Монк:
29.08.18 17:43
Verka писал(а):Если не поможет, попробуй наоборот, мрачняк посмотреть, чтобы душа, накушавшись серьезного, затребовала позитива и ХЭ.
Кстати, хорошая идея! Я так как-то избавилась на время от одной зависимости. Но то - зависимость, а то - состояние души... но попробуем!
Кьяра писал(а):Если в придуманном тобой сюжете кто-то из героев умер - пусть в конце воскреснет Вот и хэппи-энд.
Ну а чем я не Мартин?

Была у меня похожая идея, если честно. Типа, для конкурса - я завершу на предпоследней главе, где все хорошо, а самый нежданчик у меня как раз случается в последней, который резко перечеркивает все остальное. И для редакции, так сказать, прилизанный вариант - она остается с прекрасным принцем, весь мрак позади - а для тех, кто докопается до правды, будет настоящая концовка )))
Sheraleyainn писал(а):Но вообще отличные у вас споры. Да еще и за наборы
Графомания - наследственное заболевание, оба поражены. )
neangel писал(а):Раз уж отлично пишешь драматические сюжеты, сделать что-то необременительное точно сумеешь. Главное, чтоб драконы были или ректоры, а лучше ректоры - драконы, а по последним тенденциям ромфантовской моды - непременно черные и зело могутные, а уж чтобы всю аудиторию привлечь до кучи - чтоб набор. Не важно куда и зачем, да хоть в ту акадЭмию, где ректорствует тот дракон, лишь бы было.
Нина, всё, первое место моё

Тебя укажу как соавтора, за подаренную идею
Про коней и драконов - нет уж, нет уж, не стоит оно того
...
Peony Rose:
04.09.18 15:03
Интервью с замдиректора Редакции №1 издательства «Эксмо» Екатериной Панченко.
Могут ли русские писатели быть популярны за рубежом? Отвечает издатель.
Накануне Московской международной книжной выставки-ярмарки, крупнейшего издательского события, «Афиша Daily» поговорила с замдиректора Редакции №1 издательства «Эксмо» Екатериной Панченко о том, может ли российское книгоиздание конкурировать с зарубежным, и о шансах русскоязычных авторов на мировом рынке.
— ММКВЯ — важное для издателей событие. Сильно ли отличается Московская ярмарка от, например, Франкфуртской?
— Франкфуртская выставка (Франкфуртская книжная ярмарка — крупнейшая в мире книжная ярмарка, проходит в середине октября в Германии. — Прим. ред.) взрослее: в этом году ей исполняется семьдесят лет. Франкфурт по-настоящему международный; это крупнейшая ярмарка авторских прав и одновременно самая крупная национальная книжная ярмарка. Вообще, единственное, что в последние годы объединяет эти две выставки, — это то, что они обе сжимаются, занимают все меньшие площади; приезжает меньше издателей и на меньшее количество дней. Франкфуртская книжная выставка пытается затормозить этот процесс с присущим ее команде размахом и профессионализмом: на открытие выставки приезжают главы государств, в течение года устраивается множество мероприятий для мировых издателей, работает программа поддержки издательского бизнеса Fellowship и так далее. Московская книжная выставка пока на таком уровне не работает.
— Почему наши книги не могут конкурировать с западными по визуальному решению?
— Нам сложно, потому что у нас слабая полиграфическая база, и некоторые решения наших коллег мы не можем использовать. Вторая причина — это общий визуальный массовый вкус. Я вижу у нас невероятное желание догнать, научиться делать что-то свое. На зарубежных ярмарках много иллюстраторов; практика показывает, что спустя два-три года все тенденции детской литературы перекочевывают в обложки взрослой. Так что если внимательно присматриваться к тому, что происходит на стендах международных выставок, то можно предугадывать тенденции.
— То есть проблема не в художниках?
— Конечно. У нас есть невероятные художники, я считаю, что их работы абсолютно конкурентноспособны на мировом рынке; другое дело, что наших художников и наши обложки никто не видит, за счет того, что русское книгоиздание не флагман мирового, на нас никто не смотрит. Тем не менее, имея опыт работы с крупными международными бестселлерами, могу сказать, что когда наша обложка становится с остальными в общий ряд, то она часто не уступает, а, наоборот, даже вызывает у коллег из других стран желание купить эти обложки и использовать в своей работе. Сейчас мы ставим задачу максимально поднимать уровень обложек, делать их универсальными, международными, даже зарабатывать на них. В этом году мы планируем закупать целую линейку зарубежной прозы.
Вот видите «Линкольна в бардо» Джорджа Сондерса и «Время свинга» Зэди Смит? Обложку к последней делала русская художница Марина Дорошенко, мы специально просили приблизить к оригиналу — ярко-желтой обложке, очень запоминающейся; так как у таких писателей, как Смит, читатели очень грамотные, нам не хотелось их путать или уводить от оригинала. «Линкольн в бардо» — это буквально повторение оригинальной обложки, там их две — американского и английского издателя, мы выбрали белую, она нам всем как-то приглянулась. Линейка этих книг будет продолжена, мы вынимаем книжки из привычных серий и делаем в максимально приближенном оформлении или переработанном, оригинальном.
— У вас есть бета-ридеры или фокус-группа, выбирающая обложки, или же это зависит от вкуса одного редактора?
— Это в большей мере вкус одного редактора, но обложка проходит стадии согласования, жарких споров, бывает, что совсем расходятся мнения в группе людей, принимающих решения…
— А кто входит в эту группу?
— Редактор, руководитель этого отдела, главный художник в издательстве, директор редакции — мы советуемся большой группой. Сейчас есть возможность виртуально подключать к такому обсуждению коллег, которые издают книги в этом же сегменте, — как мини-целевую аудиторию. Вкусовщина в обложках присутствует всегда, вопрос только в том, хороший это вкус или плохой, и в том, насколько ты передал настроение книги читателю. Важно, чтобы обложка не отталкивала.
— Литературные критики сегодня влияют на продажи?
— Мы все хотим верить, что да. Конечно, хочется заслужить похвалу, чтобы нашу работу оценили; мы очень расстраиваемся, когда критика негативная… Продает ли критик книгу? Да, но в объеме, категорически недостаточном, чтобы издательство могло позволить себе следующую. Нам нужно больше литературных критиков, больше прессы о книгах, и — отдельно моя личная боль — у нас нет по-настоящему тиражного индустриального издания. Поговорите с любым издателем, работающим с зарубежными книгами: The Bookseller, Publishers Weekly, списки бестселлеров New York Times, Guardian, колонки — а у нас есть только маленький, но уважаемый журнал «Книжная индустрия», который не выходит на широкую публику.
— И толстые литературные журналы.
— Это жизнь в себе. Широкой публике они не интересны, читатель потерял всякий смысл, он не видит процесса и не понимает, что там происходит. Индустрии не хватает авторитетного издания. А что может создать такое? Адекватное количество людей, пишущих о литературе. Вот, к примеру, недавно известный литературный критик Митико Какутани, которая уволилась из New York Times, написала книжку о тенденциях в современном мире — мы с радостью ее ухватили, потому что это интересная фигура в книжном мире. Вот таких фигур невероятно не хватает.
— Вы можете ответить, почему русская литература так плохо представлена на зарубежном рынке?
— Есть механические препоны для русского писателя при выходе на западный рынок: влияет и политическая обстановка, и культурные особенности (мало популяризируем русский язык).
— Говорят, что русские права покупаются всего на три-пять лет и потому неэффективно продавать их за рубеж — был бы смысл их продавать при бессрочном контракте или в случае, если авторские отданы на срок от десяти лет. Это так?
— У нас рынок молодой и жесткий. Для русского автора привязать себя к одному издательству на десять-пятнадцать лет — я даже не представляю, как он должен принять такое решение! Сегодня ни одно издательство не гарантирует полного спектра возможностей, мы гарантируем только то, что выпустим книжку и возьмем на себя дистрибуцию. Так что я понимаю авторов, которые не хотят отдавать права надолго, — ситуация стремительно меняется, рынок неустоявшийся, выхода нет, идти особо некуда.
— Но может ли русский автор пользоваться спросом на западном рынке?
— Может. Есть Китай, который интересуется сейчас всем, — правильно подав, можно продать туда все что угодно. Но для автора будут «но»: мало денег, полная бесконтрольность. Следующий рынок, который может интересоваться русскими авторами и лоялен к ним, — это рынок Восточной Европы: Болгария, Румыния, Сербия, иногда покупает Греция, но это тоже маленькие авансы и маленькие тиражи. Есть Германия и Франция — они тоже покупают русских авторов, так как есть хорошие культурные связи, но книжки все равно не имеют большого успеха. Так что случаев, когда русский автор выстрелил с точки зрения продаж, нет — отслеживая бесконечные списки бестселлеров, я не вижу там русских имен. А если это русские имена, то это их местные авторы. Самый сложный и закрытый — англоязычный рынок, продажи туда случаются редко, блокбастеров русских там не получается. То есть можно доставить читателю за рубеж текст, но читатель его не потребляет.
— Почему?
— Мое представление глубоко личное: если мы устраним технические помехи в виде сроков контрактов, стоимости переводов, станем поддерживать правильные контакты, то, может, ситуация изменится. К примеру, Франкфуртская книжная ярмарка проходит в октябре, но они весь год с нами работают — организовывают какие-то круглые столы, постоянно держат в курсе, тем самым увеличивая долю немецких книг на листах русских издателей.
— Но сама-то литература у нас хороша?
— На мой взгляд, в сегменте жанровой литературы мы недостаточно техничны. Нашим авторам надо поучиться: они много болтают, плохо продумывают сюжет и часто вторичны. Как мы видим, самое востребованное кино — Голливуд, надо стремиться к подобного рода повествовательности: держать интригу, создавать интересные характеры, гэги, даже в жанровом сегменте. Если ты пишешь с прицелом на мировой рынок, то ты же пишешь не только для себя. Это же касается и интеллектуальной литературы.
— Кстати, многие авторы «Редакции Елены Шубиной» неплохо представлены за пределами России. То есть доверяют фигуре издателя?
— Да, доверяют издателям и премиям, а также некоему информационному полю. Наша главная проблема в том, что русские мало пишут, по сравнению с американцами мы вообще не пишем. У нас меньше ценится частный опыт, но эта тенденция все равно идет — есть и true story, и личный опыт каких-то переживаний. Это хорошо и правильно, это дает людям ощущение, что они могут высказываться, на этой почве рождается сегмент коммерческой, но универсальной литературы. Мастера современной интеллектуальной литературы грешат тем, что чувствуется, как на них давит тяжелое наследие предков, ощущение ответственности. У нас есть низ пирамиды в виде простых очень жанровых вещей, а есть верх, интеллектуальный, весь в премиях. Хотелось бы еще нащупать прекрасный пласт золотой середины «просто книг», где будет рассказана история, удовлетворяющая всем потребностям.
— Тренды в российской литературе сильно отличаются от зарубежных?
— Крупные серьезные тренды — не очень отличаются. Русские издатели смотрят на европейский и англоязычный рынок и стараются быстро покупать, быстро готовить и издавать — информационное и эмоциональное поле более-менее общее. Другое дело — глубина проработки темы. Возьмем тот же феминизм. Спектр книг, который вы найдете на эту тему, — от шутливых до фундаментальных работ. Если мы посмотрим на эти книги в России, фундаментальная будет лежать где-нибудь в углу, а в топе продаж будет попсовая. Потому что само общество у нас часто не готово говорить в открытую. В общем, мы ловим мировые тренды, отражаем, но в меньшей степени. С другой стороны, посмотрите книги, в которых больше эмоций и литературной и человеческой силы, — неважно, на какую тему и в какой тренд они облечены. Вот в «Маленькой жизни» все перевесила человеческая история и история дружбы. Какие-то базовые архетипические истории всегда нужны.
— Например, сегодня актуальна история «Девочек» Эммы Клайн, которая отлично зашла на книжный рынок?
— Кстати, на истории Клайн хорошо видно, как русский рынок работает. Мне кажется, не меньше двух лет эту книгу в России никто не покупал. У нее потрясающе интересный, очень умный литературный агент, вызывающий доверие, и все знали, что у него точно надо было бы купить, но смотрели, крутили — не брали, не вставала книжка в серию. Но нашелся издатель, который доверился и издал, — книжка прекрасна и оказалась созвучна читателям. Это только кажется, что издатель схватил трендовую книжку, а на самом деле так получилось, что, когда «Фантом Пресс» издал здесь «Девочек», этот тренд усилился, то есть они попали на пик с ней. Они безусловные молодцы, берутся за сложные книги, которые непросто вычислить, — вот в этом отражается как раз личность редактора. То, что выбираешь, — то ты и есть.
— А почему в «Эксмо» нет именных редакций, как в «АСТ»? Почему ваши редакторы, в отличие от тех же Елены Шубиной, Варвары Горностаевой, Ильи Данишевского, имена которых знают в книжном бизнесе все, как бы в тени?
— Редактор должен и может быть брендом. Вот те редакторы, которых вы назвали, — это понимание своего места, это нишевые, с четко выверенной политикой издательства редакторы, чей портфель действительно отражает их личностные вкусы. Мы приходим к тому, что у тебя есть либо сотрудник издательства, либо издатель. Читатель идет за фигурой издателя: если смотреть на западный рынок (и на французский, и на английский, и на американский), там очень много личностных импринтов. В «Эксмо» была другая традиция. Когда человек много лет спрятан за большим и крупным брендом, ему сложно формировать собственную политику и отвечать за нее перед публикой. Вы перечислили несколько ярких редакторов, но кроме них есть огромный массив «АСТ», и имена этих людей неизвестны. Они не выходят на передовую, не хотят.
— Как издатель, как вы относитесь к электронным книгам?
— Мне, как издателю, важно, чтобы текст прочли, и неважно, каким способом. Я подталкиваю коллег, чтобы они синхронно делали релизы в трех форматах: электронном, аудио и книжном. Но практика по всему миру показывает, что надо меньше суетиться про форматы, а больше — чтобы текст был доведен до совершенства, чтобы хорошо была проделана редакторская и авторская работа, чтобы была идеальная обложка, чтобы потенциальный читатель любым доступным способом узнал, что этот текст существует, а потом он купит его так, как ему удобно. «Электронка пожирает бумагу» — это уже вчерашний день. Вопрос формата сегодня вторичен, главное для автора и издателя — чтобы его прочитали.
источник daily.afisha.ru
...
LuSt:
04.09.18 16:09
Я тоже принес статеечку.
Тиражи бизнес-литературы и нон-фикшна в России выросли на 30% за год. Как это вышло?
Объясняет Павел Подкосов («Альпина нон-фикшн»)
Издательство «Альпина Паблишер» появилось в 1998 году, а «Альпина нон-фикшн» — ровно через десять лет. С самого начала это было самостоятельное издательство со своей редакцией, финансами и маркетингом. Сейчас оно выпускает 50 новых научно-популярных книг в год и считает себя одним из лидеров на российском рынке качественной интеллектуальной литературы. «Секрет» поговорил с генеральным директором «Альпины нон-фикшн» Павлом Подкосовым о том, почему в России стали больше читать, но качественная литература всё равно прячется на полках книжных за томами лженауки и популярной психологии.
— Чем ваше издательство отличается от «Альпины Паблишер»?
— Оба издательства входят в группу «Альпина», но «Альпина Паблишер» — издательство скорее универсальное. Там есть и бизнес-литература, и психология, и селф-хелп, они работают с большими тиражами. Например, их авторы Лабковский и Зыгарь — лидеры продаж сегодня. Мы же специализируемся на научно-популярной литературе. Это серьёзные тексты по биологии, химии, астрономии, физике, астрофизике. Такие тексты требуют экспертизы на входе и научной редактуры в процессе подготовки. Они предназначены для школьников, студентов и всех, кто интересуется научно-популярной литературой, кто любопытен и хочет развиваться. Мне кажется, этот читательский слой в России заметно растёт. Собственно, с 2008 года на этом рынке всё очень позитивно.
В России любят называть нон-фикшном любую нехудожественную литературу. Тогда «50 рецептов приготовления квашеной капусты» — тоже нон-фикшн. Хотя традиционно считается, что нон-фикшн должен поднимать серьёзные вопросы, проблемы. Формально детская, деловая, спортивная литература и всякие рецепты являются самостоятельными сегментами.
— Вы обычно говорите, что выпускаете только качественную литературу. Где для вас граница между качественной и некачественной?
— Качественная — безукоризненная с научной точки зрения. Для научно-популярной литературы это крайне важно. Книжки, издаваемые под эгидой «Рен-ТВ», называются научно-популярной литературой и иногда стоят в этом отделе в книжных магазинах, но к науке имеют крайне слабое отношение. Я имею в виду лженаучные тексты про плоскую Землю, рептилоидов и т. д. У нас есть редакционный совет, который оценивает книгу с литературной точки зрения, оценивает интересность и актуальность темы. Но даже если нам нравится тема, язык, подача, мы передаём текст эксперту — учёному в конкретной сфере. Вокруг нас есть экспертное сообщество, оно оценивает именно научность книг. Затем, уже после корректуры, редактуры, вёрстки, книгу прочитывает научный редактор и оставляет свои замечания. Мы всё исправляем по возможности. Бывает, что в каких-то западных книгах наши научные редакторы находят ошибки — например, в формулах.
— И что тогда делаете?
— Вот так получилось с книгой одного известного американского математика, автора научных статей в Science и Nature. Мы связались с ним, рассказали, что наш научный редактор нашёл несколько ошибок. Он, конечно, поблагодарил нас. А у него уже издания на английском, немецком и французском вышли с этой ошибкой. Думаю, что в переизданиях они всё поправят. У нас тоже всякое бывает — уже после выхода книги кто-то из экспертов или внимательных читателей находит ошибки. Когда мы вышли на рынок научно-популярной литературы, нас стали под микроскопом читать, а мне — писать письма и в Facebook. В основном дружелюбно, но бывают и люди, которые любят поскандалить.
— А у вас были публичные скандалы из-за этого?
— Один серьёзный российский учёный разбирал наши книги на YouTube. Сказал про одну книжку, что она устарела, а про другую — что научный редактор не поработал, ну и т. д. Какие-то книги устаревают, это факт. Биология, астрофизика развиваются быстро, книгоизданию сложно успеть: пока мы купим права, пока переведём, пока отредактируем. Это занимает в среднем, как беременность, — девять месяцев. Есть книги и авторы, которые не устаревают. Например, Карл Саган, который писал в 90-е годы. Все его книжки, несмотря на то, что они про астрономию, — в общем, философские.
— Вы ответили этому учёному?
— Мы с ним созвонились. Сейчас этот учёный с нами сотрудничает: советует что-то из новинок, делает научную редактуру. На мой взгляд, на российском рынке существует два издательства, которые настолько серьёзно подходят к предмету: это мы и Corpus. Есть, конечно, и у других издательств какие-то серии. Например, у «Питера» есть серия неплохая научно-популярная. Есть довольно много ещё издательств хороших: маленьких, академических, университетских. Там тоже бывает вполне качественная научно-популярная литература.
— Сколько издательство зарабатывает на одной книге?
— Есть прямые затраты: это авторские роялти, стоимость перевода, работа редактора, менеджера проекта, корректора, верстальщика и художника, стоимость печати и полиграфических материалов. Косвенные — логистика, бухгалтерия, юрист, налоги, аренда офиса. Налоги составляют примерно 20% от себестоимости, роялти — 10–15% от оптовой цены. Производство и материалы — 35% себестоимости, препресс — 35%. Торговая наценка в магазине варьируется от 20% (это редкий случай) до 100%, иногда может превысить и 200%. В интернет-магазинах и независимых книжных наценка обычно минимальна, в больших сетях значительно выше. В среднем можно сказать, что книга за 500 рублей в рознице отгружена издательством за 250 рублей. Прямая себестоимость при этом около 150 рублей. На первом тираже издательство зарабатывает минимально. Большой аванс легко ставит книгу на грань рентабельности. Со второго тиража (когда уже нет расходов на препресс) экономика становится интересней. Но на второй тираж всё же выходят не 100% книг. Поэтому прибыльные допечатки «спонсируют» рискованные проекты и покрывают затраты на редкие, но всё же случающиеся просчёты. Если говорить о книжном бизнесе в целом, сложность не в небольшой маржинальности, а скорее в крайне низкой оборачиваемости. Книга готовится не меньше года (сложная и объёмная — и два, и три), и с первого же дня издательство несёт расходы: аванс правообладателю, заработная плата на всех этапах подготовки текста, закупка материалов, оплата типографии и т. д. А первые деньги от продаж начинают приходить спустя шесть месяцев после начала продаж. То есть полтора года мы только инвестируем.
— В 2017 году рынок нон-фикшна начал расти. Как вы считаете, почему?
— 2017 год — это вообще первый год в России за последние 10 лет, когда книжный рынок начал расти. С 2008 года, когда мы появились на рынке, по 2016-й происходило постоянное падение тиражей. Это я говорю вообще про весь рынок. Тиражи упали с 760 млн до 446 млн. Конечно, больше всего упала низкопробная художественная литература: детективы в мягких обложках, любовные романы. Это всё уходит в интернет постепенно. Есть у Бориса Куприянова, который занимается магазином «Фаланстер», шутка: когда охранникам запретили читать на работе, тиражи таких книг, как «Лютый против Бешеного», упали на 90%.
— Люди с такими книгами переместились в метро.
— Ну они везде попадаются. Если говорить дальше о цифрах, то с 2008 по 2016 год покупки книг на человека упали с 5,5 до 3 штук в год. Затем рынок начал выпрямляться. В 2016 году — за счёт поднятия цен на книги. А в 2017 году мы наблюдали примерно десятипроцентный рост тиражей. Не просто доходов издательств, а именно тиражей. "Альпина нон-фикшн» вообще шла вне тренда — у нас с 2008 года не было никаких падений, мы росли с нуля. Прошлый год был лучшим у нас, да и у других издательств тоже. Тиражи интеллектуальных издательств больше выросли, чем в среднем по рынку: у Ad Marginem — на 30%, у нас — где-то на 35%, у «Клевера» — на 37%, у «Альпины Паблишер» — на 43%. Рынок растёт, потенциал большой. Я в прошлом месяце был в Бишкеке, и там тоже руководитель и хозяин книжного магазина «Раритет», где продаются в основном русскоязычные книги, сказал, что 2017 год был первым, когда он явно ощутил рост интереса к чтению. Увеличилось количество магазинов, покупок, средний чек.
— А с чем это связано?
— Люди привыкли к тому, что у них не то чтобы всё хорошо, но достаточно стабильно, поэтому можно не экономить на книжках. Несмотря на то что цены на книги выросли, книга — самый недорогой вид развлечения и самообразования. К тому же значительно улучшилось качество. В 90-е чудовищные переводы выходили, которые сейчас просто невозможно читать, книги разваливались через неделю чтения. Сейчас человек понимает, что и в мягком, и в твёрдом переплёте книга будет качественная с хорошим переводом, с редактурой. На рынке интеллектуальной литературы всё более-менее хорошо с контентом и исполнением. Для нас и, наверное, для многих издательств в 2017 году стабилизировался украинский рынок. До этого российские книги вообще были с него выкинуты. Сейчас каждую книгу мы обязаны передать украинским экспертам, которые принимают решение о том, что она не вредит государству, не содержит экстремистских призывов и т. д. Теперь мы работаем с двумя крупными украинскими игроками: интернет-магазином Yakaboo и оптовиком «Эльга-Н», у них действительно большие заказы. Они покупают у нас не права, а именно книги.
— В каких ещё странах у вас есть крупные покупатели?
— Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан. Вообще, наши книги появляются в самых неожиданных местах, потому что мы работаем напрямую не только с магазинами, но и с оптовиками. Поэтому книги есть и в Риме, и в Париже, и в Тель-Авиве, и в Варшаве. Мы часто не знаем, куда отправляются книги оптовиками.
— Сколько новых книг вы выпускаете в среднем в год? Какие у вас тиражи?
— 50 новинок ежегодно. Мы сейчас достаточно осторожны на рынке, поэтому мы выпускаем первый тираж от 2000 до 5000 экземпляров. Если он распродан достаточно быстро, то делаем большую допечатку. Практически все книги у нас идут на допечатку. Я знаю, что у многих издательств первые тиражи могут быть по 500 штук, но это сильно повышает себестоимость книги и, соответственно, её розничную цену. Понятно, что мы не работаем на том рынке, где первый тираж — 50 000. Мы не художка и не массмаркет. Тем не менее у нас есть книги, которые выходили действительно значительными тиражами. Например, тираж «Физики невозможного» Митио Каку уже превысил порог в 85 000 экземпляров.
— Как вы ищете авторов для новых книг? Чаще сами находите или выбираете по присланным синопсисам?
— Две разные истории: переводные книги и российские. С переводными проще. Я подписан на новости литературных агентств крупных издательств. Каждый день приходит порядка 30–40 писем с каталогами издательств, с манускриптками, пэдээфками. Я бегло это всё просматриваю. То, что считаю возможным обсудить, — выношу на редакционный совет, который раз в неделю собирается. В нём участвуют компетентные сотрудники издательства: редакторы, ведущие редакторы, менеджеры проектов и т. д. Если мы понимаем, что какая-то тема нам нужна, то сами роемся по каталогам издательств, ищем на Amazon. Если речь идёт о русскоязычных авторах, то здесь ситуация сложнее, потому что рынок литературных агентств у нас крошечный. Приходится искать самим. Изначально у нас был явный перекос в сторону переводной литературы, поэтому я сам ходил на научно-популярные лекции, искал в Facebook учёных и научных журналистов, которые могут писать просто. Затем те, кто у нас были авторами, приводили своих знакомых, что-то нам рекомендовали. Теперь нам поступают предложения от авторов. Хотя вот в этом самоходе, конечно, огромное количество бреда абсолютного из серии «Я придумал вечный двигатель». Приходится это тоже отсматривать, бриллиант не хочется упустить.
— Часто вам присылают что-то хорошее?
— Да, сейчас так и происходит. Мы просим прислать автора одну главу, синопсис. Этого достаточно для принятия решения.
— На российском рынке интеллектуальной литературы есть несколько довольно крупных издательств: «Эксмо», МИФ, «Альпина Паблишер». У них очень много крайне сомнительных в плане научности книг. Например, про трансёрфинг реальности и т. д. Почему их публикуют так много?
— К «Эксмо» и АСТ я, в принципе, отношусь неплохо. Одним из факторов оживления на рынке стало открытие множества книжных магазинов. И это делает «Эксмо». Им за это можно сказать большое спасибо. Но я бы не назвал все перечисленные издания интеллектуальными. «Эксмо» и АСТ — крупнейшие издательства художественной и нехудожественной литературы, если не брать учебники. Это издательства универсальные. У них есть много разных редакций. Есть редакция эзотерики, которая понимает, что есть спрос на карты Таро, на астрологию. Это рынок. Они могут выпускать и Хокинга, и книги про рептилоидов. Мы, конечно, никогда не будем эзотерические книги выпускать. Крупные сетевые магазины тоже реагируют на спрос и закупают такую литературу. Но есть небольшое количество независимых магазинов, которые не берут всё подряд. В Москве — «Фаланстер», «Циолковский», в Питере — «Все свободны», «Порядок слов», «Подписные издания», в регионах — «Пиотровский», «Капитал», «Смена», «Корней Иванович». В этих магазинах не встретишь бреда.
— Как человеку, когда он берёт в руки книгу, понять, что это качественный нон-фикшн, а не история про рептилоидов?
— Есть несколько маркеров. Один из маркеров — издательство. На рынке научпопа можно доверять нам, Corpus, «Питеру», «Пилоту», «НЛО», Ad Marginem, ещё нескольким. Неплохой маркер — участие фонда. Раньше это была «Династия», их «дерево» на обложке было знаком качества. Сейчас есть «Книжные проекты Зимина», фонд «Эволюция», «Траектория». Они плохие книжки не поддерживают. Также нужно посмотреть, как написана аннотация, корректно ли сделаны ссылки.
Фонд «Династия» виноват — в хорошем смысле слова — в том, что вообще появился рынок научно-популярной литературы в том виде, в котором он существует сейчас. С середины 2000-х годов он поддерживал выпуск научпопа в стране и стал очень серьёзным катализатором для создания среды. Фонды поддерживают нас экспертизой. То есть научный редактор приходит с их стороны, они оплачивают его работу. В научно-популярных книжках библиография может занимать чуть ли не треть. Это, с одной стороны, пугает читателя. С другой — даёт сигнал, что здесь всё в порядке. Также нужно посмотреть, есть ли научный редактор — если вы выбираете именно научно-популярную книжку, то он обязателен практически во всех случаях. Ещё обратите внимание, кто поставил свою рецензию на четвёртой обложке. Можно посмотреть, в каких изданиях выходили рецензии на книгу или отрывки. Если рецензия выходила в сомнительном издании — это, в общем, сигнал задуматься. Если о книге пишет «Антропогенез.ру», N+1, «Индикатор» или «Биомолекула» — это, скорее всего, хорошая с научной точки зрения книга. Надо брать.
...
LuSt:
10.09.18 12:08
Из издательского мира, про переводы. Галина Юзефович:
Цитата:Про переводы холиварят обычно почти как про фантастику, но я все же не могу не поделиться некоторыми наблюдениями в этой области. Чтение "Это неприлично" Терезы О'Нил, безнадежно изуродованной переводом и редактурой, в очередной раз продемонстрировало крайне неприятную, извините, тенденцию в этой сфере.
Великие и просто заметные книги у нас по большей части переводятся в диапазоне от "очень прилично" до "великолепно", и причины этого понятны. Заработать литературным переводом все равно невозможно (напомню, вилка гонораров от 3 до 6 тысяч за авторский лист, причем 6 - это очень много, столько редко платят), поэтому осмысленные, талантливые и увлеченные переводом люди берутся за те проекты, которые им интересны и дороги, и делают их, как правило, долго, тщательно и по любви, ожидая аналогичной вовлеченности со стороны редактора - и почти всегда ее получая.
Вон, смотрите, Алексей Поляринов с редактором уже больше года шлифуют перевод "Бесконечной шутки", и, в общем, нет сомнений, что когда она выйдет, она будет безупречна. Анастасия Завозова почти год работает над небольшим романом Элизабет Боуэн. Замечательный Владимир Бабков полтора года сидит над "Сочувствующим" Вьет Тан Нгуена, и когда тот выйдет, это будет событие-событие. "Министерство наивысшего счастья" Арундати Рой уже полгода в редактуре - ну, так там и текст соответствующий, с ним надо долго работать. Как вылизывает свой крутой и резонансный нон-фикшн "Альпина нон-фикшн" или "Синдбад", нечего и говорить - "Homo Deus" Харари вышел на три месяца позже заявленного срока, потому что редактор ловил по тексту мельчайших блох. Аполлинария Аврутина переводила и пере-переводила сложнейший "Покой" Тампынара десять (!!!) лет.
Но это, повторюсь, все сплошь большие, важные, громкие книги - имиджевые, так сказать. А вот с обычными книгами второго-третьего ряда - просто детективами, просто романами, просто нон-фикшном, не великим, не эпохальным, а, может быть, даже очень милым, но одноразовым - творится черт-те-что. С точки зрения серьезного переводчика или редактора они не особо привлекательным, поэтому переводить их отдают более или менее случайным людям (причем иногда сразу нескольким, которые делают перевод своей части на скорую руку, не заглядывая в остальные), а после публикуют практически без редактуры, потому что на нее в плане выхода книг просто не заложено времени. На выходе получается то, что получается - все мы видели книги, переведенные таким образом. Бывают счастливые исключения (иногда за "массовку" берутся и классные, и просто очень добросовестные переводчики - как правило молодые и полные энтузиазма), но они только подтверждают общее правило.
И конечно, в наибольшей степени это касается наших издательских гигантов - "Эксмо" и "АСТ", которые в силу своего фактического монополизма (а также в силу огромной нагрузки на редакторов, по сути дела, превращенных в менеджеров проектов) могут себе позволить не задумываться о мелочах вроде качества перевода.
А ведь именно эта - средняя - литература, что называется, "на каждый день", а не "для особого случая", это то, что читает большинство читателей. И одновременно это тот сегмент, который хуже всего заполнен в отечественной словесности, то есть тут обратное импортозамещение очень заметное. И как результат, именно в этой сфере происходит наибольшая потеря того самого читателя, с которым мы все так носимся, потому что лучше уж нормальный сериал, чем кое-как переведенный роман.
Честно говоря, я не знаю, что с этим делать. Издательский бизнес таков, каков он есть, и ожидать, что порося стремительно и внезапно превратится в карася, не приходится. И проклинать в этом контексте "безграмотных переводчиков" и "косоруких редакторов" лично у меня язык не повернется. Но смотреть на это все прямо тревожно.
...