lor-engris:
» 8. Рита. По касательной*
Вызов давно завершился, и гудки перестали пиликать, а Рита всё смотрела правым глазом в погасший экран. Левый глаз спросонья открывался неохотно и до поры до времени «спал» в подушке. Усталость из-за постоянной бессонницы и коротких промежутков забытья мешалась с чувством вины.
Надо было сразу рассказать Лёшке про «Аврику», как есть, прямым текстом, а не ждать, пока сами собой отыщутся правильные слова. Но кто мог знать, что он решит пригласить свою секретаршу именно в «Аврику»?
«Ты должна была знать. Ты же знаешь его. Следовало догадаться».
Рита села на кровати, потерла глаза и собрала отросшие волосы в хвостик, закрутив желтую канцелярскую резинку четыре раза. Пора просыпаться, раз подняли. Наволочка с подушки была решительно содрана и метким броском отправлена в самый дальний угол, на кучу других вещей, которые требовалось постирать.
Когда Рита с комом грязного белья появилась в маленькой кухоньке, свернувшаяся на стуле Матрешка подняла голову и укоризненно шевельнула рыжим ухом.
– Это что за чудище?
– Она прелесть, правда? – Ритка обеими руками держит пушистый после купания и сушки колобок с хвостом и ласково дует в усатую мордочку. – Я назову ее Матильда. Видишь, какая рыжая, а живот весь белый? Точно Матильда. «Матильда, ты слышишь? Я к тебе обращаюсь!»
Макс садится рядом, вытирая очередной линялой тряпкой остатки мазута с пальцев.
– Если она Матильда, то ты – Фрекен Бок. «Какая досада!»
Рита смеется (очень уж похоже получается у Макса), но потом грустнеет.
– Тебе не нравится? Я хотела ее оставить...
Он равнодушно пожимает плечами.
– Квартира твоя, Марго. Решай сама.
Ритка сажает недовольную Матильду на клетчатое покрывало и вскакивает.
– Нет, ты прямо скажи, – требует, тыча длинным ногтем в твердое кожаное плечо. – Не нравится? Тогда не будем оставлять. Делов-то! «Твоя квартира, твоя квартира», – бормочет обиженно. – Сколько можно повторять: она общая! Нет тут ничего моего, всё мое – это наше.
Макс прочищает горло, а потом нерешительно протягивает руку, чтобы погладить котенка. Тот дергает головой и попискивает, но позволяет до себя дотронуться. Доверчиво трется розовым носом о смуглую мужскую ладонь со следами старых ссадин.
– Ты не Матильда, – замечает Макс, убирая руку. – Матильда – это не про тебя. Ты Мотька. Или Матрешка... Всё, зверюга, иди отсюда. Шерсти с тебя будет...
– Матрешка, иди сюда, – приглашает Рита и прижимает зверька к себе.
Смотрит на Макса вопросительно.
– Не люблю животных, – поясняет он.
– Почему?
– О них надо заботиться.
Рита выдавливала в жестяную миску очередную порцию «рагу из домашнего кролика под каким-то соусом», размышляя над тем, какую, оказывается, роскошную жизнь ведет ее кошка. Рагу вон из домашнего кролика лопает, закусывает витаминами и запивает специальной минерализованной водой из зоомагазина, когда у самой Риты на завтрак – чашка кофе и тощий бутерброд с сыром. Даже без дырок.
– Зависть – плохое чувство, – напомнила себе Рита и полезла в шкаф за туркой.
Стоило ей сесть, как Матрешка воспользовалась ситуацией и запрыгнула на колени. Любит она это дело. Чуть выпустит когти – нежно, чтобы зацепиться, но не поцарапать – и мурлычет. Рита рассеянно гладила кошку по спине, нащупывая твердую шишку и до последнего надеясь, что шишки нет. Вдруг за ночь рассосалась? Однако шишка уже четвертый день оставалась на прежнем месте и рассасываться не собиралась. Матрешку, правда, не беспокоила, не росла – спасибо и на том.
– Всё-таки придется нам с тобой сходить к тете-доктору. – Ритка почесала любимицу за ухом. – Надо только узнать: принимает она сегодня или нет.
Кошка посмотрела на хозяйку умными желтыми глазами и мурлыкнула. Рита потянулась к телефону, чтобы отыскать в контактах номер ветлечебницы, но телефон ожил раньше.
– Привет, мама.
– Маргаритка, тебе удобно говорить? – Голос матери звучал торопливо. Но деловито.
Рита заверила, что вполне удобно. Снять турку с огня можно и одной рукой. В теории. На практике есть серьезный риск, что у тебя не вовремя закружится голова и весь кофе окажется на полу. Но жизнь совсем без риска скучна...
– Черт бы тебя побрал, – тихо прорычала Рита, дуя на обожженную кожу.
– Спасибо, доченька, – с иронией поблагодарила Кира Кирилловна.
– Мам... – устало. – Не начинай.
– Да знаю я, что не мне. Ты у врача была?
– Была, – честно ответила Рита, не уточняя, когда именно.
– Сходишь еще раз. Все-все выписки сфотографируешь и мне на «вотс-ап» пришлешь.
Ну да, мама у нее продвинутая, несмотря на возраст.
– Хорошо. – Рите проще сразу согласиться и потом придумать оправдание. – Как сама?
– Жива, – отрезала мама. – Как вернешься от врача, к дяде Яше зайди. Проверь, жив ли он. Второй день не могу дозвониться, к телефону не подходит, собака.
– Океюшки, – покладисто сказала Рита, зная, как раздражает ее «железную» маму современный молодежный сленг. – Целую тебя, мамусик.
– Дура ты, дочусик! – в тон ей ответила Кира Кирилловна и бросила трубку.
Рита досчитала до десяти, выжала в раковину кофейную тряпку и перезвонила.
– Прости. Я сволочь, знаю.
– Конечно, сволочь. Но гордая. Вся в меня. – Если в природе и существовало понятие «сварливой нежности», то коренная москвичка Кира Кирилловна Гурижева своим ответом олицетворяла именно его. – К врачу, Ритка! Не затягивай.
С мобильником в руках, забыв о завтраке, Рита прошла в гостиную. Портрет со стены улыбался все так же радостно и наивно. Волосы рассыпались по плечам, а веснушки – по щекам и переносице, соломенная шляпка набекрень. И, разумеется, помада, вызывающе алым росчерком. Ритка пользовалась только этой помадой, все прочие оттенки были для нее недостаточно яркими.
– Не позируй.
– Я и не позирую!
– Нет, Марго, ты позируешь. Не замирай. Двигайся, поправляй волосы, ходи по комнате. Живи! Представь, что меня здесь нет.
Ритка нечаянно смазывает помаду рукавом и тянется к сумочке, чтобы поправить макияж, однако Макс в один прыжок оказывается рядом и удерживает ее руку.
– Забудь про нее! Значит, так и надо. Расскажи что-нибудь смешное.
Странно, она совсем не помнит, какой тогда рассказывала анекдот. Но Максово недоуменное, такое забавное лицо и собственный хохот запомнила во всех подробностях.
Рита нашла в телефонной книжке нужный номер, но в последний момент раздумала набирать. Обняла руками колени. «Две минуты, – оправдалась она неизвестно перед кем. – Две минуты, и я позвоню. Ровно в половину одиннадцатого».
Откуда только нерешительность взялась? Ритуалы эти дурацкие? Всегда ведь была решительной, даже слишком. До крайности. Видела омут, принимала безмолвный вызов – и прямо туда, с головой. Выплывала, что интересно. Или всё потому, что дуракам везет?
--------
Уже не первый и поздний ребенок с московской пропиской, Рита Гурижева свято верила, что мир вертится вокруг ее тоненького веснушчатого пальчика.
Девочку ни в чем не ограничивали. Папа Саша был физически не способен сказать «нет» единственной дочери. Маме Кире с ее «Жутко-важной-должностью-в-администрации» и вечной нехваткой времени было проще рявкнуть построже, а затем сунуть в плачущий детский рот желаемую конфету, чем попытаться успокоить другим способом. Двух старших братьев по отцу и сестру по матери маленькая Рита видела так редко, что иногда всерьез сомневалась: а существуют ли они? Если и существуют, то им нет дела до нее, а ей – до них и до племянников-ровесников, живущих где-то там, за далекими горами и на другом конце первопрестольной.
Что подтолкнуло родителей, таких разных, как воздушный змей и перфоратор, к браку (второму – у каждого) и рождению ребенка, не понимала уже подросшая Маргарита. На уроках геометрии, чертя в тетрадке параллельные прямые, она обычно называла их А1А2 в честь папы и К1К2 в честь мамы. В их семье на стол не подавали свинину, но пекли пасхальные куличи. Отец наградил Ритку рыжей шевелюрой и веснушками, мать – упрямством, привычкой добиваться своего и хорошим глазомером. Неясно только, кто одарил ее умением искать и находить приключения на свою голову. Вероятно, индивидуальные особенности организма. Но погулять и повеселиться Рита любила, заставляя маму рвать на идеально прокрашенной голове волосы и воровато, чтобы муж не видел, капать в стакан пустырник.
Именно назло Кире Кирилловне, видевшей младшую дочь исключительно инженером-конструктором или, на худой конец, технологом какого-нибудь перспективного производства, она, окончив школу с одной четверкой, подалась в профессиональные художники. Папа неожиданно поддержал и, когда Рита не поступила на бюджетную форму, стал платить за учебу из своего кармана. А когда папу свалил инсульт (Ритка тогда оканчивала третий курс), активизировался мамин брат – дядя Яша, реставратор с мировым (в масштабах страны и области, конечно) именем. Последний месяц летних каникул Рита проводила у него, слоняясь с этюдником по кажущимся такими тихими после столицы улочкам или рыбача в дядиной компании. На целую неделю могли уплыть в путешествие «по рыбным местам»: рыбаком дядя Яша был увлеченным, а Ритке требовалось отвлечься от постоянного шума и суеты...
Во дворе дяди-Яшиного дома, жарким августовским утром, она с Максом и познакомилась.
Ритка в ярко-зеленой летящей юбке возвращалась с рынка, помахивая ароматным пучком зелени и с двумя небольшими пакетами – моркови и яблок «белый налив» – в руке. Дядя Яша последние несколько дней приходил поздно, а то и вовсе не ночевал дома, поэтому Рита решила не утруждать себя готовкой и нарезать салат на обед и ужин.
«Мир огромив мощью голоса, иду – красивый, двадцатидвухлетний», – стучало в голове в такт шагам. Ритке минувшей весной исполнилось двадцать один, но строчки из «Облака в штанах» слишком хорошо подходили к ее настроению, чтобы всерьез озаботиться такой мелочью.
Что заставило остановиться, не дойдя до подъезда? Рита могла сказать совершенно точно.
Он в одиночестве сидел на скамейке. На спинке скамейки. И рисовал – даже видя одну только затянутую в рубашку спину и кудрявый затылок, она ни за что бы не ошиблась.
Приблизившись, Рита заметила под скамейкой пару носатых мужских туфель, не новых, но аккуратных. Какой-нибудь бедный практикант забрел в их живописный дворик в поисках вдохновения? Ничего удивительного: местное художественное училище отсюда в четверти часа быстрой ходьбы.
Она не пряталась, однако он ее не слышал и не замечал, позволив беспрепятственно заглянуть через плечо. Любопытные наброски, из них потом может получиться неплохой пейзаж акварелью. Или пастелью? Для масла картинка слишком воздушная. Но детали нужно будет обязательно прорисовать тонким и черным, пером или ручкой. Скажем, вон ту оградку. И несколько легкомысленных веточек на березе, которые по воле художника – в безветренный день! – игриво шевелит ветер...
Интересно. Да и просто красиво. Но не профессионально. Перспектива «уехала» на деревню к дедушке. Чему их только учат, в этом училище?
– Привет! – бодро сказала Рита.
Он вздрогнул, как человек, которого разбудили резко и не вовремя, и обернулся к ней.
Не практикант. Ритка тотчас забыла это слово и многие другие слова, едва встретившись взглядом с незнакомцем. У практикантов не бывает таких в буквальном смысле потрясающих темных глаз. Все мыслимые и немыслимые омуты, в которые она когда-либо бросалась, рядом с этими омутами могли закипеть, а потом пересохнуть от зависти.
– Привет, – ответил художник несколько удивленно, не выпуская из длинных пальцев огрызок карандаша с вытертыми золочеными буквами «НВ». – Я могу чем-то помочь?
Понял, что она обозналась. Давал шанс пробормотать извинения и сбежать. Однако робеть и мямлить Рита Гурижева не умела. Пакеты удобно устроили на скамейке рядом с «практикантом», их гордо увенчал пучок зелени, а правую ладошку без следа загара уверенно протянули для знакомства.
– Меня зовут Маргарита. А вас?
– Максим Викторович.
Рукопожатие вышло быстрым и твердым. Рите вернули ее улыбку, только в более сдержанном, обезличенном варианте. Она безошибочно определила, что ни на какие уличные знакомства и задорные перемигивания Максим Викторович сейчас не настроен, хотя в другое время, возможно, и не отказался бы. Но остановить рыжего беса, который, по мнению матери, шагал с Риткой рука об руку, куда бы она ни направилась, было не так-то просто.
– Очень приятно! Я только хотела сказать, что вы классно рисуете. Учились где-нибудь?
– В книжках картинки рассматривал, – серьезно ответил он, уже достаточно придя в себя и теперь наблюдая за ее реакцией. – Очень внимательно. А вы?
– А, я в «Строгановке» учусь, на пятый курс перешла, – пояснила она с деланной небрежностью. – Но дело не в этом. Я хотела сказать, что перспектива у вас, Максим Викторович, какая-то... неправильная. Здесь и здесь. Видите?
С этими словами Ритка бесцеремонно выхватила карандаш из его пальцев и легкими, еле заметными, чтобы не испортить рисунок, штрихами наметила перспективу.
– Вот и все, теперь ваш маленький мир твердо стоит на земле, – пошутила она.
Он не ответил: рассматривал ее штрихи. А Ритин непоседливый взгляд меж тем уцепился за незамеченную ранее фляжку защитного цвета. О, теперь все ясно! Господин художник наверняка не успел как следует приложиться к своей таре, потому что алкоголем от него не пахло, но разве перспективе много нужно, чтобы «уплыть»?
Максим Викторович проследил, куда она смотрит, и впервые за эти несколько минут смутился. Хотел убрать фляжку по другую сторону от себя, но и здесь Рита его опередила.
– Тяжелая, – оценила она, взвесив сосуд на ладони. – Не пейте, пожалуйста! Вам это не идет, а нормальных муз алкоголь только распугивает, можете мне поверить.
Он отдал должное ее чувству юмора и улыбнулся. Эта улыбка и застенчивый румянец, по-прежнему игравший на его щеках, придавали лицу молодого человека, и без того очень привлекательному, какое-то особое, почти магическое очарование. Рита даже засомневалась, когда в последний раз встречала мужчину, способного покраснеть от смущения, а не от жары или водки.
– Моя муза не пьет, Марго. У нее другие интересы.
Рита и бровью не повела, хотя это его «Марго» – первое, единственное в жизни – заставило сердце сначала замереть, а потом забиться быстрее. Художник начинал ей нравиться, и нравиться всерьез, несмотря на то что с людьми из «своей стихии» Рита предпочитала пить, веселиться и дышать полной грудью, но никак не увлекаться ими.
– Например? – Она кашлянула.
– Тишина и покой, когда в трех метрах от меня никто не ездит по мозгам.
– Намек понят, не продолжайте. – Рита подняла раскрытые ладони, покачивая головой из стороны в сторону, как бы признавая свое поражение. – Удаляюсь... Ой, чуть не забыла! Хотите яблоко? «Белый налив». «Сочний, как твоя жызнь», – передразнила она.
Художник перестал притворяться занудным старикашкой и звонко хохотнул. А ей вдруг захотелось провести пальцем по тонкой морщинке, отходившей от уголка его рта. Еще чего!
– Знаете, вам надо чаще улыбаться, – заявила Рита, пряча руки в складках своей зеленой юбки. – Ну же, улыбнитесь!
Максим Викторович глянул на нее снизу вверх, а потом охотно оскалился, наморщив щеки и продемонстрировав полный комплект крепких, чуть желтоватых зубов.
– Так? – с задорными нотками в голосе спросил он.
– Ой, нет, – засмеялась Рита. – Так лучше не надо.
– А как надо, Марго? Расскажите.
– Вы лучше меня знаете, как, – парировала она, присаживаясь рядом и перекатывая между пальцами огрызок твердо-мягкого карандаша, который так и не вернула владельцу. – Не притворяясь ни перед кем. Улыбаться просто потому, что хочется.
Их разговор прервал резкий телефонный звонок. Перестав улыбаться, будто его выключили, как лампочку, Максим достал из чехла на поясе самый дешевый мобильник и ответил:
– Да. Да, дорогая. Я слушаю.
Пять гвоздиков – три коротких и два подлиннее – сухо вошли в крышку Ритиного гроба. Остальные гвозди застучали подряд, она не различала их длины.
«А слона-то я и не заметил. – Она, не мигая, смотрела, как красноречиво поблескивает на его безымянном пальце обручальное кольцо. – Разве мне не всё равно? Да абсолютно!»
– Мне и вправду пора, Максим Викторович. – Рита сделала всё, чтобы ее голос звучал так же беззаботно, как и прежде. – Ваш карандаш. – Она раскрыла его горячую напряженную ладонь и вложила туда карандашный огрызок. – А яблоко всё-таки попробуйте.
«Мне жаль, что так вышло». – С аналогичным успехом он мог сказать это вслух. Но сказал:
– Спасибо за советы, Марго. Учту их в будущем.
«Ты же не думаешь, что я?.. Или думаешь? Да пошел ты!»
– На здоровье, мне было совсем нетрудно. Всего хорошего!
Она шла медленно, не оборачиваясь и гордо расправив плечи, а когда обернулась, скамейка пустовала, а бродячего художника нигде не было видно.
Рита ничего не могла с собой поделать: всякий раз, возвращаясь домой, она крутила головой, высматривая его. Бродила по двору, садилась на скамейку, где провела бесплатный мастер-класс и попутно ухитрилась влюбиться, гладила нагретое солнцем дерево. Пыталась воссоздать на бумаге тонкие черты его красивого лица или хотя бы фигуру, однако то, что однажды поселилось в ее памяти и обещало остаться там навсегда, никак не желало становиться рисунком.
Максим как сквозь землю провалился.
Чем меньше оставалось до возвращения в Москву, тем больше времени Ритка торчала во дворе, напрасно карауля «своего» художника. Злилась на себя. С чего она вообще взяла, что он живет здесь? Может, действительно забрел случайно, вдохновился пейзажем...
Она бесцельно блуждала по знакомым и незнакомым улицам. Шла наугад, жадно искала его в толпе. Зачем? Рита понятия не имела, существует ли внятный ответ на такой вроде бы элементарный вопрос. Однако упорно продолжала искать. Ей отчего-то казалось, что стоит только увидеть его, заговорить с ним, как в конце тоннеля забрезжит свет...
«Какая глупость, девушка! Закатайте губешки и обратите внимание на других достойных мужчин. Свободных, к примеру. Где-то же они должны быть, верно?».
Накануне отъезда Ритка с утра пораньше собрала чемоданы и спустилась во двор, зябко кутаясь в шаль с бахромой. Погода точно выяснила по календарю, что через пару дней официально наступит осень, и хватала за голые щиколотки порывами ветра.
Макс сидел на той же самой скамейке. На спинке скамейки. На асфальте теперь стояла пара разношенных серых кроссовок. Широкие плечи обтягивала черная кожаная куртка, а смуглая ладонь в перчатке с криво обрезанными пальцами обнимала мотоциклетный шлем.
– Здравствуй, Марго.
Рита скрестила руки на груди в жесте скорее защитном, чем вызывающем.
– Ты нарочно сюда пришел? Или это «простое совпадение»?
Он хорошо усвоил ее урок: улыбнулся, как чувствовал. Его губы – не тонкие, но и не пухлые, идеально вылепленные рукой создателя мужские губы – шевельнулись. А Ритка поняла, что не хочет ничего слышать. Она уедет вечером, на целый год, если не больше. Так не всё ли равно, что они друг другу скажут и ответят?
– Ничего не говори, – попросила Рита и подала ему руку, которую Макс, помедлив всего секунду, крепко ухватил и не отпускал больше.
--------
Рита в настоящем вдохнула поглубже, выдохнула и набрала номер ветлечебницы.
– Добрый день! Не подскажете, Ирина Геннадьевна принимает сегодня? Да-да, она. Не могли бы вы записать нас на любое свободное время?
*Касательная – прямая, имеющая общую точку с кривой, но не пересекающая её.
Ирэн Рэйн:
Света, история Риты меня покорила! Спасибо!
Любовь с первого взгляда, даже не в лицо, а на спину, на рисунок... И будто в прорубь окунулась - есть другая, а ты просто проходила мимо, касательная. Здорово. Правда. Я получила массу удовольствия от главы 
Ch-O:
"... он был старшее её, она была хороша..." (с) - почему-то сразу вспомнилось.
История знакомства вышла необычной, как сами люди.
Но, Света, что там у Риты со здоровьем? К врачу она записала кошку. А сама?
Кружится голова - последствия аварии? Как бы у нее никакой шишки не выросло...
принцессочка:
Света, спасибо за продолжение!
Светлая грусть от главы - жил человек, картины писал, жил своей жизнью, с женой, девушку вот повстречал, которая советы дельные дать может... а потом все закончилось, навсегда и безвозвратно, ничего не попишешь, не переиграешь, не вернешь.
Peony Rose:
Света, спасибо ))
Что-то мне Максим не нра. Особенно настораживает эта фраза:
Если даже о кошке не хотим, то захотим ли о людях? Вот в чем вопрос (с)
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие)
Большое спасибо за ваши комментарии.
На здоровье. Вам спасибо.
Оля, добро пожаловать!
А ведь мы еще не услышали историю до конца, Ириш.
Но спасибо.
О да, это в духе Ритки: сначала сигануть, а потом узнать, что, оказывается, холодно. Но барахтаться до последнего - да, этого у нее не отнимешь.
Я рада.
Писала главу тоже с удовольствием. Текст "лился" (с учетом, что набирала на планшете, конечно). Может, наконец в ритм вошла?
Да, Оль, последствия. Правда, боли могут быть и фантомными. Еще скажу в дальнейшем об этих кружениях и лечении, которое проходила Рита. Но вот по этому поводу
точно можно не волноваться.
Именно.
Каким бы ни был Макс, чего бы ни хотел от жизни, как бы ни каялся, а исправить что-то уже нельзя. Жизнь прожита.
принцессочка,
Пиончик, все правильно. Хорошо, что заметила.
Воспоминание выбрано не случайно, и фраза сказана не просто так.
Этот вопрос советую запомнить, он нам еще понадобится.
Спасибо, девочки)
Не прощаюсь.
Sladkaia:
Мои приветы!!!
Света, спасибо большое за продолжение!!!
Начинаем знакомиться с историей Риты!
Вот так вот сразу, со спины и в омут с головой! Влюбилась!
Неординарная личность Марго! Очень нравится!
Вообще читала, затаив дыхание. Зная, что впереди их ждёт...
Волнует здоровье Риты. Последствия нерадужные.
Кошкин доктор Ирина...а не та ли Ира? Жена Макса?
Светочка!!!
Наядна:
Всем привет! Света спасибо за Марго..
жизнь решила проверить на прочность.. странным способом достаточно болезненным...
дописано. А у меня другие ассоциации.. "Мы выбираем.. нас выбирают.. как это часто не совпадает..."
lor-engris:
Поучаствовала в дискуссии на благо родного СТ и вспомнила, что в теме есть неотвеченные сообщения.
Здравствуйте, девочки)
На здоровье.
Персонажей пока встретили на удивление тепло. Значит, тем интереснее будет наблюдать за ними в дальнейшем. 
Отмечу, пока не забыла: роман окончится хорошо (но не совсем стандартно). Живы и здоровы останутся все. (кто меня читал, тот знает)
Но, видимо, бантики и рюшки 100%-ной концентрации - это не мое, поэтому с автором и героями, как обычно, предложу поспорить)) Дурные - с придурью - поступки, когда надо не лезть на амбразуру, а сесть и подумать, тоже будут.
Еще какая. Человек-импульс: сначала захочу, а потом подумаю, надо ли мне это.
*со вздохом* Начинаю обзаводиться авторскими "фишками", и что-то эти "фишки" совсем не вдохновляют((
Ритке надо бы притормозить и все тщательно взвесить. Решить для себя, что дороже: здоровье или утренние посиделки в мастерской с красными глазами? Крепкий кофе почти натощак в этом случае тоже не друг, отнюдь. Только вот подтолкнуть в правильном направлении некому. Рядом один только Лешка вертится, да и тот по молодости больше надеется на "авось", чем на медицину.
*автор скромно шаркает дамской туфелькой 40-ого размера* Угадала. Одни и те же имена для разных персонажей поблизости стараюсь не употреблять.
Ната,
Согласна, Ир.
Но ведь Ритка не одуванчик, не фиялка трепетная, она не может не понимать, что просто так на человека валится в исключительных случаях. Все то, что Рита раньше предпочитала не замечать, догоняет ее и постукивает по затылку. В предстоящем разговоре с Ириной, надеюсь, удастся это передать.
Мне нравится.
"Часто простое кажется вздорным, черное - белым, белое - черным". (с)
Спасибо!
