Любовь без срока давности (СЛР с экскурсом в прошлое)

1 … 4 … 18

Навигатор по разделу • Справка для авторов раздела VIP • Справка для читателей раздела VIP

uljascha: 21.10.19 03:17

» Глава 2

Рига. Район Плавниеки
Квартира в одном из домов на улице Андрея Сахарова
Июнь 2019 года

Стефания Аузина всегда вставала очень рано, к этому она привыкла еще с детства у бабушки на хуторе под Свенцянами, небольшим городком в польском захолустье. Когда Стефе Курцевич (Аузина она стала, выйдя замуж за Инта Аузинса) было неполных пять, местность, где они жили, отошла к Белоруссии, ее отцу предложили работу в Минске и семья переехала в столицу. Старая бабушка осталась на хуторе, и Стеша (так ее стали называть на новом месте) была предоставлена сама себе. Оставаясь одна в большой пустой квартире, девочка боялась каждого шороха, и единственный спасением от страхов стали книги: та самая бабушка Агата, долгое время служившая комнатной девушкой у дочки местного пана и умевшая не только читать и писать, но и играть на пианино, обучила всему, что знала, любимую внучку, и в свои пять Стеша хорошо читала, говорила по-польски и по-французски, а вот с русским были большие проблемы, поэтому девочку и не отдали в детский сад. Она садилась на большой подоконник с ногами, обнимала плюшевого зайца и все время до возвращения родителей читала или смотрела в окно.

В это июньское утро Стефания Вацлавна тоже встала, как раньше говорили, с петухами: в открытую форточку было слышно, как хлопнула дверь подъезда, потом дверца машины – Инвар Озолиньш собрался на работу в свой троллейбусный парк. Когда старенькая Тойота уехала, оставив после себя запах бензина и выхлопных газов, входная дверь хлопнула вторично, выпуская Марту Неретнисе; острые каблуки ее туфелек простучали мимо окна Стефании в сторону автобусной остановки – Марта работала на другом берегу, поэтому выходила из дома очень рано. Дом начал постепенно просыпаться примерно через час – шаги на лестнице не умолкали, а дверь подъезда кто-то аккуратно припер камушком, чтобы не тратить время на ее открывание.
Тетушка Аузина, как звали Стефанию Вацлавну соседи, полила цветы во всех комнатах, выйдя на улицу, включила небольшой фонтанчик на клумбе под окнами, и уже заканчивала пить чай, в очередной раз перечитывая «Дети капитана Гранта», когда в дверь позвонили.
– Кто там? – проживя полжизни в Риге и прекрасно говоря по-латышски, Стефания всегда отвечала на телефон и спрашивала «кто пришел» на русском языке – это первое, что она научилась говорить именно по-русски, и оно так прочно вросло внутрь нее, что так и осталось навсегда.
– Вам письмо, Стефания Вацловна, – послышался знакомый голос почтальонши Лидочки, – заказное. Откройте, пожалуйста, надо расписаться.
– Сейчас, сейчас, доченька, – заторопилась старушка, поворачивая ключ в замке плохо слушающимися пальцами. Отчего-то слова «заказное письмо» заставили ее сильно волноваться.
– Вот тут распишитесь, – яркий ноготок Лидочки отчеркнул строку в журнале, потом она отдала Стефание Вацлавне конверт.
– Спасибо, Лидуша, – чувствовалось, что хозяйке дома не терпится узнать содержание письма, поэтому она побыстрее распрощалась с милой почтальоншей и закрыла дверь.
Конверт был, как говорил когда-то ее отец, казенный, имя и фамилия напечатаны на машинке, а вместо адреса отправителя – плохо пропечатанный штамп, поэтому, надев очки, Стефания взяла ножницы и, аккуратно срезав тонкую полоску бумаги с краю, достала свернутый в три раза лист бумаги.
Посольство Беларуси приглашало госпожу Аузина-Курцевич (в тексте так и стояла двойная фамилия) в Минск на празднование 75-летия освобождения республики от фашистов и Дня независимости. Стефание Вацлавне надо было позвонить по указанному в письме телефону, и там расскажут все подробности.

Она так и сидела за столом с письмом в руке, когда вечером вернулся с дачи младший внук. Его родители и старшая сестра давно жили в Европе, а Валдис остался в Риге с бабушкой. «Мне нравится тут, да и бабулю одну не хочу оставлять», – отвечал он на все увещевания родителей, пропуская мимо ушей их нотации о том, что надо строить карьеру, заводить семью, а в Латвии для этого не самые лучшие перспективы.
– Ба, что случилось? Тебе плохо? – парень остановился на пороге кухни, не сразу решившись подойти к бабушке. Он никогда не видел, чтобы она вот так сидела, глядя куда-то вдаль совершенно отрешенным будто нездешним взглядом, и немного испугался.
– Валдис? – появление внука словно вывело Стефанию из оцепенения. – Как хорошо, что ты приехал, мой мальчик. Как думаешь, посольство до которого часа работает?
– Какое посольство, ба? – опешил Валдис, всерьез испугавшись за бабушкины умственные способности (85 лет это возраст), – зачем тебе?
– Вот, – Стефания протянула внуку письмо, – читай. Меня в Минск приглашают.
– Вот это да, ничесе, – Валдис аж присвистнул от удивления, – так, время три, они, наверное еще работают, щас, – он быстро пробежал пальцами по экрану телефона, – да, есть, до восемнадцати. – Он посмотрел в письмо и набрал номер, потом несколько раз переключал кнопки и долго слушал, пока, наконец, кто-то ответил.
– Здравствуйте, будьте добры Людмилу Петровну, – Валдис назвал имя и отчество, написанные внизу письма, подождал, пока его соединят, и потом долго разговаривал с неведомой ему женщиной из посольства, стараясь выяснить все как можно подробнее, а Стефания смотрела на внука, не отрываясь, словно там, по ту сторону телефонного провода решалась ее судьба. – Спасибо, да, все понятно, – произнес Валдис, потом несколько раз прозвучало его «да» и «если можно», затем он продиктовал номер своего сотового и их домашнего телефона и нажал отбой.
– Ну что там? – Стефания продолжала смотреть на внука, – это правда? Не розыгрыш?
– Правда, правда, ба, сейчас все расскажу, только не нервничай. – Валдис сел напротив бабушки и нажал кнопку на электрическом чайнике. – Сейчас только чаю себе налью и пару бутеров сделаю.
– Никаких бутеров, – тут же вернув себе дар речи и роль заботливой бабушки, Стефания начала хлопотать на кухне. – Сейчас котлеты разогрею с рисом, салатик сделаю, – она начала доставать из холодильника кастрюльки и мисочки, проворно что-то ставя в микроволновку, моя, нарезая, сервируя, и минут через десять перед Валдисом на столе стояли две тарелки с едой, в хлебнице лежали тосты, чайник со свежим чаем «доходил» под бабой. – Поешь, потом поговорим, я подожду.
– Угу, – кивнул парень, но ему самому, видимо, очень не терпелось рассказать, поэтому он начал говорить гораздо раньше, чем доел. – Понимаешь, они реально приглашают тебя и еще какого-то дедулю, тоже из белорусских партизан. Сами все оплачивают, даже предложили мне тебя сопровождать. На два дня. Ну, то есть в Минске два дня – третье и четвертое июля. Там будет музей, парад, какие-то встречи. Погоди, пока не забыл, – достав смартфон, провел пальцем по экрану и быстро что-то написал. – Сейчас они пришлют мне на почту программу, там посмотрим. А я им документы отправлю – паспорта наши, твое удостоверение. Доем, все отсканирую и отправлю.
Стефания Вацловна могла и сама справиться и с компьютером, и с электронной почтой – несмотря на свой возраст, была если не продвинутым, то вполне приличным, как сама говорила, повторяя за Валдисом, «юзером», мессенджерами и мобильными приложениями тоже пользовалась, но возможность поехать в Минск, да еще на такое событие, взволновало ее столь сильно, что она была рада, что внук взял на себя все хлопоты, и благодарна ему за это.

Несколько дней ушло на хлопоты по оформлению бумаг: Валдис отправлял сканы по почте, ездил в посольство, даже дважды возил туда Стефанию Вацловну, а потом все стихло. В какой-то момент бабушка с внуком даже решили, что о них забыли, или это все-таки был какой-то розыгрыш, но числа двадцать пятого июня Валдису позвонили с незнакомого номера и попросили приехать в консульский отдел на улице Элияс и забрать билеты и уточненную программу. Он ничего не сказал бабушке, но, едва вернувшись домой, закричал прямо с порога:
– Ура, мы едем, едем, вот билеты, – радостный голос внука отвлек Стефанию от очередной книжки.
– Тише ты, Валдис, соседей распугаешь, какой же ты еще ребенок, – она взяла из рук молодого человека четыре бумажки и принялась пристально их рассматривать, – надо же, настоящие, не электронные распечатки.
– Их надо будет вернуть, как приедем, для отчета, так в посольстве сказали, – Валдис сел на стул рядом с бабушкиным креслом. – Вот, смотри, второго июля утром приезжаем, а четвертого – назад. Все основное праздничное действо – третьего. Там парад утром, парад вечером, салют, устанешь, наверное. Может быть, на что-то не пойдем?
– Посмотрим. Я бы, конечно, хотела на все попасть, а еще бы город посмотреть, наш дом, – Стефания Вацловна вздохнула. Сколько лет она не была в Минске? Да как замуж вышла в шестьдесят восьмом, так и не была. То дети маленькие, то работы много, а как Латвия отделилась, и пограничный контроль ввели, то и вовсе стало не до поездок. Полстолетия прошло. А ведь верно, ее Андрису осенью будет пятьдесят. Юбилей. Обещал приехать, тут праздновать. Знает, что мать не любит по заграницам мотаться. Хоть и дом у него свой в Кракове, и родственники там по линии Курцевичей недавно нашлись, а все одно – родная сторона милее. Стефания задумчиво посмотрела в окно, но увидела там не привычный двор с одноэтажным магазинчиком посередине, а старую бабушкину усадьбу. Словно наяву встал перед взором Стефании Вацлавны их дом, крепкий, деревянный, крытый черепицей, не такой, как соседские мазанки.

Бабушка Агата справное хозяйство держала – две коровы, три лошади, куры, гуси, свинья с подсвинком, которую ежегодно закалывали к Рождеству. Конечно, она одна со всем этим не могла управиться, работники были и много. Но и сами трудились – Стеша года в четыре уже с хворостиной за курами ходила.
Тогда-то она маленькая была, потому ей ничего и не сказали. А после не до того было – война, и только году в пятьдесят шестом пришла весточка из Сибири от одной из сестер отца. А потом и сама она приехала – больная совсем. От нее и узнала Стеша, что бабушку, деда и всю семью в один день раскулачили и вывезли в Сибирь. Не только их. Много народу из их хутора и хуторов-деревень по соседству, у кого животина своя была или батраков держали – всех в поезд погрузили и повезли. Как скотину в продуваемых насквозь вагонах, где все лежали вповалку, и нельзя было даже выйти по нужде или за водой. Тетушка Павла рассказывала тихо – и сил не было, и голос сел. Не все до места доехали – замерзли или от болезни умерли, да и там, куда прибыли, много осталось родных могил.
– Твой отец, уезжая, говорил матери с батей, чтобы в Польшу шли, пока можно, да кто ж хозяйство оставит, – еле слышно шептала Павла, держа ладонь Стефании своей исхудалой рукой. – Ему повезло, что война, не до него было, да и далеко до столицы, может документы затерялись, вот вас и не тронули.
Как отцу «повезло», Стефания прекрасно знала – сначала немцы расстреливали за связь с партизанами, но не дострелили, жив остался, а потом свои в лагерь отправили за пособничество оккупантам. Спасибо, командир отряда вступился за него, освободили, только совсем недолго пожил отец после этого освобождения, в пятьдесят третьем она его похоронила. Но разве тетушке Павле объяснишь? У каждого своя правда. Это Стеша еще с детства усвоила...

– Ба, бабушка, ты что там увидела? – голос Валдиса вывел Стефанию Вацлавну из задумчивости.
– Ничего. Так, вспомнилось. Дом наш старый, под Свенцанями, на хуторе. Сейчас это Швянченис в Литве, а когда я родилась, Польша была, потом Белоруссия, как раз мы в Минск и переехали, а потом Литва, не знаю, до войны туда передали или после, да мне недосуг и интересоваться было. Я после войны в школу пошла, потом в техникум, по распределению в деревню работать уехала, а там комсомольский призыв – на целину. Ну я тоже поехала. Многие девчата ехали – и работать, и замуж выйти, а меня ничего дома не держало – отец умер, а мамы, – Стефания тяжело вздохнула и, промокнув глаза бумажной салфеткой, отвернулась от внука. – Мамы еще раньше не стало. – Она немного помолчала, потом негромко продолжила свой рассказ. – Как отца забрали, с ней горячка приключилась, доктор сказал воспаление мозга, или что-то такое, той же ночью преставилась. Все просила ксендза найти, а где его найдешь, да и боязно мне было. Сорок седьмой год, какой там ксендз. – Стафания Вацловна снова замолчала, поднялась с кресла, тяжело переступая, дошла до шифоньера и, открыв его, достала с верхней полки небольшую шкатулку.
– Вот, смотри, тут несколько фотографий есть, – она грузно опустилась на диван, приглашая внука сесть рядом и протягивая ему шкатулку.
С пожелтевшей от времени карточки на Валдиса смотрел парень в расшитой косоворотке, сапогах и в высокой барашковой шапке на голове и девушка в темном платье на пуговках и белой беретке на коротких волосах. На руках она держала девочку лет трех с пухлыми щечками и ручками и светлыми кудряшками. Сзади на фотографии стояла овальная печать – «г. Вильно. Фотография Блюмберга». Были еще две фотографии поменьше – на одной две девушки с косами, одетые по моде пятидесятых, на другой – мужчина в пальто и шляпе, примерно того же времени.
– Бабушка, это ты? – Валдис взял в руки фото пары с ребенком.
– Да, с родителями. В Вильно ездили фотографироваться. Бабушка тогда так маму мою ругала, что сама по-городскому оделась и дите вырядила. Это, наверное, самое яркое мое детское воспоминание. Я фотографа испугалась и никак на руках у отца не хотела сидеть, а еще все норовила туфельки снять и бант. Вот и получилась на фото босая и растрепанная, а папа немного сердит.
– А это кто? – из шкатулки было извлечено фото с девушками. – Тоже ты?
– Да, перед отъездом на целину с подругой снялась, с Катюшей Огнивцевой. Мы с ней не разлей вода были – в одном доме жили, в школу после войны вместе ходили, она мне по русскому помогала, в техникум – тоже вместе, а потом она замуж вышла, поэтому Минске оставалась, а я – на целину.
– А сейчас где она? – Валдис вертел в руках фото, словно надеясь получить из него информацию о судьбе неведомой ему Катерины.
– Не знаю, – пожала плечами Стефания. – Мы с дедом твоим на целине познакомились, там и расписались. Оттуда – в Ригу, к нему домой, в Минске всего день проездом были. Я тогда узнала, что в нашей квартире чужие люди живут, вещи все управдом куда-то в подвал вынес или на чердак, там все и пропало, ужасно расстроилась и никого искать не стала, сразу и уехала.
– Как же так, бабушка? – в голове Валдиса явно не укладывалось, как можно было выбросить чужие вещи, занять комнату...
– Очень просто. Папа же умер, и хоть жилплощадь формально за мной осталась, кто ее беречь будет? Управдом так и сказал тогда: «Откуда, мол, мне знать, было, что ты с целины своей вернешься». И в самом деле, откуда? А там и альбомы были, и книги, и вещи наши, мебель. Старая, конечно, но для меня памятная. Инт велел не спорить с управдомом, я и не стала. Так три карточки только и остались, что с собой брала.
– Это дед? – Валдис подал бабушке последнее фото.
– Нет, отец мой, незадолго до смерти. Я тогда премию получила, пальто ему и костюм справила, а он сам в ателье сходил – сфотографировался. «Вот, говорит, внукам моим покажешь, какой дед у них был». Очень ему это фото нравилось. – Стефания снова замолчала, а потом тихо-тихо произнесла, – в том костюме я его и похоронила.
– Бабуля, дорогая, не плачь, – Валдис погладил старушку по плечу, не зная, что еще сказать или сделать. Он терялся от слез, тем более никогда не видел бабу Стефу плачущей.
– Прости, расчувствовалась, – Стефания Вацловна собрала фотографии, аккуратно уложила их снова в шкатулку, встала и подошла к окну. Вечерело, в раскрытую форточку были слышны шаги спешащих по домам прохожих, шорох шин подъезжающих автомобилей, пахло цветами и хорошим табаком, вот прошла девушка, оставляя за собой шлейф дорогих французских духов, пробежал, что-то громко крича, маленький Янис из соседнего подъезда – обычные городские звуки и запахи, но сегодня они почему-то сильно раздражали Стефанию Вацловну. Ей хотелось в раздолье хутора бабушки Агаты, где и звуки, и запахи были совершенно иными...

Минск. 2 июля 2019 года

Поезд прибыл в Минск в половине восьмого утра. Стефания Вацловна так и не уснула с самой границы, и уже в седьмом часу вышла в коридор постоять у окна, да так и не отходила от него до самого вокзала. Беларусь встретила гостей мелкоморосящим дождем, и Валдис порадовался, что настоял на том, чтобы бабушка взяла плащ и зонтик. Сейчас они были как нельзя кстати. Поезд был фирменный – очень чистый и красивый, проводники приветливые, особенно по-доброму встретившие ветеранов. Правда, долго пришлось бодаться, чтобы Валдису разрешили ехать в одном купе с бабушкой, а дедку-ветерану – с внучкой: проводники все время пытались разместить женщин отдельно от мужчин.
Валдис улыбнулся, вспоминая, как кипятилась белокурая Лайма, отстаивая свое право ехать с дедом, раз она его сопровождает. «Ему таблетки пить, и только я знаю – какие когда, а мало ли что еще понадобится», – доказывала она проводнице, а та отвечала только одно – «он мужчина, так не положено». Пришлось дойти до начальника поезда, и только так ситуация разрешилась. Уложив своих стариков, Валдис и Лайма потом долго разговаривали, стоя в тамбуре, попивая чай из термокружек и в лицах представляя, как им придется выдерживать такие же баталии в гостинице и на обратном пути в поезде.
В гостинице на удивление все прошло гладко – Валдиса спокойно поселили с бабушкой, а Лайму – с дедом, накормили завтраком и дали свободное время до обеда, после которого была намечена экскурсия в музей. В программе произошли некоторые изменения – видимо, решили, что ветеранам будет сложно участвовать в таком количестве мероприятий, и их немного сократили.

– Валдис, дорогой, раз у нас сейчас ничего не назначено, не мог бы ты отвезти меня в наш дом? – Стефания Вацловна села на стул у окна, предоставив внуку возможность убрать чемоданы – номер был очень маленький, в нем едва помещались две кровати, стул и небольшой письменный стол у окна.
– Конечно, бабушка, я еще дома созвонился с Пашей, помнишь, мой одноклассник – такой длинный рыжеволосый. Он теперь живет в Минске и готов поработать нашим гидом и личным водителем. Сейчас я ему наберу.

Через полчаса они ехали по улицам Минска, которых Стефания совершенно не могла узнать – словно и не ее это город. Потом неожиданно в окне машины промелькнуло что-то знакомое.
– Вот за этим домом была школа, тут налево и еще полквартала надо пройти, – она указала на большой кирпичный серый дом, облицованный по низу гранитом. – Я должна была пойти туда в первый класс в сентябре сорок первого. Но школу разбомбили в один из первых налетов, а учиться я начала в партизанском отряде. – Машина проехала еще немного, завернула на Советскую улицу, и вдруг Стефания Вацловна буквально закричала, стуча рукой по спинке переднего сиденья. – Стой, Валдис, останови, стой.
– Здесь нет остановки, Стефания Вацловна, сейчас чуть вперед проеду, там встанем, – попытался успокоить свою пассажирку Павел. – Это какой-то комитет по архитектуре горисполкома, – кивнул он головой на трехэтажное желтое здание с белыми эркерами.
– Это мой дом, – старушка невидяще смотрела вперед, – мой. Здесь и наша партизанская учительница жила, Варвара Игоревна, она училась в Минске до войны и была моей гувернанткой. Вон ее комната, на втором этаже, с эркером, – опершись на протянутую внуком руку, Стефания вышла из машины и медленно направилась к дому, в котором не была пятьдесят лет.

Любовь без срока давности (СЛР с экскурсом в прошлое)

» Глава 2

» Варианты образа Стефании Вацловны

» Комплект на форум от Анечки (Sad Memory)