Алхимия Крови

Тобиас Спенсер:

Еще в парке (до перемещение). Айзек, брат! Специально для тебя, со всей моей большой любовью!

Вздохнув, я достал из нагрудного кармана платок и вытер им лицо, смывая чудовищно-приятную кровь с лица. Безумие будто плескалось во мне, но мне было все равно.
- Так лучше? - спросил я у Вевины, слегка сощурившись. Ответом на это мне был лишь кивок.
Ровно минуту я смог простоять спокойно. Протянув Вевине лом, я встретил ее недоуменный взгляд и пояснил:
- Мне нужно отойти. Смело можешь использовать это как оружие. Хорошая вещь, я проверял.
- А куда...
- Я отойду на минуту, - перебил ее я, делая шаг в сторону небольшого скопления деревьев.
Зайдя за кассу, стоявшую рядом, я расстегнул ширинку и сделал свои темные дела. И уже поворачиваясь обратно к тропинке, я заметил его.
Закрытый своими предками, он был еще слишком мал, чтобы вступить во враждующий мир и драться с ветром самостоятельно, но все же он не был еще ломким подростком. Он был юн, молод, вся жизнь была у него впереди. Свет почти не пробивался сквозь крону уже взрослых деревьев, но все же изредка он падал на листья молодого дуба. Легкий ветерок раскачивал его еще не такую густую шевелюру, как у старших братьев, но мы оба знали, что она будет такой же как и у них: ветви разрастутся и, покрывшись листьями, украсят этот мир собой, создавая пока еще скромную тень.
Я завороженно смотрел на него, не в силах оторвать взгляд. Легкий шелест его листьев звучал для меня как страстные стоны, колыхание листвы было сродни медленному и эротичному танцу женщины. Я подходил все ближе и понимал одну простую вещь: я пропал. На его еще голых ветвях набухали почки, и мне казалось, что от одного моего взгляда они становятся больше. Осторожно подойдя к деревцу, я обошел его вокруг, запоминая каждую веточку, каждую линию на его стволе. Сделав полный круг я робко протянул руку и сжал одну из почек в своих пальцах, словно это был набухший от страсти женский сосок.
Восхитительно. Удовольствие разливалось по моему телу, концентрируясь в паху. С каждой секундой, проведенной рядом с этим еще молодым деревцем я проваливался в глубины этой страсти, так не вовремя сковавшей меня. Я всегда питал особую страсть к молодым деревьям: еще не познавшие горестей жизни, сильного шквала ветра и не проходящих ливней, они были чисты и девственны по своей природе. Особенно я любил весенний период: было что-то по-своему прекрасное в том, как сначала робко появлялись почки на веточках, затем эти почки распускались в нежнейшие листья. Казалось, дотронься до одного из этих листьев и ты причинишь дереву боль. Поэтому я всегда лишь только смотрел, стараясь не причинять деревьям боль.
Но не в этот раз. В этот раз все было по-другому. Особенным. Может, это страх смерти подстегнул меня к этой реакции, а может лунный свет, падавший на молодой ствол зачаровывал меня, но я, подавшись неведомому порыву, прижался к дереву всем телом: сначала нежно, а потом с небольшим напором. Я пьянел от его запаха, от ощущение коры под своей щекой. Мы были почти одного роста с ним и я мог погладить его самые верхние ветки. Обхватив со всей нежностью одной рукой ствол, другую я запустил в его еще голую крону, поглаживая тоненькие веточки.
Я больше не мог сдерживаться, напряжение в штанах сводило с ума. Расстегнув ширинку, я достал свой член, пульсирующий в моей руке. Закрыв глаза, я стал представлять как на этом деревце распускаются листья, как оно начинает цвести, становясь все красивее. Одной рукой я сжимал свой орган, а другой поглаживал ствол дерева, изучая каждую выпуклость и впадинку коры. Мои пальцы ласкали нас обоих, доставляя столь нужное удовольствие. Я чувствовал как все сильнее напрягается мой член, готовый излиться, осталось лишь позволить ему это. Открыв глаза, я посмотрел на почки, словно набухшие еще сильнее, ветки, будто тянувшиеся ко мне, и ствол, что был под моей рукой.
- Тобиас! Минута давно прошла. Вас нету пять минут, я волнуюсь! А, вот вы... - голос Вевины прервался на полуслове буквально в паре шагов от меня.
Застонав, я излил свое семя на это дерево, прижавшись к нему лбом.
- Тобиас? - робко спросила она через какое-то время, отчего я резко обернулся к ней все еще держа свой орган в руке. В ее глазах застыл немой вопрос, а сама она буквально требовала от меня ответ.
- Я... Мне это надо было, - ответил я тихо, приводя свою ширинку в порядок.
- Я понимаю, - ответила она, в то время как ее голова качалась их стороны в сторону, явно отрицая увиденное. А потом она упала в обморок, не выдержав случившихся за день потрясений. Подхватив ее на руки, я пошел обратно к колесу, ожидая Киарана или Николь, но оба еще не появлялись. Опустившись на колени, я попытался привести Вевину в чувства, осторожно похлопывая по лицу. Открыв глаза, она не сразу меня узнала, но постепенно ее разум прояснялся, и все больше удивления я видел в ее глазах. Пару раз она открыла рот, чтобы что-то спросить, но тут же захлопывала его. Наконец, справившись с собой, она сказала, вставая с моих колен:
- Я не хочу говорить об увиденном, - отвернувшись, она добавило тихо, думая, что я не услышу, - пока что.
Тоже встав, я весьма вовремя взял лом в руку: недалеко послышались шаги. Но это был не монстр, а Киаран с другим человеком, так же как и мы попавшим в эту ловушку.

- Киаран, успокойся, прошу тебя. Я помогу. И я не позволял ей, но она не дала мне и слова вставить.

Как только мы с Николь оказались на земле, я вздохнул в ожидании свободы полной грудью. Потом со всем сторон буквально послышалось адский хохот клоунов, и Николь сказала нам бежать. И мы снова побежали, но на этот раз мы знали куда бежим. Очутившись перед воротами, я предложил Вевине свою руку. По ее взгляду я понял, что это была та самая рука, поэтому обошел ее и предложил другую руку. С минуту она смотрела мне в глаза, но потом все же вложила свою маленькую и холодную ладонь. Мне хотелось утешить ее так же, как свою сестру: погладить костяшки пальцев, но после того, что она видела, я не был уверен, что она не побежит от меня прочь. Она и сейчас была натянута словно струна: казалось, шевельнись я в ее сторону и она взорвется.
Ворота открылись и мы шагнули в них все вместе, но вместо так ожидаемого Фалам Кнока мы оказались в каком-то магазине. Сменились декорации нашего кошмара, сменились и лица, участвующие в этом ужасе.


В магазинчике.

Но все же моя душа радовалась, что я попал именно в это место. Любовь ко всему старинному впиталась в меня буквально с молоком матери, заняв много места в моем сердце. Мои глаза хотели запомнить каждую деталь этого рая, а руки потрогать все, впитывая в себя воспоминания о прекрасном. А это было прекрасным, так как места лучше для меня просто не могло найтись. Может и не будет тут никакого кошмара?

- Тобиас и Вевина, - ответил я за обоих, скосив глаза на девушку. Казалось, здесь мы были с ней на одной волне: ее глаза светились удовольствием, нижняя губа была прикушена словно она сдерживала стон удовольствия, а руки судорожно сжимались.

А все ли так просто будет? - подумал я, и мою мысль озвучила спутница Марко, Морин.

- Марко прав: нам нужно найти эти вещи. Отвечая на оба вопроса, выскажу свои мысли: мы оказались в очередной ловушке, из который будет выход только когда мы соберем все эти части головоломки вместе. Поэтому предлагаю разделить и искать каждому конкретный предмет. Если вы оба не против, мы бы могли взять пудреницу и подсвечник и пойти в то крыло магазина, - добавил я, махнув себе за спину.

А затем и Морин задела тумбочку, отчего вода потекла чуть быстрее.
- Времени все меньше, поэтому мы разделяемся и ищем. Судя по потолку, посторонние предметы лучше не трогать. Ищите только то, что необходимо. Удачи вам, - добавил я, взяв Вевину за руку и ведя в правое крыло магазина.


(если чего не увидел, допишу попозже)

...

Агнес Макинтайр:

Театр тлена

Агнес не стала принимать от него ладонь и встала сама, пока Кеннет пялился на призрака.
Она показала дамочке средний палец, потом демонстративно пнула её разлагающееся тело. И пусть её предадут анафеме, Агнес не раскаивалась!

- Я и так ничего не трогаю, в отличии от тебя, - фыркнула она, - Нет, я конечно понимала, что в твоем вкусе дамочки по старше, но не настолько же, - она кивнула в сторону валяющейся груды костей в платье.

Кеннет улыбнулся. Он отошел, чтобы подобрать с пола что-то, как позже выяснилось - старинную, коричневую тетрадочку.
Взглянув через его плечо в тетрадь, она увидела карандашный эскиз портрета грустной дамы (очень похожей на призрак). Они перелистнули страницу и снова дама, на сей раз в чьих-то страстных объятиях. На третьем листе дама была в унынии, обнажена, и держала в руках маску. А четвертая картина и вовсе походила на выполненную углями.
- Я не сильна в психологии, но понятия не имею что означают эти рисунки. Есть какие-нибудь идеи? И почему мы до сих пор здесь, раз нашли нож? Позволишь, - она взяла у него из рук кинжал. От его железного лезвия в остатках засохшей крови, непереносимо воняло гнилью. Зато на рукоятке красовалась яркая, голубенькая наклейка в виде ключа.
- Нож с замком... - повторила она слова из смс. - Может он что-то открывает?

...

Хэйзел Макнайт:

Когда мы чудом выбрались из комнаты и оказались за столиками в каминном зале замка я с облегчением вздохнула. Наконец-то этот ужас закончился. Я встретилась с взглядом Гарета и снова началась погружаться в темному
- Только не это - прошептала я

Пылающая высота

Я приготовилась снова куда-то упасть, но на удивление оказалась сидеть на чем-то мягком. Я медленно приоткрыла глаза, боясь увидеть, что находится вокруг и ахнула. Это не было похоже на тот ужас который был перед этим. Мы оказались в первокласном самолете. Я повернула голову и увидела рядом Гарета.
- Интересно куда мы летим? Надеюсь не в ад?
Я сжала подлокотники
- Что все это значит? С начала темные комнаты с манекенами, теперь самолет.
Я осмотрелась и увидела, что мы не одни, хоть это радует. Я вздохнула не думаю, что сидеть на месте будет правильным.
- Гарет, может составишь мне компанию? Пройдемся осмотримся, повезет заодно кого-то из персонала найдем.
Я поднялась ожидая действий мужчины

...

Киаран О`Кейн:

Театр тлена. В плену прошлого

Туман и банши добрались до Киарана в конце концов. Он помнил свой дикий крик, потом наступила чернота, Киаран плыл в ней, и ему не хотелось оттуда выплывать. Было спокойно, тихо.
Его нашла на полу няня, прибежавшая на звук. Она тут же вызвала "скорую", потом позвонила родителям. Теребя из всех сил похолодевшее тельце и нащупывая почти неразличимый пульс, Дженна Брегман сделала ему непрямой массаж сердца и дыхание "рот-в-рот". Она сама укладывала мальчика на носилки, не доверив санитарам, ехала рядом, пока врач ставил капельницу и связывался с коллегами из больницы святого Мартина. Дженна дежурила в коридоре, когда приехали Маллин и Брайан, рыдала, проклинала себя за оплошность.
Когда Киаран очнулся на койке, рядом была мама с красными от слез и недосыпа глазами, она держала его за руку и напевала старинную колыбельную.
Еще три дня и три ночи он провел там, при постоянном свете, боясь хоть на минуту забыться сном. Мама умоляла его послушать доктора и попробовать уснуть, но как только медсестра подходила со шприцем со снотворным, мальчик кричал до посинения.
Наконец его состояние стало угрожать жизни, и родители, к тому времени уже полубезумные от ужаса, вызвали из Парижа знаменитого детского психиатра Моруа Эрвеля. Он сделал то, что не удалось никому: провел сеанс гипноза, во время которого Киаран смог избавиться от части своих страхов, потом уговорил поспать.
И Киаран уснул на сутки, здоровым целительным сном уже не мальчика, а взрослого.
Да, в ту ночь он сразу, без подготовки, стал взрослым мужчиной, встретившимся лицом к лицу с самым чудовищным кошмаром.

Дженну уволили. Она сама просила Брайана и Маллин об этом, и как они не сопротивлялись, как не страдал Киаран - женщина ушла, расцеловав его на прощание и попросив в который раз прощения.
Он тосковал страшно. Отец решил отвлечь его и повел в Музей естественной истории, а там Киаран увидел опыты с электричеством, как у Теслы, и пропал в новом увлечении.
Физика, математика, другие точные науки. Они были строги и не допускали небрежности. Они были светом, который боролся с его темнотой - а темнота никуда не ушла, он знал это, просто притаилась где-то в уголке, ожидая своего часа...

Туман, зеркало, женщина, открывающая ему объятия.
Чьи-то слова, слезы, прикосновение.
Поцелуй.



Киаран вынырнул из зеркальной жути, как пловец, задыхаясь, захлебываясь, и понял, что Николь его целует. Николь. Его. Целует. Боже...
Это было каким-то чудом, которое никак не могло произойти здесь. В атмосфере, полной лжи и смерти. В центре разрушения.
И он обхватил ее лицо руками, как утопающий, жадно впился в эти нежные, совершенные губы, раскрывая их, словно цветок. Выпивая ее дыхание, оно было необходимо, без него уже не существовало ничего.
Николь, Николь, Николь. Его точка опоры и его свет.
- Я с тобой, - оторвавшись от нее, прошептал Киаран. - Я вернулся. Ник. Я вернулся. Благодаря тебе. Спасибо, дорогая.
Она светилась изнутри тем порывом души, который для мужчины дороже всех сокровищ мира. Дороже собственной жизни. И он не вытерпел - снова привлек ее к себе и снова поцеловал, сам, медленно, ласково, благодарно.
И только услышав подозрительный треск рядом, сумел оторваться от Николь.
- Я хочу сказать тебе все, что чувствую. Рассказать обо всем, что было со мной с рождения и до сего дня, но Ник, милая, надо действовать, если хотим выжить.

Он резко повернулся, выхватывая из окружения ту самую деталь. Знакомую деталь, которую видел на декорации. Ключ и зеркало. Зеркало и ключ. Где могли его положить? Где? Ну же? Где он сам бы его положил? На видном месте?
Вот же оно! Сознание, очищенное поцелуем и любовью к Николь, подсказало ответ.

- Вижу! - Киаран подбежал к одному из столиков, схватил коробку с гримом. Он отличалась от остальных формой и цветом. Открыв крышку, он схватил то самое зеркало с ключом. - Есть! Теперь еще один предмет, и нужно искать спутников.

Он по ошибке схватил еще одну коробочку и отшвырнул, не найдя ничего.

Зеркала стали дрожать и раскалываться на мелкие куски, стены на глазах темнели и трескались. Театр распадался на составные части.
Их время стремительно исчезало.

Где же другие?.. Может, наверху? В тайнике?.. А что там за птичья клетка, пустая?

...

Кеннет Лэнг:

Театр тлена

Когда я взял тетрадь в руки, нас опять качнуло, причем не один раз...
- Слушай, я ничего не понимаю! - обратился я к Агнес. - Здание трясет, когда МЫ прикасаемся к предметам, или оно реагирует и на других людей? Помнишь, в партере было еще четверо постояльцев отеля? Скорее всего, у них схожие проблемы, только их закрыли в других помещениях, и они тоже ищут ключи. Давай выбираться из этой ямы. Пойдем, попробуем открыть двери этим кинжалом.

Разрушение здания шло полным ходом - в потолке зияли дыры, огромная люстра покосилась и готова была сорваться в любой момент, на креслах и стенах истлел шелк, пол был покрыт щелями. Нам пришлось идти с крайней осторожностью, сломать ногу можно на раз плюнуть.
Когда мы подошли к ближайшей двери, нас постигло великое разочарование: на ней не было ни следа от замка. Ни скважины, ни даже ручки. При общем разрушении двери стояли молодцом, держали нас взаперти почище самой крутой шотландской тюрьмы.
- Я даже ругаться не хочу! - Я сплюнул.
Хотел было сесть в одно из кресел, но боялся рухнуть с него, до того все выглядело ветхим и покосившимся.
Здание опять тряхнуло, посыпались потолочные балки.
- Что-то мне театральная трясучка не нравится. Толчки стали чаще, а разрушения сильнее. Кажется, нам дают знак поторопиться. Нужно понять, что означают эти картинки, тетрадь - единственная зацепка, которую нам оставило приведение. Надеюсь, из благодарности за освобождение.
Я открыл тетрадь и вгляделся в картинки.
- Смотри, на первой нарисована та самая женщина, судя по всему в пору ее расцвета. На втором рисунке она с мужчиной, у них любовь, она счастлива. На третьей она держит в руках маску, а ее фигура выражает уныние. Маски сняты? Ее предали? А четвертая картина мне вообще не нравится, она сделана небрежно, буквально несколькими штрихами, но она четко выражает одно - женщина умирает от ранения. Ее зарезали - удар пришелся в самое в сердце.
Я вздохнул.
- Ее кто-то рисовал. Тот, кто постоянно находился рядом, кто видел все фазы ее жизни. Я думаю, он и есть убийца. За что ее убили? Ревность? А может муж ее застукал с любовником? Как говорят детективы, при бытовом убийстве подозрение падает прежде всего на того, кто был ближе к жертве. А кто может быть ближе мужа?

...

Флорантен Теофиль:

Экспресс в никуда

Флорантен стоял рядом и тоже читал странные стихи. Все это уже напоминало театр абсурда.

- Черт возьми! - едва ли не впервые в жизни выругался он. - Это чья-то шутка?

Он понимал, что ответа на этот вопрос не получит. Посмотрел на Дениз и понял, что она восприняла эту неожиданную находку вполне серьезно. Вздохнул, на мгновение спрятав в ладонях усталое лицо, помяв его длинными пальцами.

- Значит, часы и альбом... - проговорил с горькой усмешкой. - И еще белая королева. Она опасна, или нуждается в нашей помощи?
И сам же усмехнулся такому предположению: они были не в том положении, чтобы кого-то спасать. Впрочем, на счет Дениз это не относилось - за нее он сразится с любой белой королевой, стань та угрожать им, и даже с черным королем.



Флорантен вспомнил любимый ресторан на Левом берегу Сены - L'Abeille. Дивное место. Огромные окна выходят в сад, живая музыка, элегантность во всем, изысканная кухня - Дениз там понравится.

- Идем, ma fille, ты права, нам требуется отдых и еда, - Флорантен привычно взял Дениз за руку, отчего внутри потеплело и от сердца отлегло, словно кто-то подал тайный знак, что все будет хорошо.

Он взглянул в окно. Километровые столбы, перемежающие ряды столбов высоковольтных, расположенных вдоль железнодорожного полотна, выступающие первым составом перед лесным массивом, мельтешили, сменяя друг друга, отсчитывая километр за километром, неся их в неизвестность. Где они, в каком мире, что ждет их впереди? Держаться помогала одна только мысль: Дениз рядом, она с ним, ее рука доверчиво покоится в его ладони, а значит, все очень хорошо. Что бы ни ждало впереди.

Он открыл дверь в тамубр, и шум колес усилился, пробуждая тревогу и опасения.

- Осторожно, ступай и не бойся, - Флорантен перешагнул в соседний вагон, не выпуская руки Дениз и не сводя с нее глаз. Впрочем, опять он забывает, что это мужественная девочка, ловкая и смелая. Она же дралась с мальчишками. Он улыбнулся ей, прочтя ее легкий упрек: Дениз не собиралась становиться слабой и беспомощной, уж перейти из вагона в вагон она сможет, даже если ноги горят и колени подгибаются от усталости.

Но что же делать, если для Флорантена она хрупкий сосуд, и каждую минуту он боится потерять ее, увидев лишь хрустальные осколки своих несбывшихся надежд.

- Так значит, мы должны отыскать какие-то часы, да еще украсть какой-то альбом? - он хмыкнул, пока они осторожно шагали по коридору мимо дверей, за которыми - они чувствовали это - не было ничего живого. Если бы не звук несущегося состава, можно было бы сказать, что их окружает зловещая тишина. - Никогда не был воришкой, но если от этого зависит наше спасение...

Он прервал сам себя, заметив одинокую дорожную сумку рядом с очередным купе. Словно кто-то готовился к выходу, выставляя вещи в общий проход.

- Что ж, - проговорил он со странным выражением лица, - пожалуй, я начну прямо сейчас упражняться в этом увлекательном ремесле.

Он вновь осмотрел испорченный наряд своей спутницы.

- Дениз, моя милая, думаю, никто не обидится, если мы подберем тебе другую одежду, - не дожидаясь ответа, он шагнул вперед, расстегнул молнию на сумке и достал какие-то вещи. Ему повезло - они были женскими. - Как тебе это? - он заставил себя улыбнуться, скрывая неловкость. - Думаю, никто не возмутится, если ты примеришь это.

В руках он держал женскую рубашку, очень похожую на ту, что была на Дениз. Шелковая ткань обещала нежность и манила чистотой.
На мгновение он замер, подумав, что хотел бы сам помочь Дениз переодеться, если она согласится на это. Чувство неловкости от того, что они роются в чужих вещах, не позволяло воспринимать этот процесс спокойно, но мысль о том, что Дениз... что он увидит Дениз... И снова эта жадность, снова голод, снова ее кожа манит и зовет... Что она скажет? Согласится принять, позволит помочь, или запретит ему прикасаться к чужим вещам?

В следующую минуту что-то произошло.
Через весь состав прошел гул, словно огромным металлическим прутом кто-то провел по всем вагонам, как мальчишкой делал он, пробегая мимо чугунного забора с палкой в руках. Треск, раздававшийся тогда, приводил его в неописуемый детский восторг. Их вагон тряхнуло, и вдруг что-то изменилось в ставшем уже привычным гуле. Флорантен бы сказал, что поезд ускорился. Определенно. Он бросил взгляд в окно - деревья проносились так быстро, что взгляд едва успевал выделить что-то отдельно. В ближайшем купе зазвенела посуда - ложка дребезжала в оставленной чашке.

Такого он не ожидал. Казалось, они могли бы ехать в этом поезде вечность. Быть может, он даже смирился бы с этой реальностью. Но плохие предчувствия холодили грудь: что-то пошло не так.

- Дениз, ты... позволь помочь тебе, и продолжим поиски вагона-ресторана, - проговорил он, не глядя ей в глаза. Рука потянулась к ней, непослушными пальцами он взялся за пуговицу, чувствуя через ткань биение ее сердца, ощущая ее, живую, настоящую, но словно сотканную из его неясных снов и эфемерных надежд. Специально для него.
И вновь лицо вспыхнуло от смеси странных чувств. Находиться рядом с прекрасной девушкой, чье присутствие будоражило и чья благосклонность кружила голову и пьянила, стало настолько тяжело, что чувства требовали выхода, а тело освобождения. Боже, Дениз... ну почему они здесь, в ловушке странных обстоятельств, в замкнутом пространстве, таящем опасность, а не в его квартире...

...

Кестер Дуглас:

Экспресс в никуда

Она была средоточием всех его желаний. Паутиной, в которой он запутался так давно, что казалось - тогда ещё не появились во Вселенной все миры, существующие теперь. Он пытался бороться с этой потребностью, слова жажду к Исдис можно было утолить. Но разлука сделала её ещё более нестерпимой. Иссушающая жажда, избавиться от которой он не сможет никогда. Сможет лишь попробовать насытиться близостью Исдис хотя бы ненадолго. На те бесконечные несколько мгновений, пока он в ней.

- И только моя. Навсегда.
Эхом повторил за ней, снова ощущая, как по венам, вкупе с желанием разливается ярость. Безудержная, сносящая все тормоза ярость. С ней всегда было так - сводящий с ума коктейль, распробовать все оттенки вкуса которого было невозможно. Но то, что Дугласу удавалось различить, расползалось под кожей, выжигая его изнутри. Ревность. Сейчас снова главной нотой была она. И она же доставляла ему мучительное и извращённое удовольствие. От каждого движения внутри Исдис, которым он стирал всё, что было в её жизни без него. Никогда больше она не посмотрит на другого. Он даже мысли о других ей не оставит. Даже возможности подумать о ком-то, кроме него. Сотрёт всё, что было у Исдис без Дугласа. И заместит всё только собой. Кестер будет везде, навсегда.

- Ты просто забыла, как должно быть. - Губы Дугласа вновь растянулись в ухмылке. Он мог поклясться, что Исдис нравится происходящее так же, как нравилось ему. Что и она сходит с ума от этого извращённо-болезненного удовольствия. И что если бы он предложил ей иначе - нежно, осторожно, так, как никогда не умел - она бы отказалась. - Но я тебе напомню.
С Исдис всё всегда было иначе. Сколько бы женщин ни побывало в постели Дугласа, они не оставили о себе и миллиардной доли тех воспоминаний, которые остались у него от Исдис. И он собирался теперь наполнить свою и её жизнь тем, что будет способно перебить этот привкус, оставленный прошлыми встречами в памяти. Его взгляд скользнул по правому предплечью, где от Исдис остался шрам, как напоминание об их знакомстве. Но этот шрам был всего лишь жалким подобием тех, которые эта женщина была способна оставить в его душе. Каждый раз занимаясь с ней любовью, он испытывал не только физическое удовлетворение, но и какую-то остро-болезненную тревогу, что сразу после Исдис исчезнет. Он наскучит ей, станет ненужным, неважным... Не способным дать ей то, что она заслуживала. Это ощущение было сродни пандемии. Личной пандемии Кестера Дугласа.

Он чувствовал её всю. Всё её существо. Так близко с собой, растворённую в нём. Не только её пальцы через тонкую перегородку, ощущение которых сводило с ума. Всю её... Такую горячую, с испариной на коже, открывшуюся ему полностью. Его совершенство, которое он сам никогда бы не смог придумать. Дуглас вошёл в Исдис двумя пальцами, растягивая её сразу с двух сторон. Он знал, чувствовал, какое извращённо-болезненное удовольствие она получает. Сплетённое с наслаждением, которое ему дарила Исдис, оно было вершиной той сладкой муки, в которой так нужно было сгорать обоим.
- Чувствую.
Он вбивался в неё пальцами, пока Исдис не вздрогнула, кончая. С её губ срывались стоны. Если в этом чёртовом поезде был кто-то ещё - они явно знали, что происходило в одном безымянном купе. Та грань, к которой он подошёл, убивала. Невозможно было не переступить через неё, иначе он бы стал безумцем. Или бы умер. И когда с губ Исдис сорвалась мольба, он лишь грубо обхватил её бёдра и начал двигаться ещё быстрее. Мучение стало нестерпимым. Каждое движение в тесном плену разгоняло кровь в венах до сверхзвуковой скорости.
Он хрипло застонал, замирая и изливаясь в Исдис. Оставляя в ней - и на ней - следы того, что она принадлежит только ему. Его личная пандемия, иммунитета к которой у него не было никогда. Даже в те семь лет, которые они провели врозь.

- Так что там с ключом? - устало спросил Дуглас, вновь натягивая на измученное удовольствием и пережитым тело одежду. - Думаешь, нам что-то нужно отыскать? Какую-то дверь?
Он ждал, пока Исдис оденется и лихорадочно размышлял о том, как им выбираться из ловушки поезда. Судя по всему, пассажиров в нём не было. Может, сходить в кабину машиниста? Нет, наверное, это было бы слишком просто. За окном пролетали деревья, поля, леса... Пейзаж, взглянув на который, невозможно было с точностью определить, где они находятся.
Он взял в руки книгу "Кукла", и тут же поезд ускорил ход. А потом дёрнулся и ускорился ещё раз...
- Кукла и ключ... И ещё... "Маска"? - Кестер задумчиво повертел книгу в руках. - Может, нам стоит найти ключ в кукле? Я не знаю, кажется, это бред. Или кукла и станет ключом?
Он обернулся к Исдис, открыл книгу наугад и прочитал несколько строк. Огонь, танец... что-то, что не дало ему ни единого представления о том, что делать и куда идти.
- В любом случае, держись со мной рядом. Я никуда теперь тебя не собираюсь отпускать.

...

Гарет Дженкинс:

Пылающая высота

Наверняка они вальсировали в жутком помещении с манекенами минут пять, не больше. Но Дженкинсу показалось, что было это как минимум час. Руки и шея от напряжения затекли, но это было такой мелочью по сравнении с тем, что было поставлено на карту жизни!
И, когда они оказались снова в замке, Гарет, естественно, вздохнул с облегчением. И зря. Не успев даже рот открыть, не то, что сообразить, они снова оказались чёрт знает где.

Самолёт. И обстановка даже не жуткая. Это больше всего показалось Дженкинсу странным. Он был уверен, что ничего хорошего это не предвещало. Тем более, что летать он не любил до одури, предпочитая оставаться внизу. Даже в воде больше шансов выжить, чем в воздушном пространстве.

- В ад, наверное, мы будем падать, а не лететь. Хотя сейчас я ожидаю чего угодно.

- Думаю, это всё не просто так с нами происходит. Но даже не догадываюсь, в чём может быть причина.

Он взял её за руку. Это уже стало настолько привычным, что он даже не заметил, как это сделал. И, немного удержав её, наклонился и шепнул:
- Не отходи от меня. Я всегда должен тебя видеть.
Только сказав эти слова, Гарет понял, что озвучил только что страх за жизнь этой девушки, а также то, что не сможет себе простить, если с ней что-то случится.
- Пошли, сначала посмотрим, кто тут ещё есть. Кажется, не нас одних мотает по разным странным местам.
Дженкинс старался не показывать, как ему не нравится эта обстановка, он даже согласился бы дольше ходить по помещениям в компании с манекенами, только бы не летать.
Они подошли к другим пассажирам. Оказалось, с ними Кристина и Дарвел, с которыми они поздоровались, как с давними друзьями. Трудности всегда сближают, особенно те, что связаны с борьбой за жизнь.
Ещё двое человек представились Лиллиан и Айзеком
- Вы уже поняли, что мы здесь делаем?
Когда все отрицательно замотали головами, Дженкинсу стало совсем плохо.
- А ещё кто-нибудь, кроме нас, здесь есть? Особенно меня интересуют пилоты. Или, на худой конец, пилот.
Когда сказали, что ещё никого не встречали, внутри похолодело.
- Опять паранормальная фигня? Извините, дамы. Даже не знаю, что предложить. Искать выход в самолёте не уместно, разве что парашюты можно поискать. Но я не уверен, что дверь откроется.
И тут взгляд Дженкинса упал на одно из сидений, над которым висела кислородная маска. Как странно. Только там висела эта маска, больше нигде. Гарет подошёл к тому креслу и осмотрел его. Ничего странного не было, и он уже хотел вернуться к остальным, но тут он заметил на маске надпись.
- Народ, здесь написано "Найди все ключи и ты свободен" У кого есть идеи, что бы это значило?

...

Агнес Макинтайр:

Театр тлена

Из театра для аристократии, их тюрьма превратилась в театр для мертвецов. Серьезно! Она чувствовала себя героиней фильмов Тима Бертона!
- А вы мужчину, чуть что, сразу за оружие хватаетесь! Ой какая досада, вам изменили! А когда сами тра... ходите налево, так это ничего. - Агнес сложила руки на груди. Ноги все время цеплялись за деревянные осколки, пустив ей стрелки на чулках.
Грохот, скрежет и скрипы - уши закладывало.
Она набралась смелости и взяла Кеннета за руку. Так они и бродили по оркестровой яме и сцене, иногда за кулисами, но ничего толком понять не могли.
- Прости, что решила, будто ты меня убить хочешь, - вздохнула она, - Фалам Кнок проник мне в самую душу и выволок на изнанку страхи. Моей погибшей коллеги слали жуткие фото с мертвецами в гробах или труппами. Она игнорировала маньяка и в итоге... Хм, не хочу даже вспоминать.
Над ними раздался пронзительный треск. Взглянув вверх, Агнес как завороженная наблюдала падение огромной хрустальной люстры. Если бы Кеннет вовремя её не отдернул, погребения под тонной хрусталя вряд ли бы удалось избежать.

Оглушительный звон бьющегося стекла...Кеннет, не рассчитавший траекторию побега, первым улетел в оркестровую яму, утянув с собой Агнес.
Прогнивший пол они пробили в два счета.
Все случилось слишком быстро и она не успела понять что происходит!

Очнувшись от прострации, Агнес обнаружила себя и Кеннета сидящими вокруг старой бочки на неудобных табуретах. Тело саднило, но не сильно, зато смрад в подвале вызывал тошноту. А то что это вонючий и сырой подвал, сомневаться не приходилось: под ногами хлюпала вода и грязь, в углу сновали огромные крысы, от одного вида которых Агнес похолодела и лишилась дара речи, а по каменным стенам были развешены сотни замазанных черным углем зеркал.
Возле одного из них, она увидела скелета! Высокого, белесого и опрятного, как если бы джентльмен следил за собой после смерти.
"- Господи, когда уже закончится этот бред!" - вздохнула она и найдя под столом руку Кеннета, крепко сжала её. У них уже сформировался своеобразный ритуал: когда ей плохо или страшно, достаточно просто коснуться его и заряд уверенности не заставит себя ждать.
Кеннет был напряжен. Он тоже заметил скелета и по видимому готовился напасть на костлявого прежде, чем тот причинит им какой-то вред.
Скел стоял к ним спиной и пялился зачем-то в грязное зеркало, которое все равно не показывало его отражения.
- Не надо, - тихо прошептала она, - Давай подождем, что будет дальше.
Он хоть и не хотя, но прислушался к её словам.
Так, около пяти минут они провели в полнейшем молчании, слыша один лишь писк крыс.

-Ты! - сказал скелет не человечески скрипучим голосом, резко к ним поворачиваясь и тыча костлявым пальцем в Агнес, - У меня есть то, что тебе нужно!
Они с Кеннетом переглянулись и он встал, загораживая Агнес собой. Но какая-то неведомая сила потянула мужчину обратно на табурет, и не взирая на его угрозы и проклятия, скелет, клацая ногами (вернее тем, что от них осталось), приблизился к побелевшей от страха Агнес.
Её ладонь была разлучена с Кеннетом, и она чувствовала себя уязвимой, как оголенный зубной нерв перед сверлом дантиста. Лэнг еще отчаяннее пытался вырваться из невидимых пут, грозя скелету выкопать всех его врагов и родню до десятого колена, смешать их кости, выварить в кипятке и скормить бродячим псам, если он хоть волосок сорвет с её головы.
"-Как благородно," - сквозь стресс подумала Агнес.
Скелету видимо надоел Кеннет, и он щелкнув пальцами, заставил того замолчать.
- Ты! У меня есть то, что тебе нужно! - повторила костяная масса, присаживаясь за бочку и доставая из ребер темный стакан. Оно продемонстрировало стакан Агнес, затем выплеснуло его содержимое на бочку.
Это оказались позолоченные кости с наклейками в виде ключа, совсем такими, как на кинжале. Нож! Господи! А где он?!
Она беспокойно оглянулась по сторонам, посмотрела на обездвиженного Кеннета, надеясь что тот у него. Кеннет тоже все понял, но судя по всему, нож они все-таки потеряли...
- Поиграй со мной! Ставлю на кон эти кости! Что ты предложишь?
"-Но я не умею играть! И не знаю что, вообще, он от меня хочет!" - запаниковала Агнес, но ободряющий взгляд Кеннета говорил:
"-Детка, ты все сможешь!"
Она бы врезала этой груде костей, но тогда мог пострадать Кеннет, а Агнес этого совсем не хотелось.

Идиотия происходящего достигла своего апогея, когда потерянный нож оказался в ребрах их костлявого знакомого. Он извлек его и кинул на бочку.
- Играем в верю не верю!

- Я...не умею играть! Освободите его, - она кивнула на Кеннета, - Он лучше разбирается! Я понятия не имею, что делать надо, пожалуйста...
Но скелет не слушал её, он взял игральные кости, положил их в непроницаемый, черный стакан и стал мешать. Пару секунд доносилось колочение, потом глухой хлопок и стакан на бочке, донышком вверх.
- У меня там...человечий глаз! - заявил скелет и у Агнес стрельнуло в голове от испуга. Воображение, нарисовавшее жуть, могущую быть под стаканов, в довесок с запахом, вызвали у нее тошнотворные позывы. Онa испугалась что сейчас уделает все вокруг и зажала руками рот.
-Отвечай, веришь или нет!
Кеннет попытался что-то промычать, но Агнес ударилась в панику и хотела было встать, но невидимая сила и её сковала, удерживая на месте.
-Ты! Время на исходе!
- Верю, - бросила она с отчаяния.
- Дура, - засмеялся скелет, скрипя челюстью. Он поднял стакан и там оказались игральные кости.
Агнес тяжело задышала, а скелет погрузил нож обратно в ребра и со словами:
- Он теперь мой, - щелкнул пальцами и их с Кеннетом, порывом сильнейшего ветра, куда-то унесло и отбросило.
Агнес упала на пол, зашибив правый бок, и не сразу поняла, куда их занесло, но одно помнила точно - она посеяла единственный, имеющийся ключ к выходу.
Смеясь над её мыслями, послышался грохот захлопнувшейся двери.
Их заперли...

...

Исдис Гирдирдоттир:

Экспресс в никуда.

Исдис неподвижно лежала на Кестере, позволяя ему делать всё, что захочется. Она чувствовала, как он выходит из её растраханной попки, и как из растянутого ануса вытекает горячая сперма. Она стекала по расщелине, прямо на влажные складки плоти, и Исдис, не удержавшись, собрала сперму Кестера пальцами, и ввела их в своё тело. 
Пусть будет в ней хоть так...
Вода ласково касалась тела. Волосы прилипли к коже. А в голове отдавался стук колёс. 

Перегнувшись через борт ванны, Исдис наблюдала за Кестером. Она впитывала каждое его движение, жадно следя за его твёрдым сильным телом, постепенно скрывающимся под одеждой.
-Не знаю... - Она отвернулась и упёрлась ногой в борт ванны, уставившись в потолок. - Куда делись все пассажиры? Куда едет поезд? Как из него выбраться? Я не знаю, Кестер...
Нехотя, Исдис выбралась из ванны и вытерла пушистым полотенцем расслабленное от истомы тело. Кожа горела от прикосновений Кестера, и кое-где даже проступили синяки. 
-Как думаешь, куда пропали... Твои друзья, Марко и Морин? - Исдис вспомнила, как приревновала Кестера к красивой стройной женщине. - Может, они в другом вагоне?

-Запиши это куда-нибудь, чтобы лучше запомнить. - Исдис ухмыльнулась, чтобы не выдать свою злость и обиду. 
Они вернулись в просторное купе, и Исдис с любопытством начала осматривать его и оставленные вещи. Она вытащила высокий баул, раскрыла его и заглянула внутрь.
-А пассажирка, оказывается... Не знаю, как сказать по английски. Tíska-monger. Ну, то есть, следит за модой. 
Исдис вытряхнула из баулу ворох нижнего белья. Всё чёрного цвета. Кружево, мягкая нежная ткань. Она благоговейно прикасалась к вещам, размышляя, пошло бы ей всё это. На дне баула лежал квадратный футляр. Исдис достала его. В приглушённом свете ночника сверкнуло камнями колье. Исдис задержала дыхание и дотронулась до холодных гладких кристаллов. Стук колёс стал громче, пульс в висках вторил этому стуку. Стараясь удержаться от искушения, Исдис захлопнула футляр и убрала обратно в баул. На глаза ей попалась тонкая книжечка в синем переплёте. Она выделялась своей кричащей дешевизной на фоне других шикарных вещей. Исдис вытянула блокнот. Совсем как тот, что достался ей от матери. 
Она открыла почти новую записную книжку, и на колени выпал ещё один билет на Key-express. На этом билете тоже был нарисован длинный изящный ключ. И всё же, было что-то неуловимо отличающее его от первого. А поезд, казалось, живя своей жизнью, летел всё дальше и дальше. Исдис нахмурилась. Они действительно ускорялись, или только из-за темноты она не могла разглядеть пейзаж за окном? Всё, что было снаружи слилось в одно сплошной пятно. И тут она поняла, что отличало этот билет от того, первого. Пятно... Одно огромное пятно, которое придавало билету неуловимый, кроваво-алый оттенок. Только один уголок был первозданного, чуть розоватого цвета. Будто билет окунули в кровь, достали, высушили и положили обратно. Исдис испуганно выронила билет, и он медленно спланировал на пол. Она взглянула на Кестера.
-Что это за чёртово место???
По коже пробежал озноб. Исдис снова вздрогнула, когда услышала какой-то стук. Она резко повернулась в сторону окна и тихо вскрикнула. К окну купе, словно пришпиленные невидимыми иглами, прилипли чёрные птицы. Их глаза горели красным и желтым, а клювы и когти царапали стекло. Омерзительный скрежет пробивался в мозг. Кестер быстро завесил портьеры, а Исдис бросилась к двери. Она едва открыла её и тут же захлопнула. Снаружи были сотни больших и маленьких птиц. Они летали из стороны в стороны, сталкивались друг с другом и врезались в двери купе. 
И вдруг кто-то заговорил...
-Эта потаскуха увязалась за ним.
-Пусть едут.
-Ей место в борделе! А ты должна была остановить его.
-Он всё равно не послушал бы. 
Исдис замотала головой, прижимаясь спиной к двери. А Кестер вдруг подошёл к бару. Там, на изящной полке, стояло старое радио с двумя маленькими ручками, которые нужно было крутить. Кестер покрутил ручки. Сначала раздался лишь шум помех, а потом снова невидимые люди начали разговор. Вот только голоса были другими.
-Где моя кукла?
-Ты собралась или нет?
-Где кукла?! Я не могу никуда без неё ехать! 
Исдис перевела взгляд на книжку с названием "Кукла". 
-Давай... Давай найдём эту проклятую куклу!
Она бросилась к чемоданам в углу. Скрежет за окном стал громче. Исдис открыла чемодан и начала ворошить содержимое. Мужские рубашки, галстуки, носки. Она вытаскивала вещи и швыряла их на пол, рядом вырастала маленькая горка. А поезд, кажется, разгонялся всё быстрее. В книже её матери было сказано, что птицы - это души. Исдис взглянула на занавешенное окно. Десятки, сотни душ...

...

Николь Доре:

Театр тлена

Как же ей было страшно... Шаг, граничащий с безумием, нарушение всех принципов, которыми она привыкла руководствоваться в жизни. Николь не испытывала недостатка мужского внимания, но никогда не искала его. Не понимала тех, кто становился рабом своих желаний, не в силах противодействовать им. А теперь сама...
Да, она хотела помочь Киарану, вырвать его из плена забытья, но как было быть с другой правдой, немыслимой и безрассудной, такой неуместной сейчас? Николь не только восхитилась его выдержкой и рассудительностью, не просто поддалась его обаянию. И это не было одной лишь реакцией молодой женщины на присутствие привлекательного мужчины... Она... влюбилась? Она?
Этого не могло случиться, но сердце билось в груди загнанной птицей, а тело плавилось от его такой желанной близости. И Николь боялась лишь того, что вслед за узнаванием в глазах мужчины появится осуждение ее дерзости или, того хуже, презрение. С дрогнувших губ сорвался вздох облегчения, когда она увидела лишь тепло и безграничную нежность. К ней.

Он ответил, сильнее приникая к её губам и своими касаниями стирая гнетущие душу сомнения.


"Я с тобой" - эти слова чарующей мелодией согрели ее слух. Николь вспомнила их встречу в саду Фалам Кнока и то, как она пыталась по шагам угадать того, кто подошёл к ней. Сейчас эти шаги узнала бы из сотен других, как и прикосновение сухих, горячих губ, вселяющих и уверенность, и надежду.
На одно короткое мгновенье позволила себе прильнуть к его груди и отступила на шаг.
- Ты прав, сейчас самое главное - выжить. Давай найдём это дурацкое зеркало и постараемся выбраться отсюда.
В это мгновенье лицо Киарана озарилось - он бросился к одному из столбиков, безошибочно выуживая из множества склянок и коробок то, что они искали: зеркало с ключом.
Но всего лишь небольшая оплошность едва не привела к трагедии: из-за случайно брошенной крошечной коробочки стали одно за другим разбиваться зеркала,грозя похоронить их под своими осколками.

Они должны были как можно скорее найти второй предмет из заданной им нелепой загадки, но в голову даже приблизительно не приходило, где в театре может быть спрятан колокольчик и зачем он мог понадобиться там. Подавать звонки перед спектаклями? Вряд ли, здание было слишком огромным, чтобы оповещать о начале представления с помощью маленькой вещицы.
"Думай, Николь!" - она сердилась на саму себя, что не может уловить тонкий намёк, брошенный чьей-то извращенной фантазией, но пасовать перед незримым кукловодом не собиралась. Уж точно не теперь, когда ей посчастливилось испробовать вкус потрясающего мужчины и увидеть ответное чувство в его глазах.
"Думай!". Ивонн частенько говорила, что логика - самый лучший помощник. А ещё внимательность. Николь обладала и тем, и другим, а любовь придавала сил.
Она закрыла глаза и в угасающем звоне осколков зеркал вдруг услышала нежную птичью трель. Что это, очередная иллюзия? Или та самая, долгожданная, спасительная подсказка разума, противостоящего окружающему их злу?
- Здесь была птица, - она повернулась к Киарану и улыбнулась, видя недоумение на его лице. - Возможно, кто-то из актрис получил ее в подарок и держал прямо тут, в гримерной.
Николь покрутила головой, глядя по сторонам, но не увидела ничего, кроме зеркал и столов. Но тут заметила, что взор Киарана устремлён куда-то наверх.

На небольшой подвесной полке, возле окна, под самым потолком стояла позолоченная клетка, при виде которой на память пришли строки, услышанные когда-то давно:

Изысканная золотая клетка,
Избыточный односторонний мир:
Где для сверчка – шесток, а птичке – ветка,
И очень быстро нарастает жир.

В безликом царстве соловей пытался
Своею песней разукрасить свет.
Да, видно зря. Как не старался:
Нет в клетке жизни… Песни тоже нет…

Несмотря на красоту золотых изящных прутьев, эта была тюрьма, когда-то лишившая крохотного певца счастья и свободы. Его ли дух сейчас давал им подсказку о том, где искать заветный колокольчик, Николь не знала, но все явственнее слышала звучащую где-то совсем близко трель птицы.
Женщина повернулась к Киарану:
- Мне кажется, это как раз то, что мы ищем. Я попробую туда заглянуть.
Полка находилась довольно высоко от пола, но прямо под ней из стены торчали несколько штырьков, оставшихся от подвесных вазонов с цветами. Некое подобие лестницы, но за неимением лучшего, Николь решила воспользоваться именно этим. Лучше, чем пытаться допрыгнуть до клетки...
У неё получилось. Она дотянулась до сияющих прутьев и, отворив крохотную дверь, нащупала прохладный металлический предмет, приветственно звякнувший, стоило лишь коснуться его. Жалкая попытка хозяев развлечь птицу, отказавшаяся петь в неволе, теперь стала спасением для них с Киараном и других пленников старого театра. Прощальный подарок пернатого узника, не желающего, чтобы кто-то ещё становился, подобно ему, вечным узником в царстве тлена.
- Я нашла! - Николь хотела порадовать своего спутника, но не успела ничего объяснить: металл на штырях под ещё ногами вдруг стал хрупким, будто лед, и рассыпался, растаял, следом и стена, служащая опорой, затрещала, грозя обвалиться в тот же миг. Николь пронзительно закричала.

...

Вевина Хьюз:

Это было безумие. Он, что дрочил на дерево? О Боже. Быть такого не может. Я видела много странного в этой жизни, поэтому перестала удивляться. Но это когда ты едешь в какую-то страну и внутренне настраиваешся на другую культуру, обычаи. А здесь, это шокирует.

Придя в себя, до сих пор не могла поверить, а ведь с виду то и не скажешь, но с другой стороны, кто я такая, чтобы его судить? У меня у самой есть секреты, и все для того, чтобы отправиться в сабспейс. Но не здесь же. Хотя, видимо каждый на стрессовую ситуацию реагирует по-разному. Во всяком случае я надеюсь, что это связанно именно с обстоятельствами, а не... Не хочу думать, что если нет...

Николь, отважная девушка, взобралась на чертово колесо, а после сорвалась. Время остановилось в тот момент и когда, она все-таки зацепилась сумочкой. Я вздохнула. Пронесло.
Тобиас полез помогать Николь спускаться.

Сначала он мне предложил руку, ту самую, которой только что занимался странными вещами. Нет, и еще раз нет. Не знаю почему, но я все же согласилась вложить ладонь в его другую руку. Хотя совсем не понимала почему, я этого человека не знала. А все, что для меня дико и странно всегда страшило. Как будто он был с другой планеты. Кто он? Этот Тобиас? Что в нем скрыто? Хотелось найти разгадки, какими они ни были.

В магазинчике.
Мы сделали шаг за ворота и оказались в месте, который бы я могла назвать исполнением желаний. Столько предметов роскоши, декора, было собрано в одном месте. Если бы можно было получить оргазм только от увиденного, то я определенно его получила.

Тобиас представился вместо меня. А я не могла мыслить нормально, хотелось все потрогать, пощупать, руки так и чесались протянуть руку, чтобы погладить поверхность тумбочки стоящей возле меня, вдохнуть запах, исходящий от тумбочки, которой больше сотни лет, и сколько хозяев у нее было.





Вода капала с потолка, и я поняла, что это связано с предметами, и что это не судьба. Быть в месте, где все хочется потрогать, но нельзя, это как ад. Жестокий и беспощадный. Мы проходили мимо всего этого. А я сдерживала себя как могла. Остановившись, осмотрелась. Здесь было все, но ни к одному предмету нельзя было дотронуться. Чуть не застонала в голос, от безысходности. А потом я увидела ее. Это было озарение, пудреница блестела, как лучи солнца в жаркий день. Она не просто привлекала к себе внимание, она звала. Поэтому я отошла от Тобиаса, который искал глазами другой предмет и подошла к ней. Взяла и ее в руки и в тот момент, мне было все равно где я, что с потолка капает вода на лицо. Это был мой личный рай.

...

Айзек Спенсер:

Пылающая высота

На лицах собравшихся царила растерянность. Никто не знал, где персонал самолёта, куда он летит, какое время суток, и что вообще происходит. Присутствие других людей вселяло некоторую надежду, хотя и они не имели ни малейшего понятия о планах невидимых сил. Окажись Айзек тут один на один с самим собой, поддался бы импульсу и выпрыгнул наружу, поняв бесполезность метаний по пустому салону.

Значит, прекрасная садовница… Айзек заострил внимание на профессии Лили, потому что это было первым фактом об её жизни, а ему неожиданно захотелось узнать о ней очень много. Она была слишком далеко и это странным образом раздражало. В особенности то, как деловито она занималась обыденными делами, разговаривала с другими гостями Фалам Кнок, ела… Всё как в обычной жизни, как будто не пережила эротическое приключение в беседке, тогда как Айзек ощущал бесконечное возбуждение, то ослабевающее при тревожных мыслях, то вновь усиливающееся от взглядов на Лили. Вот она наклонилась, чтобы надеть изящные туфли на высоком каблуке, и это движение было таким женственным и соблазнительным, что Айзек вцепился рукой в спинку кресла, возле которого стоял. Иначе бы снова наплевал на всё и овладел Лили.

- Идём, обследуем эти помещения, - решил он присоединиться к Лили, а то, не дай Бог, она исчезнет. Он ещё не забыл, как третья девушка в саду взяла и испарилась, будто стёрли ластиком.

- А если и откроется, кто гарантирует, что нас не вытянет наружу потоком воздуха? – продолжил Айзек мысль Гарета. Вместе с другими прочитал надпись и стал размышлять:
- Однозначно, нам нужно заняться поисками ключей. Я думаю, что гаечные мы можем отбросить сразу, но на изображения ключей на каких-то предметах и поверхностях стоит обратить внимание. Я бы предложил поспешить, чтобы не терять время. Гарет, у тебя глаз-алмаз. Не хочется думать, что мы могли не заметить указания и валандаться тут без определённой цели.
Разделив помещения на зоны, все двинулись по своим. Айзек и Лили – в сторону кинозала и вип-кают. Роскошь лайнера поражала воображение, но давящая атмосфера запустения, а также предчувствие приближения чего-то страшного подгоняли и не давали расслабляться. Айзек шёл вперёд, методично переворачивая все попадающиеся под руку предметы, проводя руками по обшивке кресел и столикам, также не гнушался опуститься вниз и заглянуть под сидения. Но вскоре заметил закономерность – стоило ненужному уже предмету упасть на пол, как запах гари усиливался, при этом открытых участков огня или дыма Айзек не замечал. Сначала он молчал и не озвучивал эту безумную теорию, но когда начал кашлять от едкого запаха, пришлось высказаться:
- Мне кажется, что я заметил нечто странное: если находишь не тот предмет, то неизвестный источник огня усиливает свой жар, а мы чувствуем запах гари. Мы рискуем поджечь самолёт.
Айзек думал, что Лили посмотрит на него, как на сумасшедшего, но она просто медленно положила найденный журнал на место, и кивнула:
- Я тоже так подумала, но постеснялась сказать. Мужчины редко доверяют женскому мнению.
- В этом ты права. Мы любим быть шовинистами во многом.
Вздохнув, заставил себя ускориться, но ничего не трогать, и достаточно быстро они достигли кинозала.
- Я зайду первым во избежание чего, - сказал Айзек, открывая плотно прикрытую дверь, входя и запирая её за собой. Кинозал на небольшое количество человек окутывал мягкий красноватый свет. Было тихо, но тишина была слишком густой, чтобы казаться обычной, её словно кто-то специально создавал, нагнетая обстановку. И от этого неприятного ощущения было никак не избавиться. Айзек даже потёр грудь, как будто стараясь изгнать тяжесть, но усилия были тщетными. Тогда он обернулся, чтобы открыть для Лили дверь, но был остановлен щелчком кинопроектора, направившего луч на плотное полотно экрана. В небольшом круге появилось мерцающее чёрно-белое изображение в духе немых фильмов с Чарли Чаплиным, да вот только пианист не наигрывал незамысловатую мелодию, а действия на экране не вызывали смех – там, на фоне огромного дерева, трое закапывал труп. Дерево раскачивалось, пытаясь ветвями помешать преступникам совершить злодеяние, а труп цеплялся руками за землю, безмолвно кричал, просил пощадить его, но Спенсеры продолжали забрасывать его комьями мокрой земли.
Ударившись спиной о панель двери, Айзек с расширенными в ужасе глазами с трудом нащупал ручку и нажал, чуть ли не вываливаясь наружу, прямо на Лили, которая с беспокойством смотрела на него. Происходящее живо перекинуло Айзека к событиям в коридоре, и он задрожал, опасаясь за девушку, стоящую перед ним. Те воспоминания напоминали о себе всё чаще и чаще, это было похоже на действие лекарства – инъекция и последующие за ней эмоции, не поддающиеся контролю. От страха сердце гулко ударилось в рёбра, колотясь как сумасшедшее. Айзек приложил руку к лицу, отгородившись от всего мира. Несколько секунд размеренного дыхания, и он пришёл в себя. Он никому не навредил, не накинулся на Лили. Но это ничуть не успокаивало. Он понимал, что проблема только усугубляется, а решения не было.
Ему нужна была шутка, чтобы отвлечь её внимание, иначе неминуемы расспросы. Почему-то Айзек не сомневался, что Лили любопытна, как и все женщины.
- Там ничего нет. Только кресла и экран. Пошли в вип-комнаты.
Может, Лили и хотела что-то спросить, но благоразумно промолчала, за что Айзек ей был благодарен. Надо сказать, она проявляла неизменные такт и выдержку и не впадала в панику даже в таких условиях. Она, ухаживая за растениями, такому научилась? Пропустив Лили вперёд в шикарную вип-комнату, Айзек спросил:
- Удивительно, что цветы и растения приняли тебя так враждебно. Я думал, у вас с флорой создалась родственная связь. Из-за профессии, я имею в виду, - пояснил он свою мысль на случай, если выразился непонятно.

...

Энтони Эдгарс:

Где-то, за шаг до финала...

Анна все понимала. Что не понимала, о том узнавала. Что не узнавала, то чувствовала.
- Я запер ее. Она, как и другие, но в одиночестве. Ей хуже, чем остальным.
Анна лишь кивнула. И на этот раз на ее прекрасных губах не заиграла знакомая лукавая улыбка.
Энтони произнес все это, устремив глаза в пространство, словно пытаясь увидеть ту, о ком говорил. И он ее видел постоянно, знал, что она делает в данный конкретный момент остановленного времени. И где-то глубоко внутри себя начал обманываться, что может сделать так, чтобы не потерять ее.
- Аннушка, хочу видеть твои глаза. - Он повернулся к ней. И какое-то время они смотрели друг на друга. И Алхимик знала, что Архитектор не желает озвучивать всей правды, но хочет, чтобы она поняла его без слов. - Роуз часть моего хода. Пикантный штрих. Почти такой же, как твои подсказки, что ты даешь им. Наблюдая последний акт, нам явно не придется скучать. У тебя получается забавно. Все эти рисунки, надписи, загадки.
Он кивнул в сторону экрана, на котором мелькали уже ставшие знакомыми лица и снова менялись декорации - театр, салон самолета, темные стены пещеры, вагон поезда и магазин, заполненный никому не нужными воспоминаниями.
И где-то там находились застывшие вне времени и пространств фрагменты их общего с Анной прошлого.
Но настоящее целиком сосредоточилось на Роуз Пэйтон. Стоило просто вспомнить ее имя, и он ощущал как кровь приливает к паху, наполняя его болезненным желанием, от которого готов был маяться, сражаясь с искушением с одержимостью мазохиста. Превращался в сверхновую, готовую вот-вот взорваться и разнести вокруг себя все. По позвоночнику разливается жар, способный пережечь, переломить пополам, а избавление лишь одно - Роуз, обладание ею.
Алхимик говорила ему, что соль олицетворяет тело. Он и не подозревал, что его существование до встречи с Роуз было пресным, пока не отведал соли. Но ему этого мало. Он хотел получить все. Нанести себе раны, насыпать на них соль и оставить так, ожидая - залечит это его или сведет с ума от невыносимой боли. А еще жаждал отравления подвижной, словно ртуть балериной. А ртуть олицетворяет, по словам Алхимика, не что иное, как Душу.
Душу Роуз Пэйтон.

Где-то у кромки всего, в шаге от финала, на расстоянии вздоха от расставания...
Под светом недостижимой звезды...

- Ты - золотая рыбка. Обманщица, что сулит исполнение желаний, беззастенчиво врет, что боится глубины и тянет туда за собой... - сказал он, нежно гладя ее лицо и мокрые волосы. Наклонился, слизнул соленые капли с кожи ее плеч. Языком провел дорожку по тонкой ключице до шеи, и сделал то, о чем мечтал уже слишком давно - впился поцелуем в бьющуюся на ее горле прозрачно-голубоватую жилку.
Тонкая трепещущая венка попала на его язык и взорвала вкусовые рецепторы.
Люди так не чувствуют, у него же все обострено в миллионы раз. Каждый нюанс вкуса, каждый импульс биения остался на языке и отложился в памяти навечно. Не просто в разуме, а во всем теле. И поменяй он теперь облик хоть тысячу раз, не вытравит это из себя до скончания веков.
Он теперь отравлен ею. Роуз Пэйтон стала тем сбоем в его плане, на который натыкаешься внезапно. И он знал, что нужно и должно сделать в таких случаях, только вот не хотел.
Она отозвалась ему дрожью, охватившей все ее тело, и тихим протяжным стоном, сорвавшимся с приоткрытых губ. Энтони добрался до этих губ, накрыл их и целовал, изводя ее и себя нарочно затянутым ожиданием. Вжимался меж разведенных бедер в открытое для него лоно, не давая сомкнуться подрагивающим ногам, не давая разрядки извивающемуся от нетерпения телу.
Сам почти сорвался с орбиты, но все еще не дал ни ей, ни себе того, что хотели оба до степени одержимости, до безумия, с которым не сравнится ничто, нигде и никогда.
Оторвался от ее губ, оставив их яркими и припухшими. Оба дышали так, словно взбирались в гору, спасаясь от погони. Роуз смотрела на него широко раскрытыми глазами, и он знал, что если бы у нее было оружие, она бы пустила его сейчас в ход, мстя за то, что заставил изнывать от невыносимого желания.
- Больно? Жадно? Смотришь на меня и хочешь укусить? Убить? Уничтожить? Злишься, что мучаю? - шептал Тони, ведя рукой по ее животу, опуская ее между раскрытых для него ног.
Пальцы коснулись жаждущего его прикосновений местечка, нежно погладили, собирая шелковую влагу. Медленно, неспешно. Потом надавили и закружили, уловив мгновенный отклик. Бедра Роуз подались навстречу этой мучительной ласке, из груди девушки вырвался стон, в котором было чистое, непритворное, яростное желание.
- Пора подняться с глубины и увидеть звезды. Кричи, Роуз.

И он бы убил, прямо сейчас. Заставил бы кончить и убил, наблюдая, как она уходит с выражением наивысшего блаженства на прекрасном лице.
...Опираясь на локоть, он схватил ее за волосы. Не позволяя отвернуться, шевельнуть головой. Пальцы второй руки продолжали поглаживать и кружить, проникать в жаждущую большего влажную глубину. Мягкие, скользкие складочки, прикосновение к которым казалось чем-то невероятным, словно она действительно готова была довериться ему. Но он знал, что это не так.
Она не верит ему. Он не верит ей. Они просто изнывают от похоти. И похоть не касается ни его, ни ее. Это просто стремление тел снять напряжение. Чистая физиология, ничего более.
Или нет? Разве он мог бы захотеть этого с другой?
Нет. Он хотел только Роуз.
И пусть она просто отчаявшаяся фея, а он чужак, возжелавший ее вместе с куском ее мира. Все равно. В этом мире и в любом другом. Он. Хочет. Только. Её.
Его пальцы проникли внутрь и ощутили, как она сжимается вокруг них. Как на ладонь ему стекают соки ее желания, и она двигается навстречу движению его руки, стонет все громче. И он теперь повсюду – в ней, на ней, вокруг нее. Скользит своей напряженной до боли плотью между ее складочек, не давая ей увернуться.
С губ Роуз срываются уже не стоны, а короткие крики, становящиеся все протяжней. Глаза распахиваются шире, и в них отражаются все оттенки темнеющего неба.
- Кричи, Роуз. Пусть всё здесь услышит твой крик, - шепчет он, приникая к ее груди губами, лаская, покусывая, кружа языком по нежнейшей гладкости сосков оттенка цветущего миндаля.
Он проникает в нее в тот миг, когда ее сотрясает первый оргазм. Она пульсирует вокруг него и кричит, вцепляясь в его плечи и шею, оставляя на них длинные царапины и даря этому иллюзорному миру протяжный крик. А он продолжает вбиваться в нее, не спуская жадного взгляда с ее лица.
Видя, что она улетает к звездам, Энтони произнес:
- Останься со мной, Роуз. Мы только начинаем.

...

Марко Гаттини:

В плену у прошлого

- Морин, я не знаю. - Сказал Марко честно и пожал плечами. - Просто пытаюсь мыслить логически. Кроме этой бумажки - он кивнул на пергамент - у нас все равно ничего нет. Нужно попробовать. И если на нас в ближайшие полчаса не выскочит какой-нибудь чокнутый антикварщик с тесаком в руке - я буду считать себя счастливчиком. - Он улыбнулся, сделав попытку пошутить, но девушка уже отвернулась. Гаттини почувствовал привкус горечи во рту от того, что ему нечем ее утешить. Он сам знал не больше ее. Просто пытался действовать, чтобы не дать себе шанса задуматься о происходящем. Иначе ему казалось, что он может сойти с ума. И если для него, мужчины, все это непросто, то каково же хрупкой девушке? Марко уже хотел обнять ее, но подумал, что, быть может, она не хочет, чтобы кто-то видел ее слабость. Вместо этого он коснулся статуэтки и с потолка начало капать. Морин обернулась.

- Может быть, здесь протекает потолок, а снаружи идет дождь? - сделал единственное разумное предположение Марко. Но, похоже, ошибся. Морин покачнулась и задела тумбу. Он не успел подхватить девушку и звук разбивающегося стекла сотряс помещение. На пол полетели серебряные подстаканники и Морин присела, чтобы их собрать. Он наклонился было, чтобы ей помочь, но тут с потолка залило сильнее и вода начала скапливаться на полу.

Морин коснулась его руки, словно ища поддержки и Марко привлек ее к себе. Простая близость женского тела и аромат ее волос, шелковистость которых он помнил, даже не касаясь их, подействовали на него возбуждающе. Пока он пытался сообразить, что сказать, в разговор вступил Тобиас:

- Va bene. - коротко кивнул Марко. Им с Морин нужно было найти часы и керосиновую лампу. Вещей в магазине много и отыскать тут нужные будет непросто, но они как-нибудь справятся. Должны справиться.

Тобиас и Вевина ушли, и, когда они остались одни, Марко прижал Морин к себе крепче.
- Все будет хорошо... - прошептал он ей на ухо, а затем, подчиняясь желанию, поцеловал в скулу, проложив дорожку из легких поцелуев до уголка ее губ. - Я бы хотел оказаться сейчас где-нибудь в другом месте... - пробормотал он. - Но - с тобой... - От прикосновения к Морин сносило крышу, он и не помнил, когда последний раз его столь неконтролируемо тянуло к женщине. Рассудительное "не время" смыло волной нахлынувшего желания. Не удержавшись, Марко страстно впился в нежные девичьи губы, и по мере того, как все мысли вытекали из головы, его поцелуй становился все неистовее. Но внезапно его пыл охладило воспоминание о том, как Морин всхлипывала в его объятиях. Мысленно чертыхаясь, Марко отстранился. Нашел время и место! Он запустил руку в волосы и взъерошил их, думая, что сказать в свое оправдание. Марко Гаттини никогда еще не извинялся за то, что поцеловал женщину. По его губам скользнула ленивая улыбка, обнажая ряд белых зубов.
- Надеюсь, я немного отвлек тебя от того, в каком положении мы оказались. - Неожиданно заявил Марко вместо извинений. - А теперь давай попробуем найти то, что нужно. - С этими словами он направился к стене с часами. Сверившись с картинкой на пергаменте, он попытался найти похожие. Ему были нужны часы, украшенные золотистой лепниной с тремя ангелочками. Он тщательно оглядывал каждую полку и наконец ему показалось, что он нашел нужные. Марко протянул руку и вытащил часы. Но, приглядевшись, понял, что это не те. Здесь было только два ангелочка. В тот же момент он почувствовал, что количество воды в магазине увеличилось и теперь достает ему до щиколоток. Чувствуя, как холодная вода проникает в обувь, Марко снова чертыхнулся - на этот раз вслух. Посмотрев на рисунок, он задумался о смысле ключей на них. Возможно, нужные предметы помечены ключами не только на рисунке? Нахмурившись, Гаттини, стараясь двигаться на носочках, вернулся к Морин.
- Кажется, искомые предметы должны быть маркированы ключами. - сказал Марко. - Нужно быть осторожнее, иначе нас может затопить. Там - махнул он пергаментом в сторону часовой стены - нужных часов нет. Это, конечно, было бы слишком просто, но проверить стоило. - Задумчиво почесав щетину, Марко пошел к одной из плотно заставленных полок, внимательно осматривая все, что там стояло.

...