NatalyNN:
26.04.13 08:50
» Глава 11
Перевод – NatalyNN
Редактор – codeburger
Воскресенье прошло безо всяких осложнений, главным образом потому, что Лизетт не выходила из дома. Наводила порядок и убиралась самым тщательным образом, вознамерившись отыскать скрытые микрофоны и камеры. Закатывала ковры, отмывала светильники, даже немного сдвигала мебель. Проверила все провода, подключенные к телевизору и видеомагнитофону – вроде бы самые вероятные места для установки жучков, но телевизор висел на стене, стало быть, его нельзя отцепить под предлогом перестановки. Все остальное, насколько она могла судить, выглядело нормально.
В кинофильмах жучки вставляли в телефоны или лампы, а камеры прятали за стопками книг, оставляя для объективов крошечные отверстия, хотя, конечно, их всегда можно заметить из-за мигающего красного огонька. Какой идиот ставит скрытые камеры, сверкающие красной иллюминацией, ради какой дерьмовой пользы?
После этого соображения Лизетт приготовилась к взрыву в черепе, но… ничего, даже намека. Аллилуйя! Увы, никаких правдоподобных предположений, почему определенные мысли вызывают настолько дикую атаку, не появилось, но она была готова на всё, чтобы избежать приступа. Точно неизвестно, но, кажется, впервые эти странные размышления не вызвали дьявольскую головную боль. Вероятно потому, что в последнее время без конца думала о жучках и камерах, вот тема и стала банальной, приелась.
Наконец Лизетт пришла к выводу, что если дом прослушивается, то через проводку, которую невозможно так просто проверить. Откинула крышку аккумуляторного отсека беспроводного телефона, внимательно осмотрела, но опять же не обнаружила ничего подозрительного.
После изысканий сделала три вывода. Первое – прослушку ставили профессионалы. Второе – она не обладает достаточными знаниями о шпионском оборудовании, чтобы что-либо обнаружить. Третье – возможно, она все-таки попросту слетела с катушек. Потом отбросила последний вариант, хотя такая версия не исключена, но рассудок ее категорически отвергал. Потому что две вещи несомненны – двухлетний провал в памяти и пластическая операция на лице. Каждый раз, когда Лизетт начинала сомневаться в собственном душевном здоровье, эти два неопровержимых факта тянули обратно в полный сомнений, ничему не доверяющий параноидальный омут.
Полный абсурд происходящего – самая ужасная ситуация за всю жизнь. Не только не существует никаких очевидных причин для потери памяти и перекройки лица, но и нельзя безболезненно думать о чем-то нестандартном, о чем-то вне каждодневной рутины. Насколько Лизетт знала, все ее медицинские показатели в норме. Насколько она знала, ничто в ее жизни не могло вызвать все эти кошмары.
Насколько она знала. Вот ключевые слова.
Все, что осталось – безумная теория заговора, которая казалась чересчур надуманной по сравнению с ее совершенно обыкновенной скучной жизнью, однако являлась самым лучшим объяснением невероятных фактов из всех, пришедших на ум. Чем еще можно объяснить стойкое подозрение, что сотовый прослушивается, а автомобиль, оборудованный GPS, отслеживается через спутник, и что никогда раньше такое не приходило в голову? Или внезапное проявление навыков вождения, которые совершенно ей не присущи? Или осведомленность об одноразовых телефонах?
Словно другой человек внутри нее жаждет вырваться на свободу. Нет… это ведь раздвоение личности, а Лизетт ничего подобного не ощущала. Казалось, что ее настоящая личность старается сбежать из унылой тюрьмы.
Они замуровали ее в эту жизнь – замкнутую, однообразную, тоскливую и совершенно предсказуемую, в которой один день похож на другой, что абсолютно не вяжется с ней прежней. Она всегда была готова к приключениям, к рискованным поступкам. На работе в Чикаго… Черт! Черт! Черт!
Лизетт упала на пол, схватившись за голову и пытаясь задушить стоны, сжалась в комок и лихорадочно старалась сосредоточиться на чем-то другом, на чем угодно, лишь бы прекратилось это мучение. Если кто-то подслушивает, нельзя позволить им догадаться, что с ней что-то не в порядке, ведь они могут воспользоваться ее внезапной слабостью. Она так и будет совершенно беспомощна перед атаками, пока не выяснит, чем они вызваны. Что если нападения происходят именно тогда, когда она пытается покопаться в прошлом и найти ответы на ключевые вопросы?
Подбор вариантов заставил сосредоточиться, боль утихла до терпимого уровня. Видимо, концентрация на чем-то другом – вот верная стратегия борьбы с раскалывающейся головой. Приступы случались не так часто, и теперь в большинстве случаев Лизетт удавалось быстро переключиться, пока атака не выбила из колеи. Припадок утихал только тогда, когда совершенно левая тема крутилась в голове, иначе она тут же попадала в настоящую засаду.
Но эти наказуемые мысли – ключ к прошлому. Если головные боли та цена, которую придется заплатить, чтобы выяснить, что же происходит, – она готова. Вместо того чтобы избегать спусковых механизмов, надо их как следует изучить.
Теперь Лизетт отчетливо вспомнила, что жила в Чикаго. Осталась загвоздка в тамошней ее трудовой деятельности, часть ее жизни по-прежнему утопала во мраке, окутанная мысленной пеленой. Пока достаточно, проблема ясна. Попытка рассеять туман похожа на раскачивание больного зуба. Может, хмарь постепенно расползется сама по себе, может, и нет. Неизвестно, но пассивно ждать просветления – слишком большая роскошь, так что этот вариант не годится. Теперь, когда стало понятно, где копать, имеет смысл иногда возвращаться к событиям, выпавшим из памяти, возможно, что-нибудь и всплывет.
Ключ ко всему – в Чикаго. Именно там произошла амнезия, потому что Лизетт не помнила, как переезжала из Чикаго в Вашингтон. Что-то случилось в Чикаго. По крайней мере теперь появилась отправная точка.
Поздно вечером Лизетт была совершенно измучена и полномасштабной уборкой и полным разочарованием, потому что ничего толком не выяснила, но, безусловно, готова заснуть. Приняла душ, потому что запачкалась во время уборки… – нет, не то, скорее, на каком-то уровне чувствовала себя грязной? – и забралась в постель на десять минут раньше обычного.
Вот бы снова приснился тот горячий парень из аптеки! Каждый раз, когда Лизетт вспоминала пятничный сон, сердце начинало биться быстрее. Это было настолько чудесно, настолько ярко и реалистично, что она практически ощущала, как он в нее входит, а когда закрывала глаза, то так же ясно всплывали в памяти накал страстей и – о-хо-хо! – крышесносный оргазм. Да, проснуться от таких жарких грез посреди ночи – дорогого стоит.
Но мистер Икс во сне не появился, так что понедельник Лизетт встретила довольно хмуро. Окунулась в привычный ритм, и не потому что находила утешение в рутине, а потому, что точно осознавала: нормальное поведение – решающий фактор сохранения благополучия.
Она следовала обычному графику и поехала на работу привычным маршрутом. Постоянно поглядывала в зеркало заднего вида, но в час пик движение крайне хаотичное, транспортные средства вливались в поток, сворачивали в переулки, лавировали, меняли полосы, так что едва удавалось отслеживать тех, кто держался непосредственно позади.
Сновало много похожих автомобилей и внедорожников. Едва машина казалась знакомой, едва Лизетт начинала ее рассматривать, как через минуту-другую… постойте, вот еще одна, идентичная по цвету, но фары чуть другие. Очень сложно крутить баранку и одновременно не отводить взгляда от зеркала заднего вида. В конце концов она сдалась и просто сосредоточилась на дороге.
В офисе Лизетт почувствовала себя в большей безопасности. Улыбнулась охраннику, остановившись, чтобы предъявить пропуск, болтающийся на шее на шнурке. Разумеется, охранник ее знал, но процедура строго соблюдалась. Вход в здание находится под контролем, и все были обязаны отметиться у поста службы безопасности.
Лизетт вошла в лифт вместе с другими и набрала специальный код для остановки на этаже, где располагалась «Беккер инвестментс». Кабина начала подниматься, двигатель и кабели заскрипели. Код в лифте больше всего впечатлял клиентов. Но на лестничные клетки имелся свободный доступ ради эвакуации во время пожара. И хотя вокруг стены и люди, все же нет гарантии, что некая команда не спустится по тросам с крыши здания...
Голова!
Опасаясь, что завопит или рухнет на пол, Лизетт пристально вперилась в абстрактные узоры на блузке попутчицы. Дикая мешанина пятен, но цвета приглушенные – серые, кремовые и голубые – и неплохо сочетались.
Ладно, хорошо. Концентрация на закорючках сработала, так что напевать не пришлось.
Лизетт вышла на своем этаже, из соседнего лифта появилась секретарь приемной, и они вместе зашагали по покрытому ковром коридору.
– Доброе утро, как дела? – спросила девушка, ее звали Рей, красивая, года двадцать три или двадцать четыре.
Лизетт посмотрела на книгу в руках сослуживицы: учебник по маркетингу. Очевидно, вечерами Рей посещает курсы, наметив себе другое поле деятельности. Лизетт сразу после колледжа тоже некоторое время трудилась секретарем, а также официанткой. Странно, но последнее нравилось ей куда больше первого. Пусть работа гораздо тяжелее, но по крайней мере не приходилось сидеть сиднем, и один день не походил на другой, хотя большинство клиентов были завсегдатаями. Но конечно, ради возможности получить образование на рабочем месте, как Рей, тоже занялась бы чем-то более спокойным.
Потом вспомнила, каким была энергичным ребенком. Нет, она бы все равно стала официанткой. Ей даже нравилась задача держать подвыпивших клиентов под контролем.
Эти воспоминания, заметила Лизетт, не вызвали какой-либо реакции. Потому что нормальные. Но теперь понятно – работу в Чикаго и штурмовую группу, способную спуститься по тросам снаружи здания, следует включить в список вещей, которые необходимо обдумать. Похоже, она действительно когда-то обладала смелостью проделывать подобные трюки.
В глубине души Лизетт чувствовала, что права. Чем бы она ни занималась, где бы ни находилась, не ее это предназначение – день за днем просиживать штаны в офисе.
Едва Лизетт засунула сумочку в нижний ящик стола, как Диана просунула голову в ее кабинку.
– Привет! Оклемалась? Хотела позвонить тебе в выходные, но дети устроили полный кавардак. Только взяла трубку, как разразился настоящий Армагеддон, мысли переключились на другое, и снова вспомнила про тебя уже после того, как мы легли спать.
Детям Дианы – мальчику и девочке – исполнилось четыре и пять лет соответственно, и оба они, казалось, всячески стремились свернуть себе шею еще до поступления в первый класс. Лизетт их прекрасно понимала, памятуя о собственном детстве.
– Голова еще болит, но уже не так сильно, – поделилась Лизетт, обеспечив оправдание на случай очередной атаки. – Тошнота исчезла. После обеда в пятницу больше не тошнило.
– Хорошо. У тебя по телефону был ужасный голос. Самочувствие позволит сбегать на обед?
– Конечно. Увидимся.
Диана махнула рукой и направилась к себе. Они обедали вместе по крайней мере два раза в неделю, если у Дианы не было других дел. Ее дети, казалось, без конца генерировали всякие проблемы, начиная от посещения врача и покупки подходящих подарков на дни рождения малолетних приятелей, заканчивая заменой сломанных предметов. Жизнь Дианы заполняли перманентные ремонтно-восстановительные работы – как физические, так и эмоциональные, типа утешения после плохих новостей.
И тут Лизетт осенило. «Детям Дианы четыре и пять лет, а значит, если я действительно работаю в «Беккер инвестментс» уже пять лет, то должна бы запомнить хотя бы одну беременность подруги… но нет». Она не могла вызвать в памяти времена, когда у Дианы не было двоих детей.
Вряд ли нужно еще больше доказательств абсурдности происходящего, но персональные данные куда убедительнее документов на покупку автомобиля, водительского удостоверения и налоговых деклараций. Лизетт знала дни рождения Дианы и ее детей, и другие сведения о подруге, так что если бы проработала здесь уже пять лет, то наверняка запомнила бы беременность сослуживицы.
Следовательно, не пять. Следовательно, трудилась на Беккера и жила в том доме приблизительно три года. Что произошло в течение пропавших двух лет? Да все что угодно.
«Я точно была совсем другим человеком, и необходимо выяснить, каким именно и чем занималась». От этого зависело всё.
...