Magdalena: 26.11.16 07:06
Irisha-IP: 26.11.16 08:42
marusa: 26.11.16 10:32
amelidasha: 27.11.16 03:32
Nadin-ka: 27.11.16 21:06
Кьяра: 27.11.16 21:12
LuSt: 02.12.16 08:46
Сегодня воскресенье, и я загораю у бассейна, когда приходит Сантьяго, чтобы провести еженедельные работы в саду.
— Надеюсь, ты не собиралась плавать? — говорит он мне, наклоняясь и засыпая химикаты в фильтрационную систему бассейна.
Вообще-то, стоит такая жара, что я бы не прочь окунуться, но ничего страшного. Пятьдесят моих кругов давно пошли прахом. Кажется, рекордом стали тридцать пять.
— Хорошая выдалась неделя? — спрашивает Сантьяго. — Опять ходила на премьеры?
— К сожалению, нет. — Я оборачиваюсь и немного поднимаю спинку шезлонга, чтобы как следует видеть собеседника. — Но вчера вечером заглянула в «Скайбар». Было весело.
— Круто, слушай! Кто из знаменитостей был?
— Только Айла Монтанье. И Джонни.
— Айла Монтанье. Ничего себе!.. Та еще штучка, да? Мой приятель работал садовником у ее папаши и клялся, что она как-то пыталась соблазнить его в кустах.
— Ничего себе заявочка, — отмечаю я. — Он поддался?
— Говорит, что нет – у него есть девушка. Но не знаю… — добавляет он с усмешкой. — Боже, ну и жара сегодня! — Он вытирает пот со лба и стягивает с себя футболку. — А где Джонни? Дома?
— Нет. Он прошлой ночью остался в «Мондриане».
— Как думаешь, можно мне выпить стакан воды из бара?
— Конечно, — отвечаю я. — Я принесу.
Когда я возвращаюсь, Сантьяго сидит на ступеньках бассейна, спустив ноги в воду. Вручаю ему стакан.
— Спасибо. Ты не против, если я покурю?
— М-м-м, нет. — Я в некотором сомнении, но решаю, что ничего страшного, если он сделает перекур.
— Будешь? — предлагает мне Сантьяго.
— Нет, спасибо. Я не курю.
Стоит Сантьяго закурить, как раздвижная стеклянная дверь открывается, и выходит Джонни. Сантьяго вскакивает на ноги и тушит сигарету в одной из высоких стальных цилиндрических пепельниц.
— Виноват, — вырывается у него. — У меня был просто небольшой перерыв!
— Ну конечно, — сухо комментирует Джонни и награждает меня невеселым взглядом.
Сантьяго спешно удаляется за дом, чтобы, как мне представляется, поработать в саду, а я встаю.
— Не буду тебе мешать, — говорю я, собираясь подняться в свою комнату и оставить Джонни в покое.
— Почему? Тебе не обязательно уходить, — хмурится он.
— Не хочу вторгаться в твое личное пространство. — Я заворачиваюсь в саронг и начинаю его завязывать, но Джонни подходит ко мне и накрывает мою руку ладонью, заставляя меня резко поднять глаза.
— Мег, ну что за глупости. Теперь это и твой дом тоже. — Он отпускает мою руку. — Знаешь, что, — продолжает он, замечая, какой солнечный выдался день, — пожалуй, я присоединюсь к тебе. Сейчас вернусь.
Он уходит в дом, а я все равно завязываю саронг, чувствуя себя слишком раздетой в бикини. Я снова залезаю на шезлонг и хотела бы остаться сидеть, но знаю, что буду смотреться выгоднее, если лягу, слегка подняв одну ногу, как советуют женские журналы. Я протягиваю руку назад и еще раз поправляю спинку шезлонга, чтобы иметь возможность лечь и скрыть непрошенные складки на животе. Но мои пальцы соскальзывают, и спинка с грохотом опускается прямо мне на ладонь.
— АЙ-ЯЙ-ЯЙ-ЯЙ-ЯЙ! — кричу я, пытаясь высвободить руку.
В мгновение ока Джонни оказывается рядом со мной и рывком поднимает спинку шезлонга.
— АЙ! — Слезы жгут глаза, пока я изучаю свою ладонь. Поперек, там, где она оказалась зажата, ее украшает вмятина ярко-красного цвета.
Джонни осторожно берет мою руку в свои. Из одежды на нем только плавки. Это приятно отвлекает от синеватого оттенка, который начинает приобретать моя ладонь.
— Ты в порядке? — беспокоится он.
— М-м-м, — киваю я, вытирая слезы здоровой рукой, пока он баюкает распухшую.
— О, — с нежностью говорит Джонни. Я шмыгаю носом. — Я схожу за льдом.
Он приносит из бара лед, завернутый в кухонное полотенце. Я морщусь, когда он прикладывает холод к моей ладони. Будь на месте Джонни кто-то другой, я бы предпочла держать лед сама, но сейчас терплю боль только ради того, чтобы быть к нему поближе.
— Теперь лучше? — спрашивает Джонни спустя некоторое время.
— Намного лучше, спасибо.
Он отпускает мою ладонь и поднимает солнечные очки на лоб. Глаза у него красные и воспаленные.
— Бурная выдалась ночка? — задаю вопрос я.
— Да, — отвечает Джонни, бросая на меня взгляд. — А у тебя?
— Спасибо, ничего.
— Долго вы оставались?
— Нет, ушли вскоре после того, как ты пошел наверх. Парни, с которыми ты был, они из рок-группы?
— Что? А, ну да, — рассеянно подтверждает он, ложась на спину в своем шезлонге.
Мне хочется спросить его про азиатку, но Джонни, похоже, не в настроении болтать, так что мы некоторое время нежимся под солнечными лучами в тишине. Ужасно жарко. Меня вдруг посещает мысль.
— Ты намазался кремом от загара? — обращаюсь я к боссу.
— Не-а…
— Джонни, ты же обгоришь.
— Не-а.
— Не спорь со мной, — говорю я, протягивая руку под шезлонг и вытаскивая из пляжной сумки свой крем с солнцезащитным фактором 30. Даю ему тюбик. — Не хочу, чтобы ты заработал рак кожи.
— Тогда намажь мне спину, — предлагает он и переворачивается.
— Э-э-э, конечно…
Спина у Джонни теплая и загорелая, а левую лопатку украшает татуировка. Плавки едва прикрывают заметную белую линию загара, и я стараюсь нанести крем как можно ближе к ней, не заводя руку внутрь. Поерзав, Джонни чуть стягивает плавки вниз, чтобы мне было легче. Я быстро размазываю крем и сажусь обратно в свой шезлонг.
— Готово.
— А как насчет переда? — спрашивает он, переворачиваясь обратно.
— Живот себе ты и сам прекрасно можешь намазать.
— Спорим, ты была бы не против это сделать, будь я из группы «Тейк Зет», — замечает Джонни.
Мысль об этом вызывает у меня приступ громкого смеха.
— Сознавайся, ведь так? — негодующе настаивает он.
— Только будь ты Джейсон Оранж, — отвечаю я.
— Это который из них? Мерзкий коротышка?
— Нет! — восклицаю я. — Джейсон, он… Ох, кончай меня заводить, — говорю я, увидев, что Джонни улыбается. — Намажься чертовым кремом и прекрати ныть.
— Как рука? Получше? — Он снова дотягивается и берет мою ладонь.
— Намного лучше, спасибо.
В эту минуту из-за дома выходит Сантьяго. Я инстинктивно вырываю руку, а Сантьяго замирает на месте.
Джонни небрежно снова надевает солнечные очки и продолжает загорать.
Сантьяго подходит к бассейну и украдкой бросает на меня понимающий взгляд.
— Я руку прищемила, — объясняю я, но это звучит неубедительно. Сантьяго принимается вытаскивать из бассейна машинку для очистки, не обращая на нас внимания.
Я ложусь обратно в шезлонг, стараясь не показать, как мне неловко. В конце концов Сантьяго заканчивает работу и уходит.
Жара становится почти невыносимой. Мне не терпится вернуться в дом, но я не хочу расставаться с Джонни, хотя наверняка сгорю, если останусь на солнце надолго.
— Не сходить ли нам сегодня в «Плющ»? — вдруг предлагает Джонни. У меня, должно быть, удивленный вид, поскольку он продолжает: — Мне у них очень пицца нравится.
— В «Плющ»? Но разве мы там не попадемся фотографам? — с бьющимся сердцем спрашиваю я.
— Ну и что?
— Не думаю, что Серенгети будет рада увидеть нас на страницах таблоидов. Не то чтобы я кого-то интересовала, — быстро добавляю я.
— Да кому какое дело? Это все полная фигня.
— Хорошо, я закажу столик.
— Круто.
Я действительно собираюсь на ужин с Джонни Джефферсоном?
Спешно убегаю в дом, чтобы позвонить в ресторан, пока он не передумал. Метрдотель уверяет меня, что нас будет ждать прекрасный романтичный столик. Я пытаюсь объяснить, что романтичным он быть не обязан, но не хочу, чтобы показалось, словно я придаю этому слишком большое значение.
Возвратившись, обнаруживаю шезлонг Джонни пустым. Предположив, что он скоро вернется, я продолжаю загорать, но его все нет и нет, тогда решаю пойти и сказать ему, на какое время я сделала заказ.
Прожив в доме две недели, я наконец набираюсь смелости постучать в дверь спальни хозяина.
— Заходи, — зовет он из глубины комнаты. Я неуверенно подчиняюсь.
Спальня выглядит огромной и в отличие от остальных выходит окнами не на деревья в саду позади дома, а простирается до фасада здания и открывает безупречный панорамный вид на город. На стенах развешаны черно-белые фотографии рок-звезд – от Джима Моррисона до Мика Джаггера, многие из них с автографами. Середину комнаты занимает огромная кровать.
— Заказала столик?
Я оборачиваюсь и вижу Джонни в дверях ванной комнаты. Из одежды на нем лишь белое полотенце, обернутое вокруг стройных бедер.
— Да, на полдевятого. Нормально? — Я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал.
— Идеально.
Я отворачиваюсь от него и, желая поддержать беседу, говорю, какая замечательная у него комната. Он не отвечает.
— Ну ладно, я лучше тоже пойду переоденусь. — Я торопливо выхожу из спальни и закрываю за собой дверь.
И только потом вспоминаю, что хотела узнать у Джонни насчет заказа машины.
Черт!
Я разворачиваюсь и вновь стучусь к нему. На этот раз он открывает дверь. Он все еще мокрый после душа, и я готова поклясться, что ощущаю тепло, исходящее от его обнаженного тела.
— Прости, я забыла уточнить, надо ли вызвать Дейви?
«Не красней, не красней, не красней», — твержу я себе, чувствуя, как мои щеки снова заливает жар. Вот дерьмо!
Джонни, похоже, удивлен.
— Почему бы нам не поехать на байке?
— На мотоцикле? — глупо спрашиваю я. Разумеется, на мотоцикле, Мег!
— Ага. — Он прислоняется к дверному косяку. — Если, конечно, ты не переживаешь, что испортишь прическу.
— Нет, нет, нет, хорошо! — бодро отвечаю я и поворачиваюсь, чтобы идти в свою комнату.
Бесс меня убьет!
Спустя пятнадцать минут мучительного выбора между двумя платьями до меня вдруг доходит, что в платье я, возможно, буду не слишком прилично смотреться на мотоцикле. Сверкать трусами перед поджидающими папарацци… Серенгети будет на что пожаловаться.
Да, Серенгети, Мег. Не забывай о ней. Девушка Джонни.
Боже, какая же я глупая! Как будто я вообще могу его интересовать. Господи, я же всего-навсего личный помощник.
Вот именно, так что я надену джинсы и не буду выглядеть так, будто потратила на свой вид много сил.
Удивительно, сколько стараний надо приложить, чтобы казалось, словно ты не слишком себя утруждала, правда?
В восемь часов выхожу из своей комнаты и вижу, как Джонни делает то же самое на противоположном конце коридора.
— Так сойдет? — спрашиваю я, показывая на свою одежду.
— Тебе нужна куртка потеплее, — говорит он мне.
— Не думаю, что у меня такая есть.
— Знаешь, по-моему, у меня в гараже найдется запасная.
Так и есть. Порывшись в шкафу, Джонни достает оттуда шлем и темно-коричневую кожаную куртку. Я ее примеряю. Мне она в обтяжку. Интересно, кто был ее хозяйкой?
Джонни уже в байкерском снаряжении и верхом на своем блестящем черном мотоцикле. Отбросив выгоревшие волосы со лба, он надевает шлем, выжимает педаль стартера, и мотор, взревев, оживает. Джонни смотрит на меня и похлопывает по сиденью позади себя одетой в перчатку рукой. Я завожу ногу назад и взбираюсь на мотоцикл.
— Ты в порядке? — перекрикивает он шум двигателя.
— Да! — ору я в ответ.
Он берет меня за ушибленную руку и кладет ее себе на талию. Я подпрыгиваю от боли.
— Прости! — кричит он.
— Ничего страшного!
— Держись крепче!
Держись крепче… Как будто у меня есть выбор. Я судорожно хватаюсь за Джонни, стоит ему со скоростью света рвануть вниз по дороге. Я так напугана, что не могу даже кричать, когда он делает очередной поворот.
Вообще-то, беру свои слова обратно. Неужели это я только что издала этот визг? Готова поклясться, что чувствую, как мышцы на животе Джонни напрягаются от смеха.
Мы подъезжаем к «Плющу», где нам в лицо сразу начинают мигать фотовспышки. Джонни спрыгивает с мотоцикла и поворачивается, чтобы помочь мне. Сгорая от стыда, снимаю шлем: показать, что я не Серенгети, и вообще никакая не знаменитость или кто-то достойный того, чтобы быть рядом с Джонни Джефферсоном. Джонни спокойно забирает у меня шлем и отдает его вместе с ключами от мотоцикла подошедшему парковщику. Я, как могу, стараюсь пригладить волосы, пока папарацци продолжают щелкать затворами. Очень хочется провалиться сквозь землю.
Открытую террасу «Плюща» ограждает штакетный заборчик, и все вокруг мерцает электрическими гирляндами. Мы пробираемся мимо близко стоящих столиков к метрдотелю, который принимает мою куртку и провожает нас внутрь, к уединенному столику, на котором стоят зажженные свечи. Джонни снимает куртку и садится.
— Все хорошо? — осведомляется он.
— Нет! — едва не шиплю на него я. — Все это крайне унизительно!
Он смеется.
— Ты привыкнешь.
Я открываю меню и погружаюсь в него с головой, пока Джонни заглатывает свежеиспеченный хлеб. Мои мысли лихорадочно скачут, и я не могу воспринимать слова, которые вижу перед собой. Наконец, я сдаюсь и решаю заказать то же самое, что и Джонни.
— Что будешь пить? — спрашивает он.
— Не знаю. Диетическую колу?
— Нельзя приехать в «Плющ» и заказать диетическую колу.
— Почему нет? Ты же заказываешь пиццу.
— Не спорь со мной, Мег. Давай возьмем бутылку красного.
— Ты за рулем, — указываю я на очевидную вещь.
— Ты можешь сесть за руль на обратном пути, — говорит он.
— Нет! Я не умею водить это чудовище! — захлебываюсь я.
Он смеется мне в лицо.
— Шутка, Мег. Обещаю, что не стану напиваться. Можешь бухать за двоих.
Мы делаем заказ, нам приносят вино, и спустя несколько глотков я начинаю расслабляться. Мне хочется поддерживать разговор с Джонни, но я никак не могу придумать тему. Решаю остановиться на Кристиане.
— Кристиан с тобой связывался? — задаю вопрос я.
— Да, звонил как раз сегодня утром. Хотел выяснить, что у меня за дела с той красоткой из «Мондриана».
Я удивлена.
— Как он проведал, что ты там останавливался?
— Прочел на каком-то дешевом веб-сайте.
— Ну уж он-то должен знать, что ты на такое не способен, — вежливо замечаю я.
— Он как раз знает, на что я способен. Потому и хотел сам убедиться.
— Ясно. — Пауза. — Так ты…
— Ну конечно, нет, глупышка. — Он смотрит на меня невинными глазами. — Я хороший мальчик.
— Разумеется, — сухо отвечаю я. — Кстати, о Кристиане. Вы с ним действительно с детства знакомы?
— Ага.
— Надо же! Ему, наверно, было не по себе, когда ты стал знаменитостью.
Джонни пожимает плечами и откидывается на спинку стула.
Я хихикаю.
— Не знаю, как бы я пережила тот факт, что мой лучший друг вдруг стал мировым секс-символом…
Джонни усмехается и, протянув руку, поглаживает пальцем ножку своего бокала с вином. Он не слишком разговорчив.
— Но, должно быть, здорово, когда в твоей жизни есть такой человек. Вы всегда были лучшими друзьями?
Уголки его рта опускаются, и Джонни кивает, затем поднимает бокал, помешивает вино и делает глоток.
Не знаю, почему, но он явно не желает говорить о Кристиане.
— Хорошее вино, — отмечаю я, меняя тему.
— Ага, — соглашается Джонни. — А что насчет тебя? — спрашивает он. — У тебя есть друзья детства?
— Только одна подруга, — отвечаю я. — Ее зовут Бесс, мы дружим со школы, но я знаю ее не так долго, как ты знаешь Кристиана.
— Расскажи о своем бывшем парне. — Он ухмыляется.
Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку стула. Джонни подается вперед и кладет локти на стол.
— Что ты хочешь знать?
— Почему вы расстались? Полгода назад, верно?
— Верно. — Я делаю большой глоток вина.
— По чьей инициативе?
— По взаимному согласию.
— Глупости, — усмехается Джонни. — Ты его бросила, так?
Я смеюсь от возмущения.
— Нет, это было взаимно! — настаиваю я и снова наклоняюсь вперед, потянувшись за хлебом. Видно, что Джонни мне не верит. — Мы просто все больше походили на брата с сестрой, — объсняю я.
Он смотрит на меня. Его зеленые глаза искрятся в свете свечей.
— Это было взаимно, — снова заявляю я.
— Представить не могу, чтобы у мужчины из плоти и крови были по отношению к тебе братские чувства, Мег. Может, он голубой? — Джонни подмигивает мне и подливает нам вина.
— Том не голубой, — вздыхаю я. — Он был хорошим парнем. Он – хороший парень. Мы до сих пор дружим, — решительно говорю я.
— Друзья, — хмыкает Джонни. — Бедный старина Том, должно быть, ждет на скамейке запасных в надежде, что ты примешь его обратно.
— Прекрати! — смеюсь я.
— Сколько ему лет?
— Двадцать четыре.
— Совсем ребенок. Тебе нужен настоящий мужчина, — насмешничает Джонни.
— Не забывай, мне самой всего двадцать четыре.
Он качает головой.
— Я все равно тебе не верю.
Я не отвечаю, но в глубине души мне приятно.
— Когда ты в последний раз с ним разговаривала? — спрашивает Джонни.
— Перед тем, как приехала сюда. Нужно будет как-нибудь опять ему позвонить.
— Ты дразнилка, — говорит Джонни.
— Я не дразнилка! Я его больше не интересую! — настаиваю я.
— Как скажешь, Мегера, как скажешь.
— Мегера?
— Да, Мегера. Тебе это подходит. Думаю, я так и буду тебя теперь звать.
— А мне тебя тоже звать Джей-Джей? — наношу я ответный удар.
— Нет, если ты хочешь, чтобы я отзывался.
Я смеюсь.
— Ладно, хватит о моей личной жизни. Как насчет твоей?
— Я не разговариваю о своей личной жизни, Мегера. Тебе следовало бы это знать. Такие знаменитости, как я, никогда не раскрывают интимных подробностей.
— Это несправедливо.
— Жизнь несправедлива, — мелодраматично заявляет он и откидывается назад, чтобы позволить только что подошедшему официанту подать нам еду.
Джонни верен своему обещанию выпить не больше пары бокалов, так что к моменту окончания ужина мне довольно тепло и приятно.
По дороге к выходу я настойчиво пытаюсь распознать кого-нибудь из знаменитостей.
Она немного похожа на… Нет.
Это не... Нет.
Стойте! Да! Это в самом деле Бен Аффлек!
Не успев подумать, я торопливо подталкиваю Джонни локтем в бок.
— Что такое?
— Вон там, это Бен Аффлек?
Он смотрит поверх тесно стоящих столиков.
— Угу.
В эту минуту Бен поднимает глаза и видит Джонни. Он вскидывает руку в знак приветствия, и Джонни делает то же самое в ответ.
Папарацци наготове, когда мы спускаемся по лестнице, но на этот раз мне на них наплевать: вино утроило мою самоуверенность.
Один из парковщиков подгоняет мотоцикл, и Джонни взбирается на него и натягивает шлем на голову. Я делаю то же самое, он газует, и мы с ревом срываемся с места, ослепляемые фотовспышками. В этот раз мне смешно.
— Что такое? — Он наклоняет голову назад, чтобы услышать мой ответ.
— С ума сойти! — кричу я.
Он смеется и останавливается на красном светофоре. Краем глаза я замечаю сработавшую фотовспышку и вижу фотографа, нацелившего на нас объектив из черного микроавтобуса.
— За нами погоня, — говорю я.
— Я знаю, — отвечает Джонни. — Держись.
Светофор меняет цвет на зеленый, и он рывком преодолевает перекресток, оставляя фотографа позади. Я слышу, как визжат шины, когда он устремляется за нами. На следущем перекрестке Джонни проезжает на желтый свет. Обернувшись, я вижу, как водитель микроавтобуса бьет по тормозам. Он выкатывается на пешеходный переход, но, к счастью, избегает выехавших на перекресток автомобилей.
— Обалдеть! — визжу я.
— Придурок! — кричит Джонни. Он поворачивает направо на следующем перекрестке и едет по более тихим улицам, чтобы убедиться, что мы оторвались от репортера. Похоже, что так.
Я расслабляюсь, когда он выезжает из города на шоссе, утыкаюсь лицом в кожаную куртку, запах которой проникает мне в нос, и покрепче обхватываю Джонни за талию.
— Куда мы? — кричу я.
— Хочу тебе кое-что показать, — кричит он в ответ.
Мы съезжаем с шоссе и начинаем подниматься на холмы. Указатель подсказывает мне, что мы находимся на Малхолланд-драйв, и, бросив взгляд налево, я прекрасно вижу город; разноцветные огни сверкают в темноте.
Спустя некоторое время Джонни притормаживает у обочины, ставит мотоцикл на подножку, спрыгивает и снимает шлем, вешая его на руль. Я перебрасываю ноги на одну сторону, и Джонни, улыбаясь, встает передо мной и помогает расстегнуть шлем. Он кладет ладони мне на талию, поддерживая, пока я слезаю с мотоцикла, после чего перешагивает через невысокую стену и преодолевает несколько метров вниз по склону туда, где лежит большой валун. Джонни садится на него и хлопает ладонью рядом с собой.
С минуту или две мы сидим рядышком в уютной тишине и смотрим вниз на огни города.
— Иногда я прихожу сюда, чтобы сочинять, — наконец говорит Джонни.
— Правда? — спрашиваю я. — Разве тебя никто не узнает?
— Пока нет. Это просто удивительно, — отмечает он.
— И как проходит сочинительство?
— Неплохо.
— Сыграешь мне как-нибудь?
Джонни смотрит на меня, будто вновь собираясь пошутить насчет моих музыкальных пристрастий, однако потом опять отворачивается.
— Может быть, — отвечает он. — Если честно, я подумывал о том, чтобы нам уехать. На Биг-Сур или еще куда, просто чтобы отдохнуть от города. Мне нужно сесть и как следует сосредоточиться на песнях, а здесь я этого сделать не могу.
— Да, конечно. — Мой голос спокоен, но внутри я чувствую прилив возбуждения при мысли о поездке куда-то с ним.
— Может, Кристиан тоже соберется приехать, — вслух размышляет Джонни.
— Это было бы здорово, — радуюсь я. Я действительно очень хотела бы снова его увидеть. — Как считаешь, он возьмет с собой свою девушку? — спрашиваю я.
— Вряд ли. — Тон Джонни заметно черствеет.
— Почему нет? — не унимаюсь я.
Джонни не отвечает.
— Смешной ты, — с улыбкой говорю я. — Почему просто не расскажешь?
Он вздыхает. Наконец бросает изучающий взгляд в мою сторону.
— Мы с Кристианом ссорились из-за женщин.
— Ты же не спал с его подружкой? — вырывается у меня.
Джонни молчит.
— Спал, так?
— Угу, — признает он.
— Засранец, — выношу вердикт я, пытаясь свести все к шутке. — Как так получилось?
— Ужасно глупо, — отзывается Джонни, ероша волосы на голове. — Мы постоянно флиртовали друг с другом. Кристиана это, казалось, не волновало.
«Потому что он доверял тебе», — думаю я.
— Однажды вечером я здорово набрался и полез к ней.
— Она могла тебе отказать, — указываю я, пытаясь его ободрить.
— Она и отказала. Но я был довольно настойчив. «Фенс» тогда только приобретала известность. Я много о себе воображал. Даже больше, чем сейчас, — самоуничижительно говорит он. — Считал, что могу получить все, что захочу.
— И ты захотел ее, — просто добавляю я.
Молчание.
— Но она, очевидно, тоже тебя хотела, раз поддалась.
— Полагаю, что так. — Джонни почесывает подбородок. — Но она серьезно об этом пожалела. Я попытался было извиниться на следующий день, но чувство вины было слишком велико для нее. Она во всем призналась Кристину. Так я потерял своего лучшего друга.
Он наклоняется, поднимает камень, лежащий на валуне, швыряет его вниз и продолжает:
— Я вернулся с репетиции и обнаружил, что он вывез все свои вещи из квартиры, которую мы вместе снимали.
— Куда?
— Я не знаю. С той девушкой они расстались. Я пытался ему звонить, но он не брал трубку, а в конце концов сменил номер.
— Ты хочешь сказать, что он так и не поговорил с тобой об этом? Не наорал на тебя? Не избил? — не могу поверить я.
— Нет, ничего такого. Просто исчез с лица земли.
— Обалдеть, — говорю я.
— Я пытался связаться с ним через его родителей, но они велели мне идти на хрен.
— Правда?
— Ну, не совсем. Но его мама сказала, чтобы я оставил Кристиана в покое. Дал ему побыть одному. А потом к «Фенс» действительно пришел успех, мы поехали в турне, и я вроде как покончил с прошлым.
— Боже. Так когда же вы снова начали общаться?
— Ты же слышала о моем срыве. — Он бросает на меня полный иронии взгляд.
— Я немного об этом читала.
— Когда группа распалась, я как бы провалился в черную дыру. На то, чтобы оттуда выбраться, у меня ушла пара лет, — спокойно рассказывает Джонни. — А когда сольная карьера пошла в гору, мне постоянно казалось, словно чего-то не хватает. Я оборвал связи с группой, неприятная была история, — объясняет он. — И не покидало ощущение, что у меня совсем не осталось друзей.
— Тебе, должно быть, было одиноко, — предполагаю я.
— Да, но я сам был в этом виноват, Мегера, — легкомысленно отвечает он. —В общем, в конце концов я увидел статью Кристиана в «НМЭ».
— Статью о тебе? — с осторожностью уточняю я.
— Нет. Он никогда не писал обо мне, — говорит Джонни. — Но я некоторое время следил за его работой, и наконец набрался смелости и написал ему по электронной почте.
— Он тебе ответил?
— Да.
— И что случилось? Как так вышло, что он тебя простил?
— Хм-м. Мне до сих пор не кажется, что он это сделал.
— Правда? — спрашиваю я. — Даже после того, как ты извинился?
Он неловко переминается, сидя на валуне.
— Я так ни разу и не извинился.
— О, — все, что сумела сказать я.
— Да-да, я полный засранец, — признает Джонни. — Но все было очень странно. Мы ни разу об этом не заговорили. Он ничем не подал виду и, казалось, был искренне рад получить от меня письмо. А я был так рад, что у меня снова появился друг, что не хотел раскачивать лодку, вороша прошлое.
— Понятно, — киваю я. — Когда это было?
— Пару лет назад.
— Ничего себе, так недавно? Ну, по крайней мере сейчас вы друзья.
— Да. Он единственный, кому я по-настоящему доверяю. — В голосе Джонни слышится грусть.
— Он действительно единственный, кому ты доверяешь? — Я не могу в это поверить. Это, конечно, просто одна из банальностей, столь любимых знаменитостями. — А как же твоя семья? Родная кровь не водица, все такое.
— У меня нет семьи. Отец – вечный неудачник. Мать умерла. Тетя – сестра моей матери – скончалась от рака груди за два года до матери. Отец был приемным ребенком. Бабушка с дедушкой умерли. У меня они были только с материнской стороны, потому что отец сбежал из дома в пятнадцать лет. Вот и все. Кристиан был мне как брат.
Некоторое время мы сидим в тишине, и я перевариваю услышанное. Мне искренне его жаль.
— Короче, пошло оно все! — внезапно говорит Джонни. — Что это ты делаешь, заставляя меня болтать обо всей этой чепухе? Идем. — Он поднимается и потягивается, глядя на городские огни. Я встаю. Мне хочется сказать ему что-то, что его утешит, но подобрать слова не получается, так что мы молча возвращаемся к мотоциклу, и Джонни везет нас домой.
Кьяра: 02.12.16 09:52
SOLAR: 02.12.16 09:57
alenatara: 02.12.16 10:03
Magdalena: 02.12.16 10:07
Natali-B: 02.12.16 10:11
alenatara: 02.12.16 10:21
Кьяра: 02.12.16 10:25
Magdalena: 02.12.16 10:40