Sandrine Lehmann:
Привет всем!
Очень извиняюсь за позднее явление с ответами. У меня есть уважительная причина - болеется хорошо на диване, а за столом не очень. Ну вот и до стола уже доросла.
Оле огромное спасибо еще раз за то, что рулила тут без меня и отвечала на ваши комменты, девочки.
В небольшом перерыве между больницами я заглянула, чтобы ответить и выложить песенку.
Airkiss писал(а):Ириша, спасибо за новую главу!
Юлечка,
Airkiss писал(а):Отто - красавчик! Ему никто не страшен, он не согласен с тем, что федерация спускает на него всех собак, поэтому ожидаемо делает ответный ход. Интересно, как руководство будет выкручиваться! Не завидую. Следующая глава в жизни Отто будет тоже тяжелой - похороны единственного друга, брата нужно как-то пережить, а еще нужно пережить осужление близких Ноэля, болельщиков. Отец его держится хорошо, хотя чего это ему стоит, плохо представляю.
Да, Отто не из тех, кто будет молча сидеть и посыпать себе голову пеплом. Накосячил, сам себя наказал, а от федерации уже наказания терпеть не хочет, вот и смог легко и просто избежать дисквала. Да, Дед будет сильно недоволен, но что он может сделать? Подумать, как дотянуться до оборзевшего Ромми... А может и нет...
Отца Ноэля мне очень жаль, и Отто в этой ситуации тоже, да всех жаль, кто знал парня и любил его - как ни крути, не должен человек так уходить в 22 года, вот не должен, это противоестественно. А чужое осуждение пока Отто не сильно волнует, он сам свой главный обвинитель.
Deloni писал(а):Да, Отто не позавидуешь, потерять друга тяжелая доля, но в его случае все еще сложнее, ведь семья Ноэля заменила Отто его семью и вместе с другом он потеряет и семью тоже. Но Отто у нас кремень и ему все по плечу. Хотя все эти встряски дадут себя знать очень-очень скоро (это спойлер, если что).

Важный момент, Оль, Отто действительно потерял не только друга, но и всю семью. Выдержит? Выдержит. Потому что деваться некуда. Но и легко не будет, и все это ему действительно аукнется, и сильно. Ну а семья... Отец переживает, но он хотя бы старается быть справедливым, а про сестру и мать еще почитаем в следующей главе.
TatyanaE писал(а):Да, жаль Отто, конечно у полиции к нему не будет претензий, даже отец Ноэля горюет, но не обвиняет Отто, а вот сам Отто будет помнить и винить себя наверное всю жизнь, что предчувствовал, но не остановил друга.
Отто действительно будет себя винить до поры до времени, но потом перестанет. Все почитаем, надеюсь.
ma ri na писал(а):У полиции к Отто нет никаких претензий, несчастный случай. Даже отец Ноэля его не винит. Только Отто сам себя винит, что не уберёг друга, не отговорил от спуска. И это с ним на всю жизнь.
надолго, но не на всю. Когда-то и Отто поймет, что невозможно было остановить Ноэля. Что он просто не хотел, чтобы его останавливали и пошел бы до конца. Как его уберечь, если он ничего слушать не хотел? Поколотить? так ведь кто кого еще...
ma ri na писал(а):Давай, Рене, придумай как разрулить давний конфликт, и заработай вознаграждение) Отдых, деньги, это же просто супер.
Вот и мы с Рене тоже так подумали, что надо как-то заработать отпуск, и 5000 не лишние тоже
ma ri na писал(а):Спасибо за продолжение)

Мариша,
Deloni писал(а):TatyanaE писал(а):Да, жаль Отто, конечно у полиции к нему не будет претензий, даже отец Ноэля горюет, но не обвиняет Отто, а вот сам Отто будет помнить и винить себя наверное всю жизнь, что предчувствовал, но не остановил друга.
Увы, история не знает сослагательного наклонения и Отто ничего не может изменить, да и в принципе не мог

, ну только, если бы связал Ноэля, а это уже совсем из области нереального.
Deloni писал(а):А еще, сама того не предполагая, вдобавок к деньгам, поездке и отдыху - восхищение Отто, и это опять спойлер.

хорошенький спойлер! Увесистый!
gallina писал(а):У Рене всё относительно неплохо. Она вошла в колею и даже стремится выиграть в каких-то ситуациях, участвуя в разрешении проблем фирмы. Хотя думать об Отто не перестанет - куда ж любовь-то денется. Всё равно ведь переживает за него. А ещё их незримо связывает малыш.
Оба делают, что считают правильным. Рене пробует свои силы - ее больше не устраивает быть тихой мышкой - исполнительницей, и она смотрит, а получится ли у нее дело посерьезней, чем просто тихо переводить товаросопроводительные документы. Это она молодец. Надо пробовать и узнавать, на что сама способна и что сделать не побоится. Рене растет, и мне это нравится как автору. Отто подойдет такая же авантюристка, как и он сам, а не тихая послушная мышка.
Deloni писал(а):Да, жизнь продолжается и так или иначе входит в колею, герои живы и значит двигаются вперёд, может не так и не с тем, как планировали или мечтали, но она, жизнь, неостановима. А ребёнок навсегда связал Рене и Отто, как говорили в одном фильме: «Открыв эту дверь обратно не закроешь.»
ну, дети не всех и не всегда связывают родителей, в жизни они могли бы и в самом деле разойтись как в море корабли. Но тут дело другое.
...
Sandrine Lehmann:
» Книга 2 Глава 13 (Новая версия)
Разговор мужчин прервал стук входной двери. Шорох в коридоре. В гостиную вошла сестра Ноэля – симпатичная, пухловатая кареглазая девушка лет шестнадцати. Она сразу направилась к лестнице, намереваясь подняться на второй этаж, подчеркнуто игнорируя отца и гостя.
– Вероник, – обратился к ней Жан-Луи. Она неохотно остановилась. – Разогрей нам что-нибудь поужинать, пожалуйста.
– Грейте сами, – грубо ответила она и, пронзив Отто яростным взглядом, взлетела вверх по лестнице. Она тоже считала его виноватым.
Жан-Луи открыл было рот, собираясь осадить девчонку, но передумал. Сказал:
– Не обращай внимания. Со вчерашнего дня сама не своя… Ужин сейчас разогрею.
«Со вчерашнего дня мы все сами не свои», – мрачно подумал Отто. Ноэль когда-то дразнил сестру до слез за щенячье увлечение красавчиком Ромингером. Сейчас она разве что дыру в нем не прожгла этим испепеляющим взглядом.
Забыв про ужин, Жан-Луи долил себе коньяк:
– Это все журналисты. Некоторые из них вешают вину на тебя. А ты, не желая защитить себя, облегчаешь им работу. Такие, как она, слушают и верят.
Отто молча пожал плечами. Он не мог объяснить, почему он не отвечает на выпады таких репортеров. Эта их возня ничего не значит; и, ввяжется он в нее или нет, обелит себя в чужих глазах или нет, – Ноэля этим не вернуть. Отто все равно виноват, как дело не поверни, и винит ли себя он один или вместе с кем-то – ничего не меняет.
Жан-Луи хорошо знал этого парня, недаром тот практически рос у него на глазах.
– Не хочешь оправдываться, как всегда. Но тут не разбитое окно, а серьезное, к тому же публичное дело. Конечно, ты понимаешь, что его так не вернешь… – Он поднял на лицо Отто красные, больные глаза: – К сожалению, не вернешь. Но, поверь, завтра это может вылезти…
Отто снова не ответил. Завтра может вылезти все что угодно.
– Ты ведь останешься на похороны? – спросил безутешный отец. – Ты знаешь церковь Сент Этьенн?
– Конечно, мсье.
Раньше Отто всегда называл его Жан-Луи – тот сам так велел много лет назад – но теперь обращение по имени уступило место формальному «мсье».
– И понесешь крышку гроба. Он наверняка хотел бы этого.
– Да, мсье. – Отто мечтал закурить, но внутри этого дома на курение налагалось строгое табу. Ноэль и Отто всегда бегали курить в сад. – Как себя чувствует Лоранс?
Жан-Луи тяжело вздохнул:
– Со вчера на транквилизаторах. Просыпается – впадает в истерику.
Лоранс в былое время могла запросто угостить подзатыльником любого из мальчишек, если, по ее мнению, он того заслуживал. А еще она любила говорить: «У меня два сына, один другого краше, черненький и беленький». Но родной-то сын только один… А теперь его не стало. Как она это сможет пережить?
В доме не было гроба, но находиться тут казалось тягостнее любого бдения над покойным. Отто не терпелось уйти. Тем более что головная боль с каждой минутой становилась все сильнее. Наконец он поднялся на ноги.
– Спасибо за все, мсье. Я поеду. И… Мне очень жаль, мсье, – кое-как выдавил он.
Ему и вправду было ужасно жаль, что все так произошло. Сколько раз за эти сутки, прошедшие с их безумного спуска с Дан-Бланш, он жалел об этом. Почему он не настоял на том, что они должны вернуться на базу? Почему он допустил, что именно Ноэль поедет первым? Почему он не разглядел этот утес с вертолета и не объяснил, что с него прыгать нельзя?
– Уходишь, – констатировал Жан-Луи. В этой короткой реплике не было вопросительной интонации. Скорее, прощание.
У Отто в этом доме с давних пор имелась своя комната, но он даже не хотел задаваться вопросом, увидит ли он еще хоть раз ее стены, оклеенные обоями с папоротниками, которые, как они с Ноэлем смеялись, привиделись дизайнеру, накурившемуся ганджубаса.
Он вышел на улицу примерно с таким же ощущением, как вчера на горе, когда вырвался из снежного завала, так же отчаянно нуждаясь в глотке свежего воздуха, и с такой же жадностью накинулся на сигарету, как на коньяк спасателей.
Потом был неуютный номер в недорогом мотеле – первом попавшемся по дороге, потому что Отто слишком устал и плохо себя чувствовал, чтобы поискать, не затерялся ли поблизости Ритц. Не раздеваясь, он повалился на кровать, стащил с тумбочки телефон и набрал номер Регерса. От тренера он услышал примерно то, чего и ожидал: тренерский совет не состоялся, на дисквале Брум побоялся настаивать (с него хватило нескольких очень тяжелых разговоров со спонсорами, присланным Шефером адвокатом и некоторыми журналистами, которые были в корне несогласны с принципами кадровой работы, которые позволяли отстранить фаворита и лидера сборной страны от чемпионата мира). Поэтому его люкс в Гроднерхофе ждет, снаряжение отправлено в Зюдтироль в специальном техническом фургоне, а аккредитация уже подписана. Масс-медиа и общественным сознанием манипулировать легче легкого, если знать, на какие кнопочки давить.
Казалось бы, его мелкая каверза увенчалась успехом, но радоваться Отто не мог. Ноэля не вернуть никакими интригами и финтами, и даже росчерк всемогущего пера Деда тут бессилен. Отто лег спать совершенно опустошенный. Одинокий и несчастный, он проглотил пару таблеток от головной боли и заказал звонок-будильник на восемь утра. В одиннадцать начнется панихида…
«Ромми обнаружен в номере мотеля мертвым!» Неплохой заголовок для какого-нибудь таблоида вроде «Моргенштерн». А дальше какая-нибудь лажа про передозировку снотворного. Полтретьего ночи… От утомления и головной боли готов лезть на стену, отчаянно нужен сон, а сна – ни в одном глазу. Но взвинченные нервы не позволяли позвонить на ресепшн и спросить: не найдется ли немного снотворного. Утренний самоуверенный Ромингер, который клялся журналистам, что готов выходить на чемпионат и драть там всех подряд, уступил место измученной, слабой, уже ни в чем не уверенной развалине.
Слава богу, в баре оказалась маленькая бутылка бренди. Игнорируя свою знаменитую практичность, которая не могла даже в таком состоянии закрыть глаза на ценник этого пойла – 30 франков, когда в любом супермаркете такой наверняка продавали за 9.99, Отто скрутил винтовую крышку и сделал глоток, поморщившись от сивушного запаха. Завтра он похоронит своего лучшего друга и единственного в мире близкого человека. Больше в его жизни не будет Ноэля с его неуемной тягой к авантюрам, с его сумасшедшей необузданностью и с его мудростью, которая просыпалась в самые неожиданные моменты и, наоборот, впадала в спячку именно тогда, когда ее хозяин больше всего в ней нуждался.
Отто подошел к окну, уставился на небо – звезд не видать, все закрыто тяжелой облачностью, в воздухе кружатся редкие снежинки. Отто остался на этом свете, и он совсем один. И ему нужно продолжать жить дальше. Никаких иных вариантов он для себя не рассматривал. Он виноват? Да, виноват, но ему остается только принять случившееся и учиться жить без Ноэля. Не утруждаясь возней со стаканом, Отто сделал еще несколько глотков бренди, лег в разворошенную постель и наконец уснул.
Сразу после открытия во вторник в магазин «Carruther’s» явилась неуклюжая толстая женщина в рабочем комбинезоне и помахала перед лицом молоденькой красотки-продавщицы какой-то странной книжечкой. На объемистой груди женщины красовался пластиковый бэйдж с текстом «Агнешка Шимански, дератизатор (1)» (вряд ли продавщица смогла бы прочитать это зубодробительное имя или знала, что такое дератизатор). От визитерши ужасающе пахло какой-то убойной химией; волосы, торчащие из-под защитного колпака, выглядели как пакля; лицо серое и одутловатое. «Хорошо, что покупателей сейчас нет», – подумала продавщица.
– Мой пришел травить крысов! – бодро заявило существо, громыхая алюминиевым ведром и потрясая упаковкой, на которой виднелась надпись «Высокотоксично». Славянский акцент резал ухо.
– Мы не вызывали, – пролепетала продавщица. – Подождите, я позову директора.
Она вернулась в сопровождении элегантной дамы лет тридцати пяти – сорока.
– Аманда Миллер, директор магазина, – представилась дама. – Что вам угодно?
– Отравить ваших больших, многих крысов! – женщина подняла свой жуткий пакет и сунула его почти директору в лицо. Та отшатнулась так резво, что чуть не упала. – Вот этот отрава – хорошо, крыс умерли и через месяц можно открыл магазин снова! Очень ядовит!
– Послушайте, у нас нет никаких крыс! – твердо сказала директор. – Мне хотелось бы знать, кто вас сюда направил и есть ли у вас какой-то документ с официальными предписаниями о том, что в моем магазине нужно кого-то травить.
– А как без документа! – Женщина начала рыться в карманах своего комбинезона.
Продавщица, подошедший охранник и директор с отвращением наблюдали за появившимися на свет Божий предметами: грязным пакетом, с которого что-то сыпалось; бутыльком с какой-то белой жидкостью; резиновыми перчатками, которые выглядели так, будто в них совершили эксгумацию трех-четырех трупов; спреем от астмы. Полиэтиленовый мешок, набитый каким-то серо-зеленым, омерзительным даже на вид порошком, брякнулся на пол и лопнул. Директор и продавщица с возгласами отвращения отпрянули в стороны.
– Я дератизатор, вот документа, вот она, – посетительница вытащила из очередного кармана замызганный листок, с которого тоже сыпался похожего вида порошок. – Вот, бери, смотри. – Она решительно направилась к директрисе, явно намереваясь сунуть эту гадость ей в лицо.
Та шустро попятилась назад, в свою очередь явно не желая брать в руки подобную дрянь. Аманда увидела издали какие-то синие печати и каракули, и ей этого хватило. Она слепо замахала руками:
– Ради бога, уберите это! Кто вас прислал?!
– Ты же сам хотел документ! Ну конечно коммуна! – провозгласила дератизатор. – Много жалобов на крыса. Много плохой крыса. Тут, в эта дом.
– Это ошибка. Тут нет никаких крыс. Уходите. Ванесса, уберите тут... или позовите уборщицу... До свидания. Не приходите больше сюда. – Директриса позорно спаслась бегством в свой кабинет и тут же позвонила директору управляющей компании. – Герр Остербанн, вы что-нибудь слышали о крысах у нас тут?
– В жизни не слыхал. Почему вы спрашиваете?
Аманда рассказала о визите пугала.
– Странно, – озадаченно заметил Остербанн. – Ну я спрошу хозяина «Желтой чашки». Может, он и в курсе... Но вряд ли, конечно...
– Только крыс нам тут не хватало! – запричитала Аманда. – Она еще сказала, что через месяц магазин снова можно будет открыть! Это что же такое? Простаивать месяц?
– Да не переживайте, – утешил директор управляющей компании. – Одна крыса случайная прибежала, стоит ли так волноваться? И никого травить не надо. Пусть ловушки поставят в кафе, и все. У вас крысам и есть нечего, не будут же они одежду есть?
Дератизатор вышла из магазина и направилась в сторону вокзала. Там она вошла в платную комнату отдыха. Больше ее никто не видел.
Обычно у католиков прерогатива нести крышку гроба достается ближайшим друзьям или родственникам покойного – шестерым сильным крепким мужчинам. Конечно, у Ноэля таких приятелей и коллег было с избытком. И Отто отлично знал остальных пятерых.
Граттон, Финель, Ласалль и Жюльен Бона. Пятый – европейская легенда фрирайда Кристоф Венсан – держался немного особняком. Он отлично знал, что случилось на Дан Бланш, из каких-то своих источников, поэтому мрачно кивнул Отто и процедил: «Сочувствую. Повезло еще, что ты сам жив». Все пятеро уселись на скамьи в левой части церкви, в первом ряду. Отто вместе с ними. Он предпочел бы слиться с толпой и не отсвечивать, но отец Ноэля совершенно ясно дал понять, каковы его пожелания на этот счет: «Он бы этого хотел». Отто сильно сомневался, что Ноэль вообще хотел, чтобы кто-то нес крышку его гроба. Он вообще не хотел никакого гроба. Боже, он жить хотел!
Эти парни, даже те, кто не особенно увлекались фрирайдом (к примеру, Жан-Марк Финель) отлично знали про фрирайдные авантюры Ноэля и швейцарца. Они были слишком опытными профессионалами и слишком хорошо понимали коварство гор для того, чтобы выносить суждения, и никак не дали Ромингеру понять, что он виноват. Многие из них, особенно Венсан и Граттон, который и сам любил полетать по целине, отлично понимали, что завтра любой из них может быть и на месте Ноэля, и на месте Отто. А также понимали, даже если и не на своем опыте, что это значит – найти тело погибшего на скалах и выбраться из-под лавины. Своим поведением они как бы демонстрировали, что он находится под их защитой, он – человек их круга, и они не позволят его в чем-то обвинять. Гости перешептывались и поглядывали на него. Ромингер это понимал. Но что он мог поделать?
Среди тех, кто приехал на похороны, было вообще довольно много спортсменов, в том числе швейцарцев. Итальянцы, австрийцы и немцы тоже, и один известный фрирайдер-американец. Все они так или иначе обозначили, что не считают, что Отто в чем-то виноват. Он сам сознавал свою вину, но от их поддержки ему все равно было чуточку легче.
Жан-Луи практически внес мать Ноэля в церковь; она еле переставляла ноги и, казалось, просто не понимала, где она и что происходит. Заплаканная Вероник шла следом в сопровождении кого-то из родственников. Отто просто не мог их видеть – сердце разрывалось. Виноват – не виноват, он не каменный...
Началась месса. Закрытый гроб усыпан цветами: много-много белых цветов. От их аромата и запаха свечей кружилась голова. Пел хор, играл орган, священник читал заупокойные молитвы: прах ты есть и в прах возвратишься. Гости всхлипывали, плакали, тихо переговаривались. Отто не мог отвести глаз от полированной темной крышки гроба.
«Господи, Ноэль, где бы ты ни был, прости меня! Я с самого начала понимал, что пилот склонен слушать скорее меня, чем тебя, и если бы я всерьез велел ему возвращаться, он бы тут же развернулся... И ты был бы жив... и мы бы могли сегодня вечером пить пиво и спорить, какой склон мы сделаем следующим, уже после чемпионата, и хохотали бы... и не было бы этого всего: похорон, цветов, закрытой крышки гроба, твоего совершенно убитого отца, заплаканной сестры и полумертвой от горя матери...
Я никогда не поддавался на твои подначки. Почему в этот раз? Почему в итоге я заорал: ок, мы идем? Когда по всей логике я должен был бы послать тебя на все известные мне адреса, может, даже поссорились бы, но долго это бы не продлилось. Вечером в Вербье уже запивали бы раклет(2) пивом, как неотесанные лохи, и ржали бы как обычно, обсуждая эту гору с безопасного расстояния, и ты бы не присоединился к Полю Шнайдеру и к другим райдерам, которые погибли на диких склонах. Я виноват. Прости. Прости…»
«Интересно, – вдруг подумал Отто, – если бы мы поменялись местами, кто бы меня оплакивал?» Отец? Нет, он был бы чертовски зол. Как же, неудачная инвестиция, но и такую терять не хочется. Сестра? Кто ее знает. Мать? Да правда что... Больно он ей нужен. Кто-то из девушек? Ну да, десятка полтора сходу, только он бы сам их и не вспомнил. Клоэ – ну да, наверное. Хотя кто ее знает, почему она с ним. Ведь не может не понимать, что Отто к ней совершенно равнодушен и ему все равно, есть она или нет. Кто еще? Макс, Регерс – вот, наверное, и все. Ну и Рене, которая любила его, а он отплатил ей подлостью и трусостью?..
Нет, ну была бы тоже толпа народу – приятели, с кем вместе учились, соревновались, тусовались, пили, тренировались, – в общем, массовка, те, к кому он хорошо относился с полной взаимностью, но они в общем-то ничего не значили в его жизни. Да и откуда взяться людям, которые бы что-то значили для него, если он сам делал все возможное, чтобы таких в его жизни было как можно меньше? Он всегда хотел независимости и самостоятельности и заигрался в эту игру. Что хотел – то и получил в итоге. Одиночество. Пусть даже среди толпы фанов, друзей и девушек, которые только и ждали, пока он поманит пальчиком.
И вот началось прощание. Крышку гроба открыли. Ромингер не мог отвести глаз от лица друга. Да, его привели в порядок. В отделении полиции Верьбе Отто видел отчет коронера. Ноэль был весь переломан: позвоночник, шейные позвонки, оскольчатые переломы свода черепа – безусловно, несовместимые с жизнью травмы. Но сейчас в это невозможно поверить. Черные волосы Ноэля достаточно густые, чтобы скрыть разбитую голову. Он выглядел таким спокойным и далеким, его лицо бледное и восковое, как лепестки усыпающих гроб белых цветов. Отто не хотел помнить его таким. Он хотел, чтобы в его памяти остался тот мальчишка-ровесник, с которым они вместе лазили в коммерческий гараж Дюпона воровать списанные запчасти для мотоциклов, стояли с цепями в руках вдвоем против фрибургской шпаны, менялись девчонками, тренировались до упада, придумывали дурацкие розыгрыши и ввязывались во всяческие авантюры. Ноэль был единственным человеком, к которому Отто был по-настоящему привязан, не боясь, что тот бросит его, как бросали другие. Но вот и Ноэль его оставил. Совсем одного.
Никогда еще не лезли в голову такие идиотские мысли. Почему сейчас? И что с ними делать? Надо заканчивать с ерундой, хватит бездельничать, пора начинать тренироваться. После двенадцатичасовой тренировки все глупости вылетят из головы – просто сил на чушь не будет. После похорон сразу домой. Завтра среда – самое время выезжать на чемпионат в Валь Гардену.
Отпевание закончилось, пришло время ехать на кладбище.
Позавчера, когда они полезли на гору, был теплый и солнечный день, а в долине так и вовсе почти по-весеннему. Сегодня погода испортилась: небо затянулось тучами, дул пронизывающий ветер, шел снег пополам с дождем. Отто замерз в прокатном костюме и подумал: жаль, что не взял напрокат пальто. Не надевать же на костюм горнолыжную куртку. И зонта нет.
Гроб опустили в яму. Каждый из присутствующих бросил сверху по цветку. Парни-горнолыжники держались рядом с Отто, по-прежнему как бы защищая его, а он стоял, будто окаменев, никоим образом не готовый к тому, что произошло потом.
Первые комья земли застучали по крышке гроба, несколько человек рыдали в голос. И в этот миг воздух прорезал истерический крик, многие вздрогнули:
– Убийца, будь ты проклят! Как ты посмел сюда явиться? Будь ты проклят, будь ты проклят отныне и навеки!
Мать. Пелтьер-старший держал ее, она вырывалась и кричала, обращаясь именно к Ромингеру. Лицо отца Ноэля было странно-отсутствующим, он будто вообще находился в каком-то другом месте.
– Он был такой молодой! Ты проживешь столько же, сколько мой сын, и умрешь, и пусть перед смертью тебе будет так же больно, как мне! Будь ты проклят!
Отто не знал, что делать. Он привык платить за все собственной монетой, но сейчас… Он стоял молча, все в том же заторможенном состоянии, не в силах хоть что-то придумать. Жан Марк Финель, вечный соперник Отто в технических видах, держал его за локоть – мол, держись, мы с тобой. Отто мог только смотреть на Лоранс огромными, измученными глазами, молчать и слушать.
Надолго ее, конечно, не хватило. Она почти в обмороке упала на руки мужа, Вероник с другого бока поддерживала мать и громко рыдала. Окружающие были потрясены и взволнованы: кто бурно обсуждал, кто тоже плакал, кто так же, как сам Отто, потрясенно молчал, не зная, что делать. И все смотрели на него. А он стоял с бешено колотящимся сердцем и почти жалел, что он не оказался на месте Ноэля. И в его голове будто бы сами по себе вертелись какие-то подсчеты. «Проживешь столько же, сколько Ноэль…» – сказала она. У Ноэля день рождения был на Рождество, 26 декабря. Значит, он прожил двадцать два года, один месяц и двенадцать дней. Отто 31 марта исполнится двадцать два. Значит, если верить в это (а он не верил, но все равно подсчитывал, будто бы независимо от себя) то он умрет не позднее 11 мая.
Да не верит он в это! Ни на одну минуту не верит! И уж никак он не сможет еще до смерти испытать такую боль, потому что у него нет детей. Не иметь намного легче, чем иметь и потерять, сказал отец Ноэля.
Это кончится. Часа не пройдет, как он будет сидеть в своем Порше и слушать какое-нибудь бодренькое радио, направляясь домой, в Цюрих. Он выкинет все это из головы. Он мастер забывать неприятное. За одиннадцатым мая наступит двенадцатое, потом тринадцатое, через еще одиннадцать месяцев ему исполнится двадцать три, а потом двадцать четыре, и доживет он лет до семидесяти наверняка. Это просто еще один очень неприятный эпизод. Но и он пройдет. Уже прошел.
Она уже ничего не кричит, значит, самое худшее позади. А что ему остается делать? Пойти и во искупление своей вины вышибить себе мозги пулей из своего SIG P-226 (3)? И что – это воскресит Ноэля? Примирит его родителей с потерей сына?
У него все хорошо в жизни. Просто превосходно. Половина населения земного шара, а то и больше, поменялась бы с ним местами в ноль секунд. Он большая звезда, девки бегают за ним со спущенными трусами, денег у него море, а будет еще больше, он молод и здоров как буйвол, если не считать небольших проблем с коленом, ну а у кого из профессиональных спортсменов нет никаких подобных проблем? Все кончилось, все хорошо.
Через сколько-то времени (максимум через полчаса) все действительно закончилось. Могилу засыпали землей, поставили надгробный камень, положили сверху гору цветов и разошлись. Отто решил через какое-то время, когда все немного успокоятся, предложить отцу Ноэля покрытие всех расходов по образованию Вероник. Девчонке шестнадцать, может, семнадцать, пора решать с университетом. К выходу с кладбища он шел вместе с ребятами из сборной, потом они распрощались. Сказал напоследок:
– Спасибо. Без вас все было бы намного хуже.
– Не бери в голову, – ответил Филипп Граттон. – На месте любого из вас мог быть и я, и Эйс, и кто угодно. Если ты не готов сейчас садиться за руль, могу предложить тебе остановиться у меня. Мы с женой будем только рады. Про детей уж и не говорю.
– Огромное спасибо, Филипп. Но я поеду домой.
– Идешь на ЧМ?
– Да.
– Ну, встретимся там. Имей в виду: на спуске я тебя надеру.
– Ну да, щас.
Отто сел за руль, закурил на ходу и, не теряя времени, направился в сторону швейцарской границы.
(1) Специалист по уничтожению крыс
(2) Швейцарское блюдо из расплавленного сыра, подается обычно с белым вином Fendant
(3) SIG-Sauer P-226 - Пистолет на вооружении швейцарской армии
________
За работу с текстом спасибо Галине (gallina)
...