Talita:
» Глава 11 часть 1
Перевод lesya-lin
Редактура codeburger
Мы с Ником в свой медовый месяц собирались поколесить по стране. Отправиться в Калифорнию на самолете, а вернуться на машине. До того ни один из нас ни разу не путешествовал. Только поездка планировалась на лето после первой годовщины свадьбы, поскольку Нику требовалось накопить достаточное количество отпускных дней. Ну и, как вам уже известно, до первой годовщины мы не дотянули.
Наша свадьба... да ладно, вы же бывали на свадьбах. Они все одинаковы, в той или иной степени. Все было очень мило.
Нет, неправда. Все было ужасно. Во-первых, меня обуревали сомнения. Между моими упорными позитивными самовнушениями рефреном звенело «Что мы творим?». Все хорошо. Ник любит меня. Он замечательный.
Что мы творим? Мы слишком молоды. Все хорошо. Он любит меня.
Почему я не в школе права? Почему я следую за мужчиной? Все хорошо. Он любит меня. У нас получится.
Что я творю?
Отвечая «да» там, на Бруклинском мосту, я не предвидела скорой свадьбы. Рассчитывала, что поеду учиться в школу права в Джорджтауне, куда меня приняли, а со временем... когда-нибудь... выйду замуж. Я не видела проблем в отношениях на расстоянии: весь мой последний курс мы с Ником жили в разных городах, и все было в порядке. Но он настаивал. Зачем жить порознь, когда можно вместе? Если уж я смогла поступить в Джорджтаун, то Колумбийский или Нью-Йоркский университеты – это семечки. Мы любим друг друга. Нам хорошо вдвоем. Нам нужно пожениться. Незачем ждать.
Ник мог быть неимоверно убедительным. И настойчивым. И, конечно же, я любила его.
И вот в самый долгий день лета, через месяц после окончания колледжа, я выходила замуж и при мысли об этом обливалась холодным потом. Все утро, пока мы расставляли стулья и украшали цветами столы во дворе, я ждала, что до Ника вдруг дойдет, какая идиотская эта наша игра во взрослых со столь высокими ставками. Ждала, что наберусь храбрости все отменить. Ждала, когда отец скажет мне, что я совершаю ошибку.
А еще я ждала свою мать.
Знаете, она ведь тоже в свое время последовала за мужчиной. Моя мать, девчонка из Калифорнии, в возрасте двадцати одного года приехала с какими-то друзьями на Мартас-Винъярд и повстречала моего отца – на семь лет старше нее, загорелого и мужественного. По рассказам, она тогда подрабатывала на модельной съемке в Бостоне. Они с приятелями решили закатиться на остров, а папа ремонтировал крышу на коттедже, арендованном кем-то из их компании. Высокий, красивый, неразговорчивый – в лучшем духе «сине-воротничковых» клише. Мама пригласила его на пляжную вечеринку. Когда через неделю ее друзья уехали, она решила еще ненадолго остаться, спустя месяц оказалась беременна, и вуаля – наша семья.
На день моей свадьбы мама отсутствовала уже больше восьми лет. За все это время я получила от нее четыре открытки, все были присланы в первые полтора года после ее бегства от нас и похожи по содержанию.
«Во Флориде зной и духота, много апельсиновых деревьев и огромных жуков. Надеюсь, ты по-прежнему хорошо учишься!» Вторая пришла из Аризоны.
«Вот это жара! Видела бы ты, как здесь поливают газоны! Неужели местные не понимают, что живут в пустыне?» Третья из Сент-Луиса (лошади породы клейдесдаль, арка, бейсбольный матч), четвертая из Колорадо (фестиваль блюграсса, Скалистые горы, разреженный воздух). Ни на одной из открыток не указывался обратный адрес. И все были подписаны «Линда»... не «мама».
Пожалуй, я всерьез ненавидела ее, вот только очень по ней скучала.
У меня не было никаких оснований надеяться, что она появится. И все же объявление о нашей помолвке напечатали в газете. На Мартас-Винъярд существовало небольшое сообщество постоянных жителей, и если мама поддерживала контакты с кем-то из них, то непременно узнала бы, что ее единственная дочь выходит замуж. Поэтому ее приезд не был невозможным – всего лишь крайне, чрезвычайно маловероятным, но всякий раз при гудке парома мой пульс учащался втрое.
Мама не приехала. Более логично и ожидаемо, чем если бы приехала, но все равно сокрушительно. Не представляю, что бы я делала, появись она на пороге. Хотя в глубине моего сознания прокручивался сюжет, в котором моя исчезнувшая на долгие годы мамочка наконец-то возвращается домой, и от сопутствующего волнения и всеобщего счастья (это же были фантазии, в конце-то концов) моя свадьба откладывается на неопределенный срок.
А затем я бросала взгляд на Ника, видела его непридуманную улыбку, и меня захлестывало горячей волной стыда за свои мысли, до того сильно я его любила. Но как бы мне ни хотелось, чтобы это чувство было приятным, оно не было таким. Оно было просто пугающим, словно бы я спокойно шла себе по улице, а передо мной вдруг разверзлась зияющая пропасть. С тех самых пор, когда Ник встал на колено на Бруклинском мосту, я карабкалась прочь от осыпающегося края, пыталась спастись от того, что таилось в темной дыре, абсолютно уверенная, что там нет ничего хорошего.
Однако назначенный час пробил, и вот я уже натягивала белое платье-футляр и неудобные туфли и распускала волосы, потому что Нику так нравилось. Беверли старалась быть хорошей посаженной матерью, брызгая мне в прическу лаком каждый раз, когда проходила мимо, суетясь над моим букетом, моим нарядом. Если бы мама была здесь – если бы она никуда не уходила – мы бы сделали парный маникюр, как в моем детстве. Она бы надела бледно-голубое шелковое платье, а не выбранный Бев оранжевый полиэстер. Она бы уверила меня, что раннее замужество оказалось лучшим решением в ее жизни и что наверняка у нас с Ником все получится так же замечательно, как у них с папой.
Взамен мамы у меня была Беверли, которая без умолку болтала, насильно впихивала в меня кофейный торт и сокрушалась о моем отказе от «денежного танца». Хотя я понимала, что у мачехи благие намерения, мне хотелось стукнуть ее волшебной палочкой и заставить замолчать, остановить ее бесконечные восклицания, что я «хорошенькая, как новая зимняя резина». Как это я выхожу замуж без матери? Как это я выхожу замуж, конец предложения? Почему я позволила событиям настолько выйти из-под контроля?
Похоже, больше никто не переживал. Мой отец обронил, что Ник «хороший парень», и предрек, что у нас «все будет в порядке». Отец Ника, представительный, обаятельный и поверхностный, увы, был шафером. У Джейсона, отращивавшего волосы, чтобы походить на Тома Круза в «Интервью с вампиром», уже тогда наполовину съехала крыша. Кристофер, на ту пору старшеклассник, флиртовал с Уиллой, которую повстречает снова аж через тринадцать лет.
Даже когда я под руку с отцом шла по проходу, мой внутренний голос продолжал яростно нашептывать: «Ты не обязана выходить замуж. На этой затее большими буквами написано “катастрофа”». Лицо Ника было серьезным, словно он догадывался, о чем я думаю. Он произносил свои обеты торжественным тоном, твердо глядя на меня темными глазами, но даже в тот момент его слова казались мне смехотворно наивными. Неужели кто-нибудь верит, что брачные клятвы еще что-то значат? Мои родители давали друг другу те же самые обещания. Родители Ника также зарекались «пока смерть не разлучит нас». Кто такие мы с Ником, чтобы наши обеты длились дольше вдоха-выдоха, который потребовался, чтобы произнести их?
А затем настала моя очередь говорить.
– Я, Харпер, беру тебя, Ник... – неожиданно у меня выступили слезы, голос охрип, и мне всем сердцем захотелось, чтобы сказанное исполнилось. Чтобы с этого дня быть с ним вместе, быть единым целым... У нас получится. Мы сможем стать парой старичков, которые на закате по-прежнему нежно держатся за руки. – …До конца моей жизни. – Тут я заглянула в цыганские глаза Ника и поверила.
После свадьбы мы провели несколько дней в Эдгартауне, в одном из огромных капитанских особняков на Норт-Уотер-стрит. Как и все подобные дома, этот принадлежал одному из баснословно богатых сезонных жителей острова, для которого мой отец иногда выполнял кое-какую работу. Хозяин великодушно предоставил свое жилище для нашего коротенького медового месяца, поскольку не появлялся на Мартас-Винъярд раньше Дня Независимости. Там мы с Ником пять дней играли в семью, так же как играли во взрослых: пили вино на огромной задней террасе, планировали нашу поездку на следующее лето – в наш настоящий медовый месяц, как мы это называли. Занимались любовью в комнате с видом на маяк, обнимались и смотрели фильмы. В эти пять дней я верила в «долго и счастливо». В эти пять дней казалось очень даже возможным, почти неизбежным, что у нас с Ником будет дом, дети, жизнь и старость вместе. В эти пять дней я думала, что прежде ошибалась, когда так… сомневалась.
Нет, не ошибалась.
На шестой день после свадьбы мы переехали на Манхэттен, в крохотную квартирку в захолустной части квартала Трайбека, и все изменилось. Ник вернулся в офис. Его рабочий день длился допоздна. Его одержимость делом впечатляла. Его амбиции не знали границ. Его жена осталась одна.
Разумеется, я понимала, что мужу нужно стараться, чтобы произвести впечатление на свое начальство и выделиться из толпы молодых и голодных архитекторов. Дело было не в задержках на работе – хотя они тоже не помогали. У Ника имелся план, и этот план выглядел так: закончить учебу с лучшими результатами в группе (выполнено), устроиться на работу в солидную фирму (выполнено), жениться на Харпер (выполнено). И как только в квадратике рядом с моим именем появилась галочка, Ник словно... забросил меня.
Поскольку я пропустила сроки поступления в школы права в Нью-Йорке, у меня непредвиденно образовался свободный год. В наши планы – на самом деле, в планы Ника – входило, чтобы я подала документы в Фордхемский, Колумбийский и Нью-Йоркский университеты, превратила наше съемное жилье в уютный дом и полюбила огромный город. Мне незачем было работать: муж получал достаточно, чтобы оплачивать счета. К сожалению, наша тесная, обшарпанная квартирка в здании без лифта находилась в квартале Трайбека, который в те дни напоминал город-призрак. Место, где в выходные было почти невозможно купить газету, где, похоже, не селились семейные люди, где шум Вестсайдского скоростного шоссе казался несмолкаемым, а скрежет поездов метро будил меня посреди ночи.
Я пыталась одомашнить наше жилище, но, если честно, так и не влилась в отряд убежденных последовательниц Марты Стюарт. Красить ванную, оттирать с отбеливателем швы между плитками, подбирать подушки на наш футоновый диван – все это не доставляло мне обещанного в телепередачах удовлетворения. Хотя поначалу я каждый вечер готовила ужин, как можно прилежнее экономя наши доллары, Ник редко возвращался домой раньше восьми... или девяти... или десяти.
Все старания, с которыми он ухаживал за мной, добивался меня, потому что да, я была еще тем колючим дикобразом… все приятные мелочи, которыми Ник давал мне почувствовать себя желанной и защищенной – все это закончилось, как только мы попали в «Большое яблоко». Я обнаружила себя замужем за человеком, почти все время проводившим где угодно, но не со мной.
Я оказалась одна в городе, которого не знала и, сказать по правде, не любила. Там было шумно, жарко и душно. Вечером мне приходилось дважды умываться и протирать кожу тоником, чтобы очистить ее как следует. В нашей квартире воняло вареной капустой из-за Ивана, угрюмого русского, который жил этажом ниже, редко выходил из дома, на максимальной громкости смотрел мыльные оперы и постоянно выныривал без рубашки на свой порог, когда я спускалась по лестнице. В четыре часа утра по улице с лязгом и грохотом проносились мусоровозы, а у кого-то ночь напролет лаяла собака. До Центрального парка приходилось зубодробительно долго добираться на метро, а в Бэттери-парке, расположенном гораздо ближе, тогда было грязно и полно наркодилеров и спящих на скамейках бомжей – зрелище, от которого меня не переставало выворачивать.
В Нью-Йорке жили две мои приятельницы по Амхерсту – одна училась в школе права, вторая работала в издательстве, и обе упивались гламуром и насыщенностью своей жизни. Мое замужество озадачивало их. «На что это похоже?» – спрашивали они, и мои ответы звучали расплывчато любезно. По правде, семейная жизнь меня пока что только разочаровывала.
Ник вскакивал в шесть утра и уходил на работу минут через двадцать. Если он возвращался домой до десяти вечера, то общался со мной в лучшем случае минут пятнадцать, прежде чем с извиняющейся улыбкой уткнуться в монитор компьютера. Но обычно муж являлся не раньше одиннадцати, я к тому времени засыпала, и только когда, дремотно ворочаясь, натыкалась на его сонное тело, понимала, что он дома. За пять месяцев нашего брака Ник ни разу не отгулял полный выходной на уикенд, вместо этого проводя в офисе все субботы и большинство воскресений.
Он быстро сделался незаменимым на работе. Его расторопность и ревностное отношение к делу пришлись по душе его боссу, Брюсу Макмиллану по прозвищу «Биг-Мак», поэтому Ника продвинули в кормильно-поильную команду, где он очаровывал клиентов, обзаводился связями со старшими архитекторами, учился у них, наводил к ним мосты, пристраивался к их проектам. Таким довольным я еще никогда его видела.
Я старалась быть хорошей женой, старалась не вести себя эгоистично и обиженно. Мне хватало ума понимать – это инвестиции в будущее. Только это было будущее Ника, такое, как он всегда себе представлял, где не предусматривалось места для еще одного равноправного человека... во всяком случае, так все выглядело с моей точки зрения. Мне не удавалось стать осмысленной частью его мира; ему не требовались мои советы, как обращаться с людьми или как делать свою работу. Я отчаянно желала чувствовать свою приобщенность, но проходили недели, и мне все больше и больше казалось, будто на самом деле мы с мужем в этой новой жизни не вместе. Будто я для Ника сбоку припеку. Харпер – намечено и выполнено. Переходим к следующему пункту жизненного плана.
Я старалась, честно. Разведывала окрестности, пыталась разобраться в запутанной схеме метро. Собирала разные байки в расчете поделиться ими с Ником, затем начала обижаться, что его никогда не бывает дома, чтобы послушать их. Околачивалась в местной библиотеке, записалась в волонтеры по ликвидации безграмотности, но это занимало всего несколько часов в неделю. Нью-Йорк пугал меня. Люди в нем были такими... уверенными. Четко представлявшими себе, кто они и к чему стремятся. Когда однажды утром, пока муж торопливо брился, я выразила свои ощущения вслух, Ник пришел в замешательство.
– Ну, не знаю, милая. Просто хорошо проводи время, не зацикливайся на своих непонятках. Это же прекраснейший город на планете. Выберись погулять, развейся. О, черт, уже так поздно? Извини, солнышко, мне надо бежать. Встреча с представителями из Лондона.
Я стала выбираться в город, лишь бы сделать приятно родившемуся в Бруклине мужу. Но Ник знал все окрестности досконально, как настоящий эксперт (и зануда), так что мои прогулочные рассказы (когда мне все же выпадал шанс поделиться ими), похоже, наводили для него скуку.
– На самом деле, ты попала на Бруклин-Хайтс, дорогая. Коббл-Хилл находится немного дальше. Само собой, я посещал Губернаторский остров. Я точно представляю себе, где ты была. Ну конечно, я поднимался на Эмпайр-стейт-билдинг. Миллион раз. – Муж одаривал меня терпеливой улыбкой и утыкался обратно в свой компьютер.
Думаю, необратимый характер события приняли месяца через три после нашей свадьбы. Когда я заставила себя признаться Нику, как мне одиноко, а он в ответ предложил завести ребенка.
Долгую, обжигающую минуту я смотрела на мужа, а затем спросила:
– Ты в своем уме?
– Что? – дернул он головой.
– Ник… я тебя почти не вижу! Ты хочешь, чтобы я родила ребенка?! Чтобы мы вдвоем сидели здесь, как в ловушке, пока ты работаешь по восемнадцать часов в сутки? Чтобы ты игнорировал и меня, и малыша? Вот уж нет!
– Но это же ты жалуешься на одиночество, Харпер.
– Я не чувствовала бы себя одинокой, если бы ты хоть немного времени проводил со мной. – В моем горле словно застрял нож, а в глазах было горячо и сухо.
– Харпер, детка, мне приходится, я должен работать.
– Неужели обязательно
столько работать? Неужели ты не можешь хоть изредка прийти домой к ужину? Не можешь хоть изредка на уикенд отгулять оба выходных дня, Ник? Хоть когда-нибудь?
Это была одна из наших самых крупных ссор. Я ненавидела ссоры. Ненавидела себя за то, что так отчаянно нуждаюсь в Нике, ненавидела его за то, что он не понимает этого. Пожалуй, моя реакция и впрямь немного напугала мужа. Совершенно очевидно, мы с ним не были на одной волне. Мы даже не были в одной реке. Он пообещал исправиться. Дал слово взять в ближайший уикенд оба выходных. Мы погуляем в парке, устроим пикник, может, сходим в Метрополитен или в музей Купер-Хьюитт.
Но в пятницу вечером, явившись домой гораздо позже девяти, Ник сообщил:
– Придется завтра показаться на работе. Всего на час-другой. Мне честно жаль, но самое позднее в одиннадцать я вернусь.
Признаюсь, я подозревала, что мужу не удастся сдержать обещание, а потому, желая усилить свой боевой настрой, выложилась по полной, снаряжая пикник а-ля Марта Стюарт. Цыпленок под соусом карри с изюмом, салат из огурцов, французский багет из пекарни в Гринвич-Виллидж. Овсяное печенье собственноручного приготовления. Бутылка вина. В пятнадцать минут первого Ника все еще не было дома. В час дня – тоже. В два двадцать четыре он позвонил:
– Немножко задерживаюсь. Надо по-быстрому кое-что доделать, и я уже на пороге.
Муж вернулся домой в полшестого, с букетом порыжевших ромашек.
– Малыш, не закатывай истерику, – неудачно начал он. – Я понадобился Биг-Маку, потому что Джед совершенно облажался с получением разрешения из…
Зачерпнув пригоршню салата, я швырнула его Нику прямо в лицо.
– Держи. Для тебя готовилось. Надеюсь, ты подхватишь сальмонеллез и следующие четыре дня проведешь, выворачиваясь наизнанку.
Ник снял кусочек курицы со щеки, съел и заметил, подняв бровь:
– Очень даже ничего.
Это стало последней каплей. Я вылетела в спальню, грохнула дверью и обхватила руками голову.
Естественно, он вошел следом (у нас не было внутренних замков). С демонстративной терпеливостью вытер с лица салат, положил полотенце в корзину, приблизился, обнял. Не извинился. Просто поцеловал в шею. Сказал, что любит меня. Попросил потерпеть, так как это, по его словам, были всего лишь временные трудности. Больше такого не повторится. Все наладится. Потом повернул меня так, чтобы мое лицо прижалось к его великолепной шее, чтобы я могла обонять его запах и чувствовать биение его пульса. Это опять сработало. Я дрогнула.
– Мне невыносимо здесь, – прошептала я Нику в воротник. – Я совсем тебя не вижу. И чувствую себя… аппендиксом.
– Аппендиксом? – переспросил он, отодвигаясь.
Я сглотнула.
– Словно я существую, но ты на самом деле во мне не нуждаешься. Меня можно вырезать, и все остальное по-прежнему будет отлично действовать.
Ник долго и пристально смотрел на меня непроницаемым взглядом. Я ждала, что он поймет. Вспомнит о моем комплексе брошенного ребенка, вспомнит, как от меня отказался единственный человек, которому полагалось любить меня до конца жизни. И поймет, что я нуждаюсь в большем, нежели пометка галочкой в воображаемом списке, и уверит меня, что я вовсе не аппендикс, а его бьющееся сердце, и он не может без меня жить.
– Может, тебе поискать работу, солнышко?
Вот оно, начало конца.
– Работу, – глухо повторила я.
– Ты слишком много времени проводишь одна, и не хочу тебя расстраивать, но я действительно не могу сейчас сбавить обороты. Если ты выйдешь на работу, у тебя появятся друзья, будет чем заняться. Не стану врать, дополнительные деньги нам тоже не помешают. А когда начнется учеба в школе права, бросишь эту времянку.
Ник хотел, чтобы я вышла за него замуж, я вышла, и на этом все закончилось… для него, во всяком случае.
– Я поспрашиваю в офисе, – добавил он. – Может, у кого-то есть подходящая вакансия на примете.
– Не беспокойся. Я сама найду себе место. – Сердце в моей груди ощущалось тяжелым и холодным, как камень.
– Вот и отлично. Умница.
А затем он уложил меня в постель и занялся со мной сексом, словно говоря: «Видишь? Все хорошо». По мнению Ника, так и было. Это решение распрекрасно избавляло его от проблем. Конечно, гораздо удобнее устроить меня на работу, чем признать, что браку необходимо уделять определенное время, особенно недавно заключенному браку, особенно с такой женой, как я. А так Нику не требовалось менять свой сверхплотный график или говорить боссу: «Извините, только не сегодня, у нас с супругой планы». Нет, это решение как раз то, что доктор прописал. Харпер нужна работа. А не муж, который побольше времени проводил бы дома.
Чуть ли не демонстративно я ответила на объявление. Вакансия бармена, занятие, хорошо знакомое мне по подработкам в колледже. Модное, недавно открывшееся заведение в Сохо называлось «Клодия».
Утром в день собеседования, все еще злясь на Ника за непонимание, я ненароком прищемила входной дверью руку. Левую. Не до крови, но основной удар на себя приняли пальцы, и я почти машинально переодела обручальное кольцо с левой руки на правую. Свое помолвочное кольцо я носила редко. Оно оказалось на удивление большим и, по моему провинциальному мнению, могло послужить соблазнительной приманкой для многочисленного нью-йоркского ворья. Ник только посмеялся, когда я высказала свои опасения, но не возражал.
А вот с моим обручальным кольцом дело обстояло иначе. Это кольцо – две переплетенных золотых полоски, одна чуть темнее другой – я обожала. Сделанное нашим островным ювелиром, оно было изящным, красивым, единственным в своем роде. И не выглядело классическим обручальным кольцом – особенно, если носить не на той руке. Управляющий ресторана не поинтересовался моим семейным положением, а я не сочла нужным сообщать о нем.
Барменша получает чаевые куда щедрее, если она молода, красива… и не замужем. Или если клиенты считают, будто она не замужем. Отечность на пальцах не сходила несколько дней. Кольцо так и осталось на правой руке. Это не имело никакого значения. Хотя, конечно же, имело.
Работать в «Клодии» оказалось очень здорово. Ресторан, расположенный на одной из мощеных улочек Сохо, посещала публика в стиле «Секса в большом городе»: шикарно одетые женщины, чьи наряды наверняка стоили дороже, чем месячная аренда нашей квартирки, мужчины, которые благоухали дорогим парфюмом и считали пустяком оставить мне двадцатку на чай или угостить коктейлем за десятку. А мои сослуживцы… я с ними во многом совпадала. Честолюбивые планы, временная подработка в сфере обслуживания, иногда совмещенная с учебой. Никто из нас не собирался оставаться здесь надолго. Управляющий понимал, что сотрудники модельно-актерской внешности, на которых приятно посмотреть, привлекают клиентуру и повышают класс заведения, поэтому все мы были на подбор: немногим старше двадцати, стройными и симпатичными.
Будучи новичком, я наблюдала за коллегами со стороны, но даже место зрителя оказалось захватывающим. Время от времени кто-нибудь поверял мне свои секреты: Джокаста встречалась с Беном, затем бросила его ради Питера; Райану требовался сосед по комнате, а Приш как раз искала жилье, но неужели они и вправду захотят и работать, и жить вместе? Особенно после того одноразового перепихона без продолжения? Польщенная приобщением к их драмам, их тревогам, я давала уклончивые советы, не становилась ни на чью сторону и пользовалась всеобщей симпатией. Эти парни и девушки восхищали меня... они были такими свободными. Грандиозные планы, беззаботные дни, необременительная работа. Все, как и полагается в нашем возрасте.
...