночи графиня разрешилась крепким голосистым мальчиком, которого родители, с обоюдного согласия, назвали Джиованни. Рождение ребенка полностью возродило Анну, вернув утерянную было радость жизни, она впервые за долгое время улыбнулась, когда ей на руки положили маленький живой комочек, который она судорожно прижала к груди, не сдерживая слез радости.
Еще одной радостью для Анны стал приезд Джеммы, ей граф предложил стать крестной матерью их первенца. Не видевшись почти год, женщины проводили за беседой по нескольку часов, и актриса не могла нарадоваться за свою подопечную, видя семейное благополучие Анны. Для ее бывшей компаньонки, в самом деле, все складывалось замечательно: сын родился здоровым, муж, счастливый появлением наследника, боготворил жену, и в довершение ко всему была тихая, спокойная жизнь в поместье в окружении только самых близких людей.
Но после крещения Джиованни, проведенного со всей возможной помпезностью в одном из храмов Флоренции, Джемма засобиралась обратно в Милан, актрисе и так с большим трудом удалось вырваться из театра, а после того, как Анна полностью поправилась после родов, граф объявил ей о возвращении в Венецию.
Расстроившись, Анна попыталась было уговорить мужа отложить переезд, только Паоло, рассмеявшись, сказал:
- Ради Бога, саrа, пощадите репутацию своего супруга! Обо мне и так уже говорят, как о ревнивом мавре, запершем молодую жену в поместье. И если раньше это можно было объяснить Вашим положением, то теперь оправданий просто нет. Вам пора появиться в свете, нельзя же все время избегать своих обязанностей.
Анна только вздохнула. Она понимала – граф прав, замужество налагало на нее еще и светские обязанности: посещение балов, приемов, организацию таких же в собственном доме, ведение хозяйства в огромном палаццо, которое будет требовать гораздо больше усилий, чем скромный особняк Джеммы. И маленький сын нуждается в постоянном материнском внимании, несмотря на солидное число нянек. Анне предстояло узнать и полностью изучить изнаночную сторону жизни женщин-аристократок, тщательно скрытую за дорогими нарядами, украшениями, развлечениями, настолько скрытую, что непосвященному человеку кажется, будто ее нет совсем.
Через несколько дней две кареты покинули поместье двинувшись по направлению к Венеции. В первой ехали граф с супругой, во второй – Джиованни с кормилицей и няньками.
Вернувшись в город, граф первым делом решил дать прием в честь рождения сына, именно на нем Анне предстояло вступить в высший свет в качестве графини д’Эльяно.
Занимаясь подготовкой к приему, графиня сбилась с ног, решая возникающие проблемы, начиная от того, какие залы приготовить для посетителей, до цветов для праздничного стола. Паоло старался помогать ей по мере сил, однако у него были свои заботы, да к тому же Анна понимала – организовывать торжества с подобным размахом ей придется нередко, поэтому надо привыкать, нельзя же все время надеяться на помощь мужа, ведь это целиком и полностью ее обязанность как жены и хозяйки.
В день приема у графини буквально все валилось из рук. Мучили неопределенность, страх провала и странное чувство тревоги, не дающее покоя с самого утра.
Видя метания супруги, Паоло попытался успокоить ее:
- Не переживайте так, саrа. Думаю – все будет замечательно. Вам просто необходимо иметь побольше уверенности в себе, к тому же не забывайте – я всегда буду рядом и помогу.
А через несколько минут добавил:
- Мне бы хотелось, чтоб Вы спели для гостей, Анна. Я уже давно не имел удовольствия слышать Ваш голос, а для приглашенных это будет приятным сюрпризом.
Удивленная такой просьбой Анна согласилась, думая о том, что же можно исполнить для столь взыскательной публики.
Стрелки часов неумолимо двигались по циферблату, и вот уже графиня при помощи двух горничных заканчивала одеваться для торжества. Оставались лишь мелочи: поправить подвески колье, капнуть на кожу и волосы духи, когда граф, войдя в будуар, замер в восхищении.
Анна была ослепительна в платье, простота которого стоила графу в разы дороже самых изысканных нарядов, и драгоценностях, подаренных мужем за рождение первенца. Это были серьги с колье из кашмирских сапфиров столь необычного цвета, что казалось, будто камни вобрали в себя все оттенки синего, и сверкание драгоценных граней как нельзя лучше подчеркивало синеву глаз молодой женщины.
Не отрывая взгляда от супруги, Паоло подошел к ней и, нежно огладив обнаженные плечи, промурлыкал:
- Вы невероятно хороши, саrа! Боюсь, сегодня многие представительницы прекрасного пола будут весьма недовольны отсутствием мужского внимания к ним, поскольку Ваша красота не имеет себе равных!
Анна лукаво улыбнулась:
- Не скромничайте, Ваша Светлость! Вы, с Вашей непревзойденной галантностью, будете окружены таким количеством дам, что я заранее начинаю ревновать.
В ответ муж склонился к ней еще ближе, обдавая шею жарким дыханием:
- Если б у меня было время, не сомневаюсь – я бы смог доказать, что меня интересует только одна дама, но увы, гости скоро начнут собираться и нам пора их встречать.
Глянув последний раз на свое отражение, Анна взяла графа под руку, направляясь вниз, к парадному залу, где им предстояло встречать приглашенных. Графиня перевела дух, стараясь унять биение сердца, а Паоло, сжав ее ладонь успокаивающе, сказал:
- Не стоит так беспокоиться, саrа. Это всего лишь встреча гостей. Улыбка, несколько приветственных слов – все, что от нас требуется. Главное – не показывайте своего волнения и постарайтесь запомнить имена присутствующих, нам с ними еще не раз встречаться.
Ободренная поддержкой мужа, женщина устремила взор на лестницу, где стали появляться первые гости.
Все действительно оказалось не так уж страшно, через полчаса Анна вполне освоилась, улыбаясь гостям и принимая благодарности за приглашение. Держа ее руку, Паоло словно делился с ней своей уверенностью, и графиня уже не обращала внимания на колючие взгляды дам, которые они исподтишка бросали на нее. Анна была сосредоточена на том, чтобы всем оказать одинаково теплый прием и запомнить имена, произносимые дворецким. В редких промежутках между приездом гостей Паоло успевал шепнуть жене несколько слов о той или иной паре, подсказывая, как вести себя с ними во время приема.
Через два часа почти все приглашенные были в сборе, а графиня уже с облегчением вздохнула, но взглянув на парадный вход, едва сдержала крик: следом за незнакомой Анне пожилой четой в палаццо входили Михаил Репнин с Лизой Долгорукой.
Не веря собственным глазам, она смотрела на них, поднимающихся по лестнице, внутренне сжимаясь в ожидании неизбежного скандала, еле сдерживая желание бежать куда глаза глядят, только бы не видеть напоминания о своем прошлом, но граф, почувствовав смятение супруги, крепче прижал ее руку к своему локтю и, едва шевеля губами, произнес: «успокойтесь, саrа».
Понимая – другого выхода нет, Анна вежливо приветствовала Репниных-старших, шедших впереди, а после обратила взгляд на Михаила и Лизу, стоявших с широко открытыми глазами и смотревших на нее так, словно они увидели приведение. Горько усмехнувшись про себя, женщина подумала: «А ведь в самом деле, трудно признать в сверкающей драгоценностями графине бывшую крепостную барона Корфа».
Тем временем, князь Репнин-старший, поблагодарив хозяев, сказал:
- Граф, разрешите Вам представить моего сына князя Михаила и его супругу княгиню Елизавету.
- Рад знакомству, князь, – ответил граф, приветствуя Михаила. – Паоло д’Эльяно, к Вашим услугам, это моя супруга – графиня Анна, – добавил он, повернувшись к жене.
- Взаимно, Ваша Светлость, – склонил голову Михаил, – для нас с княгиней большая честь быть приглашенными вами.
Семья Репниных прошла в зал, а у Анны с души упал камень. Скандала удалось избежать, тем не менее, она чувствовала взгляды Михаила и Лизы, которые они бросали на нее из толпы гостей. К тому же, объяснение с мужем тоже было не за горами. Паоло, конечно, сразу догадался о знакомстве жены с князем Репниным, и хоть он великолепно владел собой, являясь истинным образцом аристократического воспитания, графиня заметила складку, залегшую между бровей мужа, и пронзительный взгляд, устремленный на нее.
Впрочем, разбираться в прошлом времени не было. Супруги вернулись в зал, все гости собрались – пора было представлять обществу нового графа д’Эльяно.
Повинуясь незаметному для посторонних знаку хозяина, один из лакеев вышел и через несколько минут нарядно одетая кормилица вошла с белым кружевным свертком в руках, который передала графу. Взяв ребенка, Паоло повернулся к присутствующим и торжественно сказал:
- Сеньоры, позвольте вам представить – Его Светлость граф Джиованни д’Эльяно – мой сын и наследник.
Собравшиеся тут же разразились поздравлениями и комплиментами в адрес д’Эльяно-младшего, однако Его Светлости это быстро наскучило, о чем он оповестил громким криком и был унесен кормилицей в детские комнаты.
Все это время Анна нет-нет, да и ловила на себе потрясенные взгляды Михаила и Лизы, но момента для объяснения не находилось, тем более – она была уверена в том, что эти взгляды замечает муж, а давать графу повод для каких-либо подозрений она не собиралась.
После того, как сына унесли, Паоло склонился к стоящей рядом супруге и тихо сказал:
- Ваша очередь, саrа.
И Анна, помня о своем обещании спеть, подошла к роялю, за которым уже сидел приглашенный аккомпаниатор.
Общество, ожидая выступления, расположилось полукругом возле инструмента: мужчины в надежде получше рассмотреть красоту графини, женщины в надежде на провал соперницы, уже предвкушая светские разговоры, в которых будут сравнивать эту выскочку с чванливым павлином, награжденным Герой необычной красотой, зато начисто лишенным певческого таланта.
Аккорд, другой, третий – и музыка, подхватив певицу, повела за собой, исторгая из ее груди чарующие звуки, заставляющие забыть обо всем, кроме этой женщины, чье пение влекло к ней словно к смертоносной сирене, обрекающей на гибель околдованных моряков. Казалось – все присутствующие боялись пошевелиться, чтобы не спугнуть воцарившееся в зале волшебство, в котором гости пребывали еще несколько мгновений после выступления, и только потом тишину разорвал шквал аплодисментов.
Успех был несомненным, и граф первым подошел поблагодарить супругу за доставленное удовольствие. Поцеловав руку Анне, он произнес:
- Ваше пение поистине божественно, саrа! Думаю – Вы не оставили равнодушным ни одного человека в этом зале.
Потом подходили другие, осыпая комплиментами, выражая свое восхищение красотой и талантом графини, а Анна же больше всего беспокоилась о том, чтобы Михаил и Лиза ненароком или намеренно не выдали ее тайны.
Впрочем, все обошлось. Восторг постепенно стал стихать, и вскоре общество перешло в танцевальный зал, где уже настраивал инструменты оркестр.
Открыв бал величественным полонезом в паре с одним из самых почетных гостей, Анна оставила все свои вальсы за мужем, отказавшись от других танцев. Выполняя обязанности хозяйки, она почти все время вынуждена была отвлекаться, к тому же ей хотелось посмотреть, как себя чувствует сын. Выбрав подходящий момент, она шепнула мужу, что отправится в детскую и выскользнула в коридор.
В комнате сына было тихо, Джиованни, успокоившись, спал под присмотром няньки, сидевшей в уголке. При виде хозяйки она хотела встать, но Анна махнула рукой, позволяя ей сидеть. Расспросив женщину и убедившись – все в порядке, она вышла из детской, вновь отправившись в зал, однако не дойдя нескольких шагов, услышала, как ее окликнули и, обернувшись, увидела Лизу Долгорукую, вернее, теперь уже княгиню Репнину.
Сообразив – бежать и отнекиваться глупо, она остановилась, ожидая, когда бывшая подруга по детским играм подойдет к ней.
Лиза, подойдя, пристально вгляделась в ее лицо, словно до сих пор не веря своим глазам, потом спросила:
- Аня! Неужели это правда ты?!
- Да, Елизавета Петровна, – Анна скупо улыбнулась. – Вы не ожидали здесь встретить меня?
- Не ожидали – не то слово, Аня! – Лиза заговорила громче, поскольку оркестр вновь заиграл. – Тебя же считают мертвой! Представь себе наше состояние, когда мы увидели тебя живой и здоровой. Ах, ты даже не представляешь, сколько всего мне надо тебе рассказать. Это такая невероятная история! Нам непременно нужно поговорить, ты ведь ничего не знаешь!
- Хорошо, Елизавета Петровна, – Анна согласно кивнула головой, совсем не понимая, о какой истории говорит княгиня. – Приходите к нам завтра с визитом, и мы сможем поговорить, а сейчас, извините, мне пора к гостям.
Вернувшись в зал, графиня вновь окунулась в круговерть праздника: наблюдая, приказывая, слушая, танцуя, и почти сразу забыла о предстоящем разговоре с Лизой.
Прием удался на славу, приглашенные, довольные всем, разъезжались глубоко за полночь, благодаря провожавших их хозяев за приятное времяпровождение.
Когда последний из гостей покинул палаццо, граф, обернувшись к супруге, сказал:
- Все прошло отлично, благодарю Вас, саrа. Думаю – у нас завтра будет куча визитных карточек с ответными приглашениями.
Но не успела Анна облегченно вздохнуть, безо всякого перехода спросил:
- Вы знакомы с князем Репниным?
Глянув в лицо мужа, Анна поежилась: глаза Паоло горели мрачным огнем, губы крепко сжались в тонкую линию. Сейчас он поразительно походил на своего отца, чей портрет висел в парадной галерее Ка Дандоло.
Не желая обманывать мужа, графиня ответила, тщательно подбирая слова:
- Вы правы, Паоло, мы были знакомы с князем в России.
Следующий вопрос, заданный резким тоном, застал ее врасплох:
- Это он?!
Пораженная, она отрицательно замотала головой:
- Нет, как Вы могли такое подумать?! Я ведь говорила Вам, что родители моего бывшего хозяина умерли, а у князя живы, Вы же видели. Уверяю Вас – князь не был моим хозяином, он был тем человеком, которого я любила.
- Любили или любите?!
Понимая – муж ревнует ее к прошлому, Анна подошла к нему совсем близко и, глядя в глаза, сказала:
- Любила, Паоло. Я не знаю, чем это объяснить, только порой мне кажется – бывшая крепостная Анна Платонова умерла там, возле дороги, когда ушла из дома. Вместо нее появилась новая женщина, связавшая свою жизнь с другой страной, с другими людьми и с Вами, Паоло. Я поняла это во время нашего венчания в Санта-Мария-делла-Салюте. Отныне моя жизнь здесь, а прошлое… оно причиняет лишь боль, которая никуда не уходит. Когда я сегодня увидела князя – я испугалась. Испугалась скандала, воспоминаний о пережитом позоре, испугалась быть узнанной. Это был страх, или что угодно, только не любовь. Я сама не понимаю, почему чувство к князю так быстро исчезло из моей души, может быть потому, что боль и ненависть вытеснили из нее все остальное. До встречи с Вами моя душа была полностью опустошена, и только благодаря Вам я вновь научилась жить.
Когда она замолчала, граф, шумно вздохнув, притянул жену к себе и, уткнувшись в шелковистые волосы, прошептал:
- Я прошу Вас, Анна, забудьте прошлое! Перестаньте травить себя понапрасну. У вас началась новая жизнь, и обещаю – страданий в ней больше никогда не будет.
Не говоря ни слова она вскинула тонкие руки на шею мужа и, отвечая на его поцелуй, выдохнула:
- Я постараюсь!
Утром графиня открыла глаза от солнечного света, заливавшего спальню. Портьеры были раздвинуты, а солнечные лучи беззастенчиво хозяйничали в комнате, отражаясь от граней хрусталя и полированной мебели. Скорее всего, она проспала почти до обеда. Мужа уже рядом не было, видимо он, не тревожа ее сна, позавтракал в одиночестве и наверняка успел принять несколько визитеров, приехавших с благодарностью.
Подумав – время до обеда еще есть, Анна хотела полежать подольше, но в огромной кровати без Паоло было как-то одиноко и неуютно, и она решила вставать.
Приведя себя в порядок, графиня первым делом навестила сына и только потом спустилась вниз.
Увидев жену, граф подошел к ней и, поцеловав руку, спросил:
- Вы отдохнули, саrа?
- Да, благодарю Вас, – Анна притенила ресницами взгляд. – Вы не разбудили меня утром.
- Вам нужно было отдохнуть после вчерашнего, – граф многозначительно улыбнулся. – Посмотрите сколько визиток, – он указал на стол, – в свете только разговоров, что о красоте и таланте графини д’Эльяно.
Слова мужа о визитках напомнили Анне встречу с Лизой. Боже, как она могла об этом забыть, ведь княгиня предупреждала ее о важности новостей, которые хотела сообщить! Надеясь, что она все-таки не проспала, графиня спросила у мужа:
- Скажите, Паоло, княгиня Репнина с визитом не приезжала?
Граф удивленно посмотрел на нее:
- Нет, Вы знакомы и с княгиней тоже?
- Конечно, ведь их поместье было соседним с тем, в котором я жила. Мы с детства росли вместе, в то время Лиза была моей подругой. Вчера она остановила меня в коридоре и сказала, что у нее есть важные новости, касающиеся меня. Она очень настаивала на разговоре, поэтому я ей предложила приехать сегодня. Представляете – они считали меня мертвой!
- Ну, на их месте я бы тоже так считал, – граф покачал головой. – Что же еще можно думать о пропавшем без следа человеке?
- Я даже представить себе не могу, о чем хочет поговорить со мной Лиза, – Анна на минутку задумалась, – у нас никогда не было общих интересов.
- Уверен – княгиня Вам все объяснит во время визита, – граф взял жену под руку. – Пойдемте обедать, возможно она скоро появится.
Слова мужа оказались пророческими. Не успели супруги встать из-за стола, как в палаццо ураганом ворвалась Лиза, вызвав своим бурным появлением улыбку у Паоло, никогда не изменявшему аристократической сдержанности. На ходу срывая перчатки, она подошла к Анне, крепко обняв, расцеловала, только потом, повернувшись к графу, произнесла:
- Ваша Светлость, мне необходимо поговорить с Анной и с Вами.
- Добрый день, княгиня, – граф, пряча улыбку, склонился к ее руке. – Прошу, проходите, мы с графиней с удовольствием выслушаем Вас.
Устроившись поудобней на диване в гостиной, Лиза глубоко вздохнула и выпалила:
- Ваша Светлость, Анна, я не люблю ходить вокруг да около, поэтому начну с главного – Анна моя родная сестра!
Разверзнись над головой хляби небесные, Анна не была бы так поражена в этот момент. Слова Лизы не умещались в голове: они сестры? но как? почему? Судя по выражению лица Паоло, он был поражен не меньше жены, впрочем, свои эмоции контролировал хорошо.
- Подождите, княгиня, – граф первым пришел в себя, – насколько мне известно со слов супруги – она сирота, ее родители умерли много лет назад.
- Да, да, все так думали, – отмахнулась Лиза, – и только после исчезновения Анны стала известна правда. Анна дочь моего отца и одной женщины, ранее жившей в нашем поместье. Когда все открылось, наш брат хотел узаконить Анну, дав ей имя и приданое, но, к сожалению, она пропала. Теперь же, когда сестра нашлась, Андрей обязательно это сделает, и Вы, Ваша Светлость, будете женаты на представительнице одной из самых знатных фамилий России – княжне Долгорукой.
Неожиданно для всех вскочив с кресла, Анна бросилась к княгине со словами:
- Кто моя мать, Елизавета Петровна?! Где она?!
- Тише, саrа, тише! – Паоло, взяв жену за плечи, осторожно вернул ее обратно в кресло. – В самом деле, княгиня, что с родителями моей супруги?
- Наш отец умер, а ее мать – Марфа, она сначала была нашей крепостной, потом крепостной в поместье, в котором жила Анна.
- Где она, Лиза? – чуть слышно спросила графиня.
- В монастыре, – княгиня отвела глаза. – Когда ты пропала, все посчитали тебя умершей, после этого Марфа ушла в монастырь.
Анна схватилась за голову. Принесенная Лизой новость до сих пор казалась ей чьей-то глупой шуткой: она княжна Долгорукая, Андрей собирался признать ее, семья отца ее разыскивала, а она об этом ничего не знала. Действительно, было от чего сойти с ума.
Видя состояние сестры, Лиза подошла к ней и, взяв за руки, тихо сказала:
- Успокойся, Аня. Все хорошо, правда. Мы рады, что ты нашлась, и я сегодня же отпишу об этом Андрею.
Поняв – сестрам надо побыть вдвоем, Паоло откланялся и оставил их наедине. Сначала в комнате повисло неловкое молчание, потом, спустя какое-то время, Лиза произнесла:
- Мы в самом деле искали тебя, Аня. Особенно Корф, ты знаешь, он… – и тут же осеклась, увидев, как побледнела графиня.
Упоминание о бароне вернуло утихшую было боль, и Анна дрожащим голосом сказала:
- Елизавета Петровна, прошу Вас – никогда не упоминайте этого человека в моем присутствии!
- Хорошо, хорошо, – Лиза бросила на нее сочувствующий взгляд. – Только не зови меня Елизаветой Петровной, – она топнула ногой, – мы сестры!
Потом, оглядевшись вокруг, вдруг спросила:
- Как ты живешь здесь, Аня? Ты счастлива?
- Да, – Анна отвечала без тени сомнения, – у меня семья, отличный муж, теперь вот появился сын, о чем еще может мечтать женщина?
- Я знаю о твоем сыне, – Лиза улыбнулась, – видела вчера. Правда, рассмотреть не смогла в такой сутолоке. Может, покажешь мне племянника?
- Конечно, – и женщины, поднявшись, отправились в детскую.
Вдоволь насмотревшись на Джиованни, Лиза сказала сестре:
- Ты знаешь – у меня тоже есть сын. Я назвала его Николаем, он старше твоего на полтора года. Надеюсь, когда они вырастут, станут настоящими братьями и друзьями.
- Мне тоже этого хочется, – Анна вздохнула, – будучи маленькой, я всегда мечтала о брате или сестре. Тебе было проще, ведь с тобой были Соня и Андрей.
- Теперь Соня с Андреем и твои брат с сестрой. Уверена, – продолжала Лиза, – как только Андрей узнает о твоем «воскрешении», он тут же займется документами по признанию и оговорит с твоим мужем размер положенного за тобой приданого.
_________________

Уиии! Сколько теплоты было вложено в описание того, как Анна живёт с Паоло, его спокойная забота, ласка, и то, как Анна стала матерью маленького Джиованни - это не могло не вызвать слёзы умиления и улыбку. Далее трогательно описано, как Лиза таки смогла разыскать свою сестру Аню и рассказала ей правду о её происхождении, что Андрей Долгорукий хочет признать Анну своей сестрой. Анна более чем заслужила такое. Жизнь перед ней в долгу.
_________________

Всем самого доброго и прекрасного времени суток и благодарю за продолжение!

Всё так красиво, искренне и троагтельно описано! Единственное, что немного смутило - Анна говорит, что росла вместе с Лизой, и тут же утверждает, что у них не было общих интересов, не совсем мне понятен данный момент
___________________________________

Добрый вечер, леди. Как всегда выражаю вам свою благодарность и говорю большое спасибо за ваше внимание и добрые слова.

Фьора, полностью с тобой согласна. Судьба очень много задолжала Анне, и она заслужила жизнь в любви и согласии.

Margot, благодарю за столь лестную оценку.

Я имела в виду, что помимо детских игр вряд ли у Анны с Лизой были интересы. Слишком уж большая разница, между княжной и бедной воспитанницей. Хотя, возможно, и выразилась неправильно. Ведь со стороны всегда виднее. На будущее - всегда стану относиться к таким моментам более серьезно. И благодарна за замечание.
Леди
_________________

 » Глава XVII

- Мне до сих пор не верится, что все сказанное тобой правда, – Анна вздохнула. – Я не могу ни на чем настаивать, ничего требовать от Андрея, будучи лишь побочной дочерью и после всего произошедшего со мною.
- Перестань думать об этом, – Лиза нахмурилась. – Во всех твоих бедах виноват только один человек – Корф, а тебе не в чем себя винить. Надо бороться за свое счастье, это я поняла, будучи замужем за этим мерзким Забалуевым.
- Забалуевым?! – Анна удивленно смотрела на сестру. – Ты вышла за него замуж?!
- Не вышла, меня маменька выдала, – фыркнула Лиза. – Если бы не Миша… Он помог мне разоблачить этого негодяя и избавиться от брака. Представь себе – наш почтенный предводитель уездного дворянства оказался двоеженцем, он женился на мне, имея жену с пятью детьми. Когда об этом стало известно, я довольно быстро получила развод, после чего Миша сделал мне предложение, но на этом мои мытарства не закончились. Знаешь, сколько нам с мужем пришлось выслушать от Зинаиды Степановны за женитьбу ее сына на особе с такой скандальной репутацией, но мы со всем этим справились и теперь счастливы. Соня с Андреем все это время помогали мне, поддерживали, поэтому можешь не сомневаться – они примут тебя как родную. Андрей сразу хотел узаконить тебя, да только ты исчезла, а теперь у него есть возможность все исправить, вернув на круги своя.
Поговорив с сестрой еще немного, Лиза стала собираться. Она заверила Анну, что будет навещать ее по возможности часто и покинула палаццо.
Оставшись одна, Анна задумалась, она не знала, радует ее эта новость или огорчает. Конечно, титул княжны заставит замолчать светских недоброжелателей, навсегда поставив точку в сплетнях вокруг происхождения графини д’Эльяно. Хотя влияния Паоло вполне достаточно для того, чтобы никто не осмелился открыто говорить о ее несоответствии аристократическому кругу.
А если смотреть на ситуацию с другой стороны? Графиня содрогнулась, подумав о том, что было б, не покинь она Россию. Зная Андрея Долгорукого с детства, женщина не сомневалась – ради чести семьи он бы заставил Владимира жениться на сестре, до конца жизни связав ее с человеком, который у Анны не вызывал ничего, кроме страха и ненависти. Ни за какие блага мира она не хотела для себя такой участи и была благодарна Провидению, оградившему ее от подобной жизни, соединив с мужчиной, ставшим для нее спасителем.
Вернувшийся домой только к ужину, граф застал жену погруженной в свои мысли, но расспрашивать не стал, справедливо полагая – если жена решит поделиться с ним своими сомнениями, она обязательно это сделает.
Между тем, княгиня Репнина не забывала о сестре: наносила визиты, рассказывала о петербургских новостях, нянчилась с племянником. Однако в отличие от Лизы, Репнины-старшие и Михаил больше не посещали Ка Дандоло после приема в честь рождения Джиованни, тем самым давая понять, что не желают афишировать своего родства с графиней д’Эльяно до тех пор, пока она не будет официально признана княжной Долгорукой. Хотя, возможно, у Михаила имелись другие причины для того, чтобы не встречаться с бывшей возлюбленной. Анне казалось – князь не может побороть своего пренебрежения к ней после того разговора с бароном и, не желая показать ей этого, избегает посещений палаццо. Но в этом тоже были свои плюсы. Визиты князя, особенно частые, могли вызвать ревность Паоло, а этого графине очень не хотелось. С Лизой же Анне было легко и просто, словно между ними никогда не было сословных различий и нескольких лет разлуки.
Через месяц довольная княгиня передала сестре письмо от Андрея, в котором он обращался к Анне и ее мужу, прося согласия на признание графини урожденной княжной Долгорукой, а также называл сумму приданного, положенного за Анной.
Проводив Лизу, графиня вошла в кабинет мужа и молча протянула ему бумагу. Бегло пробежав глазами содержание письма, написанного по-французски, граф повернулся к жене, вопросительно глядя на нее.
Улыбнувшись мужу, Анна сказала:
- Я не считаю себя в праве решать этот вопрос лично. Мне необходимо знать Ваше мнение, Паоло.
Граф прошелся по кабинету и, остановившись возле кресла жены, произнес:
- Саra, для меня самое ценное – это Вы. Поверьте, мне абсолютно безразличен титул Вашего отца, а уж тем более Ваше приданое. Если Вы считаете нужным согласиться на предложение своего брата, я возражать не стану, это только Ваше дело, поэтому решение принимать Вам.
Женщину немного задело такое отношение мужа к возможным переменам в ее жизни, но она постаралась не подавать виду, хотя сейчас ей был просто необходим дружеский совет. Ах, как Анне не хватало умудренной житейским опытом Джеммы, она бы точно могла помочь, только, к сожалению, подруга была далеко, даже не в Милане, а на гастролях в Германии.
Совет с поддержкой неожиданно явились в лице Лизы, которой графиня рассказала о разговоре с мужем.
Выслушав сестру, княгиня, которая всегда казалась Анне немного легкомысленной и поверхностной в своих суждениях, неожиданно серьезно сказала:
- Чего же ты хочешь от своего мужа? Его Светлость итальянец, ему, по большому счету, нет дела до России – он ее абсолютно не знает. Граф счастлив своей любовью к тебе – большего ему не нужно, поэтому принимать решение придется тебе. Послушай меня – согласись на предложение Андрея, ведь твой сын наполовину русский. И кто знает, может, судьба занесет его в Россию, где он будет принят гораздо лучше, если за ним будет стоять титулованная и влиятельная родня. К тому же местное общество станет относиться к тебе гораздо благосклоннее, узнав о твоем знатном происхождении.
Понимая правоту Лизы, Анна ответила, что все обдумает еще раз, пообещав сестре сообщить о своем решении, а когда муж за ужином спросил о ее намерениях в отношении признания, уверенно сказала:
- Я приму предложение брата, Паоло, мне кажется – это будет правильным.
- Что ж, – улыбка тронула губы графа, – Вы вольны сами решать, как поступить, я прошу только об одном – откажитесь от приданого, ныне Вы замужем и заботиться о Вашем благополучии должен супруг, а не брат.
Понимая – не выполнить просьбу мужа, значит обидеть его, Анна согласно кивнула.
На другой день графиня попросила Лизу написать брату о своем согласии на признание и добавила к сказанному письмо Андрею с выражением благодарности за его заботу. Княгиня обещала передать письмо лично, поскольку они с мужем собирались возвращаться домой, где Михаила ждала служба.
За несколько дней до отъезда Лиза и Михаил вместе с Репниными-старшими были приглашены на ужин в Ка Дандоло, который граф решил дать в честь новообретенной родни. Видимо, согласие Анны породниться с Долгорукими сыграло свою роль, раз старые князь с княгиней решили считать ее равной себе и согласились присутствовать на этом рауте.
Помимо Репниных-Долгоруких были приглашены еще несколько семей, с которыми у графа были наиболее дружеские отношения.
Ужин поражал обилием блюд и роскошью сервировки. Не желая ударить в грязь лицом перед княжеской четой, Анна очень постаралась, подготавливая прием. После застолья общество отправилось в музыкальный салон, где перед собравшимися должны были выступить артисты Ла-Фениче, специально приглашенные графом.
Воспользовавшись моментом, когда внимание присутствующих было приковано к певцам, Анна, накинув шаль, вышла на балкон. Устав от суеты, она хотела немного побыть в одиночестве. Облокотившись на балюстраду, женщина подставила лицо ветерку с побережья, глядя на огни города. Хотелось просто постоять здесь, ни о чем не думая, но одна из входных дверей тихо отворилась, а потом послышались приглушенные шаги. Даже не глядя на подошедшего, графиня знала, кто стоит за ее спиной и, обернувшись, встретилась взглядом с Михаилом.
Мягко улыбнувшись, князь заговорил:
- Нам так и не удалось поговорить, Анна. Я хочу, чтобы Вы знали – несмотря ни на что, мое уважение к Вам остается неизменным. Мне было очень тяжело, когда Вы исчезли, больно от того, что не сумел защитить Вас в столь непростой ситуации. Знайте, будь я в то время рядом, я никогда не отвернулся, даже зная о Вашем положении крепостной.
Тихонько вздохнув, графиня посмотрела на своего бывшего поклонника:
- Это уже давно минуло, Михаил Александрович. Каждый из нас нашел свое счастье с тем, кто был предназначен судьбой. Я вижу, что у вас с Лизой все складывается просто замечательно, да и мне грех жаловаться на свою жизнь. Тем более – теперь Вы считаетесь мне братом.
Взяв руку Анны в свою, Михаил тепло сказал:
- Я рад за Вас, графиня.
- А я за Вас, князь, – улыбнулась женщина.
Репнин прикоснулся поцелуем к тонкой кисти и, прошептав напоследок:
- Храни Вас Бог, Анна! – ушел обратно в салон.
Женщина грустно улыбнулась, прошлое уходит безвозвратно. Вот и любовь к Михаилу стала всего лишь светлым воспоминаем, только неизбывная боль по-прежнему терзает сердце, заставляя его обливаться кровью всякий раз, когда что-нибудь напоминает о пережитом.
Через несколько дней Лиза с Михаилом уехали, а вскоре от них стали приходить письма. В них Лиза делилась новостями, рассказывала о семье и родных. Потом стала писать Соня, к тому времени помолвленная с князем Голицыным, изредка писал Андрей, сообщая, как идут дела с признанием Анны.
Видимо, князь задействовал все свои связи при дворе, поскольку оформление документов, обычно тянувшееся годами, было завершено очень быстро. Через семь месяцев брат прислал графине объемный пакет, в нем находился ответ из императорской канцелярии об удовлетворении просьбы князя Долгорукого о признании его побочной сестры – Анны Платоновой, княжной Долгорукой. От себя Андрей добавлял, что по его просьбе предводитель уездного дворянства уже внес соответствующую запись в книгу дворянских родов, тем самым официально закрепив за Анной имя и титул.
С легкой руки Зинаиды Степановны сие стало известно венецианскому бомонду, и закулисные сплетни о происхождении графини прекратились окончательно. Сеньора д’Эльяно была признана «своею», хотя самой Анне это было абсолютно безразлично. Самым главным для нее было благополучие семьи, все остальное отходило на второй план.
Конечно, ей приходилось выезжать в свет и устраивать приемы у себя, как того требовал статус супруга, но все это она делала, лишь подчиняясь требованиям общества. Ей был неинтересен светский флирт, несмотря на большое число поклонников, графиня была с ними ровно приветлива – и ничего более. Анне не хотелось пленять, разбивая сердца, по-настоящему ей было хорошо только рядом с мужем и сыном, и она старалась проводить с ними все свободное время. Поначалу злые языки распространялись о том, что несмотря на редкую красоту, из графини никогда не получится светской львицы из-за ее чрезмерной преданности семье, но потом и они замолчали. Жизнь супругов д’Эльяно проходила тихо и ровно, наполненная повседневными заботами.
Со временем Анна все больше привязывалась к мужу, ей нравилось чувствовать его спокойную уверенность и поддержку во всем, что происходило вокруг. Сама она относилась к Паоло с неизменной ласковой заботой, стараясь окружать его дома теплом и уютом. Ей казалось – лучше быть уже не может, вот только иногда женщина ловила на себе странный взгляд мужа, понять который она никак не могла. В нем смешивались надежда, ожидание и какая-то невысказанная нежность. В такие моменты Анна не знала, чего ждет от нее муж. Разве она может дать ему больше, чем уже отдала? Разве могут быть другими отношения между супругами? Не раз и не два ей хотелось поговорить об этом с Паоло, но странная робость связывала ей язык, и она вновь успокаивала себя мыслью, что все это ей только кажется.
Если бы не Его Величество случай.
Анна улыбнулась воспоминаниям. Как много зависит от простой случайности, если бы не она, кто знает, смогли бы они с Паоло понять друг друга. Ведь почти три года прошло со времени их свадьбы, и только тогда графиня поняла, насколько дорог ей супруг.
Граф частенько уезжал по делам, поэтому его очередной отъезд не вызвал никаких тревог у Анны. Беспокойство пришло позже, когда неделю спустя муж не возвратился из поездки. Всегда пунктуальный Паоло каждый раз стремился приехать в тот день, в который обещал вернуться супруге. Положенные семь дней истекли, а его не было. Сначала графиню это не очень беспокоило, мало ли что могло приключиться в дороге. На второй день беспокойство усилилось, а на третий Анна впала в панику. Никогда еще Паоло не задерживался так долго! Рыдающая женщина металась по палаццо, воображение рисовало ей картины одна страшнее другой. Слуги с жалостью смотрели на хозяйку, стараясь ободрить ее хоть чем-нибудь. Стоило Анне подумать, что она может остаться одна, как ее сердце сжималось от ужаса. Графиня больше не представляла своей жизни без мужа, он стал частью ее самой, частью ее души, и только теперь ей было понятно, какой пустой и безрадостной будет жизнь без Паоло. Настолько пустой, что даже сын не сможет скрасить одинокое существование.
Граф появился на четвертый день, когда она уже была на грани отчаяния.
Увидев из окна подъехавший экипаж, Анна подхватила юбки, вихрем слетела по лестнице, рискуя свернуть себе шею, и выбежала в холл, куда входил Паоло.
Заметив опухшее от слез лицо жены, он встревоженно спросил:
- Что случилось, саra?! Джиованни?!
Она же, не обращая внимания на прислугу, бросилась к мужу и замолотила кулачками по его груди, выкрикивая:
- Где Вы были?! Где Вы были, я Вас спрашиваю?! Я чуть с ума не сошла! Я не знала, что думать! Как Вы могли?!
И уткнувшись в сукно сюртука, опять разрыдалась, на этот раз от облегчения.
Сначала в холле была тишина, потом послышался тихий голос Паоло:
- Простите, саra, я заставил Вас так переживать, карета сломалась в дороге – мне пришлось задержаться.
А после, помолчав, как-то неуверенно спросил:
- Вы плакали из-за меня? Почему?
В ответ она, глядя на него мокрыми глазами, сказала:
- Я люблю тебя!
Сказала и почувствовала, как руки графа сдавили ее словно тисками, но она не обращала на это внимания, слушая прерывистый шепот:
- Анна, любимая! Я уже и не надеялся… Если бы Вы только знали!
Наутро, вопреки привычке, графиня проснулась в комнате мужа и, повернув голову, увидела лукавую усмешку Паоло. Оглядев жену, граф насмешливо протянул:
- Теперь я понимаю причину Вашего негодования, саra. Вы действительно по мне скучали!
А Анна, вспомнив, что позволяла ему ночью, залилась краской до самой шеи и зарылась лицом в подушки, чувствуя, как руки мужчины вкрадчиво заскользили по ее телу. Сердце застучало быстрей, голова кружилась, когда жаркий шепот обжигал шею:
- Я тоже скучал, саra! По Вам не скучать невозможно, Вы столь соблазнительны!
Чувствуя сладостную истому, затуманивавшую сознание, она выдохнула:
- Пожалуйста, Паоло! – и увидев напряженный взгляд мужа, смущенно попросила: - Закройте дверь. Не дай Бог слуги увидят такое! Всей Венеции будет о чем поговорить.
Граф расхохотался, однако, поднявшись, запер дверь на ключ и вернулся к жене.
После этого случая все светское общество недоуменными взглядами провожало графскую чету, где бы она ни появлялась. Сияющие, довольные друг другом супруги явление столь редкое в высшем свете, поэтому весь бомонд задавался вопросом: что случилось между сеньорами д’Эльяно?
Анна и сама не понимала происходящего с ней. Прожив с этим мужчиной три года, она даже представить себе не могла тех ощущений, которые испытывала сейчас. Разве могла она знать, что можно быть столь бесстыдно страстной, сгорая в его объятиях как свеча, без остатка, и вновь возрождаться к жизни силой своей любви.
В безумии страсти минул месяц, потом другой, а солнечным летним утром, только глянув на накрытый к завтраку стол, графиня почувствовала знакомую дурноту. Побледнев, она опустилась на ближайший стул и, заметив встревоженное лицо мужа, пролепетала:
- Кажется, Ваша Светлость, у Вас… будет еще наследник.
И граф, со счастливой улыбкой, склонился к ее рукам.
Эта беременность оказалась для Анны гораздо тяжелее первой. Ребенок довольно быстро рос в ней, заставляя врачей беспокоиться. Они не скрывали от графа своих опасений, предупреждая, что плод весьма крупный, и роды могут быть тяжелыми. Стараясь не показывать жене своей тревоги, Паоло изо всех сил поддерживал Анну, пытаясь развеять ее страхи перед грядущим материнством.
Причины беспокойства стали понятны, когда в положенный срок на свет появилось сразу двое малышей – Чезаре и Вероника. Узнав об этой новости, граф поднялся в комнату жены, и подойдя к кровати поднес к губам ее бледную руку:
- Благодарю Бога и Вас, саra, за этот чудный дар! Теперь я верю, что прощен.
И хотя муж не пояснил последних слов, Анна понимала: Паоло считает – Бог простил ему вину перед Бьянкой, дав двоих детей взамен утраченных много лет назад.
С появлением двойняшек жизнь в роскошном палаццо, некогда казавшемся Анне мертвым, забила ключом: шалили дети, ворчали няньки, сновали слуги, выполняя распоряжения хозяев. После рождения Чезаре и Вероники Анна почувствовала себя совершенно счастливой, и впервые за четыре года брака граф услышал ее смех, хрусталем рассыпавшийся по палаццо, когда она увидела неуверенные шаги сына и дочери. Звонко смеясь, она глядела на мужа сияющими глазами, повторяя:
- Смотрите, Паоло! Они ходят, ходят!
День за днем, год за годом проходило время в делах и заботах. Как в любой семье, бывали между супругами и размолвки, и недоразумения, однако все сглаживалось любовью и взаимным уважением между ними.
Паоло сдержал слово, данное Анне – отныне никто не смел причинить ей боль или страдание, лишь поздней осенью, вспоминая о прошлом, графиня становилась печальней обычного, а боль в ее сердце – сильней. В такие моменты муж был особенно внимателен и заботлив к ней, безмолвно утешал, ничего не спрашивая и не говоря, за что Анна была ему очень благодарна.
За прожитые в браке годы последней горькой потерей стала нелепая гибель Джеммы, упавшей с лошади во время верховой прогулки. Анна, до последних дней поддерживавшая с ней отношения, искренне оплакивала свою подругу и, помня о милосердии этой женщины к ней самой, забрала после похорон к себе Кончиту с Джузеппе, которые с тех пор служат в Ка Дандоло: Джузеппе – камердинером графа, Кончита – камеристкой Анны.
Женщина тряхнула головой: как же быстро пролетело время; вот и дети уже взрослые, а они с Паоло постарели.
Дети, дети! Аристократичный Джиованни – точная копия отца, достойный продолжатель древнего рода. Со старшим сыном у родителей никогда не было проблем, а вот двойняшки… Бойкая любимица отца – Вероника, привыкшая к тому, что всякий ее каприз немедленно исполняется, и горделивый Чезаре, унаследовавший не только характер покойного графа д’Эльно, но и непокорность своей матери. Анна была привязана к Чезаре больше, чем к другим своим детям, поэтому взаимоотношения Паоло с младшим сыном большей частью были причиной ее размолвок с мужем.
Души не чая в дочери, с сыновьями граф был весьма строг, зачастую суров, желая вырастить из них достойных наследников. Для Джиованни подчинение отцовской воле не составляло труда, он понимал – отец старается ему во благо, но Чезаре… Всегда сдержанный граф выходил из себя от дерзости отпрыска, не желавшего выполнять требования родителя, если они шли вразрез с его собственными убеждениями. Попытки добиться сыновней покорности чаще всего приводили к ссорам между отцом и сыном, а когда Анна, защищая любимца, упрекала супруга в излишней строгости, Паоло только разводил руками:
- Мы с ним, наверное, никогда не поймем друг друга, саra! Слишком сильно Ваш сын походит на своего деда, а наши с отцом отношения всегда оставляли желать лучшего.
Анна вздохнула, истину говорят: «маленькие детки – маленькие бедки». Накануне отъезда Чезаре, поссорившись с отцом, наотрез отказался сопровождать их, оставшись в Италии. И пусть за ним присматривает куча слуг и надежный гувернер, все равно сердце ноет от тревоги за него.
Теперь еще вот эта встреча с Корфом, напомнившая былое, от которого ей так хотелось освободиться. Ведь не зря же она столько лет отказывалась приезжать в Россию, несмотря на просьбы родственников. Однако в этом году Лиза была особенно настойчива, почти в каждом письме приглашая в гости. Анна знала – причиной тому были чувства ее сына к Веронике. Всякий раз, когда Репнины навещали их в Италии, Николай глаз не сводил с веселой, острой на язык девчушки, постепенно превратившейся в очаровательную барышню. Конечно, Лиза с Михаилом были не прочь породниться, но Анне не хотелось бы кровнородственного брака. Только кто знает, что взбредет в голову ее дочери, если кузен все же посватается к ней. Вдруг она решит принять предложение, а Паоло даст согласие, лишь бы не огорчать любимую дочь?
Графиня устало закрыла глаза: проблемы, проблемы… и чем старше дети, тем их больше. И как же некстати эта встреча с Корфом, вернувшая утихшую было боль.
_________________