натаниэлла:
» Глава 1\11 (продолжение)
11.3 /1.3
Южно-Уральский природный заповедник, Ямантау, Межгорье, 5 лет назад
Межгорье, он же Кузъелга, он же поселок Солнечный, он же Уфа-105, он же Белорецк-16, он же деревня Татлы, он же Яман-14... Это многоликое местечко должно было стать для Патрисии тюрьмой.
Она боялась ехать сюда, потому что кто-то сказал ей, что «яман» переводится как «зло». В самом деле, разве может быть хорошей жизнь в недрах «плохой горы»?
Ямантау и Иремель – две самых высоких вершины Южного Урала. Они – как инь и ян, черное и белое, дьявольское и божественное. Пат даже сомневалась, стоит ли перевозить «Грааль», обнаруженный в пещере «святого Иремеля», в «злые подземелья» Ямантау, но решение было принято на самом верху, и повлиять на него она никак не могла. Пат бы с радостью поселилась в простой охотничьей хижине на склоне Иремеля, она могла бы изучать Чашу
даже
в тайге, но кто стал бы ее слушать?
В просторных подземельях Ямантау начали строить «объект» задолго до того, как встал вопрос о создании спецлаборатории для «Черного солнца». Все началось в середине двадцатого века, и стройка эта то затухала, то возобновлялась. Из-за повышенной секретности окружающую территорию объявили Южно-Уральским природным заповедником, что не помешало, впрочем, протянуть железнодорожную ветку, вырубив часть заповедных сосновых лесов, возвести горно-обогатительный завод, мощнейшую электростанцию и бетонный завод для нужд военных.
Сегодня строительство проснулось с новой силой. Неиспользованные уровни подземного города расчистили, облагородили, соорудили отдельный вход, вертолетную площадку и проложили дорогу для новоиспеченного «Ямана-4». Патрисию и Ашора (еще не сменившего имя на Виктора Соловьева) из Антарктиды сразу же перевезли в Межгорье, и они наблюдали суматоху воочию. Менее чем за год объект был готов, и в Межгорье потянулись специалисты самых разных профилей. Единственная уступка, на которую пошли военные, выразилась в том, что Патрисии позволили присутствовать на отборе персонала. Она получила право забраковать любую кандидатуру, но выбирать могла лишь из ограниченного списка, предоставленного службой безопасности.
- На первом месте в них не профессионализм, а лояльность системе, - жаловалась она Ашору (уже ставшего Виктором). – Меня это сильно огорчает.
В Межгорье ее огорчало многое. Строгая система пропусков, постоянные патрули на дорогах, колючая проволока... Местность, по ее мнению, тоже выглядела удручающе: тайга, болота, острые каменные глыбы, комары и густые тени, которые парадоксально не спасали от летней духоты. А что будет тут зимой, Патрисия даже представить боялась. На открытке озаренная закатным солнцем Ямантау смотрелась красиво, особенно на контрасте с темной холмистой долиной, но француженка привыкла к совсем другим пейзажам. Она остро тосковала по залитым светом лавандовым полям Прованса, по терпким запахам цветов и молодому вину с семейного виноградника. Увы, ей больше было не суждено туда возвратиться. И дочь ее родится и вырастет на чужбине.
Белокаменный замок, служивший убежищем для многих поколений ее предков, драгоценности (за исключением сережки в виде старинного мальтийского креста, являющейся Ключом к Чаше), предметы искусства, фамильная усыпальница, банковские счета и любимое детище – благотворительный фонд для молодых ученых – абсолютно все отныне превратилось для нее в дым. Пат чувствовала себя несчастной. Она бы сломалась, если бы не три опоры, удержавшие ее на плаву. Нерожденый ребенок, Грааль и Ашор – вот что спасло ее, не дав потерять разум.
Однако депрессия все равно развилась. Пат боролась с ней по мере сил и однажды, охваченная внезапной надеждой, заявила:
- Я хочу подняться на Ямантау!
Желание встретили в штыки. Многочисленная охрана, врачи и военная верхушка, курирующая проект, не понимали, насколько это было важным для нее.
- Невозможно! Вы в положении, мадам! Какие походы в горы? Какие ночевки в палатке? А если с вами случится что-то нехорошее?
Никто не хотел брать на себя ответственность, и тогда Ашор пообещал ей решить вопрос. Как он добился этого, Патрисия так и не узнала, но за моральную поддержку, за твердость данного слова и неизменное отстаивание ее интересов она простила ему все: и то, что он сменил имя, став Виктором (в честь Вики Громовой, в которую был тайно влюблен), и то, что он не испытывал пиетета перед «Граалем», и даже то, что он не питал к ней пылких чувств. Последнее простила частично, потому что нелюбовь простить до конца невозможно, но никогда не упрекала его за это.
Увы, Вик Соловьев не любил Патрисию так, как ей мечталось. Он оставался рядом и в то же время находился далеко. Всегда вежливый, предусмотрительный и отстраненный – ей так и не удалось его поймать в расставленные сети. Это злило и обижало, и все-таки без него Пат бы окончательно пропала, она не могла этого не признать. Вик слишком хорошо понимал ее нужды и много делал для комфортного существования.
Вот и с восхождением на Ямантау получилось именно так: он сразу уловил главную мысль, овладевшую всем ее существом. Пат нечаянно услышала, как он говорил Ивану Демидову-Ланскому, объясняя ее «каприз»:
- Это ей важно в моральном плане. Она хочет покорить «злую гору», чтобы доминировать над собственными страхами и тем негативом, с которым столкнулась на чужбине. Если мы лишим ее этой возможности, это будет иметь куда худшие последствия, чем любые неудобства в пути. Ямантау – символ, и нам с тобой лучше бы поддержать Пат.
- Но она на шестом месяце! – с сомнением протянул Демидов-Ланской. – И плюс к тому ее слезы и токсикозы. Сомнительное предприятие.
- Когда Пат попадет на вершину, все изменится. Она адекватная здоровая женщина, но ее удрученное настроение подтачивает ее изнутри. Если ей откажут, я уже ни за что не ручаюсь.
- Хорошо, можешь на меня рассчитывать, - сдался Демидов-Ланской.
И Пат, подслушивавшая под дверью, закусила кулак, чтобы не выдать себя. Теперь она поверила, что все получится. Эти двое, объединившись, умели свернуть любые горы.
Итак, восхождение на Яман состоялось, но было обставлено с такими предосторожностями, что трудный подъем фактически превратился в увеселительную прогулку. Из Межгорья Патрисию вывезли на машине. Хотели сначала на вертолете, но тут француженка проявила упрямство, и военные скрепя сердце остановились на промежуточном варианте. По широкой просеке ЛЭП, огибавшей гору и уходящей куда-то за хребет Машак, военные доставили их группу к самому подножию Ямантау, откуда начиналась тропа к вершине. Самое сложное было – шагать по нескошенному разнотравью и преодолеть «каменную реку», но Пат стремилась именно к таким трудностям – простым и понятным. Нагрузки были ей в радость.
В поход с ней (если не считать положенной по статусу вип-пленницы свиты) отправились Виктор и Иван. То, что Демидов-Ланской захочет примкнуть в последнюю минуту, явилось для Патрисии неожиданностью.
- На кого я оставлю лабораторию? – спросила она, сдвигая брови. – Если мы все разбежимся, кто будет работать?
- Поход займет двое суток, - ответил Демидов-Ланской, - и я его ни за что не пропущу. За два дня физики-теоретики при всем желании не успеют разгромить подземелье, а вот за вас я буду переживать. Вы же не хотите измотать мне нервы в хлам, мадам? Предупреждаю: нервный заместитель директора – существо малополезное. Меня лучше отпустить в горы, устроив полноценные выходные, пока я никого не покусал.
Он, по обыкновению, язвил, но его желание взойти на вершину заставило Патрисию присмотреться к нему повнимательнее. До этого момента их отношения ограничивались сугубо деловой сферой, но теперь появились подозрения, что Демидов-Ланской вовсе не тот сухарь, каким казался.
Двигаясь по просеке, машина легко бежала в гору, оставляя позади заповедный лес, малинник и склон Шакитара. День был жаркий и солнечный, и несмотря на то, что выехали они на рассвете, припекало знатно. Когда на пути появилась звонкая горная речка, Соловьев попросил остановиться. Пат с удовольствием прошлась по бережку и умылась. А потом она даже решилась напиться из рук Ивана, пока ее личный врач смотрел в другую сторону. Чистейшая вода, берущая начало в родниках, подарила ей необычайное ощущение легкости. Пат улыбалась и чувствовала себя совершенно счастливой.
Пеший путь на вершину занял несколько часов. До верхней площадки было километров десять. Пат двигалась налегке, как и Виктор с Иваном. Вещи тащили охранники.
Часа полтора они шли по лесу, затем вышли к курумникам. (
Сноска. Курумы, курумники – это поле из разбросанных валунов, камней или осколков скал, «каменная река»). Иван и Виктор поочерёдно подавали ей руку, помогая перебираться через препятствия и не отходили ни на шаг.
Впрочем, Пат двигалась без видимых усилий, после горной речки у нее словно открылось второе дыхание, вспомнились полученные навыки альпинизма и скалолазания. Поросшие мхом курумные поля разбили монотонность движения по лесу и великолепно «держали» мышцы ног. Все же она никогда не была неженкой, и физических нагрузок в подземелье ей сильно не хватало.
Зато подъем по камням здорово измотал Демидова-Ланского. Когда они выбрались на плато у заброшенной наблюдательной вышки, Иван дышал часто и тяжело и с недоумением поглядывал на ожившую Патрисию. Та собирала голубику с низких кустов, которыми поросли все подходы к покосившейся «треноге», и звонко смеялась шуткам Соловьева.
После небольшого отдыха они предприняли последний бросок и наконец вышли к вершине, где Патрисию ждал неприятный сюрприз. Она растеряно ходила по забетонированной вертолетной площадке, оставшейся тут с восьмидесятых годов прошлого века, полюбовалась на погнутые остовы панцирных кроватей, разбросанные между развалинами странных построек, и даже заглянула внутрь одного из бараков, где едва не навернулась на полусгнившей доске с торчащими ржавыми гвоздями. Вик поймал ее, не дав переломать ноги, и Пат поблагодарила его рассеянной улыбкой.
- Удовлетворена? – спросил он.
Патрисия подумала и кивнула:
- Я должна была это увидеть. Тем более, что здесь нет ничего мистического. Обычная гора, попранная и грязная. И я ее больше не боюсь.
Они выбрались на широкую площадку, усыпанную битым кирпичом и гнутой арматурой. Дул сильный ветер, он налетел и захлопал надувшейся на спине тканью, принося желанную прохладу. Несмотря на это, Демидов-Ланской умудрился закурить. Он отворачивался, прикрываясь плечом и руками, прикуривая от дешевой зажигалки, а потом затянулся с наслаждением, неторопливо выпуская сквозь неплотно сомкнутые губы сигаретный дым.
- И охота вам курить, когда вокруг такой сладкий воздух? – недовольно спросила Патрисия.
Физик смутился, словно застигнутый врасплох школьник, и едва не отбросил сигарету, удержавшись в последний момент:
- Дурная привычка. Никак не брошу.
- Вы знаете, откуда здесь весь этот мусор?
Он пожал плечами:
- Наверное, здесь была застава.
- Кому нужна застава в Уральских горах? Разве тут раньше проходила граница?
- Нет, но вид здесь отменный, все как на ладони. Хотите взглянуть на город?
- Конечно.
Он отвел ее на точку, откуда в бинокль можно было рассмотреть их долину. Разноцветные домики напомнили Пат горсть разбросанного бумажного конфетти.
- Вид и правда роскошный, - согласилась она, водя биноклям по окрестностям.
Несмотря на солнечный ветреный день, непонятная дымка окутывала далекие горы. Какими-то нереальными казались мощные горные хребты с высокими скалами на вершинах, чьи черты были сглажены белесым туманом. Межгорье, лежащий в центре долины, был обрамлен ими словно короной.
Но когда Патрисия озвучила это сравнение, Демидов-Ланской, выпуская из ноздрей новую порцию вонючего дыма, совершенно неромантично сказал:
- А по мне, мы живем там как в пепельнице, запертые со всех сторон.
- Вам не по душе Межгорье, зачем же вы согласились на переезд? – немного резко спросила она.
- Были аргументы, которые перевесили неудобства.
- И что же это?
- Например, вы, - спокойно ответил он. – Работать с вами интересно.
Комплимент был неуклюжий, но Патрисии он запомнился.
Покорение Ямантау явилось для нее самым ярким событием за все время пребывания в Межгорье. Можно сказать даже – самым счастливым событием, после которого она поверила, что все в ее жизни наладится.
Пат провела на горе ночь и встречала рассвет, полная веры в будущее. Она победила Яман – победит и с проектом «Яман», так она считала. У нее для этого было все, и прежде всего люди, на которых можно опереться.
Но через некоторое время родилась Адель – и кое-что поломалось...
11.4/ 1.4
На внеплановое совещание в кабинете Патрисии собрался ограниченный и на первый взгляд странный круг доверенных лиц. Кого позвать, диктовал Вик, и Пат в очередной раз уступила, согласившись просто понаблюдать за тем, что он задумал.
Из научных сотрудников пригласили только Демидова-Ланского и Игоря Собурского, доктора, курировавшего Володю Грача, – того самого, кто предложил ему заняться гимнастикой цигун. Помимо них присутствовали трое вновь прибывших гостей «Ямана», жена Грача Аня, историк Геннадий Белоконев, по случаю оказавшийся в Межгорье в промежутке между своими поездками, и молодой компьютерный гений Кирилл Мухин, знакомый с проблемой диффузии еще со времен Антарктической эпопеи.
Мухин «залетел» на совещание совершенно случайно – оказался в нужном месте в нужное время (хотя Патрисия не дала бы руку на отсечение, утверждая, будто вездесущий мальчишка не пронюхал про приезд Соловьева и не подстроил их встречу у лифтов). Впрочем, после его приключений в Корее и трехмесячного заточения в застенках, он нуждался в какой-то компенсации. Кир обладал уникальными мозгами, соображал быстро, мыслил парадоксально и был эрудирован не по годам, не раз доказывая свою полезность, поэтому Пат не возражала против присутствия стажера из отдела информационного сопровождения. Быть может, и от этой задумки будет толк.
Когда все были друг другу представлены, Вик обратился к Михаилу Загоскину с просьбой повторить вкратце то, что тот уже успел изложить им в машине.
Загоскин-младший с готовностью поднялся с диванчика и вышел на середину комнаты, встав спиной к оставшемуся сидеть отцу.
- Для тех, кто ничего обо мне не знает, - начал он, - хочу представиться более подробно. Итак, я по профессии нейробиолог, а нейробиолог – это совсем как детектив в юриспруденции: надо быть знатоком во многих областях и владеть специфическими приемами следственной работы. Чтобы стать тем, кем я стал, мне пришлось знакомиться со всем спектром естественно-научных знаний. Сначала я окончил медицинский институт, потом - аспирантуру. Диплом писал по нейрофизиологии, диссертацию - уже по биологии. Не являясь крупным спецом в области химии, математики и физики, я, тем не менее, этими науками тоже не пренебрегал, изучал их несколько лет и применял на практике. Я стажировался в центре когнитивной нейробиологии в Москве, читал лекции студентам Первого меда, однако я не врач-практик, а ученый. Меня интересуют процессы, протекающие в человеческом мозгу, секреты и тайны сознания. После того, как меня пригласили поработать ассистентом профессора Джо Рингли в институт биологических исследований Солка в Сан-Диего, я сосредоточился на таком направлении, как синхронизированная активность на частоте гамма-колебаний клеток коры головного мозга. Все это я сообщаю вам для того, чтобы у вас не возникло ложной иллюзии, будто я, начитавшись эзотерической литературы сомнительного качества, вдруг воспылал любовью к древнему тибетскому учению Бон. Нет, я шел к этому осознанно, подводил под лабораторные наблюдения строгую научную базу и готов ответить за сделанные выводы собственной репутацией.
В конце этого спича Иван Петрович Загоскин неожиданно громко крякнул и стукнул по полу клюкой:
- Поменьше хвастовства, сынок, - произнес он, - и ближе к сути. Расскажи, как и почему вы в Солка положили в основу работы опыт фашистов в концентрационных лагерях. Ведь это они поставили на поток эксперименты в рамках Юнгдрунг бон, не так ли?
- Папа! - оскорбился Михаил. - Я бы попросил тебя не перебивать! И потом, впервые о Юнгдрунг бон я услышал от тебя.
- А что там с фашистами? - спросил Грач недоуменно.
- Из песни слов не выкинешь, - ответил старик, метнув в него острый взгляд из-под прикрытых век. - Под эгидой германского тайного общества «Аненербе», начиная с 30-х годов прошлого века и вплоть до 44-го, между Берлином и Лхасой поддерживались тесные контакты. Нацистам удалось заполучить секреты бонпо. Они даже свастику у них заимствовали для своих эмблем.
- Позвольте! - вмешался Белоконев. - Знак свастики, то есть крест с загнутыми концами, пользовался популярностью с древнейших времен и не является символом исключительно тибетской религии. Свастика присутствует всюду: в Азии, в Европе, в Америке. Это образ солнца, который наносили на монетах, гербах, вещах и строениях. И бывает она как прямой, по ходу солнца, так и обратной.
- Разумеется, - согласился с ним Загоскин, - свастику можно встретить везде, где практиковали культ солнца, но только в Юнгдрунг бон слово «свастика» используется в качестве титула основателя религии. Священники Бон использовали этот знак как магическое оружие величайшей силы, и нацисты заимствовали его именно в этом, эзотерическом смысле – как оберег и средство нападения на врага.
- Вовсе нет! - принялся спорить Белоконев. – Гитлер сделал свастику символом национал-социалистического движения по собственному почину, о чем заявил в книге «Моя борьба». Впервые он увидел свастику на стене католического монастыря близ городка Ламбах, когда ему было девять лет. Он придумал для него специальный термин «хакенкройц», то есть «крест-крюк», и...
- Гена, - вмешалась Патрисия, - давайте все-таки не будем отклоняться от сути и выслушаем нашего гостя.
- Хорошо, - Белоконев слегка стушевался, - просто я не могу, когда дилетанты...
Соловьев, сидевший неподалеку, дотянулся и положил историку на плечо руку, утешая и прося воздержаться от дальнейших оценок.
- Папа, вот что за бурю ты устроил?! - попенял отцу Михаил. - И меня с мысли сбил.
- Ладно, делай что хочешь, - старик удовлетворенно откинулся на спинку дивана.
Кстати, то, как удачно выбрал себе место Иван Петрович Загоскин, дошло до Патрисии не сразу, а когда дошло, она взглянула на профессора совсем другими глазами. Притаившись на диване и полускрытый плечистой фигурой сына, Загоскин как бы оставался в тени, но сам имел отличную возможность видеть выражения всех лиц, обращенных в его сторону.
«Аш был прав на его счет», - подумала Пат.
Соловьев предупреждал ее, что старик обязательно выкинет фокус. Скандал был необходим, чтобы по реакции присутствующих выявить, кто ведущий, а кто ведомый в группе. Он желал рассмотреть, кто отмолчится в ответ на его нарочитый демарш, кто заспорит, а кто начнет командовать. Пат сомневалась, что профессор окажется настолько смел, чтобы в первый же вечер устроить провокацию, но довольный вид старика подтверждал: задуманная хитрость (хотя бы частично) удалась, кое-какие выводы он уже сделал.
Впрочем, благодаря проницательности Соловьева, у нее тоже был припасен в рукаве отличный козырь.
- Дамы и господа! - обратился тем временем Загоскин-младший к присутствующим. - Я понимаю, что магическая составляющая учения Бон, как и свастика, сильно себя дискредитировали во время Второй мировой войны, и этот факт не прибавит мне вашего доверия. Однако я прошу отнестись к моим словам максимально непредвзято. Наверное, мне даже стоит начать издалека, чтобы избежать резкого отторжения. Вы согласны на небольшую историческую справку?
- Если она и впрямь будет небольшой, то почему бы и нет? - снова подал голос Володя Грач. - Не буду говорить за остальных, но лично я готов съесть и ежа со всеми иголками, если это хоть как-то поможет. Плевать на фашистов! Один раз мы их победили и тут тоже справимся.
- Ежа есть не понадобится, - негромко высказалась Москалева, - все, что я до сих пор слышала, звучало очень просто и... перспективно. Ну, на мой взгляд...
Грач добродушно взглянул на девушку и чуть заметно кивнул.
Патрисии, продолжавшей наблюдать за всеми, показалось, что в его взгляде таилось слишком много странного и интимного. Москалева и Грач успели познакомиться до начала совещания (ее привел к своему другу Соловьев сразу же, как только получил пропуск), и, видимо что-то там между ними произошло, какая-то химия, иначе чем объяснить это подчеркнутое внимание со стороны Грача? Его жена Аня недовольно зыркала на мужа, но пока помалкивала. Видимо, не разобралась до конца, что происходит, хотя тоже чувствовала значительность скрытого содержания. А вот Соловьев оставался непроницаем. Не придал значения или знал больше, чем та же Анна?
Патрисия пошевелилась в кресле, и оно громко скрипнуло, привлекая внимание Виктора. Он поймал ее пытливый взгляд и вопросительно изогнул бровь. Пат дернула плечом: потом обсудим.
Она подвинула к себе блокнот и, взяв из органайзера карандаш, написала на чистом листке: «Выяснить, как взаимодействуют между собой «глаза», могут ли они усиливать или ослаблять друг друга? Оценить перспективы». Последнее она подчеркнула дважды.
Тем временем Михаил Загоскин продолжал говорить:
- ...Бон - религия не слишком известная и уступает буддизму по числу последователей. Однако история знает периоды, когда она и ее варианты были распространены по обширнейшей территории от Индии до Британии.
- Бон практиковали в Европе? – позволил себе усомниться Демидов-Ланской. – Вы имеете в виду какой-нибудь древнеарийский забытый культ?
- Нет, я веду речь о более позднем времени, - ответил Михаил. - Некоторые ошибочно считают, что Бон тождественна буддизму, беря за основу территориальный признак и некоторое сходство в основополагающих догматах, но это в корне неверно, ведь в главном эти учения расходятся. Бон требует от последователей активной борьбы за правду, а никак не стремления к покою, свойственного буддийской доктрине. Силы, враждебные адептам бонпо, это обман, ложь и зло. В малочисленных аутентичных текстах сказано, что учение Шенраба распространялось к западу от Памира – в Иране и Средиземноморском бассейне в первые века нашей эры. В античном мире существовал культ, совпадающий с основами Бон, это культ Митры, покровителя воинов и борцов против лжи и обмана. Западный митраизм известен как «Непобедимое солнце». Впоследствии, правда, он не выдержал соперничества с христианством и исчез.
- Как подробно вы изучали этот вопрос? – уточнил Белоконев, беспокойно ерзая на стуле. Ему было, что добавить, язык, что называется, чесался, но он сдерживался, уважая просьбу Соловьева не устраивать сейчас научных дискуссий.
- Мы исследовали медитативные и ментальные практики Юнгдрунг бон со всех сторон, - ответил Михаил. – Собственно, начинали мы именно с философии и медитаций, а затем смотрели, как медитативный ретрит способен влиять на работу иммунной системы, ментальных способностей и прочего. Хотя молекулярные механизмы такого явления изучены еще не до конца, стало ясно, что бонские традиции оказывают влияние на наших испытуемых сильней, чем прочее.
Пат продолжала наблюдать.
Ее заместитель Демидов-Ланской, не обращая внимания на начальницу, внимал Загоскину со всем тщанием и, кажется, был всерьез увлечен тем, что слышал, стараясь разобраться.
Историк Белоконев шумно вздыхал и вертел головой. Человек мягкий и до крайности наивный, Геннадий обладал настолько выраженной мимикой, что даже когда молчал, все равно оттягивал на себя часть внимания. Соловьеву повезло, что историк оказался сегодня в Межгорье. Лучшего отвлекающего фактора ему было не найти. Иван Петрович, не отрываясь, следил за ним, поджав губы.
Супруги Грачи, взявшись за руки, изредка наклонялись друг к другу и перешептывались. Аня демонстрировала всем (а вернее – нахалке Москалевой, посмевшей только что играть в переглядки с ее супругом), кто тут истинная подруга Володи. Замашки собственницы у нее проявились, скорей, инстинктивно, чем осознанно, Анна действовала ради своего успокоения и реакции Милы Москалевой не проверяла.
Миле, впрочем, до Грача было мало дела – у нее был свой центр притяжения. Она ни на кого не смотрела, кроме Соловьева, к словам Загоскина не прислушивалась, зато зевала, прикрывая рот рукой, и терла глаза. Виктор отвечал ей неизменной ласковой улыбкой, он как бы извинялся, что притащил ее сюда вместо того, чтобы позволить отдохнуть, но при этом не забывал следить за ситуацией, как и Патрисия.
Врач Игорь Сабуров нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Его время вступать в дискуссию еще не пришло, он ждал, когда дойдет до конкретики, но Михаил Загоскин все медлил, не переходил к упражнениям, которые рекламировал, отделываясь общими словами.
«Интересно, чего он ждет? - думала Пат, беззвучно катая пальцем карандаш по блокноту. - Неужели и на его счет Аш ни грамма не ошибся? Все это игра – с его стороны, как и со стороны его отца. Но с какой целью? Чего они хотят?»
Последний из присутствующих, Кирилл Мухин, тихо сидел с ноутбуком на коленях и не поднимал головы от экрана. Патрисии оставалось лишь теряться в догадках, за кого его принял Загоскин – за секретаря, увековечивающего речь нейробиолога для потомков, или за не слишком воспитанного представителя молодежи, неспособного оторваться от гаджета даже на минуту. Кир походил на человека, которого совершенно не волновало то, что творится в кабинете. Судя по поведению профессора, Мухин не казался достойным соперником. И совершенно напрасно, между прочим.
Тем временем Михаил рассказывал о сути своей методики, но говорил весьма обще, обтекаемо:
- Психофизиологические силы человека начинают изменяться, если он выполняет упражнения по нашей схеме хотя бы неделю. Бон – весьма эффективна, поскольку вобрала в себя лучшее из шаманских практик. В «магической» - заметьте, я беру это в кавычки – системе все заточено на то, чтобы адепт очень быстро научился контролировать себя и начал вступать в резонанс с «божественными артефактами» - я снова ставлю кавычки. Прежде всего она основана на вибрациях, на звуке, на тонах.
- То есть – заклинания? - задал вопрос Сабуров.
- Можно назвать их и так, конечно, но мы же с вами ученые, - Михаил улыбнулся, лично я предпочитаю термин «акустическая активация». Кстати, должен отметить одну особенность. В традиции юнгдрунг бон свастика «вращается» справа налево, то есть является левосторонней, в отличие от правосторонней свастики буддизма. Поэтому бонпо делает многие вещи в обратном порядке: во время физических упражнений двигается по кругу против солнца и произносит мантры наоборот, например, «ом-мани-падме-хум» звучит в его исполнении как «мух-ем-пад-ни-ма-мо». И так далее. Пожалуй, эта абракадабра – единственная сложность, трудно запомнить ритмические последовательности, когда они кажутся бессмысленными. Однако если записать их и просто прослушивать во время упражнений, то это никак не сказывается на эффективности.
Он прервал на секунду свою речь и оглянулся на отца:
- Папа, я могу рассказать им про твою пурбу? Это важно для дальнейшего понимания.
Услышав про пубру, Владимир Грач оживился. Кир Мухин тоже на секунду вскинул глаза от компьютера, Демидов-Ланской резко откинулся на спинку стула, а Белоконев издал звук - нечто среднее между «Ах» и «Хм».
- Не притворяйся, будто не понимаешь, куда приехал, - ворчливо ответил профессор, для которого волна ажитации не прошла незамеченной. - Пурбой их не удивить! Они наверняка уже получили копию моей книги или печатают эти копии в сей момент, чтобы распространить среди сотрудников. Ведь это так, мадам де Гурдон?
Пат встрепенулась, услышав имя, которым ее давно не называли:
- Верно, - не стала она отрицать и отложила карандаш. - Электронные копии вашей книги сегодня-завтра будут готовы. Вы сами дали согласие на то, чтобы с ней ознакомилось как можно больше народу.
- Дал, - кивнул старик, - пусть читают. Меньше говорить придется. Если мы не будем друг другу полезными в сложившихся условиях, то к чему тогда все эти взаимные расшаркивания?
- А вы хотите быть полезным? - спросила Пат и тотчас послала извиняющуюся улыбку недовольно хмурившемуся докладчику. - Простите, Миша, теперь вас перебила я, но мне кажется, уж если речь заходит о пурбе и прочих вещах, надо кое-что прояснить.
- А чего прояснять-то? - профессор качнулся вперед, наваливаясь корпусом на трость. – И так все ясно. Мы все, сидящие здесь, знаем об артефактах - по-своему, конечно, но знаем, владеем частью информации о необычных технологиях и охотимся за недостающим. Вы знаете о Солка и их экспериментах. В Солка знают о «Ямане». Я наслышан про тех и других. И то, что мы встретились, сигнализирует лишь об одном: пришло время объединить усилия. Надеюсь, вы это понимаете?
- Говорить без обиняков – неплохая идея, - признал Демидов-Ланской, решительно приходя на помощь Патрисии и снимая у нее с языка следующий вопрос, - однако я бы, с вашего, мадам, позволения сначала хотел уточнить источники. Откуда в Солка стало известно о «Ямане», диффузии и тибетских артефактах? Михаил Иванович, не могли бы вы кратко обозначить, от кого узнали о секретном проекте и зачем на самом деле прилетели в Уфу?
- Я отвечу, конечно, - кивнул Михаил, - никаких особых тайн в этом нет. Про тибетские артефакты под названием Нож, Чаша и Зеркало мне было известно от отца, а вот про «Яман» я ничего не слышал до вчерашнего дня. Слово «диффузия» впервые прозвучало в речи вашего сотрудника Виктора Соловьева. В Солка в ходу другое определение: «Разъятие и Сопряжение». Это буквальный перевод, взятый из рукописи, которая, если не ошибаюсь, была скопирована в библиотеке монастыря Сера(*). Кем скопирована – понятия не имею, это произошло еще до того, как я прибыл в Америку. Просто в ходе наших исследований выяснилось, что существуют такие вот древние тексты, и в них говорится о вещах, которыми мы так или иначе занимаемся.
(Сноска. Монастырь Сера – один из самых больших монастырей Лхасы, находится у подножия горы Пурбу Чок на высоте 3660 м, в 5 км севернее Лхасы. Построен в 1419 году)
- Монастырь Сера – это тот самый, где хранится Изначальная Ваджра? - подал голос Белоконев.
- Совершенно верно. Но должен сказать, что многие мои коллеги относились к этим абзацам весьма скептически. Как понимаете, магический посох, способный испускать молнии и раскалывать пространство и время, это не предмет научного интереса для нейробиологов. Меня от скепсиса избавила история нашей семьи, рассказы отца... - Миша оглянулся на профессора, по-прежнему лежащего грудью на клюке, словно в этой неудобной позе ему было лучше слышно и видно, ради чего он и терпел, - однако другие считали это легендой.
- Знаешь про этот монастырь? - тихо спросил у Белоконева Грач.
- Да, конечно! - шепотом ответил Геннадий. - Ваджра является наиболее важным объектом поклонения в Сера. Она была найдена монахом в пещере неподалеку от Лхасы, и с тех пор хранится в специальной комнате- хранилище. Ее показывают верующим раз в год во время церемонии.
- Откуда в Солка появился перевод рукописи? - спросил Демидов-Ланской.
Михаил потер нос:
- Мой отец не при чем, если вы намекаете... Кто-то когда-то побывал там, скопировал несколько отрывков, заинтересовавших руководство крупной транснациональной компании. Хозяева компании выделили грант для изучения «эффекта ваджры» в ритуальных практиках, но поскольку нужного клинка ни у кого не было, пришлось ограничиться изучением ритуалов вообще.
- Зачем это понадобилось?
- Есть другие, параллельные нашим, эксперименты… Предполагаю, был изобретен аналог… или это еще в процессе изобретения… там, кажется, возникли сложности с фокусировкой энергии и ее преобразованием.
- В Солка изготовили аналог ваджры? – уточнил Демидов-Ланской
- Нет, не в Солка, а в другом научном центре. И не изготовили, а только собираются.
- Тогда откуда вы знаете? Сплетни собираете?
- Это не сплетни, а инсайдерская информация… - Михаил снял очки и, достав из кармана платок, принялся протирать стекла. – Чтобы создать установку с характеристиками мифической ваджры, необходимо сначала представлять, какое влияние она оказывает на человека и как человек влияет на нее. Поэтому опыты в Солка первичны и очень важны для заказчика. Но это прикладная наука, понимаете? Мы знаем, что должно быть на выходе, зачем нам возрождать практику Бон на следующем витке…
- А как называлась траснациональная корпорация, заказавшая исследования? – осведомилась Патрисия как бы между прочим.
- Не знаю. Финансовый вопрос меня мало занимал, если честно, - уклонился Михаил.
- Простите, вы не ответили на вопрос, с какой целью прилетели в Уфу? - напомнил Демидов-Ланской. - Вы же были в курсе, что в Башкирии в последние несколько месяцев происходят матричные изменения. Где-то с января этого года...
- Надоело мне это все! - грубо и неожиданно оборвал его профессор. Он с кряхтением поднялся во весь рост и застыл, опираясь на трость: - Болтовня ни о чем! Мы теряем время.
Кирилл Мухин при этих словах придержал ноутбук за крышку, чуть разворачивая его, и задорно ухмыльнулся. Другие отреагировали не менее эмоционально, запереглядывались и зашептались.
- Папа, ну что еще? - Михаил с кривой гримасой оглянулся на беспокойного родителя. - Что опять не так?
- Все не так! - громыхнул старик. - Ну-ка, подвинься!
Он ткнул его палкой, и Михаил неохотно шагнул в бок.
- Папа, по-моему...
- Молчи, дурень! - Загоскин-старший кашлянул и впился взглядом в Патрисию. - Вы желаете знать, где сейчас находится моя пурба?
- Интересный поворот, - пробормотала она чуть слышно. - Предположим, я отвечу «да».
- Предлагаю честный обмен. Я вам говорю про пурбу, а вы мне – про Чашу. Идет?
- Отчего вы решили, что мне известно ее местонахождение?
Загоскин выпрямился и заговорил по-французски:
- Я знаю, кто твоя мать, ее звали Гвен де Гурдон. Де Гурдоны – древний прованский род, предки которых сражались в Альбигойской войне, (*) защищая свою веру. И защищая Грааль. Когда пал Монсегюр, ходили слухи, что драгоценную Чашу вынесли накануне по тайному ходу четверо молодых смельчаков. Среди них была и представительница де Гурдонов.
(Сноска. Альбигойская война или Альбигойский (Катарский) крестовый поход – это серия военных кампаний в 1209—1229 годы, проходивших на юге Франции (Лангедок) против еретиков альбигойцев (катаров и вальденсов). Термин происходит от г. Альби, одного из центров еретического движения. Старинный французский замок Монсегюр был последней цитаделью катаров, где они, по легенде, хранили свои сокровища, в том числе и священную чашу Грааля. В марте 1244 г. замок пал после 10-месячной осады крестоносцами, а 255 приверженцев учения катаров были сожжены)
- Прошу вас говорить по-русски, – сказала Пат, из принципа не желая подхватывать навязанный Загоскиным «междусобойчик». – Не все присутствующие владеют французским языком. Вы изучали историю моей семьи? С какой целью?
- Я искал Грааль, - усмехнулся профессор, продолжая глядеть ей в глаза. – Ты это знаешь. Вы все это знаете - он вам доложил, - Загоскин вытянул палец в сторону Соловьева, но не удостоил его взглядом, отдавая предпочтение хозяйке кабинета. – И я не понимаю, чего мы тут сидим битый час и маемся дурью. Вот что я думаю: коли представительница древнего рода хранителей Поющей Чаши оказалась в Башкирии и занимается некоей странной диффузией, с которой связана Чаша, то ей известно не только, что это такое, но и где она спрятана. Ты, красотка, для того и перебралась к нам на Южный Урал, чтобы быть поближе к Чаше. Я прав?
- Вряд ли вас интересует мой ответ. Вы и без того уверены в себе.
- Я человек с характером, это верно. И когда я вижу, на какие ухищрения идет ваш агент, желая напасть на след пурбы, я делаю вывод, что это единственная вещь, которой вам не хватает. Зеркало и Чаша уже здесь, осталось раздобыть последний артефакт.
- А если я скажу, что у меня нет ничего из перечисленного?
- Я не поверю. Как и ты, красотка, не веришь мне.
Пат сложила руки на груди и произнесла предельно вежливо:
- Можете верить во что угодно, однако Чаша давно уже не моя собственность. Я больше не являюсь ее хранителем. И Зеркало мы тоже не нашли, хотя искали очень тщательно.
Иван Петрович усмехнулся:
- Я понимаю, что так просто вы меня на секретный уровень не проведете. Кто я такой, чтобы мне тут экскурсии устраивали, верно?
- Экскурсии не входят в наши планы ни при каких обстоятельствах, - Пат холодно улыбнулась. – Вы правы в одном: Чаша, за которой присматривали мои предки, когда-то действительно была привезена в Башкирию из Монсегюра и какое-то время хранилась на горе Иремель. Но увы, как и ваша пурба, она оттуда пропала. Пещера на Иремеле пуста.
Загоскин рассмеялся:
- Пуста! Отлично! Ваша взяла! - он шагнул вперед, выдвигаясь на середину комнаты. - Так и быть, пусть я буду первым, кто раскроет карты. Я скажу, где пурба.
- И где же? - у Белоконева загорелись глаза, и он вскочил, чуть не опрокинув стул.
Мухин, все так же ухмыляясь, снова принялся что-то печатать на клавиатуре ноутбука.
- Солнечный нож находится сейчас на Мадагаскаре, в храме Анкаратры, - торжественно провозгласил Загоскин. - Это последний действующий храм древней цивилизации. Все предметы должны быть собраны в нем к моменту Судного Дня.
Патрисия неблагородно фыркнула:
- Вы придумали это только что?
- Вовсе нет. После взрыва астероида и начала разрушения нашего мира пурба перенеслась обратно в храм. В моем багаже, в кожаной черной папке, хранится дневник моего предка Ивана Устюжанинова. Я обнаружил его на Мадагаскаре. Устюжанинов пишет о таком явлении, как влияние открытого портала на местонахождение артефактов, его порождающих и управляющих им. Образно, разумеется, пишет, в силу собственного понимания и образования, полученного в 18-ом веке, но вы все равно почитайте. Я специально привез рукопись в Межгорье и готов ее показать в качестве жеста доброй воли. В дневнике есть описание ритуала, который провели жрецы в Анкаратре в присутствии Устюжанинова. Хотя ритуалом я бы назвал это отчасти. Жрец, на мой взгляд, выполнял пошаговую инструкцию, используя постамент как пульт управления артефактами. Устюжанинов приводит подробные описания всех манипуляций, и мы можем, при желании, их повторить или, на худой конец, проанализировать, чтобы понять, что это было. Лично я после прочтения сделал вывод, что Дри Атонг и Гэлгэр Гадарга в момент расщепления миров раздваиваются, но при этом стремятся к своим изначальным формам и возрождаются в том месте, где проводили техническую операцию привязки.
- С чего вы взяли, что я поверю в эту заумь? - холодно осведомилась Пат.
- А не надо верить, просто прочитайте. Можете даже провести экспертизу на подлинность рукописи. А еще лучше – поезжайте на Мадагаскар! Я, так и быть, поработаю проводником и укажу дорогу к пещерному храму.
- Папа, почему ты мне раньше не сказал? - прошипел Михаил.
- Это не моя тайна, Буди.
- Но ты же знал, насколько мне были нужны эти вещи!
- И что, ты бы отправился за ними в Анкаратру? - спокойно спросил профессор.
- Да, отправился бы! Это же величайшее научное открытие, сенсация и ценность, которая не измерима в денежном эквиваленте!
- Глупости! Ты вполне обошелся без них в своей Америке.
- Но почему им? - простонал Михаил. - Почему сейчас?
- Время пришло, - Иван Петрович оглядел свою слегка опешившую от крутого поворота аудиторию. – Дамы и господа, я все еще надеюсь на ваше благоразумие. Где Чаша? Мы должны собрать все три предмета воедино, чтобы спасти мир. Разве это не понятно?
...