Pacific:
Был мне подан с высоких небес
Был мне подан с высоких небес
Меч серебряный — воинский крест.
Был мне с неба пасхальный тропарь:
— Иоанна! Восстань, Дева-Царь!
И восстала — миры побороть —
Посвященная в рыцари — Плоть.
Подставляю открытую грудь.
Познаю серединную суть.
Обязуюсь гореть и тонуть
Nadin-ka:
Не краской, не кистью…
Не краской, не кистью!
Свет — царство его, ибо сед.
Ложь — красные листья:
Здесь свет, попирающий цвет.
Цвет, попранный светом.
Свет — цвету пятою на грудь.
Не в этом, не в этом
ли: тайна, и сила и суть
Осеннего леса?
Над тихою заводью дней
Как будто завеса
Рванулась — и грозно за ней…
Как будто бы сына
Провидишь сквозь ризу разлук —
Слова: Палестина
Встают, и Элизиум вдруг…
Струенье… Сквоженье…
Сквозь трепетов мелкую вязь —
Свет, смерти блаженнее
И — обрывается связь.
* * *
Осенняя седость.
Ты, Гётевский апофеоз!
Здесь многое спелось,
А больше еще — расплелось.
Так светят седины:
Так древние главы семьи —
Последнего сына,
Последнейшего из семи —
В последние двери —
Простертым свечением рук…
(Я краске не верю!
Здесь пурпур — последний из слуг!)
…Уже и не светом:
Каким-то свеченьем светясь…
Не в этом, не в этом
ли — и обрывается связь.
* * *
Так светят пустыни.
И — больше сказав, чем могла:
Пески Палестины,
Элизиума купола…
8 — 9 октября
Nadin-ka:
Что ты любовь моя...
Что ты любовь моя —
Пора бы знать.
Приди в полночный час,
Скажи, как звать.
Приди в полночный час,
В полночный бой.
Спит матушка с отцом,
Мне спать — с тобой.
Рукою стукни в дверь!
На этот стук
Спросонья скажет мать:
— Еловый сук!
И в горенку скорей!
Скорей в постель!
Тебя теснее обовью,
Чем плющ и хмель.
Что ты любовь моя —
Пора бы знать.
Приди в полночный час,
Скажи, как звать.
Pacific:
А Бог с вами
А Бог с вами!
Будьте овцами!
Ходите стадами, стаями
Без меты, без мысли собственной
Вслед Гитлеру или Сталину
Являйте из тел распластанных
Звезду или свасты крюки.
Nadin-ka:
Имя ребенка Лев
Имя ребенка — Лев,
Матери — Анна.
В имени его — гнев,
В материнском — тишь.
Волосом он рыж
— Голова тюльпана! —
Что ж, осанна
Маленькому царю.
Дай ему Бог — вздох
И улыбку матери,
Взгляд — искателя
Жемчугов.
Бог, внимательней
За ним присматривай:
Царский сын — гадательней
Остальных сынов.
Рыжий львеныш
С глазами зелеными,
Страшное наследье тебе нести!
Северный Океан и Южный
И нить жемчужных
Черных четок — в твоей горсти!
Pacific:
Быть нежной, бешеной и шумной…
Быть нежной, бешеной и шумной,
— Так жаждать жить! —
Очаровательной и умной, —
Прелестной быть!
Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины…
— О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!
Стать тем, что никому не мило,
— О, стать как лед! —
Не зная ни того, что было,
Ни что придет,
Забыть, как сердце раскололось
И вновь срослось,
Забыть свои слова и голос,
И блеск волос.
Браслет из бирюзы старинной —
На стебельке,
На этой узкой, этой длинной
Моей руке…
Как зарисовывая тучку
Издалека,
За перламутровую ручку
Бралась рука,
Как перепрыгивали ноги
Через плетень,
Забыть, как рядом по дороге
Бежала тень.
Забыть, как пламенно в лазури,
Как дни тихи…
— Все шалости свои, все бури
И все стихи!
Мое свершившееся чудо
Разгонит смех.
Я, вечно-розовая, буду
Бледнее всех.
И не раскроются — так надо —
— О, пожалей! —
Ни для заката, ни для взгляда,
Ни для полей —
Мои опущенные веки.
— Ни для цветка! —
Моя земля, прости навеки,
На все века.
И так же будут таять луны
И таять снег,
Когда промчится этот юный,
Прелестный век.
1913 г.
Nadin-ka:
***
Поцеловала в голову,
Не догадалась — в губы!
А все ж — по старой памяти —
Ты хороша, Любовь!
Немножко бы веселого
Вина, — да скинуть шубу, —
О как — по старой памяти —
Ты б загудела, кровь!
Да нет, да нет, — в таком году
Сама любовь — не женщина!
Сама Венера, взяв топор,
Громит в щепы подвал.
В чумном да ледяном аду,
С Зимою перевенчанный,
Амур свои два крылышка
На валенки сменял.
Прелестное создание!
Сплети-ка мне веревочку
Да сядь — по старой памяти —
К девчонке на кровать.
— До дальнего свидания!
— Доколь опять научимся
Получше, чем в головочку
Мальчишек целовать.
Декабрь 1919
Nadin-ka:
На бульваре
В небе — вечер, в небе — тучки,
В зимнем сумраке бульвар.
Наша девочка устала,
Улыбаться перестала.
Держат маленькие ручки
Синий шар.
Бедным пальчикам неловко:
Синий шар стремится вдаль.
Не дается счастье даром!
Сколько муки с этим шаром!
Миг — и выскользнет веревка.
Что останется? Печаль.
Утомились наши ручки,
— В зимнем сумраке бульвар.
Наша детка побежала,
Ручки сонные разжала…
Мчится в розовые тучки
Синий шар.
Nadin-ka:
ЕГО ДОЧКЕ
С ласточками прилетела
Ты в один и тот же час,
Радость маленького тела,
Новых глаз.
В марте месяце родиться
— Господи, внемли хвале! —
Это значит быть как птица
На земле.
Ласточки ныряют в небе,
В доме все пошло вверх дном:
Детский лепет, птичий щебет
За окном.
Дни ноябрьские кратки,
Долги ночи ноября.
Сизокрылые касатки —
За моря!
Давит маленькую грудку
Стужа северной земли.
Это ласточки малютку
Унесли.
Жалобный недвижим венчик,
Нежных век недвижен край.
Спи, дитя. Спи, Божий птенчик.
Баю-бай.
Nadin-ka:
О, его не привяжете…
О, его не привяжете
К вашим знакам и тяжестям!
Он в малейшую скважинку,
Как стройнейший гимнаст…
Разводными мостами и
Перелетными стаями,
Телеграфными сваями
Бог — уходит от нас.
О, его не приучите
К пребыванью и к участи!
В чувств оседлой распутице
Он — седой ледоход.
О, его не догоните!
В домовитом поддоннике
Бог — ручною бегонией
На окне не цветет!
Все под кровлею сводчатой
Ждали зова и зодчего.
И поэты и летчики —
Все отчаивались.
Ибо бег он — и движется.
Ибо звездная книжища
Вся: от Аз и до Ижицы, —
След плаща его лишь!
5 октября
Nadin-ka:
Благодарю, о Господь...
Благодарю, о Господь,
За Океан и за Сушу,
И за прелестную плоть,
И за бессмертную душу,
И за горячую кровь,
И за холодную воду.
— Благодарю за любовь.
Благодарю за погоду.
9 ноября 1918
Nadin-ka:
ДИТЯ И СОБАКА
Ребенок — великое счастье в доме,
Сокровище! Праздник! Звезда во мгле!
Ведь выжил твой сын, не зачах, не помер, —
Чего ж ты толкуешь о горе и зле?
— Ни денег, ни времени нет, соседка!
Унять его нужно, — а бьешь за плач,
Сказать ему нужно, — не дом, а клетка.
Играть ему нужно, — из тряпки — мяч.
Сокровище, да не по жизни нашей.
С утра до полуночи крик да рев,
Ему опостылела наша каша
С приправой из ругани и пинков.
Всё вместе: столовая, кухня, спальня.
Обои облуплены, шкаф опух,
Скамейка расслаблена, печь печальна.
В окно никогда не поет петух.
Восход ли, закат ли — все та же темень
Прорехи, и крохи, и смрад и пот —
Вот счастье, сужденное бедным семьям.
Все прочие радости — для господ!
Вот был бы ты песиком, на собачку
Охотников много меж праздных бар.
Забыл бы трущобу и маму-прачку…
Но нету купца на такой товар.
Nadin-ka:
***
Так, Господи! И мой обол
Прими на утвержденье храма.
Не свой любовный произвол
Пою - своей отчизны рану.
Не скаредника ржавый ларь -
Гранит, коленами протёртый.
Всем отданы герой и царь,
Всем - праведник - певец - и мёртвый.
Днепром разламывая лёд,
Гробовым не смущаясь тёсом,
Русь - Пасхою к тебе плывёт,
Разливом тысячеголосым.
Так, сердце, плачь и славословь!
Пусть вопль твой - тысяча который? -
Ревнует смертная любовь.
Другая - радуется хору.
2 декабря 1921
Nadin-ka:
Облачко
Облачко, белое облачко с розовым краем
Выплыло вдруг, розовея последним огнём.
Я поняла, что грущу не о нём,
И закат мне почудился — раем.
Облачко, белое облачко с розовым краем
Вспыхнуло вдруг, отдаваясь вечерней судьбе.
Я поняла, что грущу о себе,
И закат мне почудился — раем.
Облачко, белое облачко с розовым краем
Кануло вдруг в беспредельность движеньем крыла.
Плача о нём, я тогда поняла,
Что закат мне — почудился раем.
Nadin-ka:
Даме с камелиями
Все твой путь блестящей залой зла,
Маргарита, осуждают смело.
В чем вина твоя? Грешило тело!
Душу ты — невинной сберегла.
Одному, другому, всем равно,
Всем кивала ты с усмешкой зыбкой.
Этой горестной полуулыбкой
Ты оплакала себя давно.
Кто поймет? Рука поможет чья?
Всех одно пленяет без изъятья!
Вечно ждут раскрытые объятья,
Вечно ждут: «Я жажду! Будь моя!»
День и ночь признаний лживых яд…
День и ночь, и завтра вновь, и снова!
Говорил красноречивей слова
Темный взгляд твой, мученицы взгляд.
Все тесней проклятое кольцо,
Мстит судьба богине полусветской…
Нежный мальчик вдруг с улыбкой детской
Заглянул тебе, грустя, в лицо…
О любовь! Спасает мир — она!
В ней одной спасенье и защита.
Всe в любви. Спи с миром, Маргарита…
Всe в любви… Любила — спасена!