Seniorita Primavera:
30.11.12 23:03
Девочки, всем доброго вечера!!!
tanij писал(а): Мне кажется до рождения ребенка Клем для Гаса была мечтой, сказкой. Ребенок родился, начнется реальная жизнь, со всеми переживаниями, тревогами, выдержит ли Гас такую реальность?
tanij - да, соглашусь.
Любопытно, как там семейный уклад Клем, Гаса и их сыночка?
Автор пропустила аж 4 года, и в 16 главе мы познакомились с новыми героями, ну, и узнали, что Клем ждет еще малыша ( эх!!!)...
Надеюсь, что в 17 главе мы увидим и Гаса-отца, и Клем-мать...
И хотелось бы увидеть краем глаза Зака, какой он дядя.
То, что он любит ребенка, ничуть не сомневаюсь.
И не сомневаюсь, что Гас хороший отец - по крайней мере, лучше, чем был их отец, Одноглазый!
Но одно дело гадать и мечтать, а другое дело прочитать то, что автор задумала сама!
Zoda писал(а): Не-не-не, пока рано вооружаться))))) Прибереги силы))))
Зода - усе, я уже поднапряглась...
Чего еще ждать? Что, Клем родит, да не одного?
Хм... вся в растрепанных чувствах!
Rusena писал(а): Мне помнится, когда Клем зашла в лавку Ву, то увидела, что Сэм склонился над каталогом невест. Я еще тогда подумала, и чего он там забыл... Оказывается, уже тогда жену себе подыскивал...
Иришка, скажу честно - второй раз перечитывая с самого начала - пропустила этот момент снова мимо...
Как-то глаза нацелены на Клем-Зака, что остальное для меня расплывается туманом...
Через пару глав снова пойду на новый заход - перечитывать в третий раз...
Rusena писал(а): Я до самого последнего момента надеялась, что Эрлан не выйдет замуж за Ву, а великан предложит ей свою помощь и кров... Но не тут-то было...
Иришка - рассмешила!!!
Я до сих пор с трудом перевариваю тот факт, что Клем снова в положении!
И еще долго буду при виде имени Гаса вздрагивать и чесать руки об стол... ( у меня на него аллергия! )
Я вот все глупая, надеюсь, что у него наступит кризис какой средних лет, и он будет спать в сарае.... подальше от Клем!
А он, муж наш, доказывает нам в который раз, что усе еще может...
Так вот и надейся, с нашей Уильямсон!
Так что в печку все наши надежды,
Иришка...
Rusena писал(а): Танюш, тут не все так просто. Так что рано, дорогая, ручки опускать. Все только начинается... Животик Клем действительно припух от ожидаемого счастья.
Не могу... Одни эмоции, слов нет!!!
Уже опустились, руки...
Такая подстава, я первую беременность с трудом восприняла, смирилась...
Не успела порадоваться на Клем без живота, помечать о чем-нибудь эдаком... ( типа Зак ее где-нибудь подловит, поцелует...)
А она снова с животом!
( А я против подобной измены... чтобы с пузиком да обжиматься не с мужем...)
Если в каждой следующей главе атор будет выдавать по беременности, то я поседею раньше времени! Вот!
Rusena писал(а):Seniorita Primavera писал(а): Пусть это будет просто животик от первой беременности!!!
Иришка, ну рассей тревогу и страх!!!
Танюш, хочу рассеять... Чес слово. Но не могу...
Эх, снова надо идти на компромисс со своими обманутыми мечтами и надеждами...
Одно радует, что появились братья Скалли, и будут, будут еще любовные линии!!!
Иришка, за валерианку спасибо...
Nata Nata писал(а): Поразительно, как странно и грубо выглядим мы и наше поведение в глазах представителя другой культуры, и как неприемлемо и дико воспринимаются ценности этой культуры для нас.
Таша - очень красиво сказала!! И точно!!
Даже сейчас - зайди в какую глухую пакистанскую деревушку - у нас встанут волосы дыбом при виде образа жизни их.... А у них - при виде нас...
У моей старшей сестры подруга китаянка, училась и живет здесь, в Питере ( как, впрочем,и многие китайцы ), мне очень нравиться ее образ мышления, мудрость и жизненная философия!!
Такая пропасть между нашими культурами! Ах!
А она, Юйбо, очень оптимистична, всегда в хорошем настроение, ни на что не жалуется ( а жаловаться-то наверное, как и у всех есть на что!), очень трудолюбива и талантлива, упорная и умная.
Меня восхищает ее подход к нашей действительности.
Я периодически ругаю наше правительство, медицину, дороги, пробки, высказываю страхи по-поводу перелета...
А она всегда с улыбкой, отвечает - "Что есть места хуже, чем Петербург. Что у кого-то жизнь хуже, тяжелее, безнадежнее, и надо радоваться тому, что есть! А летать она не боится, потому как там, наверху, за нас уже все решено, и мы ничего изменить не сможем...."
Вот всегда, после разговора с ней ( с ровесницей! ), чувствуешь себя маленьким капризным ребенком.
Я восхищаюсь китайской мудростью, культурой, терпением и их трудолюбием!
Rusena писал(а): Как там Скалли сказал - кто уже раз спустился в шахту, оттуда уже не вылезет... Обычно шахтеры так шахтерами и работают всю жизнь. Корячатся под землей. И всего за три бакса в день. Особо не разгонишься. Дом не построишь, дело не откроешь. Так сидишь и сводишь концы с концами.
Ой, неужели у них не получиться осуществить свою мечту, и вырваться из плена подземелья?!
Не верю! Не хочу!
Там так жутко! И страшно за них каждое мгновение, каждую минуту, что они проводят там...
Может быть им повезет, и кто-нибудь поможет начать фермерство,а?
В конце концов - кредит или займ...
Ну, в конце концов - Ханна может ссудит Дрю, если между ними чего будет, и ну ее, гордость!
Жизнь любимого человека бесценна!
Марьяша - пост шикарный!!!
Читала с упоением!!!
Малина Вареньевна писал(а): И беременности Клем я рада. Пусть она не любит мужа, но её чувства - теплы, по крайней мере отвращения и омерзения к мужу не испытывает.
Эх, мне бы твое всепонимания и терпения...
Я вот не могу так - переживаю очень за Клем, ведь ребенка выносить хоть и естественно, но не просто...
А в те времена медицина была не на том уровне, чтобы спать спокойно.
Зная, что главные герои Клем и Зак, и в конце-концов они будут вместе, пусть даже и в последней главе, я не могу не нервничать, читая об очередной беременности от законного мужа...
Тем более так:
Глава 15 - она родила.
Глава 16 - она снова беременна.
Это слишком для моих расшатанных нервов.
Никогда не забуду свои эмоции по прочтении незабвенного романа "Унесенные ветром", и бесконечные роды Скарлетт...
Жизнь такая была, да и о защите мало что знали...
Скажу честно - это первый мой Исторический Любовный Роман, где Главная Героиня рожает ребенка и носит второго не от Главного Героя ( по ходу повествования...)
...
И не уверена, встречу ли еще такой подобный.
Все таки Уильямсон отошла от общепринятых рамок данного стиля, и за это ей Большой Поклон!
Роман реалистичный и держит в напряжении.
Но сердце разрывается на части, когда читаешь мысли Зака, и понимаешь, что их положение безнадежно, как
замкнутый круг.
И как они из него выберутся?
Мне абсолютно непонятно!
******************
Марьяша, спасибо за любопытную информацию об одежде Китая!
И другие факты об этой стране!!!
Малина Вареньевна писал(а): Клем с Ханной уже неразлейвода, как я понимаю
Да, да - меня тоже их дружеская близость порадовала!!!
Четыре года прошло - а они как команда!
А теперь в их полку пополнение!
Эрлан - шикарная женщина, умная, проницательная, стойкая!
Я рада, что их теперь будет трое!
И что у каждой - своя история!!!
...
Rusena:
06.12.12 09:07
» Глава 17
Глава 17
Перевод:
Rusena
Редактирование:
LuSt, codeburger
Иллюстрации:
Nata Nata
Ранее в тот день душный теплый ветер ласково погладил лицо Эрлан, когда та вышла из двойных дверей отеля бок о бок с лавочником Сэмом Ву, отныне ее мужем.
Семеня изящными шажками, она ступила на покоробленный и скользкий от плевков деревянный настил. Одна из крошечных изогнутых деревянных туфелек зацепилась за неровную доску, и Эрлан споткнулась. Лавочник Ву поддержал жену под локоть, но затем отпустил. До сих пор он не сказал ей ни единого слова.
Эрлан подумала, что муж, вероятно, ведет ее к себе домой, но не ожидала увидеть что-то особенное. Все здания Радужных Ключей были построены из бревен – или серых и побитых непогодой, или свежеокоренных. Конечно же, здесь не будет зеленых черепичных крыш и ярко-красных колонн, напоминающих о ее
лао-чиа и обо всем, что она безвозвратно утратила.
Лавочник Ву остановился перед приземистым бревенчатым строением с жестяной крышей, но Эрлан едва взглянула на свой новый дом. На улице собралась тесная группка взволнованных мужчин-китайцев. Некоторые были босыми, другие же носили на пыльных ступнях одни только соломенные сандалии. Закатанные до колен мешковатые
шмо открывали коричневые от загара ноги, тощие, как палочки для еды.
Однако никто не проявлял неуважения, открыто пялясь прямо на супругов: собравшиеся лишь украдкой бросали на Эрлан голодные взгляды из-под конических соломенных шляп. Китайцы топтались на месте и шептались, прикрывая рты руками и издавая звуки, похожие на копошение мышей в мешке с рисом: «Красавица! Красавица! Красавица с золотыми лилиями!»
«Может, лучше сразу продать тебя лагерю старателей, ма? – сказал тогда работорговец. –
Эти трахальщики шлюх так отчаянно нуждаются в женах, что заберут любую уродину, даже обесчещенную старуху без ножек-копытцев».
Под звон колокольчиков позади Эрлан со скрипом отворилась дверь. Лавочник Ву отступил, чтобы позволить жене первой перешагнуть через порог. Бедняжке пришлось подпрыгивать на золотых лилиях, чтобы подняться на две прогнувшиеся ступени. Эрлан вошла в комнату, переполненную таким количеством вещей, что у неё закружилась голова при одном лишь взгляде на этот беспорядок.
Подсвечники и коробки со свечами. Забитая соломенными метлами бочка, еще одна – с луком. Жевательный табак и свернутый в бухту трос. Жестяные ведра и оловянные ложки. Знакомые вещи, такие как набор костяшек для маджонга и красный шелковый фонарь, и предметы, которые она никогда раньше не видела – плащ из удивительно гладкого желтого материала и коробка чего-то под названием «жвачка от зубной боли».
Полки прогибались под тяжестью выстроенных тесными рядами консервных банок. Покореженный пол был завален деревянными бочонками и тюками мехов. Сквозь маленькое запыленное оконце проникал солнечный свет, озаряющий переднюю часть магазина. Но углы в задней части были погружены во мрак и выглядели так, будто туда не заглядывали годами.
Лавочник Ву кашлянул. Испугавшись, Эрлан повернулась так быстро, что закачалась на золотых лилиях. Ву откинул в сторону изодранное коричневое одеяло, закрывающее вход в другую комнату. Китаянка прошла мимо мужа и ступила в темноту.
Сэм Ву чиркнул спичкой, поднес пламя к лампе, поправил фитиль и чуть не уронил ламповое стекло, когда ставил его обратно.
Супруги находились в кухне со столом, двумя стульями и круглой железной печкой с вытяжной трубой, которая выходила наружу через отверстие в жестяной крыше. Эта комната без окон была узкой, тесной и пропахла вареной капустой. Свисающую с потолка полоску бумаги облепили мухи.
Лавочник Ву повесил лампу на крюк в стене и подошел настолько близко к Эрлан, что если бы глубоко вдохнул, его грудь коснулась бы ее. Китаянка вспомнила о свадьбе и ощущение сухих губ мужа на своих и попыталась не задрожать.
– Ты сегодня ела? – спросил Ву. Он приветствовал ее по китайскому обычаю, но говорил на резком гортанном кантонском диалекте Юэ.
Прозвучавший на образцово правильном мандарине
[1] ответ был традиционным:
– Я чувствую себя хорошо.
Лавочник нахмурился и произнес уже на английском:
– Миссис Йорк сказала, что ты умеешь изъясняться по-американски. Какая приятная неожиданность. Пригодится для дела. С настоящего момента ты будешь говорить только на английском, даже со мной. Тем самым сможешь упражняться и совершенствоваться.
«И так тебе не придется напрягать свои деревенские уши, силясь разобрать мой китайский», – подумала Эрлан, но лишь кивнула в знак подчинения.
Он шагнул назад и махнул рукой.
– Садись, пожалуйста. Твои золотые лилии, должно быть, болят.
Лавочник начал выставлять перед ней на стол множество замечательной еды, и к стыду Эрлан ее рот наполнился слюной. Слава милосердной Кван Йин за то, что чужеземные предпочтения ее мужа не распространялись на пищу.
Сэм Ву подкинул дров в огонь. Ему пришлось убрать в сторону вок
[2] и бамбуковый котел для варки риса, чтобы поставить чайник кипятиться. Свет фонаря отражался от острого как бритва ножа, лежащего поверх колоды для рубки мяса. Должно быть, муж сам приготовил свадебный ужин, поскольку Эрлан сомневалась, что у него был слуга. Если она нужна лавочнику Ву как кухарка и любовница, то тут с ним точно сыграли злую шутку. Эрлан могла вышить журавлей более изящными стежками, чем на платье, которое он ей дал, могла красиво сыграть на пипе, но была ужасной поварихой, не умеющей толком приготовить даже чашку вареного риса.
Из-под низко опущенных век Эрлан посмотрела на мужчину, ставшего ее мужем. Он опустился на колени перед открытой дверцей печи и тыкал кочергой в дымящееся полено.
Ву повернул голову, и его очки блеснули. Он неуверенно улыбнулся жене.
Осмелев, Эрлан спросила:
– Не могли бы вы назвать ваше благородное имя?
– Теперь меня зовут Сэм. И ты тоже будешь так называть меня, а я тебя – Лили. Лили – очень хорошее американское имя, – продолжил он, когда она ничего не ответила. – Такое же американское, как День независимости и Янки-дудль-денди, соображаешь? Здесь была такая потаскушка – девчонка для удовольствий – которая некоторое время работала на миссис Йорк и звалась Лили.
Стыд вспыхнул в груди Эрлан. Когда-то она думала, что выйдет замуж за благородного и образованного мужчину. А вместо этого сейчас должна подчиняться и угождать старой деревенщине из Кантона, которому захотелось назвать ее в честь девчонки для удовольствий. Но пора перестать думать о прежней себе. Отец продал ее,
продал работорговцу. Эрлан вспомнила испуганные лица, выглядывавшие из-за прутьев решеток на окнах лачуг в переулке шлюх в китайском квартале Сан-Франциско. Как легко ее лицо могло стать одним из тех.
Эрлан опустила глаза. Ее руки лежали на коленях и были сжаты в кулаки. Она распрямила пальцы и провела ладонями по кроваво-красному атласу платья.
Дрожь страха пронзила ее.
– А кто те мужчины, собравшиеся у двери?
Лавочник Ву поднялся на ноги, стряхивая с рук сажу.
– В штате Монтана нечасто увидишь китаянку, вот им и любопытно, соображаешь? Они завидуют этому мужчине, не достойному такой молодой и красивой жены.
– Возможно, они завидуют твоему богатству и тому, что ты смог купить себе эту глупую девчонку.
Он хмыкнул, соглашаясь.
– Даже скинувшись, те мелкие засранцы не смогут насобирать и кучку медяков, ведь у каждого из них нет и гроша за душой. Они перелопачивают шлак и выработанные прииски на холме, от которых белому человеку уже никакой пользы. В «Четыре Вальта» их не пускают.
Эрлан поняла не все из сказанного, поскольку ей были незнакомы многие английские слова. Она не могла уразуметь, почему кто-то вообще соглашается лезть в глубокую дыру в земле, а в запрете этим заниматься и вовсе не видела никакого смысла.
– Почему им не разрешают?
– Потому что они - китайцы. – Не моргая, муж изучал ее из-под очков. – Ты поймешь, когда какое-то время поживешь здесь.
Эрлан не хотела понимать, не хотела жить здесь достаточно долго, чтобы понять эту несуразицу. Внезапно ее поразила мысль, что могут пройти годы, прежде чем ей удастся вернуться домой. Эрлан не заметила, как Сэм Ву подступил к ней, пока он не положил ей на колени маленькую коробочку, обернутую красным шелком.
– Это тебе, – сказал Ву.
Она развернула шелк, против воли испытывая некоторое волнение, получив подарок. А открыв коробочку, увидела маленький золотой футляр с молодым месяцем и звездой, выгравированными на круглой крышке.
– Это медальон, – произнес муж и показал, как кончиками пальцев открыть вещицу. – Смотри. Это Сэм Ву... моя фотография. Для меня ее сделала Клементина Маккуин. Она щелкнула меня, – усмехнулся мужчина.
Потом его лицо посерьезнело.
– Ты будешь носить его здесь, – сказал лавочник на этот раз на своем грубом кантонском диалекте и коснулся ее горла в месте, где под высоким воротником платья изгибалась ключица. Пульс Эрлан застучал так бешено, что она удивилась, как муж не почувствовал частого биения.
Сэм Ву взял медальон из ее дрожащих пальцев, с щелчком закрыл его и закрепил на ее груди, прямо над сердцем. – Или здесь.
– Я недостойна такого прекрасного подарка, – произнесла Эрлан. Ее поразило, как странно это выглядело:
фон-квейский медальон на ее красном атласном свадебном платье.
Засвистел чайник, вспугнув их обоих. Сэм Ву хохотнул и поспешил снять его с огня. Эрлан наблюдала, как муж положил чайные листья в две фарфоровые чашки, налил кипяток, накрыл их и поставил на медные блюдца. Одну чашку расположил перед женой, а вторую – по другую сторону стола, и сел сам.
Ву снял фарфоровую крышку и взял чашку с блюдца, держа обеими руками. Эрлан сделала то же самое. Пар «Колодца Дракона» овевал ее лицо, издавая сладкий и мягкий запах цветочных лепестков.
– До дна! – провозгласил Ву и выпил свой чай до последней капли. Эрлан сделала глоток. Муж пристально смотрел на нее поверх края своей чашки. В его глазах показалось что-то такое, что она видела раньше... Ее сердце сжалось от воспоминаний о том, как грубые руки ощупывали, щипали и мяли ее тело, как зубы кусали, а губы слюнявили, а затем следовала раздирающая резкая боль словно от вонзающегося в её тело ножа, и тяжелый груз ритмично приподымался и обрушивался на ее груди и живот, сокрушая ее...
Муж резко вышел из-за стола и вернулся с пустой чашкой для риса, которую поставил перед Эрлан, аккуратно положив сверху пару палочек для еды.
– Спасибо, что оказала честь своим присутствием моему недостойному столу, – произнес он.
Ву провел костяшками пальцев по ее челюсти, пока Эрлан неподвижно сидела на месте. Ее учили всегда сохранять невозмутимый вид, но внутри ей хотелось кричать, когда лавочник прикасался к ней, шарил пальцами по ее щеке и шее. Она попыталась вдохнуть и не сумела. Крик... крик застрял в ее горле, мешая дышать, и она не могла, не могла...
– Сейчас, – произнес муж грубым голосом, – сейчас я лягу с тобой.
Эрлан поднялась на шатающиеся ноги, оттолкнув его от себя. Стол царапнул пол, чашки и блюдца заскользили, упали и разбились вдребезги.
Китаянка отступала все дальше и дальше, пока не наткнулась на печь, ощутив тепло через атлас платья. Застрявший в горле крик рвался на волю подобно безумной птице.
– Не прикасайся ко мне! – выдавила Эрлан. Или нет? Крик был таким громким, таким громким...
Сэм Ву подскочил к ней: от гнева его лицо перекосилось, очки сверкнули в тусклом свете. Заведя руки за спину, Эрлан нащупала рукоятку ножа. Сейчас крик ревел у нее в голове, а в глазах потемнело.
От безысходности Эрлан взмахнула ножом, прочертив в воздухе широкую дугу в нескольких сантиметрах от лица мужа. Тот попятился назад с воплем:
– Святый Боже!
Крик в ее горле немного поутих. Эрлан почувствовала, что дышит и из ее рта выходят звуки, соединяясь в слова.
– Прости эту недостойную девчонку, но я не могу позволить тебе прикоснуться ко мне, – произнесла она. Вежливые слова, правильные слова. Она будет покорной и послушной дочерью, но не будет... не может позволить мужчине снова вторгнуться в нее. Лучше умереть. Смерть... единственный достойный выход.
Лавочник Ву уставился на свое приобретение, плотно сжав губы. Немыслимо, чтобы жена нападала на своего мужа и господина. Чтобы посмела отказать ему в плотских утехах.
– Прощать будет нечего, – сухо сказал он, – если ты сейчас же положишь нож на место.
Клинок снова взметнулся вверх. Сэм Ву издал смешок, который перерос в изумленный всхлип, когда Эрлан повернула лезвие и прижала к своему горлу.
– Не подходи!
Ву сделал глубокий и шумный вдох. Масло в лампе булькнуло. Горящее в печи полено с шипением развалилось пополам. Китаец шагнул к жене, и Эрлан полоснула себя ножом, рассекла кожу и плоть, послав ярко-красные брызги крови в воздух.
* * *
Эрлан наблюдала, как раздевается ее муж. Он снял пиджак с раздвоенным хвостом и повесил его на вбитый в стену крюк. Далее последовал серый жилет из парчи с жемчужными пуговицами и рубашка с жестким воротником. Даже в тусклом свете керосиновой лампы его грудь выглядела тощей, как у петуха, пригодного только для котелка нищего. Ву поднял голову, на мгновение встретился с женой взглядом, после чего посмотрел на шею Эрлан и нахмурился.
Эрлан дотронулась до толстого бинта, обмотанного вокруг ее горла. Порез пульсировал, хотя и был не глубже толщины соломинки. Но, о, как же он кровоточил, и внутри бедняжку до сих пор била дрожь оттого, что она почти что сделала. У души множество жизней, но эта – единственная у Эрлан в данный момент, и внезапно девушку охватило желание сохранить эту жизнь столь же яростное, как и недавняя решимость покончить с собой.
Тем не менее, она захватила нож в спальню и положила его рядом со своей подушкой.
И сейчас Эрлан стояла у одной стороны кровати, а ее муж – у другой. Он опасливо посмотрел на нее с кислой миной нанятого плакальщика на похоронах. Стать причиной самоубийства другого человека означало навсегда запятнать свою честь. Если бы он силой взял жену, и тем заставил ее покончить с собой, то на него обрушился бы огромный позор. А позора китайцы боялись больше, чем тигров, драконов и злых духов.
– Я не трону тебя, жена, – проворчал Ву. Он облизал губы и отвел глаза в сторону. – Но здесь только одна кровать для сна.
– Эта глупая девчонка не возражает против того, чтобы спать вместе на одной кровати. – Эрлан смиренно опустила глаза. На самом деле она испытывала головокружение и пьянящую радость от облегчения, что продолжит жить, не заплатив за это своей честью. – И она благодарит своего мужа за сдержанность.
– Ты не будешь пытаться?.. – Ву указал на нож.
Она засунула руки поглубже в рукава и скрестила пальцы, чтобы обмануть всеслышащие уши богов.
– Нет, пока ты будешь соблюдать свое обещание не прикасаться ко мне.
У Сэма вырвался такой огромный вздох облегчения, что волосы на подбородке задрожали. И внезапно вся драма до того поразила Эрлан своей комичностью, что бедняжке пришлось прикусить щеку и прикрыть рот рукой, чтобы не рассмеяться.
Aйя, этот мужчина был почти так же глуп, как и она. Эрлан упала в обморок при виде собственной крови, а очнулась, когда Ву обворачивал вокруг ее шеи пропитанную имбирной водой ткань и проклинал богов за то, что те взвалили на него бремя в виде сумасшедшей жены.
И когда Эрлан открыла глаза и села, все еще держа нож, лавочник вскрикнул и попятился назад, как если бы она была вернувшимся к жизни мертвецом. От воспоминаний на нее накатил новый приступ смеха. Эрлан сильнее прикусила щеку и отвернулась от мужа.
Между тем Ву повернулся к ней спиной и натянул ночную рубашку, а косу аккуратно обмотал вокруг головы и надел шапочку для сна. Эрлан сняла свадебное платье, но осталась в утягивающем жилете, который носила под одеждой, чтобы сделать грудь плоской, дабы ее не ославили распутницей.
Она опустилась на кровать, и матрас вздохнул, шелестя травяной набивкой и наполняя комнату запахом жаркого солнца. Сегодня Эрлан много времени провела на золотых лилиях, поэтому ее ступни увлажнились. Очень хотелось сменить повязки, но процесс был слишком интимным, чтобы заниматься этим перед почти незнакомым человеком. Эрлан помассировала ноющие мышцы ног, проглотив стон.
– Хочешь, я помну тебе ноги?
Внезапное предложение поразило ее, и Эрлан сузившимися глазами посмотрела на мужа, не доверяя его побуждениям. Обычно ноги ей массировала старшая сестра, особенно в первое время, когда ступни стягивали бинтами. О, как же больно было, когда четыре маленьких пальца загибали под подошву, а ту приматывали к пятке так туго, что ступня почти складывалась пополам.
Лавочник Ву сделал шаг. Эрлан схватилась за нож.
– Амитабха!
[3] – воскликнул он. – Я только помассирую твои ноги, обещаю!
Она тихонько раздраженно фыркнула.
– Все знают, что вы, кантонцы, лжете как собаки.
Он сделал такой презрительный жест, ткнув в нее пальцем, что Эрлан ахнула вслух.
– А ты... – выплюнул он. – Ты мертвый призрак.
Это было самым худшим оскорблением – назвать человека мертвым призраком. Эрлан удивилась, что боги не поразили охальника на месте за такие поносные слова.
– Черепаший пук, – пробормотала она себе под нос, но недостаточно тихо.
Ву посмотрел на нее, насупив брови и втянув щеки. Эрлан в ответ уставилась на него. Муж закатил глаза, ища утешения у Бессмертных.
– Ты слышала пословицу, упрямая бесполезная девчонка: когда кошка переворачивает миску с рисом, то пируют уже собаки? Я купил себе жену, чтобы у меня появились сыновья, которые станут ухаживать за могилой после моей смерти. Или ты не знаешь, откуда берутся сыновья?
– Знаю, достопочтенный муж.
– Какой мне прок от жены, если она не может родить мне сыновей?
– Знаю, достопочтенный муж.
– Тогда подумай об этом.
– Да, достопочтенный муж. Я подумаю.
Он забрался в постель и повернул медный винт лампы, погрузив комнату во тьму. Грубые муслиновые простыни зашелестели, когда Сэм Ву улегся. Эрлан последовала его примеру, но через мгновение подскочила и села.
– Зажги свет, пожалуйста, муж мой, – попросила она голосом таким же сладким, как персик в конце лета.
Послышалось чирканье спички, и лампа снова вспыхнула. Ву поднял ее.
– Что случилось? Твоя шея опять кровоточит?
Aйя, если ты умрешь, я... Что ты делаешь?
Эрлан резко соскочила с кровати и встала на четвереньки, чтобы заглянуть под нее. Она увидела множество комков пыли, размером с цветок хризантемы, но не нашла там тыкву, которая должна лежать под изголовьем.
– Под кроватью нет тыквы, – сказала Эрлан.
Сэм Ву тяжело вздохнул.
– Это Америка. Здесь не нужны тыквы.
– Но что тогда отгонит призраков и не даст им задушить меня во сне?
– Ха! И это я слышу от девчонки, которая пыталась снять себе голову с плеч. – Он похлопал по постели рядом с собой и, как ни странно, улыбнулся. – Ложись и спи, глупенькая. В Америке нет призраков.
Темнота снова окутала комнату. Бревенчатые стены дрожали и скрипели от ветра. Шея Эрлан пульсировала, а все тело болело – проклятый извозчик дилижанса стремился наехать на каждый камень и попасть в каждую колею на долгой дороге. Даже лежа без движения, Эрлан по-прежнему чувствовала непрекращающуюся тряску кареты, словно та вошла в ее кровь.
Китаянка сделала глубокий вдох и провела ладонями по грудям и бокам, пока пальцы не замерли внизу живота.
Два года назад, когда женился Молодой Дядя, Эрлан помогала укладывать невесту в брачную постель. И до сих пор помнила свадебную кровать с красными шелковыми занавесями на балдахине, лепестками роз и детскими башмачками всех цветов радуги, разбросанными по красному атласному покрывалу. Но самым ярким воспоминанием был маленький квадратик белого шелка, лежащий на эбеновом подносе и ожидающий доказательства девственности невесты.
Эрлан не оставила бы своей крови на белом шелке. Ее уже имели трое мужчин, так в чем разница, если прибавится еще один? Но тем не менее, она была, была... Китаянка прижала кулак ко рту. Она бы не вынесла, если бы еще какой-то мужчина сделал с ней то же, что и другие.
Самой ужасной судьбой для мужчины было умереть, не имея сыновей. А раз она не ляжет с лавочником Ву сегодня, то завтра утром он уж точно пожалуется хозяину. Ее приволокут назад к мужчине тонга, и тот поместит ее в лачуги шлюх или снова продаст, на этот раз целой шахте. И тогда уже многие мужчины будут делать с ней то же, что и те, прежние. Собаки будут пировать. «Ты сама желаешь выйти замуж за Сэма Ву?» – спросил ее великан. Что было бы, если бы она ответила «нет»? Забрал бы ее к себе этот
фон-квейский гигант? Если так, то и он, наверняка, ожидал бы, что она ляжет с ним, ибо такова сущность мужчин. Эрлан попыталась представить, как соединяется с ним, но не смогла. Чужеземный дьявол казался жестоким, хотя и обладал прекрасными серыми глазами, теплыми и нежными, как дождевая вода. Со своим уродливым волосатым лицом он выглядел слишком громоздким, сложенным словно водяной буйвол – крестьянская скотина, годившаяся только для того, чтобы тянуть плуг и крутить водяные колеса. Он раздавил бы ее, задушил и разорвал своим огромным мужским отростком.
Мысли Эрлан сменили направление и вернулись к воспоминаниям: пронзающая ее твердость, тяжелый вес, все сильнее давящий и давящий на тело, слепая темнота и холод глубоко внутри... так холодно, так холодно. Эрлан ненавидела это насилие, которое мужчины навязывают женщинам. Жены, наложницы, шлюхи из лачуг – китаянка задалась вопросом, как женщины научились терпеть это и как продолжали это выносить, не моля о смерти.
Горячие слезы просочились из уголков глаз и скатились прямо в уши. Эрлан сильнее прижала кулак ко рту.
_______
1. Мандарин – общее название китайского языка на западе – (Standard Mandarin), в этот термин входят «путунхуа» 普通话 (КНР), «гоюй» 国语 (Тайвань) и «хуаюй» 华语 (Сингапур, Малайзия). А также общее обозначение северных диалектов (чаще всего пекинский диалект – «путунхуа», что дословно переводится как «простая речь»).
2. Вок — круглая глубокая сковорода с выпуклым дном.
3. Будда Амитабха (в переводе с санскрита означает «безграничный свет») — одна из самых почитаемых фигур в буддийской школе Чистой земли. Считается, что Амитабха обладает множеством достойных качеств: он поясняет универсальный закон бытия в Западном раю и принимает под своё покровительство всех, искренне взывавших к нему, вне зависимости от их происхождения, положения или добродетелей. В китайской традиции он известен под именем Амито Фо, а в японской — Амида.
...