Точка росы (СЛР, 18+)

1 … 4 … 26

Навигатор по разделу • Справка для авторов раздела VIP • Справка для читателей раздела VIP

Александра Ростова: 21.09.23 07:47

» Глава 4

I

Ия с удовольствием заварила чай в любимом фарфоровом чайнике. Она, как и бабуля когда-то, обожала глухой кобальт. И не просто любили, а пользовались. Бабушка говорила:

– А для чего за стеклом держать? Надо настоящее удовольствие от посуды получать.

У них был замечательный сервиз глухого кобальта ленинградского фарфорового завода. А ещё у Ии имелся набор из пяти предметов – пирожковая тарелочка и два блюдца к двум чашечкам, обычной и кофейной. Тончайшего фарфора с изумительной золотой росписью. Был и был – Ия с удовольствием им пользовалась, сколько себя помнила. Просто – домашнее, своё, родное… Уже не так давно мама рассказала, кто подарил его Ие. Вообще, в последние месяцы мама очень много с ней разговаривала. Это были месяцы их жизни вместе…
…Римма, сначала сникшая из-за беременности и смерти отца ребёнка, достаточно скоро взбодрилась. И пусть там её отец говорит о сложных родителях, пусть. А она попробует. В конце концов, они сына потеряли, так неужели откажутся от его ребёнка?
Проведала их, хорошо, что знала адрес.
Встретили её прохладно. Значит, прав папа оказался.

– Оставь нам телефон и адрес, подумаем, – ответил Римме будущий дедушка.

Будущая бабушка осторожно выглядывала из-за двери одной из комнат.
Оставила. Своей рукой записала в их телефонной книжке.
А когда вышла на свежий воздух, села на ближайшую скамейку и задумалась. Может, зря она? Ну… признают они ребёнка, начнётся какое-то общение. А ей, Римме, это надо? Она думала получать от них материальную помощь, но ведь это может ей боком выйти.

– Блин, это мама меня смягчила. Потому что ей нужен неродившийся ребёнок, её кровиночка…

Конечно, это говорило о том, как безмерно мама любит её, Римму. А ещё – Римма не сможет так, как мама, да и другое ей от жизни надо.

– Если пойдут на общение…

В таком случае ей всегда придётся быть рядом с ребёнком. И тогда о своих грандиозных планах можно забыть.

– Нет уж.

За прошедшее время Римма о многом вспомнила и столько поняла!
Вот взять хотя бы, как мама добиралась до работы. На "пятом" трамвае час почти тряслась. Хотя метро у них в двух шагах, и доехать до "ВДНХ" было делом четверти часа, а там уж можно хоть на трамвае, хоть на автобусе до института. Но тогда пришлось бы платить на десять копеек больше каждый день. А трамвайный билет стоил три копейки. Римма прикинула – выгоднее чем проездной, не говоря уж о едином…
Вот так, по крупицам…

– И говорила, что до трамвайной остановки от дома пешком – полезно, да и в магазины заскакивала по пути. Эх, мамочка…

Она ещё в тот день посидела, подумала. И, вернувшись домой, откровенно поговорила с мамой.

– Новый план? – Наташа выслушала дочь и подтвердила, что готова взять заботы о внучке или внуке на себя.

– У меня всегда есть план, мистер Фикс! – бодро ответила Римма.

В общем, план не был новым, это были коррективы на случай, если родители отца ребёнка всё же решат наладить контакт.

– Мам, они не сказали, где он похоронен. Я спросила.

– Ты через отца можешь узнать.

– Да ну, – передёрнула плечами Римма. – Что уж теперь, раз тогда не пошла.

– Они решают, впускать ли вас в свою жизнь, вот и не сказали.

– Я погорячилась. Уже пожалела, что ходила к ним. Ещё испортят мне всё.

Не испортили.
И Римма уже думала, что больше о них даже не услышит. Она прекрасно доучилась. Как и следовало ожидать, преподы были мягки и снисходительны. Она родила и принялась писать диплом. И никаких академических отпусков.
Родила девочку – и как мама смогла это почувствовать?!
Ия… Это имя означало "фиалка". Ну надо же… И такой милой она оказалась… Прелесть. Крохотная, но видно уже, что на отца своего похожа – те же правильные черты, и даже носик совсем не кнопкой, как чаще всего у новорождённых бывает.
Ия…
Главным стало – не особо привязываться к малышке. Так… Она должна стать матерью для информации: это твоя мама, она у тебя есть, она очень занятой человек… Главная – бабушка.
И так хорошо, что Наталья подсобрала все хвостики своих отпусков, все отгулы – конечно, в институте пошли навстречу, дочери надо помочь, осталось-то всего ничего, дипломную работу написать и защититься.
И вот, когда Римма уже была на финишной прямой перед защитой, а Наталья настраивала себя, что скоро отдаст Ию в ясельки, появились они, те родители. Точнее, пришла мать.
Теперь Римма её рассмотрела – вот на кого Ия похожа…
…Женщина эта даже не пыталась сморгнуть слёзы, она была похожа на начавшую застывать воду. Римма вспомнила, что в физике этот процесс кристаллизацией называется: уже образовались центры, они-то и удерживают не до конца затвердевшую воду.

– Мы долго думали, Римма. К моему сожалению, у нас не получится…

Римма мысленно выдохнула – вот и ладно.

– Старший сын… Конфликт интересов…

Голос её начал сипеть, будто и правда она замерзала.

– Но решили хоть как-то компенсировать.

Она положила конверт на столик перед зеркалом.

– Вы не обязаны, – спокойно проговорила Римма: ей, действительно, было всё равно.

– Это ваучеры. Возможно, вложишь куда-нибудь. Ну, или просто продашь.

– Вам ваучеры не нужны?

– Эти – для ребёнка, – и тут она спохватилась. – А кто? Кто родился?

– Девочка.

– Девочка… – кристаллы её слёз, видимо, надломились. – И это… ей.

Пакет она поставила прямо на конверт с ваучерами.
Молчала, но и не уходила.
Стояли в абсолютной тишине прихожей.

– Мама с ней пошла гулять.

Женщина кивнула:

– Я поэтому и пришла без звонка. Подумала: если гуляют, просто дождусь.

Римма кивнула. Понятно было, что матери этой хочется посмотреть на внучку. Но лучше этого было не делать… Раз уж ситуация так сложилась.

– Прощайте.

– Прощай, Римма.

Но всё же она увидела малышку. Оказавшись во дворе, сразу поняла, что вон та женщина с коляской и есть мама Риммы.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Я – мать Сергея.

Наталья кивнула.

– К сожалению, это мой первый и последний визит. Вы… разрешите мне взглянуть?

Наталья неотрывно смотрела на женщину. И у неё, получается, обстоятельства, только другие.
Наталья опустила капюшон коляски. Ия спала…
Женщина смотрела на внучку, приложив руки к груди. И наклонялась всё ниже.
Вот уже и слёзы её стали капать на одеялко…

– Вы можете навещать… Внучку Ией зовут.

– Они поймут. Особенно муж… И будет только хуже. И боюсь, что не только для меня. На моём лице всегда всё написано. К сожалению.

Наташа кивнула – что ж…
Женщина же осторожно коснулась одеяла, в которое была завёрнута Ия. И так горько, надрывно всхлипнула.

– Спасибо вам, – едва слышно прошептала.

И ушла быстрым шагом.
А Наталья слышала её рыдания, заметавшиеся по арке…

…Теперь Ия часто вспоминала об этом. Оказывается, знали родные погибшего отца о ней. И думала, как правильно и деликатно бабуля на все её вопросы отвечала. Вообще, истории были похожи на сказку. А всё, что не очень хорошо или не так, как у других – особая глава в их жизни.
Поэтому мамины излияния не стали для неё ушатом холодной воды, а были, так сказать, документальным подтверждением.
Всё было, как было. Ия выросла в любви.
Только вот выводы матери о том, что она напрасно замутила всё случившееся после рождения Ии, настораживали.

***
Удивительно, но Валя загрустил. Сначала даже и не понял, что это на него накатило. Ведь всё отлично, он Ию дождался, и через несколько часов они идут, можно сказать, на свидание. Но вскоре догадался: теперь у него не будет повода уехать из дома, вот в чём дело. Конечно, мать просто всех достала. И толку оттого, что они сидят в разных комнатах и не пересекаются, не было.
Мать теперь озаботилась подсчётом потребляемых калорий, витаминов и микроэлементов. Опомнилась, называется. А всё из-за того, что в летний халат не втиснулась.

– Мам, я не поправился, – ответил Валя, выслушав её лекцию.

– И всё же, я знаю, что ты можешь злоупотреблять мучным, с детства всякие печенюшки любишь.

– Сама приучила, – хохотнул он.

– Да, я пекла. И это было очень калорийно. Но то, что сейчас продают, там же не пойми какое масло.

– Я понял, мам.

– Мы переходим на хлеб с отрубями.

– Он не менее калорийный, чем обычный. Полезнее, наверное, но…

– Откуда такие познания? Ты уже озаботился этим вопросом, но не счёл нужным со мной поделиться?

– Нет, это из прошлой жизни.

– Валя…

– Не будем об этом, мам. Я запомнил всё, о чём ты говорила.

Для себя он уже решил, что обязательно снимет квартиру. Вот скоро уберут ограничения, он удостоверится, что фирма их не треснет, и тут же снимет.

…Валя глубоко вдохнул, шумно выдохнул и вышел из машины, когда доехал до дома. Ведь сейчас снова начнётся это бу-бу-бу…

Он очень удивился, когда увидел, что в кухне сидит отец. Курит и пьёт кофе.

– Привет, пап.

– Привет.

Они давно не виделись.

– Выпьешь со мной кофейку?

– Давай, – Валя изо всех сил пытался скрыть изумление.

И вдруг встрепенулся:

– С мамой всё в порядке?

– Да что с ней будет?

Валя умылся, переоделся и присоединился к отцу, захватив из своих запасов печенье с ореховым наполнителем.
Отец снимал с конфорки турку с только что заваренным кофе.

– Жаль, сливок нет, – отец улыбнулся, глядя на принесённое сыном печенье.

– А молоко есть?

– Да. Естественно, вредное и больше нами неупотребляемое. Но мне плевать.

Валя подумал: либо просто отец пришёл сюда перевести дух, либо они с матерью нехило поругались. В любом случае понятно было, что он выпускает пар.

– В офисе не слышно, когда ограничения снимут?

– Да там не с кем говорить,– Валя едил на работу раз в неделю.

– А почему только ты ездишь?

– Я по утрам, – он не собирался рассказывать, что проводил время во дворе на Долгоруковской, ожидая появления Ии.

– Хорошо, что хоть какое-то движение. Я, честно, уже офонарел. Читать даже надоело… От работающего телевизора опупел.

Отец с удовольствием ел печенье. А ведь всего чуть больше недели назад они исключили всё вкусненькое.

– Кстати! – отец вскочил и достал из шкафчика бутылку, на этикетке которой красовались гранаты. – Будешь?

– Я – пас. Вечером мне за руль.

– А я, пожалуй, хряпну.

В стеклянной бутылке из-под сока было мамино домашнее вино. Ну как вино: водка, смешанная с сахаром и отваром из чёрной рябины.
У Вали отпали последние сомнения – точно, поругались родаки.
Отец не поскупился, налил себе целый бокал и с удовольствием выпил.

–Эх-х, – он вздрогнул. – Винишко знатное Татьяна Ивановна делает.

Осоловел моментально. И уже неуверенными, плавающими движениями брал печенье и подносил ко рту чашку с кофе.

– Пап… Ну надо потерпеть.

– Ко-неч-но.

– Мать сейчас орать начнёт.

– Пусть орёт, лёгкие здоровее будут. А то всё боится, что ковидом заразится. Знаешь, Валь, кто чего боится, то у того и происходит. Заболеет, легче справится с тренированными, крепкими, выносливыми лёгкими. Орать она начнёт…

Отец налил себе ещё чёрнорябинового напитка.
Валя прислонился к холодильнику, стоящему за его спиной. Так, приехали.
Выпив, отец поставил локти на стол и упёрся лицом в кулаки.

– Пап, сходи завтра прогуляться. Возьми с собой пакет и ходи от "Перекрёстка" до "Пятёрочки" – это целых две остановки. Ну, если уж что… скажешь – в магазин идёшь.

– У тебя мамины глаза… – хрипло прошептал отец.

Валя вздохнул – это уже обратка пошла, понимает, что зря сорвался.

– Она… очень любила зефир в шоколаде. Когда беременная тобой была, столько зефира съела… Знаешь, а сахар в крови был нормальный. Блин, я совсем уже с этим правильным питанием… – отец выпрямился. В глазах его стояли слёзы.

– Пап, пойдём ко мне в комнату, ляжешь, поспишь спокойно. Я всё равно скоро уеду.

– Валь, а купи мне зефира в шоколаде, а?

– Хорошо.

– Только не надо этого всякого – со вкусом пломбира там, ещё с какой-то лабудой.

– Классического.

– Да. Классического.

– Договорились.

Отец смотрел пристально. И вдруг такая нежность в его глазах появилась.

– Я очень её любил…

Отец встал и неуверенными шагами направился в коридор. Валя поспешил ему помочь.

– У тебя мамины глаза, – отец так странно произносил: интонируя вверх через слово. Конечно, после стольких дней воздержания хватанул водки, ведь стакан получилось, не меньше. – Я очень её любил, пока она беременная была… А потом… потом так же сильно возненавидел.

– Пап, всё. Скоро всё закончится, – Валя хотел было свернуть в свою комнату, но отец упёрся.

– Нет, я туда! К Татьяне Ивановне! Пусть разделит со мной все тяготы. В болезни и здравии. Сейчас у нас болезнь!!

Открылась дверь спальни.

Мать стояла на пороге.

Валя не сомневался, что сейчас выдаст что-то типа того: пусть на полу у двери и спит, раз ведёт себя как животное. И очень хотел, в конце концов, спросить: разве животные напиваются? Да и отец… считанные разы позволял себе дойти до такого состояния.

– Зефир! – выкрикнул отец и оттолкнул Валю.

Выпрямился и, вытянувшись в струнку, прошествовал мимо супруги.

– С тобой я потом поговорю, – процедила сквозь зубы мать.

Валентин усмехнулся. Понятное дело, он не должен был дать отцу и глотка сделать. Естественно.
Он, войдя к себе, громко хлопнул дверью, так, что эти дурацкие стёкла затряслись.
В одном мать права: ему нужна своя семья, действительно, пора. Тогда бы не пришлось даже думать о приезде сюда, в родной дом, будь он неладен. Только вот… проблемы с близким человеком! А совсем недавно был уверен: вот она, его женщина. Они во многом совпадали. Но первое же испытание она провалила. Валя помнил, в какой панике она кидала вещи по сумкам. И говорила: вот приедет домой, неделю поживёт в бане, чтобы быть уверенной, что не заболела, а потом – к маме с папой под крылышко, в свою любимую комнатку! И шла бы лесом эта Москва! Да тут больше всего народа перемрёт от этой заразы!

– А как же твоя работа? – Валентин лишь после этого своего вопроса окончательно удостоверился, что все чувства – пшик.

– Я уволилась. Тоже мне проблема – работа! Закончится эта фигня, вернусь и найду ещё лучше.

Он не стал спрашивать – "А я? Тоже лучше найдёшь?" Он просто смотрел на эти сборы: она торопилась, боялась, что закроют город.
А он-то… Даже в любви признался.
Получается, её ответ – так…
…Он развернулся, дошёл до дверей. И уставился в своё блёклое отражение в нелюбимых им стёклах.

– Почему отец сказал, что у меня мамины глаза?..

Хотя в этом отражении невозможно было найти ответ на его вопрос.

II

– Без ухудшений. Динамика положительная, – доктор протянул Льву Ильичу файл с заключением по КТ. – Ие Сергеевне привет передавайте.

– Спасибо, – улыбнулся Лев Ильич.

– Всего доброго.

– До свидания.

И Лев Ильич пошёл по стрелкам, потоки здесь были разграничены, и выход организовали через служебный вход.
Сел в машину. Прочёл выданный ему документ. Подход в этом филиале Сеченовского ему понравился.
За несколько дней до приёма с ним связались – и позвонили, и письмо прислали. Попросили либо захватить с собой результаты предыдущего обследования, либо скинуть им на почту.
Лев Ильич отправил файл.
И ему сегодня файл с ответом так же письмом отослали. И естественно, в бумажном варианте с печатями и подписью доктора оформили.
Лев Ильич улыбался – всё отлично! Настроение было приподнятым, ведь напряжение ушло.

– Прокачусь, пожалуй.

Тем более он давно никуда не ездил, так, заведёт машину, чтобы аккумулятор не сел. Иногда вдоль домов проедет и назад.
Сейчас поехал в город. Конечно, машин в столь ранний час там будет мало, но светофоры работают, и хорошо порулить в их режиме.
Ехал и улыбался – библиотека в этом селе сохранилась. Та самая, в которую они с бабушкой ходили. Конечно, сейчас всё закрыто, но всё же! Сам факт!
Вот магазин – сельпо – не работает, хотя само здание на месте, отремонтированное стоит. Может, откроют ещё? Он помнил своё удивление, когда впервые там оказался: и одежда, и письменные принадлежности, и продукты! А как бабушка радовалась, когда купила себе расшитый бисером чешский кошелёчек! Забавно там было…
Эти здания похожи, скорее всего, пятидесятых годов постройки – а теперь особенно солидно и значительно выглядят. Они были для Льва Ильича как маяки памяти о прошлом, остатки материального. Ехал и думал, что нужны такие, осязаемые из прошлого. Ты их видишь и приходят воспоминания, и возникают мысли… И рассеивается дымка будущего.
Лев Ильич выехал на "бетонку". Теперь эта кольцевая дорога называлась ЦКАДой, и её ремонтировали и трансформировали – скоро станет современной, хорошо освещённой, с отличными пределами безопасности. И скоро построят эстакаду, уведут трассу из Звенигорода, Игнатьевская улица станет поспокойнее. Ехал и вспоминал, как после долгого перерыва оказался в городе и удивился, как изменили его новые постройки.
Ведь была площадь, на которой все автобусы останавливались, они с бабушкой до неё доезжали и туда возвращались после прогулок по городу.
Он сориентировался по гостинице. Конечно, она перестала быть одним из высоких и солидных зданий, но осталась узнаваемой. Ожидая автобуса, они смотрели на гостиницу через площадь. А теперь? Теперь площадь застроили жилыми домами, вот оно что. А чтобы хоть как-то сориентироваться, представил прошлое пространство и… получилось! Все дома словно встали на свои места, он понял, где какая улица.
Лев Ильич тогда и запахи детства услышал, будто прошлое шептало, напоминая о счастливых годах…
Запах керосина в скобяной лавке. Они с бабушкой всегда туда заглядывали: там несколько подносов купили, которыми потом стены кухни украсили; деревянную ключницу в форме навесного замка, ещё что-то… Бабуля любила всякие штуки отыскивать.
Аромат свежего хлеба и бисквита в булочной…
А книжный!.. С его деревянными витринами, стеллажами и прилавками… И вылавливали порой там что-то, а уж для школы покупали всё, бабушка маме так и говорила: об этом не думай, мы с Лёвой в Звенигороде постепенно всё купим. Сколько попадалось того, за чем в Москве они бы очередь выстояли: от стержней с тонкими наконечниками и наборов фломастеров до дерматиновых пеналов и обложек для учебников.
…Ехал в этот ранний час и посматривал на слегка изменившиеся дома. Улыбался, вспоминал…
Стоял на светофорах, поворачивал, проезжал улицу за улицей.
Центральной тут была Московская улица, свернув на перпендикулярные и потом повернув, снова выезжаешь на неё. Конечно, часть улиц была с односторонним движением, и это стало отличной тренировкой, а то засиделся он, засиделся в изоляции.
Немногочисленные многоэтажки сменялись частным сектором – почти так же тихо, провинциально, мило…
А вот и дом, в котором был книжный. Улица Ленина? Точно.
Лев Ильич вспомнил, что уже гораздо позже, после смерти бабушки, мама всё же призналась: "Как мне повезло со свекровью. Не только с Лёвой помогала, но и освободила меня от подготовки к школе, а то ведь сколько бы мне пришлось за всем побегать…"

– Мы здесь всё покупали.

Лев Ильич притормозил.
Пристройка появилась… Вывеска другая – будто и не магазин, а так, лавочка. Закрыто. И не из-за раннего часа. Пока закрыто очень многое. Открылось бы…

– Всё равно здесь очень хорошо, – он радостно улыбнулся. – И у меня всё хорошо!

Ещё немного попетляв, выехал на улицу Фабричнова и устремился в сторону дома.

***
Ию Сергеевну он решил пока не беспокоить. Отправит результаты КТ после обеда. Наверняка она что-нибудь по дому делает, готовится к предстоящим рабочим неделям.
Сам же занялся завтраком – проголодался изрядно, уж сколько времени прошло, как утро его началось.
Глазунью сделать проще, но сейчас надо что-то посытнее соорудить. Поэтому – омлет. Бабуля его отличный омлет научила готовить. Да и вообще, чему только не научила. Она, как и дядька его любимый когда-то, говорила: надо уметь делать всё, чтобы ни от кого не зависеть.
Приготовил мисочку, вилку. Насыпал пару вилок муки, добавил соли и треть чайной ложечка сахара. Сахар взрывал вкус. Добавил водички, и всё хорошенько перемешал. Налил молока. Вбил пару яиц, снова, теперь неторопливо, длинными движениями смешал жидкости…

– Тесто должно отстояться, раз есть мука, значит, тесто, – пробормотал Лев Ильич.

А пока налил немного растительного масла на сковороду, нарезал пару сосисок тонкими овалами и обжарил до оранжевой корочки.
Вот теперь можно заливать. Взбодрил своё тесто, залил и равномерно разровнял в нём сосиски.
Огонёк убавил.
Так-с! Под крышку.
Приготовил тарелку.
Отрезал кусочек чёрного хлеба.
Задумался, стоит ли открыть баночку с какими-нибудь овощами и…
Пожалуй, нет. Уже к обеду откроет. Вон то лечо. Точно. А достать-то можно, пусть погреется.
…Ел с огромным удовольствием! Нет, всё же слегка проголодаться – это во многих отношениях полезно.
Сейчас поест, закутается в плед и усядется с книгой на веранде.
Для Льва Ильича индивидуальная самоизоляция началась за год до всеобщего кошмарного ковида. И он уже тогда постепенно организовал себе культурную программу.
Поскольку телевизионные программы удручали: каналов было много, толка – нет; Лев Ильич телевизор использовал для просмотра скачанных фильмов и сериалов. Он думал подписаться на какую-нибудь киноплатформу, но пока хватало и так.
Тем более были новостные каналы на иностранных языках. И полезно для поддержания его английского и немецкого, и любопытно с точки зрения их взгляда на нас.
А русскоязычные новости он в сети любил узнавать.
Но вообще, больше любил читать.
…Лев Ильич сделал какао: предпочитал горьковатое, с небольшим количеством сахара. Любил пить очень горячим, смакуя маленькими глотками.
А потом взял плед, книгу и устроился на веранде. Сейчас он читал Аберкромби – с опаской когда-то впервые посмотрел в сторону фэнтези, но оказалось, что это настоящее спасение.
Прежде чем погрузиться в чтение, посмотрел в сторону фиалкового уголочка. Решил – почитает часок и пойдёт собирать шишки и часть осыпавшейся хвои, пора подготовить встречу фиалкам.

– А шишками потом можно будет самовар растопить, но это позже, летом. Пусть подсохнут, отлежатся…

И вот после уже отправит письмо с сегодняшним результатом Ие Сергеевне.
Лев Ильич улыбнулся – хороший день.

Тема: Cito!
Ия Журавлёва 11.07

Лев Ильич, ау!
Здравствуйте!
Если вы стесняетесь, то напрасно, я с нетерпением жду ваших результатов. Предыдущее КТ наизусть успела выучить. Высылайте, Лев Ильич!
А я пока расскажу вам, как провела утро, ожидая ваш результат.