Олимпийский кавардак или Зевс, будь человеком!

Мое уважение к Эвриале выросло на несколько пунктов - у неё явный дипломатический талант: найти общий язык с Минотавром, это надо суметь.



- Нет, конечно, - вступила в разговор я. - Они, бедные, в таком стрессе были... На коленях умоляли отправить их к Лете, чтобы побыстрее забыть, как именно им довелось с жизнью распрощаться.

Где-то в колеснице


Соображала я плохо. Какие нафиг спецэффекты, если я не вижу ничего, кроме его лица, его тела; не чувствую ничего, кроме его прикосновений, его жара, его - в себе.
Только какое-то жужжание отвлекает. А, это Дионис о чем-то спрашивает. Проклятье, ну в кого он такой болтливый? Занята я, наслаждаюсь.
Он вдруг замер, и я поняла, что мне предоставляют свободу действий.

Оторвав от себя руки Диониса, я прижала их к прохладному золоту колесницы за его спиной, а сама заткнула рот бога поцелуем и начала двигаться. Сначала медленно, потом все ускоряясь и ускоряясь.
В какой-то момент он не выдержал и подхватил ритм, стал подавать бедрами вперед, вверх, сильнее, сильнее. Освободил руки из моего захвата, впился пальцами в мои бедра. Я, кажется, уже не скрываясь кричала, а он ловил мои крики губами.

И вот, когда я поняла, что не выдержу больше ни секунды, что это слишком - много, сильно, ярко, невыносимо, неописуемо - мир вдруг замер. По всему телу разлилось тепло, в груди взорвалась вселенная, а за спиной появились крылья. Знаю, быть такого не может, мы же лишены своих божественных привилегий, но вот они, мои родимые крылышки! Я засмеялась от какого-то безумного счастья и без сил упала на грудь Диониса.

Он нежно поглаживал меня по спине, целовал волосы и что-то шептал на ухо.
Нет, какой же все-таки болтун.
_________________

Ну и вопросик! Кто ж знал, что показания жертв могут пригодиться? Я б тогда не то что план лабиринта - план Форт Нокса в масштабе один к одному воспроизвел на вверенной мне территории. Естественно, что это я не озвучил, оставив свои мысли при себе.
Только открыл рот, а моя супруга опередила меня:

- Ах, ты моя сладкая, - подумал я, а Крию сказал: Персефона права, желанием этих несчастных было полное забвение, что и было выполнено как акт доброй воли с моей стороны. Я думаю, мы сумеем найти выход из этого негостеприимного места. Но для начал мы должны помочь Эвриале. Мне кажется, что компания Минотавра - не то, о чем мечтает девушка. Хотя, если внимательно приглядеться, ей не так уж и страшно в обществе этого кошмарного типа. Как ты думаешь, Персик?
_________________

- Даже если и страшно, Эвриала этого не показывает, и правильно. И, мне кажется, она что-то придумала. Окажись мы там, я бы ему особый стог сена вызвала - из мака или, на крайний случай, из аконита с белладонной: летальный исход был бы гарантирован. Но если мы сейчас туда ломиться начнём, Минотавр разозлится. Любимый, у тебя медальон ещё цел - вызывай Гипноса,* пусть укладывает бычка в кроватку.

*Гипнос - бог сна. Гипноса изображали крылатым юношей с маленькими крылышками на голове, цветком мака и рогом в руках.

Болото

Мы с Гераклом похоронили чудище – все же, по-своему она где-то права была – и я отправился на поиски Деми. Малышка нашлась неподалеку. Она сидела под деревом, такая хрупкая и ранимая, что хотелось укрыть ее от всего мира. Я подошел, сел рядом, обнял ее и прижал к себе.

- Не знаю. Просто захотелось. Зачем люди любят? Разве это можно объяснить? И подготовиться нельзя. Просто смотришь на человека и понимаешь, что без него не можешь. - Я посмотрел в испуганные глаза Демы. - Не бойся. Честно? Мне самому немного страшно. Я никогда не думал, что буду так в ком-то нуждаться. Но я хочу попробовать.

Я закрыл глаза, сжал медальон и...
... мы оказались на небольшой лужайке. Прохладный ветерок ерошил мягкую траву, в воздухе сияли огоньки. Мы словно оказались в небольшом личном мирке, только для нас двоих. На траве лежала расстеленная скатерть, стояла бутылка вина и тарелка с клубникой.
Я посмотрел на Дему. Ее бездонные глаза сияли, она словно светилась изнутри. Я бесконечно нежно поцеловал ее в губы, смакуя каждую секунду. Дорожа тем, что мне подарила судьба.

- За то, чтобы не просыпаться. Потому что я просто не смогу без тебя.
Меня всю жизнь считали балагуром, но сейчас я был совершенно серьезен. Я сделал то, чего не делал никогда – распахнул сердце перед другим человеком. Если она решит нанести удар – я не успею прикрыться. Но если я промолчу, то буду жалеть об этом вечность.
_________________

И вот что значит правильно сделанное предложение. Кошусь я на Минотавра, пока в сумочке фляжку нащупываю, и понимаю, глазки у него заблестели, морда подобрела. Не против рогатый выпить. Видать совсем тут в одиночестве зачах, выпить поговорить не с кем. О том, что ему еще не с кем, я стараюсь не думать. Мужик он конечно видный, и рога уже имеются ( другие может и не заметит) , но все же не мой вариант. Фляжку нашла и с победным писком ( ну не могла же я кричать) из сумочки достала. Свернула пробку, приложилась, ухнула, горячо от настойки, прямо полыхает горло. Да Минотавру протянула, ну он не отказался фляжку взял глотнул и сразу подобрел окончательно ( еще бы во фляге миллилитров так семьсот, а он ее почти полностью выдул, тут кто хочешь подобреет). Я тоже почти расслабилась сигарету достала, закурила. И дымом подавилась. Минотавр неприлично так пальцем во что-то у меня за спиной тычет и ржет как лошадь. Сквозь смех, что сотрясал стены лабиринта я с трудом разобрала
- Этот комик твой?
Какой комик?! Медленно поворачиваюсь и моя челюсть падает на грудь. Мать моя Богиня, да у меня за спиной шоу за стеклом и в главной роли там прыгающий титан. И чего бесится? Тоже выпить хочет? Или намекает Минотавру, что такую гадину как я, надо душить сходу? Нервный какой. Я плечами пожала и в ответ попыталась жестами показать, что у меня все отлично и никакой опасности мне пока не грозит. Кажется, поверил, или обиделся, отвернулся вон. Но выяснять, что там с титаном времени нет. У меня тут Бык нервный и ржущий, а жизнь она у меня одна, отвлекусь и стану закуской. А оно мне надо?
- Этот общественное достояние. Но я за него, если надо и голову могу оторвать. Да вот не ценит он
В порыве откровенности ответила я Минотавру и тот меня понял. Смеяться перестал, вздохнул и «запел». И вот поведал мне рогатик, что не любит его никто, живет он тут в холоде впроголодь, поговорить не с кем, а если кто и приходит то железками в него тычут, слова доброго не скажут. Он мол честно пытался отношения налаживать, выпить там предлагал пожрать ( не их пожрать, а вообще едой делился)Но не любят Минотавра, железом тычут он обороняется и вот пожалуйста трупы на лицо¸ в смысле на земляной пол лабиринта. А бабы ему сплошь и рядом истерички обморочные попадались, слова не вытянешь. Отвернешься она в лабиринт шмыг и гарпия ее на обед. Плачет мужик, не поверите, жалко его стало. Промеж рогов глажу ( он на пол сел, я на сундук) , сама с ним плачу, почти навзрыд. И тут он мне про Ариадну выдает, мол украл ее, спрятал, сонным зельем напоил, думал проснется, а она уже неделю спит и ни гу-гу. Да и вот, что мне с ним делать? Минотавр шмыгнул носом и куда-то в темень переходов скрылся. А мне не то бежать, не то ждать. И стоило принять решение бежать, как этот рогатый вернулся с бочкой рома!
Все здесь и помру, пьяная и одинокая! Я же столько не выпью! А эта добрая душа ковшиком ром зачерпнул, мне вручил, сам к бочке приложился…
_______
Извиняюсь за задержку. Реал меня пытал...

Лернейское озеро

Когда поднялся с колен и огляделся, Афины рядом не было. У дерева стояли Гермес с Деметрой и тихо спорили.
Куда могла деться девушка? Лернейское болото - место опасное. Под сизыми водами скрыт вход в царство Аида. Именно его охраняла Гидра. Сейчас стража нет и неизвестно, какое чудовище выберется из этой дыры.
- Афинаааа!
Ответа нет. От предчувствия беды засосало под ложечкой.
Брат все понял. Знаками показал, что пойдет в противоположную сторону. Я кинулся к болотистым берегам озера. По пути подхватил тяжелую корягу. Меч остался у Гермеса. Это хорошо. Так мне спокойнее.
Пробегая мимо зарослей осоки, услышал сдавленный крик. Афина!
Ринулся в гущу. Острые листья резали тело, стебли путали ноги, но я прорубался вперед, как критский бык. Наконец взору открылась затопленная поляна.
Я не сразу увидел Афину. Сначала наткнулся на мощную спину мужчины, который душил девушку. Насильник пытался раздвинуть ей ноги. Платье воительницы было изорвано, на теле следы борьбы, кровоподтеки. Грязная рука шарила по телу моей женщины.
Афина задыхалась, но продолжала сопротивляться.
Ударив со всей силы по голове изверга, и отбросив расщепившуюся корягу, я одним бешеным толчком выкинул его за пределы поляны. Сам прыгнул следом. Противник оказался не человечески сильным. Первое замешательство прошло, он отвечал ударом на удар, не уступая мне ни в чем.
Болото делало свое дело - неутомимо поглощало нас. Стоя по грудь в жиже, мы сцепились мертвой хваткой. Я утяну его на дно, но не выпущу.
За спиной истошно кричала Афина.
Вдруг трясина разверзлась и из нее показалась голова служителя Аида, следом выпрыгнул Цербер. Одним рывком он вытянул за голову мужчину из трясины и уволок в открывшийся проход.
Служитель, добравшись до меня, подал руку и помог выбраться на поляну.
- Кто. Это? - смог выговорить я.
- Сизиф. Который раз находит лазейку для побега, - немного постоял надо мной, - Сейчас ему вручат более тяжелый камень. Будет и дальше выполнять свою бесконечную работу. Прощай!
Я пытался отдышаться, рядом плакала Афина, за осокой слышались голоса наших друзей. Все. Хорошо.


_________________

Дорогие соратники, пока без меня( Реал губит. Эври, детка, ты попала....
_________________

Попала не так! За шашни с Мином получишь по первое число! Так что готовься)
_________________

Болото

Я молчал. Слова застревали в горле, язык стал неповоротливым. Что сказать? И нужно ли что-то говорить?
А вдруг я разрушу эту хрупкую красоту, это мгновенье, когда мы отбросили свои маски?
Я беспомощно посмотрел на Деми.

Помогать мне явно не собирались. Что ж.
Я отставил бокал и повернул Деми к себе.
- Не мучь. Да или нет. Я сволочь, эгоист, хам, вор, законченная скотина – но я тебя люблю. И если ты готова принять меня таким, какой уж я есть… если нет – не тяни. Просто скажи. Мне надо знать.

Это молчание убивало. Убивало меня, едва зародившуюся надежду. Я смотрел на Деметру, а видел отца, чье одобрение я так старался заслужить, но которого всегда только раздражал, родню, никогда не воспринимавшую меня всерьез, многих и многих, вышвыривавших меня прочь и насмехавшихся, стоило мне выказать хоть каплю человечности.
Я ей не нужен. В груди что-то оборвалось. Я отпустил Деми. Закрыл глаза.
Мы вернулись обратно на болото. Сейчас я жалел, что не умер. Мертвым не больно. Они просто уходят. Вот и мне пора.
- Прости, - глухо сказал я.
Недалеко послышались крики. Кажется, кричал брат. Я пошел в ту сторону. И больше не оглядывался.
_________________

Из всех имён, из всех любимых лиц,
Ты был мне тем, которому молилась...

В ту ночь, когда Селена оставляет на поверхности воды холодные отсветы Луны, она ревностно охраняет то, что принадлежит только ей. Боится Селена того дня, когда вернётся к богу воды Белая богиня. Ей чудится, будто сможет Лунная королева после вернуться и на небосклон, чтобы вновь соперничать с Гелиосом своей яркостью. Ей невдомёк, что для Белой Богини нет другого счастья, как принадлежать своему Огню. И хочет она лишь одного - оказаться спрятанной ото всех в его дворце, чтобы проводить с ним вместе дни и ночи. Тогда она стала бы только его богиней, его царицей, которой бы он обладал безраздельно. Они были бы сокрыты от всех глаз, исчезли бы из всех миров, стали бы невидимыми для всех богов. Ночами, когда с небес струится лунный свет, богиня бы выходила из воды, а её бог наблюдал бы за нею. Что видела бы она в его глазах? Вожделение? Поклонение? Восхищение? Окутанная лёгким туманом, что невесомой пеленой окружал бы её со всех сторон, с ароматом душистых трав, что жил бы на её коже, она была бы самой желанной. Она была бы единственной.
Но свет Луны, отражающийся от поверхности воды, с каждым мгновением становится всё более ярким, словно Селена задумала нехорошее. И стоит только Белой богине оказаться под водой, как не будет у неё больше возможности сделать вдох...

***
На лицо Мариам упали несколько дождевых капель, и она вздрогнула и проснулась. Ей было так холодно, что царице казалось, будто Огонь исчез из её жизни навсегда. Вечер превратился в тёмную бархатистую ночь, а осенний лес, обступивший её со всех сторон, казался зловещим и пугающим. Мари поднялась на ноги, закусила губу, чтобы не всхлипнуть от страха и принялась стаскивать с себя платье. Сняв туфли, она некоторое время постояла так, растерянная, одинокая и всё такая же испуганная. Всё, что могла понять она сейчас среди тех ощущений, что жили в её душе, - это зов воды, который она чувствовала кожей. Ещё несколько прохладных капель упали с неба, понуждая Мари прижать платье к груди. Она провела пальцами по металлическим крючкам на ткани, словно желала почувствовать то тепло, которое ещё хранил в себе металл. Тепло его прикосновений... Своего безымянного бога, что для неё стал единственной молитвой, чьё имя она готова была и сейчас кричать в равнодушные небеса. Если бы только это могло его вернуть, она бы кричала, не переставая.
Отложив платье, когда и эти крохи тепла растаяли, Мариам шагнула в сторону озера, сверкающего в жестоком свете Луны. Ей вспомнилась та девушка в белом одеянии, что выходила из воды, когда они были во дворце. Мари хотелось статью ею... Богиней Афродитой, красота которой столь безупречна, что она понуждает вожделеть только её...
Ледяная вода окутала со всех сторон, казалось, что каждый шаг Мариам делает по острым камням. Боги, дайте сил забыть Огонь, словно его никогда и не было...
Кто-то с силой дёрнул Мари вниз, и она с головой ушла под воду, делая глубокий вдох и ощущая, как лёгкие разрываются на части... Быть может, это и есть её расплата? Если и так, наверное, это слишком жестокая цена за все её молитвы... Но если бы боги предложили заплатить её снова за одну-единственную встречу, Мариам согласилась бы, не задумываясь.
_________________

В Эриманфском лесу


И тишина в лесу, покой. Ни птиц, ни зверья не слышно. Задумался Ганимед еще сильнее. «Может, он невовремя сюда пришел? Может, Богиня нашла себе рыцаря по душе и уже покинула этот негостеприимный лес?» Тоска взяла царевича, стоит, вздыхает и тут слышит за спиной шаги легкие, будто ни человек, ни зверь, а фея маленькая ступает своими ножками. Оглянулся он, а за спиной она! Радость от встречи и робость взяли его. А Богиня взяла и наземь упала. Подбежал Ганимед к красавице, на колено встал, пульс щупает, за ручку белую нежно держит. Красотой Фемида может поспорить с самой Афродитой, и мужчина думает, что победит не Богиня красоты.
Однако сейчас дева лежит без чувств. И он как мужчина обязан воспользоваться вмешаться и спасти ее. Подхватил он ее на руки, нежно к груди прижал, и уже не думая, в темноту леса шагнул. Надо искать, куда положить красотку, водички ей найти. Шагает он со своей желанной ношей, и кажется она ему легче перышка лебединого, и не может удержаться, поглядывает на милые черты лица. Повязка глаза скрывает. Не видно, пришла в себя дева, не пришла. И так ему хочется положить Богиню на траву, повязку эту с глаз ее сорвать, да в уста коралловые страстным поцелуем впиться. Но держится, помышлять помышляет, а с активными действиями ждет.

На болоте. Приключения продолжаются

Сидела Афина на кочке и думу думала. Угораздило её так. Скучно ей было на Олимпе. Вот и развлечение, чтоб не ныла больше о скуке. И дело не в чудищах разных да решениях проблем человеческих, а в сердце женском. Пришлось Афине признать полное поражение в бою с любовью. Не думала, не гадала богиня, что найдётся когда-нибудь мужчина, которому бы она не только свою девственность отдать захотела, но и сердце. Сколько веков Геракла знает, а никогда его вниманием не удостаивала. Да и он всё время занятым был. То подвиги совершает, то женится, то снова на подвиги идёт. А он храбрый и решительный. И льва на скаку остановит, и шкуру с него сдерёт (себе на шапку).
Не долго сидела Афина в одиночестве, на болото смотря. Вдруг разверзлась вонючая вода и на землю явился страшный и большой тип. Недобро так улыбнулся во все гнилые зубы и, облизываясь, двинулся в сторону Афины. Та смекнула, что к чему, оглянулась и поняла, что так глупо она себя в жизни не вела. Оружия никакого нет, боги далеко, кругом болото, отступать некуда. Всё, это засада. Решив, что так просто она не сдастся, Афина бросилась наутёк. Пробежав ровно два метра, была настигнута и повалена на землю. Отбивалась, кусалась, царапала глаза, но мерзкий тип оказался сильнее воительницы. Прижимая воительницу к земле, он пытался раздвинуть ей ноги. Не имея возможности дотянуться до амулета, богиня изо всех сил извивалась, пытаясь хоть выползти из-под тяжеленного мужика. Она даже не поняла, почему вдруг ей это удалось. А когда увидела Геракла с перекошенным от ярости лицом, поняла, что влюбилась. Он пришёл ей на помощь! Афина так привыкла помогать другим, что ей даже в голову не пришло бы, что кто-то будет ради неё драться. Ах, её герой!
Который тем временем, отражая удары мужлана, всё больше погружался в трясину.
- Геракл! - Истошно закричала Афина, думая, чем помочь. И только она приготовилась использовать амулет для спасения любимого, как земля снова разверзлась и вышел другой мужик. Что за привычка дурная, выходить из-под земли, как грибы?
Но рядом с нововышедшим был Цербер и Афина поняла, что это смотритель. Он уволок за собой насильника, и, казалось, всё худшее позади, но вдруг Афина...расплакалась. Слёзы текли ручьями по щеках и воительница с удивлением вытирала влагу пальцами, понимая, что рыдать - глупо, но остановиться не могла. Она прижалась к широкой груди своего героя, пряча лицо.
- Геракл, спасибо тебе за то, что спас меня. Ты теперь оставишь меня?
Афина не любила гадать молча, а предпочитала спросить прямо, чтобы услышать честный ответ. Потому что она всегда видела ложь. Но увидит ли сейчас, будучи не богиней, а простой женщиной?
_________________

Болото


Куда же подевалась Афина? Я поспешно шел между корягами, высматривая богиню. Ветер донес крики и звуки сражения совсем с другой стороны. Я бегом кинулся туда, но добежав, резко затормозил. Брат уже сам со всем разобрался (ну не зря же он герой) и спас Афину.

"Не смей уходить. Не бросай ее. Это дороже всех подвигов мира."
Не желая подслушивать, я пошел прочь.
_________________

На пути в Писы
Кругом сплошные драмы, только у нас с Крылатиком крышесносный секс

Вот! Вот как надо было договариваться с Крылатой, когда мы оказались в реке после падения, пардон, в навоз. А не то, что "я познакомлю тебя с лапочкой, ты только помоги". Поглаживая Психею по спине, на которой вдруг оказались чудесные крылья, и крепче прижимая к себе, чтобы она не улетела (в этот раз буквально), я ощущал себя самым счастливым идиотом из всех живущих когда-либо на Земле. Крылатик была волшебной, идеальной, точно созданной для меня, и сейчас, когда она всё ещё обхватывала меня собой, а я всё ещё ощущал, насколько она горячая, влажная и только моя, мне хотелось послать к чертям все Писы (вот такой вот каламбур), Олимпийские игры и мужей, которые находились пока в наличии.
- Если ты ещё раз не потребуешь у Эрота развод, это сделаю я, - заявил я Психее и поднялся на ноги, так и не снимая её с себя. Я был чертовски хорош - со спущенными штанами и сидящей на мне крылатой богиней. Бог виноделия во всей свой красоте. И я снова хотел Психею... Кое-как спустившись с колесницы, я прижал крылатика спиной к нашему средству передвижения, так, что она оказалась зажатой между мной и колесницей, обхватил её запястья, поднимая руки Психеи наверх и фиксируя своей ладонью и снова впился в её губы жёстким поцелуем, одновременно начиная вбиваться в её лоно. Я брал её грубо, словно хотел поставить своё клеймо на этой женщине. Оставить след, который бы явственно говорил о том, что она моя. Принадлежит мне здесь и сейчас и пока наши вечности не окончатся.
Она снова кричала, и эти крики были тем единственным, что я хотел слышать, слышать и слышать. Слизывая их с её уст, продолжая вбиваться в её тело, ощущая её запах и её жар...
Наконец, она вскрикнула особенно громко и я почувствовал, как Психея кончает, обхватывая меня собой ещё плотнее. Это была непередаваемая пытка, которой я не мог противиться, отправляясь следом за неё в мир пылающего экстаза. Да, всё-таки я романтик!

Чуть позже, когда мы с Крылатой вновь устроились в колеснице и вернулись на дорогу, я как можно спокойнее сообщил ей, даже не скрывая самодовольства в голосе:
- Эти игры выиграю я. В твою честь. Чтобы ты больше на меня не дулась.