bazilika:
Светик, девочки, привет!
Вот это сходили в ресторан...)))
А говорила- глава проходная... Такой клубок нитей сразу.
Во Втуле еще вроде бы и не чувства играют, а как погрузился то в тему.
Против своих правил ведь идет, ввязался в игры, которых предпочитал избегать, на сколько я поняла.
И тем все более симпатичен)))))
lor-engris:
Привет-привет!
Никто никого не тянул, все было добровольно
Глава планировалась как проходная) Но роман для меня как живое существо, а любое живое если и вписывается в рамки, то очень широкие))) Например, Саньку в этой главе вспоминать не планировалось. Все равно вспомнили)))
Лишь бы силы рассчитал и не потонул) Он и так на скользком пути.
+10000
Эх, Пашик, может, нам пора позаимствовать у ДарьСанны табличку "Упырь", чтобы жизнь медом не казалась?))
Арвен:
Светик привет
Спасибо за главу.
Я как всегда плетусь с отзывами где-то в конце. Мой организм впал в спячку.
Паше нужно дать медаль. Вот честно, спасать даму слегка в не трезвом состоянии
, не каждый мужчина на такое способен.
Сонька, дама с такими большими тараканами в голове. Но Втулкин всё же решил их поганить. Может он и не прИнц, но мы его любим.
А вот Костя, для меня вообще загадка. Не знаю почему, но он у меня ассоциируется с бывшим криминальным авторитетом. Может я и ошибаюсь...
И то что его жена умерла, мне думается это следствие его бизнеса. Или я опять не то нафантазировала? Организм в зимний спячки такой непредсказуемый.
Да и покушение которое произошло, всё не даёт мне покоя.
Светик коллаж как всегда супер.
Жду новую главу, и возвращение Олега.
bazilika:
Светик, я пришла спасибо говорить за коллаж арт Картину.
Глядя на выражение лица Олега, которое ты выбрала для этого сюжета, я не смогла промолчать.
Каким доверием прониклась Динка к Олегу... Ведь для аутистов и неугрожающие выражения лица могут показаться опасными. А этот стал своим, настолько близким, что вот такое, сведенное болью и заботами лицо, не пугает, наоборот... Мне кажется, что, взрослый и умудренный Олег будет под защитой маленькой Динки. Потому что искренняя любовь женщины дает защиту мистическим образом, я в этом убеждалась не раз, но нельзя обрывать нить.
Нужно быть близко, уметь быть близко даже на расстоянии.
Когда он возьмет котенка? Надумала я тут себе всякого....на ночь глядя....
lor-engris:
Всем доброго дня!
Спасибо за "спасибо"
Вопрос на засыпку: зверей видно? Ноут опять чудит с яркостью.
Зимнюю?))) Просыпайся, скоро Новый год. Все самое интересное проспишь)
Если без шуток, ты не заболела? А то мало ли...
, не каждый мужчина на такое способен.Обойдется) Медаль ему. За ушком почесать, и хватит.
У обоих героев в голове сейчас 1 вопрос крутится: зачем я (он) это сделал? И "что мне (с ним) теперь делать?")))
Ладно, любите)))) Я тут, видимо, бессильна.
У Сони тараканы тропические.
Он и должен быть загадкой. И на многие вопросы касательно него и Сониной мамы я пока не могу ответить.
Спасибо
Кстати, да, уже в следующей главе Олег вернется.
Ух, даже Картину!
Мне очень приятно.
Непросто было найти это выражение, но я знала: истина где-то рядом)
Почему Динка так быстро приняла Олега - загадка даже для меня. Первоначально это (доверие и принятие) должно было возникнуть гораздо позже, после совсем другого эпизода. Но - так уж вышло, Динка проявила самостоятельность.
Она будет любить и не понимать: а где, собственно, любовь?
Все, что ей известно об отношениях между мужчиной и женщиной, узнано из викторианских, преимущественно, романов, а Олег не романный персонаж. Герои не будут выносить друг другу мозг на пустом месте (ну, может, разочек, и то потому, что имели в виду разные вещи и слишком устали). Зато мозги не раз и не два вынесут им "добрые" люди, знающие, как надо жить и как не надо.
Но мы еще не умеем, только учимся.
Котенка возьмет, когда вернется. Он уже твердо решил.
lor-engris:
Не слипнется, потому что вмешается случай. Это будет САМАЯ непонятная глава романа, после которой Костя сегодняшний временно уйдет со сцены решать дела втеневую)) Зато поковыряемся в Косте-прошлом, сведем Пашу с Соней, дадим спокойно пожить Олегу с Динкой, раскроем Сонину тайну, ну и дальше как пойдет...
(перспектива вызывает панику, честно говоря). А разгадка конкретно 17 главы будет в самом-самом конце, когда Костя расколется окончательно.
Утешила?)))
Арвен:
Светик умеешь ты запутать.
Девушки от спойлера не отказываются.
Но хочется всё и по списку... 
lor-engris:
Ань, я сама не знала, что курю такое))) Дать кому-нибудь мои заметки почитать - запрут и свяжут)
На самом деле, когда я записала на листочек поток мыслей, не дававший покоя столько времени и только сегодня, в процессе написания 17, оформившийся, это перестало казаться бредом) Если правильно преподнести, может получиться вполне логично. С учетом времени, когда происходили самые запутанные для меня события - вполне могло быть и такое.
Сначала нехорошо поступил Володя, потом он же пожадничал и сглупил, потом Костя вроде бы все за всех решил, сливки снял, моральное удовлетворение получил, но ему показалось мало. Появилась возможность стать круче тучи и всем-всем-всем носы утереть. Погнался за теми же 3-мя зайцами и... добегался.
Будет) Обязательно.
lor-engris:
» Глава 17. За двумя зайцами
Операция прошла успешно. Как выразился хирург – лысоватый, с чуть подергивающимся правым веком немец по фамилии Дорнер, – достойно занесения в учебники.
«Да хоть в большую немецкую энциклопедию! – хотелось крикнуть Олегу. – Только не сглазь и долечи, как положено». И хотя в последнем сомневаться не приходилось, мандраж после операции не только не прекратился, усилился.
Мать не выпускала из рук платок: выплакивала напряжение минувших суток, но было заметно, что она уже взяла курс на светлое будущее. Раз все прошло успешно, значит, все будет хорошо, беспокоиться не о чем. Мама тепло улыбалась персоналу, поклялась испечь герру Дорнеру свой фирменный шоколадный кекс и даже ухитрилась, не зная немецкого, познакомиться и подружиться с престарелой фрау Хартманн, сестру которой готовили к той же операции, что и Владимира Алексеевича.
А Олег бродил как неприкаянный по территории прилизанного больничного парка, смотрел то в белесое небо над Мюнхеном, то на сверхсовременное здание кардиологического центра и пытался чувствовать хоть что-то. Радость. Надежду. Голод, на худой конец. Что-то помимо страха неопределенности.
Их шестой день в Мюнхене. Ежедневные паломничества в центр из маленькой гостиницы за пару кварталов отсюда. Здесь – чистота, уверенность и покой. Никакой суеты и пустых разговоров. Лекарствами совсем не пахнет. Всё на своих местах.
Отец давно пришел в себя, периодически просыпается, позволяет вытрясти из себя все необходимые анализы, терпит процедуры и снова засыпает. Восстанавливает силы. Мать от него не отходит, даже когда он спит. Им не мешают – в пределах разумного. Старшая фрау Хартманн молча и беззлобно завидует, ведь в отличие от нее у них уже все стабильно.
А Олега едва хватает на «Привет, пап! Как себя чувствуешь?». У него аллергия на белое и стерильное. Он вздрагивает при виде капельниц. Он знает, что ни хрена у них не стабильно. Что в ночь после операции была остановка сердца. Пока откачивали Дубровина-старшего, измученная Татьяна Петровна спала на плече сына, а тот боялся лишний раз шевельнуться и разбудить ее. Оставалось только ждать. И надеяться...
– Тебе не надоело мерзнуть? Сегодня холодно.
Белокурая Берта, симпатичная племянница фрау Хартманн, протянула ему бумажный стаканчик с крышкой. Даже кофе из автоматов тут похож на кофе, а не на крашеную воду с ароматизатором.
– Спасибо.
– Как ты можешь ходить в одном свитере? – удивилась Берта.
Не объяснять же ей, что минус пять градусов по Цельсию не приговор. Олег и при минус десяти частенько оставлял пальто в машине. Типичный же мюнхенский январь держал планку около нуля.
Берта полезла в карман за перчатками.
– Ну и холодина! – Она обняла себя за плечи, страдальчески поморщилась. Стрельнула глазами: Дубровин пил кофе и на Бертину пантомиму не реагировал. – Интересно, сколько сейчас в вашей России?
– Россия большая. Везде по-разному.
Берта ждала продолжения – не дождалась.
– Не хочешь говорить о погоде? Хорошо, давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Например?
Разговаривать не хотелось. Тем более с человеком, который чуть ли не облизывается, глядя на тебя, с момента вашего знакомства. Олегу стало совсем тоскливо.
– Кино, музыка, личная жизнь. – Она поправила шапку с помпоном, как бы невзначай откинула назад светлый локон. – Не удивляйся: я ужасно бестактная, к тому же сейчас мне скучно. У тебя есть девушка?
– Есть.
– Она русская? – не унималась Берта.
– Российская.
– А в чем разница?
– Слушай, Берта, давай я лучше за курткой схожу. И полезней, и...
Воистину благословенны те, кто придумал мобильную связь! Пускай и звонит человек, которого Дубровин обязан благодарить по гроб жизни, вот только как – непонятно.
Сухое приветствие и сразу к делу:
– Как Володя? Не собирается на историческую родину?
– Врачи говорят, нужно понаблюдать. Они там... – Олег кашлянул и заставил себя продолжить, – новые лекарства собираются прописывать.
– Дурью не майся. Раз прописывают, значит, надо, – отрезал Рязанский. – И начни уже есть по три раза в день. Много ты всё равно не сэкономишь, а до язвы, уж поверь мне, лучше не доводить.
– Проживание в прайс не входит.
– Кто тебе сказал такую глупость? – Олег ясно представил, как за тысячи километров отсюда ухмыляется Рязанский. – И проживание, и культурная программа – всё включено, не стесняйся. Мюнхен – прекрасный город, тут есть на что посмотреть... Что, даже знаменитого баварского пива не попробуешь? Скучный ты, Олег Владимирович, совсем как твой папаша в уже не молодые годы.
Дубровин ждал, пока у одного из них кончатся деньги на счету и связь оборвется, но она не обрывалась. Костю, судя по всему, мало беспокоила стоимость междугородних и международных. Удивляло и то, что Рязанский так запросто болтает с ним на отвлеченные темы. Не тот человек.
Олег на всякий случай подобрался.
– А у тебя, я слышу, хорошее настроение.
– Неплохое, – миролюбиво сказал Костя. – А вот ты, милый друг, зря пузыришься. Расслабься, постарайся отдохнуть. Фрицы сделают всё, чтобы поставить Володю на ноги, без твоей помощи. От голожопой беготни по морозу никому легче не станет.
Берта, ни слова не знавшая по-русски, с интересом следила за сменой выражений лица Олега. А тот еще и оглядываться начал.
– Уже доложили? Или это я такой предсказуемый?
Ему не ответили. Только кто-то вроде Рязанского мог позволить себе роскошь молчать в трубку, звоня из России в Мюнхен.
– Насчет культурного отдыха с пивом не передумаешь?
– Не передумаю.
– Тогда сегодня вечером у тебя самолет. Прямого рейса нет, пересядешь в Москве. Жду у себя завтра, к восьми тридцати утра. Форма одежды приличная: никаких джинсов – костюм, галстук. Задача ясна?
– Так точно, мой фюрер! – сказал Дубровин по-немецки. – Разрешите выполнять?
И так немаленькие глаза Берты стали еще больше.
– Деталей я не понял, – фыркнул Костя, отсмеявшись, – но общий смысл уловил. Смотри, не опоздай. И надень уже куртку, не искушай фройляйн.
--------
Дав «отбой» Олегу, Рязанский сменил сим-карту и набрал Татьяне.
Все эти шпионские игры с одноразовыми «симками» давно должны были уйти в прошлое. Полная легальность подразумевала хотя бы относительную честность, не вмешайся в дело пресловутый жареный петух. Не зря он терпеть не может курятину.
У Тани установка: всегда брать трубку. Кто бы, когда бы и с какого номера ни позвонил. Поэтому не прошло и двух гудков, как Рязанский услышал ее мягкое «Да?».
– Это я. Слушай внимательно и не перебивай.
Она дослушала. Выдохнула. К чести Татьяны Петровны Дубровиной, обошлось без глупых вопросов и истерики. Усталая констатация факта:
– Я не смогу так убедительно сыграть, выдам себя чем-нибудь. Не поверят.
– А ты постарайся, чтобы поверили. Мы оба в курсе, как ты умеешь притворяться. Вспомни молодость и сделай так, как тебе сказали.
Пожалуй, лучшее качество для женщины – знать, когда оскорбиться можно, а когда стоит молча проглотить оскорбление вместе с гордостью и улыбнуться. Гордость как валюта: всегда идет рука об руку с инфляцией. Татьяна убедилась в этом на собственном горьком опыте.
– Головой отвечаешь, Костя. Сделаю всё, что в моих силах.
--------
К удивлению Олега, и в Шереметьево, и в родном аэропорту его встречали неприметные ребята. Домой сопроводили со всеми почестями, «обрадовав» вестью, что завтра к восьми его будет ждать машина. Напомнили о «приличной» форме одежды. Намекнули, что о приезде пока лучше не распространяться. Дружески посоветовали не ссать и растворились в ночи. Добрые, мать их, феи.
Олег первым делом проигнорировал добрый совет, сходил в душ и налил себе водки. После самолета его штормило, да и подумать нужно. Прийти в себя, подготовиться морально. Телевизор включить, чтобы хоть чем-то заполнить гнетущую тишину. Растянуться на родном, кое-где уже продавленном диване и... понять, что твое движение под откос только ускорилось.
Мыслей, зачем он вдруг понадобился Рязанскому, не было никаких. Особой радости из-за возвращения домой – тоже. Эмоциональная дыра просто сменила дислокацию.
Трудно жить одному, и бормотание телевизора не спасает. Олегу нужен был рядом кто-то живой и теплый. Одиночество – еще недавно вполне естественное, в силу характера и темперамента, для него состояние, – ощущалось почти болезненно. Идея завести кота или другую какую животину внезапно перестала казаться бредовой.
Бутылка обеднела еще на пятьдесят грамм, зато в желудке погорячело, и новомодная люстра, купленная Лаурой (как давно это было), засветила теплее и мягче.
– Хорош ныть, Дубровин, – сказал Олег вслух. – Делом займись.
Проверил, в каком состоянии парадный костюм. Погладил рубашку, почистил туфли. От нечего делать пропылесосил в гостиной. Навернул еще две по пятьдесят, прежде чем завалиться обратно на диван и уснуть без снов.
О Динке он в ту ночь так и не вспомнил.
--------
А Динка мучилась. Переживала свою первую в жизни влюбленность, не имея возможности ни увидеть, ни услышать, ни прикоснуться. Ходила на работу, возвращалась домой, проглатывала под неумолимым взглядом бабушки что-нибудь съедобное и шла к себе. Брала Симочку, прятала нос в плюше и вместе с игрушкой садилась к батарее. И так каждый вечер. Никто не слышал, как Динка плачет: слезинки появлялись и тут же исчезали в Симочкиной макушке.
– Баб Надь, она уже неделю не читает... Брысь! – Ляна сняла с колен беспокойного Марсика, который имел дурную привычку взбираться прямо по штанине.
– А с чего ей читать? – вздыхала Надин, помешивая дырявой ложкой постный суп. Всплывающие куски моркови она безжалостно топила: на днях у Кудряшовых пришла в негодность тёрка, а с нарезкой овощей у Надин всегда были напряженные отношения. – В ее книжках все поголовно счастливы, даже те, кого отравили спустя полкниги.
– Чего это?
– Того, что они были вместе! А Динка одна. Она тут, а этот окаянный – там, в своей Германии. О нашей дуре и не вспоминает, иначе позвонил бы давно.
– Дорого, баб Надь. Заграница все-таки.
– Ага, с двух словечек он прям обеднеет! – Бабушка в порыве праведного гнева едва не смахнула кастрюлю с плиты. – Или черкнул хотя бы эту... как ее там, прости Господи... эсемэську. Мол, жив-здоров, тчк. Ваш Василий.
– Так он писал, – вступилась за Олега Ляна. Схватила беспокойного Марсика за шкирман и посадила на старый, конвульсивно трясущийся холодильник. Всё, на какое-то время враг обезврежен. – Как приземлился, так и написал.
– И что написал?
– Так и написал: «Приземлились, всё нормально, буду числа такого-то». О Динке ни слова. Меня это тоже бесит, – призналась Ляна, – но что мы можем сделать? Слетать, узнать? Я ему названивать не буду; когда вернется, тогда и поговорим. Не права разве?
– Да правильно всё, правильно, – поджала губы Надин. – Только нельзя им сейчас расставаться, вот так, с концами! Динка априори всего его через себя перенесла и приняла. Любого: хромого, косого, больного! Он ей теперь, если хочешь знать, фактически муж!
– Ну на... фиг. – Ляна даже рот открыла. Хотела сесть вслепую и едва не грохнулась с табуретки. – С-с какой это радости?! К-когда успели?..
– Да не в том смысле, – отмахнулась бабушка. – Вспомни, сколько раз ты пыталась объяснить ей, что любовь только в книжках одна и на всю жизнь. Динара свято верит: раз встретились и что-то щелкнуло, значит, судьба.
На осознание масштаба трагедии ушло примерно полминуты. Всё это время Надин старательно топила морковь и плевалась. К счастью, мимо кастрюли.
– Я его убью, – просипела Ляна.
– За что? За то, что он есть? Нельзя его к Динке насильно прилеплять – на дыбы встанет, мол, за него всё решили, басурмане. Своим умом должен дойти. И дойдет, – с нажимом сказала бабушка, – если думать будет, прежде чем делать.
– А если не будет?
– Тогда не судьба. Что сидишь? Насыпь соли в солонку. И сними уже этого придурка с холодильника! Совсем обдолбался.
Пьяный, но довольный Марсик на разъезжающихся лапах поковылял в прихожую.
--------
Помещение, куда привели Олега, ничем не напоминало кабинет солидного и успешного человека. Скорее, предбанник, где днюет и ночует в ожидании кары начальственной маленький офисный клерк. Никакого дерева, никакой кожи, никаких картин и статуэток, зато повсюду – завалы безликих документов, нераспечатанные упаковки бумаги для принтера и желтый пластмассовый чайник с кособокой крышкой. Когда такие чайники кипят, крышка подпрыгивает и хлопает. На столе – фотография в рамке, но стоит подставкой к Олегу. Кто изображен на фотографии, Дубровин не видел.
– Мой кабинет прослушивается, – пояснил Рязанский. – Вчера нашли еще один вражеский «жучок». Два за неделю – это куда ни шло, но четыре – уже наглость, как считаешь?
– Мне не с чем сравнивать, – осторожно ответил Дубровин.
– Молись, чтобы так оно и было. – Константин, не церемонясь, сгреб все бумаги со стола в общую стопку, а саму стопку засунул в пустой ящик. – Чай? Кофе? Или для храбрости?
– Объясни, зачем я здесь. К чему вся эта криминальная параша с пересадками? Зачем?..
– Олег Владимирович, давай сразу проясним. – Рязанский придвинул ногой стул, сел за опустевший стол и сцепил пальцы в «замок». – Раз ты здесь, значит, так нужно.
– Мне или тебе?
– Глупый вопрос. Всем. Так что будь добр, молчи и улыбайся. Махать не обязательно, но если очень захочется, то можно. Народ оценит. Тут обитают в основном милые, душевные люди, не чуждые здоровой непосредственности.
– Кос, – тихо, даже с намеком на вежливость, – если я тебе должен, это не значит, я буду кланяться по первому твоему хотению. Объяснить по-человечески можешь?
Костя кивнул. Он был спокоен и расслаблен.
– Сегодня праздник у девчат. Стая собирается в актовом зале и обсуждает текущие промахи Акелы. До сегодняшнего дня всё было чисто символически, но теперь большинство уверены, и не без оснований, что Акела уже не тот, что пора давать дорогу молодым, и ажиотаж стоит... мягко говоря, зверский. Поэтому не знаю насчет танцев, но делить апельсин нам сегодня точно придется. Демократия, будь она неладна!
– Неужели Акела все-таки промахнулся?
– Акела в кои-то веки позволил сесть себе на хвост...
– И стая решила, что промах – это вопрос времени, – закончил Олег. – Суровая стая.
– Беда в том, что волков в ней осталось от силы душ пять. Остальные то ли шакалы, то ли бандерлоги в волчьих шкурах. Мутировали неудачно, – пояснил Костя, нехорошо усмехаясь, – даже обидно за популяцию.
– Шутник ты, Акела. Я-то тут причем?
– Напомни-ка мне, с кого всё начиналось? Кто основал это безобразие? – Рязанский взял с подставки чайник, налил воды из крана ютившейся в углу ржавой раковины и щелкнул кнопкой. – Ты как хочешь, а я кишки погрею.
– Основатель этого, как ты выразился, безобразия – мой дед, Алексей Кириллович Дубровин («Можно было и без официоза», – пробормотал Рязанский). Продолжил отец, потом пришел ты. Спасибо тебе большое! Но вопрос, уж прости за эгоизм, стоит ребром: я тут каким боком? Фирма давно твоя со всеми потрохами.
– Мне нужен отвлекающий маневр. Можешь считать это жестом отчаяния и не искать логики: она или глубже, или ее вообще нет. От тебя требуется просто сидеть рядом и улыбаться. Зубы вроде целые, проблем возникнуть не должно.
Олег с трудом подавил нервный смешок.
– Это ты-то в отчаянии?
– Представь себе, ужасно не хочется делиться. Твоя рожа заставит всех еще раз подумать: а стоит ли овчинка выделки? Внимание переключится на тебя, меня на время оставят в покое. Когда это время кончится, всё будет по-старому. Я сумею сделать так, чтобы ваше семейство ни в чем не нуждалось где-нибудь... Где бы ты хотел жить?
Олег не поверил своим ушам. Он, конечно, догадывался, что человек, сломавший отцу жизнь, не может быть пушистым зайчиком. Сам папа тоже далеко не ангел и розами не торговал, но это «предложение» – чистой воды подстава! Его бросают на растерзание толпе волков-мутантов, предварительно связав по рукам и ногам.
– Я не буду этого делать. – Собственный голос прозвучал хрипло и неожиданно жалко.
– А еще говорят, что горькая правда лучше, – посетовал Рязанский. – Выбора у нас с тобой нет, дружок. Думаешь, я хочу этого? Не хочу. Ты ненадежен, тебя можно переманить. Но мне нужно это треклятое время, а тебе нужен живой и здоровый папа.
Чайник закипел. Крышка запрыгала, приглашая кипяток выбраться наружу.
– До чего ты докатился? – почти выплюнул Олег. Пришлось отойти в сторону, чтобы не поддаться искушению и не наделать глупостей. Прибегнуть к помощи чайника, например.
– Самому противно. Обещаю, потом ты сможешь дать мне в морду.
– Много чести.
«Молодец, мальчик, – с горьким удовлетворением подумал Рязанский. – В твоем возрасте и на твоем месте я бы орал благим матом, топал ногами и сверкал глазами куда более грозно. И ведь, правда, не хочется тебя впутывать. Но выбора действительно нет. Еще позавчера ночью был, а теперь нет. Верил бы в судьбу – обозвал бы ее проституткой».
Ему уже успели позвонить из Мюнхена. Информаторы не соврали: всё точно по сценарию, совпало даже время. Полчаса не в счет. Плюс-минус. Обычный огрех.
Он должен выяснить, кто за всем этим стоит. У кого настолько снесло крышу?
Были подозрения у кого именно, но подозрения смутные, из области фантастики. Он дважды все проверил, прежде чем их отмести, пускай и смотрели на него, как на сумасшедшего...
Костя вздрогнул от стука. До «танцев» еще сорок минут, он просил не беспокоить. То, что они с Олегом здесь, знают четверо, исключая охрану.
– От двери отойди, – Олегу. На всякий случай.
Охрана охраной, но его так уже подлавливали. Старый добрый «Макаров» удобно лег в ладонь.
Дубровин на негнущихся ногах отступил к раковине. Латиноамериканские страсти всё больше обрастали подробностями криминального фастфуда, что так любят показывать по телеканалу НТВ.
– Войдите.
На пороге – Артем Гореславец, хороший человек с несчастливой фамилией. Среди своих Гореславца ласково кличут Бегемотиком: как любого по-настоящему хорошего человека, его много.
Один из четырех. Понятливо кивает, глядя на черное дуло «Макарова».
Костя чуть опускает пистолет.
– Николаич, пошептаться надо. Здрасьте, – тянет губы в улыбке Артем. В глазах паника, а голос споко-о-ойный.
– Ну, давай, шепчи. – В глазах Кости вопрос «Что там у вас опять?»
– Я лучше напишу. – Артем косится на Олега.
Костя всё понимает правильно и достает из ящика первый попавшийся документ. Бегемотик криво пишет на пустом месте два слова.
И руки Рязанского опускаются сами собой.
Он засовывает пистолет во внутренний карман пиджака. Ему нужны эти несколько секунд, чтобы снова начать думать.
Все-таки чуйка приходит после пятидесяти, и даже самые фантастические подозрения бывают заведомо реальными.
А танцы сегодня будут. Однозначно.
– Наружных ко мне. Караул сменить. Телефон.
Олег не видит, как нездоровая бледность Рязанского превращается в еще более нездоровый румянец. Кос звонит кому-то с телефона писаря. Два «Мерина» и «Крузак» – во второй паркинг. Да не его дело как. Тем самым местом кверху!
Наружные – это Игорь и пока малознакомый плечистый парень. Костя, не прекращая говорить, кивает Игорю, и тот зовет по крошечной рации какого-то Руднева. Руднев клянется быть.
А дальше – полная неразбериха. Вроде бы невозмутимые люди смотрят друг на друга так, будто забыли подготовиться к Армагеддону, а тот взял и наступил.
Спокоен только Кос. Полностью, глазами в том числе. Более того, Рязанский улыбается. Сует Олегу связку ключей. Хлопает по плечу.
– Хозяйка квартиры в курсе. Сидишь там, пока не позвоню. Потом едешь домой. Забываешь всё, что я говорил. Эта криминальная параша уж точно не для тебя.
--------
Всё было продумано. До мелочей или нет, но серая «Мазда» села на хвост свирепому бронированному «Крузеру». За вторым «Мерином» прицепилась «Ауди». «Мерседес» с Олегом внутри, выждав, сколько требуется, поехал совсем в другую сторону. Дубровину было уже все равно, куда везут: он не контролировал ситуацию. Лишь бы живым оставили и дали возможность позвонить матери.
Привезли. Двор огорожен, новый девятиэтажный дом пучится сплит-системами. Мамаши толкают похожие на танки коляски или держат за ручки маленьких принцев и принцесс. Впрочем, вряд ли это мамаши – няни, скорее всего. Собаки – только породистые и только в ошейниках, выгуливают цивилизованных с виду людей. Из тех машин, что брошены во дворе, ни одного «Жигуля» и «эконома» – сплошь иномарочные иномарки. Детская площадка по последнему слову техники. Недоступный простому смертному рай.
Если бы Олега сопровождал Паша Втула, он бы приметил в этом райском уголке много знакомого и интересного и был бы приятно (или неприятно) удивлен.
--------
Дожидаясь сигнала, Олег читал первую попавшуюся книгу. Ни названия, ни сути он бы потом не вспомнил под страхом смерти. То и дело откладывал книгу и брал в руки телефон. Перевалило за полдень, давно стемнело, а ему всё не звонили и не писали.
Шторы они на всякий пожарный сразу задернули. Прежде чем уйти, Игорь с выражением вселенской грусти продемонстрировал Дубровину пустой холодильник (то, что там лежало, в пищу не годилось в принципе) и сказал: «Мужайся». Слово «мужайся» никак с Игорем не вязалось, и Олег решил, что это пароль. Или стёб над хозяевами жилплощади.
Бродить по чужой квартире и трогать всё подряд было неэтично. Дубровин потрогал только фотографию на кофейном столике: еще не такой худой, как сейчас, и чуть более темноволосый Рязанский в пальто «привет, нулевые» и светленькая девочка лет тринадцати обнимают лохматого слюнявого сенбернара. И – удивительно! – Кос улыбается нормальной человеческой улыбкой, а девчонка серьезная, как на приеме у президента. И взгляд... настороженный. Недоверчивый. Недетский совсем.
Хотя чему он удивляется? С волками жить...
В половину восьмого в коридоре что-то грохнулось, и женский голос громко высказал седому мирозданию и собственной криворукости свое «фи». Олег, успевший задремать, вскочил на ноги, случайно задев ту самую фотографию на столике. Грохота в квартире стало немного больше.
– Привет! – В дверь просунулась светловолосая голова. – Это что за вандализм?
– Прости, случайно вышло. – Олег поднял рамку с фотографией и поставил на место.
– Бывает. Что стоим? Иди, руки мой, чайник ставь. Ужинать будем. Или ты не голодный?
Олег сглотнул. Садистские наклонности по наследству передаются, факт.
– Меня, кстати, Соня зовут. – Блондинка вновь нарисовалась в комнате. В руках она держала три большие коробки пиццы, сложенные стопочкой. Пока Дубровин разглядывал коробки, Соня разглядывала Дубровина. – Ты ведь Олег?
– Олег. А ты?.. – Он оглянулся на фотографию.
– Ага. Софья Константиновна Суворова, в девичестве Рязанская. Руки, если ты не против, на кухне пожмем. Жра... есть хочу, не могу.
Ела Софья Константиновна много и с аппетитом, не смущаясь никого и ничего.
– Был трудный день, – пояснила она, прожевав. Вытерла оставшийся на носу кетчуп. – И завтра по плану фитнес, а так после шести я не ем. Только когда есть повод есть.
Олег пожал плечами. Упрекал он ее, что ли?
– Тебе чай или кофе?
– А для храбрости? – вырвалось у Дубровина.
Соня все правильно поняла.
– Без вопросов. Коньяк, шампанское, сурёвый рюсский водка?
– Чаю хватит.
– Зеленый, черный, каркаде?
– Человеческий можно?!
– Значит, черный. Айн момент!
Соня пила зеленый. Морщилась, куксилась, но пила.
– Самое вкусное в зеленом чае без сахара – чувство собственного превосходства.
Дубровин уткнулся в свою чашку.
– Что, достал тебя Костя? Он это умеет. – Суворова смотрела на него в упор взглядом профессионального энтомолога. – Видок у тебя, мягко говоря, прифигевший.
– Чего ты так смотришь?
– Как «так»?
– Как пионер на картинку «найди десять отличий». Дедуктивно.
– Жалко тебя потому что, – посерьезнела Соня. – Ночуешь сегодня у меня, на кровать, сам понимаешь, не пущу, а на диване спать невозможно. Втулкин протестировал.
Оказывается, он еще способен удивляться.
– Ты знаешь Втулкина?
– Скорее это Паша знает меня. Застукает нас с тобой на одной кровати – задушит из ревности, а потом разбираться будет, почему не зарубил... Чего ты так смотришь?
Дубровин поблагодарил за пиццу и ушел на диван. На вопрос «Можно позвонить?» Софья отрицательно покачала головой, принесла полотенце и чистое постельное белье. Сама при этом набрала кому-то и молча слушала собеседника, изредка вставляя напряженное «Поняла».
Peony Rose:
Спасибо за главку ))
Как-то все прямо со скоростью сверхзвукового истребителя понеслось...
Рязанского хотят скинуть, он решил прикрыться Олегом, Соня тоже каким-то боком здесь, Татьяна опять же что-то делает в Мюнхене - что, непонятно...
Интригуешь, Света )) ой, интригуешь )
Одна радость - кота выпившего с подоконника не унесло )
"На съемках фильма ни одно животное не пострадало" (с)
Ирэн Рэйн:
Только сегодня утром говорила Ане Яфор, что сомневаться - это хорошо и правильно. Это значит, стремиться к лучшему. Не останавливаться.
Мне понравилась глава. Лаконичная и информатичная. Спасибо
lor-engris:
Всем доброго!
Я недовольна, что мысль и события скачут, как кот на холодильнике))) Плюс Олег. Не знаю, нормальна ли такая реакция - безэмоциональности процентов на 80. Пока писала, ощущение было именно таким: Олежа, почувствуй хоть что-нибудь. Но при попытке вложить больше эмоций появлялась фальшь. В итоге мне не нравилось ни так, ни этак)
Больше так не будет) Все будет постепенно и с расстановкой. Это неотъмлемая часть истории Кости, которая приближается к закономерной развязке (только не воспринимайте мои слова буквально)))
Косте действительно нужно было предпринять что-то подобное, чтобы сохранить дело в своих руках, не поддавшись порывам большинства. Но случилось непредвиденное. У Рязанского ведь тоже совесть не чиста, вот и придется расплачиваться. На чужом несчастье, как говорится.
Соня к бизнесу отношения не имеет. Всех сразу поставили в известность - она не преемница, не трогайте. У Кости было достаточно средств и связей, чтобы полностью обезопасить Соню. А спрятать Олега у нее решили из принципа: прячь там, где стали бы искать, но не будут, потому что это слишком банально. Костя, может, и проверил бы, но не все думают, как он.
Пытаюсь) Становлюсь на скользкую тропу интриги...
Зуб даю
Всегда, наверное, буду сомневаться. Так уж повелось, не умею быть собой довольной)
Рада это слышать)
Спасибо за отклики!
alen-yshka:
Привет, Светунек!
Спасибо за главу - ничо не поняла, но все оченно понравилось)))
Кто, кого, куда, зачем? Чего Дубровина искать-то будут, если его еще не засветили, то бишь не улыбался и не махал?))
Назовем это - затяжной шок.
Мозг, чтобы хоть как-то помочь хозяину адекватно вкурить ситуацию, врубил режим: "будете проходить мимо, проходите!" И вот как раз таки калейдоскоп быстро сменяющихся событий и не дает остановиться и обмозговать то, что происходит, дать всему реальную оценку. Бессознательное рулит, защищая от поминания всуе всех дорогих сердцу и душе людей. Потому и с родителями немногословен, и о Динке не вспоминает...
Олег создает присутствие в виду отсутствия.
Кот доставил неимоверно)) Надин знает и пользует слово "априори"?)))))