Я выхожу из игры. Книга 2. `Плохие игры` (СЛР, 18+)

Sandrine Lehmann:

 » Книга 2 Глава 11 (Новая версия)

Коньяк!..
Твою мать, еще! Жадно глотнул. Горлышко фляжки стукнулось о зубы. Поднял руку, ухватил фляжку.
– Ожил, – обрадовался кто-то. – Ромингер! Скажи что-нибудь!
Но он не мог ничего сказать, пока не сделал еще один глоток.
– Хороший… – Вернул фляжку и открыл глаза.
Небо – глубокое, синее, без единого облачка. Высоко завис вертолет. Солнце клонится к закату, светит в лицо. Снег. Двое загорелых мужиков – горных спасателей – в виндстопперах и лыжных масках, его племени. Склонились над ним, у одного фляжка в руке. Вкусный был коньяк.
– Как ты? Цел более-менее? – спросил один.
– Нашли… Ноэля?
Мужчины переглянулись, повисло молчание – тяжелое и холодное, как снег, который едва не похоронил его. Потом второй кашлянул:
– Нашли… мертвым. Еще до лавины умер. Падение с большой высоты.
– Я знаю, – с трудом произнес Отто. – Родным сообщили?
– На станцию передали, они сообщат.
Когда первый глоток коньяка обжег горло, на полсекунды мелькнула надежда: он просыпается в каком-то отеле, ему просто приснился кошмар. Ничего этого не случилось: ни лавины, ни смерти Ноэля, и можно будет проснуться, выпить очень крепкий кофе и стряхнуть с себя тяжелый сон. Но вместе с ознобом, болью в груди и израненных руках вернулось понимание, что это не кошмар, а реальность. Сел в снегу, оглядываясь. Увидел знакомый красный вертолет, зависший высоко в безоблачном небе, белый снег, горы вокруг, скалы… Все так же, как до этого сумасшедшего спуска, который стал последним для Ноэля.
По-своему истолковав этот взгляд, один из спасателей сказал:
– Спустить люльку или сам поднимешься?
– Сам.
– Кто бы сомневался. На станции ждет машина скорой.
– Мужики, да не надо скорую. Подбросьте до парковки в Вербье. Там моя машина.
– Не получится. Мы будем действовать по своей инструкции, которая велит загрузить тебя в карету скорой. Там уже рулись сам как хочешь. Отказ пиши, например. Но мой совет: не выеживайся и езжай в больницу. Это все, знаешь, не шуточки.
– Знаю, – буркнул Отто, не испытывая ни малейшего желания попадать в руки врачей, которые, разумеется, испортят ему все, что только смогут, в смысле выхода на чемпионат. Тут как в Гармише: тогда сотрясение, сейчас тоже какая-нибудь хрень найдется, и отстранят от старта на счет «раз». А еще он понимал, что ему предстоит полицейское дознание из-за гибели Ноэля.
В вертолете он попросил у мужиков коньяк и выпил еще немного. Это был тот же вертолет, который забрал их с Ноэлем рано утром с площадки в Вербье. Парни предполагали, что после возвращения сядут по своим машинам и поедут по домам, чтобы завтра с утра выдвинуться в Валь-Гардену.
И пилот тот же, Жан-Люк. Улучив момент, он тихо сказал фрирайдеру:
– Не переживай из-за дознания. Я скажу, если спросят, что ты настаивал на том, чтобы вернуться за гидом. И что ты никак не мог воспрепятствовать…
Отто молча кивнул. Жан-Люк неправильно истолковал причину его подавленного состояния. Неважно. И дознание тоже. За глупость не привлекают к уголовной ответственности. Черт, можно было бы вернуться в утро, в этот же вертак, когда Ноэль орал про «классный склон и офигенный паудер»! Отто бы ни перед чем не остановился, чтобы отговорить его, вплоть до мордобоя, но Ноэль, скорее всего, дал бы сдачи и все равно рванул бы на склон. Кому, как ни лучшему другу, знать это…
Вертолет, вздымая тучи свежего снега («паудера», – с грустью вспомнил Отто) спускался на площадку у спасательной станции. Наверху еще светило солнце, ущелье полностью тонуло в фиолетовых закатных тенях. Клонился к вечеру день 7 февраля 1988 года.

Рене вернулась домой, так и не позавтракав. Лео довез ее до подъезда и очень хотел подняться, но она решительно отказалась. Объяснила, что ей просто нужно полежать и отдохнуть. Как ему ни хотелось провести больше времени со своей, как он надеялся, будущей невестой, пришлось отпустить ее. Дурнота уже давно прошла, будто ничего и не было, но завтракать на тот момент Рене расхотела, а сейчас чувство голода вернулось с утроенной силой, тем более что уже пришло обеденное время.
– Мой руки и иди жрать! – крикнул Артур с кухни, услышав щелчок замка. – Я бульон сварил с лапшой.
– О, ангел, – отозвалась Рене, торопливо вешая куртку на вешалку.
– Вообще-то я думал, тебя хахаль завтраком накормит, – заметил брат.
– Теперь твоя очередь, – Рене не стала спорить, дивный аромат куриного бульона с вермишелью щекотал ноздри и так и вел на кухню.
– Ты же тощая, как жердь, ветром скоро сдувать будет, – бурчал Артур на манер еврейской мамочки. – Садись быстро. И ешь. А то Макс увидит тебя и сдаст меня в полицию за надругательства над трупом.
– Остряк ты у меня. – Рене придвинула к себе тарелку. – Макс? Она здесь?
– Нет, но скоро обещала приехать. Так, – его указующий перст уперся в спину сестры, облаченную в его любимую рубашку. – Где ты это взяла?
– В коридоре валялась, я и надела спросонья, – соврала Рене, которая добыла рубашку в гардеробе Артура и полностью сознавала при этом, насколько преступное деяние совершает, посягая на его любимую одежду.
– У тебя что, своих шмоток мало?!
– Не сердись, – примирительно сказала Рене, которая уже успела съесть полтарелки. – Хочешь, возьми мои туфли на шпильках поносить. Тоже любимые. Или лифчик.
После обеда она выгнала брата с кухни, решив испечь печенье в честь прибытия высокой гостьи.
Она включила радио – свою любимую станцию, которая передавала музыку вперемешку с новостями в основном спортивного характера. Летом и в межсезонье предпочтение отдавалось футболу и теннису, зимой наступало время горных лыж и лыжных гонок.
Роясь в шкафчике в поисках миндальной муки, Рене подпевала “Ten Sharp”. На удивление, все ингредиенты для печенья оказались в наличии, и у нее не заняло много времени смешать их в миске и, вооружившись миксером, начать взбивать тесто. Кончилась песня, и, услышав позывные новостей, Рене недоуменно поглядела на висящие на стене часы – вроде рано для очередного выпуска новостей.
– “Swiss Kiss” в эфире, экстренный выпуск новостей, – сказал ди-джей. – И новости печальные, ребята. Сегодня в ходе внетрассового спуска с одной из гор в кантоне Вале насмерть разбился французский горнолыжник Ноэль Пелтьер, номер 19 в рейтинге скоростного спуска.
Миксер выпал из руки Рене, забрызгал тестом стену и грохнулся на пол, продолжая жужжать.
– Второй участник спуска, лидер швейцарской сборной Отто Ромингер, попал в сход лавины. Ему удалось выжить, но он получил травму и был госпитализирован.
Рене выдернула из розетки вилку миксера и застыла, жадно ловя каждое слово. Ди-джей продолжал:
– На данный момент информации о состоянии его здоровья у нас нет, равно как и обстоятельств случившейся трагедии. Оставайтесь с нами, будем сообщать детали по мере поступления.
Рене не послушалась ди-джея и, торопливо стерев с рук тесто полотенцем, переключилась на DRS. Но и там располагали такой же информацией. Под рассуждения аналитика о том, насколько мизерными станут шансы швейцарской мужской сборной на начинающемся чемпионате мира в отсутствие Ромми, она медленно осознавала услышанное. Ноэль… Она закрыла лицо руками и заплакала. Такой хороший парень, лучший друг Отто… До чего это ужасно и несправедливо… А что с Отто? Какое счастье, что он жив… Но что с ним, сильно ли пострадал? Продолжая слушать новости, она машинально подняла с пола миксер и начала убирать разбрызганное тесто. А потом на автопилоте, чтобы чем-то занять руки, продолжила делать печенье. Но мысли ее были далеко от кулинарии. Она думала о двоих отчаянных, необузданных мальчишках, один из которых погиб так глупо, так нелепо…
Когда она ставила противень в духовку, в кухню влетела Макс:
– Привет. Сто лет тебя не видела. Как дела?
– Привет! – Закрыв духовку, Рене обернулась к подруге. – Ой, и я тебя... – Она осеклась, поймав взгляд Макс.
– Сюрприз, сюрприз, – протянула та, разглядывая обтянутый синей майкой животик Рене. – Сколько?
– Ой, ужас. Целых десять килограмм, – быстро сориентировалась та. – Так быстро набираешь лишний вес, заедая стресс!
Вообще-то в планы Рене не входило позволять узнать о ее беременности кому-то из общих знакомых. Макс, как довольно близкая подруга Отто, возглавляла список тех, от кого особенно хотелось скрыть этот факт, но Рене, потрясенная случившимся с Отто и Ноэлем, напрочь забыла о том, что нужно перед приходом подруги переодеться в какой-нибудь свободный свитер. Но Макс не вчера родилась:
– Хорош заливать! Когда рожать сбираешься?
– Говорю тебе, я просто растолстела!
– Отто! – Макс аж подскочила. – Он ни о чем не знает! Да ведь?
Продолжать давить линию «внезапно растолстевшей девы, заедающей стресс», было глупо, стратегия явно себя не оправдала, и Рене перестала пытаться вилять:
– Ты ему ни слова не скажешь, Максин Ренар!
– Почему это? – нахмурилась та. – Это его ребенок! Назови хоть одну причину, почему он не должен знать о своем ребенке!
– Да миллион причин! – рассердилась Рене. – Потому что он меня бросил! Потому что он за все это время ни разу не попытался узнать, не залетела ли я, и жива ли вообще! Потому что ему этот ребенок не нужен, он будет мешать его драгоценной карьере! Потому что это не его дело! Потому что я тебя придушу, если проболтаешься!
– О как, – протянула Макс, не в состоянии сразу воспринять увиденное и услышанное. Но пары секунд ей хватило: – Нет, если ты так настаиваешь, я, конечно, не скажу, но это непорядочно, знаешь ли. Особенно… Ой, ты не знаешь… – Пришла ее очередь пытаться вилять, чтобы не рассказывать Рене, как Отто пытался навязать замужество самой Макс. Но Рене неожиданно забыла о разговоре, прислушиваясь к радио, и торопливо прижала палец к губам, прося подругу помолчать.
– Информация о тяжести травм, полученных Отто Ромингером при попадании в лавину, до сих пор не поступила, но нам удалось дозвониться до председателя ФГС Штефана фон Брума.
Включили запись, и девушки переглянулись, услышав голос Деда. Он звучал сухо и сдержано, но чувствовалось, что босс взбешен:
– Я не готов пока комментировать случившееся с Ромингером. Наша пресс-служба связывалась с больницей, но выяснили только, что в данный момент проводится обследование и о каких-либо прогнозах и диагнозах говорить преждевременно. Думаю, можно с уверенностью высказать предположение, что о его участии в чемпионате можно забыть. – Тут стало особенно заметно, как прорывается сквозь самоконтроль привычного к общению с масс-медиа Деда его ярость. Ясное дело, он рассчитывал на победу Отто минимум в двух дисциплинах! – Может, хотя бы это послужит предостережением для тех, кто лезет на дикие склоны в поисках адреналина. Даже профи может разбиться о скалы или попасть в лавину…
– Что произошло? – набросилась Макс на Рене. – О чем это он? Какая еще лавина?!
– Ты ничего не знаешь?! – И Рене торопливо объяснила все, что знала сама.
– Ужас, – пробормотала Макс. – Не знаю, что и подумать. С одной стороны, Дед давно точит зуб на Отто из-за фрирайда. С другой, никто не тронет курицу, несущую золотые яйца. Чего ты?
Рене повалилась на табуретку, трясясь от истерического хохота:
– Курица! Это об Отто? Ой, слышал бы он тебя!
– Заткнись, – отмахнулась Макс. – Рене, он должен узнать о ребенке! Теперь, когда все это случилось, я просто не знаю, чем это для него аукнется. Если он искалечен, не дай Бог…
– Нет! – отрезала Рене. – Ему это не нужно!
– Он тебя любит!
– Да что за бред?! Когда любят, не бросают!
– Именно поэтому он и бросил! Струсил!
– Нам с малышом не нужен этот трус, – отрезала Рене. – И прошу тебя – прекратим этот дурацкий разговор! Артур обо всем знает, но молчит, и ты тоже молчи. Это мое решение, и точка. Вы не имеете права лезть в мои дела – ни он, ни ты! Ничего хорошего из этого не выйдет! Я не подпущу его к нам на пушечный выстрел!
– Ты серьезно? – только и вымолвила Макс.
– Более чем!
Макс только пожала плечами:
– Будь по-твоему. Я не стану действовать за твоей спиной. Решай сама.

Вертолет сел на площадку у спасательной станции, и тут все пошло не по плану – скорая еще не приехала. Отто, пользуясь случаем, снова попытался уговорить спасателей отпустить его восвояси. Но они снова не проявили никакой сговорчивости. Он не видел себя со стороны, а то не стал бы тратить силы: бледный как призрак, с сильно расширенными зрачками, шатающийся от слабости.
Один из спасателей резюмировал разговор:
– Мы не можем брать на себя такую ответственность. Еще склеишь ласты без помощи. А нам отвечать.
– С чего это я вдруг должен ласты склеить?
– А с чего угодно. Переохлаждение, удушье, шок…
– Какой еще шок?
– Болевой, термический, токсический – выбирай любой.
Прибытие скорой положило конец спору. Собственно, врачи скорой тоже не стали слушать заходы спортсмена насчет того, что он-де отказывается от медпомощи. И правильно сделали, потому что в приемном покое клиники он грохнулся в обморок. После этого сам понял, что его заверения об отличном самочувствии не встретят ни у кого понимания и что пора заткнуться.
– Крепко ты увяз, сынок, – подытожил дежурный кардиолог, изучая ленту кардиограммы. – Признаки острой сердечной недостаточности, причем довольно серьезной. Никто тебя не выпустит.
– Отродясь никаких проблем с сердцем не было.
– А все когда-то случается впервые. Я вижу, что теперь проблемы будут.
«Паникер», – подумал Отто, который вообще слабо представлял, как себя могут проявлять проблемы с сердцем. Недостаточность? Да правда что, если он играючи выдерживал запредельные спортивные нагрузки. Но, оценив сложившиеся обстоятельства, он до поры до времени отказался от попыток слиться. Утро вечера мудренее.

А утро изменило многое. Клинику с рассвета заполнили спортивные репортеры, и каждый час прибывали все новые: ФГС выпустила заявление о том, что Отто Ромингер пропускает чемпионат мира, которое произвело эффект разорвавшейся бомбы. Стопроцентный фаворит не выйдет на старт?! Инициатором заявления выступил сам Дед – Штефан фон Брум, председатель ФГС. В заявлении сообщалось только, что Ромингер не сможет принять участие в чемпионате. Зная о том, что Отто попал в сход лавины и выжил, но при этом пострадал и был госпитализирован, и обыватели, и журналисты сочли, что причиной пропуска чемпионата стало состояние здоровья фаворита. И теперь репортеры желали получить информацию из первых рук, от самого Ромми.
Узнав об этом, Отто пошел к телефону и позвонил Регерсу, чтобы разведать обстановку и подтвердить свои опасения. Герхардт, к счастью, оказался дома, готовясь выезжать в Валь-Гардену.
– Е** твою мать!!! – взревел тренер, услышав в трубке голос Ромингера.
Следующую пару минут он изрыгал в трубку отборные ругательства; и Отто, зная по опыту, что лучше дать ему проораться, не пытался перебивать.
Наконец поток мата начал оскудевать, и герой дня направил разговор в нужное русло:
– Давай рассказывай, о чем мне следует знать.
– Брум настаивает на твоей дисквалификации до конца сезона, мудила! – взорвался Регерс. – А ты чего ожидал? Хер тебе, а не чемпионат! Конечно, его душит жаба по поводу твоих возможных медалей, но он так взбесился, что готов даже от них отказаться.
– Он в курсе, что не имеет права взять и дисквалифицировать кого-либо просто волевым решением, единолично? – лениво поинтересовался Отто.
– А кто говорил о «единолично»?! – снова вскипел бедный тренер. – Он собирает сегодня в одиннадцать тренерский совет, который утвердит это решение. В этом можешь не сомневаться – утвердят как миленькие, никуда не денутся.
Да, с этим не поспоришь. Отто понимал, что Герхардт прав. Тренерский совет не пойдет наперекор председателю ФГС. Даже если сам Регерс и Боначчина будут против дисквалификации своего подопечного, это ничего не изменит.
– Собственно, это не имеет значения! – пролаял Регерс. – Тебя сейчас закатают в больничку на месяц минимум, острая сердечная недостаточность, етить твою налево… Так что дисквал или нет – все равно не погоняешься.
Отто задумчиво посмотрел в окно, увидел очередной фургон телевизионщиков, который въезжал в ворота клиники, и понял, что делать дальше. Он закончил разговор с Регерсом, который пребывал в полной прострации, прощаясь с мечтами о медалях и хрустальных глобусах, а заодно и об огромных премиях, и пошел искать своего лечащего врача, которого еще не имел удовольствия лицезреть.
Уже через полчаса Отто подписал отказ от лечения и высказал намерение покинуть клинику. Врач оказался мало того что более опытный, чем вчерашний дежурный, но еще и болельщик, который пребывал в глубоком трауре оттого, что Ромми вынужден залипнуть на больничной койке, пока австрийцы с немцами и норвежцами поделят его золотые медали. Когда Отто пришел к нему и после аккуратного зондирования почвы сказал, что чувствует себя преотлично, врач охотно закрыл глаза на небольшие отклонения в кардиограмме…
________
За работу с текстом спасибо Галине (gallina)

...

ma ri na:

Ира, спасибо за продолжение) Ох, как всё печально. Вот и Рене узнала о случившемся по радио, смерть Ноэля, госпитализация Отто. Что конкретно с Отто, информации нет. Ничто не может изменить решение Рене не говорить Отто о ребёнке. Максин попробовала, но тщетно, пришлось пообещать молчать. Отто своевольный, своенравный мальчишка, как всегда никого не слушает. Эх...

...

Sandrine Lehmann:

Мариша, привет, спасибо, что заглядываешь! Мы тут про ходу с тобой одни остались



И вот бьет его жизнь, а ему все не впрок, И никто ему не указ - ни Брум, ни доктора, ни спасатели. Выбрался из лавины и снова встал на крыло. Такой характер у человека. В спорте может и ничего, но в быту... капец и нет других цензурных слов.
И в этом одна из причин, почему Рене приняла именно такое решение.

...

TatyanaE:

То, что врач болельщик и потому закрыл глаза на кардиограмму допускаю, а вот упоминание, что врач опытнее мне кажется противоречит закрыванию глаз на острую сердечную недостаточность.

...

Sandrine Lehmann:

Тань, это предположение Отто, он точно этого не знает. С другой стороны, там могли быть такие нарушения, которые врач именно в силу своей опытности может оценить, как не критические.

...

Airkiss:

Ох, пошла крутиться интрига - теперь и Макс знает о беременности Рене. Чем больше людей в курсе, тем меньше шансов удержать все в тайне.
Ириша! Спасибо за продолжение!
Отто, конечно попал, но где наша не пропадала))
Мне кажется, что переломить решение ФГС в свою пользу можно только одним способом - выйти к журналюгам как ни в чем ни бывало и заявить, что жив здоров - до встречи на трассе))

...

Sandrine Lehmann:

Пока только трое знают - Артур, Лео и Макс. Кто из них в этом смысле опаснее - большой вопрос. Эх, как мне на протяжении последних книг не хватает Оли с ее волшебными спойлерами!


Юля,


ну, в его случае он попадает много раз и всегда выбирается, вот из-под лавины и то выбрался.


Недаром Отто понял, что ему делать, глядя, как во двор очередные телевизионщики въезжают. Конечно, это первое, что напрашивается, и самое разумное. Но с оговорками...

...

Deloni:

 » Графический спойлер к 12 главе (книга 2)

Всем вечера!
Ира , Галя !
Мы по прежнему продолжаем двигаться вперед, завтра нас ждет новая глава, а сегодня как обычно дразнилка.... Ловим.


Зато у нас есть коллаж к каждой главе.

...

Sandrine Lehmann:

Олечка, большое спасибо! Красивая дразнилка!


и то верно, за что большое спасибо! Но как без спойлеров-то...

...

Deloni:

 » Книга 2 Глава 12 (Новая версия)

– Не знаю, кто вам сказал такую глупость, – Отто беззаботно тряхнул белокурой гривой и выдал фирменную мегаваттную улыбку. – Травмирован? Ничего подобного. Целехонек и в отличной форме. Я бы уже уехал из клиники, если бы не задержался поболтать с вами.
Руки он при этом предусмотрительно прятал в карманах джинсов, потому что раны были залиты фукорцином, а пальцы сильно распухли. Тесные карманы причиняли боль израненным кистям, а на душе царил непроглядный мрак. Но лицо держать совсем несложно, если очень надо, и он держал. Даже улыбался, хотя горе от утраты последнего близкого человека лежало камнем на сердце. Если бы ничего не произошло, они с Ноэлем сейчас выясняли бы на практике, кто быстрее домчится до Валь-Гардены – Отто из Цюриха или Ноэль из Пон-де-Кле с трехчасовой форой, и проигравший платил бы вечером за выпивку. Вместо этого в кармане куртки лежало предписание явиться в полицейский участок в Верьбе для дачи показаний по факту гибели Ноэля Пелтьера, а потом выезжать в Пон-де-Кле, чтобы встретиться с семьей Ноэля и завтра быть на похоронах. В восемь утра он уже созвонился с отцом Ноэля, Жаном-Луи. Он попросил Отто сегодня приехать, и тот пообещал.
Репортеры заговорили разом в ответ на заявление Отто про отличную форму, наперебой выкрикивая вопросы о чемпионате. Отто, щурясь от вспышек фотоаппаратов, поднял руку, прося тишины.
– Все по плану. Послезавтра и в четверг контрольные тренировки, в пятницу спуск, в воскресенье супер-джи, потом гигант и слалом, по расписанию FIS.
– Тогда то, что говоришь ты, и заявление Брума противоречат друг другу, – наседал на него бородатый журналист. – Ты говоришь, что примешь участие в чемпионате, а он – что не примешь. И более того, ходят слухи о твоей дисквалификации. Сегодня на экстренном тренерском совете в одиннадцать эта тема будет обсуждаться. Наши коллеги ожидают информацию около офиса ФГС в Цюрихе. Совет пока не начался.
Отто бросил взгляд на часы – около девяти утра. Ну что же, у него есть пара идеек, как сорвать этот дурацкий совет. Если он правильно поведет свою линию, обсуждать им там будет нечего, а серьезные дяди-спонсоры объяснят Деду, что так дела не делаются. И Деду ничего не останется, кроме как подчиниться.
– Я думаю, герр фон Брум не знает о моей готовности соревноваться, – сказал он. – Про дисквалификацию я не в курсе, а про мою якобы травму вчера говорили. Он и утверждал, что я не смогу принять участие в чемпионате, имея в виду по состоянию здоровья.
– Нет, – репортер старательно лил воду на мельницу Отто, – речь именно о дисциплинарной дисквалификации за выход на фрирайд. Ваши правила не позволяют никакую активность, которая может поставить под удар состояние здоровья спортсмена, это прописано в допсоглашенях к вашим контрактам.
«Много знает, зараза, – подумал Отто. – Тем лучше!»
– Но я от подписания этого допсоглашения отказался, а обязать меня не имеют права, – заметил он. – Так или иначе, я готов соревноваться, чувствую себя отлично подготовленным и настроен на борьбу за победу. Если же я на старт не выйду, вы знаете, что мне могло помешать. Только административный запрет тренерского совета.
Притихшие на время, пока он говорил, репортеры, зашумели все разом; и Отто услышал в этом гомоне то, на что и рассчитывал: «…не допустить к участию в чемпионате мира из-за искусственного запрета стопроцентного фаворита… нечестная борьба… опротестовать решение тренерского совета… спонсоры… болельщики и ставки…» Деду не понравится эта пилюля, но Отто по этому поводу не переживал. Ему нужно выйти на чемпионат, и он выйдет, а как Брум будет отдуваться перед правлением ФГС и спонсорами, его волновало меньше всего. И Дед в очередной раз убедится, что у него рога коротки бодаться с Ромингером, а это тоже приятный момент.
После встречи с репортерами Отто наконец смог покинуть клинику и в соответствии с полученным предписанием явиться в полицейское отделение. Там он честно, ничего не утаивая и не выдумывая, рассказал, как все было. Полицейские отнеслись к нему с сочувствием, даже рассказали о том, что им сообщил Файо – примерно то же, что и сам Отто. Состава преступления в происшедшем не усмотрели, поэтому в положенный срок дело будет закрыто.
Закрытие дела на бумаге – это, конечно, хорошо, но кто закроет дело самого Отто против себя? Он ведь ничего не сделал, чтобы остановить Ноэля, не дать ему совершить тот роковой прыжок. И то, что он не придумал, как остановить Пелтьера, его не оправдывало. А что бы он сказал? «У меня плохое предчувствие»? Можно только представить, что он услышал бы в ответ. Хотя это ничего не меняло – Отто виноват в смерти Ноэля. Пусть полицейские сказали, что уголовного преследования он может не опасаться, он навсегда останется своим самым суровым обвинителем…
Вот он и выехал из Верьбе. Начались серпантины, и Отто морщился от боли, с трудом поворачивая руль распухшими пальцами
Оценить результаты своего общения с журналистами он смог, включив радио. Все получилось, как он и планировал. СМИ дружно сообщали, что Ромингер не травмирован, находится в отличной форме и готов к выходу на чемпионат, а его возможное отстранение – всецело инициатива Штефана фон Брума, который таким образом пытается поставить на место зарвавшегося, своевольного, но чертовски талантливого и сильного лидера своей сборной. Некоторые радиостанции не ограничивались фактами и даже высказывали предположения, что Брум может состоять в сговоре с кем угодно – от вендоров спортинвентаря до… и далее фантазия журналистов воистину пускалась в полет. На месте Деда Отто подал бы на них в суд. А может, ФГС еще и подаст. Но Отто себя не в чем упрекнуть – он излагал только факты, не давая никаких оценок и предположений, и говорил только то, о чем знал сам. Так что до него и с этой стороны не добраться.
От раздумий его отвлек звук полицейской сирены. Что за черт?! Отто глянул в зеркало заднего вида и выругался. Так и есть – его догонял полицейский мерседес. Что на этот раз?! Впрочем, он знал, что. Быстрый взгляд на спидометр подтвердил его догадку. Скорость превысил. И нехило. Штраф будет – мама не горюй, а уж в какой восторг придет тот же Брум, которого Отто так элегантно подставил, – тут оказывалась бессильна даже буйная Ромингеровская фантазия. Этот старый хрен откуда-то добывал всю информацию о прегрешениях Отто вплоть до штрафов за неправильную парковку. Зачем? Солил он их, что ли? Или экономил таким образом на туалетной бумаге? Так или иначе, можно не сомневаться – этот подвиг после фрирайдных авантюр и задушевных кулуарных воркований с журналистами точно не пройдет незамеченным.
– Порш 289740, остановитесь у обочины! – рявкнули в матюгальник.
Тяжело вздохнув, Отто аккуратно принял вправо и выполнил приказ. Полицейская машина встала за ним, из-за руля выбралась женщина средних лет в полицейской форме и направилась к нему.
– Добрый день. Будьте добры ваши документы… – Она осеклась и воскликнула: – Ромми!
Отто приподнял бровь, выжидая, что будет дальше. Он не вышел из машины, только опустил стекло.
Женщина просияла:
– До чего приятно вас видеть живым и здоровым! Как вам удалось освободиться из лавины?! Как себя чувствуете?
Отто чуть улыбнулся:
– Все в порядке, мадам офицер.
– Ужасно жаль, что так все получилось, – погрустнела та. – Мы же собирались за вас болеть, а теперь… Неужели все золото заберет Эйс?
Понятно, она не в курсе его сегодняшней встречи с журналистами.
– Я выйду на чемпионат, я уже об этом объявил, – сказал Отто. – И заставлю Эйса попотеть, чтобы отнять у меня хотя бы одну медаль.
– Правда? Здорово это слышать! А то по радио говорили, будто речь идет о дисквалификации... Якобы Брум этого требует...
– Не стоит обращать внимание, – утешил Отто. – Да и Брум не дурак. Попугает и подпишет. Конечно, я для этого должен быть паинькой и не попадать в неприятности вроде превышения скорости почти на сотню километров... Вы меня поэтому остановили?
– Да. Но давайте забудем об этом, если пообещаете дальше быть умницей и ехать потише, – улыбнулась полисменша, любуясь как изумительным спортивным автомобилем, так и молодым мужчиной за рулем. Он был удивительно похож на свой порш – вызывающе, завораживающе красив, стремителен и неудержим. – И до чего машинка хороша! Трудно, наверное, на такой ехать восемьдесят?
– Не то слово. Я, наверное, немного увлекся.
– Топ самый, а? Движок-то сколько?
– Три и два, турбо.
– Вот это зверюга! Едете в Пон-де-Кле?
– Я должен там быть.
– Пелтьер был вашим лучшим другом, верно?
– Да.
– Удачи. Держитесь. И вот что, Отто: поаккуратней по ту сторону границы. Не думаю, что тамошним полицейским понравилось случившееся.
– Понял вас, мадам офицер. Спасибо.
Полисменша вытащила из кармана какую-то бумажку с печатями и протянула спортсмену:
– Автограф можно попросить?
– Конечно, – Отто взял листок. – Как ваше имя?
– Арлена Бушо.
Отто быстро написал «Лучшие пожелания Арлене от Ромми» и подписался. Женщина с благоговением убрала листок обратно в карман:
– Проезжайте! Удачи, Отто! Заберите все золото с чемпионата!
Слава Ромми в очередной раз защитила его от мелкой неприятности. А может, и от крупной, с учетом огромного превышения скорости. Он уже подложил сегодня увесистую свинью Бруму, ни к чему продолжать дергать его за усы и злить лишний раз. Повезло, что полицейский оказался женщиной, да еще и болельщицей. В следующий раз может так не повезти. Он решил послушаться ее и впредь вести себя поаккуратней, но все равно почти всю дорогу до дома Ноэля превышал скорость. По дороге выкурил почти пачку сигарет. Кажется, никогда раньше не курил так много.
Он помнил этот дом на тихой улочке лучше дома своего отца в Берне. Белые стены, два этажа, яблони вокруг. Солнечная батарея на красной черепичной крыше – Отто и Ноэль вместе устанавливали ее прошлым летом, несмотря на то, что отец Ноэля, Жан-Луи, ругался, что они свернут себе шеи и только все испортят, и настаивал на вызове техников из фирмы. Но эти техники заломили столько денег за свои услуги, что он скрепя сердце позволил мальчишкам попробовать самим, и у них все получилось. Отто всегда любил сюда приезжать, с детства. Родители и сестра Ноэля всегда были ему рады, а он старался быть полезным – ремонтировал то кусторез, то огромный древний внедорожник, помогал матери Ноэля, Лоранс, ставить подпорки под розы, словом, делал все то, что было влом самому Ноэлю. Тот посмеивался, что Отто так благодарит за то, что ему даровали совершенно бескорыстно, но он не понимал, что Ромингеру просто в кайф чувствовать себя не чужим, не гостем, а почти своим. Ноэль с детства рос в нормальной семье и принимал все за должное, не видя никакого прикола в ковырянии старого автоутиля и тем более в возне с цветочками, а Отто видел.
В последний раз он был тут чуть больше месяца назад, под Рождество незадолго до дня рождения Ноэля. Тогда дом был украшен какими-то разноцветными гирляндами, давно стемнело и шел снег. И друг выскочил ему навстречу в шортах и тапках, зато со стаканом коньяка в руке, который тут же сунул под нос Отто и потребовал сразу выпить. Отто тогда был сильно не в духе, незадолго до того расстался с Рене и тосковал. А сейчас дом казался таким темным и печальным, хотя его и освещало солнце, и снег празднично искрился на ветках яблонь и шелковиц. Отто медленно вылез из порша и, сделав несколько шагов по тротуару, встал как вкопанный. Перед домом стоял старый знакомец – черный шевроле корвет. Машина Ноэля. Может, все случившееся в самом деле просто плохой сон, и сам друг сейчас выскочит навстречу с банкой пива или стаканом виски и заорет: «Штрафной, Земноводный!»
Но Отто прекрасно понимал, что машину просто пригнали сюда полицейские или кто-то из знакомых Пелтьеров. Он подошел к крыльцу, поднялся к двери. Иногда ему приходилось видеть, как в домах, где кто-то из семьи умирал, вешали на дверь траурный бант или венок, и ему всегда это казалось каким-то кичем на грани кощунства. Тут ничего не повесили, но почему-то сразу ощущалось, что в этот дом пришло горе…
Он не успел постучать в дверь – она открылась. На пороге стоял отец Ноэля, Жан-Луи. Тот самый, который частенько орал на своего лоботряса-сына, что тот должен брать пример с организованного и серьезного Отто (слышал бы его Брум…).
– Ждал тебя, – сказал он. – Проходи. Выпьешь? Или за рулем? – Он выглянул через плечо Отто на улицу, увидел припаркованный порш.
– Спасибо. За рулем. – Отто с огромным удовольствием выпил бы чего-нибудь крепкого, даже напился бы до поросячьего визга, но, во-первых, потом вести машину, а во-вторых, проходил он уже это. Сколько ни выпей, боль никуда не денется. Ничего этим не исправишь.
– Понятно. – Мужчины прошли в гостиную, Жан-Луи остановился у столика, на котором стояла початая бутылка коньяка, плеснул в стакан. – Вот так, приятель. Растишь сына, растишь, а потом раз… и нет его…
Отто хотел бы сказать что-нибудь, но понятия не имел, что тут вообще сказать. «Я соболезную»? Вообще ни о чем… Так или иначе, горе и вина сковали его язык, и он молча смотрел на отца друга. Казалось, с тех пор как Отто его видел на Рождество, он постарел на пару десятилетий. Мешки под погасшими глазами, бескровное лицо, резко обозначившиеся морщины в уголках рта.
– Расскажи мне, как все случилось, – велел Жан-Луи.
– Хорошо, – с трудом произнес Отто. И рассказал, что мог. Более подробно, чем полиции, описал свой спор с Ноэлем насчет спуска с Дан Бланш. Единственное, чего не упомянул – это свое ощущение, что знал заранее, что так будет. Ему никто не поверил бы: ни Ноэль, ни полиция, ни Жан-Луи…
Тот долго молчал, отхлебывал коньяк из стакана, думал. Налил себе еще. Поднял взгляд на Отто:
– Я читал протокол дознания. И ты, и Файо – пилот – рассказали одно и то же: ты пытался отговорить Ноэля, но он не стал тебя слушать. Почему ты не рассказал обо всем журналистам? Тебя обвиняют. Ты же знаешь, как они любят ловить рыбу в мутной воде.
– Не вижу смысла, – мрачно ответил Отто. – Что тут не скажи, ничего не изменишь.
– Дело твое, – пожал плечами Жан-Луи. – Но имей в виду – завтра тебе легко не будет…
«Какое там легко», – подумал Отто. Как могут быть легкими похороны лучшего друга и единственного близкого человека?

Понедельник в офисе начался для Рене с воплей Дэвида. Кричал он на Юбера, стоя в дверях их комнатки. Рене, как обычно, явившаяся на работу к двум пополудни после университета, постояла у него за спиной, немного послушала, а потом тихонько проскользнула на свое место.
Директор филиала орал на вполне известную и понятную всем тему. Даже Рене, которая проработала в этой фирме без малого два месяца, уже знала эту давнюю и набившую всем оскомину историю противостояния “Billy’s Stars” и “Carruther’s”. Суть конфликта заключалась в магазине-франшизе фирмы “Carruther’s”, который занимал огромное помещение на цокольном этаже бизнес-центра, в котором находился офис “Billy’sStars”. Многолетнее противостояние Дэвида Макгила, девелопера, которому принадлежал бизнес-центр, и хозяйки магазина “Carruther’s” длилось много лет и никак не могло сдвинуться с мертвой точки.
Хозяева “Billy’s Stars” – весьма настырные индусы – неустанно скандалили с Дэвидом Макгилом из-за того, что в этом же бизнес-центре находится магазин злейшего конкурента. На самом деле конкуренция существовала только в их буйном воображении – ”Carruther’s” был популярней и занимал куда бóльшую долю рынка. Но это дела не меняло: Дэвид просто спал и видел, как бы выгнать “Carruther’s” и занять помещение под фирменный магазин “Billy’s Stars”. Никакие другие адреса хозяевам не нравились: и не по причине элементарной вздорности, а потому, что этот на самом деле хорош. На перекрестке двух самых торговых улиц Альтштадта, бизнес-центр и несколько колледжей с целевой аудиторией рядом. Они и слышать не хотели о каком-то другом месте и пару месяцев назад поставили вопрос ребром – или Цюрихское отделение занимает вожделенное помещение, или придется совершать некие кадровые перестановки вплоть до увольнения некоторых не справляющихся со своими обязанностями личностей, к примеру директора филиала. Дэвиду, естественно, этот подход совершенно не нравился.
Многочисленные попытки договориться с хозяйкой магазина и с управляющей компанией-девелопером ни к чему не привели. Руководствоуправляющей компании было довольно нынешним арендатором и не видело оснований вмешиваться в его работу. Хозяйку магазина тоже все устраивало. Владельцы “Billy’s Stars” не давали Дэвиду реально больших денег за переуступку столь желанного помещения, таких, чтобы невозможно было отказаться. Они полагали, что он просто не особо старается или переговорщик неважный. Им казалось, чего проще: перезаключить договор о субаренде в свою пользу. Что значит: «Хозяйке нравится место»? У нас тут офис! Значит, и магазин должен тут быть. “Billy’s Stars” не был ключевым арендатором в этом бизнес-центре– они и занимали-то всего три комнатки. Дэвид подыскал другое место под магазин – ничуть не хуже, и туда же можно было перевезти офис. И все бы решилось ко всеобщей радости, но хозяева уперлись рогом – подавай им “Carruther’s”. Все это тянулось уже три года. Человеку, который сможет переломить ситуацию, было обещано вознаграждение – путешествие в любую точку Европы на две недели с полной оплатой дороги и две тысячи на проживание, оплаченный отпуск и шоппинг-сертификат на пять тысяч франков.
«Аппетитно, конечно», – думала Рене. Она с удовольствием бы отдохнула где-нибудь, а пять тысяч пригодились бы для покупки приданого малышу. Она слушала леденящие душу истории о проваленных переговорах и самодурах-хозяевах и думала, что иногда не вредно уметь ездить на кривой козе, как это делал при необходимости неповторимый Ромми. Может быть, и в ситуации с арендой нужно поискать какой-нибудь обходной путь…

...

Airkiss:

Оля, спасибо за то, что замещаешь Иришу!
Ириша, спасибо за новую главу!
Отто - красавчик! Ему никто не страшен, он не согласен с тем, что федерация спускает на него всех собак, поэтому ожидаемо делает ответный ход. Интересно, как руководство будет выкручиваться! Не завидую. Следующая глава в жизни Отто будет тоже тяжелой - похороны единственного друга, брата нужно как-то пережить, а еще нужно пережить осужление близких Ноэля, болельщиков. Отец его держится хорошо, хотя чего это ему стоит, плохо представляю.

...

Deloni:

Всем вечера!

Да, Отто не позавидуешь, потерять друга тяжелая доля, но в его случае все еще сложнее, ведь семья Ноэля заменила Отто его семью и вместе с другом он потеряет и семью тоже. Но Отто у нас кремень и ему все по плечу. Хотя все эти встряски дадут себя знать очень-очень скоро (это спойлер, если что).

...

TatyanaE:

Да, жаль Отто, конечно у полиции к нему не будет претензий, даже отец Ноэля горюет, но не обвиняет Отто, а вот сам Отто будет помнить и винить себя наверное всю жизнь, что предчувствовал, но не остановил друга.

...

ma ri na:

У полиции к Отто нет никаких претензий, несчастный случай. Даже отец Ноэля его не винит. Только Отто сам себя винит, что не уберёг друга, не отговорил от спуска. И это с ним на всю жизнь.
Давай, Рене, придумай как разрулить давний конфликт, и заработай вознаграждение) Отдых, деньги, это же просто супер.
Спасибо за продолжение)

...

Deloni:

Увы, история не знает сослагательного наклонения и Отто ничего не может изменить, да и в принципе не мог , ну только, если бы связал Ноэля, а это уже совсем из области нереального.

А еще, сама того не предполагая, вдобавок к деньгам, поездке и отдыху - восхищение Отто, и это опять спойлер.

...