Нина Васина

Саша Бородин (Простодушные заметки)

28.04.2009
Не мужское это дело!

Простодушные заметки

Тех, кто читает и перечитывает только Толстого, Чехова и Куприна, убедительно прошу после прочтения этого абзаца перейти к другим страницам или отложить газету в сторону


Саша БОРОДИН

Оттава


По собственному опыту знаю, что писательство – занятие противоестественное. Видимость непринужденности моих текстов – результат надрывных потных усилий и мучительной ежесекундной борьбы с ленью. Не знаю, что движет другими авторами, а лично я пишу свои заметки исключительно ради гонораров. При этом меня гложет зависть к писательницам, для которых, судя по всему, склонность к литературному творчеству – дар природы.

Если среднестатистический американский писатель мужского пола зарабатывает молотьбой по клавиатуре примерно 500 долларов в месяц, то авторы-женщины пекут бестселлеры, как блинчики, и купаются в роскоши, подобно героине фильма «Основной инстинкт» в исполнении Шарон Стоун. На оставленной нами родине полки книжных магазинов буквально ломятся от наряженных в яркие обложки детективов, написанных многодетными домохозяйками. Дарья Донцова, Александра Маринина, Полина Дашкова, Татьяна Устинова, Татьяна Полякова, Анна Литвинова, Елена Михайлова… - этот список успешных в коммерческом отношении писательниц можно продолжать и продолжать. Я уж не говорю о классике жанра английской писательнице Агате Кристи, книги которой переведены более чем на 100 языков мира, а их астрономический суммарный тираж в 2 миллиарда экземпляров уступает лишь Библии и произведениям Шекспира.

Поражает именно творческая плодовитость пишущих женщин. Только что упомянутая Агата Кристи опубликовала более 60 детективных, 6 любовных романов (под псевдонимом Мэри Уэстмэкотт) и 19 сборников рассказов. Кроме того, 16 ее пьес до сих пор не сходят с театральных сцен по всему миру. На прошлой неделе средства массовой информации сообщили о кончине в возрасте 81 года испанской писательницы Корин Тельядо, написавшей за свою долгую жизнь около 4 тысяч рассказов, повестей и романов, которые разошлись тиражом более 400 миллионов экземпляров! Ее имя было внесено в «Книгу рекордов Гиннеса» 1994-го года как наиболее продаваемого испаноязычного автора.

Михаил Жванецкий как-то сравнил плеяду плодовитых детективщиц с редакционным машбюро, когда редакция обанкротилась и перестала существовать, а они все стучат и стучат на своих пишущих машинках. Сам-то он пишет только короткие фразы, в лучшем случае одностраничные рассказики… Мне сдается, что столь глубокие отличия обусловлены прежде всего разным устройством мозга у мужчин и женщин. Так называемая женская болтливость на самом деле является проявлением высокоразвитых вербальных центров по сравнению с более скромной начинкой мужских голов. Плетение бесконечных словесных узоров – природное свойство женщины-матери, необходимое для передачи новым поколениям речевых сокровищ во всей их полноте.

Что же касается упреков женской прозе в низкопробности и отсутствии глубины, то их опровергают факты коммерческого успеха, то есть востребованности. Если людям нравятся такие книги и они готовы платить за них деньги, значит нападки тех, чьи книги не пользуются популярностью, - не более чем проявление вульгарной зависти.

Я взялся за эту тему не просто так, а под впечатлением от книг Нины Васиной. Ее романы - самые причудливые в современной российской остросюжетной прозе. Это находка для тех читателей, кто устал от расхожих банальных сюжетов.

Нина Васина родилась на Украине, училась в Ленинграде, в настоящее время живет в Москве. В молодости сменила множество профессий – в театре оперы и балета имени Кирова подметала сцену, после окончания курсов экскурсоводов работала в Эрмитаже, с друзьями-студентами по ночам сторожила Летний сад. А еще она - одна из первых женщин-аквалангисток страны - спускалась на дно Черного моря. Вырастила двоих сыновей и дочь.

Одна из сквозных героинь целого ряда книг Васиной – лейтенант милиции Ева Курганова. Она агрессивна и неуправляема. Ее конфликт с обществом заключается не в том, что она отвергает базовые социальные ценности, а напротив – слишком бескомпромиссно их отстаивает. Ева по своей натуре стремится к совершенству во всем, в том числе к максимальной эффективности своей работы. Работа же ее заключается в том, чтобы ловить опасных преступников. Это она проделывает виртуозно. А потом в суде дело рассыпается, и мерзавец либо получает мизерный срок, либо вообще остается безнаказанным. Тогда Ева решает совмещать в одной себе функции следователя, судьи и палача…

- Не знаю, что такое «отрицательный» герой, а мнение общественности на этот счет меня мало интересует, - сказала Нина Васина чуть ли не в единственной данном ею интервью. - Живут разные люди, они все интересны в любых проявлениях. Мне вообще интересны люди. Мои герои после осознания мною их привычек и манер, живут сами по себе. Откуда берется реализм, да и реализм ли это, а не переработанные сознанием и упрятанные там до времени самые разные впечатления, я не знаю. После тридцатой страницы книги, если роман «пошел», я прихожу в их мир и с восторгом участвую во всех их приключениях…

Нина Васина не скрывает своего убеждения в превосходстве женщин над мужчинами, но ее феминизм и довольно своеобразная трактовка мужских характеров скорее занимательны, чем оскорбительны для мужского достоинства. В этом отношении ее книги, кстати сближающиеся по стилистике с киносценариями, перекликаются с голливудскими приключенческими лентами, где легко одетые женщины прыгают с крыши на крышу и шнырят по темным подвалам и пещерам наравне с мужчинами в кожаных куртках. Короче говоря, читателям Нины Васиной придется преодолеть свои комплексы (женщине – комплекс домашней курицы, мужчине – комплекс мачо) и принять те законы, по которым строится ее творчество.

Итак, женская приключенческая проза цветет пышным цветом, вызывая зависть менее успешных писателей-мужчин. Правда, некоторый реванш в нескончаемом соперничестве полов наметился в смещении нашей цивилизации от культуры текстов к культуре изображений, где мужчины от природы более продуктивны. Иными словами, люди стали меньше читать, но больше смотреть на фотографии, рисунки и экраны телевизоров и компьютеров, где тон задают молчуны-художники и косноязычные фотографы и кинооператоры.

А на книги Нины Васиной обратите внимание. Они того стоят

Массовая литература:
в рамках и за рамками жанров


“Я обожала дамские детективы...
Фамилий авторесс этой клюквы я никогда не запоминала.
С лёгкой руки Лаврухи они имели единственную универсальную фамилию – Собакины.
— Ну что ты читаешь всякую дрянь, Кэт? ...Какая-то Иванова, Петрова, Собакина... Лучше бы Курта Воннегута полистала”.
Виктория Платова. «Купель дьявола».

Первое, что обнаруживаешь при приближении к так называемой массовой литературе (коей, согласно энциклопедии, присущи “засилье бытовщины, дешёвая и пошлая развлекательность” и прочее в том же духе), – явное желание нынешних издателей подверстать под это дело как минимум половину классики, а также всё, “что плохо лежит”, из литературы современной.

Уже давно не удивляет, когда, допустим, видишь на полках Джейн Остин или там Мопассана, поданных в очередной любовной серии с её бантиками-сердечками на обложках. При этом – нет-нет да обидишься за, допустим, Ирвина Шоу, изданного подобным “глянцевым” образом: всё-таки этот писатель, помимо добротной, но не более, беллетристики, выдал и пару-тройку по-настоящему крепких серьёзных романов (тот же «Богач, бедняк...» или «Вечер в Византии») — за что ж его так-то? Или вот, наткнувшись на книгу Джудит Кренц «Я покорю Манхэттен», приписанную к жанру любовного романа, пожмёшь плечами: ну да, есть там, конечно, любовные линии (а где их нет-то?), и светская нью-йоркская жизнь, и даже вроде криминальный сюжетный поворот, однако главной темой является процесс создания в Америке модных журналов, так что уж скорее её следовало бы отнести к “производственной” прозе (совсем, кстати, неплохо написанной), если вообще стоит куда-то “относить”... А то однажды, узрев в серии «Такая разная любовь» нечто с веерами-пагодами, подумаешь: надо же, перевод с японского, интересно, чем отличаются их “лавбургеры” от западных? А полистав, узнаёшь: ах, да, Д.Ватанабэ, «Свет без тени», доводилось уже читать лет сто назад – только при чём тут какая-то “разная любовь”, когда всё там посвящено будням токийской больницы, обычный роман с тем же “производственным” уклоном по типу Хейли–Штемлера (помните таких? Нет? Ну и не страшно!..).

Знающие люди говорят, что, например, перелопатив горы хлама в обёртках с изображениями сладких парочек в костюмах прошлых веков, можно иной раз откопать и подлинную жемчужину – какой-нибудь переводной роман неизвестного у нас автора, талантливый, с оригинальной концепцией исторических событий, – да на то они и знающие люди, коих раз-два и обчёлся. Публика, привычная к хламу, вряд ли будет способна сию жемчужину оценить – так же как и публика, привыкшая искать литературу серьёзную, никогда не станет такое покупать и читать, вообще обходя подобные полки за версту. Воистину, получается: ни вашим, ни нашим; к подобным книгам, зависающим в пустоте, мы ещё вернёмся.

Если оставить в покое любовный роман, а также фантастику и перейти к лидирующему на сегодня жанру массовой литературы, а именно – к детективу, то невооружённым глазом видно (и это подтверждает статистика), что при всей популярности Бушкова и Доценко, Кивинова и Константинова, да что там: даже Акунина (который, разумеется, “особь статья”) ещё большим спросом пользуются книги, написанные женщинами. (Или, во всяком случае, подписанные женскими фамилиями. Ведь, к примеру, давно установленный факт: «Марина Серова» – не что иное, как коллектив “негров” из города Саратова, причём преимущественно мужеского пола; с другой стороны, «Евгений Климович» — не кто иной, как Юлия Латынина, по совместительству писатель-фантаст и очень интересная публицистка...)

Итак, все эти серии: «Детектив глазами женщины», «Чёрная метка» (чей логотип – револьвер, прислонённый к дамской туфельке), «Иронический» и даже, Господи помилуй, «Уютный детектив» — успешно освоили и приватизировали орды выпускниц юрфаков, журфаков, филфаков, а также Литинститута и сценарного факультета ВГИКа... И хотя большинство из них, как выяснилось, либо элементарно не умеют прилично писать, либо откровенно халтурят, справедливо, увы, полагая, что фанаты жанра схавают всё (читатель же, наоборот, взращённый на более или менее качественной литературе, не может тут не оборачиваться этаким Станиславским: не верю, что в повседневной действительности могут звучать такие фальшивые диалоги и монологи, что так свойственно поступать вот этому конкретно персонажу, а вон тому – размышлять в подобном ключе и тому подобное), – есть среди них несколько имён, безусловно достойных внимания.

Прежде чем назвать эти имена, следует выделить образовавшиеся детективные поджанры. Во-первых, это довольно редкий экономический детектив, где объект исследования – не мелкие обывательские страстишки, но глобальная коррупция государства Российского. Упомянутая выше Юлия Латынина, иногда выступая под названным псевдонимом (несколько романов про «Бандита»), иногда – под собственным именем («Охота на изюбря» и другие), не просто чётко прорисовывает её механизмы, но и, что важно, представляет свои собственные соображения по поводу того, каким образом (отнюдь не милицейско-фээсбешным!) с ней можно было бы совладать. Книги Латыниной, несмотря на иногда торопливую небрежность стиля, написаны достаточно легко и живо.

Детектив же, который сильно приближен к триллеру (или боевику), наиболее ярко, кажется, представляет Анна Оранская (например, «Люди и звери» и другие романы из серии «Плоть и кровь»). Это – не жёсткая, а скорее даже жестокая проза, порой сомнительная с морально-этической стороны, однако при этом умная, динамичная, профессиональная...

Имеется иронический детектив, в котором в последнее время сильно выдвинулась Дарья Донцова; а вот романы Нины Васиной про «Женщину-апельсин» можно было бы определить как чистой воды детектив-гротеск, и в этом своём духе они выдержаны виртуозно.

Однако, в общем и целом, по-прежнему преобладает традиционный детектив, который следует назвать психологическим (или – социально-психологическим). Тут, как известно, с огромным отрывом (в смысле – по приверженцам среди читающих масс) лидирует Александра Маринина. О феномене моды на неё написано уже преизрядно, и нам нельзя не остановиться на этой фигуре.

Маринина возникла очень вовремя – когда публика не только переела детективов переводных, но и уже начала “поднаедаться” местными кроваво-чернушными образчиками. Тут-то ей и были предложены книжки с таким родимым привычным бытом, с такими знакомыми российскими проблемами... С Москвой, которая не раздражает и провинцию, – ибо прежде всего это Москва спальных районов, унылой погоды, замотанных граждан... С преступниками, у которых чаще всего и мотивы-то их неблаговидных дел такие простые, по-человечески понятные: в долгах запутались, квартирный вопрос одолел и тому подобное. С главной героиней, у которой вечно промокают ноги, которой, кажется, постоянно хочется есть – и постоянно же лень предпринимать для этого какие-либо усилия, вот и ждёт постоянно, что либо придёт муж, приготовит и подаст, либо опрашиваемый по делу свидетель предложит бутерброд. (Кофе, правда, варит сама и другим наливает — это святое.) Словом, в образе Насти Каменской Марининой удалось воплотить некий читательский соцзаказ на такую героиню – сильную, независимую, но при этом по-житейски простую и понятную, каких немало в действительности, но давненько не было в литературе. (Хотя смешно, конечно, натыкаться на утверждения типа: “Настя знала примерно по 500 слов из всех европейских языков”. Неужто и из исландского? И из каталонского? И из ретороманского тоже? Да таких полиглотов не то что в МУРе – в МИДе не сыщешь!) Серия марининских романов — безусловно феминистские произведения, однако при этом – безотчётно, подсознательно феминистские. Не правда ли, знакомая картинка: сидит какая-нибудь знаменитая дама и, поспешно уведомив слушателей, что она – не феминистка, но... – далее начинает выдавать сентенции, вполне достойные этого понятия. Маринина, судя по всему, тоже из этой когорты дам: что сей феминизм означает, они точно не знают, но поскольку смутно слыхали, будто нечто неприличное, всегда спешат откреститься заранее. Впрочем, суть течения сформулировать и впрямь не так-то просто; как, допустим, понятие левизны включает массу всякого разного в диапазоне от, условно говоря, товарища Пол Пота до господина Улофа Пальме, так и феминизм вбирает в себя множество различных, порой взаимоисключающих воззрений. Так что при слове феминизм всегда следует уточнять: какой? У Марининой он вполне центристский, умеренный, можно сказать, бархатный. Тот, что всего лишь проповедует: каждый (то есть не только, заметьте, женщина, хотя она – как существо наиболее “репрессированное” социально и культурно – прежде всего) должен жить так, как хочет, может, считает для себя нужным, а вовсе не так, как предписывается окружением, предрассудками и прочим. Настя Каменская не просто выбирает для себя нехарактерную для своего пола (в нашем, разумеется, обществе и нашем восприятии) профессию, она и в частной повседневной жизни ведёт себя не так, как “должна” (кому? чему? почему?) женщина её лет. Из джинсов-кроссовок не вылезает, косметикой раскрашиваться не любит, хозяйка весьма посредственная. Имея просто-таки идеального мужа, нет-нет да и подумывает: а надо мне было замуж-то? Да и к деторождению, похоже, ни малейшей склонности не испытывает.

По закону любого жанра такое существо не может не быть чудовищем. У Марининой – очень даже напротив. Её Настя – ей-богу, отличная девушка, пользующаяся расположением окружающих – и любовью читателей. Ибо она – надёжный друг и интересный собеседник, ведёт себя просто и естественно, не стараясь казаться ни хуже, ни лучше, чем есть; сама ни на кого не давит, но и другим по отношению к себе такого не позволит. Весьма результативно занимается любимым и полезным делом, а что до детей и хозяйства, так на то имеется родственница, жена брата, – идеальная домохозяйка, намеревающаяся стать многодетной матерью. Вот и превосходно, каждой своё. Кому-то лучше всего удаются пирожки с капустой, а кому-то – оперативный анализ данных по поимке преступников; для чего обязательно смешивать одно с другим? В общем, как завещал великий Лермонтов, под небом места много всем. А под небом у Марининой кого только нет. Тут и семья, где муж нянчит троих детей, покуда жена успешно занимается бизнесом (их всех это вполне устраивает). И другая семья: муж ходит на службу, жена на дому книжки пишет, родственница жены ведёт хозяйство (и тут всем хорошо, никакого антагонизма). Или одна дама, предпочитающая сожительство с юными девами (что ж!..). Или господин, всерьёз планирующий навеки поселиться в глухом лесу, ибо с детства страдает от вынужденного сосуществования с множеством других людей (а чем он виноват, что уродился с такой тонкой нервной системой, при том что его соотечественники деликатностью не отличаются?). Ну и так далее; все они, как показано автором, обычные граждане-налогоплательщики и зачастую совсем неплохие люди. Плохими они становятся (если становятся) только тогда, когда ради устройства своего неповторимого индивидуального образа жизни перестают чтить Уголовный кодекс. Главная заслуга Марининой, собственно, состоит в ненавязчивом доведении до читателя идей так называемого мобильного общества, которое, согласно учёным, тем здоровее и устойчивее, чем больше у человека имеется вариантов устройства собственного существования.

Другое дело – уровень художественного воплощения. Увы, даже в самых удачных марининских вещах он никак не выше среднего. При этом такие писательницы, как Анна Малышева (“просто Анна Малышева” – не путать с Анной Жановной Малышевой с её иронического толка «Телом в шляпе»), Татьяна Степанова, Полина Дашкова, пишут ничуть не менее интересно и куда как профессиональнее с литературной точки зрения.

И наконец, совершенно особый случай – Виктория Платова (не путать, опять же, с Викторией Платовой-Беломлинской, дважды Букеровской финалисткой!), чьи книги, похоже, изначально обречены на то, чтобы не найти тех взыскательных читателей, для которых они предназначены, – по той простой причине, что детективов нынешних те не читают ни при какой погоде (либо, попробовав ту же Маринину как якобы “лучшую”, сказали: спасибо, всё ясно!); ну, а неразборчивым детективоглотателям один чёрт: Маринина там, Платова или “коллективная” Серова... И лишь очень узкий круг почитателей, наткнувшихся на её вещи совершенно случайно, относится к ним не как собственно к детективам, но как к очень интересной (а не “занимательной”) и очень качественной прозе, при которой их “Станиславский” засыпает намертво. То есть вопросы по поводу чисто сюжетных ходов и деталей могут возникнуть, и даже не раз, но что касается персонажей, то даже самые эпизодические из них выписаны на редкость ярко и психологически достоверно (чего не под силу той же Марининой, у которой обычно “живыми”, помимо Насти, получаются от силы два-три персонажа на книгу).

Стиль Платовой метафоричен, порой даже избыточно; у неё нет ни той иронической интонации, присущей и Серовой, и Татьяне Поляковой, и Ольге Экстер, и ещё целому ряду авторесс (что, взятая в своё время напрокат у пани Хмелевской и уместная в жанре иронического детектива, в обычном психологическом быстро набивает оскомину), ни, наоборот, нудно-серьёзной, прямо как у учительницы, манеры Полины Дашковой с её стремлением всё разжевать да прямо в рот детям (читателям) положить. Платова, напротив, мастерски владеет приёмом умолчания, свойственным хорошей литературе; в её текстах не редкость свободные мотивы и неоконченные сюжетные линии, стимулирующие читательское воображение... Разумеется, не лишена она и недостатков вроде (иной раз) скороспелых финалов с сентиментальным привкусом, однако они воспринимаются именно как уступки закону жанра, о котором автор, словно спохватившись, вспоминает в последний момент.

Так длинно говоря о платовской прозе в целом, пора бы, казалось, представить её произведения поимённо... Но тут неизбежно возникает заминка, поскольку на память тут же начинают лезть строки Тимура Кибирова, на заре детективного бума пародировавшего названия всех этих книжек. Помните? – «Смерть в Красном уголке», «Ухмылка мертвеца», «Поручик Порох пав», «Кровавая маца», «Хореныч и Кузмич», «Так жить нельзя, Шарапов!», «В пивной у Коваля», «Блондинка из гестапо» и далее в том же духе. Казалось бы, действительно, — ну как можно всерьёз отнестись к произведению, именующемуся, допустим, «Куколка для монстра»? А «Корабль призраков», а «Смерть на кончике хвоста»?.. Однако, повторимся, — законы жанра неумолимы, и не нам на них роптать. Так что стоит всё-таки попробовать, затем, чтоб увидеть, как из этого самого “низкого” жанра порой тем не менее вырастает нечто принципиально иное.

Первые и лучшие четыре романа Платовой повествуют об одной героине. (Внимание!! Бездарнейший и халтурнейший сериал «Охота на Золушку», поставленный “по мотивам”, имеет к ним самое отдалённое отношение, даже на чисто сюжетном уровне!) Сквозные образы, разумеется, — едва ли не общее место в детективных сериях; однако характеры этих главных героев обычно на всём протяжении остаются вполне (та же Каменская) статичными, узнаваемыми, предсказуемыми; меняется лишь интрига, которую они распутывают либо в которую сами попадают. У Платовой же, напротив, не характер существует для интриги, но интрига, при всей остроте и занимательности, призвана лишь для высвечивания развивающегося, изменяющегося характера. Первый роман — «В тихом омуте» — поначалу являет героиню, принадлежащую к распространённому типу девушки весьма неглупой, наблюдательной, одарённой в своём деле (она – сценаристка), однако в силу и внешней невыразительности, и чрезмерной скромности, и различных жизненных обстоятельств обречённой на полную невостребованность (творческую, личную...). И лишь история, в которую она случайно (или – не случайно, вопрос вполне философский) попадает, вынуждает её, спасаясь от преследования, изменить не просто внешность (пластическая операция – тоже ход вполне тривиальный!) и образ жизни, но и во многом – собственное к этой жизни отношение. Во втором романе — «Куколка для монстра» — всё ещё более усложняется, так как, получив в результате катастрофы амнезию, героиня будет теперь жить согласно легенде о своём прошлом, которую ей навязывают представители одной спецслужбы, вынуждающие вдобавок на них и работать. Когда же к ней возвращается память, она обнаруживает себя человеком даже не с двойным, а с тройным “дном”. Пытаясь вернуться к себе прежней (третий и, похоже, самый выдающийся из всех платовских романов — «Эшафот забвения»), она сумеет сделать почти невозможное: добиться “вольной” у своего “монстра” (он же – “карманный Мефистофель”, не лишённый, однако, человеческого обаяния) – куратора от спецслужбы. В последней части тетралогии – «Корабль призраков», — пройдя ещё один ряд уготованных приключений, героиня изъявляет желание “уйти на покой”: выйти замуж за человека из совсем иной среды, перебраться к нему в другой город, обзавестись семьёй и, по всей видимости, возвратиться к прежнему занятию – то есть писать. Писать же ей, женщине с прошлым, и впрямь есть о чём, ведь позади более чем бурная юность, где было достаточно крови, грязи, предательств, несправедливостей, но и по-настоящему замечательных людей тоже...

Однако, судя по всему, Платова слишком рано отправила свою Еву в такую почётную ссылку. Это стало заметно по следующему роману — «Хрустальная ловушка», где взамен неё фигурирует семейство “новых русских” с убийствами на почве борьбы за наследство и прочим; об этом детективе можно сказать, что он крепкий, справный, написанный умно, профессионально – даже высокопрофессионально – и более ничего. Ибо в нём отсутствует главное, чем сильна Платова, – динамичные, запоминающиеся характеры в нетривиальных ситуациях. Стало ясно, что, если автор хочет удержаться на прежнем уровне, необходимо либо вновь вернуться к Еве, либо создавать подобную ей героиню (героя, героев), с которой читателю не хотелось бы расставаться. Следующие вещи: «Купель дьявола» и «Смерть на кончике хвоста» (произведения уже более лёгкие, но всё-таки не легковесные!) — являются шагами именно в этом направлении. Словом, как ни иронизирует по поводу избранного ею жанра В.Платова (см. эпиграф), она убедительно доказывает, что и Собакины писать умеют. Пусть и мало кто об этом подозревает...