LuSt:
» Глава 20
Перевод LuStРедактирование Королева, Bad Girl
Новобрачная из высшего общества в опасности!
Красивая наследница боится, что не сможет удержать внимание собственного супруга и беспокоится, что слуги начнут болтать.
Специальное расследование колонки светских новостей!
Палм-Бич, Флорида.
Здесь, во Флориде, мы стали свидетелями удивительного развития событий: даже миссис Генри Шунмейкер страдает от страхов, обуревающих всех замужних женщин: что их мужья потеряют к ним интерес. Похоже, она цепляется за собственного брата, мистера Грейсона Хейза, на случай если новоиспеченный муж оставит её одну в бальной зале, и на самом деле настолько не уверена в себе, что отказывается путешествовать без вышеупомянутого джентльмена …
«Нью-Йорк Империал», суббота, 17 февраля 1900 года.
Для Пенелопы второй день пребывания в Палм-Бич начался вполне благостно. Она сдвинула черную шелковую маску для сна на лоб и увидела, что горничная уже заходила и открыла французские окна, впустив в богато обставленный номер немного океанского бриза. Накануне вечером после ужина Пенелопа вымыла волосы, и теперь они ниспадали на белоснежные плечи, словно темные вопросительные знаки. Простыни цвета шампанского на ощупь были весьма приятны и лучшего качества, чем те, которые Шунмейкеры использовали дома, и Пенелопа мысленно пометила себе разузнать, где эти простыни можно найти. Но самое главное заключалось в том, что её муж лежал подле неё. И хотя он все ещё спал, тихо похрапывая в мягкую подушку, сейчас он был ближе к ней, чем за все время супружества. Пока что Пенелопа не хотела его будить.
Она закрыла глаза и перекатилась на мягкой постели немного поближе к Генри, тем не менее, опасаясь лечь слишком близко. Ей хотелось, чтобы он ещё немного побыл здесь, рядом с ней. От его тела исходило тепло, и Пенелопа могла чувствовать его дыхание, хотя Генри и был плотно укутан в одеяло. Если она начнет двигаться слишком быстро, то спугнет его, а Пенелопа знала, что он может проспать ещё долго.
— Миссис Шунмейкер?
Пенелопа приоткрыла один глаз и уставилась на девушку, стоящую в дверях. Это была её горничная в накрахмаленной черно-белой униформе, и хотя на её губах играло некое подобие улыбки, на лице отражалось огорчение. Пенелопа развязала маску для сна и бросила её на пол, чтобы девушка на цыпочках подошла к кровати и подобрала шелковую повязку. Теперь Пенелопа заметила сложенные газеты под мышкой горничной и вспомнила, как приказала ей по утрам лично приносить хозяйке все газетные статьи, в которых упоминались Шунмейкеры. Пенелопа знала, что расстояние лишь разжигает любопытство, и надеялась, что её отсутствие в Нью-Йорке снова вызовет зависть людей к её многим и многим владениям.
— Можешь оставить их там, — сказала Пенелопа, указывая на столик в центре комнаты, уже накрытый и уставленный стаканами с соком, кофейными чашками и пирожными. Девушка поспешно выполнила приказ, возможно, даже слишком поспешно. Было нечто зловещее в том, как быстро она постаралась выскользнуть из номера.
Пенелопа приподнялась и стряхнула с себя остатки сна. На секунду она задержала взгляд на золотистой коже Генри, а затем свесила с кровати ноги на пол. Она завязала пояс халата на талии и направилась к сервированному к завтраку столику. Глотнула кофе, глубоко вдохнула и в последний раз за это утро почувствовала себя счастливой. Потому что в следующее мгновение она увидела газетный заголовок, и в ней снова взыграли все самые низменные черты её натуры.
Она прочла несколько строк и замерла, поняв суть статьи. Пенелопа тут же вскочила обратно на пышную, разворошенную постель на возвышении и швырнула газету прямо в лицо Генри.
— Какого черта? – воскликнул он, возвращаясь к жизни и отбрасывая страницы. Пенелопа упала на колени и схватила подушку, которую тут же прицельно метнула в голову Генри. Он перехватил её в воздухе и схватил жену за запястье.
— Что, во имя Господа, с тобой творится? – спросил он, прижав её руки к кровати.
— А с тобой? – выплюнула она ему в ответ, как только освободилась и несколько раз глубоко вдохнула.
Генри подобрал газету и сам рухнул на подушки. Он прочел несколько строк и отложил газету на ворох постельного белья, отделявший его от жены. Генри украдкой прошелся рукой по волосам, пытаясь пригладить их.
— Я тут не при чем, — наконец произнес он. Его неспособность встретиться с нею взглядом лишь ещё больше разожгла в Пенелопе гнев.
— В каком смысле, Генри? – Она потуже затянула на поясе халат, все ещё трепеща от возмущения. Уткнулась щекой в подушку, покрепче сжав челюсти, но не сводила глаз с мужа. – Ты имеешь в виду, что не сам написал это? Или что не делал ничего, чтобы вызвать у людей подозрения, будто написанное здесь может быть правдой? Потому что я далеко не дура, и если ты думаешь, что я поверю в это, то ты ошибаешься.
— Я лишь имел в виду…
— Ничего ты не имел в виду! – взвизгнула Пенелопа. – Даже после твоих обещаний вести себя хорошо я видела, как ты вчера пытался заговорить с нею на пляже! И как ты на неё смотрел своими печальными тоскливыми глазами, ты, глупый ублюдок!
Она снова встала на колени и – лишь наполовину отдавая себе отчет в своих действиях, так она была разгорячена – принялась рвать газету на клочки. Обрывки бумаги дождем сыпались вокруг них, дешевые чернила пачкали простыни, которыми Пенелопа так восхищалась лишь несколько минут назад. Когда она закончила, Генри лишь пристально смотрел на неё округлившимися глазами.
— Почему я должна выглядеть идиоткой? Именно мне стоит сочувствовать в этом деле! Что мне следует сделать, — продолжила она, сползая с кровати и целеустремленно шагая к столику в середине комнаты, чтобы взять свой кофе, — так это позвонить в газету и озвучить им мой взгляд на происходящее. Я расскажу им, как я любила своего мужа, была ему верна, паковала ему чемоданы перед каждой поездкой. Но его мысли были заняты лишь Дианой Холланд, чью девственность он как-то взял морозной ночью…
— Не делай этого. — Генри встал с постели и подошёл к жене, все ещё укутанный в простыню.
Пенелопа повернулась к нему спиной и глотнула кофе.
— А что мне ещё остается делать?
Она знала, что его внимание всецело приковано к ней, и ей не было нужды поворачиваться к нему лицом, чтобы в этом убедиться.
— Мы снова пойдем на пляж сегодня, — наконец произнес Генри.
— И что с того?
— Этим мы докажем всем, что статья в газете – досужие домыслы, — неуверенно продолжил Генри. Он сделал ещё несколько шагов к жене, и она чувствовала его присутствие за спиной. – Возможно, это вдохновит их сочинить ещё одну, которая опровергнет ту, которую ты только что разорвала в клочья.
— Она того заслужила, — горячо перебила его Пенелопа.
Последовала пауза, после чего Генри согласился:
— Да, заслужила.
— Ты отведешь меня на пляж?
— Как пожелаешь.
— А потом сядешь рядом со мной на ужине и будешь танцевать только со мной?
Генри стоял прямо позади неё, и неуверенно положил руку на плечо жены.
— Да.
Пенелопа все ещё не смотрела на него, и он не мог видеть победной улыбки, вновь озарившей её лицо.
— О, и Генри?..
— Да?
Она закрыла глаза и ещё несколько секунд наслаждалась ощущением его руки на своём плече. Она тяжело дышала, и от волнения всё её тело дрожало.
— Ты больше никогда не поставишь меня в глупое положение?
— Нет, — наконец ответил он. – Больше никогда.
Suoni:
Ну, фу-ты, ну-ты! Пенелопа опять взяла верх над Генри. А она-молодец! Из всего найдет для себя выгоду.
Спасибо, девочки,за главу!
Irish:
LuSt, Королева, Bad Girl, спасибо за продолжение!
Тишина писал(а):
если эти статьи пишет Ди,
Я думаю, именно Ди и пишет. В этот раз она от души развила всё, что сказал Грейсон.
Тишина писал(а):
она просто еще глубже позволяет увязнуть ему в паутине Пенелопы.
Просто отомстила за пляж, а о последствиях не подумала.
Suoni писал(а):
Пенелопа опять взяла верх над Генри. А она-молодец! Из всего найдет для себя выгоду.
Да, и Генри на все требования ответил согласием.
Думаю, в следующий раз он опять будет смотреть на Диану "своими печальными тоскливыми глазами".
Девочка снова что-нибудь напишет. А Пенелопа потребует исполнения супружеских обязанностей.
И ведь согласится, мы знаем. 25 глава приближается.
LuSt:
Ира, мне кажется, когда Генри и Пенелопа изо всех сил будут демонстрировать супружеское единение, Диане надолго расхочется писать пасквили)))
Irish:
Ласт, говоришь, что толчком к произошедшему в 25 главе будет не требование Пенелопы в наказание мужу, а исключительно желание самого Генри?
Я не удивлюсь. Всегда говорила, что он мерзопакостный.
zerno:
Ластик , Лиля , Таша , спасибо !!!
LuSt писал(а):
Пенелопа развязала маску для сна и бросила её на пол, чтобы девушка на цыпочках подошла к кровати и подобрала шелковую повязку.
Вот терпеть таких не могу
LuSt писал(а):
Его неспособность встретиться с нею взглядом лишь ещё больше разожгла в Пенелопе гнев.
Ну ни на что не способен .Слюнтяй
Ластик , у тебя пошли сплошные праздники . Поздравляю с бирюзой!
Известно всем, что это камень счастья
Простой любимый всеми самоцвет
Не поражает роскошью брильянта,
Но и преступных теней на нем нет.
Смотри на бирюзу она прекрасна
Своей небесною голубизной
Вебнайс ее тебе в колечко вставил
И нарядил на счастье пальчик твой.
LuSt:
Мариночка, Лиля, огромное вам спасибо!
Бирюза - очень красивый камень, но я всё жалею, что у нас нет ониксового звания. Я бы тусил в нём вечно
)
LuSt:
» Глава 21.
Перевод LuStРедактирование Bad Girl, Королева
Мужчина создается в суматохе жизни, а дама появляется
из изящных задних комнат собственного воображения.
Мейв де Жун «Любовь и другие безумства великих семейств старого Нью-Йорка»
— Что мы делаем? – спросила Каролина, перестав хихикать.
Автомобиль Лиланда Бушара, за огромные деньги перевезенный им сюда из Нью-Йорка, преодолев ряд рытвин и ухабов, внезапно остановился Сегодня они ехали по проселочным дорогам, и хотя в детстве Каролина бывала на Кони-Айленде и каталась там на американских горках, ей никогда прежде не приходилось участвовать в подобной поездке. Она немного испугалась, но этот страх принес ей ощущение счастья и наполнил её изнутри необъяснимым весельем. Лиланд, который уже давно снял пиджак и закатал рукава белой рубашки до локтей, обнажив почти не по-джентльменски сильные руки, озорно улыбнулся ей. По обочинам дороги высились непроходимые заросли, густые и тенистые, и где-то в пучине зелени слышалось чириканье птиц.
— Вы голодны?
В его словах не было ничего смешного, но Каролина снова захихикала, прежде чем ответить:
— Ну, в общем-то, да.
Она и в самом деле не ела весь день, и уже несколько раз пугалась, что Лиланд услышит легкое урчание её желудка, хотя в основном её внимание было занято другим.
Он наклонился вперед и пристально посмотрел на неё.
— Вы уверены? Вы не устали? Вам со мной не скучно?
Каролина запрокинула голову назад и рассмеялась.
— Скучно? В вашем мире нет ни единого момента, способного навеять скуку.
Ей недоставало опыта флирта, но сейчас к нему прибегать и не понадобилось, поскольку сказанное было истинной правдой. Помимо головокружительной езды по ухабистым дорогам, они уже увидели аллигаторов и огромных морских черепах, а также множество других образчиков местной флоры и фауны. Каролина с легким сожалением подумала о небесно-голубом платье с украшенным рюшами подолом, которое утром приказала горничной достать из багажа, намереваясь пойти в нём на обед. Но эта мысль отвлекла её ненадолго. Время перевалило за два часа пополудни и в гостинице уже подали обед, и всё равно счастье провести час-другой в обществе Лиланда легко затмевало радость от возможности покрасоваться в новом платье. Единственной причиной недовольства Каролины было то, что её желтый клетчатый пиджак и юбка в тон слегка промокли от целого дня езды по жаре.
— Хорошо, — сказал Лиланд. – Я умираю от голода.
Он подошёл к машине с её стороны и открыл для Каролины дверь. Девушка позволила ему помочь ей выйти из машины и взять себя за руку, пока они пробирались вперед по двум доскам, лежащим на слегка илистой земле. Лиланд вёл её к маленькой хижине, выстроенной рядом со стволом огромного баньяна. Каролина сжала в одной руке свою соломенную шляпу, а в другой – ладонь Лиланда, пока они шли словно по балансиру.
Некоторое время назад Каролина сняла перчатки, и теперь наслаждалась тем, что впервые прикасается к обнаженной коже Лиланда. Её ни капельки не беспокоила болотистая почва под ногами или даже что случится с её юбкой, если она оступится.
Как только глаза Каролины привыкли к тусклому освещению, она заметила, что корни баньяна проросли в окна хижины, и чтобы сделать их частью обстановки, хозяева прикрыли их остатками паркетной доски. Маленький мальчик обмахивал помещение опахалом из пальмовых листьев, но само заведение отнюдь не было шикарным. Несколько посетителей, сидевших здесь в далеко не обеденное время, ели без пиджаков и даже не подняли глаз, чтобы посмотреть на приход благородных людей из Нью-Йорка.
Дородная женщина, которая, казалось, знала Лиланда, проводила их к одному из покрытых скатертями в красно-белую клетку столиков, и поинтересовалась, надолго ли он приехал.
— Не так чтобы очень, — радостным голосом возвестил Лиланд. – Это моя подруга Каролина, — добавил он.
— Приятно познакомиться. — Когда женщина улыбнулась, обнажилась широкая щель между двумя коричневыми передними зубами. Лицо её обветрилось и огрубело после многих лет, проведенных на солнце.
— Взаимно, — ответила Каролина. Мистер Лонгхорн пару раз выказывал желание сводить её в менее приличные места, чтобы получить новые впечатления или послушать музыку, которую там играли, но Каролина всегда возражала. В Нью-Йорке она терпеть не могла упускать даже самую незначительную возможность покрасоваться в новых нарядах на зависть публике. Но с Лиландом ей было всё равно, что никто из важных особ сейчас на них не смотрит. По правде говоря, за этот день она научилась ценить пребывание наедине с ним.
— Два креветочных супа из окры , будьте добры, — произнес Лиланд.
— Острых?
— Да. — Он покосился на Каролину, и девушка поняла, что снова бездумно таращится на него во все глаза. Она задумалась, а не голод ли, вызывающий легкость в голове, заставляет её вести себя столь дерзко. – На что вы смотрите? Знаю, на мой нос – он обгорел. И вообще, слишком большой.
Она разглядела красноту только тогда, когда он сам указал на неё, и поняла, что у Лиланда, в отличие от неё, не было шляпы. Она не смогла сдержаться и протянула руку, чтобы коснуться его щеки. Новый цвет выглядел болезненным, но одновременно подчеркивал красивую голубизну его глаз.
— У вас совершенный нос, — сказала она, ничуть не кривя душой. Нос был широким, но превосходно очерченным, как и все остальные части тела Лиланда.
— Вы слишком добры! Моя мать винит наших французских предков в этом уродстве.
В эту секунду женщина с щелью между зубами поставила на их столик хлеб. Каролина рассеянно потянулась к корзинке, отломила большой ломоть хлеба и откусила от него. Тщательно работая челюстями, она перевела взгляд на сидящего рядом Лиланда и увидела, что теперь уже он смотрит на неё во все глаза. В следующий миг она почувствовала, что подмышки стали влажными, и поняла, что пот проступил на кремовой ткани её блузки. Она судорожно сглотнула и потянулась за пиджаком, который по глупости сняла и повесила на спинку стула.
— Что случилось? – Лиланд перехватил её запястье прежде, чем она дотянулась до пиджака.
— Ничего, я…
— На вашем лице только что отразилась целая гамма чувств. Что-то не так. Вам скучно, верно? Вам здесь не нравится?
— Нет! Мне очень нравится. — Каролина вновь рассмеялась абсурдности того, что собиралась сказать. – Дело лишь в том, что я сейчас в таком состоянии, что боюсь, от меня отвратительно пахнет, и я запихиваю еду в рот как варвар, потому что так проголодалась…
— Мне нравятся женщины с хорошим аппетитом! – Лиланд расплылся в улыбке и ткнулся носом в плечо спутницы. – И ваш запах мне тоже по душе.
Каролина посмотрела на Лиланда, и он ответил ей тем же, словно в обмене долгими взглядами где-то в хижине, затерянной в лесной глуши на обочине проселочной дороги во Флориде, не было ничего странного или неприличного. Они могли бы беззвучно смотреть друг на друга ещё долго, но принесли еду, и пар, поднимающийся от тарелок, был настолько пряным, что на глазах Каролины выступили слезы.
Должно быть, её сомнение было слишком явным, поскольку Лиланд спросил:
— Вам не нравится острое?
Каролина нагнулась ближе к тарелке и вдохнула аромат.
Холланды, как и все старые голландские семейства, блюли умеренность во всем и не любили преувеличенных вкусов ни в каких сферах бытия. Каролина часто задавалась вопросом, каково будет попробовать что-то, выходящее за рамки узкого круга их вкусовых предпочтений, но затем она оказалась под крылышком пожилого джентльмена, чей желудок, конечно, не переносил насыщенных вкусов, и поэтому такой возможности ей не представилось.
— Не по-западному? Я полагал, что на ранчо вы ели много разной еды, которая бы ужаснула жителей Нью-Йорка.
Каролина закатила глаза, глядя на потолочные балки. Внезапно её осенило, какую важность имело всё то, что она наговорила за сегодняшний день, потому что до этой минуты она без умолку потчевала его историями о детских приключениях верхом на лошади, ночевках на горных хребтах и исследованиях шахт. Она свободно заимствовала истории, которые рассказывал ей Уилл, одержимый книгами, в которых речь шла о западных штатах. Она верно думала, что эти рассказы позабавят такого человека, как Лиланд, но как-то не догадалась, что он может что-то из них запомнить и позже задать уточняющие вопросы. И за последний час она уже забыла, что ранчо стало неотъемлемой части её выдуманной биографии.
— По-западному? – увильнула она. Пряный запах теперь проник глубоко в легкие, и из носа потекло.
— Ну да… Разве ковбоям не нравится острый перец и соус Табаско?
Каролина поднесла запястье к носу, чтобы вытереть выступившую влагу.
— О, дорогая, неужели я снова сказал что-то не то?
Лиланд поднес салфетку к её глазам и принялся промокать слезы, которые все ещё текли даже против воли Каролины. Она пыталась соображать быстрее, но разумное объяснение уже рвалось с языка:
— Отцу нравилось все перченое. Даже блинчики! Это было нашей семейной шуткой. Никто из слуг и его рабочих не мог даже притронуться к папиным блинчикам. От этих воспоминаний мне становится немного грустно, вот и все, вдобавок я не могла есть ничего, кроме пресной еды, после того, как он умер.
— О, дорогая, простите меня, что снова заставил вас все это пережить.
Она покачала головой и попыталась остановить поток слез, которые вполне естественно стекали по щекам.
— Все нормально. — Отважная улыбка заиграла на её губах.
— Может быть, сейчас вам захочется попробовать? – Брови Лиланда озабоченно сошлись на переносице. – Возможно, это вернет хорошие воспоминания.
— Хорошо, думаю, я попробую, — неуверенно согласилась Каролина.
Лиланд зачерпнул ложкой суп и поднес её ко рту Каролины. Он посмотрел на нее, удостоверяясь, что все в порядке, и когда она кивнула, дал ей попробовать блюдо. Суп был даже острее, чем она думала, восхитительно вкусный и обжигающий. В следующую секунду пожар распространился по всему телу. Одна лишь ложка супа дала ей понять, насколько она голодна, и когда Каролина проглотила пряное варево, тут же попросила ещё.
Лиланд отложил свою ложку и взял Каролину за руку. Он уже делал так, но раньше брал её за руку, чтобы помочь удержать равновесие или защитить, а на этот раз благовидного предлога не было. И в его прикосновении чувствовалась волнующая сладость.
— Знаете, мисс Брод… — начал он. Затем поднес сжатый кулак ко рту и смущенно откашлялся. – Вы не похожи на других девушек.
— Нет? – прошептала она. В его устах эти слова звучали как похвала, но услышав их, Каролина обеспокоилась.
— Совсем. — Он покачал головой и улыбнулся, словно ему на голову свалилось неожиданное богатство, и он никак не может в это поверить. – Мне так хорошо рядом с вами. Может быть, это потому, что вы не из Нью-Йорка, и не особо интересуетесь всеми этими глупостями, но рядом с вами я чувствую себя намного счастливее, чем за все последние годы.
Сквозь окно пробились золотистые лучики солнца, и на веснушчатом лице Каролины заиграла широкая улыбка облегчения.
— О, и я! – выдохнула она и сжала его руку крепче. – Я чувствую себя точно так же.
Irish:
Девочки, громадное спасибо за продолжение.
Ластик, как приятно прямо с утречка получить заряд бодрости. Теперь можно с новыми силами отправляться по делам.
LuSt писал(а):
Каролина с легким сожалением подумала о небесно-голубом платье с украшенным рюшами подолом
Вот ведь никак не привыкнет к новым нарядам.
LuSt писал(а):
до этой минуты она без умолку потчевала его историями о детских приключениях верхом на лошади, ночевках на горных хребтах и исследованиях шахт. Она свободно заимствовала истории, которые рассказывал ей Уилл, одержимый книгами, в которых речь шла о западных штатах. Она верно думала, что эти рассказы позабавят такого человека, как Лиланд
Ого, для меня неожиданно. Не думала, что Каролина сможет увлечь разговором, рассказами. Как-то казалось, что она больше слушает.
LuSt писал(а):
— Отцу нравилось все перченое. Даже блинчики! Это было нашей семейной шуткой. Никто из слуг и его рабочих не мог даже притронуться к папиным блинчикам. От этих воспоминаний мне становится немного грустно, вот и все, вдобавок я не могла есть ничего, кроме пресной еды, после того, как он умер.
Фу, ну разве обязательно заходить в своем вранье настолько далеко?
LuSt писал(а):
Он покачал головой и улыбнулся, словно ему на голову свалилось неожиданное богатство, и он никак не может в это поверить. – Мне так хорошо рядом с вами.
Испереживалась прямо вся за Лиланда. Такие чувства зарождаются, похоже, что впервые, и всё это основано на сплошной лжи.
LuSt:
Ириш, да я вот приезжаю в полвосьмого, ставлю чай, и пока он кипит-заваривается, вешаю главки
Цитата:
Ого, для меня неожиданно. Не думала, что Каролина сможет увлечь разговором, рассказами. Как-то казалось, что она больше слушает.
Вранье затягивает - это 100%. Если начать врать, уже не остановишься, будешь вдохновенно вешать лапшу на уши. У меня папа из таких - сам вроде не особо разговорчивый, но если откроет рот и что-нибудь соврет, то туши свет.
А зарождающиеся чувства - да, это прекрасно, но в любой момент может вскрыться правда и кому-то будет очень стыдно. Хотя мне, если честно, кажется, что Лиланду наплевать на происхождение потенциальной невесты... Но вот на вранье не наплевать никому.
Suoni:
Цитата:
Каролина закатила глаза, глядя на потолочные балки. Внезапно её осенило, какую важность имело всё то, что она наговорила за сегодняшний день, потому что до этой минуты она без умолку потчевала его историями о детских приключениях верхом на лошади, ночевках на горных хребтах и исследованиях шахт. Она свободно заимствовала истории, которые рассказывал ей Уилл, одержимый книгами, в которых речь шла о западных штатах. Она верно думала, что эти рассказы позабавят такого человека, как Лиланд, но как-то не догадалась, что он может что-то из них запомнить и позже задать уточняющие вопросы. И за последний час она уже забыла, что ранчо стало неотъемлемой части её выдуманной биографии.
Поговорка же есть- сколько веревочке не виться... Похоже, что сама Каролина стала верить в свою придуманную жизнь.
Спасибо за продолжение, девочки!
