Сюзанна Брокман "Переломный момент"

Да уж пожалуйста
___________________________________

Я наконец-то доползла до первой главы. Спасибо! События скакнули с места в карьер. Встреча у психолога была непростая, конечно. Нелегко Джине с Максом приходится. Хотя и ситуация нерядовая. Как вспомню их воспоминания - так вздрогну.


Ой, ооочень интересно. И почему она тогда попала в этот список тоже
_________________

Это станет понятно, если не ошибаюсь, уже во второй главе
Если не случится ничего военного, в эти выходные выложу.
_________________

 » Глава 2

И вот мы снова с вами на волнах нашего радио ;)

Перевод: Bad Girl 
Редактирование: Anastar 
По всем найденным ошибкам и опечаткам стучаться в личку

Глава 2



КЕНИЯ, АФРИКА
18 ФЕВРАЛЯ 2005
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД
 
Где, - спросила Джина, - мы собираемся разместить их?
- Палатки?  -  отозвалась Молли, опуская первое подкладное судно в горшок с кипящей водой.
- Мол, ты не слушаешь.  - Джина проделала то же самое с другим, стараясь не обжечь пальцы пока вытаскивала его.  - Нет никаких палаток. Палатки не привезут, пока автобус не заполнится добровольцами.
Молли остановилась, убирая с влажного лица непослушные рыжеватые волосы той частью руки, которая не была прикрыта перчаткой.
- Мы получим целый автобус добровольцев? Это замечательно!
- Большая их часть будет здесь лишь на несколько дней. И только двое - надолго, - сказала ей Джина. Опять. Она нежно любила Молли Андерсон, но когда внимание ее соседки по палатке было сосредоточено на чем-то важном, отвлечь ее было трудно.
 В этом случае внимание Молли было сосредоточено на четырех тринадцатилетних девочках, которых принесли в лагерный госпиталь с жуткой, опасной для жизни инфекцией.
Девочкам, сказала сестра Мария-Маргарет со своим жутким немецким акцентом, сильно повезет, если хотя бы одна из них переживет наступающую ночь.
На что Молли пробормотала: 
- Только через мой труп.
И тут же принялась за работу, стерилизуя все, что будет контактировать с их новыми пациентами. 
- Когда прибудет автобус? - спросила она Джину.
- Через четыре часа, - сказала Джина, добавив "Черт!", потому что обожгла пальцы.
- Милая! – предостерегла ее Молли, указывая глазами на робота-монахиню на пять часов.
В лагере было два типа монахинь. Монашки-люди, которые смеялись и пели, и тепло обнимали самых разных местных жителей и добровольцев, которые видели стакан жизни наполовину заполненным. И монашки, которых Молли прозвала "роботы", те, кто выглянул из конгрегации и увидел только грешников. Все меньшее, чем совершенство, должно было быть осуждено. "Должно быть, эти монахини-роботы, - говорила Молли Джине, - обнаружили, что проблема в том, что стакан переполнен. В конечном итоге он может пролиться, ты в курсе?"
Эта сестра, нахмурившись, окинула их обеих взглядом.  Вероятно, потому, что в трехмиллионную жару на кухне и Молли и Джина осмелились закатать рукава.
- Я думаю, удостовериться в том, что двум остающимся здесь будет комфортно -хорошая идея, - сказала Джина, помогая Молли снять горшок и вылить горячую воду в слив. Интенсивность круговорота добровольцев была достаточно скверной. С учетом, что условия в лагере еще примитивнее, чем обычно. 
- Мы же не хотим, чтобы сестра Грейс и Лесли Поллард передумали и уехали на следующем автобусе.
- Сестра может жить с другими монахинями, - сказала Молли, следуя в больничную палату. Она захватила хирургическую маску на лицо из груды у двери. Джина сделала то же самое, потянувшись, чтобы протянуть через нее свой "конский" хвост - вот только хвоста больше не было. Она наткнулась лишь на шокирующе короткие волны. Боже, Макс так возненавидит это. Не то чтобы он когда-нибудь признавался, но он любил ее длинные волосы.
Вот только то, что он любил, больше не имело значения. Его больше не было в ее жизни. Если он не появился до сих пор, разыскивая ее, спустя год после того, как Джина покинула округ Колумбию, то, признай это, он не появится никогда.
И она не могла походить на Молли, которая ждала, ждала, все еще ждала магического появления своего так называемого друга Джоунса. О, Молли клялась направо и налево, что больше не будет тратить время на мысли об этом парне, но Джина знала лучше.
Обычно это случалось по вечерам, после завершения их работы. Молли притворялась, что читает книгу, но ее глаза принимали отсутствующее выражение и...
С тех пор, как Молли в последний раз видела ублюдка, прошло почти три года. За все это время он не потрудился даже открытки ей прислать. 
Конечно, ей ли говорить. Открытки от Макса были в нулевой колонке в файле с отметкой "дефицит". 
Но чахнуть три года просто смешно. Черт подери, одного года было предостаточно - и Джина миновала эту весьма мрачную годовщину месяц назад. Определенно, пришло время перестать надеяться на то, что никогда не произойдет. Именно то время, чтобы перестать утопать в Что-если-граде и выйти за ворота.
Может, один из мужчин в утреннем автобусе будет мистером Великолепным. Может, он встретит Джину, влюбится по уши и останется в лагере добровольцем до конца ее работы здесь. 
Это не было совершенно невозможным. Иногда чудеса случаются.
Конечно, если в полном автобусе добровольцев все окажутся пожилыми или монахами, или - что наиболее вероятно - пожилыми монахами, может, пришло время пересмотреть предложение Пола Кибати Джиммо, который совершенно не шутил, сказав отцу Бену, что сторгует за руку и сердце Джины четыре беременных козы.
Пол возмутительно хорошо выглядел, был образованным, чрезвычайно добрым молодым человеком, выигравшим грант на обучение в Университете Пердью в Индиане. Он вернулся в Кению посреди третьего курса, когда умер его старший брат, вероятно от СПИДа, хотя они не говорили об этом. Ему нужно было сбежать с семейной фермы, которая находилась за сотни миль отсюда в пустыне. Джина не знала наверняка, но готова была держать пари на все свои счета в банке плюс дом ее родителей на Лонг-Айленде, что кухня Пола была даже без микроволновки. И, весьма вероятно, без крыши. 
Не совсем в стиле Джины, даже если не учитывать, что Пол уже женат на кенийской женщине по имени Рут.
- А как-там-ее-зовут может остаться в нашей палатке, - говорила Молли Джине, проверяя пульс Винни, откинув простынь, чтобы осмотреть бандаж на жутко воспаленной ране девушки.
Джина глянула искоса сквозь ресницы, молясь, чтобы... Нет, она не кровоточила, слава Богу. Конечно, это не так много значило, ведь Джина помогла сестре Мауре сменить повязку лишь час назад или около того. Но все же здесь учитывалось и пылко ценилось даже малейшее благо.
Молли подняла взгляд на Джину:
- Как ее зовут?
- Лесли Поллард, - сказала ей Джина. - Она англичанка. Ей, вероятно, около восьмидесяти лет и она ждет по прибытию чая. А не спального мешка на гнилом полу палатки. Даже если бы мы нашли дополнительную кровать, мы никогда не смогли бы приспособить ее...
- Мы можем использовать одну кровать по очереди, - сказала Молли, двигаясь к Нарари, пока Джина помогала маленькому Патрису сделать глоток воды сквозь сухие потрескавшиеся губы. - Ты и я. В любом случае, одна из нас будет здесь с девочками всю ночь. Хотя... Мы абсолютно точно уверены, что Лесли не мужчина?
Боже, что за мысль. Но "Лесли" было одним из тех имен, что подходило обоим полам. 
- В сообщении из МОС ее именовали "мисс Лесли Поллард", - доложила Джина, - если только они не ошиблись...
- Что не является совершенно невозможным, - заметила Молли. Она успокаивающе положила ладонь на влажный лоб Нарари. - Шш, милая, шшш. Лежи спокойно. Теперь ты у друзей.
Но Нарари испытывала боль. Ее рана вновь открылась и сильно кровоточила. 
- Сестра! - закричала Молли, и появилась бегущая медсестра. Чтобы успокоить девочку, понадобилась здоровая доза морфия.
Джина вынуждена была выйти наружу глотнуть воздуха, пока Молли помогала сестре Марии-Маргарет повторно укрепить бандаж. Не то чтобы снаружи воздух был менее горячим и тяжелым. Но пребывание за пределами госпиталя давало иллюзию облегчения.
Джина села на скамью прямо напротив двери – вероятно, размещенную там для людей со слабыми коленками. Ее мама, медсестра травмопункта, улыбнулась бы, увидев ее сидящей здесь. Но она обняла бы Джину и сказала бы то, что говорила всегда:
- Аварийно-спасательная служба не всем подходит.
Что она здесь делает? Джина задавала себе этот вопрос каждый божий день.
Через несколько минут со скрипом открылась дверь-ширма и наружу вышла Молли.
- Ты в порядке?
- По сравнению с Нарари... - Джина рассмеялась, вытирая глаза. Она даже не поняла, что плачет.  - Да, - она покачала головой, - нет.
Она подняла взгляд на Молли.
- Что за родители поступают так с собственным ребенком?
- В прошлом году в это время у нас было девять таких, - спокойно сказала ей Молли, - конечно, они были больны не так, как эти девочки. Должно быть, в этом году они использовали грязный нож.
Она взлохматила короткие волосы Джины.
- Почему бы тебе не пойти приготовить палатку. Сделай мне одолжение, ты не против?  Положи моего работягу из календаря с Нью-Йоркскими полицейскими в мой чемодан. Не думаю, что леди Лесли оценит мистера Февраль так же высоко, как мы с тобой.
Джина рассмеялась. Молли всегда удавалось ее рассмешить. 
- Когда я вырасту, я хочу быть тобой.
- О, а  пока загляни в мой чемодан  и поищи остатки "Эрл Грея"[1], ладно? Может, если мы устроим приветственный прием, она задержится дольше, чем на месяц?
- Уверена, что тебе не нужен перерыв? - спросила Джина, - потому что я могла бы...
- Я в порядке. В любом случае, ты прибираешься лучше, - солгала Молли. Она открыла дверь-ширму и вернулась внутрь. - Испеки немного печенья из шоколадных чипсов для нашей знатной гостьи, пока будешь там. 
Джина рассмеялась. Их шоколад закончился через сорок восемь часов после прибытия для каждой пакета из дома. У нее действительно оставалось немного "Фиг Ньютонс"[2].
- В твоих снах, - крикнула она вслед Молли.
- Каждую ночь, - откликнулась Молли, - в обязательном порядке.
Но Джина знала, что это неправда. Иногда Молли плакала во сне, но это было не из-за шоколада. Если только не существовало марки шоколада "Джоунс", продаваемой в родном штате Молли, Айове.
Недавно Джина начала молиться по ночам. Дорогой Бог, пожалуйста, пусть мне отныне и впредь перестанет сниться Макс... Конечно, когда она первая покинула округ Колумбию, она думала о Максе почти постоянно. Теперь она сократила это до, ох, лишь трех, четырех раз. 
В час.
Да, с таким курсом она покончит с ним лишь к своему девяностому дню рождению. 
Конечно, может, всего через несколько часов это изменится. Может быть, в этом автобусе действительно мистер Великолепный. Она бросит на него лишь один взгляд и влюбится без памяти.
Через два месяца ей даже трудно будет вспомнить фамилию Макса. 
Это, конечно, было неправдоподобно, но не так уж полностью невозможно. Одной вещью, которую Джина выучила за то время, что была здесь, было то, что чудеса иногда случаются.
Даже если она не собирается сидеть и ждать, пока чудо придет к ней. Нет, если надо, она выйдет и выследит одно. Она собирается найти счастье и смысл своей жизни, будь оно проклято, даже если это убьет ее.
 
САРАСОТСКИЙ ГОСПИТАЛЬ, САРАСОТА, ФЛОРИДА
1 АВГУСТА 2003
ДВАДЦАТЬ ДВА МЕСЯЦА НАЗАД
 
Макс подумывал умереть. 
Вероятно, это принесло бы гораздо меньше боли.
Проблема была в том, что когда он открывал глаза, даже ненадолго, он видел Джину, которая оглядывалась назад на него с такой печалью на лице.
Вполне возможно, что в течение томительной туманной, пропитанной болью вечности, в которой он пребывал с тех пор, как его перевезли из операционной, она не покидала его больше чем на минуту или две.
Только все это было просто сном и по-настоящему ее здесь не было.
Но когда он был не в силах открыть глаза, он слышал ее голос. Говорящий с ним. 
- Останься со мной, Макс. Не покидай меня. Мне нужно, чтобы ты боролся...
Иногда она не говорила. Иногда она плакала. Тихо, так чтобы он ее не услышал.
Но он всегда слышал. Ее плач проникал сквозь его туман легче, чем что-либо еще. Может, это не было сном. Может, это было адом. За исключением того, что иногда он ощущал, как она держит его руку, ощущал мягкость ее губ, ее щеки под своими пальцами. Ад никогда не включал в себя такие удовольствия.
Но он не мог найти голоса, чтобы сказать ей это, не мог сделать больше, чем продолжать дышать, продолжать поддерживать биение сердца. 
И вместо того, чтобы умереть, он жил. Даже если это означало, что он должен переосмыслить определение боли. Потому что боль, которую он испытал до того, поймав пулю в грудь, даже рядом не стояла с этой пыткой.
Но боль не терзала его так сильно, как плач Джины. 
Затем, однажды вечером, он очнулся. Действительно очнулся. И голос вернулся к нему. "Джина". Это прозвучало даже громче, чем он ожидал, потому что он не хотел разбудить ее.
Но разбудил. Она спала, подобрав под себя длинные ноги, свернувшись на стуле около его кровати. Сейчас она села, откинула с лица волосы и потянулась к кнопке вызова медсестры.
- Макс!
Он знал, что всегда будет помнить этот момент, даже если проживет пятьсот лет. Как выглядело ее лицо. Оно осветилось изнутри, а глаза немедленно наполнились слезами. Он увидел на ее лице радость - смесь любви и надежды и полнейшего сияющего счастья. Это сильно испугало его.
Как кто-то может быть так счастлив?
И все же, так или иначе, он нес ответственность даже за то, что просто произнес ее имя.
- О, мой Бог, - сказала она, - о, мой Бог! Не засыпай. Не...
- Пить, - сказал он, но она пошла к двери.
- Диана! Диана, он очнулся! - закричала она. Она была так счастлива.
Совсем не как тогда, когда плакала, потому что была так несчастна, в его машине... Когда? Христос, это было лишь прошлой ночью? Джина была ужасно расстроена, и он совершил ошибку, отправившись к ней в мотель. Поговорить. Просто поговорить. Только после того, как она перестала плакать, она поцеловала его, и он поцеловал ее, и...
Иисус святой Христос.
Что он намеревался и сделал? Макс провалился в сон после того, как они занимались любовью - впервые за много лет он хорошо отдохнул ночью. Он помнил это.
Только он был там, когда проснулся - в постели Джины. В месте, где поклялся себе никогда не быть. Это он тоже вспомнил. Слишком ясно, слишком. 
Все же он хотел остаться там. Навсегда. Так что, конечно, он убежал. И бежал так усердно и так быстро, как только может человек. И он ужасно ранил ее при этом, и...
Подожди секундочку. 
Возможно, он был одурманен и смотрел на мир сквозь значительное количество тумана и неослабевающую боль, но по всей его больничной палате были расставлены кофейные чашки и банки из-под колы. На немногочисленных доступных поверхностях размещалось несколько довольно потрепанных цветочных композиций. Наряду с грудой книг и журналов. Не упоминая уже тот факт, что Джина, очевидно, знала весь сестринский персонал по имени...
Одурманен или нет, но не требовалось обширной подготовки Макса или опыта многих лет работы в ФБР, чтобы понять, он лежал в этой кровати больше, чем просто день или два.
- Как долго?.. - спросил он, пока Джина приглаживала ему волосы, убирая их с его лица и положив прохладные пальцы ему на лоб.
Она знала, что он имеет в виду.
- Неделю, - сказала она. - Мне жаль, но я не могу дать тебе попить, пока не придет медсестра.
- Неделю?
Не может быть.
- Когда ты перенес первую операцию, все было хорошо, - сказала она ему, переплетая его пальцы со своими. - Но потом, через несколько дней, твоя температура резко поднялась и... Боже, Макс, ты был так болен. Доктора даже провели со мной разговор "приготовьтесь-к-самому-худшему".
Неделя. Она осталась с ним на неделю.
- Но ты же, - попытался он сказать, - собиралась в... Кению.
- Я позвонила в МОС, - сказала она ему, - и снова перенесла мою поездку.
Отложить было не так хорошо, как отменить. Мысль о поездке Джины в Кению сводила его с ума. Конечно, так же как мысль о поездке куда бы то ни было, в более опасное место, чем Исландия, где жители до сих пор не запирали на ночь дверь.
- На какой срок?
- На неопределенный. - Она поцеловала его руку, прижав ее к щеке. - Не волнуйся, я останусь так долго, сколько буду тебе нужна.
- Нужна мне, - сказал он, прежде чем смог себя остановить. Это были два самых честных слова, которые он когда-либо говорил ей - вылетевшие, возможно, потому что он был одурманен лекарствами или болью, или смягчившими его новостями о том, что он обманул смерть. Опять. Или, может, отблеск счастья Джины произвел гипнотический эффект, что-то вроде сыворотки правды.
Но удача была на его стороне, потому что именно этот момент выбрала медсестра, чтобы войти в комнату. Женщина была воплощением энергичности и заглушила его своим приветливым "Здрасьте". Джина отвернулась поприветствовать ее, но сейчас же повернулась обратно. 
- Прости, Макс, что ты сказал?
Он, может быть, временно был слишком человеком, или одурманен лекарствами и болью, но он не занял бы то место, которое занимал в жизни и карьере, если бы повторял те же ошибки дважды.
- Нужна вода, - сказал он, и, с позволения медсестры, Джина помогла ему выпить прохладный напиток.
 
КЕНИЯ, АФРИКА
18 ФЕВРАЛЯ 2005
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД
 
В команде, вышедшей из автобуса, был один невероятный красавчик. Со светлыми волосами, симпатичным немецким акцентом и действительно потрясающими коленками, но, когда Джина подошла ближе, она обнаружила, что он был главой временных волонтеров - добровольцев, которые останутся лишь на несколько коротких дней.
И это значило, что его имя отец Дитер. И это значило, что ее шансы на то, что он влюбится в нее с первого взгляда, близки к нулю, сильно близки к нулю. 
Следующей свежей новостью было то, что автобус был автобусом - не одним из девятиместных развалюх-фургончиков фольксваген, которые поднимали пыль, подпрыгивая по так называемым дорогам от селения к селению.
В группе отца Дитера было двадцать четыре добровольца - на десять больше, чем в списке имен, который видела Джина. Группа иеромонахов отца Дитера из двадцати четырех человек без палаток и багажа, спасибо тебе огромное. Большая часть которых подхватила местную версию мести Монтесумы[3] и более больны, чем собаки.
Отец Бен и сестра Мария-Маргарет бегали вокруг, организовывая рабочих - черт! - рыть больше отхожих мест, а также производя что-то вроде сортировки, чтобы обнаружить тех прибывших, кто вконец расхворался. Они не хотели отправлять их в госпиталь, пока не убедятся, что болезнь вызвана не инфекцией.
Боже, помоги им всем, если это была инфекция.
Долгожданная смена МОС с заполненным добровольцами автобусом привезла лишь большее количество работы для местной команды. Джина определила в хаосе Пола Джиммо. Он, вероятно, ехал в автобусе рядом с водителем, и поперек его широкой спины все еще висело выглядящее смертельно опасным оружие, пока он помогал сестре Хелен оборудовать столовую палатку, как временное жилище.
Он помахал ей и улыбнулся - вспышка белых зубов на слишком красивом лице - пытаясь ее остановить. 
Но задачей Джины было разыскать Ее Величество Лесли Поллард и убедиться, что та не убежала с криками в Найроби, чтобы попасть на следующий рейс домой в Хитроу. 
Вот только, кажется, за исключением новенькой монахини сестры Грейс в толпе больше не было женщин.
Джина приблизилась к отцу Дитеру, который выглядел парнем, который знает все.
- Извините, - сказала она.
И праведник - не такой красивый вблизи из-за сильного загара - выгрузил свой завтрак на ее ноги.
- О, дорогая, тут, несомненно, маленькая проблема, - решительно произнес голос с английским акцентом прямо за ней.
Но Джина не смогла обернуться и посмотреть, кто с ней говорит, потому что теперь священник медленно падал, скрючиваясь, будто собирался поцеловать землю. Он был слишком болен, чтобы почувствовать унижение, что было хорошо. Гораздо лучше, что он просто сразу потерял сознание, вместо того, чтобы попытаться принести извинения или смыть беспорядок.
Сестра Мария-Маргарет бросилась забрать у нее священника, спасибо тебе, о Боже, оставив Джину обмывать ноги из шланга. Ох, круто.
- Боюсь, что отец Дитер не пробовал тушеную козлятину, которую можно было бы обвинить как источник пищевого отравления, - продолжил голос, косящий под «Театр Шедевров би-би-си»[4]. То был, определенно, совсем не женский голос.
Джина обернулась, и ее тревожное выражение отразилось в солнцезащитных очках. 
- Пожалуйста, скажите, что вы не Лесли Поллард, - взмолилась она.
Но то, конечно, был он. А у нее между пальцами ног застряла рвота. Почему бы этому дню не стать еще хуже?
Он вздохнул:
- Власти опять записали меня как "мисс", да?
- Нет, - сказала она ему, - они записали вас как "миз"[5].
- А. И каким-то образом это... лучше? - Он поднял солнечные очки - которые оказались присоединенными к обычным - и прищурился на нее из-за линз. Его глаза были неописуемого коричневого цвета на лице, буквально покрытом белыми пятнами - средством от загара. Очевидно, он был добровольцем типа «Б».
- Я американка, - сказала Джина, протягивая ему руку для пожатия, - так что да, это лучше. Но в нашем случае лишь немного. Джина Виталиано. Я из Нью-Йорка.
Как правило, это было все, что ей следовало сказать. Лесли Поллард ответил ей вялым рукопожатием, да-а-а. Он определенно был типом «Б».
Как будто она не могла сказать этого по страшно уродливой клетчатой рубашке, которая висела на его тощей британской фигуре. Да, он был человеком, редко покидавшим свою лондонскую квартиру одетым во что-либо иное, чем твидовый жакет и слаксы, с пятнами чая недельной давности на галстуке.
Он был выше ее. Не то чтобы кто-то мог это заметить, потому что он, конечно - в лучших традициях типа «Б» - сутулился. Из-под мягкой шляпы свисали седоватые длинные грязные волосы. Трудно сказать, был ли это результат долгой поездки на автобусе, или просто предпочтение личной гигиены, продиктованное расхожей болезнью типа «Б» - тяжелой депрессией.
Джина предполагала второе. Типы «Б» обычно прибывали к ним, претерпев какие-нибудь ужасные личные трагедии. Как и добровольцы типов «А», «В» и «Д», они искали резкого старта, смысла жизни, "ощущения разницы". Но, в отличие от остальных, они не проводили в кемпинге ни дня в своей жизни. Они желали добра, да, но, о, мой Бог, они были плохо собраны и не подготовлены для такого не роскошного образа жизни.
Обычно в свою первую неделю они спрашивали местонахождение ближайшей прачечной. Иногда монахини - монахини-люди - даже заключали пари на то, когда те отправятся обратно. Сестра, выбравшая дату ближайшую к отказу типа «Б» от миссии, выигрывала.
Да, этот тут надолго не задержится.
Хорошей новостью было то, что, несмотря на седину в волосах, пижон был все еще довольно молод. За те две-три недели, что он проведет здесь, кое-что он выполнит.
Например, он может помочь отцу Бену вырыть новый колодец. 
А  пока она наблюдала, Лесли Поллард забросил на плечо свою спортивную сумку и подхватил трость, лежавшую на земле рядом с ним. Похожую на ту, что использовал Макс во время своей физио-реабилитации.
Отлично. Доброволец типа «Б», который не только не мог передвигаться без поддержки, но еще и будет напоминать ей, каждый раз как она его увидит, человека, которого она изо всех сил пытается забыть. Джина выдавила улыбку:
- Что ж, добро пожаловать. Извинишь меня на секундочку, пока я найду немного воды, чтобы, ну понимаешь, де-рвотиться?
Он улыбнулся несколько неопределенно, отвлеченный лагерной активностью. Однако Джина была благодарна за маленькие чудеса. Типы «Б» иногда были не способны понять их чувство юмора, и неопределенная улыбка была лучше, чем ничего. 
- На самом деле, - сказал он, - если вы просто покажете мне мою палатку...
- М-м, да, - протянула Джина, - насчет этого. Видишь ли, мы до сих пор ждем отгрузки поставок, так что, боюсь, тебе придется разделить жилье.
Он кивнул, почти не слушая, озираясь. 
- Конечно. Поверь мне, после этого путешествия в автобусе, я могу спать где угодно. 
Джина поверила бы в это, только если б увидела. Но все же осилила следующую улыбку.
- Хорошо, потому что я расчистила немного места для твоих вещей в палатке, которую делю со своей подругой Молли Андерсон...
- Извини?
И без малейшего труда она полностью завладела вниманием Лесли Полларда. Его пристальный взгляд внезапно стал таким острым, что это немного тревожило. Она отступила на шаг, задаваясь вопросом в течение секунды, не прочла ли его неправильно, и не являлся ли он типом «А», вместо типа «Б».
Но затем он быстро заморгал, словно в плохой пародии на Хью Гранта, и сказал:
- Прости? Ты расчистила участок в вашей палатке? Так не пойдет. Нет, боюсь, так совсем не пойдет. Разве в МОС нет правил насчет этого - смешивания, сожительства? Ваша палатка открыта для незнакомцев - незнакомых мужчин - все время?
Он был серьезен. Очевидно, Лесли Поллард был даже большим ханжой, чем сестра Двойная-М.
- Если ты позволишь мне закончить, - сказала Джина, - то услышишь, как я говорю, что моя соседка по палатке и я будем проводить большую часть времени в больнице в течение нескольких следующих дней. Даже без вторжения рвотных монстров, у нас здесь несколько пациентов - маленьких девочек - которые нуждаются в круглосуточном уходе. Палатка на ночь будет полностью твоей. И если тебе понадобится взять что-нибудь из сумки в течение дня, просто постучи перед тем, как входить. Я полностью освободила для тебя один чемодан - вот ключ от замка. Он не очень большой, но убедись, что поместил туда все ценные вещи для сохранности. Сестра Леа полная клептоманка.
Лесли захлопал ресницами.
- Это была шутка, - сказала ему Джина. Очевидно, она ошиблась насчет чувства юмора. - У нас даже нет сестры Леа и... Не имеет значения. Третья палатка слева. Та, что с консервной банкой с чаем на столе вместе с плакатом "Добро пожаловать, мисс Поллард. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома".
И на этом она пошлепала прочь, чтобы найти немного воды. 
Лесли Поллард стоял со всеми своими вещами внутри палатки прямо у двери. Там на столе была банка чая «Эрл Грей», упомянутая - как-там-ее-имя? - Джиной. Прямо рядом с чайником, банкой стерно[6] и, безусловно, соблазнительным пластиковым контейнером с "Фиг Ньютонс".
В животе заурчало лишь от взгляда на них. Конечно, в эти дни его живот урчал почти все время, потому что он пытался сбросить вес. Плакат, который она описала, тоже был тут: "Добро пожаловать в наш дом, мисс Поллард".
Так далеко от дома, на краю света, это была одна из самых потрепанных палаток, что он видел в жизни. Ткань штопали так много раз, что заплаток было больше, чем оригинальной ткани. Каркас напомнил ему провисшую спину мула. Старая и уродливая, и, вероятно, ненадежная в шторм, но способная пригодиться в обычный день.
Как будто в этом лагере бывали обычные дни - этот благочестиво-показной притон либералов, спасающих эту экстра-дрянную часть без-малого-безнадежного мира. 
Но, без сомнения, все же в этой части Африки собралось столько монахинь и священников на квадратную милю, сколько он не встречал нигде во время своих путешествий. Если кому-то нужно было спасение, то это место было самое то.
И все же Джина, с темно-коричневыми волосами и убийственно-красивым телом, на самом деле думала, что никому не... что? Не будет дела? Или, может быть, что никто не заметит внезапной совместной ночевки добровольцев?
Согласно правилам и инструкциям МОС - он получил подробный буклет в офисе в Найроби - неженатым мужчинам и женщинам не позволяли "вступать в отношения". Включая любое путешествие за пределы лагеря. Сотрудникам рекомендовали путешествовать и организовываться в группы, магическим числом являлось три.
Буклет утверждал, что эти правила были созданы, чтобы обеспечить защиту сотрудникам и послужить очевидным примером предельного уважения МОС к различным традициям и культурам Кении.
Так... разделить палатку в лагере МОС с двумя очень привлекательными женщинами?
Ни за что.
Он пошел, преисполненный недоверия, поговорить с монахиней-нацисткой со строгим лицом. Он полагал, что дойдет до высшей инстанции, чтобы выяснить, где в действительности будет проживать сегодня вечером. 
Но, очевидно, лагерь исповедовал политику «баловать-новых-парней» и сестра Брунхильда тоже согласилась, что он временно останется в этой палатке, пока две женщины поспят в больнице - где, на полу? - и это будет лучшим решением проблемы переполнения.
Она дала ему понять, что все будет под ее бдительным присмотром. И он мог сказать, просто взглянув на нее, что она из тех, кто спит вполглаза. Если вообще утруждает себя сном.
Так что он был тут.
Он опустил трость и сумку на ближайшую к двери кровать - с прикованным к металлическому каркасу пустым чемоданом. 
Две женщины пришили яркие трикотажные полотнища к верхним панелям палатки, и они свисали вниз там и сям - каким-то образом обращая пространство в экзотическое, вместо патетического. Койки покрывали пестро раскрашенные покрывала, внутри стояли уютные самодельные стол и стулья. Книжные полки, сработанные из старых бельевых корзин, были забиты до отказа.
Каждую доступную поверхность покрывали свечи и орнаменты, всякие мелкие безделушки, фотографии и рисунки, коллекционные предметы, каждый с собственной историей. Что делало эту вылинявшую палатку в богом забытом уголке мира больше похожей на дом, чем любое место, в котором он побывал за долгие годы и что он мог припомнить.
Но на столе был и другой плакатик: "Пей воду только из бутылок" с трижды подчеркнутым текстом и примерно шестью восклицательными знаками.
Это напомнило ему о священнике, которого стошнило. Поездка сюда и предложение помощи принесет ему спасение. А также оградит его от искушения обыскать личные бумаги, письма, дневники. Он поклялся себе, что не будет этого делать.
Или, по крайней мере, не попадется.
И еще меньше шансов, что кто-то вломится к нему с неправомочным осмотром после того, как лагерь заснет. Кроме того, выглядело как будто все, представляющее интерес, надежно заперто в больших чемоданах. Запертых на замок, который мог сбить и начинающий преступник.
Он быстро расстегнул сумку, переложил свою одежду в пустой чемодан, и закрыл его. 
Его реальные ценности будут в других местах. Не то чтобы их было много. Банки театрального лака для волос "Сильвер Фокс" - незаменимого здесь в Нигделандии - разместились вверху, между верхушкой палатки и тканевым фальшивым потолком. Он подвесил их к столбу палатки так, чтобы они были незаметны ни изнутри, ни снаружи.
Паспорт он держал при себе, вместе с остатками наличности. Он вышел в двери и сделал уже несколько шагов по направлению к столовой, прежде чем его осенило, и он повернул назад. Иисусе! Это была небрежная ошибка, глупая ошибка. Что, черт возьми, с ним было не так после приезда сюда? 
Но его никто не видел. Спасибо, Господи, за это.
Сердце продолжало биться, пока он подхватил свою трость и, тяжело опершись на нее, прохромал в двери.

[1] «Эрл Грей/Седой граф» («Earl Grey») – черный чай с бергамотом.
[2] «Фиг Ньютонс» («Fig Newtons») – мягкое ванильное печенье с прослойкой.
[3] Месть Монтесумы - красивое название обычной диареи, которую путешественники подхватывают в тропиках и субтропиках.
[4] «Театр Шедевров би-би-си» («BBC Masterpiece Theater») – самый продолжительный популярный в семидесятых годах сериал. Серии представляли ряд известных британских постановок.
[5] Miz – разговорное обращение к незамужней женщине.
[6] Стерно - топливо из денатурированного и застывшего алкоголя.
_________________

Спасибо за главу!!!!!!!!!!!

Так это Макс приехал а лагерь загримированный?

Интересная мысль )
_________________

Девочки, огромное спасибо за новую главу!
_________________

И бонус: кофе-брейк от моей замечательной беты


_________________

Ура, продолжение Спасибо огромное!!!

Bad Girl, Anastar, спасибо за новую главу! Замечательный перевод!

Bad Girl, Anastar , огромное спасибо!!!

Какая интересная глава. Джина, бедная девочка - "Теперь она сократила это до, ох, лишь трех, четырех раз.
В час." . Ох уж этот Макс - сам измучился, девчонку замучил . Как же интересно
_________________

С огромным удовольствием читаю,вспоминаю героев предыдущих книг(много пробелов)и снова поражаюсь поведению Макса...Такая девушка дарит тебе любовь и преданность а ты!э-э-х Девочки, спасибо за проду!
_________________

Вот мне интересно, Брокман во всех книгах придерживается такой интересной формы повествования? Сегодня в онкобольнице видела в киоске ее книгу, название напрочь вылетело из головы, в твердом переплете и очень недорогую. Я обычно книги не покупаю, а тут подумала, может, стоит, а?
___________________________________

Читала у неё лишь "Запрет на любовь", там без флешбеков.
Девочки переводят "Самое время для любви" - тоже пока без.
_________________