Линси Сэндс "Дьявол Нагорья"

Дамы, ну вы даете! А как же праздник, расслабуха?
_________________

Ну... шампанское мне уже налили, вкусным ужином накормили, подарок ещё завтра обещали... Так что расслабляюсь...
_________________

Если ты так расслабляешься (в смысле вычитка), то как работаешь?
Восторг! *и завидки*
_________________

Я Да, плохая, плохая Прости, прости

Насчет статей: тогда информацию про замки и ручки не выносить в сноску, она уйдет в ИМ?
Ириш, так это и есть расслабление - выложить результаты. А Москвичка - да, ТРУДИЛАСЬ АКИ ГЕРОЙ

Я вообще-то это для тебя писала, равно как и про мёд. Там, по-моему, довольно заумные и местами спорные вещи - исключительно для ИМ, желающие всегда смогут заглянуть.
_________________

И то, и то очень интересно, в ИМ обязательно.

М-м-м...

 » Глава 5

Ну, дорогие наши читательницы, благодаря героическим усилиям Москвички удалось сдержать мое слово и поздравить вас с праздником с помощью новой главы! Так вот, поздравляем! И желаем! Искренне и от всей души И надеюсь, что мужья у вас сейчас под боком

---------------
Глава 5 (перевод - Jolie, первая редакция - Нюрочек, вторая редакция - Москвичка)

— Мы дома.

Эвелинд открыла глаза и посмотрела на мужа. Выпрямившись у него на коленях, она перевела взгляд на возвышающийся в ночи тёмный замок. Её тотчас же охватила тревога.

Когда Кален, пришпорив лошадь, начал подниматься на холм, к воротам замка, Эвелинд решила, что вот сейчас, погружённый в ночную мглу, Доннаки и вправду производит впечатление зловещей и мрачной твердыни. Откинувшись на грудь мужа, она начала тереть лицо, пытаясь окончательно проснуться. Все те три дня, что длилось их путешествие, она то просыпалась, то засыпала. И виной тому было не зелье Милдред, а однообразие длинной дороги, которой, казалось, не будет конца. Первый раз она пришла в себя на следующий день после их отъезда из д'Омсбери, утром. Пошевелившись, она поняла, что действие зелья почти прекратилось. И слава богу, поскольку разбудила её жгучая потребность облегчиться. И если бы она до сих пор не могла совладать с собственными мышцами, разве не стало бы это для неё невероятным унижением?

Каллен остановился буквально на минутку, так что она только успела сделать все свои дела, как он поспешно повёл её к лошади и, усадив в седло, сам сел сзади, и они вновь помчались вперёд. Немного погодя он достал из мешка, притороченного к седлу, яблоко, толику сыра и хлеб и предложил всё это ей. Именно тогда Эвелинд поняла, что они будут останавливаться только в тех случаях, когда ей понадобится справить нужду.

Весь день они скакали с такой скоростью, что разговаривать можно было, лишь рискуя прикусить себе язык. Единственное, ради чего они раз в день останавливались, это необходимость сменить лошадей.

Эвелинд хотелось бы спросить, почему они так спешат. Ещё ей очень было бы интересно узнать, куда подевались остальные люди её мужа. Когда они только покинули д'Омсбери, она не обратила на это внимания. Но, едва вновь подняв голову и осмотревшись, она заметила, что их отряд состоит из неё самой, Каллена и мужчины по имени Фергус. Остальных четверых мужчин с ними не было. Но Эвелинд боялась, что первым, сорвавшемся с её уст вопросом, будет совсем другой. А именно: как он мог увезти её из д'Омсбери без горничной, кобылы и личных вещей? Не желая начинать брак с препирательств, она держала рот закрытым и продолжала молчать – так же, как и её муж.

Когда они въехали во двор её нового дома, Эвелинд с любопытством огляделась. Из-за позднего часа двор был почти пуст, да и мало что можно было увидеть. Всё скрывала темнота. Различимы были лишь контуры да тени.

Поняв, что рассмотреть свой новый дом сейчас не удастся, Эвелинд оставила эти попытки и со вздохом прислонилась к груди Каллена, с нетерпением ожидая, когда же можно будет спуститься с лошади. На самом деле никогда в жизни ей ничего так сильно не хотелось, как хотелось сейчас слезть с этого животного. Раньше она не покидала д'Омсбери и не сознавала, какой неудобной, утомительной и невероятно скучной может быть поездка, и теперь искренне надеялась, что ей никогда в жизни больше не придётся путешествовать.

Каллен остановил лошадь у подножия лестницы, ведущей в донжон. Спешившись, он спустил жену вниз, прежде чем она успела сама сделать это. Как только Каллен поставил её на землю, Эвелинд с беспокойством ухватилась за его руки, дожидаясь, пока сможет уверенно стоять сама. Те несколько раз, когда они останавливались, показали, что после долгого сидения на лошади её ноги ослабевали, начинали болеть и грозили подогнуться в любой момент. Но, опять же, каждый раз они вскоре обретали прежнюю силу и снова готовы были держать её.

Обычно Каллен давал ей время прийти в себя, чтобы она могла идти сама, но на этот раз он просто поднял её на руки и понёс вверх по лестнице.
Глядя через его плечо, Эвелинд увидела, как Фергус повёл лошадь Каллена в конюшни, и предположила, что конюший Доннаки, должно быть, уже отправился спать.

Большой зал, куда они вошли, был тёмен и тих, но, очевидно, не безлюден. В свете горящего в камине огня Эвелинд увидела, что весь пол занимали спящие люди. Мужчины и женщины, молодые и старые, спали бок о бок, оставив свободными лишь две дорожки — от дверей к лестнице и от дверей к другой маленькой двери, которая, как предположила Эвединд, вела на кухню.

Пока Кален нёс её к лестнице, Эвелинд вдруг поняла, что с каждым шагом, уводящим их прочь от слабого света умирающего огня дальше в темноту, она всё более нервно сжимает его плечи. Однако её муж, по-видимому, не нуждался в освещении. Он уверенно нёс её по лестнице в то время, как она по-совиному моргала, пытаясь разглядеть хоть что-то в окружающей их темноте.

— Открой её.

Эвелинд вслепую протянула руку и нащупала деревянную поверхность — наверное, дверь — и, найдя ручку, толкнула её. Дверь мягко открылась и Каллен шагнул вперёд. Он опустил Эвелинд на мягкую поверхность, очень похожую, как она подумала, на кровать и отошёл. Она даже не осознавала, что он вышел из комнаты, до тех пор пока не услышала тихий звук закрывшейся двери.

Затем Эвединд услышала, как он вернулся и подошёл к противоположной стороне кровати. С глухим стуком что-то упало на пол, потом раздалось бряцанье снимаемого вместе с поясом меча, а вслед за этим быстро последовал тихий шорох — это, как предположила Эвелинд, его плед опустился на тростниковые циновки. После этого он лёг на другую сторону кровати, и она почувствовала, как постель прогнулась под тяжестью его тела.

— Спи.

После этого мягкого приказа наступила тишина, но Эвелинд продолжала сидеть на том же самом месте, куда он посадил её. Во время поездки она провела много часов, беспокоясь о том, как она приедет в свой новый дом. Она переживала, что подумает о ней её новая семья, примут ли они её. Волновалась, что по прибытии будет выглядеть не лучшим образом – после трёх-то дней и двух ночей в седле. Эвелинд считала, что первое впечатление очень важно. Также её тревожила мысль о том, чего ожидает от неё муж. И опасалась, что он потребует осуществить брак сразу же после приезда.

Очевидно, не стоило и волноваться. Новая родня проспала её приезд, а муж явно не желал делить постель со своей женой этой ночью. Он уже успел захрапеть рядом с ней.

Тихонечко вздохнув и покачав головой, Эвелинд, не раздеваясь, легла на кровать. И правда, ей следовало догадаться, что после приезда в Доннаки единственное, чего захочет Каллен — это лечь спать. Последние три дня, несмотря на тряску, она спала довольно много, но её муж и Фергус совсем не отдыхали. По ночам они двигались вперёд чуть медленнее, чем днём, но всё-таки двигались. Получается, что бодрствовали они три дня и две ночи. По правде говоря, Эвелинд поразило, что Каллену хватило сил донести её до этой комнаты, которая, очевидно, была его комнатой.

Ну а теперь, думала Эвелинд, ей предстоит ещё один день, полный тревог об ожидающим её супружеском ложе. «Однако своих новых родных я встречу уже завтра, точно в миг пробуждения», — мелькнула у неё мысль. И Эвелинд, закрыв глаза, провалилась в сон под тихое мужнино похрапывание.

***
— Что ты творишь, Могг! Ты слишком много болтаешь! Уронишь эту дурацкую лохань, если не будешь смотреть, куда идёшь. Перестань пялиться на девоньку и будь внимательнее!

Услышав это восклицание, Эвелинд открыла глаза и, резко сев, смущённо посмотрела на женщин, суетившихся между кроватью и камином, встроенном в дальней от неё стене. Поначалу она никак не могла понять, где находится. «Это не моя комната в д'Омсбери», – стучала в её бедной, затуманенной сном, голове единственная мысль. Но затем она пошевелилась, боль пронзила её бёдра, и, задохнувшись, Эвелинд вспомнила события последних нескольких дней.

Она в Доннаки, припомнила Эвелинд, предположительно в комнате мужа. Теперь это также и её комната, подумала она, с интересом осматриваясь. Комната была в два раза больше её покоев в д'Омсбери. Равно как и постель, в которой она лежала, в два раза превышала её прежнее ложе. По обеим сторонам кровати были установлены два простых деревянных стола. На том из них, что располагался подальше, стояла незажжённая свеча, на ближнем — кружка, в которой обнаружилось нечто, похожее на мёд.

С любопытством посмотрев на кружку, Эвелинд обратила взгляд на остальную часть комнаты. Большое свободное пространство между кроватью и дальней стеной. Чудесное место для пары кресел и, возможно, маленького столика – место, где лорд и леди, то есть они с Каленом, смогут отдохнуть перед сном. Однако сейчас там ничего не было, лишь лохань, которую нескольких служанок, мечась между бадьёй и вёдрами, наполняли горячей водой.

— Она проснулась, — объявила одна из женщин и послала ей широкую улыбку.

Не удержавшись от ответной улыбки, Эвелинд перевела взгляд на маленькую пухленькую женщину, которая, оглянувшись, неожиданно отделилась от группы женщин и стремительно бросилась к девушке.

— О, ты проснулась, девонька, — улыбаясь, женщина взяла кружку, в которой, как думала Эвелинд, был мёд, и, повернувшись, предложила ей напиток. — Я принесла тебе сладкий мёд, и мы готовим для тебя ванну. Каллен сказал, что тебе захочется искупаться.

Несколько мгновений Эвелинд беспомощно таращилась на женщину, с трудом продираясь сквозь её ярко выраженную шотландскую картавость и пытаясь понять, что та сказала. Её мужу тоже был свойственен небольшой акцент, но он так мало говорил, что у неё не возникало сложностей с пониманием. Однако эта женщина трещала так быстро, что Эвелинд потребовалось время, чтобы уяснить смысл того, что та произнесла. Наконец, полагая, что справилась, Эвелинд потянулась к кружке и пробормотала:
— Спасибо?..
— Элизабет Дункан, но ты, девонька, можешь звать меня Бидди. Меня все так зовут, — ответила женщина на невысказанный вопрос. Опустив и сцепив перед собой руки, она выжидающе улыбнулась. — Магрит делает самый лучший мёд во всей Шотландии. Уверена, ты согласишься с этим.

Поднеся кружку к губам и делая глоток, Эвелинд пыталась вникнуть в сказанное Бидди. Решив, что смысл она уловила, девушка позволила взгляду переместиться на служанок, которые бесцельно топтались в ногах кровати. Они закончили наполнять лохань и теперь разглядывали её с беззастенчивым любопытством, подходя всё ближе и ближе к кровати, словно пугливые щенки.

Эвелинд чуть смущённо улыбнулась в ответ, опустила кружку и сказала:
— Думаю, вы правы, Бидди. И правда, превосходный мёд.
Та засияла от удовольствия. В этот момент одна из женщин, споткнувшись о пустое ведро, опрокинула его на тростниковые циновки, и Бидди повернулась к служанкам:
— Ну? Чего вы ждёте? Если всё готово, то ступайте. У вас у всех есть дела, — велела Бидди, и её совсем не сердитый голос составил разительный контраст со сказанными словами. Голос прозвучал скорее раздосадованно, чем на самом деле раздраженно.

Проводив уходящих женщин взглядом, Бидди повернулась к Эвелинд и пояснила:
— Они все милые, девонька, но тебе нужно быть с ними построже, а то они ничего не будут делать.
Всё еще плохо понимая, что происходит, Эвелинд только кивнула.
— Тогда оставляю тебя, чтоб ты могла искупаться. Я... о! — начав говорить, Бидди пошла к двери, но затем, обернувшись, остановилась. Лёгкая гримаса появилась на её лице. – Я отослала их, а ведь тебе нужна помощь, чтоб раздеться, — колеблясь, она смотрела то на дверь, то на Эвелинд, но, наконец, цокнув языком, вернулась к девушке. – Думаю, я помогу тебе.
— О, нет, всё в порядке, — начала было Эвелинд, но, спустив ноги с кровати, замолчала. От этого небольшого движения острая боль пронзила её от бедра и до колена. Вздохнув, она выдавила из себя улыбку и кивнула. — Да, если не возражаете. Буду признательна за помощь.
— Не за что, — уверила её женщина. Её глаза были полны участия. – Эт' долгий путь, и Каллен сказал, что вы двигались без передыху. Не сомневаюсь, что теперь ты ощущаешь все последствия. Тебе нужна помощь, чтоб подняться?
— Нет, думаю, что смогу… — Эвелинд начала вставать, и её голос постепенно затих. От боли она задохнулась, но впервые за многие дни ноги держали её и даже не дрожали. Заверив себя, что это хороший признак, и надеясь, что теперь, когда ей больше не придётся часами сидеть на спине лошади в одном положении, она быстро поправится, Эвелинд медленно выдохнула и с благодарностью улыбнулась Бидди, которая начала помогать ей раздеваться.

— Боже милостивый, девонька, — сняв платье и сорочку, выдохнула Бидди. Медленно обходя вокруг Эвелинд, она рассматривала синяки, превратившиеся в отталкивающую смесь фиолетового, синего и чёрного. Эвелинд надеялась, что изменение цвета ушибов означает заживление, но смотрелись они по-прежнему некрасиво.
— Как же эт' т'я угораздило? — качая головой, спросила горничная.
— Каллен этого не делал, — быстро проговорила Эвелинд. Она привыкла, что все сразу же начинали подозревать её мужа. — Я упала в реку.
— Эт' точно, не делал, — сказала Бидди со смешком, показывающим, что подобная мысль просто нелепа. Затем она посерьёзнела и торжественно заверила Эвелинд: — Не обращай внимания на все эти сказки о мальчике. Он не Дьявол, а хороший человек, как и его отец. У него доброе сердце. Он никогда не ударит женщину.

Тихонечко вздохнув, Эвелинд расслабилась. Несмотря на то, что она не боялась того, кто стал её мужем, несмотря на чутьё, которое и раньше подсказывало ей, что Каллен хороший человек, было приятно слышать, как кто-то другой подтвердил это.

— У меня есть особая мазь. Я принесу её после того, как ты искупаешься, и вотру в больные места, и ты сразу же почувствуешь себя лучше, — заверила Бидди, подталкивая девушку к лохани.
Расслабившись горячей воде, Эвелинд заметила, что лохань здесь также была больше, чем лохань в д'Омсбери.
— Где мой муж? — спросила Эвелинд, когда Бидди отошла, чтобы поднять с пола её платье и сорочку.
— Вышел, проверяет, как идут дела, — ответила Бидди. — Он много работает, наш Каллен. Хороший человек и отличный лэрд. Клану очень повезло, что он есть у нас, — и поджав губы, добавила: — Стыдобища, что им ума не хватает это понять.
От любопытства Эвелинд подняла брови.
— Неужели его люди несчастливы с ним?
— О! – раздражённо взмахнув рукой, Бидди продолжала складывать одежду Эвелинд: — Просто половина клана верит этим глупым слухам о его отце, дяде и жене и думает, что он должен уступить место лэрда кому-нибудь другому. Они забывают, что с тех пор как он возглавил клан, мы живём в мире и достатке.
Эвелинд на мгновение притихла, а затем призналась:
— Я тоже слышала такие разговоры.
— Ага, как и вся Шотландия и большая часть Англии, — сухо отозвалась Бидди, ещё раз покачала головой и шагнула к лохани. — Всё это чушь. Каллена здесь даже не было, когда умер старый лэрд, его отец. Он уезжал навестить наших соседей Коминов, когда это случилось. Уехал утром, а его отец погиб днём в тот же день — разбился, упав со скалы. И кто-то начал болтать, что видел там мальчика. К тому моменту, как Каллен вернулся, слухи расползлись по округе, и уже было неважно, что другие могли подтвердить его слова. Об этом всё больше и больше болтали, и сплетни было не остановить. Откинь голову, девонька, я намочу волосы.

Закрыв глаза, Эвелинд сделала, как ей велели, и спросила:
— То есть смерть его отца — несчастный случай?
Выливая воду девушке на голову, Бидди фыркнула:
— Ну, конечно же, хотя тебе не убедить в этом половину клана. Мне кажется, что даже Каллен считает, что эт' был не несчастный случай.
Пока Бидди намыливала ей волосы приятно пахнущим мылом, Эвелинд молчала, обдумывая услышанное, а затем спросила:
— Кто утверждал, что видел на скалах Каллена?
— Я же сказала, что Каллена там не было, — насупившись, ответила Бидди.
— Да, очевидно, этот человек ошибся, но кто это был?
Остановившись и нахмурившись на секунду, Бидди затем подняла ведро с водой и наклонила его, чтобы промыть волосы девушке, и призналась:
— Честно говоря, не знаю. Мне просто рассказывали, что кто-то видел его там.
Эвелинд не открывала глаз, когда и второе ведро с водой вылилось ей на голову, а потом спросила:
— А дядя?
Бидди покачала головой.
— Несчастный случай. Он получил стрелу в грудь на охоте.
— Это не похоже на несчастный случай, — сухо заметила Эвелинд.
— Такое происходит не в первый раз и не в последний, — заверила Бидди.

Кивнув, Эвелинд тихо спросила:
— А что его жена?
Бидди надолго замолчала, потом вздохнула и признала:
— Боюсь, это не было случайностью… а ещё я боюсь, что она, возможно, сама стала причиной собственной смерти.
Глаза Эвелинд широко открылись от удивления:
— Как так?
Споласкивая её волосы, Бидди довольно долго молчала, прежде чем наконец ответить:
— То, что смерть отца Каллена запятнала его имя, мучило Мэгги. Она любила мужа.
Эвелинд застыла. Она хотела спросить, отвечал ли он взаимностью, но вместо этого просто поинтересовалась:
— С ней он больше разговаривал? Кажется, от меня он скрывает то, что думает на самом деле, и я боюсь, что он не…
— Каллен не большой любитель поболтать, — успокаивая, перебила её Бидди. — Он предпочитает помалкивать. Когда-то, ещё при жизни отца, он был более разговорчив, а в мальчишках их с Тралином невозможно было заставить замолчать. Но после того, как случилась эта беда… — Бидди пожала плечами.
Услышав все эти новости, Эвелинд вздохнула и вдруг поняла, что ей бы хотелось суметь самой разгадать тайну этих смертей. Быть может, тогда Каллен откроется ей и станет более общительным.
— Мэгги тоже тяжело воспринимала его молчаливость и боялась, что она не дорога ему, — сочувственно заметила Бидди.
— Правда? — спросила Эвелинд. В этот раз она не смогла удержаться от вопроса: — А он любил её?
— Думаю, со временем он привязался к ней, — осторожно ответила Бидди, а затем вздохнула. – Существуют разные виды любви, девонька. По большей части, наш Каллен относился к Мэгги как к младшей сестрёнке, со снисходительной привязанностью старшего брата. По правде говоря, думаю, что она стала искать убийцу его отца, надеясь завоевать любовь мужа. И боюсь, что именно это и могло стать причиной её смерти.
— Не уверена, что понимаю, — медленно протянула Эвелинд.
— Глупая девчонка упала на скалы. Никто не знает, как. Возможно, она просто упала, а может…
Помолчав, Бидди призналась:
— Я часто задумываюсь, а что, если она подобралась к разгадке тайны? Что, если она не упала, а её подтолкнули? Понимаешь?

Эвелинд кивнула, но затем тотчас же покачала головой. Она была в замешательстве.
— Но если отец Каллена и его дядя не были убиты, зачем кому-то избавляться от Мэгги из-за того, что она начала расспрашивать об их гибели?
Бидди, казалось, была озадачена этим заключением:
— Дааа… а ведь и правда.

Эвелинд заметила встревоженное выражение на лице Бидди и решила, что, очевидно, та вовсе не была столь уверена, что их не убили, как ей хотелось бы заставить поверить окружающих. Закрыв глаза, так как Бидди вновь промывала её волосы, Эвелинд спросила:
— Почему начались разговоры, что это Каллен убил её?
Бидди фыркнула от негодования:
— Откуда берутся слухи? Кто-то начал болтать, и, хотя это и полная чушь, сказанное распространилось как лесной пожар. Они говорят, что он убил её, поскольку она никак не могла понести. Впрочем, девонька была беременна, когда упала со скал.
— Что? – ахнув, Эвелинд ужасе посмотрела на Бидди: — Вы уверены?
— Ага. На протяжении трёх полных лун у неё не было месячных. Но срок был ещё слишком мал, чтобы это стало заметно.
— А Каллен знал?
— Ну, ему было бы тяжело этого не заметить, спали-то они в одной постели, — сухо заметила женщина.
— Верно, — пробормотала Эвелинд и покраснела.

Раньше она не задумывалась, в чём именно заключается брак. Теперь она будет делить с мужчиной комнату и постель. Он узнает о ней всё: каждый изъян её тела и даже время её женских недомоганий. Осознав это, Эвелинд закусила губу, а затем со вздохом выбросила эту мысль из головы. Тут уж ничего не поделаешь. Естественный ход вещей. Просто неловко сознавать, что вскоре Каллен будет знать её лучше, чем её собственная горничная.

— Ну вот, девонька. Твои волосы в порядке. А теперь я пойду, отнесу твоё платье и сорочку вниз, чтобы их выстирали, и принесу целебную мазь. Мне понадобится несколько минут, чтобы приготовить её, а ты, если хочешь, полежи немного в воде, а потом вытрись, но не одевайся. Ложись в кровать прямо на простыни, а я вернусь и разотру тебя.
— Спасибо, Бидди, — пробормотала Эвелинд, когда женщина суетливо выбежала из комнаты. Ещё какое-то время она оставалась в лохани, размышляя над тем, что только что узнала. Но внезапно мысли её оборвались — она поняла, что у неё нет чистых вещей, которые можно надеть.

С недовольным ворчанием, сорвавшимся с её губ, Эвелинд осторожно выбралась из лохани и начала вытираться. Затем завернулась в простыню и упала на кровать, обдумывая положение, в котором оказалась. К её вящему ужасу, единственное, что ей принадлежало в этом мире — мятое и испачканное платье, которое было на ней во время поездки. Эвелинд была поражена, что человек, выказавший такую заботу и внимание в других отношениях, мог оказаться столь глуп в столь простых вещах. Покачав головой, она легла и закрыла глаза, но вскоре скривилась от вновь появившейся боли в бедре.

Встав, Эвелинд сняла простыню и застелила ею кровать — она не хотела запачкать постель мазью — а затем снова легла, на этот раз на живот. Скрестив руки на подушке, она опустила на них голову, закрыла глаза и начала думать, как же справиться с тем, что у неё всего одно платье. Может быть, Бидди придёт что-нибудь в голову, подумала она с надеждой. Надо будет спросить её, когда она вернется с мазью.

До сих пор женщина казалась очень, очень милой и приятной, и Эвелинд была рада её присутствию в замке, но она всё равно скучала по Милдред. Вздохнув, Эвелинд закрыла глаза и вскоре погрузилась в сон.

Она проснулась от того, что кто-то наносил ей на спину теплую мазь. Эвелинд сонно заулыбалась, а сильные руки продолжали втирать мазь в синяки у неё на боках и спине. Лекарство, прикосновения, то, как разминали её исстрадавшуюся плоть, — все это успокаивало и расслабляло напряжённые мышцы.

— Очень приятно, Бидди, спасибо.
Раздавшееся в ответ ворчание заставило её широко распахнуть глаза и в тревоге резко повернуть голову.
— Каллен! — выдохнула она.
— Жена, — спокойно ответил он.
— Я думала, это Бидди, — единственное, что она ухитрилась сказать, ведь в это время разум её вопил, что она лежит голая перед мужчиной, который стоит на коленях на кровати, и что её спина и ягодицы совершенно обнажены.

Каллен даже не потрудился ответить, что она неправа. Нажав рукой ей на плечо, он просто снова уложил её на кровать и продолжил своё занятие.
Эвелинд закусила губу. Всё её тело было напряжено, даже ягодицы крепко стиснуты.

Какое-то время Каллен молча растирал её, а затем проворчал:
— Расслабься.

Эвелинд попробовала. Однако, пока его руки скользили по её коже, а глаза упивались её наготой, это было абсолютно невозможно.

Каллен ещё с минуту продолжал своё занятие, а она пыталась расслабиться, но совершено безуспешно. Затем он остановился, обхватил её за талию и перевернул на спину.
Эвелинд в тревоге ахнула, её глаза широко раскрылись, и в этот момент он накрыл её губы своим ртом. Она тотчас же успокоилась, не отвергая его, но и не приветствуя. Скорость происходящего ошеломляла, но когда его язык скользнул к ней в рот, она, тихонечко вздохнув, расслабилась и обняла его за шею, в то время как его рот и язык творили волшебство.

«Он действительно хорошо целуется», – мечтательно подумала Эвелинд и тут же разочарованно открыла глаза, когда Каллен внезапно прервал поцелуй. В следующий миг он снова, словно ребёнка, перевернул её на живот и начал втирать мазь ей в спину. Лишь тогда она поняла, что он поцеловал её только для того, чтобы она расслабилась.

«И у него это получилось», – подумала Эвелинд. Теперь она лежала расслабленно и безвольно под его руками только лишь после одного поцелуя. Однако сейчас, когда он прекратил свои восхитительные поцелуи, затуманивающие её рассудок, она вспомнила, что лежит перед ним обнаженной, а её зад глядит ему в лицо. Осознание этого оказывало довольно вредное воздействие на её расслабленное состояние, медленно возвращая напряжение. Эвелинд гадала, была ли её попка в этот момент такой же розовой, как и её лицо.

Когда Каллен убрал руки, она повернула голову и увидела, как он зачёрпывает пригоршню чего-то вязкого из чаши, стоящей на столе рядом с кроватью. Погрев некоторое время мазь в руках, он повернулся к жене и начал втирать лекарство ей в спину.

К удивлению Эвелинд, он наносил мазь не только на её синяки. Каллен растирал всю спину, пробегая по позвоночнику и массируя ей плечи, а затем вновь спускаясь к пояснице. Она только начала расслабляться под нежными прикосновениями, как его руки дошли до её попки.

Когда они скользнули по её бёдрам, втирая мазь в чувствительные места, Эвелинд вздрогнула. Она даже начала немного изгибаться, пытаясь инстинктивно избежать его прикосновений. Каллен ничего не сказал, только продолжал нежно разминать её тело, пока она не расслабилась, а чувство боли не притупилось и совсем не исчезло. Затем он принялся за её поясницу и ягодицы.

Эвелинд пришлось закусить губу и крепко сжать бёдра, чтобы заставить своё тело не отзываться на его прикосновения. И когда его руки скользнули вниз по её ногам к коленкам, она испытала невероятное облегчение. Но затем его пальцы вновь стали подниматься, двигаясь по внутренней стороне ног, и каждый её мускул опять застыл от напряжения.

— Перевернись.

Эвелинд повернула голову и увидела, что он сосредоточенно зачёрпывает мазь из чаши. На мгновение она подумала было отказаться подчиниться его приказу, но он её муж и наверняка уже всё видел, твердила она себе. Ему пришлось помогать одевать её в день их свадьбы.

«И вправду, как корова», – недовольно подумала Эвелинд, вспомнив это замечание мужа, а затем выдохнула и неохотно перевернулась. И пусть Каллен её муж, но всё же руки Эвелинд дёрнулись в безотчетном желании прикрыться.

Повернувшись, Каллен ничего не сказал о её попытке сохранить свою скромность, а просто начал втирать мазь в шею и плечи. Эвелинд следила за его лицом, но, как и всегда, оно ничего не выражало. В отличие от его глаз. Когда он встретился с ней взглядом, она была зачарована медленно разгорающимся в них пламенем.

Она не сопротивлялась, когда он взял руку, которой она прикрывала груди, и начал разминать её плоть. Начав с пальчиков, Каллен двинулся дальше к ладошке, запястью, локтю. Он работал так, что обе его ладони полностью обхватывали её руку. Каллен как раз достиг предплечья, когда Эвелинд поняла, что её покрытая мазью рука задела на его груди одетый поверх рубахи плед.

— На твоём пледе немного мази, — сказала она виновато.

Каллен посмотрел вниз и нахмурился. Отпустив её руку, он попытался стереть пятнышко, но только увеличил его. Насупившись, он потянулся было к броши, удерживающей плед, затем остановился и посмотрел на перепачканные мазью руки. Подняв их, сказал:
— Сделай ты.
Помедлив, Эвелинд протянула всё еще чистую руку и быстро расстегнула булавку. Плед тотчас же упал, собравшись вокруг его талии, но она знала, что он просто свободно лежит там и может соскользнуть в любую минуту.
— И рубаху.

Эвелинд неуверенно посмотрела на Каллена. Его лицо ничего не выражало. Он ждал. Закусив губу, она села на кровати и вытерла измазанную руку о простыню. Затем потянулась к подолу освобождённой рубахи и потянула её вверх, и по мере того, как дюйм за дюймом открывалось его тело, её глаза распахивались все шире и шире.
В отличие от неё, его грудь выглядела идеальной, без единого синяка. Но ведь он и упал на спину, подумала Эвелинд, когда он поднял руки и наклонился вперёд, чтобы ей было удобней снять с него рубаху. Справившись с заданием, Эвелинд чуть откинулась назад, чтобы посмотреть на внезапно представшего её взгляду полуобнаженного мужчину.

Господь всемогущий! Он был прекрасен. На его плечах и груди, освобождённых от рубахи, бугрились мышцы. Её охватило странное желание провести руками по его телу, и на мгновение она подумала, а не зачерпнуть ли ей немного мази в качестве предлога.

— Ложись.

Эвелинд опустилась на кровать, как было велено, но, казалось, всё не могла перестать разглядывать стену мужской плоти. Должно быть, он был в два раза шире неё.
Каллен отвлек её от этого занятия, вновь приступив к работе. Всё ещё скользкими от мази руками он начал растирать её бок там, где был самый большой синяк. Вначале прикосновения причиняли боль, но вскоре мазь оказала своё действие. Эвелинд и не заметила, как его руки стали двигаться всё более широкими кругами вокруг синяка… пока слегка не задели её грудь.

Эвелинд прикусила губу, её взгляд устремился на его лицо. По правде говоря, поначалу она подумала, что это просто случайность. Ничто в выражении его лица не позволяло предположить обратное, но затем его пальцы вновь прошлись по груди, на этот раз чуть выше.

Когда это случилось в третий раз, Каллен неожиданно поднял голову, поймал её взгляд и не отпускал его, пока его пальцы вновь скользили вверх, поднявшись на этот раз опасно близко к соску. Эвелинд задохнулась. Отняв руки, Каллен повернулся зачерпнуть ещё мази и снова, как и раньше, согрел её в руках. Эвелинд с любопытством наблюдала за его действиями, её глаза останавливались то на лице мужа, то на руках. И она как раз вглядывалась в его лицо, когда он, очевидно, решив, что мазь достаточно тёплая, внезапно убрал её руку, накрыл ладонями обе её груди и начал мять нежные полушария.

Эвелинд ахнула и резко дернулась. Сомкнув глаза, она затаила дыхание, а потом вдруг задышала часто и тяжело под воздействием того волшебства, что творили его пальцы. Волнующее и в тоже время пугающее ощущение. Он прикасался к ней и раньше, но прежде она не чувствовала себя такой уязвимой и не была такой… ну… обнажённой. И то, что всё это время Каллен смотрел на неё чуть прикрытыми, голодными глазами, заставляло её чувствовать себя ещё более неуверенно.

Эвелинд хотела попросить его остановиться. Хотела умолять не останавливаться. Хотела, чтобы он поцеловал её, но Каллен прикасался к ней только руками, сжимал, разминал, пощипывал, растирал, пока Эвелинд не поняла, что ни секундой больше не сможет выносить это. Только она открыла рот, чтобы возразить, попросить его хотя бы поцеловать её, как его руки соскользнули и он отвернулся, чтобы зачерпнуть ещё мази.

Эвелинд закусила губу, чтобы не дать вырваться словам, и сжала кулаки, чтобы удержаться и не потянуться к нему, пока он согревал мазь. Повернувшись к жене, Каллен не стал возвращаться к её груди. Вместо этого он сосредоточился на ногах. Он массировал и ласкал её ступни, лодыжки, икры, колени…

Эвелинд смотрела, как муж потянулся за очередной порцией мази. Она сознавала, что дышит тяжело и неровно — от того, что он творил с ней, и от предвкушения того, чему ещё только предстояло случиться. Каллен повернулся, его руки плавно скользнули по её ногам чуть выше колен. Тело Эвелинд будто одеревенело в ожидании. Когда его руки двинулись выше и достигли бёдер и местечка между ног, она ахнула и сжала руками простыню, на которой лежала.

Она не знала, мазь ли тому была причиной или растирания, но боль и тянущие ощущения исчезли, осталось только ожидание наслаждения.

— Расслабься, — снова пробурчал Каллен и начал спускаться по её ногам, растирая, массируя и разминая сведённые мышцы. Эвелинд вздохнула. На этот раз, когда его руки стали вновь подниматься по бёдрам, она не застыла, лишь немного изогнулась, а её ноги свободно раздвинулись под его прикосновениями.

То, что он делал, заставило её прикрыть глаза, поэтому она глядела на него сквозь узкие щёлочки. Она всматривалась в его лицо, видела сосредоточенность и заботу, и вновь страстно пожелала, чтобы он поцеловал её. Эвелинд нравились его поцелуи. Ей нравилось пробовать его на вкус, нравилось, когда его язык вторгался в её рот, нравились то, как их языки сплетались. Но все эти мысли унеслись прочь, словно легчайшая паутинка под порывом ветра, когда его руки заскользили по бёдрам, легко задевая местечко между ног. Эвелинд ахнула и вновь стиснула в ладонях простыни.

Она вдруг поняла, что, растирая её, Каллен раздвинул ей ноги, и теперь она была открыта его взгляду. Эвелинд вспыхнула от смущения. Но не настолько сильно, подумала она, чтобы сдвинуть ноги и избежать его прикосновений. А затем его пальцы снова коснулись её сердцевины, её ноги сжались, останавливая ласку и зажимая его руку.

Это получилось непроизвольно. Эвелинд не смогла бы удержаться, даже если бы попыталась. Прикусив губу, она открыла глаза и увидела, что муж, не отрываясь, смотрит на неё. Минуту, не двигаясь, они смотрели друг другу в глаза, а затем, удерживая её взгляд, он двумя руками раздвинул её ноги и встал между ними, не позволяя им вновь сомкнуться. И пока Каллен передвигался по кровати, его плед начал соскальзывать, и теперь Эвелинд находилась опасно близко к тому, чтобы увидеть то, что приподнимало ткань килта.

Его пальцы снова прикоснулись к её коже. Эвелинд молча смотрела на него, сознавая, как от мелких и частых вздохов подымается и опускается её грудь. Она снова попыталась сдвинуть ноги, но не смогла из-за его коленей, так что вместо этого она просто закрыла глаза, стиснула кулаки и застонала. Её бёдра непроизвольно дёрнулись и приподнялись под его пальцами, порхающими по её нежной плоти.

Если тогда, на берегу реки в д’Омсбери, Эвелинд казалось, что Каллен разжёг в ней настоящий огонь, то теперь она поняла – те ощущения просто ничто по сравнению с неистовством, которое он пробудил в ней сейчас. Ей становилось больно от желания чего-то, чего ещё не понимала и едва вкусила на берегу реки. Её бедра начали двигаться по собственной воле, двигаться так сильно, что он не мог удержать их. А потом Каллен вдруг убрал свои волшебные пальцы.

Эвелинд тотчас же остро ощутила их отсутствие, и её глаза распахнулись. Она встретила его взгляд и увидела улыбку на губах, как вдруг он подался вперед и опустил голову между её ног, заменив руку ртом. Эвелинд, потрясённо вскрикнув, попыталась сесть, схватить его голову и оттолкнуть, но его язык прошёлся по её горящей, чувствительной плоти, и она замерла. Даже перестала дышать. Потом ещё раз. Эвелинд со свистом выдохнула и упала на кровать. Сейчас ею управляли желания плоти, а не потрясённый разум.

Её колени согнулись, пятки уперлись в кровать, бёдра начали подниматься и опускаться, и тонкий стон – почти рыдание – зазвучал в комнате. Вскоре он перешёл в громкое «ааа-ааа-ааа...», – а затем: «о Боже, о Боже, о Боже».

Почувствовав, как что-то проникло в неё (наверное, его палец, подумала Эвелинд), она начала отчаянно крутить головой, и возбуждение, которое всё ширилось и ширилось, внезапно взорвалось и накрыло её волной, после чего она уже не могла издать ни одного внятного звука. Потерявшись в переполнявших её ощущениях, она не заметила, как Каллен выпрямился, сорвал плед, швырнул его на пол и двинулся вперёд.

Смутно Эвелинд осознавала осторожные толчки, затем он внезапно ворвался в неё, наполняя, пока она не подумала, что сейчас разорвётся. Каллен замер. Она открыла полные недоумения глаза и увидела, что его глаза закрыты, а выражение на лице говорило скорее о боли, чем об удовольствии. Открыв через мгновение глаза и молча вглядываясь в её лицо, он наполовину вышел из Эвелинд.

Она почувствовала, как её тело сжимается вокруг него, протестуя против его ухода, но он снова осторожно двинулся вперед, и Эвелинд закрыла глаза, покоряясь вновь пробуждающимся внутри неё ощущениям.

Она почувствовала, когда Каллен сжал её ягодицы, приподнял бёдра и вновь ворвался в неё, лаская своим телом её чувствительную сердцевину. Эвелинд застонала. Её стон, казалось, освободил Каллена. Скорость движений возросла, бёдра двигались всё быстрее и быстрее, его тело погружалось в неё снова и снова, разжигая в них страсть, пока оба они не закричали, достигнув вершины.

М-дя, Смолл отдыхает!
Спасибо за подарок!
_________________

Наталья, вы что?! Не сравнивайте даже! За Смолл я бы НИКОГДА в жизни не взялась, вот никогда.

Ну нет, на ночь такое читать нельзя
Завтра-завтра - где-то между поздравлениями

Я по "теплоте" любовных сцен сужу. Не надо так пугаться. Ведь в этом романе, кроме секса, есть еще и сюжет. А у Смолл этого нет.
_________________

Jolie, Нюрочек, Москвичка, спасибо большое за перевод Сэндс!!!
_________________

Ух, какая чудодейственная мазь! Ну что ж, вот Эвелинд и стала женой Каллена. Интересно будет прочитать как пройдет ее знакомство с кланом. Столько было смертей в прошлом. Эвелинд , видимо, столкнется еще с этим прошлым.
Хороший роман, глава тоже, перевод превосходный!

Jolie, Нюрочек, Москвичка, спасибо !

С праздником, девочки!

Jolie, Нюрочек, Москвичка, огромное спасибо за чудесный подарок.
Девочки, Поздравляю с 8 Марта!
_________________