Мэри Бэлоу "Simply Love"

Janina, vetter, Наталья, спасибо!!!!
_________________

Девочки!! Спасибо за новую главу!!
_________________

действительно, очень трогательная глава. Люблю Бэлоу. И не перестану благодарить вас за чудесный перевод.

Спасибо за продолжение!
_________________

Читаю,наслаждаюсь. Спасибо, девочки!

дякую за переклад :ar

 » Глава 10

Дорогие читательницы, спасибо за ваши отзывы. Рада, что вам нравится этот чудесный роман.

Продолжаем...




ГЛАВА 10

Перевод – Janina, редактура – vetter и Наталья


Энн очень сильно ощущала его присутствие с того самого момента, как они вошли в прохладный безмолвный дом, и все то время, пока он показывал ей каждую комнату внизу и на верхних этажах. Энн воспринимала Сиднема Батлера как мужчину, как очень сексуального мужчину, к которому ее собственное женское тело испытывало желание, граничащее с болью.
Она была наполовину напугана этими ощущениями, наполовину - очарована ими.
Во время их поцелуя Энн была очень осторожна, стараясь не прикасаться к его правой стороне. Она буквально физически чувствовала эту его правую сторону, опасаясь, что, в конце концов, не выдержит и прикоснется к ней, подобно тому, как люди, боящиеся высоты, страшатся, что могут спрыгнуть с башни или с утеса.
Однако более всего она боялась не его правой стороны.
Целуя Сида, Энн прекрасно осознавала его мужественность и сексуальность, хотя во время поцелуя его губы оставались неподвижными, а его рука так и не коснулась ее.
Именно его мужественности она боялась больше всего.
Или, точнее, своей собственной ущербной женственности.

- Прекрасный дом, - сказала Энн через некоторое время. - Могу понять, почему вы так к нему привязаны. Великолепные квадратные комнаты с высокими потолками. И окна, наполняющие их светом.
В задней части дома окна смотрели на огород и лесистый склон, а из передних был виден цветник и парк. Со всех сторон дом окружала красота. И вдобавок к этому, всего лишь в миле от него раскинулись во всем своем великолепии море и побережье.
- Я влюбился в этот дом в свой самый первый приезд, - сказал Сид. - Есть места, подобные этому, которые покоряют твое сердце сразу и навсегда, хотя мы и не можем найти своим чувствам рациональное объяснение, в то время как другие места, столь же или даже более привлекательные, не в состоянии этого сделать. Мне очень нравятся Глэнвир и коттедж, в котором я сейчас живу, но они не являются тем домом, который мне нужен.
Энн тоже еще не нашла для себя такого места, хотя у нее было счастливое детство в доме ее родителей в Глостершире, и она воспринимала свой коттедж в Лидмере как благословенное убежище. Она также любила школу Клодии, где жила сейчас. Но все это не было домом. И она снова позавидовала мистеру Батлеру, у которого был Ти Гвин, и понадеялась, что герцог Бьюкасл согласится продать ему этот дом. Ти Гвин было местом, где человек мог пустить корни, которое мог оставить следующим поколениям. Это было место, где можно было стать счастливым, вырастить детей, где каждый мог…
Но мистер Батлер собирался жить здесь один.
И ей здесь жить не суждено. Не было никакого смысла мечтать об этом.
- В доме чувствуется приятная прохлада, - сказал Сиднем, когда они, осмотрев все комнаты, стояли в холле, пол, в котором был выложен плиткой. - Устроим ли мы наш пикник здесь, или вы предпочтете посидеть на лужайке?
- Здесь, - сказала Энн. - Позвольте мне сходить за корзиной.
- Мы принесем ее вместе, - ответил он.
Ей следовало бы предпочесть лужайку, подумала Энн десять минут спустя, когда они устроили свое маленькой пиршество за небольшим столом в утренней комнате. Они действительно перегрелись на солнце. Но снаружи было больше звуков природы, отвлекающих внимание, больше того, на что можно было бы смотреть, чтобы легче было отвлечься от того, что они - мужчина и женщина, находящиеся наедине друг с другом, и что между ними происходит нечто, о чем они оба знают и испытывают от этого чувство неловкости.
А потому в комнате царила напряженная атмосфера.
Повар Сиднема Батлера приготовил для них маленькие пирожки с мясной начинкой, сэндвичи с огурцом и яблочный пирог. А также в корзине нашлись большие ломтики сыра и неизменный лимонад. Энн разложила все это на столе по тарелкам, которые также имелись в корзине. И разлила напиток.
Они поели в тишине, а потом, заговорив, взяли для разговора одну из тех несущественных тем, которую могли бы выбрать для беседы незнакомцы. Они, должно быть, провели целых десять минут, обсуждая, как долго, по их мнению, продлится жаркая солнечная погода.
- В прошлое воскресенье после службы я слышал, как один член церковного прихода заметил кому-то еще, - сказал Сид с блеском в глазу, - что все мы обречены страдать из-за яркого солнца и жары, так же, как потом будем страдать из-за ужасной погоды. Вечный пессимист, я бы сказал.
Энн тогда тоже была там с ним.
- Но все эти люди говорили на валлийском, - заметила Энн.
Мгновение он казался озадаченным.
- Ну, конечно, - ответил Сиднем. - Вероятно, я понимаю по-валлийски больше, чем предполагал. Господи, скоро я буду полноценным валлийцем. Стану играть на арфе. Но нет. - Он бросил взгляд вниз на свой пустой рукав. - Вероятно, играть я все-таки не буду.
Они оба рассмеялись, и часть напряженности рассеялась.
Наконец она заговорила о доме.
- Если он станет вашим, вы сохраните здесь все без изменений?
Дом был полностью меблирован.
- На какое-то время - да, - Сид Батлер, откинулся на спинку стула, а Энн убирала остатки их пикника обратно в корзину.
Наведя порядок, она пересекла комнату и встала у окна.
- Я влюбился в это место именно в том его виде, в котором оно существует, и было бы глупо сразу же что-то здесь менять только потому, что у меня имеются на это средства. Если бы я что и изменил, то постепенно, сначала убедившись, что мне хочется чего-то другого. Например, преобладающие в холле коричневые цвета покажутся довольно мрачными в серые зимние дни. Возможно, я поменяю их в первую очередь.
Энн посмотрела на пасущихся на лугу овец и почувствовала, как боль смутной тоски сдавила ей грудь. Может быть, она хотела увидеть этот холл, когда его переделают? И была уверена, что никогда этого не увидит?
- А что бы вы изменили здесь, если бы этот дом был вашим? - спросил Сиднем.
- Не особенно много, - ответила Энн. - Дом обставлен со вкусом. Но, возможно, я заменила бы красный цвет в убранстве этой комнаты на лимонно-желтый. Это - утренняя комната, с окнами, выходящими на восток и юг. Тогда в ней можно было бы начинать день с солнечным настроением даже в ненастный январский день.
- Пожалуй, - с тихим смехом сказал Сид, - я сменю цвета этой комнаты на лимонно-желтые. Если этот дом когда-нибудь станет моим.
Она почувствовала, как он подошел и встал позади нее, с правой стороны. Энн повернула голову и улыбнулась ему, и тут же обнаружила, что он находится гораздо ближе, нежели она предполагала. Энн сглотнула и повернулась обратно к окну. Но на этот раз не было утеса, на который можно было вскарабкаться или холма, чтобы сбежать вниз и разрушить возникшую напряженность.
- Вы, должно быть, с нетерпением ожидаете возвращения в Бат, - сказал Сиднем.
- Да.
Повисшая тишина вибрировала от напряжения.
- А вы, вероятно, с нетерпением ожидаете возвращения к своей спокойной жизни в Глэнвир, - сказала Энн.
- Да.
И вновь наступила такая тишина, что даже дышать казалось неприличным, поскольку дыхание было слышно.
Энн решительно повернулась к нему лицом. Она подумала, что Сиднем мог бы отступить на шаг назад, так как сама она не могла этого сделать из-за окна за спиной, но он не двинулся с места.
- Я хочу, чтобы вы знали, - сказала Энн, - что вы не уродливы. Я знаю, что вы видите, как иногда люди вздрагивают, когда впервые видят вас. По правде говоря, я и сама сбежала, впервые увидев вас. Но это потому, что люди сразу же понимают, что вы прошли через нечто невообразимо мучительное, и что вы никогда не освободитесь от этих воспоминаний. Когда же люди видят вас во второй, третий и в тридцать третий раз, то они больше не обращают на это внимания. Вы - это вы, и ваша сущность ясно видна сквозь внешнюю оболочку.
Энн чрезвычайно смутилась, и ей захотелось, чтобы он отодвинулся назад или отвернулся.
- Мне хочется, - произнес Сид, - чтобы мы не жили в обществе, готовом осудить человека из-за одного единственного факта, имеющего отношение к его жизни. Мне хочется, чтобы вас не осуждали на основании того обстоятельства, в котором, кстати, нет никакой вашей вины, что вы - женщина, родившая ребенка вне брака. Я хотел бы, чтобы вы не были одиноки.
- О, я и не одинока, - запротестовала Энн, чувствуя, как жар приливает к ее щекам. - У меня есть друзья. Есть мой сын. Есть…
- Слишком поздно. Вы признались мне несколько недель назад, что одиноки.
Сразу же после того, как он сам признался ей в своем одиночестве. Она затаила дыхание.
- В течение десяти лет, - продолжил Сиднем, - в вашей жизни не было мужчины просто потому, что один мерзавец изнасиловал вас и разрушил ваши мечты, прежде чем успел умереть. Это опустошающее чувство, не так ли, знать, что к тебе никто не прикоснется, в то время как ты желаешь прикосновений?
Дело обстоит даже хуже, подумала Энн, она боится этих прикосновений. Но вслух ничего не сказала. Ведь, возможно же, что существует путь, способный развеять ее страхи. Возможно, существует.
Она закрыла глаза и тяжело сглотнула.
- Вы - весьма прикасаемы.
- Так же, как и вы.
- Я буду… вспоминать вас после того, как уеду отсюда.
- А я вас.
Она вновь сглотнула. Он пристально смотрел на нее. Внезапно Энн крепко зажмурилась и собрала всю свою безрассудную храбрость.
- Я больше не хочу быть одинокой, - почти шепотом произнесла Энн. - И я не хочу, чтобы вы были одиноки.
Ее глаза оставались закрытыми, пока он не ответил. Его голос был таким же тихим, как и ее собственный.
- Я не могу утешить вас, Энн, - произнес он. - Возможно, вы можете смотреть на меня без отвращения, но… мы говорим о близости. Я не могу причинить вам этим боль.
Она открыла глаза и посмотрела на него. Как она может узнать, прав ли он? Как она может узнать, на что это будет похоже - ощутить прикосновения мужчины, особенно этого мужчины?
Энн подняла руку, чтобы прикоснуться к правой стороне его лица, но вместо этого положила руку ему на плечо. И в этот момент она задумалась о том, какие еще уродства скрываются под его одеждой. Но в ней имелось нечто более сильное, чем физическое нежелание дотрагиваться до него, или нежелание самой испытать прикосновения.
Жизнь, поняла она, очень часто заключалась в том, чтобы решительно и непреклонно предотвратить боль - собственную, или других людей. Но иногда боль следовало принять или даже причинить, так, чтобы можно было, пройдя через нее, оставить ее позади. В противном случае эта боль просто разрушит человека.
- Я тоже вызываю у людей чувство отвращения, - сказала Энн. - Я была изнасилована. Родила ребенка, не будучи замужем за его отцом. Я не добродетельная женщина. Я встречала людей, начинавших испытывать ко мне отвращение, когда им становилась известна эта правда.
- Энн, - произнес Сиднем. Она увидела в его глазу блеск непролитых слез. - Ох, Энн, нет. Вы понимаете, что могут быть те же самые последствия. Хотя, я, конечно же, женюсь на вас. Вообразите, какая чудовищная судьба ждет вас в этом случае.
- Нет, - возразила Энн. - Вы себя недооцениваете.
- Вы не можете притворяться, - сказал Сид, - что хотели бы быть связанной со мной на всю жизнь.
Она не говорила и даже не думала о браке. Или, - как же это глупо, - о том, что она опять может забеременеть. Энн не желала думать ни о чем подобном. Но к этому времени на следующей неделе она уже вернется в Бат с Дэвидом, возобновит свою старую жизнь и служебные обязанности в школе, хотя время каникул еще не окончилось. А мистер Батлер останется здесь, один, ведь все остальные тоже уедут.
Он будет совершенно один.
И она тоже будет одинока, даже окруженная другими людьми, друзьями.
Но сегодня, сейчас, у них есть время.
- Я точно не хочу больше быть одинокой, - вновь произнесла Энн. - И я не хочу, чтобы вы были одиноки. Я хочу, чтобы у меня осталось воспоминание об этом прекрасном дне и обо всем этом месяце, проведенном здесь.
- Энн, - произнес он. - Энн.
Только сейчас она осознала, что Сиднем зовет ее по имени. Это согрело ей сердце - ее имя, произнесенное им.
А потом Сид поднял руку и прижал свою ладонь к ее щеке, его пальцы дотронулись до ее волос. Она склонилась к его руке и вновь закрыла глаза.
- Простите меня, - сказала Энн. - Пожалуйста, простите меня. Я стою здесь и пытаюсь соблазнить вас, подтверждая тем самым, что я именно такая, как многие обо мне говорят.
И он тут же продемонстрировал то, в чем Энн уже убедилась ранее, то, что его левая рука была столь же сильна, как обе руки вместе у многих других мужчин. Он обхватил ее за талию и сильно притянул к себе, издав при этом звук, очень похожий на рычание. Энн стояла, тесно прижатая к нему, ее лицо уткнулось в его левое плечо.
- Здесь нет никакого обольщения, - произнес Сид Батлер низким голосом возле ее уха. - Нет с обеих сторон. О Господи, Энн, вы должны знать, что я хочу вас столь же сильно, насколько, возможно, вы хотите меня. И я тоже не желаю больше быть одиноким. Так давайте избавим друг друга от одиночества, хотя бы на сегодняшний день. Пусть сегодня все будет прекрасно.
Она обняла его за талию.
Прекрасно.
...сегодня все будет прекрасно.
Пожалуйста, Господи. Пожалуйста.

***

Стены хозяйской спальни были отделаны зеленой парчой и позолоченными бордюрами вдоль высокого потолка. Тяжелые бордовые бархатные шторы висели по обеим сторонам длинного окна от фриза до пола. Огромная кровать под балдахином была завешена полосатыми портьерами бордового и зеленого цветов. Такого же цвета покрывало лежало на кровати. Большая часть пола была покрыта персидским ковром. Картины с изображениями лошадей в тяжелых позолоченных рамах украшали стены.
Эта комната не была прелестной, но как отметила Энн во время общего осмотра дома, она имела характер. Это действительно была хозяйская спальня. Она являлась тем местом, где мистер Батлер непременно станет спать, если приобретет Ти Гвин, подумала Энн.
Окно спальни выходило на луг и рощу за ним на противоположном склоне. Сейчас из него Энн разглядела вдали деревянные ворота с пятью перекладинами и перелаз.
Перелаз - то самое место, где все началось.
Она слегка дрожала, но не позволяла своим мыслям говорить с нею слишком громко. Тем не менее, Энн знала, что это было именно то, чего она хотела и в то же время страшилась почти с самого начала их знакомства. Возможно, с того самого момента, как они признались друг другу в своем одиночестве.
Именно обоюдное одиночество подталкивало их сейчас вперед. Конечно, это не самый плохой мотив, для того, что они собираются сделать. Есть определенное сострадание в разделении и облегчении чьего-либо одиночества. И определенная нежность.
Энн испытывала огромную нежность по отношению к Сиднему Батлеру, который выказал почти немыслимое мужество и выстрадал так много, но все же восстановил свою жизнь с решимостью и чувством собственного достоинства, несмотря на то, что считал себя неполноценным.
Теперь она сможет прикоснуться к нему и доказать, как он ошибается на свой счет. И он сможет прикоснуться к ней, и Энн вновь почувствует себя желанной женщиной. Возможно.
Пожалуйста, Господи.
Она обернулась, услышав, что Сиднем закрыл дверь, и неуверенно на него посмотрела. Но ее решимость не ослабла за время пути от утренней комнаты до спальни. Энн действительно хотела его так, что слабели колени.
- Пожалуйста, - произнес Сид, улыбаясь ей и сокращая расстояние между ними, - можно мне распустить ваши волосы? Полагаю, что своими двумя руками вы можете сделать это в десять раз быстрее, но можно это сделаю я?
Она улыбнулась и тихо стояла, пока его пальцы неловко нащупывали шпильки, поддерживающие ее волосы. Энн преднамеренно смотрела ему в лицо, пока работала его рука. Энн осознала, что не имеет ни малейшего представления о том, что скрывается за черной повязкой на глазу Сида. Но она вновь была поражена чрезвычайной красотой левой половины его лица. Ему было двадцать восемь лет - на один год меньше, чем ей. Энн подумала, что, возможно, он никогда не был бы повесой, даже, если бы этого с ним не случилось. Он был серьезным, спокойным и нежным мужчиной. К настоящему времени он мог бы быть уже женат на женщине с красотой и социальным положением под стать его собственным. Мог бы иметь детей. У него могла бы быть семья, которая жила бы с ним в Ти Гвин.
Но нет. Он бы никогда не приехал в Уэльс, если бы не отправился на Полуостров, вопреки советам всех тех, кто его знал и любил.
И она бы никогда с ним не встретилась.
А если бы ее не изнасиловали, к настоящему моменту она была бы замужем за Генри Арнольдом и жила бы в Глостершире. И она бы не стояла в хозяйской спальне Ти Гвин с волосами, распущенными одноруким мужчиной, который стал ей удивительно дорог.
Как причудливы пути судьбы.
Хватит об этом, подумала Энн, когда ее волосы каскадом устремились вниз на плечи, а Сиднем, не отрывая от Энн взгляда, положил ее шпильки на стол.
Мысли Энн пришли в смятение, и она почувствовала себя ужасно уязвимой не потому, что не верила в собственную красоту, а совсем наоборот. Красота могла сделать зрителя слепым ко всему остальному, даже к личным качествам человека. А она видела во взгляде Сиднема, что он считает ее красивой.
«Я - Энн, - хотелось крикнуть ей. - Пожалуйста, не забывай, что я - Энн».
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не называй мои волосы моим главным украшением».
Сиднем наклонился к ней и поцеловал, не разжимая губ. Желание пронзило Энн, словно удар молнии, колени ее ослабли. И вместе с желанием вернулась одна мысль.
«Все будет хорошо. Обязательно будет».
- Энн, - прошептал Сиднем так тихо, что она его едва услышала.
И тут он отвернулся, снял свой сюртук и присел на край кровати, чтобы стащить сапоги. Сделать это одной рукой было трудно, она видела это. Его камердинер. Конечно же, дома это делает камердинер. Энн не знала, следует ли ей предложить свою помощь, но делать этого не стала, и Сиднем справился сам. Энн догадалась, что он справляется с большинством задач, которые человек с двумя руками счел бы невыполнимыми для однорукого.
Правый рукав его рубашки был прикреплен к ее боковине, так же, как и рукав сюртука.
Она напряженно ждала.
Но когда Сид опять встал, то откинул покрывало и повернулся, чтобы протянуть ей руку. Энн поняла, что он не намерен раздеваться дальше.
- Энн, - произнес он. - Вы снимите свое платье самостоятельно? У меня бы это заняло слишком много времени.
Он наблюдал за нею, пока Энн не осталась перед ним в одной сорочке и чулках. Она присела на кровать, чтобы снять их, но Сиднем встал перед нею на колени и сам по одному снял чулки с ее ног.
- Ах, - сказал Сид, сидя на пятках и пристально глядя на нее, после того как справился со своей задачей. - Вы невероятно красивы, Энн. Я сожалею. Мне очень жаль…
- Нет. – Энн наклонилась к Сиднему и положила руки ему на плечи, а ее волосы упали вперед, окутывая их лица. - Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, пожалуйста, нет. Я бы никогда не встретилась с вами, если бы вы были другим. Сейчас меня не было бы здесь с вами. И меня не было бы здесь, если бы я была другой. Я хочу быть здесь с вами. И если вы скажете, что вам жаль, тогда мне тоже придется это сказать. А я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас испытывал сегодня сожаление.
- Энн, - сказал он, - я не очень опытен. И у меня совсем не было никакого опыта с тех пор как…
Было нечто успокаивающее в том, что он ощущал неуверенность и беспокойство, так же как и она. Возможно, именно поэтому она нашла в себе смелость зайти настолько далеко.
- Я тоже не слишком опытна, - улыбнулась ему Энн.
Сиднем преодолел расстояние между их губами и поцеловал Энн. И на этот раз его поцелуй был более глубоким. Он прильнул к ее рту, лаская своим языком ее губы до тех пор, пока Энн не разжала губы, и его язык скользнул в теплоту ее рта. Энн обняла его за шею, запутавшись пальцами в его волосах. Из ее горла вырвался стон радости.
А возможно это он издал тот звук.
- Лягте, - приподняв голову, прошептал Сид у ее рта. - Снимите свою сорочку. Но только, если вам это не доставит неудобства.
Энн сняла через голову сорочку и улеглась, отодвинувшись от края так, чтобы Сиднем мог лечь рядом с нею. Удивительно, но она не чувствовала неловкости, хотя Сид стоял и в течение нескольких мгновений разглядывал ее. Он назвал Энн красивой, и он желал ее. Но он также назвал ее по имени, и каким-то образом, по выражению его глаза, Энн поняла, что хотя в нем и было желание, но это именно ее он видел, а не просто ее чувственную красоту. Под его пристальным взглядом она могла быть самой собой.
Во всяком случае, это было новым для нее опытом. Раньше она никогда не представала обнаженной перед мужчиной.
Она трепетала от желания.
Сид лег на правый бок лицом к ней, и его рука двинулась к Энн: теплая, нежная и дрожащая. С улыбкой Энн повернулась к нему и погладила одной рукой поверх одежды его левую сторону.
Он весь был сплошная теплая, мускулистая мужественность. Энн прошлась по мускулам его руки и плеча, по напряженным мускулам его спины. Энн почувствовала мускулы на его ягодицах, когда прикоснулась к ним рукой, глаза ее закрылись, и она облизнула губы. Своими большим и указательным пальцами он изысканно ласкал ее соски, вначале на одной ее груди, а потом на второй.
Странно, но его одетое, прижимающееся к ее обнаженной коже тело возбуждало ее ничуть не меньше, чем, если бы он тоже был обнажен. А возможно, даже больше.
Желание, пульсирующее промеж ее бедер, было горячим и острым. Энн придвинулась к нему еще ближе, прижавшись грудью к его рубашке, в то время как его рука передвинулась ниже, скользнула между ее ног, нашла там ноющее местечко и приласкала его.
Сиднем прижался губами к ее губам, а его язык вновь проник ей в рот, медленно прикоснулся к ее языку, а потом начал исследовать ее небо.
- Повернитесь для меня на спину, - прошептал он, слегка касаясь ее губ.
Энн поняла, что он расстегнул свои панталоны и откидывает их передний клапан.
Энн почти забыла об его увечье, когда Сиднем улегся на нее сверху, и его ноги стали нажимать на ее ноги, широко раздвигая их. Она обвила ногами его мощные бедра, покрытые теплой тканью панталон. Его вес был слишком тяжел для нее. Энн почувствовала его присутствие вблизи входа в ее чувствительное лоно и обхватила руками его ягодицы, а он скользнул рукой к ее лону.
Сиднем вошел в нее одним медленным уверенным глубоким толчком.
Воспоминания затопили каждый дюйм ее тела.
Энн не боролась с ним. Она не кричала и не пыталась оттолкнуть его. Ее разум ожесточенно пытался осознать различные сигналы, которые ее тело посылало ему. Ее разум говорил Энн, что мужчина, находящийся в ней - это Сиднем Батлер, что это происходит потому, что они оба этого хотели, что до момента вторжения в ее тело, она была полна изумления и удовольствия, и что она сама желала большего.
Энн осознала, что его тело стало твёрдым от напряжения и тяжелым. Он находился глубоко в ней и был неподвижен.
- Энн, - произнес он, - Энн?
- Сиднем, - она еще никогда до этого не называла его по имени, даже мысленно. Но сейчас это спасло ее, - знание того, что это был именно он. - Сиднем, все в порядке. Все хорошо. Не останавливайся.
Она потянулась к его рукам, пока внезапно не осознала, что с правой стороны у него не было руки.
Но в этот момент он начал двигаться в ней, то выходя из нее, то вновь глубоко погружаясь, гладкий и твердый он скользил по атласной поверхности ее лона.
Все это было ужасно, ужасно чувственно и невыносимо сокровенно.
Ее тело и разум боролись между собой: оба выиграли, и оба проиграли. Энн знала, что это был Сиднем, осознавала красоту того, что он делал с нею, она все еще отчаянно этого хотела. Она расслабилась и раскрылась для него.
И все же физически, сексуально она не ощущала ничего. Ни ужаса. Ни удовольствия. Только психологическое удовлетворение от того, что это вновь произошло с нею, и возможно теперь воспоминания об этом соитии вытеснят воспоминания о том, прошлом.
Его левая рука взяла правую руку Энн, их пальцы переплелись. Сиднем поднял их соединенные руки над ее головой, сам продолжая двигаться в ней еще в течение нескольких минут, пока, наконец, не выдохнул возле ее лица, и Энн ощутила горячую жидкость, хлынувшую в ее лоно.
Его пальцы ослабили свою хватку.
И ей захотелось расплакаться. Это было прекрасно, хотя она и не ухватила всей сути этой красоты. Это было сокровенно, даже если она и спряталась от произошедшего где-то глубоко внутри себя. Вероятно, она участвовала в чем-то большем, нежели просто соединение их тел, но все еще ощущала себя очень отстраненной от него.
Почти сразу же он неловко скатился с нее и, отвернувшись, сел на краю кровати. Сиднем застегнул клапан своих панталон, поднялся с кровати и пересек комнату по направлению к окну, где остановился, не поворачиваясь к ней лицом.
Он действительно красив, подумала Энн, глядя на его широкие плечи, узкую талию, упругие ягодицы, длинные мускулистые ноги. И он только что был внутри ее тела. Занимался с ней любовью.
И он знал, что она не получила от этого удовольствия.
Энн понимала, какую причину он приведет себе в качестве объяснения.
Она открыла рот, чтобы заверить его, что все было не так уж плохо, и что его физические дефекты не сыграли никакой роли в том, что она не получила удовольствия.
Но как ей произнести это вслух? Какое утешение принесут ее слова?
И может ли она сказать ему правду, что тень другого мужчины встала между ними в момент их соединения, что в тот момент она испытывала такое отвращение, что почти боролась с Сидом, охваченная безумной паникой.
Разве может она сказать, что на какое-то мгновение Сиднем стал для нее Альбертом Мором?
Что она может ему сказать?
И она не сказала ничего. В конце концов, она не боролась с ним, не сказала и не сделала ничего такого, что раскрыло бы ее отвращение. И Энн сказала ему заранее, что совсем неопытна.
Возможно, для него их занятие любовью продемонстрировало этот факт, и ничего больше.
Но ей так хотелось, чтобы этот день был прекрасен.
Она так хотела…
О, Господи, как же она хотела!
_________________

спасибо огромное

Большое спасибо за замечательную работу!!!

Спасибо!
_________________

Девочки, спасибо за перевод!!! Очень проникновенная глава. [img][/img]
_________________

Жду с нетерпением продолжения!!! Девочке все-все молодцы)))))

Да, роман интригующий и жутко трогательный! Согласна со всеми
_________________

 » Глава 11

ГЛАВА 11

Перевод – KattyK, редактура – Janina и Наталья


Сиднем стоял, уставившись в окно. Вечер еще не наступил. Вероятно, прошло не более получаса с тех пор, как они сюда поднялись. Сид не знал, спала ли Энн Джуэлл на кровати позади него. Он не решался посмотреть. Но сомневался в этом.
Он чувствовал себя сексуально удовлетворенным, и это должно было быть чудесным после столь долгого воздержания. Вместо этого Сиднему испытывал чувство ужасного поражения. Не то, чтобы его сексуальные навыки никуда не годились, предположил он, да еще для практически невинной женщины. Нет, что-то другое заставило ее отпрянуть именно тогда, когда они достигли полной близости.
Ожидал ли он, что Энн Джуэлл посчитает его красивым, что она найдет это красивым?
Разве он не понимал, что после того, как она поцеловала его в беседке, увитой розами, Энн набиралась решимости проявить к нему сострадание, пытаясь убедить, что в ее глазах он был нормальным мужчиной? Разве он не осознавал, что она предложила себя по причине своего ужасного одиночества? Много лет тому назад она должна была выйти замуж за мужчину по своему собственному выбору, но не зависящие от нее обстоятельства сделали ее практически непригодной для брака.
Вероятно, подумал Сид, они оба получили то, что заслуживали от этого опрометчивого завершения их совместно проведенного дня, да и всего их знакомства. Одиночество не было достаточно веской причиной для того, что они сделали вместе. Ни у одного из них не имелось постоянных отношений или каких-либо обязательств. И все же их попытка потерпела крах.
Только что это стало крайне очевидным.
Как бы он хотел, чтобы данный предмет не подвергался проверке.
Слишком поздно Сиднем понял, что секс не избавляет от одиночества. Вероятнее, он даже усугубляет его. Сид подозревал, что последующие несколько дней в полной мере подтвердят эту истину.
Ему не хотелось поворачивать голову, чтобы взглянуть на Энн. Он боялся обнаружить, что Энн Джуэлл, его подруга и наперсница, женщина, в которую, как он полагал, он позволил себе влюбиться за прошедшие несколько недель, исчезла. А на ее месте появилась незнакомка, рядом с которой он почувствовал бы себя неловко, потому что у них была близость, хотя на самом деле никакой настоящей близости между ними не было.
А завтра она и в самом деле исчезнет - она уедет. И когда он снова вернется сюда, то зайдет в эту комнату и просто постоит у окна, стараясь представить, что стоит ему только обернуться, и он обнаружит Энн, спящую на кровати.
А может, и нет. Возможно, он будет стоять здесь, желая только одного: забыть, что когда-то она была с ним в Ти Гвин.
Сид оглянулся. Энн лежала под простынями, которые открывали ее руки и плечи. Ее великолепные волосы цвета меда раскинулись в сияющем беспорядке по подушке, окружая голову и прикрывая плечи. Ее главное украшение, подумал Сид, но не произнес этого вслух. Это было бы слишком банально. И в любом случае, время для таких слов прошло.
Энн пристально смотрела на него с непроницаемым выражением лица. Вероятно, она надеялась, что Сиднем не заметил, что их близость не принесла ей удовлетворения.
Он улыбнулся и произнес то, что не собирался говорить, но, то что непременно следовало сказать если не сейчас, то позже.
− Если хотите, Энн, мы поженимся.
Это не очень-то походило на предложение руки и сердца. Сид понял это, как только произнес эти слова. Но как он мог спросить ее по-другому? Разве мог обременить ее своим признанием, рассказав о своих чувствах, которые, без сомнения, смутят и испугают ее? Меньше всего ему нужна была ее жалость.
Я в состоянии содержать вас, − добавил Сиднем, − и вашего сына. Полагаю, что это хорошая идея. Не так ли?
И тут до него с ужасающей ясностью дошло, что, это возможно, наихудшая идея на свете.
Энн долго смотрела на него, прежде чем ответить.
− Я считаю, − сказала она, − что дружба, физическая потребность и некоторое взаимное влечение достаточно оправдывают то, что мы только что сделали. Но все это не является достаточным основанием для брака.
− Неужели? − он почувствовал глубокую печаль и громадное чувство облегчения. − Даже дружба? Разве не считается желательным, чтобы муж и жена нравились друг другу и могли свободно беседовать между собой? И смеяться вместе?
− Да, согласилась Энн. − Но должно быть что-то еще, помимо этого.
Любовь? Данным словом слишком злоупотребляли, и значение его было слишком неопределенным. Что же оно значило? Но он не думал, что Энн имела в виду любовь. Между мужем и женой должно присутствовать физическое притяжение, - именно это она подразумевала. Или, по крайней мере, не должно быть явного отвращения.
Для нее было невозможным выйти замуж и делить с ним постель всю оставшуюся жизнь. Но он всегда знал, что это будет невозможным для любой женщины.
Скажи Энн «да» на его осторожное предложение, он бы поспешил со свадебными планами. Если бы только она выглядела так, словно хотела сказать «да», Сид рассказал бы ей о своих чувствах, заверив, что не просто сделал ей предложение из соображений чести, из-за того, что они переспали. Тогда бы он сделал предложение, как следовало.
Но она не сказала «да», отказала, не сомневаясь.
И в какой-то мере он почувствовал облегчение. После приезда в Глэнвир, Сиднем практически отказался от личной жизни, и в целом такое положение вещей его устраивало.
Сиднем снова улыбнулся.
− Тогда я не буду больше говорить об этом. Но, пожалуйста, обещайте мне, Энн, что немедленно сообщите, если по возвращении в Бат обнаружите, что ждете ребенка. И вы должны дать слово, что в этом случае позволите мне жениться на вас.

Энн молча смотрела на него.
Обещаете? − повторил он.
Она кивнула.
Возможно, ему следовало спросить по-другому, запоздало подумал Сид, наклонившись, чтобы подобрать сюртук и, сунув его подмышку, поднять свои сапоги. Возможно, ему следовало вложить больше души в свое предложение и верить, что Энн примет его не из жалости. Но сейчас было слишком поздно. Он спросил, и она отказалась.
Да, секс действительно делал одиночество еще более горьким. Он уже ощущал свое как острую боль.
Я оставлю вас, чтобы вы могли одеться, − произнес Сид, прихватив свою одежду и направляясь к двери. Ему, естественно, пришлось положить свои сапоги на пол, чтобы открыть дверь. − Увидимся внизу.
− Спасибо, − сказала Энн.

Они возвращались назад той же дорогой. Небо все так же было безоблачным, жарко припекало послеполуденное солнце.
Энн, как ни странно, испытывала приятные ощущения после занятий любовью: легкую слабость, чувствительность грудей и внутренней поверхности бедер и почти болезненную пульсацию внутри. Она попыталась сконцентрироваться только на красоте того, что произошло. Это было прекрасно, бесспорно прекрасно.
Это должно было стать идеальным завершением идеального дня и всего идеального месяца.
Изгиб дороги заставил Энн качнуться в сторону, и она прижалась рукой к Сиднему. Восстановив между ними некоторое расстояние, Энн посмотрела на сидевшего рядом мужчину. Она разглядывала левую сторону его лица, которая была невероятно красивой, хотя, по правде говоря, Энн больше не считала его правую сторону уродливой. Как она сказала ему ранее, это было просто его особенностью.
− Надеюсь, что погода останется такой же хорошей и во время вашего возвращения домой, − заметил он.
− Да.
Неужели они снова вернулись к разговорам о погоде?
Завтра в это же самое время она будет уже далеко от Глэнвир.
От паники у нее сжалось все внутри.
Энн не отводила от него глаз. Она знала, что в последующие дни, пока воспоминания не поблекнут, что неотвратимо случится, она будет отчаянно пытаться вспомнить то, как он выглядел в этот момент, и столь же отчаянно будет стараться уверить себя, что все произошедшее между ними было таким же прекрасным, как ей запомнилось.
И, кроме того, они были друзьями, подумала Энн, а дружба была очень ценной вещью.
Ей не стоило предлагать себя Сиднему сегодня днем. Это было ужасной ошибкой. Одиночества, сострадания и даже сексуальной потребности – всего этого недостаточно. И она все еще не могла заставить себя попытаться объясниться с ним. Энн полагала, что это только все ухудшит. Кроме того, ни один из них не сказал, что это не было превосходно. Может быть, для него это было так.
Она отказалась выйти за него замуж, напомнила себе Энн. Отказала мужчине, который ей нравился, к которому испытывала чувства уважения и восхищения. Более того - мужчине, который был в состоянии обеспечить ей комфорт. Ей, полагавшей, что ни один мужчина никогда не предложит ей замужества. Почему же она сказала «нет»?
«Если хотите, Энн, мы поженимся».
Учтивые слова, произнесенные с добротой и почтительностью, потому что они переспали.
Но он не хотел жениться на ней.
И Энн не могла выйти за него, даже если бы он и хотел жениться, как, впрочем, и ни за кого другого. Энн все еще была слишком ранена прошлым. Любой намек на близость заставлял ее замыкаться в себе, там, где она была в безопасности от своих эмоций.
Она не могла навязать Сиднему ледяной айсберг, которым было ее тело. Он заслуживал большего.
Одной дружбы было недостаточно. Только любовь могла бы… но Энн не знала, что такое любовь, не сексуальная, а хотя бы супружеская. На мгновение прикрыв глаза, Энн вспомнила, что однажды сказала леди Росторн на скалах.
«Настоящая суть вещей находится глубоко внутри, и она всегда прекрасна, поскольку это - просто любовь».Но Энн не верила в любовь. Любовь постоянно разочаровывала ее. Генри Арнольд, ее мать, отец, сестра... Любовь Энн к своей ученице Пру Мор стала причиной трагедии. Любовь причиняла только боль. Энн боялась полюбить Сиднема или быть им любимой. Так что хорошо, что вопрос о любви даже не возник между ними.
− Энн, − мягко произнес он, возвращая ее блуждающее сознание к реальности, − возможно, завтра утром вы передумаете. Могу ли я еще раз спросить вас прежде, чем уедете?
− Нет, − ответила она. И посмотрев вперед, увидела приближающуюся деревню. − Это был прекрасный день, не так ли, Сиднем? Давайте просто помнить его и быть благодарными за то, что он был.
Закрыть его в бутылке, поместить в клетку, спрятав подальше со всеми его недостатками и утерянными возможностями.− День был приятным, − согласился Сид. - Но, пожалуйста, обещайте мне, Энн, что немедленно сообщите, если по возвращении в Бат обнаружите, что ждете ребенка. И вы должны дать слово, что в этом случае позволите мне жениться на вас.
Энн улыбнулась, когда они въехали в деревню, и Сиднем поздоровался с пожилым селянином, который сидел с трубкой на старом стуле возле двери своего коттеджа.
− Вы говорите по-валлийски, − заметила Энн, когда они поехали дальше.
− Да. − Усмехнувшись, Сид взглянул на нее. − Я пожелал ему доброго дня - prynhawn da и спросил, как поживают он, его дочь и зять. Вы удивлены?
− Весьма, − ответила Энн.
Они рассмеялись.
И Энн вдруг ясно осознала, что будет скучать не только по Сиду. Она будет скучать по этим местам. По Уэльсу. Ее совсем не удивляло, что Уэльс стал Сиду домом, и что он намеревался провести остаток жизни именно здесь.
Энн завидовала ему.
Возможно, если бы…
Нет, нет, она не будет даже думать об этом.
Но, ох, как же она будет скучать по нему! И внезапно ей захотелось, чтобы они вернулись назад в Ти Гвин и исправили то, что пошло не так. Но ее ожидало только то будущее, в котором не было ничего, что они могли бы разделить. И это было мучительно. Энн хотелось иметь возможность, щелкнув пальцами, перенестись на две недели вперед, чтобы боль от завтрашнего отъезда осталась далеко позади.
Она повернула голову, чтобы вновь созерцать его профиль, дабы лучше запечатлеть его в своей памяти.
Сиднем направил двуколку прямо к конюшням. Остальные еще не вернулись со своей экскурсии, сообщил им грум.
И вместо того, чтобы пройти пешком короткое расстояние до дома и расстаться друг с другом, они направились прочь от дома и бессознательно вышли к холму, на который взбирались в ночь деревенских танцев. Теперь они снова вскарабкались туда и встали на вершине, глядя на глубокую синеву моря, в то время как земля купалась в золотом сиянии солнца, уже начавшего склоняться к западу.
Они стояли в паре футов друг от друга, двое дружелюбных незнакомцев занимались любовью около часа тому назад.
Это было ошибкой, но у них не оставалось времени, чтобы вместе сожалеть об этом.
Сид услышал, как она сглотнула. Слышал, как что-то булькнуло в ее горле. И он знал, что хотя Энн и испытала разочарование от их близости, тем не менее, он ей нравился, и ей будет нелегко расстаться с ним. Энн была его другом, что само по себе было весьма ценным даром.
− Я буду скучать по вам, − сказал Сид.
− Да, − ее голос звучал ровно, но более резко, чем обычно. − Вы знаете, что я не хотела приезжать. Мне казалось ужасно вызывающим приехать по приглашению одной лишь леди Холлмер. Когда наш экипаж приближался к Глэнвир, я была готова сделать все что угодно, лишь бы вернуться обратно в Бат. Но сейчас мне очень тяжело уезжать отсюда.
Ей не обязательно было уезжать. Энн могла остаться здесь с ним на всю оставшуюся жизнь. Но он не стал произносить этого вслух. Сид знал, что это невозможно. Энн уже сделала свой выбор в Ти Гвин. Она сказала «нет».
− Возможно, − сказал Сиднем, − вы вернетесь на следующий год.
− Возможно, − согласилась Энн.
Но оба знали, что она не вернется. Знали, что если завтра Энн уедет, то они никогда не увидятся вновь.
И если они действительно были просто друзьями, если только одиночество свело их вместе, то тогда расставание не будет иметь никакого значения. Совсем никакого. Они быстро все забудут и вернут свои жизни в привычную колею.
Но Сид знал, что он не забудет.
Потеря Энн Джуэлл будет одним из самых мучительных переживаний в его жизни.
Сид потянулся к ее руке, их пальцы переплелись и крепко сжались.
− Я рад, что познакомился с вами, Энн Джуэлл, − сказал он.
− Я тоже рада нашему знакомству, Сиднем Батлер.
Сид повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и они улыбнулись друг другу.
Вероятно, еще можно было… Если бы у нее было время…
Но тут, как раз в то мгновение, когда Сиднем открыл было рот, чтобы что-то сказать, Энн резко вырвала свою руку и указала в сторону подъездной дорожки к дому.
− Они возвращаются, − крикнула Энн. − Я должна быть там, когда приедет Дэвид. Меня весь день не было с ним. Ох, надеюсь, что с ним все в порядке.
Вереница экипажей показалась на подъездной дорожке.
− Идите, − сказал Сиднем. − Вы успеете добраться до террасы, прежде, чем они подъедут.
Энн оглянулась на него.
− Идите, − повторил Сид. − Я вернусь в коттедж короткой дорогой.
Мгновение Энн колебалась, ее лицо выражало нерешительность, а затем развернулась и побежала вниз по склону, как когда-то ночью, когда он бежал рядом, чтобы достичь подножия раньше нее.
И вот теперь Сиднем наблюдал за нею, размышляя, опечален ли он или рад, что обстоятельства помешали ему заговорить, умоляя ее передумать.
Все-таки он рад, решил Сиднем.
Или будет рад к началу следующей недели.
Или в следующем году.
Или в следующей жизни.

К тому времени, как Энн достигла террасы, а первый из экипажей остановился перед дверями, она уже была весьма близка к слезам. Ей отчаянно хотелось увидеть сына, услышать его голос, сжать его в своих объятиях. И все же она сознавала, что только что покинула Сиднема, даже не попрощавшись с ним, и существует вероятность, что больше она его никогда не увидит.
Но она ненавидела прощания. Она их ненавидела. Так было лучше.
Как только Дэвид заметил мать, он выпрыгнул из второго экипажа и помчался к ней со всех ног. Его глаза сверкали, рот не закрывался, а голос звучал втрое громче обычного, почти оглушая. Смеясь, Энн крепко обняла сына и поцеловала в макушку.
− Тебе следовало быть там, мама… кузен Джошуа…ты бы видела, как я …Дэйви…а потом мы…лорд Эйдан…было так весело…кузен Джошуа…Бекки и Марианна испугались винтовых лестниц, и я помог им подняться наверх, и леди Эйдан сказала, что я просто идеальный джентльмен…и Александр…кузен Джошуа и Дэниел…малыши…я бы так хотел, мама, чтобы ты была там и увидела…
Энн снова рассмеялась, когда они поднимались в детскую. Она пропустила большую часть событий, произошедших с Дэвидом за день, но сейчас это не имело никакого значения.
− Похоже на то, − заметила она, − что ты очень хорошо провел время.
− Это был великолепный день, − ответил Дэвид. − Но мне бы очень хотелось, чтобы ты посмотрела на замок, мама. Он бы тебе понравился.
− Я абсолютно уверена, что так бы и было.
− А тебе понравилось там, куда отвез тебя мистер Батлер?
− В Ти Гвин? Да, очень.
− Но лучше бы ты поехала с нами. Ты бы так хорошо провела время…Кузен Джошуа… − и мальчик снова принялся безостановочно болтать.
Было радостно видеть его таким счастливым и оживленным, с бронзовым от солнца лицом.
Но день на природе утомил его. Когда Энн зашла к сыну, после того, как вернувшись к себе, умылась и переоделась для вечера, Дэвид был в комнате один. Он сидел на кровати в ночной рубашке, обняв руками колени. Он выглядел вялым, но счастливым.
− Устал? − поинтересовалась Энн, склоняясь над сыном. Отведя назад прядь его волос, она поцеловала Дэвида в лоб.
− Мы завтра возвращаемся домой, − сказал мальчик.
В ногах кровати стоял его сундук, уже почти уложенный.
При этой мысли Энн почувствовала слабость в коленях и присела на краешек кровати.
− Да, − ответила она. − Нам пора. Мы провели здесь целый месяц.
− Я не понимаю, − обиженно заметил Дэвид. − Почему все должны возвращаться по домам, когда мы так весело проводим здесь время.
− Ну, проблема с веселым времяпрепровождением и состоит в том, − заметила Энн, − что если оно продолжается слишком долго, то перестает быть веселым и становится скучным.
− Нет, такого просто не может быть, − возразил Дэвид.
И, вероятно, он был прав. Кто первый произнес эту сомнительную мудрость?
− Все были там, кроме тебя, мама, - отрывисто сказал мальчик.
Такое дерзкое поведение не было характерным для Дэвида. Энн охватило чувство тревоги и вины.
− Я тебя спрашивала, не против ли ты, если я не поеду, − заметила она, − и ты сказал, что не против. Я бы поехала, если бы…
− И папы остальных тоже были там, − продолжил Дэвид, − кроме отца Дэйви, который умер. Но с ним был его дядя Эйдан, который совсем как папа для него, потому что живет с ним. И они вместе проводят время. Катаются на лошадях, ходят на рыбалку, плавают и много еще чего.
− Ох, Дэвид, − сказала Энн.
− И Дэниел живет вместе с кузеном Джошуа, − продолжил мальчик. − Кузен Джошуа - его папа. Он возит Дэниела в деревню, где мы раньше жили, и катает на рыбацкой лодке. И позволяет Дэниелу кататься на своих плечах и тянуть себя за волосы, и все такое.
− Дэвид.
− У меня же когда-то был папа, не так ли? - спросил Дэвид. - Ты сказала, что «нет», но Дэйви утверждает, что у каждого должен быть папа, даже если он уже умер. А мой папа умер?
Энн прикрыла глаза. Почему все жизненные проблемы должны возникать именно тогда, когда ты меньше всего готов их решать? Она все еще не оправилась от молчаливого прощания с Сиднемом.
Но это было важнее. Энн попыталась сосредоточиться.
Действительно, раньше, всякий раз, когда Дэвид спрашивал ее, почему у него нет отца, она отвечала ему, что он особенный ребенок, у которого есть только мама. И эта мама любит его вдвое больше, чем любая другая мама любит своего ребенка. Это был глупый ответ даже для маленького ребенка, и она всегда знала, что, в конце концов, ей придется придумать что-то более убедительное.
Ей бы только хотелось, чтобы этот вопрос был задан не сегодня вечером.

− Да, Дэвид, − ответила Энн. − Твой папа умер. Он утонул. Плавал ночью и утонул. Я так сожалею.
Она приготовилась к вопросу: «Кем он был?». Но оказалось, что существовала еще одна проблема, интересовавшая мальчика гораздо сильнее.
− Он меня любил? − спросил Дэвид. Его глаза были похожи на большие темные пятна на бледном лице. − Он проводил со мной время?
− Ох, мой дорогой, − сказала Энн, прикоснувшись кончиками пальцев к щеке сына. − Он бы любил тебя больше всех на свете. Но он умер до того, как ты родился.
− Как же тогда он мог быть моим папой? − нахмурившись, спросил мальчик.
− Он... подарил мне тебя, прежде чем умер, − ответила Энн. − И я заботилась о твоей безопасности, пока ты не родился. Я тебе все объясню, когда подрастешь. Но прямо сейчас у тебя слипаются глазки, а завтра будет тяжелый день. Забирайся под одеяло, я расскажу тебе сказку, подоткну одеяло и поцелую на ночь.
Десять минут спустя, Дэвид посмотрел на мать сонными глазами и, вдруг, хитро улыбнулся.
− На самом деле, я рад, что ты не поехала в замок. Теперь я сам обо всем расскажу мистеру Кибблу и экономке, и мисс Мартин.
Энн тихо рассмеялась.
- И про крикет, и катание на лодках, и игры в пиратов, и рисование. Я обещаю, что ты обо всем расскажешь сам. Будет замечательно снова всех увидеть, не так ли?
- Гм, − промычал он в ответ.
И тут же, как все дети, провалился в сон.
Энн сидела возле него, когда, некоторое время спустя, в комнату на цыпочках вошли Дэйви и Александр. Однажды Дэвид задаст те вопросы, которые не задал сегодня, и ей придется отвечать на них. Ей придется рассказать ему про Альберта Мора. Его отца.
Энн задрожала.

Гленис, хлюпая носом, словно они уже долгие годы были госпожой и горничной, настояла, что упакует ее вещи. Поэтому Энн нечем было заняться, кроме как спуститься в гостиную и провести час или два в обществе других гостей. И она будет общительной. Никто не должен заподозрить, что посещение Ти Гвин было для нее чем-то большим, нежели просто приятной дневной прогулкой.
Но всего лишь несколько часов назад, сколько именно - она посчитала на пальцах, она занималась любовью с Сиднемом Батлером, и это было прекрасно. Она знала, что это было прекрасно. Вероятно, если бы это произошло снова, ее тело согласилось бы с разумом по этому вопросу.
Энн почувствовала боль от внезапного желания испытать это снова.
Была ли она совершенно безумной, отказавшись от его предложения?
Но как же она могла согласиться? Что могла ему предложить?
И что он мог предложить ей, кроме готовности исправить последствия того, что они сделали?
«Если хотите, Энн, мы поженимся».
_________________

спасибо. интересно, они сойдутся вновь из-за ребенка?