Калейдоскоп историй

Княжна Софья Тёмная:

Соня ахнула, услышав, как разошелся Аминов. Потом расхохоталась, подхватила валявшееся в ногах чучело фазана и сунула его барону в руки.
- А вот вам и гусь, Александр Исаевич! А для комфорта у вас рога вполне подходящие!
Выпалила и затаила дыхание, думая, что сейчас Аминов снова насупится и начнет очами молнии метать. Барон, и правда, глазами сверкнул, но этак лукаво, что сразу стал похож на мальчишку озорника.
Возница, услыхав знакомые напевы, тоже подхватил и затянул частушку. Соня уже и не знала сердиться ей или хохотать. Решив, что притворяться недовольной, когда сама душа поёт, совсем неправильно, встала в санях, подставляя разгоряченное лицо ветру, раскинула руки в стороны и запела:

Так с песнями и подъехали они к усадьбе Лопуховых.

Соня скинула шубку на руки оторопевшего Александра Исаевича и вышла в центр. Помня, что костюм у нее не очень располагает к залихватским русским танцам или к цыганочке, решила станцевать что-то более подходящее ее образу.
И поддержать тему частушки, которую распевала на подъезде к поместью)

...

Иван Николаевич Бутенев:

Бутенев слушал Полину, не перебивая, - отлично понимая, что ей, как и ему, было необходимо выговорится. Даже не столько для него, сколько для себя - чтобы понять, наконец, то чувство, что так мучило и тревожило их обоих все годы; что разлучило их и одновременно не дало забыть; что так легко вросло в душу и которое мучительно тяжело было вырвать из сердца.
И снова Бутенев задавал себе тот же вопрос: кто виноват в случившемся?
И понимал, что виновных нет.
Говорят, что многие страдания даны людям для укрепления стойкости души и веры. Возможно, и в его с Полиной жизни эти годы были не напрасны. Возможно, и их чувству требовалась проверка на стойкость - чтобы позднее не возникло искушение уничтожить то, что далось с болью и жило, благодаря надежде...
Как бы там ни было, но им давался второй шанс, и Бутенев не собирался его терять.


И снова перед ним была та Полина которую он привык видеть - умная, озорная, лукавая. Бутенев рассмеялся и привлек ее к себе.
- А это уже вам решать, Полина Семеновна, - тоже решил немного слукавить он, - какой из своих двух ипостасей вы хотите связать со мной свою жизнь. И хотите ли вообще.

- Сумасшедшая! - воскликнул Бутенев, сграбастывая смеющуюся Полину и заталкивая ее снова в тулуп, - Пороть, тебя некому. Ты же простудишься, глупая ты девчонка!
Он стянул с себя треуголку и нахлобучил ее на голову девушке, а потом сделал то, что страстно желал все это время - снова поцеловал Полину. И целовал до тех пор, пока сани не остановились - оказалось, они приехали. Куда? Да, не все ли равно!

...

Григорий Богородский:

ох, не спится мне что-то. И все из-за одной девушки.

Еще танцуя, Григорий заприметил в толпе наблюдающих за ним и теми, кто танец подхватил, красивую девушку, с которой столкнулся в дверях в залу сразу же по приезду в имение князя Тёмного. Екатерина Исаевна Аминова. Это он потом узнал имя этой красавицы.
Она ехала с ним в одних санях, что-то спрашивала, но усталость от проделанного из столицы пути, сотворили с Григорием свое темное дело. Опять же не последнюю роль сыграла робость перед барышней. Дуняша, что приглянулась Григорию вначале, была из простых - сенной девушкой. А эта, сразу видно, что из знатных. А уж когда узнал кто она такая, так и сник сразу. Страшно сказать - фрейлина Высочайшего двора. Разве такая обратит внимание на простого церковнослужителя, ничего, кроме прихода в будущем не имеющего возможности предложить? Потому и не стал тешить себя напрасными надеждами и мечтами. Такие девушки должны блистать при дворах, на балах. А он? А что он может дать ей? Только свою любовь и верность, быть вместе в болезни и здравии.
Эх, мечты, мечты, мечты...


Все-таки не надо было давать себе слово не пить больше. Сейчас бы опрокинуть еще одну рюмочку с горя...
Надо принимать постриг монашеский - решил Григорий, устремляясь в кухню, чтобы попросить у кухарки отвару какого от головной боли, разыгравшейся не на шутку...

Все! Пошел спать. Сил нет. Буду завтра (уже сегодня) вечером.

...

Княжна Полина Тёмная:

Полина поначалу не ответила, лишь только звонко рассмеялась, представив себя в супружеской жизни рядом с Иваном в виде бравого гусара. Ох, и хороши они будут, когда станут вместе выезжать.
- Нет, это слишком хлопотно, гусаром быть, - отсмеявшись, решила она. - Каждое утро вставать ни свет, ни заря, пока вы спите, прокрадываться из спальни, чтобы нарисовать себе усы... Чтобы после вернуться обратно в постель, дабы вы меня признали, когда проснётесь.
Она тихо рассмеялась, но тут же осеклась и отчаянно покраснела. Какие слова она тут наговорила! Спальня, постель... Быстро отвернувшись, княжна стала усиленно делать вид, что занята рассматриванием пейзажа.

- А и вправду некому пока, - невинно ответила Поля, когда смогла отдышаться после сладкого и пьянящего поцелуя. Если таковы они и дальше будут на вкус, Полина Семёновна, должно быть, будет ходить хмельною постоянно. Она поправила треуголку, и с восторгом посмотрела на Ивана. Целоваться почти на виду у всего честного народа было опасно, о чём Полина и поспешила сообщить Ивану Николаевичу прежде, чем сбежать от него: - Маменька если бы это увидела, такое бы началось! Завтра бы уже организовала помолвку, а послезавтра свадьбу! - притворно испуганно проговорила Поля. - Маман страсть как любит замуж выдать, хоть у ней это ещё ни разу не получилось! А пока пусть празднику время будет, да?
И она мигом выскочила из саней и устремилась к поместью, крикнув на бегу:
- Я в тепле вот сей же час окажусь! Догоняйте, Иван Николаевич!

Только когда оказалась среди гостей, песен и плясок, поняла, как ужасно поступила с Иваном. Ведь он же не может бежать быстро... Поля закусила губу, ругая себя на чём свет стоит за своё поведение. Она должна была искупить вину и как можно скорее. Но сейчас она попала в хоровод такого веселья, что сам чёрт ногу бы в нём сломил. Лишь только столкнулась взглядом с Иваном несколько раз, когда её увлекали в танец или же подносили ей то наливку, то пирожок. От наливки, надобно сказать, совсем хмельной сделалась, и совсем скоро пришла ей в голову мысль. Надеясь на то, что Иван Николаевич приметит её уход, Полина вышла вон из поместья и неторопливо отправилась в тёплый сарай, где Лопухов содержал поросят. Войдя внутрь, княжна поёжилась, стоило ей попасть с мороза в тепло, и вдохнула аромат сена, что было свалено в углу. Здесь пахло молоком, хлебом и настоящей русскою зимой, что оставалась взвесью пара от горячего дыхания Полины.
Она принялась ждать Ивана... А коли он обижен за её выходку и не придёт, так она просто украдёт молочного поросёнка, следуя давней традиции. И это будет даже не шалость...

...

Арсений Семёнович Тёмный:

Совершенно не таясь, Арсений вёл свою невесту по дому. Знал по опыту, что если вот так, по-хозяйски, по поду идти, никакого подозрения не вызовешь. Пока шёл, думал, что маменька его – умнейшая женщина. Представил, если бы она их с Настей при других обстоятельствах свела, в белый день будний да за чашкой чая, в светлой гостиной. Представил и содрогнулся. Сидят, значит, кружком – он, maman и Настя.
- Это, Сенечка, - говорит Лидия Платоновна, - невеста твоя – Анастасия Фёдоровна. А это, Анастасия Фёдоровна, жених твой – Арсений Семёнович.
И сидят они со спинами выпрямленными, куда руки деть, не знают. А маменька довольно улыбается, поглядывая из-за края кружки с ароматным чаем. Наконец, Арсений находит тему для беседы:
- А чем вы, Анастасия Фёдоровна, на досуге занимаетесь?
И начинает Настя о вышивках рассказывать, о картинах и книгах заумных и, конечно, встречный вопрос задаёт. А Арсений сидит и выдумывает, как бы так обтекаемо досуг свой обрисовать. Не расскажешь же невесте, что после учений и манежа сидишь с друзьями у кого-нибудь на квартире, в картишки перебрасываешься, всё в дыму, иногда в хмельном угаре. От скуки начинаешь по мухам палить, кого-то разнимаешь, кто вдруг о дуэли начнёт заикаться, а, потом барышень ладных обсуждаешь в цветистых выражениях, таких, что при невинной девице и не скажешь. Так что сидел бы Арсений да заикался. А сейчас воля вольная… Каков он есть, таким его Настасья и видит: буйным, лихим, смешливым. И она его удивляет тем, что совсем не пугается, все забавы подхватывает. Не каждая бы сходу согласилась в чужом доме в погреб спуститься.
Но не проказа была у Арсения на уме, а то, что скоро они наедине окажутся в тёмном месте, совершенно без присмотра. Арсения прошиб жар от таких мыслей.
Разве мог он подумать, что так воспылает к своей невесте? Обычно он таких скромных девушек за версту обходил, а теперь только и норовит прижаться поближе к Насте, провести по спине, прикоснуться к волосам, свободно рассыпавшимся по спине. Настя будто и себя выпустила на свободу и вместе с ним горела, смеясь и не отстраняясь, когда он её к себе прижимал.

Да уж какая свечка! Обо всём позабыл, когда дёрнуло воровством заняться, только что руки освободил от лап, а то совсем несподручно.
- В том-то и забава, Настенька, чтобы в потёмках пробраться в погреб и схватить, что плохо лежит, - доверительно прошептал Арсений, совершенно взбудораженный преступным мероприятием и близостью своей невесты. Убедившись, что никто из слуг рядом не шастает, он на ощупь нашёл ручку двери погреба и протиснулся внутрь. Настю за собой потянул. Вдохнув известные ароматы помещения, Арсений осторожно шагнул вперёд, потом ещё, пока не нащупал полки, забитые съестным. Ориентируясь по запаху, перебирал запасы Лопухова:
- Так… Что тут у нас? Грибы сушеные, огурчики солёные, капустка квашенная… Это не то. Это нам ни к чему. Настя, нашёл колбасу! – С какой-то детской радостью Арсений стал запихивать себе за запуху ароматную колбасу, а потом потащил Настю направо, где точно были запасы наливок различных. – Пару бутылочек возьмём, никто и не заметит.
Едва сдерживая пузырившийся внутри смех, княжич схватил первые попавшиеся бутылки, запихал себе в по сапогам и на этом закончил разграбление Лопуховского погреба.
- А теперь бегом, пока не поймали! – Никто, конечно, ловить бы их не стал, а если кто из слуг бы и поймал княжеского сына за воровством, смолчал бы, но разве же в этом дело? Дело было в запретности, в озорстве, а ещё в том, что рядом была Настя, и Арсений, как любой мужчина, куражился перед той, на кого хотел произвести впечатление, вызвать довольство и увидеть на лице озорную улыбку. А теперь надо было найти место, где можно было бы спокойно расположиться и рассмотреть наворованное. Но сначала…Скинув с себя изрядно надоевшую морду медведя, притянул Настю к себе, так близко, что она вся к нему прижалась, и поймал испуганный вздох губами. Нежно, бережно обхватил голову девушки руками и ласково, неторопливо водил губами по губам, чтобы не испугать. Но разве ж удержишь пыл, когда желанное в руках оказывается, да когда кровь горячая по венам бежит, голова от манящего аромата Насти кружится, а сердце гулко бьётся? Еле оторвался от сладких губ и прижался лбом к Настиному, волосы перебирает нежно и шепчет:

- Приворожила ты меня, Настенька, с первого взгляда… Столько времени зря потеряли.

...

Иван Николаевич Бутенев:

Так, того самого я и добиваюсь! - хотелось воскликнуть Бутеневу. Но он сдержался, приняв однако на заметку "страсть" своей будущей тещи, в которой неожиданно увидел для себя потенциального союзника.

Только что она была в его руках, только что он с жаром целовал алые губы Полины, и в следующее мгновение она уже бежала от него, развивая темными волосами и придерживая рукой на голове его пиратскую треуголку.
- Неугомонная, - с улыбкой покачал головой Бутенев вслед девушке, и, неуклюже выбравшись из саней, огляделся.
Похоже, в этот раз помещик Лопухов - это была его усадьба - решил пригласить всю Тверскую губернию. Во дворе собралась уйма саней, а между толпившихся около них ряженных гостей сновала челядь.
Среди веселых лиц он узнавал знакомые; его тоже, в свою очередь узнавали и окликали, и, как ни странно, это обстоятельство не вызывало досаду у Ивана Николаевича. Наоборот, он останавливался поговорить, раскланивался с дамами, шутил и даже делал им комплименты, чего за ним давно уже никто не мог припомнить.
Когда Бутенев, наконец, оказался в доме, веселье там шло уже полным ходом. И, конечно же, центром его была Полина. В гусарском костюме и пиратской треуголке, с раскрасневшимися щеками и нелепыми намалеванными усами она весело отплясывала с кем-то из гостей
Бутенев отказался танцевать, сколько его не зазывали в круг, и, отойдя в сторону - чтобы не мешать веселью - стал наблюдать за Полиной, чувствуя себя как в юности, когда ему впервые открылась красота и обаяние молодой княжны.

В какой-то момент, он упустил ее из виду и забеспокоившись стал выглядывать в толпе, но в следующую же минуту, увидев мелькнувшую на выходе треуголку, поспешил следом. Выйдя из дома, Иван Николаевич заметил знакомый силуэт - уже бегущий к дворовым постройкам - и снова был вынужден сокрушенно покачать головой: похоже, Полина вознамерилась поозорничать на славу.
И снова, как тогда, в юности, это вызвал лишь улыбку на лице Ивана Николаевича и желание прикрыть ее шалость.
Но когда, открыв сарай и пройдя вглубь его - туда, где хранилось, собранное с лета душистое сено, - увидел ее, - необыкновенно серьезной, с каким-то напряжением смотрящей на него - он внезапно и со всей ясностью осознал то, что не мог или просто не хотел, цепляясь за прошлое, все это время видеть: Полина давно выросла. Перед ним была взрослая женщина, и она ждала его - немного испуганная собственной смелостью, немного настороженная, но необыкновенно прекрасная в своем отчаянном решении.
- Полина, - тихо произнес Иван, опускаясь рядом с ней на сено. Он протянул руку и, как тогда, в санях, провел по ее щеке, обведя контур чуть припухших губ большим пальцем.
- Полина, - повторил он снова, целуя ее - на этот раз нежно, почти невесомо - и сам пьянея от этой нежности.
Как во сне Иван стянул с любимой ментик и, торопливо расстегнув непослушными пальцами пуговицы на ее гусарской куртке, положил ладонь на прикрытую лишь тонкой сорочкой девичью грудь, слегка сжимая ее.
- Полина, - словно не веря в происходящее он посмотрел в затуманенные страстью глаза девушки и медленно погладил ее крохотный словно горошинка сосок. Короткий полустон-полувздох, вырвавшийся из груди Полины, был последней каплей для едва сдерживаемого остатками самоконтроля пламени, снедавшего все это время Бутенева. Рванув тонкую ткань сорочки, он с жадностью и упоением обхватил губами тугой сосок - посасывая его и чуть покусывая. Его рука скользнула ниже - вдоль ее живота и бедер - и, обхватив затянутые рейтузами ягодицы, прижала тело Полины к его паху - туда, где, отдаваясь болью, сосредоточилось в этот миг все его желание...

...

Евпраксия Зимницкая:

- В детстве я ходила колядовать вместе с деревенскими ребятишками, - ответила Евпраксия, - так и научилась. Да и няня моя много колядок знает. Она мне и песни пела, и сказки рассказывала, и все мои ссадины да царапины заговаривала, чтобы прошли быстрее, и травками лечила, когда я болела, - княжна улыбнулась, зная наверняка, что как только они с папа вернутся домой, няня встретит «свою ласточку» с чашкой горячего чая на травках и тут же отправит спать. - Идёмте скорей, а то вместо грозного пирата будет совсем не грозная сосулька.
Как и положено даме, оказавшись в доме Евстратия Павловича, «барышня Дмитрина», первым делом подошла к зеркалу и занялась своей причёской:

«Скорей, решает что с вами сделать, Дмитрий Сергеевич, - подумала Евпраксия. – То ли просто выпроводить, то ли с крыльца на прощание спустить». Но вслух ничего говорить не стала, взглянула в зеркало и замерла: слишком уж походило отражение «барышни Дмитрины», на то видение, что пришло в Святки шесть лет назад к юной княжне Зимницкой.
«Да снимите же вы этот парик!» - едва не сорвалось с губ девушки, но тут Дмитрий вспомнил строки из «Евгения Онегина», а потом увлёк её танцевать.
А уж после танца – самое милое дело к накрытому столу наведаться, всё же для гостей господин Лопухов не поскупился, хоть и поворчал по своему обыкновению. За пироги Домны Лукьяновны можно было запросто душу продать. Даже Дмитрий искушению поддался:

Евпраксия улыбнулась и отведала:
- С рыбой. Пожалуй, ещё возьму, - посмотрела на рюмку в руке Дмитрия и нахмурила брови. – Вы, Дмитрий Сергеевич, не увлекайтесь особо. Я вас в сани не потащу, если что – оставлю у Евстратия Павловича под столом спать.

...

Княжна Полина Тёмная:

Щемящее чувство тревоги, что он не придёт, постепенно заместилось сладостным предвкушением, когда Полина словно бы почувствовала, что все её опасения надуманны. Будто поняла каким-то шестым чувством, что Иван вот-вот, стоит только нескольким бесконечным секундам раствориться в этой ночи, окажется рядом. Она вся была охвачена таким ураганом самых противоречивых эмоций, что разум словно затуманился, замещаясь желанием, приправленным изрядной долей страха. И ещё ощущением, что нет больше ничего в этом мире. Только эти деревянные стены из плотно пригнанных друг к другу досок, только ароматное сено, запах которого, должно быть, останется на одежде надолго. Только Полина и Иван, оказавшийся рядом с нею. Там, где она хотела видеть его, казалось, всю свою жизнь.
Имя Полины, слетевшее с его губ, слышалось ею как самая искренняя молитва. И ей хотелось шептать его имя в ответ непослушными губами, словно причащаясь к тому, что стало сегодня их откровением. Снова и снова. Пока она не поймёт, что даже когда Иван не рядом, она помнит до чёрточки вкус его губ. То, как он прижимает её к себе, с какой-то нежной, должно быть, свойственной только ему одному, силой. И только эти объятия были для неё единственно закономерными, только ему она могла принадлежать вся. Без остатка. До скончания времён. Не могло... просто не могло быть по-другому. И всё, что Иван делал в эту ночь, становилось правильным и верным, словно не было ни единой возможности сделать иное.
И Поля, только недавно страшащаяся того, что будет дальше, поняла, что боязни больше нет. Пусть он после снова решит уехать, пусть захочет оставить её после... Но это будет потом. А сейчас он принадлежит только ей одной. А она хочет отдать ему всю себя в ответ.
Она целовала Ивана уже не так неуверенно, как то было в санях. Проводила ладонями по его рукам, чувствуя всё ту же силу, с которой он так нежно прижимал Полину к себе. С губ слетали стоны, а слишком откровенные для Полины ласки сейчас не казались таковыми. Они были правильными, как и эта ночь, и они оба... Рядом друг с другом, как и должно было быть всегда.
Полина не была столь невинной, чтобы не понимать, что именно происходит между мужчиной и женщиной в такие минуты. И когда её губы потянулись к его шее, чтобы прикоснуться к ней в невесомом поцелуе, и Поля вдохнула аромат кожи любимого мужчины, она сама подивилась своей смелости, но, как и раньше, это стало для неё единственно верным.
Желание, острое и сладостное, опаляло извне и растекалось по венам, горяча и сжигая.

Чувствовать его так близко... Целовать всё смелее, подставлять всю себя его рукам и губам...
Чувствовать и отдавать, забирая то, что он даёт только ей...
Чувствовать сегодня и сейчас. Навсегда
Чувствовать и знать, что он не исчезнет...
Чувствовать...

- Я не знаю, что вы подумаете обо мне, Иван Николаевич, - прошептала Поля, задыхаясь от того чувства, что он один разбудил в ней - страсти.
Она распахнула глаза, всматриваясь в лицо мужчины, едва различимое в полумраке, и прежде, чем вновь потянуться для поцелуя к таким желанным губам, добавила:
- Научите... научи меня, что мне делать дальше. Остановиться ли? Сбежать? Остаться с тобою здесь? Отдать то, что я так хочу отдать одному тебе? - она сделала глубокий вдох, зная, что он единственный поймёт её смятение в этот момент: - Научи. Потому что я не знаю, что мне делать дальше.

...

Всеволод Иванович Орлов:

У этой девушки на все находилось объяснение и довод. Влад внимал каждое ее слово и смех сам собой вырывался из широкой мужской груди. Орлову хотелось задать еще уйму самых разнообразных вопросов, ему стало нестерпимо важно знать что она думает по тому или иному поводу, что у этой девицы на душе, что спрятано в чертогах сердца. И он был готов постепенно, изо дня в день познавать каждую грань ее хрупкой трепетной души.
Но вместо вопросов Всеволод просто кружил княжну в вальсе и любовался ею как самым драгоценным, что ему когда-либо доводилось видеть.

Донеслось издалека до его сознания и Влад в мгновение сбился и, запутавшись в надетой на нем юбке, повалился в сугроб, увлекая за собой нежное создание, что кружилось с ним в танце.
- Первый урок оказался провальным? - готов был услышать вердикт Орлов, хотя все и так было ясно: "барыня" распласталась на снегу, поверх нее лежит запыхавшийся учитель...
Но Влад не собирался спешить подыматься, было нечто прекрасное в этом моменте, что он не мог объяснить, но отчетливо чувствовал.

...

Анастасия Заболоцкая:

В помещение было темно чуть прохладно и голова кружилась от запаха пряностей и трав. Но мне не было холодно, меня согревал тот кураж, то веселье, что я подхватила на этом празднике, как болезнь подхватила, меня лихорадило от всего, что было так непривычно, но так правильно сейчас. От хмеля и от близости Арсения голова шла кругом, перед глазами плясали какие-то цветные пятна, а сердце бешено стучало от происходящего. В темноте слышно только шорохи, это мой жених по- хозяйски в чужом погребе по полкам шарит в поисках добычи. А я стою, замерев, от страха, смущение и начинающего приходить понимания, о том, что творим мы запретное, и в этой шершавой, шуршащей темноте, пропитанной острыми ароматами нет никого кроме нас двоих, и не слышно ничего кроме нас. И от этого так и тянет то хихикать, то вздрагивать, и жарко становится, не смотря на прохладу, на мне- то всего ничего, рубаха тонкая, шаровары, да сапожки, шапку и ту потеряла в этой суматохе. Волосы распущены, неприлично так все, но правильно. Я так увлеклась собственными ощущениями, что пропустила момент, когда Арсений закончил с шуточным грабежом. Конечно с шуточным, если бы мне хотя бы на миг пришло в голову , что грабеж натуральный, я бы сквозь землю провалилась от стыда за содеянное, да наверное не в скорости смогла бы сама перед собой такой грех отмолить. Но это же просто шутка, какой же это грабеж? Гостей в доме столько, что съедят да выпьют куда больше, чем мы сейчас возьмем.

Сердце опять замерло как мышонок в норке, дыхание затаилось и каждый мускул напрягся, готовясь к бегу, прочь отсюда, к свету к людям, прочь. Я только хотела нащупать руку мужчины и бежать, как его руки обхватили, прижали к себе. Сильно, настойчиво, но нежно беря в плен, вжимая в крепкое молодое тело, надежное, и такое неожиданно родное. Запахи погреба перебил запах его тела, смешанный с запахом одеколона, и голова совсем закружилась, с губ сорвалась чуть испуганный вздох. Его губы, поцелуй, и кажется, весь мир вместился в это мгновение, а я падала, падала, ощущая как волна жара от этого поцелуя прокатывается по всему телу дрожью, которая скатывается вниз живота, заставляя дрожать от незнакомого ощущения, и совсем не хочется чтобы он остановился, нет мыслей о приличии. Только бы прижаться еще теснее, не упустить не единой секунды этого блаженства. Ноги кажутся такими ватными, что вот-вот упаду без сил прямо на пол не в силах даже пошевелиться. И я инстинктивно неумело отвечала на его жадный поцелуй, обхватив его руками, чтобы только на ногах додержаться, чувствовать его, не отпускать…

Его пальцы нежно перебирают мои волосы, а в шепоте слышится такой жар, такой огонь, что вот- вот все вокруг загорится, расплавится, станет огненной рекой. Которая и так уже течет по моим жилам.
- Арсений…- выдохнула я его имя, и прозвучало оно как полустон, как просьба, как признание. Столько всего в одном имени собралось, что никакими словами не скажешь, век будешь искать слова, но не найдешь, не передашь, как тянет к нему, сколько всего он пробудил во мне. Что же мы творим, запоздалая мысль промелькнула в голове, и разбудила меня, отрезвляя возвращая в мир. Воспитание такая вещь, его ничем не выбьешь, не убьешь, оно всегда о себе напомнить, заставляя вольное существо отступить, давая возможность разуму брать верх над чувствами. Но плохо этот верх брался, я все так и стою и прижимаюсь к нему, своими пальчиками поглаживая жениха по щеками, изучая его лицо в темноте, как слепя, с трудом дыша.
- Арсений – опять начала я говорить и так хочется сказать, что это не я его приворожила, а он мое сердце украл, забрал к себе, и теперь никогда уже не будет оно биться, если его рядом не окажется. А я только улыбаюсь, да имя его твержу, будто других слов и не знаю.
- Надо возвращаться – все же произношу я совсем не те слова, что хочу. Но возвращаться и правда надо. Там гости, родители, и приличия ради надо быть на виду. Иначе несдобровать мне потом, папенька такой ад устроит дома, что буду сам не рада буду.
И не удержалась я все- таки, встала на носочки, нежно , неумело коснулась его губ своими, даря совсем легкий поцелуй, да тут же змейкой из объятий его выскользнула, руку в темноте нащупала, покрепче схватилась да потянула его прочь из погреба..

...

Екатерина Исаевна Аминова:

Домна Лукьяновна с ласковой усмешкой поставила перед носом размечтавшейся Катюши, густого, вишнёвого цвета наливку в стеклянной рюмке на высокой ножке. Слегка сомлевшая "Пиратка" передвинула рюмку поближе к свече и Калейдоскоп заиграл совсем новыми, яркими цветами в глазах фантазёрки.
Уже вторую зиму она живёт при Дворе. Поначалу, да и сейчас ещё, всё вокруг ей казалось во Дворце удивительным и прекрасным. Матушка, подготавливая свою единственную дочь к представлению и службе, часто сказывала, как они с Лидией Платоновной в своё время тоже были фрейлинами высочайшего Двора и, как положено, получали жалование, 600 рубликов в год. При этом она лукаво посматривала на батюшку, продолжая разговор. Весь "комплект", по высочайшему рапоряжению Николая I, все 36 фрейлин, служили с 1826г. при императрицах, великих княгинях и великих княжнах. Свитские фрейлины. И Наталья Николаевна, вместе с Лидией Платоновной были фрейлинами императрицы аккурат до тех самых пор, покамест не вышли замуж. В этом случае фрейлины автоматически покидали придворную службу. Покинули и они. "При этом императрица награждала невесту хорошим приданным-наличными деньгами, драгоценными вещами, платьем, кроватными и постельными уборами, галантерейными предметами на сумму от 25 до 40 тыс.рублей и красиво сделанным образом Святого покровителя новобрачной. "
Вот и Катерина, как и матушка её, стала фрейлиной императрицы. Зимой- осенью жила в Зимнем, а весной-летом в Летнем Дворцах.
Матушкины слова звучали в головке девушки. "-И не важно за кого выходили замуж фрейлины, хоть звание с них снималось, они навсегда сохраняли право быть представленными императрице и получать приглашения на придворные церемонии и балы в Большом зале Зимнего дворца вместе с мужьями, независимо от их чина." При Дворе фрейлины могли найти более выгодного, знатного и богатого жениха. Могли выйти и по-любви. Наталья Николаевна полюбила барона Аминова, а Лидия Платоновна князя Тёмного.
- Как бы мне хотелось увидеть своего суженого-ряженого. - Прошептала Катерина. Ей было всё равно, какого чину будет, лишь бы полюбился он ей, а она ему...
Домна Лукьяновна присела отдохнуть к печке, пока на кухне затишье. Гости накормлены-напоены и веселятся от души. А ей и отдохнуть можно в перерывчик небольшой. Она глядя на девушку за столом незаметно задремала.
Голова Катерины слегка кружилась и она не решилась пить вторую рюмку- Александр заругает, а что ещё хуже, может расстроиться...
Она вспомнила, как впервые появилась с Сашей под руку при Дворе и как горда была, что её брат, такой высокий, красивый. Ещё бы, егерьмейстер его императорского Величества и ведёт её к царственным особам на представление. А однажды Александр усадил её в сани, в которые был запряжён великолепный Северный олень.Ох, и прокатились они тогда с ветерком вверх по Неве и обратно!
"А когда весной лёд приходил в движение, и замёрзшая вода начинала таять, неся большие льдины в море, в Петропавловской Крепости раздавались три пушечных выстрела. Так все узнавали, что комендант Крепости в вёсельной лодке спускается у Зимнему дворцу. Комендант вёз с собой кубок, полный речной воды, который он должен был вручить Царю. Эта церемония всегда происходила в угловых парадных комнатах Дворца. Царь осушал кубок воды, наполняя его, взамен, золотыми монетами. Но вот комендант покидал дворец, и это означало, что навигация на реке открыта. "
Катя представляла в сиянии свечи белые пароходы, плывущие по Неве. Потом достала из потайного кармана "шифр", то есть украшенный бриллиантами вензель царицы Марии Фёдоровны. Фрейлины носили этот знак на банте цвета Андреевской голубой ленты, прикрепляя к придворному платью на левой стороне корсажа. Вензель был таким необыкновенно красивым и Катерина привезла показать его Софье. Сейчас она как монокль приставила его к глазу не отрываясь от свечи. Волшебное сказочное сияние казалось залило всё вокруг и девушка прошептала вдруг
- Суженый мой ряженый, явись ко мне наряженный... Явись-покажись...
Это, конечно, было не по правилам, и не было перед нею зеркала, и не в баньке гадала она с подружками, только слова сами собой вырвались и прозвучали в тиши затемнённой кухоньки. Она смотрела сквозь вензель на огонь свечи и перед её глазами представал "цыганский барон", который так лихо отплясывал цыганочку, когда она засмотрелась на того, кого это подбадривали на улице со свистом и хлопаньем и залюбовалась... танцем конечно...

И не знала она, что в этот самый момент предмет её девичьих грёз уже топает, обтряхивая с обуви снег, на пороге маленькой кухонки, в которой царила Домна Лукьяновна, колдуя над своей волшебной наливкой.

Глаза Катерины стали совершенно огромными, когда она увидела, как сначала от порыва холодного ветра затрепыхался огонь стоящей на столе свечи, а потом, прямо перед нею, появился цыган Григорий, словно из калейдоскопа. Девушка, испуганно ахнув, вскочила из-за стола и закружилась у неё голова от страха и восхищения. Свят,свят,свят! Как это у неё получилось такую красоту нагадать!?
- Аах.... - Губы не слушались и она, словно во сне, шагнула к замершей в свете свечи и клубах уличного пара фигуре. Позабыв о своём неверии во всякие гадания, и заодно о том, как же звали этого статного красавца, Катерина остановилась перед ним, ожидая, что вот-вот он исчезнет, а она не успеет даже спросить его имени. Протянув дрожащую руку к его лицу и не смея коснуться, вдруг пропадёт, прошептала-таки сама себе
-И как это у меня так получилось? Такого красавивого себе в женихи нагадала! - А так как фигура продолжала молча смотреть на неё, то она осторожно пальцами всё-таки дотронулась до губ её видения... В голове помутилось от страха, когда кончики пальцев прижались к холоду губ цыгана.
- Ааааааа! - Закричала она, попытавшись метнуться к столу за саблей, и попав прямо в тёплые большие руки ничего и не призрака и не видения. - Ааааа! - Ещё громче завопил страх в её горле. Да так, что Домна свалилась с лавки с таким грохотом, что чертей всех перепугала, а свеча на столе погасла.

...

Иван Николаевич Бутенев:

Бутенев замер, напряженно глядя в лицо Полины.
Ее слова - такие простые и доверчивые - произвели на него воздействие, сродни удару обуха. На какое-то мгновение Иван увидел происходящее словно со стороны: распластанная на сене Полина и он... как распоследний потаскун-барин, забавляющийся с дворовой девкой.
Бутенев, устало закрыв глаза, резко выдохнул и, опустив голову зарылся лицом в пахнущие сеном и дорогим французским мылом волосы Полины.
Нет, не так все должно быть между ними... И не здесь - в каком-то то ли свинарнике, то ли сеновале.
Иван тяжело перевернулся на спину, увлекая за собой девушку, и, поцеловав ее в висок, прижал к себе.
- Я подумаю, что ты - самое лучшее, что со мной произошло в этой жизни, - хрипловатым голосом негромко произнес он. - Я подумаю, что никогда не встречал, да и не встречу девушки более искренней и достойной во всех отношениях, чем ты. Как я уже сказал, я люблю тебя... Я приму тебя любой; как приму от тебя все, что ты сможешь мне дать. Одного я не потерплю - чтобы ты чувствовала себя разочарованной или, не дай Бог, униженной...
Стараясь не смотреть на обнаженную грудь девушки, Бутенев поправил на ней разорванную им сорочку, аккуратно застегнул все пуговицы на гусарской куртке и, встав на ноги, рывком поднял Полину за руку. Отряхнул от сена и надел на нее ментик, на голову снова нахлобучил свою треуголку и, взяв за руку, решительно потащил ее к выходу.
- Сейчас мы берем этого несчастного поросенка, за которым ты пришла, потом идем разыскиваем Его и Ее Светлости, и я официально делаю тебе предложение. А потом мы женимся. Как можно скорее... Лучше, конечно, завтра. Потому что я тоже не железный и хочу вас, Полина Семеновна, как... - он осекся, - В общем, ты сама это поймешь, когда мы, наконец, покончим с необходимыми формальностями. А до этого, - Бутенев остановился и серьезно посмотрел на девушку, - пожалуйста, никаких экспериментов без моего участия. Обещай мне это.

...

Княжна Полина Тёмная:

Полина слушала слова Ивана со всё теми же полярными и контрастными чувствами, к которым, пожалуй, уже начинала привыкать. Удивление от его последних слов было смешано с такой всепоглощающей нежностью от того, что он говорил о ней, что княжна даже на мгновение потеряла возможность дышать. Как он сказал? Разочарованной? Униженной? От чего? Видит Бог, эти минуты, что они провели наедине, были самыми прекрасными. Настоящим чудом, которое случилось с Полиной.
- Униженной? - Полина сделала глубокий вдох и слабо улыбнулась, чувствуя как по телу разливается приятное тепло. Она запоминала каждый миг, что сейчас всё ещё принадлежали им двоим, чтобы после, когда они вновь окажутся врозь среди гостей, перебирать их в памяти, как самые драгоценные из воспоминаний. - Нисколько, Иван Николаевич. Я верю вам, и верю, что вы никогда бы и ничего не сделали для того, чтобы меня унизить.
Он с какой-то бесконечной бережностью привёл её одежду в порядок, и, взяв за руку, повёл в сторону выхода. И Поля испытала сожаление от того, что они покидают то место, где ей так хорошо было с любимым, вперемежку с радостным волнением от того, что будет дальше.

- Никаких экспериментов? - Поля озорно взглянула на Ивана, прежде, чем направиться к небольшому загону, где мирно спали поросята. - О чём вы ведёте речь, Иван Николаевич? Быть может о том, что я могу сбежать? - Она нагнулась и подхватила ближайшего толстенького розового поросёнка, который стал тревожно похрюкивать и пришлось сунуть его подмышку: - Этого я обещать вам не могу. Потому что, я уверена, от вас невесты с поросёнком наперевес за день до свадьбы ещё не сбегали.
И она звонко рассмеялась, направляясь к выходу, чтобы вместе с Иваном вернуться обратно в дом. Она уже предвкушала удивление и радость на лицах родных и близких, когда Иван, теперь уже официально, сделает ей предложение. И то, как маменька начнёт хлопотать, составляя планы и рассчитывая время, когда нужно будет непременно, в тридцатый раз почистить фамильное серебро. Или где лучше крестить первенца Ивана и Полины. И от этих мыслей было так светло на душе.

Когда они вернулись в поместье, вновь попали в водоворот веселья, а когда их всё же увлекли в круг танцующих, Поля случайно выронила поросёнка, который тут же умчался.
- Ловите же его скорее! - громко крикнула она всем, стараясь перекричать шум. - Убежит!
А после повернулась к Ивану и спросила:
- Что же? Будем возвращаться? Скоро уже все отправятся обратно. А может, Сеня с горки затеет кататься. Вы что предпочитаете, Иван Николаевич?

...

Дмитрий Извицкий:

Дмитрий пригубил вторую рюмку водки и выдохнул. Эх, хороша водочка, не чета шампанским винам французским!
- Вы, Дмитрий Сергеевич, не увлекайтесь особо. – Строго произнесла княжна Зимницкая. - Я вас в сани не потащу, если что – оставлю у Евстратия Павловича под столом спать.
Дмитрий заглянул под стол.
- Изволите меня на голом полу оставить? – насмешливо спросил он, доедая последний кусок рыбного пирога с блюда. – Увольте, сие место мне не нравится. К тому же здесь слишком много народу и спать совершенно невозможно!
Дмитрий вытер руки полотенцем, которое взял у слуги, и прибавил:
- Сказать честно, мне чертовски неудобно в этом платье и я не могу дождаться, когда переоденусь. И как вы, женщины, носите такое! Впору задохнуться.

...

Евпраксия Зимницкая:

- Так если вы падёте в неравной борьбе с зелёным змием, вам всё равно будет, где спать - хоть в свинарнике, - не менее насмешливо фыркнула Евпраксия. - С поросёнком вас точно никто не перепутает и не украдёт.



Проникнувшись искренними страданиями, Евпраксия задумалась, а потом улыбнулась:
- Кажется, я знаю, как вам помочь, Дмитрий Сергеевич. Если вы согласитесь прокатиться ко мне в гости - это недалеко.

...