Эндрю Ховард:
Никто не умер,все были живы.
Мы приехали в клуб Майкла. Пили и разговаривали. Я был рад видеть его, но…понимал, что мы оба сильно изменились за прошедший год. Он был холоден. Я не был как прежде счастлив и весел. Превратился в УГа (унылую говняшку). Развлекаться желания не было, да и планы на жизнь были другими. Казалось, что мы больше не дополняем друг драга. Возможно, так и было.
Когда мне позвонил адвокат, извещая, что я могу увидеть Рэнди, удовлетворению моему не было конца. Еще пара часов и жизнь изменится. Я увижу любимую дочь. Уходя, я посмотрел на Майкла. Это была наша последняя реальная встреча.
Спустя пару лет
Я живу в маленьком городишке Валанс во Франции. Работаю местным шерифом. Город тихий, спокойный. Я счастлив. Вижу дочь регулярно. Встретил девушку, которая скрашивает мою жизнь. По воскресеньям хожу в церковь. Местные ребята стали моими друзьями. Здесь все по-другому. Все иначе. В этом городке один за всех и все за одного, и мне это нравится. Жизнь повернулась ко мне приятной стороной . За прошлым я не скучаю. Что было, то прошло. А самое главное у меня есть Рэнди. Мы всегда будем рядом.
Такой вот у нашей семейки счастливый конец
Реджина Таунсенд:
Австрия. Тироль...
Трудно привыкнуть к отсутствию людей, которые когда-то были частью твоего дня...
Солнце медленно пряталось за пиками гор, последними лучами освещая спуски, катки и последних лыжников. Закат в горах это почти такое же шикарное зрелище, как восход солнца на берегу моря.
Точно так же я застыла, пожирая глазами великолепие, которое приковало мой взгляд. Белоснежный до боли в глазах снег переливался всеми цветами радуги в последних лучах уходящего солнца.
- Реджи, - донесся до меня голос Тони, - что ты застыла?
- Это восхитительно, - прошептала я скорее себе, чем ему.
Но кто бы сомневался, что он это услышал! Сторн, как большинство людей, лучше всего слышал именно то, что ему не адресовалось.
- Никогда бы не подумал, что ты такая впечатлительная, Таунсенд! – поддел меня друг. – Кому скажи – не поверят.
- Вот и не говори, - отгрызнулась в ответ.
- Редж, что ты злишься?
Если бы я могла понять, почему в таком растревоженном состоянии. Вроде бы и не было адекватных причин, но настроение застыло недалеко от отметки «Взрыв». Казалось, одно неосторожное слово и полетят во все стороны света ядовитые стрелы.
Наверное, сказывался продолжительных отдых…
Хотя… зачем обманывать саму себя? Я начала бояться своего поведения и своих эмоций. Я снова начала превращаться в себя пятилетней давности. Долгое присутствие Тони рядом всегда так действовало. Я глупо, опасно и наивно начинала привязываться к нему… Привязываться не как к другу, а как к мужчине, в которого могу влюбиться.
И это пугало. Я не готова, не могу позволить себе чувств, у которых нет будущего. А его нет…
Мы были близки с Тони, на это ничто не могло повлиять: ни время, ни расстояние. Но мы были друзьями, всегда были. И единственная любовь, которую я могу позволить себе – любовь к нему, как к брату. Но, находясь рядом с ним, я невольно начинала сравнивать его с другими, отнюдь не в пользу других.
Никто в мире больше не понимал меня так, как он. Правильно. Без прикрас и заблуждений. Тони понимал и, главное, принимал меня такой, какая я есть. Девушкой, которая может быть ребенком, может быть взрослой, может быть вредной, злой и жестокой, которая всегда носит маски и очень редко кому позволяет увидеть себя настоящую. Он видел меня сквозь все эти маски.
Он позволял мне быть любой, главное, чтобы я была счастлива. Я капризничала, бесилась, провоцировала его, как хотела, словно проверяла, останется ли он рядом после всего, что я творю. Боялась того, что он исчезнет, и в то же время жаждала этого. Потому что это избавило бы меня от постоянного ожидания. Но он оставался.
Он единственный мог убедить меня вернуться, когда я готова была убежать на край света, и я боялась этого. От одной только мысли, что он имеет такую власть надо мной, хотелось сменить имя, фамилию и прописку. Но я знала, что буду возвращаться, всегда буду возвращаться туда, где могу увидеть его. Просто нужно было сделать так, чтобы встречи были короткими, а промежутки между ними - как можно дольше. Да, именно так я и сделаю.
- Все нормально, - я постаралась улыбнуться как можно веселей и бесшабашней.
- Когда ты так говоришь, я точно знаю, что ты врешь мне в глаза.
- Вру, - покаянно кивнула головой я, - но не спрашивай меня ни о чем, пожалуйста. Я не готова говорить.
- Как всегда, - хмыкнул друг. – Ладно, пошли отдыхать. Не знаю, как тебе, но мне не помешал бы плотный ужин, учитывая, что обедать ты меня не отпустила.
Схватив за руку, но, как бульдозер, потащил меня в сторону ресторана. Я перестала делать шаги… Иногда поражаюсь собственной глупости. Как будто это могло остановить голодного мужчину? Не сбавляя скорости, мы передвигались в нужную сторону: он шагом, я а скользя по снегу.
- Редж, совесть имей, - обернулся Тони. – Сколько можно издеваться над старым другом?
- Ты не старый. Всего лишь на три года старше меня, - показала язык я, но дурачиться перестала.
Когда я начала добровольно переставлять ноги, дело пошло быстрей. До ресторана мы добрали быстро: кажется, проголодался не только он.
Мы сидели за угловым столиком в ресторане. За что люблю свою жизнь, так за то, что научила, как забывать о правилах приличия, если хочется. Особенно в тех местах, где никто тебя не знает. Именно поэтому я ни капли не сомневалась, когда мне захотелось удрать на улицу, что так и надо сделать. Захватив с собой бокалы и бутылку коньяка со стола, мы отправились гулять по улицам заснеженного города.
Маленькие города в Альпах примечательны тем, что и в живую они остаются такими, как на открытках. Небольшие домики, утопающие в глубоких сугробах, ярко освещенные окна, приветливо улыбающиеся в темноте, и никогда не пустующие улицы. На нас смотрели как на идиотов, когда мы шли по улице с бокалами для конька в руках и почти полной бутылкой. А ведь мы еще были почти трезвые.
- Редж, пошли ко мне. По крайней мере там нас никто не посадит в местную тюрьму за нарушение спокойствия.
-Здесь есть тюрьма?
- По-моему, тюрьма есть в любом городке, а для тебя камеру найдут даже там, где ее нет.
- Пффффф, ну ты и зануда. Ладно, пошли. Только с тебя плед, я не хочу в дом.
- Вредина ты, Таунсенд, - вздохнул друг.
- Во сколько у тебя завтра самолет?
- Сразу после твоего.
Тони задумчиво вертел в руках бокал конька, изредка делая маленькие глотки. Как-то резко желание выпить и повеселиться исчезло, оставляя после себя легкую дымку грусти. Мы оба понимали, что сегодня – последний вечер перед долгим расставанием, которое изредка будет прерываться телефонными звонками. Несмотря на то, что теперь множество возможностей общаться на расстоянии, мы никогда не разговаривали в скайпе. И как бы я ни понимала, что это хорошо, мне до слез не хотелось оставаться без него.
- Глупый вопрос был, - тихо заметила я.
- Согласен.
Он не улетал первым. Никогда. Он всегда был тем, кто провожал взглядом улетающий самолет или уезжающий вдаль поезд. Не знаю почему, но он всегда делал так: менял свои билеты, чтобы уехать на пару часов позже. Он никогда не объяснял, зачем делает это, а я никогда не спрашивала. Просто принимала, что так должно быть.
- Почему мне так грустно?
Я подняла на него взгляд, пытаясь найти в его глазах ответ на свой вопрос, но не могла. Зеленые глаза внимательно смотрели на меня, будто пытались понять что-то, мне неизвестное.
- Наверное, потому, что ты возвращаешься в свой мир. Каникулы закончились, малыш, пора вернуться в обычный мир.
- Не хочу.
Мне хотелось уйти в дом, упасть на кровать и разрыдаться. Но нельзя… Вместо этого я воспользовалась моментом, чтобы притвориться, что все хорошо. Что то, что он меня обнимает, что мне, сидя в его объятиях, кажется, будто ничего больше в жизни не нужно, в порядке вещей.
- Надо. Таунсенд, я тебя не узнаю, что за поведение страуса? Ты еще песок потребуй, чтобы спрятать голову туда!
- А вот и потребую. А ты плохой, мог бы и пожалеть бедного ребенка, - надулась я.
- Будь ты ребенком, вот это не было бы таких размеров, - он хлопнул меня по попе ладонью.
- Что!? Так я толстая? Ну все, ты покойник!
Позже я понимала, что он правильно сделал тогда, когда ляпнул такое. Это разрядило атмосферу меланхолии, в которую мы медленно погружались, но в тот момент я готова была задушить его, что не преминула сделать. Тони с хохотом открывал мои руки от своей шеи, а я сопротивлялась.
Через пять минут борьбы меня скрутили, в плед засунули и только что веревкой не перевязали. Я злобно лягалась, стараясь попасть по коленной чашечке, до тех пор, пока не увидела следы своих пальцев на его шее. Черт! Я же не хотела!
- Извини.
- Да ладно, будем считать, что ты мне отомстила, - он, морщась, дотронулся до следов. – Зато я еще долго буду помнить, что говорить тебе правду иногда опасно для жизни.
- Сторн! – возмущенно завопила я. Раскаяние исчезло моментально, осталось чувство сожаления, что я не закончило начатое дело. Надо было придушить его.
- Да шучу я, шучу. А может и нет…
Дождавшись, пока стюардесса произнесет, что можно расслабиться и получать удовольствие от полета, я отстегнула ремни и устроилась удобней. Фотки ждали своего часа в сумочке.
Я включила на телефоне Адажио соль-минор Альбинони и начала медленно рассматривать фотографии, которые мы просили сделать незнакомых людей, у которых видели полароиды.
Вот мы на склоне горы на лыжах. Здесь – на коньках (через пять минут я зацепилась коньком и грохнулась на лед, а об меня споткнулся едущий позади мужчина… его полет был красив, а у меня два синяка от падения и еще один как наследство от любителя полетов). А тут я не утерпела и размазала снежок о лицо Тони, пока он старательно улыбался в кадр (убегала я потом быстро, но недостаточно….)
Фотографии отражали почти каждый знаменательный момент нашего отдыха, как-то так получилось… И последняя, на которой мы в аэропорту: я улыбалась, а самой хотелось плакать… Да, фото не всегда правдивые источники.
Я сложила фотографии в конверт и спрятала в сумку. Осталось только по приезду домой разложить их в альбоме и убрать до очередного приступа ностальгии, когда за бокалом сладкого вина можно предаться воспоминаниям, а сейчас пора возвращаться в свой мир…
Дрэго Камден:
Поместье Камден.
Некоторое время назад
- Дрэго, Дрэго приехал.
Из дома по каменистой аллее мне навстречу, расставив руки в стороны, выбежал Джейми, старший сын сестры. Озорник, проказник и самый лучший племянник на свете.
Поставив сумки на дорожку, я с улыбкой ждал его приближения, чуть присев и вытянув руки вперед. Я очень любил этого озорника, от проделок которого порой содрогалась вся семья, но при этом любила со всей присущей нам нежностью. Чувство родства и единения у нас было очень сильно развито. Я с нежностью относился к своей сестре, родителям. Мужа Клариссы я уважал. И было за что. Он сделал счастливой мою сестру, а это многого стоило.
А Джейми, был плодом их любви. И сейчас…
С громким визгом подлетел вверх, подхваченный мной на бегу и подброшенный вверх.
- Дрэго, еще, еще.
Малыш заливался смехом и просил еще и еще. Подкинув еще пару раз, я устроил его на сгибе локтя, с улыбкой смотря на сияющую мордаху и взъерошивая непослушные кудри.
- Привет, чемпион. Как поживаешь?
- Ой, хорошо. Мы с папой сегодня…
Пока он мне рассказывал обо всех своих приключениях, с серьезным видом кивая ему в ответ, поднял сумки и не спеша пошел в сторону дома. Где на крыльце уже стояла вся семья, взбудораженная криками Джейми.
Передав наследника на руки любящим родителям, освободив при этом свои, я перешел к официальной части приветствия родных, которая продолжилась в доме, потом за обеденным столом.
В нашей семье не лезли в душу, но и никогда не оставались в стороне. Традиции, впитанные с молоком матери и переданные предками, свято чтились и соблюдались.
Кем бы мы ни были. Где бы мы ни находились. Мы всегда знали, что здесь нас ждут. Встретят, выслушают и поймут. Здесь был наш дом.
Разговор за столом переходил от шутливого до серьезного, и снова появлялись улыбки, сопровождаемые тихим перестуком столовых приборов.
Говорили в основном они, я же больше отмалчивался. Такова была моя природная, молчаливая сущность, укоренившаяся выбранной профессией. Охранять чьи то жизни. Да и соскучился я за ними всеми очень, поэтому предпочитал слушать все новости, и просто родные голоса.
- Сынок, ты надолго? - голос матери очень тихий, с едва заметным оттенком надежды, что ее сын задержится не на час, день, а на.. на какое время, она и сама не знает, но очень надеется.
Как и все собравшиеся за столом. Они не говорят ничего, только смотрят на меня с вопросом, и такой же надеждой, как и мать. Даже племянник, перестав размазывать пюре по тарелке, замер с приподнятой вилкой, ожидая моего ответа. Именно в такие минуты понимаешь, насколько ты им всем дорог.
- Надолго, мам, надолго, - сжимая руку сидящей рядом матери, но с легкой улыбкой обводя всех взглядом, - я приехал на совсем. Последний контракт закончен. Продлевать я не стал. Поэтому..
- Поэтому завтра утром я катаюсь с тобой, - разрывает образовавшуюся тишину своим вердиктом племянник, тем самым ставя окончательную точку и заглушая почти неслышные выдохи облегчения. Сын вернулся домой.
Еще раз сжав руку матери и получив ответный отклик, я подмигнул в знак согласия Джейми, а семья вернулась к прерванному разговору.
Всегда, когда я возвращался домой, мне снились сны. Только здесь. С детства знакомой комнате. Снилось и сегодня. Только сегодня была какая то тарабарщина, которую я старательно смывал с головы, стоя под утренним душем и оперевшись руками в кафельную стенку. Никогда я не обращал на сны внимания. Очень старался следовать совету и сегодня. Только бы он еще не был слишком ярким и запоминающимся.
Выключив душ, обмотав бедра полотенцем, вторым вытирая голову, я с улыбкой смотрел на племянника, который уже с утра пораньше восседал на моей кровати, мотыляя ногами.
- Дрэго, ты очень долго спишь. Мы пропустим все самое интересное.
- И что же мы такого интересного пропустим? - не прекращая разговора с малышом, я зашел в гардеробную, чтобы подобрать вещи для прогулки.
- Как что? - голос раздался подозрительно близко от дверей. - Мы пропустим то, как просыпаются жеребята.
Да, очень убедительный довод. Учитывая, что в его возрасте я точно так же бегал смотреть на жеребят.
- Не переживай, мы не опоздаем, - прикрыв за собой дверь гардеробной и подхватив парня на руки, мы покинули еще почти спящий дом.
Конюшни располагались на приличном расстоянии от дома. Джейми преодолел расстояние, восседая у меня на плечах и рассказывая последние события с детской непосредственностью и открытостью. Я лишь улыбался в ответ, изредка поддакивая, пока не услышал раздавшееся, едва слышимое над головой:
- Дедушка его продаст?
Мы были уже возле конюшен, поэтому, сняв Джейми с плеч, поставил его на гравий и, приседая на корточки перед ним, внимательно всмотрелся в неожиданно погрустневшее лицо:
- Кого продаст?
- Моего Чемпиона.
Насколько я был осведомлен, Чемпионом был не так давно рожденный жеребенок. Новых пород, выводимых нашей семьей. Первое потомство отец обещал подарить внуку. И очевидно, что так и было. Но что-то изменилось.
- Ты уверен, что он передумал? Дедушка никогда не меняет своих решений.
Джейми очень долго ковырял в гравии носком ямку, пока собирался с духом. Такое поведение было свойственно ему только тогда, если он был виноват хоть в мелочи, но поступил неправильно и это осознавал.
- Он мне еще не говорил, - его голос упал до едва слышного шепота, такого, что мне пришлось приблизиться к нему максимально близко, чтобы слышать слова, а не читать по губам. - Это сказал один очень страшный дядя. Он был здесь недавно.
Отстранившись, я с удивлением и недоверием смотрел на малыша. Мог ли отец в угоду сделки расстроить внука? Ответ был однозначный. Нет. Что-то напутал Джейми? Возможно. Но тут же закралось огромное сомнение. Да, парень был еще тот озорник. Но при всех своих проделках он всегда говорил правду.
- Как ты узнал? - мне приходилось говорить так же тихо, чтобы поддержать заданный им тон, по возможности узнать и помочь.
- Я подслушал. Я прибегал посмотреть на..,- переводя тяжелый, обреченный вдох, бросая взгляды на приоткрытые двери конюшен, после чего смотря мне в глаза, - на своего Чемпиона, а там дедушка и тот дядя очень громко спорили. Дедушка говорил, что он мой, а тот говорил, что дедушке все равно придется ему, - запнувшись, словно вспоминая точное слово, - уступить.
Картина вырисовалась очень интересная. Однозначно было ясно, как нынешнее утро, что племянник стал свидетелем очень неприятного для отца разговора. Но что имел против отца незнакомец. И главное, кто?
- Ты мне веришь?
Склонив головку набок, Джейми смотрел на меня очень внимательно. Конечно, кандидатура моя не вызывала сильного доверия, и это ясно читалось на его личике.
- Чемпион останется твоим. Я поговорю с дедушкой.
Продолжая смотреть на меня с недоверием, Джейми молча протянул мне ладошку, предлагая пройти и наконец-то взглянуть на то, что было предметом спора. Малыш был честен до конца. Ни слова лжи.
На конюшнях уже вовсю шли утренние работы. Работники все были знакомыми, не один год работающие в нашей семье. Проверенные годами выдержки и преданности.
- Доброе утро, мистер Джейми.
Навстречу вышел главный конюх, знавший еще меня в возрасте племянника
- С приездом, мистер Камден.
- Приветствую, Патрик, - пожимая руку конюху и обводя взглядом все помещение.
- Надолго в наши пенаты?
- Предположительно, навсегда.
- Вот это правильно. Отцу давно нужна помощь, пока Джейми растет вам на смену.
- Да, смена у нас растет отличная, - сжимая ладошку малыша в своей руке, хоть как то придавая уверенности и прося поверить,- покажи нам Чемпиона.
Даже с первого взгляда на жеребенка можно было сказать, что гены новой породы он взял на все сто. Он, и только он станет основателем и прародителем всех поколений.
- Его тебе обещал дедушка?- посмотрев вниз на племянника и кивая в сторону жеребенка.
Едва заметный утвердительный кивок в ответ, не отрывая глаз от своего подарка.
- Мистер Камден,- осторожное прикосновение к плечу прервало процесс рассматривания, - можно с вами поговорить?
Оставив Джейми возле стойла, я отошел чуть в сторону, не выпуская парня из виду.
- Слушаю.
- Мистер Камден, я знаю, что вступаю на недозволенную территорию и не имею право давать советы или тем более указывать вам на что-то, но, пожалуйста, присмотритесь к сегодняшнему гостю вашего отца.
- Какого гостя? Мне никто ничего не говорил. Патрик, что у нас происходит?
Старик очень долго молчал, переводя взгляд то на лошадей, то на меня.
- Сегодня приезжает покупатель Чемпиона.
- Что?
Чтобы не напугать Джейми, не рявкнуть, пришлось перейти на свистящий шепот:
- Через мой труп он получит его. Патрик, ты разве не видишь в нем гены? Ты! Ты куда смотрел? Или ослепли все?
- Нет, не ослепли. Вы, наверно, его знаете, этого человека. Константинос. Ставрос Константинос. С каких-то пор партнер вашего отца.
- Партнер? У нас никогда не было партнеров.
Прищурив взгляд, сверля им старшего конюха, который знал намного больше, чем мне сказал, коротко кивнув и попросив присмотреть за племянником, пообещав прогулку в другой раз, размашистым шагом направился обратно в дом.
Что за чертовщина тут творится? Какой партнер? У нас их в жизни не было и не будет. Я хоть и работал контрактником- наемником, но прекрасно знал, что у нас в семье происходит.
Отца, учитывая ранний час, застал в своем кабинете, стоящего у окна. Он прекрасно видел, как я возвращался и откуда. Обошлись без ненужных обоим предисловий.
- Я не позволю его продать.
Отец очень долго молчал, стоя с заведенными за спину руками, сжимая и разжимая пальцы.
- Ты никогда не задумывался, что в жизни все может решить одна крошечная ошибка, совершенная десятки лет назад?
- Крошечных ошибок не бывает.
- Да, - бросив взгляд на меня и отворачиваясь обратно к окну, - да, ты как никто это знаешь, даже больше, чем все мы. А я считал, что бывают. Большие и маленькие. Особенно, если она была давно, когда все молоды и совершают их почти ежедневно.
- Но не ты.
- Но не я.
- Каким образом Константинос в этом замешан? Как он узнал о Чемпионе?
- Как узнал, я не знаю. Возможно утечка информации, - отвернувшись от окна, отец подошел ко мне почти вплотную. - Я рад, что ты вернулся. Возможно, тебе удастся узнать, кто продал информацию.
- Я то узнаю. Но что ты скажешь Джейми?
Наблюдая за лицом отца, как гримаса боли пробегает по его лицу, и понимая, с каким трудом ему далось такое решение.
- Расскажи мне,- сжимая руками его плечи,- мы не можем этого допустить.
- Не можем,- словно эхо повторяя мои слова и отходя в сторону,- я никогда не думал, что то, что случилось очень много лет назад, вернется ко мне в таком лице. Я был молод и горяч, поступал безрассудно и не осмотрительно. Давал шутливые расписки и обещания. И однажды, когда не верил, что смогу добиться всего того, что есть у нас сейчас, а очень хотел иметь свой конезавод, я в порыве отчаяния написал, что если у меня все получится, предъявителю сего документа продам за пару фунтов первое потомство.
На моем лице не дрогнул ни один мускул. Внутри же я готов был взорваться и разорвать первого попавшего. Не надо было быть ясновидящим, чтобы понять о дальнейшей судьбе того клочка бумаги.
- Почему ты его не порвал?
- Я был пьян. У нас была какая то вечеринка. И я очень плохо помню тот вечер.
- Боюсь даже спросить, как ты узнал, что это ты писал. Подделка?
- Исключено. Там печать, гербовая, нашего рода.
Высказав сквозь зубы весь нецензурный словарный запас, я покинул кабинет отца, проведя остаток дня в переговорах по телефону, собирая всю нужную информацию.
А информации было более чем предостаточно. Поэтому, когда в дверь постучали и предупредили, что меня ожидают внизу, я был хоть приблизительно, но информирован о том, с кем буду иметь дело.
Первое впечатление подтвердило все, что крутилось в голове об этом человеке. Добавив ко всему прочему самое основное, этот человек не остановится ни перед чем. Для него нет ничего ценного, и человеческая жизнь в том числе.
И сидя напротив него, я прекрасно осознавал, что наша «шахматная партия» с ним - это только начало. Что в данную минуту мы только выбираем цвета, кто какими играет, только расставляем фигуры на доске, под названием «человеческая жизнь».
Дрэго Камден:
Если кто то предполагает, что были тяжелые и мучительные переговоры, он очень глубоко ошибается. Ставрос коротко и отрывчато изложил свои условия.
- Мне нужен первый приплод.
Все. Больше он ничего не говорил. И что то объяснять ему было бессмысленно. Да никто особо и не горел желанием.
Если отец хотел потерять репутацию в занятой нише бизнеса, это его проблемы. У Ставроса проблем не было никаких. Он открыто смеялся нам в лицо, развалившись на диване, с видом хозяина положения. А он и был хозяином положения, в данную минуту. И как повернуть чашу весов в другую сторону, не знал никто. В нашей семье.
На отца было жалко смотреть. Весь груз вины, лежал на его плечах не подъемным грузом. Его волновало не столько репутация в бизнесе, хоть и она была очень весомым аргументом. Сколько вина перед внуком. Вот что было самым тяжелым на весах. Самым страшным и пугающим. Да, для кого то это ничего не значило. Джейми был мал, ему можно было пообещать другого жеребенка. Он бы вырос и возможно все забыл. Но.. Да, все возможно, в другой семье так бы и поступили. Где слово и желания ребенка учитывалось в последнюю очередь. К счастью в нашей было по другому. Данное слово чтилось, и не важно в каком возрасте находился оппонент.
- Константинос, зачем вам именно этот жеребенок? Я прекрасно осведомлен о ваших финансовых возможностях. Вы можете позволить себе купить все что вам захочется.
- Азарт. Можете считать это моей прихотью. Игрой, посмотреть как вы будете выкручиваться из сложившейся ситуации. Посмотреть и показать всем, КАК вы держите слово. Что для вас родовое слова, скрепленное печатью. И, как мы все здесь понимаем, самая малость, деньги. Будущие прибыли.
Держать лицо, при любой ситуации, я умел. По мне практически не возможно узнать, что я думаю и испытываю. Я могу мило улыбаться и при этом исходить к вам ненавистью. Могу выразить всю степень презрения, и при этом любить.
И Ставрос от части терялся, считая себя хозяином положения, и не находя того тупика, в котором, по его мнению, мы должны были быть. Что бы дожать, добить и окончательно держать все нити в своих руках.
- Я так понимаю, никакая равноценная замена, вас не устроит?
Не предполагая подвоха, вопрос был озвучен самым безобидным образом. Предполагая другую породу, либо жеребенка позднего рождения. Но, слова были озвучены и поняты по своему.
Ядовитая ухмылка, очень медленно сползала с лица сидящего на против меня человека. Так же не спеша, приняв деловую посадку, Ставрос не сводил с меня глаз. Что он пытался увидеть на абсолютно не читаемом лице? Только его ответ подтвердил - ничего. Ему не нужны были мои мысли, он вынашивал свои. Еще более бредовые, чем те, с чем пожаловал к нам
- Устроит. Первое потомство вашего,- сделав ударение на последнем слове, и уже тише продолжая,- рода.
- Что?,- подскочив с дивана, отец навис над гостем,- пошел вон из моего дома. Вон! Слышишь? И что бы духу твоего здесь не было.
Хватая отца за руку, что бы не натворил еще больших бед, и отстраняя от Константиноса, повернулся к уже стоящему гостю
- Если вы предполагаете то, о чем Я подумал, советую вам выкинуть вашу больную фантазию из головы. Никогда наш род, не соединится с плебеями. А теперь, действительно, вон.
Посмотрев на нас с отцом, словно ничего особенного не произошло, стряхивая невидимую пылинку с плеча, Ставрос сделал пару шагов на выход, но остановился на месте поворачиваясь к нам
- Я всегда добиваюсь своего. У вас, теперь, есть два пункта которые меня устраивают. Ваш выбор, господа, что вы согласны мне предложить?
Стоило входной двери закрыться с тихим стуком, отец упал на диван хватаясь за сердце. Вызвав в срочном порядке семейного врача, и оставив отца на руках матери и сестры, я обосновался в его кабинете. О том, что бы рассматривать какое либо из предложений Константиноса, не было и речи. Но искать срочный выход, надо было.
Побродив бесцельно по кабинету, так и не придя к какому то, хоть отдаленному решению, предупредив домашних, что бы не ждали к ужину, прихватил поджидающий своего часа шлем, покинул дом.
Мне нужен был простор, скорость и адреналин. Выкинуть все то, что горело и металось внутри. Выкинуть всю ненависть и презрение, что смог вызвать один единственный человек. Меня трудно вывести из себя, еще труднее заставить увидеть реакцию, но это..это было уже пределом.
Помотавшись несколько часов по пригородным дорогам, я остановился в каком то кафе. Маленьком, но чистом и уютном, занимая самый дальний столик, возле окна.
Время было позднее, посетителей почти не было, кроме молодой пары, о чем то тихонько переговаривавшейся между собой.
Ужинать я не хотел, заказав лишь кофе и пару бутербродов. Но и они не вызывали желания быть съеденными.
Я смотрел в ночь, на пролетающий мимо транспорт, не переставая думать и размышлять. Выброшенный адреналин немного притушил эмоции, позволяя успокоиться. Но надолго ли?
Возникшее отображение в отсветах окна, заставило резко дернуть головой, отворачиваясь от окна. Пара, что сидела неподалеку поднималась из за стола. Но не они, а она, девушка притягивала мой взгляд. Она была на последних месяцах и готовилась стать матерью. Подарить плод любви двух людей.
Плод, то что было для одних смыслом жизни, а для кого то предметом торга.
Проводив их взглядом, я посмотрел на руки, в которых уже вертел телефон. Да, я принял решение. Не зная, к чему оно приведет, но я должен был хотя бы выслушать его. Оставаться в слепой не определенности я уже не мог.
Мирелла Риччи:
Dio vede tutti i nostri peccati, però vede anche il nostro pentimento.
(Господь видит все наши грехи, но он видит и наше раскаяние.)
Четыре года назад. Италия, Монца.
Напряженный взгляд. Напряженное тело. Губы, искусанные в кровь. Крепкий обхват ладони на руле. Скорость снижена на повороте. Ошибка. Нога с силой вдавливает педаль газа в пол. Мимо со свистом проехал еще один соперник. Финишная черта преодолена и лишь четвертое место.
- Sia maledetta questa macchina, questa gara e di tutta la vita in generale!*
Резко срываю шлем с головы, удерживая за прорезь, замахиваюсь. Глухой удар, еще один и появляются трещины на черно-желтом покрытии.
- Perché sei morto!**
Я не знаю к кому обращаюсь, но проклятия продолжали изрыгаться изо рта. Совершенно новый, яркий шлем превратился лишь в подобие.
Пятый заезд, а в тройку лидеров попасть не получалось. Ладонь механически накрывает слегка округлившейся живот под плотной тканью комбинезона. Эта была точка в моей карьере. Эта была жирная точка на моей мечте.
- Una fallita***
Печаль в голосе, взгляд скользнул по механикам суетившихся вокруг моей машины. Вдалеке слышались поздравления победителям, яркие салюты орошали небосвод на фоне заката.
Точно такой же закат был тогда, когда мотор автомобиля мягко заурчал, щебень под колесами смешно зашелестел. Черная машина промчалась мимо, не остановившись перед маленькой фигуркой одинокой девушки, смотревшей со слезами на глазах на уже ставшей точкой вдалеке черную машину, уносившей прочь первую любовь и оставляя после себя разбитые мечты.
Первая любовь, первые слезы, первое разочарование. Стандартный сюжет дешевой мелодрамы. Он красив, она молода. За его плечами опыт всех его лет. За ее - лишь поцелуи украдкой. Его слова будто музыка для нее. Он самый лучший, она самая доверчивая. Влюбленный взгляд встречается с циничным. Ее вера в него непоколебима.
- Come ti chiami, bambina??****
Его голос подобен игре на фортепиано – заставляет замереть, не дышать, чувствовать, трепетать.
Его серо-зеленые глаз околдовывают, заставляют идти за ним.
Он здесь временно. Она здесь навсегда.
Он гостит у друга. Она живет здесь всю жизнь.
Он завтра уедет. Она останется навсегда.
- Il mio nome è Craig*****
Запах винограда смешивается с солнцем, с запахом его парфюма. Он был подобен Богу. Он был захватчиком ее чистой души. Она была добровольным пленником в объятиях дьявола.
Ночи, наполненные ароматом любви. Первые признания, и лишь улыбка в ответ. Глупая не понимала, что лишь пешка в руках мастера.
Машина скрылась за поворотом. Рука ложится на живот, ноги подкашиваются и ослабленное тело оседает на дорожку, где были видны следы недавнего автомобиля, в котором сидел тот кто, разрушил девичьи мечты. Ладонь ложится на рисунок шин, ощущая тепло. Точно также еще вчера эта ладонь касалась мускулистой груди, под которой неистово билось сердце. Тихий шепот в темноте, он порабощает. Он факир, а я лишь маленькая змейка, извивающая под тихие звуки его голоса.
- Sei molto bella, piccola******
Пальцы загребают щебень в ладонь. Острые камушки впиваются в нежную кожу руки. Сквозь слезы взгляд нацелен на тот поворот, где скрылась черная машина, чей мотор так нежно урчал.
- Sei ancora scherzetto*******
Наши дни. Италия, Монца.
Я видела его впервые, не считая того дня, когда он появился на свет. Ему три года. Серо-зеленые глаза, такие редкие для итальянца, смотрят на мир с любопытством. Он лев, вернее маленький львенок с темной «гривой» на голове. Его зовут Леон. И он мой «брат». «Младший брат», рожденный в ночь, когда дождь громко стучал по крыше. Когда молния разрезала небеса. Деревья гнулись под тяжестью ветра. Крик заглушался чей-то грубой ладонью, чтобы не разбудить соседей.
Он был моим братом, но рожденный мною. Так отец скрывал мой грех, мою тайну, не давая опорочить честное имя семьи.
Четыре года назад. Италия, Монца.
- Puttana, - звук пощечины и на щеке расцветает яркое пятно.
Оскорбление сыпались из уст отца, удары принимало нежно тело. Единственная дочь. Дочь, воспитанная в семье консерваторов. В семье, которая каждое воскресенье посещала церковь.
Sei la vergogna della nostra famiglia(1) – еще удар и из носа брызнула кровь.
Лишь брат оттащил отца, но я уже не чувствовала этого. Два удара за один день. Удар сердечный и удар физический. А после все месяцы беременности в заточении. Невольная пленница в башне, только рыцаря нет. Месяцы на обдумывания плана мести.
Первые дни попытки его разыскать. Хождение кругами вокруг дома, где он останавливался. Осталось только имя на соленых от слез губах. Крейг. Оно как ветер срывается и уносится прочь. Только ветер не разбивает сердец, а время не лечит искореженную душу. Отмщение – лекарство всему.
Итальянцы не прощают. Итальянцы не забывают. Пожалеет еще тот, кто когда-то обидел невинную душу.
___________________________
*Будь проклята эта машина, эта гонка и вся жизнь в целом!
** Чтоб ты сдох!
*** Неудачница.
****Как тебя зовут, малышка?
***** Меня зовут Крейг.
****** Ты очень красивая, малышка
******* Ты еще пожалеешь
(1) Ты позор нашей семьи!
Маргаретт Ховард:
Новая Зеландия.
Мне 16 лет. Я живу где попало ,ем что попало и вообще образ жизни у меня из разряда "что попало". Так случилось,что ни матери ни отца у меня нет.Отца съел крокодил, а мать укусила змея,когда они гостили у родственников в Австралии. К родственникам я не поехала из принципа. А когда из службы опекунства приехали домой, я спряталась. Дом у нас отобрали,он ушел к родственникам и государству. А я осталась.Одна. И мне это нравится,чтоб его! Можно жевать жвачку когда захочется. Ходить куда захочется, общаться от кого не воротит меня,но от кого воротит взрослых. Короче,жизнь у меня сплошной счастливый отстой. Сегодня мой день рождения. И мой любовник подарил мне на него путевку в Египет. Не то,чтобы я радовалась, но, может там лучше,чем здесь....
Египет.Гиза
Мы вышли из очередного туристического автобуса, чтобы пересесть на верблюдов и направится к пирамидам. Посмотреть поближе и рассмотреть детали. Не знаю, как тому симпатичному обкуренному парню, а мне идея ехать на верблюде,который может плюнуть мне в фейс, вовсе не хотелось. Мало того,что я абсолютно не была готова к тому,что здесь солнце ТАК обжигает кожу, так я еще и не знала, какая жуть меня здесь ожидает.Тараканы,пауки,скорпионы...и это самая малая толика того, что я здесь встретила.
-Привет,чувак, дай косячка курнуть. - обратилась я к парню с утверждением. Да, такая вот я, никогда ничего не спрашиваю.
Обкуренные стеклянные глаза посмотрели прямо в мои. -Мала еще, пиз**й отсюда.
-А ругаться не прикольно. Косяк гони,сказала. -Вытащенный по-быстрому перочинный нож уперся ему в пах.
-Не наглей сука, я не боюсь этой хрени. -Выбил его из моей руки. Кисть разболелась практически сразу. Страшно хотелось схватить ее другой рукой,но я сдержалась.
-Нех*й было грубить. Я же по человечески попросила.
-Нах*й пошла.
Собрав остатки принципов, не гордости, ее у меня уже давно нет, развернулась и пошла прочь. Ничего, мы еще поговорим.
Утро. Где-то в пустыне.
Я ничего не вижу. Чувствую боль во всем теле, невыносимую тяжесть в конечностях. Мой нос забит. Страшно хочется пить, язык,кажется разбух. Меня куда-то везут, я не знаю куда. Мои руки связаны, ноги,судя по ощущениям тоже. И я ничего не вижу. Панический крик подкатывает к горлу,но я его сдерживаю,потому что...ну,потому что это правильно. Прислушиваюсь к окружающим звукам.
-أدلى به اليوم القبض جيدة. خلف الفتاة لا ينبغي أن يدفع السيئة. والرجل في ذلك الوقت.
Слышу только незнакомую речь. Ничего не понимаю. Что происходит? Где я? Куда меня везут? И черт,почему так темно и так больно.
Мне становится страшно. Мне становится больно от того,что темно. Я боюсь ее,боюсь мглы. Когда приходит эта страшная темнота,сразу появляется он....
Шеридан О`Хара:
Новый Орлеан.
Звон бокалов. Звук разливающегося шампанского по дорогому хрусталю. Приторный и лицемерный смех, собравшихся гостей. Платья от известных кутюрье. Дорогие смокинги и аккуратно повязанные бабочки. Сверкание драгоценностей в свете ярких люстр.
- Прием закончится около полуночи. Ты уйдешь оттуда в одиннадцать.
Танцуя в центре зала с виновником торжества, не свожу глаз с голубых глаз претендента в сенат. Умный взгляд - вызывает уважение. Морщины прорезали высокий лоб. Морщинки вокруг глаз указывают на добродушность, но не в его случае - это хитрость, ловкость и манипуляция.
- Вы прекрасно танцуете, графиня, - голос пронизан восхищением.
Ах, каков болван!
- С таким партнером - разве может быть иначе, - неприкрытая лесть и вот ладонь сильнее сжимает талию, придвигая ближе глаза победно блеснули.
- Не хотите взглянуть на коллекцию картин? Недавно приобрел Рембрандта - это шедевр, - закатывает глаза в восхищении, на губах улыбка обладателя ценного.
- Ты должна проникнуть на второй этаж, "Регент"* хранится там. Осмотрись внимательно.
- Почему бриллиант у него, а не в Лувре?
- Такие дарят подарки, - пренебрежительный тон со проводился брезгливым выражением лица.
Уверенный обхват руки за талию, и уводит наверх по мраморной лестнице устланной персидским ковром. Звук высоких каблуков заглушает мягкий ворс. Проход вдоль длинного коридора. Рука на талии крепчает, привлекая ближе. Не обращаю внимание, глаза цепко изучают расположение датчиков на инфракрасных лучах, раскинутых в хаотичном порядке по периметру помещения.
Декстер Карлсон, кандидат в сенат расхваливал бесценную коллекцию картин, задержавшись возле полотна Рембрандта покоящегося на бордовых стенах коридора.
- А здесь хранится самое ценное. Я бы сказал, то что не имеет цены, - голос стал тише, будто боясь потревожить тишину. Уверенное движение рук, приоткрывает двери. Обстановка восхищает, но не она цель. Посреди комнаты, под стеклянной колбой- импровизированный сейф, находился ОН, то что помогло в свое время Бонапарту надеть императорскую корону.
- Как прекрасно! - без лжи шепчу, с трудом отводя глаза, чтобы не почувствовал неладное. Притворно вздыхаю. - Боюсь нам надо возвращаться. Гости без вас заскучали.
- Графиня Рейвен, вы так изумительны, вы такая... - лицо приближается ближе, слышу запах его дыхание, отнюдь несвежего смешанного, стараясь не морщиться.
- Сенатор, - прерываю его, называя должность о которой грезит,лицемерю, - не стоит спешить.
Ладонью провожу по щеке, чувствуя как щетина колет нежную кожу. - Нам пора.
Поворачиваюсь, демонстрируя обнаженную спину. Шаг вперед. Останавливаюсь, чтобы обернуться и зовущая улыбка касается губ. - Вы идете?
Часы пробили ровно десять. Пофлиртовав еще какое-то время, покинула прием, оставив после себя лишь легкий аромат духов.
- Дом охраняется собаками. В рюкзаке будет для них подарочек, с начинкой из снотворного. Максимальное время действия - один час.
- Уверена, я разделаюсь с этим быстрее.
- Поменьше самоуверенности, Шерри, - строгий взгляд, - зайдешь со стороны заднего двора. Не забудь абордажную кошку.
Быстро передвигаться на каблуках по каменистой мостовой было затруднительно, но время оставалось в обрез. За поворотам в кустах черный Alfa Romeo. Переодевшись на заднем сиденье в черные брюки, такого же цвета водолазку, и спрятав волосы под темную шапку, а руки в перчатки, уселась ждать. Рядом лежала "кошка", приготовленный рюкзак, содержимое которого было изучено вдоль и поперек.
Мимо проезжали лимузины с сытыми и довольными гостями, не замечая черной машины притаившейся в кустах.
- У Карлсона синий Mercedes. Его самолет в три ночи. Значит около полуночи и он отчалит со своего приема. Смотри не пропусти.
- Я не подведу Говард.
- Я знаю, девочка, - взгляд лишь на секунду пропитывается нежностью и сразу же становясь цепким и колючим.
Приспускаюсь с заднего сиденья, сквозь окно наблюдая за приближением и удалением синего Mercedes по дороге прочь от дома.
Перелезаю за руль, и машина повернула в сторону особняка. Останавливаюсь возле кустов, чтобы автомобиль не был виден обычному обывателю со стороны улицы.
Подходя к воротам, осматриваюсь по сторонам. Звенящая тишина - хорошей аккомпаниатор.
Подпрыгиваю, зацепляясь ладонями за края широкого каменистого забора, подтягиваюсь на руках вверх. Почти перекидываю ногу, через "стену", как слышится злобный рык двух ротвейлеров, оскалившегося на меня. Закинув ноги на забор, достаю из рюкзака два куска мяса. Помахав им перед носом двух озлобленных собак, откидываю куски их в сторон. Провожая собак взглядом, спрыгиваю на землю, оказываясь по другую сторону ограды.
Огибая углы, на которые распространялся обзор внешних камер, добегаю до заднего двора.
Выдохнув, и снова взгляд скользит по сторонам, изучая темноту. Снимаю рюкзак, достаю "кошку". Отойдя на несколько шагов от стены, замахиваюсь прищурив глаза, прикидывая размах руки и расстояние.
Еще один выдох и уверенным движением запускаю "кошку" на крышу дома. Тяну за канат. Крепко. Подпрыгнув, ладонями крепко обхватываю канат, поднимая свое тело вверх. Оказываюсь на крыше с импровизированной оранжереей. Быстро осмотревшись, в полуприседе подбегаю к окну. Стеклорезом, разрезаю стекло, чтобы пролезла ладонь. Слышится щелчок задвижки. Открыв окно, оказываюсь в том самом коридоре отдаленно напоминающего картинную галерею. Достаю из рюкзака очки и вот весь коридор стал похожим на новогоднюю елку.
- Ну поехали, - шепчу я, приближаясь к диагональному лучу. Прикрываю глаза. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Открыв глаза, приподнимаю ногу, сгибая в колене, перешагивая луч. Шаг за шагом. Ползти лежа. Встать. Наклон. И все это чуть дыша, а где-то и совсем замирая.
Миновав лучи, оказываюсь перед дверью. Вытираю ладонью обтянутой в перчатку пот со лба. Обхватываю ручку двери, за которой желаемая цель. Тихий скрип двери и предстает он - "Регент" во всей красе.
Еле дыша подхожу к стеклянному кокону. Тусклый свет невыключенных ламп отражал сияние бриллианта. Обхватывая ладонями стеклянную колбу, приподнимаю крышку.
Визг сирены ударил по ушам. Дом озарился ярким светом.
- В случае чего у тебя три минуты до приезда полиции. - предупредительный голос звучит в ушах.
- Дьявол! Черт, Черт! - схватив камень, ринулась вдоль коридора, задержавшись на минуту, чтобы сорвать со стены Рембрандта. Удар рамы об кресло и полотно оказывается свободным от "оков". На бегу скручивая картину, отправляю ее за спину в рюкзак. Камень в кармане. Выскакиваю в окно. Быстрый спуск по канату в них. "Кошка" остается на своем месте". Бег через территорию особняка. Собаки по-видимому не до конца доели мясо, так как послышался их лай и скрежет когтей за спиной.
Уже запрыгиваю на забор, собака нагоняет цепляясь пастью за штанину и касаясь кожи ноги. Ударив второй ногой по морде, быстро перелезаю. Боль в ноге не останавливает, а лишь подстегивает бежать быстрее. Перебежка через мостовую и спасительный салон автомобиля. Натягиваю шапочку на глаза избегая света полицейских машин. Проводив их взглядом, завожу двигатель.
***
- Я могла бы догадаться, про лишнюю защиту.
Расхаживая по кабинету взад-вперед я нервно покуривала тонкую сигарету, которую позволяли лишь в моменты сильного стресса.
- Мы оба могли догадаться. - спокойный голос Говарда вселял уверенность. - Тебе нужно скрыться. Я снял дом в пригороде Лондона, отдохнешь там. Камень я переправил, а на деньги Рембрандта ты сможешь жить безбедно. Но здесь оставаться тебе нельзя. Брошены все силы полиции и прочих "воинов" со значками на поиски.
Я киваю, соглашаясь с мудрыми доводами своего учителя. Я никогда не задерживалась на одном месте. С моей "работой" это было невозможно. У меня не было дома, лишь съемные квартиры, дома, отели - все зависело от того какую роль я играла: графини или цветочницы из пьесы Бернарда Шоу.
- Вот билет, - протягивает мне Говард, - вылет через два часа, поспеши.
Спустя несколько часов, меня встретил людской муравейник аэропорта Хитроу.
Дэш Раф:
Я люблю жизнь. Я хочу жить. Ни один человечишка не смог выбить из меня этого желания. Я буду жить. И пусть они думают, что пользуются мной, это не так. Это я пользуюсь ими, давая надежду, что те считанные минуты, пока с ними, я им принадлежу. Нет. Я мог бы написать банальную фразу, что весь такой красивый я только для родителей, но их давно нет со мной. У меня есть Я. И никто мне не нужен.
Жизнь меня не любит. Посылает каких-то странных людей, которые думают, что выполняют миссию бога. Майк был одним из тех, кто считал, что помогает мне. На самом деле, он стоит не дороже меня, если переводить все в товарно-денежные отношения. Строит из себя спасителя. А кто он? Что из себя представляет на самом деле?
Я два года пытался выискать хоть один плюс, тщетно. Он обычный человек, который, стоит признать, совершил в своей жизни что-то стоящее - вытащил меня из такого жидкого дерьма, что самому не выплыть. Но что он мне дал? ПатиЗон, клуб для полоумных, дешевое заведение для обделенных. Таких же, каким был Майк. Он жалок. За его "щедрость" я отплатил сполна - ни один клиент не ушел неудоволетворенным. А знаете, какая толпа ежевечерне проходит через двери этого свинарника?
Я лучший. И каждый из моих дорогих, любимых мужчин чувствовал это, будучи со мной. Даже после Англии я не перестал расплачиваться телом, просто делал это добровольно, что ли. Я знал, что могу уйти в любое время.
Майк. После двух лет я больше не пожелал тебя видеть.
Наверное, стоило бы поведать о своем детстве, но не буду утомлять вас рассказом о мальчике, сосущем по малолетству на заправках. Это печально и неинтересно. А еще это та страница в моей жизни, которую я хотел бы перевернуть. Но понимаю, что этого не случится, потому что это не несколько строк из моей жизни, это история, положенная в ее основу. Форзац книги под названием "Что я делал за сотню".
Сейчас я в Англии. Несколько лет в Штатах – и Лондон уже не кажется тем городом, где судьба имела меня без вазелина.
А еще я без Майкла, что непривычно.. и ново. Впрочем, через несколько недель я нашел ему замену. Парень с дурацким именем Кевин был широкоплеч, волосат и небрит. В Штатах у меня определенно поменялось представление о прекрасном. А еще он был выносливым малым, что несказанно радовало. Не приходилось ходить налево, чтобы утолить свои желания.
Мы жили на 167-ой улице, в квартире Кевина. С ним было весело. По утрам он катался на велосипеде, днем ходил на стадион Янки, а вечерами трахал меня. Он не собирался иметь мой мозг (чего нельзя сказать о теле), не стоил планов на нашу дальнейшую жизнь, не запрещал курить в кровати. Меня это устраивало и даже немного забавляло: у меня что, на лбу написано, что я буду долго смеяться, если он предложит мне познакомиться с родителями или завести общих друзей? Конечно, в тот момент мне и в голову не приходило, что у меня на лбу большими жирными буквами написано "Блядь". И подчеркнуто красной линией.
В один прекрасный вечер Кевин подарил мне путевку в Египет, в Гизу. На одну персону.
- Тебе стоит отдохнуть, - я не был удивлен, но и не сказать, что ждал этого.
- Ты прав, - я не отказываюсь от таких подарков. Потому что это не подарки, а плата за проведенное время. Заслужил я ее или нет?
На прощание Кевин развел мои худые ноги (не понимаю, что мои сладкие в них находят) и хорошенько вы***. Кажется, он потянул спину.
***
Я третий день сидел в отеле, и ничего не происходило. Что это за развлечение, если ты вправе только есть, находиться в своем номере и купаться в бассейне? Я хотел позвонить Кевину, но себе дороже. Потерплю еще неделю.
На пятый я всерьез заинтересовался отдыхающими. Чтобы заметить этот колоритный набор, нужно было всего лишь снять черные солнцезащитные очки и припустить самомнение. О, туристы были такими гадкими! Немцы постоянно пили и танцевали, при этом громко крича что-то на своем грубом языке, англичане (мне стыдно за них) были страшными, американцы, коих было очень мало, толстыми и мало походили на людей, а русские съедали все запасы продуктов, основную часть своего отдыха проводя в ресторанах.
Мне повезло.
В спортзале я познакомился с парой из Латвии. Мы весело провели ночь. Они купили здесь, на территории отеля, травку и мы ее с радостью использовали по назначению. Я смутно помню, что было потом, но, кажется, мы посетили ночную дискотеку. Проснулся я в отеле.
Этими предложениями я хотел сказать, что ничего не предвещало ... того, что случилось. Я по-прежнему улыбался женщинам и мужчинам, заинтересованно смотрящим на меня (наверно, это в крови), думал, что Дэш будет жить всегда, и продолжал считать, что для выживания нужен один.
Я поехал на экскурсию. Пирамидки, фараоны, песочек и верблюды.
Выйдя из автобуса, я закурил. Вокруг нас, туристов, крутилось несколько десятков арабов, они ругались, пытались что-то доказать друг другу и тыкали в нас пальцами. У меня возникло ОЧЕНЬ плохое предчувствие.
Маргаретт Ховард писал(а):
- Привет,чувак, дай косячка курнуть. - обратилась я к парню с утверждением. Да, такая вот я, никогда ничего не спрашиваю.
Я с удивлением посмотрел на это недоразумение. Ей было лет пятнадцать, чуть меньше, чем мне, но я был уверен, что если мне можно умирать от количества пройденных трудностей и передряг, то этой девушке нужно только родиться. Глядя на нее, я ощущал себя взрослым и каким-то независимым, что ли. Я автоматически оценил ее фигуру, ноги и шею. То, на что обращают внимание сутенеры и публичные дома. Девушка подходила по всем параметрам: не очень высокая, стройная, с хорошими губами и шеей. Она бы долго не продержалась.
Я послал ее.
А она меня, что заставило меня непроизвольно вскинуть брови и проследить глазами за гордо удаляющейся спиной.
Несколько мгновений спустя, меня и эту странную девушку посадили на один квадрацикл. Ага, я так рад. Какой-то абрек обещал нам показать горы в алмазах и верблюда-каннибала. Оставшихся людей сажали в автобусы, но меня больше напрягало, что я прижимаюсь к спине девушки с табличкой на шее "Маргаретт Ховард".
- Мне кажется, или мы влипли, - прокричала мне девушка, а потом ойкнула, когда нас подбросило на кочке. Ветер развивал ее волосы, они били мне в лицо.
- Не кажется, - мое сердце просто упало вниз живота и билось так отчаянно, что меня начало трусить. Я понял, что нас ждет что-то ужасное, потому что "водитель" выжимал сотку не боясь ни черта, ни бога и мы уже не были "туристами, которых нужно ублажать".
Я увидел, что мы подъезжаем к горе, у подножия которой стояла группа людей. Все были арабами, с черными лицами, закрытыми арафатками. Мне стало жутковато, я просто знал, что УЖЕ влип, но мой мозг и не думал искать пути решения этой проблемы.
Мы остановились возле них так резко, что я на несколько секунд перестал дышать и потерялся. А собраться мне уже не дали.
Я очнулся в темном помещении. Я очень испугался, потому что в последний раз, когда я очнулся с завязанными руками, все закончилось очень и очень плохо. Правда. Я не хотел повторения истории, уже имевшей место в моей жизни. А все к этому шло. Поэтому когда открылась дверь, я призывно улыбнулся, глядя на высокого мужчину (египетских женщин я не видел ВООБЩЕ). Глаза слезились, к горлу подступал ком, но я улыбался. Впрочем, он сразу закрыл дверь, сказав что-то по-арабски.
Через несколько минут дверь открылась снова, и вошел небольшого роста человек. Он сел рядом со мной и стал ощупывать меня, что-то бормоча. Я попробовал отстраниться, но араб хлестанул меня по щеке. Когда его руки дошли до моего члена, он резко встал и сказал:
- رجل!
Вошли еще двое и меня потащили. Наверное, к светлой и счастливой жизни.
Я не хочу описывать то, что было дальше. Потому что ожидание для меня хуже любого недобровольного секса, изнасилований и побоев. Что сделают с телом, по ошибке принятое за женское? Что СО МНОЙ сделают? А пока меня кинули в комнату к девушке, которая нагло просила косяк. И мы смотрели друг на друга, понимая, что НАЧАЛОСЬ.
То, чего боится любой человек на этой планете.
Маргаретт Ховард:
Я сижу на холодном полу в какой-то комнате. Здесь темно и сыро. Напротив сидит тот обкуренный придурок и я понимаю, что если придет он, даже этот жмот меня не спасет. Нам развязали руки, это уже хорошо. Я поднялась и стала ходить по комнате. Надеясь, что это спасет меня от страха, который сидит во мне. С каждым шагом он все больше и больше растет . Поднимается из самых глубин то ли организма, то ли мозга. Я знаю, что это всего лишь страх и все нереально, но мне слишком страшно и слишком холодно. Да, кто бы мог подумать что в Африке холодно ночью. Или меня просто колотит от страха, я не знаю. Я знаю лишь ,что что мы попали в передрягу из которой пока не знаем как выбраться. И нас не двое, судя по тому человеку, что сидит недалеко, надеяться стоит только на себя. Он явно козел, да еще и упоротый. Я не знаю как быть. Здесь нет окон, одна только дверь и она железная. Ее никак не открыть. Здесь нет маленького оконца. Значит, нас могут морить голодом. Здесь нет туалета. Значит, придется делать это друг перед другом в каком-то одном углу. Это полный ахтунг.
Я старалась отвлечься от мыслей о нем. Я так боялась, что если меня накроет никому не выжить. Я либо убью этого пиздюка, либо он убьет меня, защищаясь. А он мог. Я помню его глаза. Помню, насколько они были пусты и в тоже мгновение полны. Полны знанием. Тяжестью. Эти глаза видели слишком много .И судя по всему ему вообще нечего терять.
-Не мояч уже.Запарила. Посади зад.
-Пошел в жопу!
-Если я туда пойду, ты пожалеешь об этом.
-Напугал.
-Я тебя предупредил. Еще раз меня туда пошлешь и я приду. В прямом смысле, войду в твой чертов зад.
-Пизд*к, - прошептала я садясь на пол. Меня колотила дрожь. Что может быть страшнее , мой за*б и ли то что он обещал сделать. Мне не было страшно, он не первый, кто угрожал мне насильственными действиями, однако ему я поверила. Если он сказал, что сделает это, значит так оно и будет.
-طعامك
В стенке открылось небольшое окошечко и нам пропихнули две тарелки. Я не была голодна, но уж лучше перекусить пока дают. Я подошла на шатающихся ногах и взяла тарелку. А этот пусть сам поднимает зад.
Прислонившись к стенке, понюхала то, что нам наложили. Пахло съедобно. Приборов конечно не было, я схватило рукой непонятно что и положила в рот.
-Не ешь это. Бл*дь, ну дура.
Уже отключаясь я поняла, что еда была отравлена. Я действительно дура и я либо умру, либо меня просто усыпили и то, что я увижу, когда очнусь вряд ли мне понравится.
Дэш Раф:
Мне стоило бы съесть отравленную пищу. Так все прошло бы менее болезненно.
Когда Маргаретт медленно опустилась и отключилась, а арабы услышали, что я есть не собираюсь, в наши хоромы (2х2) вошли два человека. Один из них, коренастый малый, посмотрел на меня и ногой подтолкнул тарелку ко мне. Это был некий психологический прием, когда тебя пытаются достать морально, а ты не поддаешься. И если бы не обычное говнянное желание этого человека показать свою власть, стать в своем импровизированном мирке царьком, я бы не распускал так перья. Мне просто стало так гадко, когда показалось, что вы*бут не только мое тело, но и душу.
Я плюнул в тарелку.
И это был не отказ от еды, а от послушания этому арабу. Ни один человек, вообразивший себе, что может вершить судьба других, не простит тебе откровенное хамство. Как же, ты же показал, что он не так уж силен, а его воображаемая корона сделана из пластмассы.
Я знал, что сейчас останусь без зубов или чести (шутка-минутка. как будто она у меня когда-нибудь была), и поэтому набрал полный рот слюны. Хотел чем-то ответить. Или подлить масла в огонь. Не хотел быть просто грушей для битья.
Когда араб, грязно ругаясь на смеси языков, подошел ко мне и ударил ногой в живот, все содержимое моего рта оказалось на его ботинках. Получи фашист гранату!
Мне стало так весело и легко, захотелось избавиться от страха, засевшего глубоко и сдавливающего внутренности холодными пальцами. Так что оставшиеся удары и маты я принимал почти с благодарностью.
Можно мне +1 к карме за поведение настоящего мужика?
***
Когда я очнулся в темно-темной темноте (черт, это становится традицией), у меня болело все тело. Не так сильно, как стоило ожидать, но все попытки пошевелиться закончились неудачей. Во многом еще из-за того, что мне не давал встать араб. Тот, который был вместе с царьком-по-которому-плачет-Фрейд. Он пинал меня ногой в грудь, но не так активно, как тот, другой, что ли. Может, боялся. Хотя кто я такой, что ко мне испытывать такое сложное чувство?
Знаете, я никогда даже не надеялся, что судьба даст мне ТАКОЙ шанс.
Видимо, я очнулся, когда мы стояли в пробке или еще не тронулись.. Но мы были в машине. Что-то типа американского грузовика, но намного меньше и пахло здесь, в кузове, кровью и рыбой.
Не успев ухватиться за что-нибудь, я полетел в сторону, когда водитель все-таки соизволил тронуться.
И лучше бы этого не произошло.
Я налетел на Маргаретт. Это совершенно точно была она. Араб посветил в нашу сторону фонариком и я увидел ее одежду. До лица свет свет не доставал, но это и не было нужно.
Она была без сознания. Я стал бить ее по щекам, быстро залез рукой под юбку ,закрыв спиной это действие от араба. С ней ничего не сделали, пока мы оба находились в "параллельном астральном мире", читай - были в отключке. Хорошо.
Я потерял счет времени, и сейчас (чем сам себя удивил) я обрадовался, что она нетронута. Да, в этой ситуации мы походили на двух подружек-лесбиянок, которых везли непонятно куда и собирались сделать понятно что.
Мои мысли прервал сильный удар. Будто меня подняли над землей и резко отпустили. Кажется, мы куда-то врезались. Я ударился локтем о стенку. Араб нервно крикнул:
- البقاء هنا!
Он открыл дверь и на несколько секунд меня ослепило от яркого света. Но.. он просто прикрыл дверь. Звука закрывающегося замка не было. Зато я слышал, как он обошел машину, что-то крича водителю.
Я, прекрасно понимая ,что делаю, рванул к двери. Потом остановился. Посмотрел на Маргаретт. Она была в отключке, а поднять ее я не мог.
Когда я выпрыгнул из грузовика, я понял, что мы на магистрали или что-то вроде этого. Мы были в одной из многочисленных машин, стоящих в огромной пробке. Я рванул между рядами , не думая, куда бегу. Яркое египеткое солнце моментально сделало мою спину мокрой от пота, сзади кто-то кричал.
Когда человеку представляется такой шанс, он понимает, что.. что нет ничего ценнее свободы. Что это и есть жизнь - борьба за то, что называется независимость. Человек борется за свободу всю жизнь. И у меня появился шанс выиграть одно такое сражение, когда на меня в очередной раз попытались наложить лапы люди, обыкновенные человечишки, давшие себе право распоряжаться судьбами других.
В тот момент я не понимал ,что один человек НИКТО против системы.
Когда я уже не мог бежать, я просто упал на капот стоящей машины. Глаза слезились от солнца и перенапряжения. Я был вымотан, все силы отдав на то, чтобы как можно дальше уйти от злочасного грузовика. Я, держась за машину, дополз до двери и открыл ее:
- Пожалуйста, я вас прошу, пожалуйста, - я попытался разглядеть человека на водительском сидение, - прошу вас, мне нужно в посольство.. Пожалуйста, меня похитили, эти люди преследуют меня, помогите мне...
Никогда в жизни я не находился на такой стадии отчаяния. Я понимал, что потратил непозволительно много времени, остановившись. Что теперь все зависит от этого человека.
- Садись. На заднее сидение, - английский, о боже, он понимал меня и, кажется , мог помочь. Я закрыл дверь водительского сидения и забрался на заднее.
- Эти люди.. они близко, дайте мне телефон, мне нужно позвонить в посольство.. - я опустился на сидении и попытался максимально вжаться в него.
- Я сам позвоню.
Он набрал номер и приложил телефон к уху. Я услышал его смех и бодрое "Ничего не потерял?" , а потом он перешел на арабский. Я непроизвольно, несмотря на дрожь во всем теле, нащупал ладонью ручку и попытался открыть дверь, но она не поддавалась.
В лобовое стекло я увидел бегущего к машине араба, того, кто сопровождал нас.
- Я вас прошу, я заплачу, не делайте этого.. - кажется, я вцепился в плечо моего "спасителя", - все, что угодно, сколько хотите..- араб подошел к лобовому стеклу и посмотрел на меня сквозь него. На его лице появилась улыбка. Мне стало холодно, несмотря на ужасную жару.
- Не отдавайте меня...
"Спаситель" ударил меня в шею. Я понял, что отключаюсь. Медленно, словно они еще не насладились выражением ужаса на моем лице. Что ж, на хрен таких "спасителей".
Никогда в жизни я не буду ни о чем так жалеть, как об этом упущенном шансе. Моя попытка стать независимым провалилась. Может, человек не такое уж свободное существо в этом мире?
***
На этот раз я получил по полной программе. Болело все и везде. Почки, ребра, челюсть, яйца. Захотелось снова отключиться. Или лучше впасть в летаргический сон.
Спустя несколько секунд рефлексии, я заставил себя осмотреться.
О, моя сетчатка! Возникло ощущение, что все драгоценные камни и шелка собрали в этой комнате. Я не могу сказать, какой цвет преобладал, но над каждой из примерно десяти кроватей была своя подвеска. Кровати были односпальные,узкие, но широкие тумбы возле них заставлены разными прозрачными флаконами.
Вдруг открылась большая железная дверь и в комнату, смеясь и громко разговаривая, ввалились ... люди? Я не мог определить, мальчики это или девочки, наверно, они будут теми, кого захочет клиент.Все белые, стройные, разодетые в лучшие одежды, с длинными волосами. Они говорили по-арабски. С ними шел незнакомый мне мужчина. Он остановился, и прекратила идти вся эта трансвеститная процессия. Араб указал на меня и что-то приказал. Все склонили головы, улыбаясь.
Араб, удовлетворенный, ушел. И все веселье тут же закончилось. Кто-то опустился на пол, кто-то добрел до кровати, но все выглядели такими уставшими и обреченными, что мой страх за собственную судьбу усилился стократно. И никому не было до меня дело.
Одна девушка направилась ко мне. Только когда она подошла совсем близко, я узнал в ней Маргаретт.
- Слышишь меня, парень? - я моргнул, - Тут пиз*ец, дружок. Тут гребанный капец, и все они, - она посмотрела на людей, некогда бывших веселой процессией, - здесь уже больше года. Невозможно сбежать, невозможно связаться с близкими. Готовь задницу, этот ублюдок приказал подготовить тебя.
Я закрыл глаза.
Через несколько недель я узнал, что страна, строго соблюдающая всевозможные традиции, очень ... оригинальна в желаниях.
А еще через месяц я попытался найти положительные стороны в моем положении. Странно, почему не нашел?
Эдриан Бэнкрофт:
Дублин
После посещение дома стало как то хреново, будто кошки когтярами скребут в том месте, что вроде как зовется душой. Нафига привел? Нафига показал? Чего добился? Но вторая часть меня была спокойной, та, что не поддавалась влиянию расчетливого разума, этой моей частью уже давно властвовали другие чувства и Роуз, но сама малышка, кажется, была еще не в курсе такого превосходства, и не сполна оценивала свои возможности. Данный факт признаться пока радовал. Но я понимал, не далек тот день, когда Роуз осознает границы своего влияния на меня и что тогда будет?
Шагаем по темным улицам: плечо к плечу, рука в руке. Она поглядывает на меня из под густых ресниц.
- В отель?
Мой вопрос вызвал у Роуз приступ смеха:
- Ты научился спрашивать? Поверить не могу в свое счастье!
- А так? Поверишь? – Спрашиваю в той же манере, притягивая ее к себе. Хотя не стоило мне этого делать.
- Хочешь меня поцеловать?
Наивный котенок, я не просто хочу тебя поцеловать. Но на словах протягиваю лишь «возможно».- Приступай.Она была полна решимости и готовности. Губки бантиком, глаза прикрыты. Это зрелище вызвало у меня смех и почти детское умиление. И то, и другое было чуждо мне ранее.
- По-твоему, я смешная?, – наигранно капризно протянула Роуз, надела перчатки обратно, и гордо вскинув голову, продолжила путь. Я, усмехаясь, пошел следом. Когда мы поравнялись, Роуз вложила свою ладонь в мою. Это уже входило в привычку, обыденность, но весьма приятную. Охрененно приятную.
- Ты мне, кстати, "торчишь" шоколадки, - напоминает Роуз.
- Помню.
В отель вернулись поздно. Я сел смотреть телек, Роуз мелькала по комнате от безделья, то и дело поглядывала на меня. Отчетливо понимал, чего она ждет, но на более не был готов. На сегодняшний день достаточно откровений. Сам усмехаюсь своим мыслям. Я уже морально готов распластаться перед этой девчонкой. И даже сама эта мысль не вызывает у меня взрыва мозга. Пока я был погружен в свои мысли, чертовка исчезла в ванной. Когда же она вернулась, я черт ее побери, едва не подавился своей слюной. Она решила проверить меня на прочность, но, увы, способ выбрала на тот. Топ и трусики, тупо именуемые шортами. И кто их так назвал… Мое самообладание улетучилось. Поминай, как звали. Но Роуз и на этом не собиралась останавливаться.
- Тебе нравится?
- Нет, детка, с чего бы… Ты почти голая, стоишь перед о мной и строишь глазки, все классно… Если еще взять в расчет, что секса у меня не было определенное время, то это вообще круто.
- Угу, - черт знает, с какими усилиями выдавил из себя, устраиваясь поудобнее на диване и стараясь не отрывать взгляд от телека. Но нет, Роуз, определенно решила проверить границы моего самообладания, и даже представить себе не могла, как близко она стоит к краю. Садится впритык, и устраивает голову на моих коленях.
- Поговори со мной.
- О чем?
- О твоих родных. Что с ними случилось?
- Охренеть, с корабля на бал, или наоборот.
- Я не хочу, Роуз.
- А когда захочешь?
- Не знаю. – Повел плечом, и мысленно думаю: «А мне бы в душ, желательно холодный».- Так значит, разговаривать со мной ты не хочешь.В ее взгляде сверкнула угроза, а я мысленно просил Роуз остановиться, пока это возможно.
- Ты сегодня потрясаешь своей проницательностью.
- А что бы ты хотел? Почему не открыл вино?
Выдохнул, и понял назад дороги нет. Эта чертовка сама напросилась. Видит Бог, я старался сдерживаться, но видно не судьба. Ладонь утонула в шелковистых прядях. Намотав волосы на кулак, притянул лицо девушки к себе.
- Тебе сказать, чего я хочу?
Она смотрит дерзко, с вызовом. Резко вырывается, скользит губами чуть ниже моего пупка, отстраняется.
- Ладно. Можешь не говорить. Я и сама знаю, Эдрик.
Она стянула с себя топ. Это было неожиданно. В брюках стало тесно, а кровь застучала в висках. Я держался на одном честном слове. Ее упругая грудь манила, а набухшие соски, выдавали ее обладательницу с потрохами. Не только я был на взводе. А Роуз продолжала: настала очередь шортиков, которые уже через пару секунд валялись кучей у ее ног. Прикусил губу, мысленно приказывая себе не дергаться. Держи себя в руках Бенкрофт, дай девочке доиграть…
- Надо было закидать тебя снежками, - а девочка вошла в раж, как ни в чем не бывала села мне на колени.
- У тебя еще будет такая возможность.Ее проворный язычок коснулся моего уха, и я вдохнул со свистом…- Я знаю, Бэнкрофт, - Роуз продолжает играться, весьма довольна собой.
- Пощады не жди
- Угрожаешь, котенок?- Обещаю.Ее губы замерли в сантиметре от моих. Губы кривятся в ухмылке, а моя девочка выжидает. Это как игра, и оба игрока ждут, кто же первый сдастся. Как там говорится? Если хочешь выиграть войну, то можно и проиграть одну из битв.Обхватываю ладонью ее запястья и завожу руки за спину. Роуз гордо вскидывает голову, а я скольжу языком по ее подбородку. Вкусная. Моя девочка замирает и даже не дышит. Да что там сам офигеваю от нашей игры. Страсть бурлит по венам. Губы опускаются ниже, вот уже покрываю ложбинку между грудей, вдыхаю в себя ее запах. Обхватил сосок и нежно ласкаю языком. Вишенка твердеет у меня во рту. Роуз томно дышит и выгибается на встречу, пытается высвободить руки, но я не позволяю. Второй рукой касаюсь ее промежности, и Роуз напряженно вскрикивает. Поглаживаю клитор, не прекращая целовать ее груди. Поочередно. Не обделяя ни одно полушарие. Моя девочка выдала протяжной стон. Ловлю его губами. Целую ее нежно, не торопясь, а хочется совсем иного. Повалить на диван и войти в нее одним грубым толчком, а потом еще и еще, ускоряя ритм… Но черт! От подобной мысли возбуждение перерастает в боль в паху. Наигравшись с аппетитной грудью, я осторожно отстраняюсь от Роуз и встаю с дивана и подхватив ее на руки, несу на кровать. Скинув покрывало, кладу Роуз поперек кровати. Ее руки обвивают мою шею. Целую сладкие губы, шею, ложбинку... опускаюсь ниже... живот, ласкаю языком пупок, скольжу ниже. Роуз вскрикнула, едва мой язык коснулся средоточия ее желаний. Она пытается притянуть меня вверх, к себе. Поймал ее руки и развел в стороны. Нежно целую ее промежность. Она кричит, и эта самая лучшая музыка для моих ушей. Ее опьяняющий вкус сводит с ума, ее стоны громким эхом отдают в ушах. Еще чуть-чуть и ее тело нарывает волна бурного оргазма. Она затрепетала в моих руках. Отстранившись, избавляюсь от одежды и накрываю ее тело своим, вхожу в ее жаркую пещерку, и не сдерживаю рычания. Горячая и влажная для меня, моя. Не останавливаюсь, она двигается мне на встречу, шепча мое имя. Вонзаюсь в нее, с каждым толчком входя все глубже и глубже, с каждым шагом приближаясь к развязке. Ногти, царапающие мою спину, укус на плече, все пофигу. Еще чуть-чуть и нас накрыла волна, цунами... и унесла прямиком в Рай…
Утра застало врасплох. Проснулся и открыл один глаз. В комнате светло. Вчера забыли затянуть шторы. Роуз лежит рядом, уткнувшись носиком мне в плечо. Сам факт, что она тут и совсем голая, будоражил. Но чувства к ней взяли вверх над похотью. Решил не тревожить ее сон. Откинул одеяло, поднялся. Натянул штаны и вышел на балкон. Капец как холодно. Еще не закурил, а из-за рта дым валит. Холодрыга. Провел ладонью по щетине, успевшей отрасти за ночь. Похлопал по карманам:
- Твою ма.. – ругнулся я, не обнаружив сигарет. Но возвращаться в номер не торопился. Холодный воздух остужал все… и разум в том числе.
Город спал. Издали поблескивали огоньки рождественской ели...
- Дважды твою м***…
Я совсем забыл про рождество.На сборы хватило пару минут. Оделся, прихватил с собой кредитку, сигареты и прикрыл дверь с другой стороны.
Вернулся я через пару часов. Замерзший, уставший, но довольный. Пришлось обойти весь город в поисках подарка для Роуз. Но едва я увидел подвеску, выполненную из белого и желтого золота, в форме розы, понял это оно.Едва войдя в номер – увидел ее. Облаченная в шелковый халатик, она держала в руке чашку с еще дымящимся кофе. Котенок был не в духе, очевидно пробуждение в одиночестве было не по нраву. Не раздеваясь, прислонившись к дверному косяку, улыбнулся, сделав для себя пометку, что улыбаться ей, входит в привычку.
- Где ты был, Бэнкрофт?
- Ездил кое - куда. Подойди…
Изящная бровь поползла вверх, а губы изогнулись в ухмылке.
- Роуз?Она не сдвинулась с места.
- Я прошу… - с сарказмом добавил я.
- Ты меняешься на глазах, Бэнкрофт, - парирует уже не котенок, а самая настоящая пантера. И подходит ко мне. Разворачиваю ее спиной к себе.
- Что ты делаешь?
- Увидишь.Достав из кармана бархатную коробочку, вынул из нее подвеску, и слегка припустив плечи халата, надел ее на шею Роуз.
- С Рождеством, принцесса…
Дрэго Камден:
Так дальше продолжаться уже не могло. Выход должен был быть. Должен. Но его не было. Или я его просто не видел.
Покрутив в руках холодный метал, который, с каждой минутой становился все теплее, а мысли все тяжелее, я нажал кнопку вызова.
Ответили почти сразу. Ждали? Мне было плевать. Честь и здоровье семьи стояло на самой высшей ступени. Все остальное было ниже и безразлично.
- Ты решил принять мое предложение?
- Нет.
- Нет? Тогда к чему этот звонок?
- Разговор. Диалог, на нейтральной стороне. Завтра, ресторан на набережной.
- Ты не в том положении, чтобы ставить условия, да и разговаривать нам вроде с тобой не о чем. Ты знаешь мои условия, желания, называй как хочешь. Не вижу причин для встречи.
Он откровенно смеялся и играл со мной как кот с мышью. И знали мы это - оба. Знали.
Сильнее сжимая пальцы на телефоне, сохраняя максимально безразличный тон, я процедил:
- Константинос, ты же бизнесмен, и прекрасно понимаешь, что голословно не будет ничего исполняться. Нужны гарантии, условия. Все. Все, до последней запятой и точки.
- Разве я не четко выразился?
- Для меня, нет.
Я играл и балансировал на грани. Я играл ва - банк с пустыми картами. Все козыри были у него, в данный расклад. Его фигуры стояли в шаге от позиции «шах и мат». И это знали оба игрока. Все зависело сейчас от его каприза, прихоти. Того, как долго он захочет со мной поиграть.
В трубке воцарилась тишина. Пауза. Психологическая. Рассчитанная на то, что бы вывести противника из себя. И здесь он проигрывал, потому что не знал своего противника. Огромная ошибка. Прежде чем выходить к сражению, противника стоит изучить.
Я молчал в ответ, не издавая ни звука, почти даже не дыша. Я слышал, что он не отключил связь, и молчал в ответ. Молчание, как гляделки. Кто первый отвернет взгляд и заговорит.
Секунды отсчитывали минуты. Время было уже почти ощутимо.
- Нет,- воздух застывает в моем горле, челюсть сжимается, как и пальца свободной руки, до хруста, до боли. И снова театральная пауза. Не будет утверждения или вопроса - уточнения. Игра продолжается. Игра жизни и репутации.
- Нет,- уже быстрее,- я не смогу быть в том ресторане, утром я улетаю.. Если и будут переговоры, то на указанной мной территории. На своей вы не захотели проводить. Я буду более гостеприимным,- издевательский смешок в трубку,- приезжайте через пару дней. Адрес встречи я сообщу чуть позже, дополнительно.
Сброс вызова и короткие гудки, поставили точку. Промежуточную точку.
Подхватив шлем со стола, я вышел из кафе на улицу, останавливаясь на крыльце и поднимая лицо к звездному небу, делая глубокий вдох. Результат переговоров был нулевой. Игра переходит в новую плоскость, «король» почти готов преждевременно выбросить белый флаг.
- Черта с два,- чертыхнувшись под нос, надевая шлем и заводя мотоцикл, что бы возвратиться домой.
Отец не спал. И хоть время было очень позднее, ждал меня в библиотеке. Одного беглого взгляда на него хватило, что бы понять, что говорить всей правды не стоит.
- Послезавтра я улетаю,- наливая в бокал коньяк, не поворачиваясь к отцу,- в одном месте срочно требуется мое присутствие.
Кроме семейного бизнеса, я владел не большим своим. Еще во время работы на Кендалла в первые годы, мне на глаза попалась статья о продаже не большого завода. Ничем не примечательная статья, очередной банкрот, каких на той странице было несколько. Вот только профиль у того завода был очень интересный. Мягкие игрушки. Сестра в то время была беременна Джейми. Вся семья была в ожидании. Наверно именно этот фактор дернул меня обратиться к Чейзу. Несколько переговоров-консультаций с ним, потом с его юристами. Покупка. Модернизация. И я стал владельцем не большого завода.
Смеялись многие. Моя семья в том числе. Я улыбался им в ответ, и равнодушно пожимал плечами на порой колкие шутки.
Мне нравился этот завод. Нравилось то, что сходило с его конвейеров. Он не был супер прибыльным. Он не был чем то сверх естественным. Это было ради удовольствия. Это было вызовом самому себе, поднять и добиться успеха. Это было не стандартно.
- Что то на заводе?
- Да. Необходимо мое присутствие.
Отец, молча посмотрел на меня, тяжело вздыхая и отведя взгляд.
- Дрэго..
- Все наладится. Я уверен.
Прекращая разговор, поставил бокал на стол.
- Доброй ночи, отец. Завтра много дел предстоит. Пойду я.
- Да, конечно.
На следующий день совершил с Джейми обещанную прогулку, с минуты на минуту ожидая обещанного звонка. Но чертов Константинос не спешил. Только ближе к ночи пришла от него СМС с адресом.
Вздернув бровь, я еще раз перечитал текст. Какого черта ему понадобилось делать в Австралии? Кенгуру не видел что ли?
Но факт оставался фактом неизменным, и приходилось лететь к черту на кулички.
Тихий шорох возле двери отвлек от размышлений. Развернувшись, я увидел как в спальню пробирается Люси волоча за собой свою любимую игрушку, с которой практически не расставалась. Длинноухое, посеревшее, но искренне обожаемое создание.
Люси, была маленькой, плюс девочкой и с ней я проводил время на много меньше чем с Джейми. Я просто не знал, о чем с ней разговаривать. Все на что меня хватало, это привезти подарок, в те короткие визиты домой, и все. На этом наше общение заканчивалось.
Присев перед ней на корточки, я с улыбкой посмотрел на племянницу, встретившись с задумчивым взглядом.
- Ты сбежала от мамы, пока она отвлеклась?
Время было на самом деле достаточно позднее, и она должна была быть в своей кроватке. И ее присутствие здесь, говорило о факторе обратном.
- Нет, мы с ней вместе зашли с тобой попрощаться, я в коридоре задержалась.
Сестра вошла в мою спальню, прикрывая за собой дверь.
- Да, Люси давно пора спать, но если я с тобой не поговорю сейчас, завтра, ты исчезнешь без следа.
- Спасибо, ты всегда была обо мне высокого мнения,- поднявшись на ноги и кивая в сторону кровати,- присаживайся, ложи Люси, если уснет, помогу отнести, и будем разговаривать.
Отойдя к окну, сложив руки на груди я следил за сестрой, за тем, как .Люси прижимает к себе потрепанного кроля и понимал, что ради них я готов на все. Но на предложение Константиноса, приносить в жертву своего ребенка, я не готов. У меня в голове не укладывался весь абсурд его предложения. Неужели он думает, что я смогу спокойно жить, зная, что где то растет моя кровь и плоть.
Все мы судим по себе, воспринимаем со своей точки зрения, смотря через призму своего отношения к жизни. Видимо, что его такова. Для которого, человек - ничто. А ребенок, товарная прихоть.
- О чем ты хотела со мной поговорить,- чуть резче, чем собирался, спросил сестру, когда она закончила приготовления с Люси.
- Не советую так со мной начинать разговор.
- Да, извини,- запуская пятерню и сжимая пальцами волосы,- время и обстоятельства такие.
- Какие? Что происходит? Дик молчит, как я его не пытала. Мать с отцом отмалчиваются. Что с нами стало. Мы же Камден. Дрэго? Ну хоть ты не молчи, пожалуйста.
Сжав плечи сестры руками, обнимая одной рукой и прижимая к себе, опустив подбородок на макушку, не громко начал свой рассказ.
С сестрой мы были близнецами и очень хорошо понимали друг друга, так, как только могут понимать и чувствовать друг друга близнецы.
Я рассказал все, все что знал. Начиная с истории расписки. И заканчивая предложение о замене одного на другого.
Я чувствовал как напряглись ее плечи, как поднимается в ней волна гнева, и сильнее прижал к себе.
- Успокойся.
- Но ведь это подло и мерзко. Это грязно. Это..
- Я знаю. Но в данном случае речь идет о нашей репутации.
- Ты не позволишь отдать жеребенка, но отдашь своего ребенка?,- резко вскинув голову, сестра впилась в меня взглядом, метая гром и молнии. Такими знакомыми глазами.
- Нет конечно.
- Тогда о чем с ним вообще разговаривать? Как ты вообще можешь хоть на минуту допустить это гадкое предложение к рассмотрению?
- Стратегия. Игра. Партия. Воспринимай так, как тебе удобнее. И сейчас, мой ход.
- Ты так спокойно об этом говоришь, когда на карту поставлен еще даже не зачатый ребенок, это..,- и резко осеклась отходя к кровати, на которой уснула Люси.
Присев на кровати с другой стороны, встречаясь взглядом с сестрой над спящим ребенком, который сейчас очень ярко показывал все то, что стояло между мной и Константиносом, и вся мерзость его поступка поднималась внутри, сжимая пальцы в кулак и вызывая одно единственное желание, почувствовать ими шею одного ублюдка.
Осторожно прикоснувшись к потрепанному кролю, я поднял взгляд на сестру
- Когда я ей его дарил, не ожидал, что он на столько понравится.
- Никто не ожидал.
Рука сестры легла на мою, сжимая и поглаживая.
- Спасибо что рассказал. Знаешь, я уверена, что случится, что то очень необычное, и все разрешится самым лучшим образом.
Усмехнувшись, я осторожно поднял Люси с кровати
- Я тебя иногда побаиваюсь, а иногда рад, что мы живем не во времена инквизиции.
- Шагай-шагай, инквизитор,- тихонько прикрывая за нами дверь и шагая следом за мной, в сторону детской комнаты.
- Я уверена, что все будет хорошо, правда,- подходя ко мне почти вплотную, Кларисса подняла голову смотря в мне глаза,- ты ведь веришь мне?
- Верю. Конечно же верю.
С самого детства так у нас повелось, что Кларисса могла нас чувствовать на много сильнее, чем я. Если со мной что то должно было случиться, она прибегала заранее и начинала тараторить.
По первости, я отмахивался и смеялся.
Она обижалась.
Пока однажды не убедился на собственной шкуре. С тех пор я верил ей как самому себе.
- Я верю тебе,- повторяя и ей и самому себе,- верю. Все у нас будет замечательно.
Осторожно прикоснувшись губами к ее щеке, бросив последний взгляд на малышку, я отправился к себе, что бы утром вылететь на встречу.
Сура Уайатт:
- А знаешь, мам, оказывается, все имеет свой срок.
- Нет, милая не все
- Все, мам, главное дождаться.
Париж. Ранее утро
Тишина, как давно мне удавалась слушать тишину. Наверное прошло лет пять, а может больше с того самого времени когда мне было достаточно просто проснуться засветло и тихо выбравшись из дома, проваливаясь пальцами в мягкий, прохладный песок пляжа добраться кромки воды, тишина, которую нарушало лишь шуршание волн. Тишина, которая уходила лишь тогда, когда солнце высоко поднималось над горизонтом и дети вытягивали на пляж заспанных родителей, или довольных завтраком толстяков дедушек. Тишина…
-Хэй, красавица, идем кататься на речном трамвайчике. Сена большая река - звонкий голос рвет зыбкую субстанцию, врываясь в мысли и разбиваясь брызгами о камень мостовой.
- Спасибо, я лучше выпью кофе – ладонь касается щеки не боясь испортить макияж, маленькая капелька срывается в реку, чужой голос отвечает парню на его языке – черного кофе с корицей и апельсином.
Узкие улочки мощеные брусчаткой, вертлявые, как характер молодой француженки, на некоторых достаточно лишь просто раскинуть в стороны руки, чтобы почти коснуться стен, на окнах керамические горшки с примулой и кроваво красным журавельником. Уют вот что всегда испытывала я находясь в этом чудесном городе, спокойствие, теплое домашнее, пахнущее корицей и добротой, спокойствие и тишина… Чуть слышно скрепит прут плетеного кресла под тяжестью человеческого тела, тонкий запах цитруса, поднимает настроение на уровень оранжево-солнечного с каждым вдохом, с каждым глотком, умиротворение и тишина…Впервые я ничего не искала и не от чего не бежала, впервые за долгий срок я жила, была такой, какой мне хотелось быть. «Ты словно не ты, не смеешься, не улыбаешься, не куда не вытащить тебя. Держи тур в Париж на неделю, может быть он вернет мне ты самую девушку со съемок.» Это был дорогой подарок, бессовестно дорогой для обычного друга, я была обязана вернуть ему хотя бы половину, Не сейчас, не здесь, не об этом..
- Вы заняли мой столик – тихий голос мужчины, размерен, так говорят те, кто долго и праведно пожил, те кто каждое утро пьют кофе за одним и тем же столиком, кто ходит по одной дороге на работу, кто встает с одной ноги…
- Это свободная страна, выберите сегодня другой – повернувшись лицом к мужчине, замираю, забыв выдохнуть, я так долго тебя искала, так страдала, чтобы в одно мгновение найти , обойти все кладбища читая надгробия ради того чтобы столкнуться в кафе, какова ирония в судьбе. Рука указывает на противоположное кресло – либо присядьте со мной.
-Спасибо – он улыбается, опустившись на плетеное сидение, лучики морщинок разбегаются в стороны от глаз, постарел, так заметна седина на волосах, паутина лет на лице, но не изменил себе, куртка их флиса прячет под собой свитер в полоску, Винс, мой тот самый, мой единственный, умерший, предавший, ушедший навсегда. Странная мысль проскальзывает в голове, я нее хотела, я не искала его живым никогда, я сдалась тогда, сдалась когда шагнула со скалы и это была абсолютная правда. Пальцы касаются птицы, на кулоне играя с серебряным крылом, - Ваш кулон. Он редкий, хоть и кажется самым обычным.
-Это подарок, от умершей подруги - запахнув полы пальто, и взяв сумочку, поднимаюсь из-за стола . Глаза встречаются, на секунду, этого чертовски мало чтобы узнать по ним, ту которую он сравнивал с маленьким наивным олененком, ту кого на их улице многие звали Чита, но это чертовски много для нее чтобы последний раз окунуться в замах океана и миндаля и утонуть навечно, в последний раз - она умерла шесть лет назад, бросившись со скалы, не вынесла разлуки с любимым умершим на пару дней раньше.
Быстрый шаг, переходящий в бег, ничего не могло остановить девушки, случайно нашедшей то, чего ей так долго хотелось. Только бежала она не к нему, а в совершенно противоположном направлении, потому что последний раз посмотрев в его глаза она поняла …
Поздний вечер гостиница
«Я всегда буду чувствовать себя счастливой. Ты знаешь, почему? Потому что я ничего ни от кого уже не жду. Ожидания всегда боль... Жизнь коротка... Так что люби свою жизнь... Будь счастлив... И улыбайся... Перед тем, как говорить, слушай... Прежде чем писать, думай... Перед тем, как тратить чье-либо расположение, заработай... Перед тем, как молиться, прощай... Перед тем, как делать больно, почувствуй̆... Перед тем, как ненавидеть, люби... Перед тем, как умереть, живи! Прощай, я говорю это с опозданием, но я должна ответить… Сура. » Аккуратно написанные строчки на листе свернутом пополам, небольшой конверт и последнее ощущение холода метала на теле. Курьер терпеливо ждет, затем записывает адрес кафе.
- Отдайте это хозяину заведения, и скажите, чтобы он передал конверт мужчине по имени Венсан Альель. Он должен его знать – щедрые чаевые ложатся сверху конверта..
***
- А знаешь, мам, оказывается, все имеет свой срок. – первая фраза которую произносишь на банальное алло
- Нет, милая не все
- Все, мам, главное дождаться.- слезы больше не текли по щекам, их не было остались только красные глаза, но их нельзя было увидеть. – И я кажется, дождалась.
- Где ты малышка?
- В Париже мам, Том о котором я тебе рассказывала, подарил путевку, осталось еще два дня и я вернусь – проглотив комок, так некстати подошедший к горлу , улыбаюсь отражению Эйфелевой башни в окне своего номера – вернусь домой, на работу, вернусь к нормальной жизни. Оставив прошлое тут на елисейских полях, в небольшом кафе и в букете цветов на кладбище у бабули.
- Все будет хорошо, Сури – ее голос уверен, как и всегда
- Все уже хорошо мам, я поняла это утром….
Розмари Филдинг:
Дублин
Ранняя осень
Я старательно крутила педали арендованного велосипеда, постоянно оглядываясь назад. Победить в этом маленьком состязании жуть как хотелось! И в начале Эдриан подал мне такую надежду, когда безбожно отставал от меня. Но сейчас он стремительно догонял меня. Не знаю, как мне удалось уговорить его на прогулку близ Дублина на велосипедах, а потом принять участие и в езде наперегонки, но вот он энергично крутит педали и при этом нахально усмехается. Он понимает, что я уже на последнем издохе, так сказать. Сил ехать дальше все меньше и меньше с каждым преодоленном метром пути. Да еще и дорожка на эти холмы, мать их так, тяжело... Медленно до меня доходило, что вот-вот потеряю шанс на победу. Эдриан меня перегнал и помахал рукой на прощание. Вот гад такой! Повернулся, и я ясно увидела, как он приподнял эту свою четко очерченную черную бровь. Выхода у меня, разумеется, не оставалось. Впрочем, как и других блестящих идей. Поэтому я намеренно инсценировала свое падение с велосипеда. Аккуратно рассчитанное падение боли мне почти никакой не принесло, только опасение, что все было очень явно. Я громко застонала, так как Эдриан, кажется, не слышал, с каким шумом я свалилась с велика. Черт возьми! Он упорно ехал к тому валуну, который должен был стать нашим финишом. Он объехал камень и повернул назад. Удивленно посмотрел на меня.
- Роуз, с тобой все в порядке?
- Более-менее, - отозвалась я, чувствуя, что слезы бессилия вот-вот должны были покатиться из глаз. Нет ну е-мае! Эдриан покатил ко мне. Через минуту он уже откидывал велосипед и садился около меня на корточки.
- Больно? Как ты упала?
И я разревелась.
- Поздравляю с победой! - прохныкала я.
Момент мужчина непонимающе глядел на меня, а потом рассмеялся.
- Ты, кстати, коленку стерла. А победу свою, не надейся, передаривать не стану.
- Но, мы должны переиграть.
- Роуз, ты маленькая врунья! Думала, я куплюсь?
И я захныкала еще громче. Шикарно, не правда ли?
- А почему бы и нет? - прекращая плакать, спросила я.
Рождество
Я зажмурилась от ярких солнечных лучей, которые падали мне на лицо сквозь незашторенные окна.
- Доброе утро, - прохрипела я, рукой пытаясь нашарить теплое тело Эдриана. Поводила рукой и удивленно раскрыла глаза. Повернула голову. В постели, кроме меня, больше никого и не было. - Офигенно...
Я привстала с постели.
- Эдриан? - позвала мужчину. Но в ответ ничего.
И я справедливо рассердилась. Просыпаясь после шикарного секса, хочется окунуться в те же объятия, в которых достигала все те милости-приятности. Меня же этого права лишили. Намеренно. Жестоко. И месть настигнет провинившегося. Я накинула халат. Забрела в ванную. И первым делом... конечно же, побрила ноги его станком. Сразу почувствовала несказанное облегчение, хоть и брить-то особо нечего было, так как я давно открыла для себя фото-эпилятор. На этом я остановиться не смогла. Поэтому перерыла все его вещи. Насобирала кучу пачек с сигаретами. И все они полетели прямиком в мусорное ведро. Чтоб не оставлять следов идеального преступления, я накидала еще всякой фигни в ведро. А вообще это только справедливо. Раз я бросила курить, значит, он должен был давно обеспечить меня тем, чтобы у меня не было соблазнов снова начать курить. А еще мог бы бросить тоже. Но вообще-то, у меня губа - не дура, да. Я заказала кофе в номер, пытаясь забыть, что выкинула целую гору офигенных сигареток, которые могли бы отличненько меня успокоить.
И тут я услышала, как входные двери открываются.
Пытаясь сохранить прохладцу в голосе, спросила:
- Где ты был, Бэнкрофт? - Ну как будто у меня были права спрашивать подобное. Скрестив пальцы, чтоб он ответил....
- Ездил кое-куда. Подойди… - раздалось в ответ. Он стряхивал с одежды снег. - Роуз?
Я вопросительно смотрела на него, не двигаясь с места.
- Я прошу… - добавил он сквозь зубы.
- Ты меняешься на глазах, Бэнкрофт, - отвечаю я, слабо улыбаюсь. Медленно подхожу к нему. Он развернул меня спиной к себе. - Что ты делаешь?
- Увидишь. - Моей шеи касается какой-то прохладный предмет, а затем в ложбинку между грудей спадает что-то золотистое.
- С Рождеством, принцесса…
Я пальцами дотрагиваюсь к его подарку. Дыхание перехватывает, а глаза застилают слезы. Кто б знал, что я настолько сентиментальна?! Но к чувству бесконечной благодарности примешивается и чувство вины. Потому что я так ничего и не придумала ему в подарок. Просто не смогла понять, что было бы уместно дарить мужчине, которого люблю, но на будущее с которым не рассчитываю. Рассматриваю милую подвеску. Это розочка. Так мило и неожиданно. Мурашки покрывают кожу, а слезы скатываются по щекам и падают на ключицу. Я всхлипываю и оборачиваюсь в его руках.
- Это самый прекрасный подарок... - голос срывается. Я поднимаю глаза к его глазам. В них застыл вопрос и недопонимание. - Мне так нравится, Эдри... - говорить становится все тяжелее. Но я знаю, что сейчас скажу, скорее всего... если не спасую. - Я так...люблю тебя... - и последние звуки просто застывают и теряются в моем плачущем голосе. А затем я громко шмыгаю и обнимаю его за шею, пытаясь спрятать мокрые глаза. Рыдания громко вырываются из груди.
- Солнце... - мне кажется или я слышу нотки нерешительности в его голосе? Он крепко сжимает меня и прижимается губами к макушке.
- Ты ничего не должен говорить, правда. Это... случилось против моей воли и абсолютно безвозмездно. Правда, - хнычу я, уткнувшись носом в его пуховик.
- Роуз...
И чтобы не слышать никаких слов утешения, я просто привстала на цыпочки и крепко поцеловала его.
Настоящее
Я всегда улыбкой вспоминаю то минувшее Рождество. Это был лучший день в моей жизни. Вру. Один из лучших.
Чуть погодя, когда я вечером выбралась из постели, я пыталась играть роль безучастности. Пыталась демонстрировать благодушное настроение, поэтому начала всех обзванивать и поздравлять с Рождеством. Подружкам скинула поздравительные смс-ки. А родителям и другим Филдингам коротко пропела: "Веселого Рождества", услышала поздравление в ответ и быстро отключилась. Повернулась к постели. Эдриан все еще не вставал, уставившись в потолок. Его рука пошарила по прикроватной тумбочке, где всегда лежали его сигареты. Я виновато покраснела и потупилась на свои ногти.
- Роуз...
- Да? - отозвалась.
- А где мои сигареты?
- Так они закончились.
- Серьезно, что ли?
- Да, конечно. Одевайся, пойдем купим.
- Можно просто заказать в номер.
- Пойдем, пожалуйста. Праздник все-таки.
- Не хочу.
Он упрямо уставился в потолок.
Я бессильно вздохнула. Решила сходить сама купить. Тем более, хотелось ощутить атмосферу праздника. Вышла на балкон, чтоб убедиться, что оделась вполне тепло. Зябко поежилась. Обратила внимание на снег, притрусивший поручни. Сгребла и слепила снежок. Тихонько вернулась в комнату и кинула снежок в лежащего на кровати мужчину.
- Что за черт?
- Веселого Рождества, Бэнкрофт! - и в него полетела еще одна снежка.
Я проверила чемодан и тяжело вздохнула. Конец каникулам.
Саманта Арчибалд:
Высота 10000 метров, температура за бортом -58 С. Летим.
Все-таки хорошо жить в большом доме, где полно прислуги, которая, хоть и принимает независимый вид, все же вынуждена делать то, что ты говоришь. Оказалось, что к хорошему, можно привыкнуть быстро. Хоть вещи за меня собрали, но полениться все равно не удалось. Стойкий оловянный солдатик, приходящийся мне кузиной, пригласил в кабинет и заставил просмотреть все данные по предстоящей сделке. На робкий намек, что мне надо собраться не только в командировку, но и в отпуск, Эмили посмотрела так, что я, не выдержав, рассмеялась и принялась за работу. В итоге, когда закончили, посмотрела на часы и поняла, что звонить Джо уже поздно. Нет, можно конечно, но он же не звонит, значит занят. Либо одним, либо другим. Хотя, до сих пор не знаю, откуда у меня мысли об анестезиологе работающей с ним в одной бригаде. Надо будет заехать, как-нибудь и посмотреть…есть ли у них такая дама или это целиком и полностью плод моей фантазии.
Вещи сданы в багаж, и следуя за сестрой в уютный салон бизнес класса, вспоминаю прошедшее утро. Разговор сначала с Ливкой, которая попыталась сделать вид, что обиделась, но в итоге, зная Эмили, сменила гнев на милость, решив, что моя вина если и есть, то она минимальна.
-Ты когда прилетишь – напиши, - закончила напутственную речь подруга,- и да, много не работай. Постарайся к моему приезду найти пару злачных... то есть, разумеется, приличных мест, где мы отметим начало твоего отпуска. Не переживай, Мейзи помогу собраться. И папе её тоже.
Рассмеявшись и пожелав мне хорошего полета, напоминает про сообщение. Разговор с Мейзи дается сложнее.
- Ну Сэээм. Ты же обещала, - в голосе проскальзывают обиженные нотки, - мы же хотели собираться вместе, пред отъездом сходить в кафе, и …
Малышка сопит в трубку, а мне становится очень стыдно.
- Прости солнышко, но действительно не могу отказаться, это работа. Но я поговорила с Лив она поможет тебе собраться и вас встречу в аэропорту.
- Ага, если у тебя не будет переговоров или встречи или, - в голосе звучит обида из-за сорвавшихся планов, - ты совсем, как папа у тебя тоже все время работа.
- Я обязательно приеду за вами в аэропорт и да, - последнее оправдание, - у меня отпуск будет чуть дольше, чем планировали. Так что у нас будет больше времени, чтобы отдохнуть.
- Правда, - в голосе появляется надежда, - это хорошо. А Лив точно поможет?
Заверив малышку, что все будет хорошо, попрощавшись, нажимаю отбой. Почему сейчас, сидя в удобном кресле, раз за разом прокручиваю оба разговора? Странное ощущение. Наверное, пора перестать думать об этом накручивая себя и с каждой секундой раздражаясь все сильнее.
Держу в руке телефон, как ниточку связи с внешним миром. Через несколько минут закончится посадка и надо будет его выключать. Позвонить Джо? Судя по времени, он уже приехал с дежурства и упал спать, да если бы хотел, позвонил бы сам.
- Ты боишься летать? Может попросить виски? – насмешливый голос Эмили врывается в мысли, - лететь больше двадцати часов успеешь проспаться и подышать перегаром.
- Нормально у меня все, и не боюсь, - с трудом давлю желание закатить глаза, - не хочу виски, хочу растянуться и спать всю дорогу.
Кузина окинув насмешливым взглядом, отворачивается, а я снова смотрю на экран. Позвони. Позвони. Но кусок пластика молчит. Жаль, но ещё пять минут, если верить табло и надо будет отключить это средство связи. Черт! Ладно, обещала. Набираю смс « Привет. Надеюсь твоя смена прошла без эксцессов и аневризм. Я уже на борту (номер рейса). Через сутки буду в Сиднее. Знаешь…впрочем, это не важно. По прилету напишу. Целую»
Набранное с третьего раза сообщение уходит адресату, появившаяся галочка в углу подтверждает доставку. Вот и все. Так просто послать безликое сообщение, показав свою самостоятельность и независимость. Стюардесса, перестает ходить по салону, раздавая наушники, меню, проверяя все ли пристегнуты, и дежурно улыбаясь, встает между рядами.
- Мы рады приветствовать вас, - отключив телефон, выслушиваю стандартный набор фраз. Гул турбин меняет тональность и самолет вздрогнув, начинает движение. В иллюминатор вижу, как мы медленно выруливаем на взлетную полосу.
Ненавижу перегрузки взлета-посадки, когда закладывает уши и вжимает в кресло. В этот момент хочется зажмуриться и, сжав руки в кулаки замереть, до тех пор, пока не раздастся сигнал, что можно отстегнуть ремни. Пейзаж стремительно меняется и стальная птица взмывает в небо и вот уже кустистые облака обступают со всех сторон. Табло мигает и можно наконец отстегнуть, успевший надоесть за десять минут, крепеж.
Просмотрев меню и сделав пометки, отдаю его стюарду, наигравшись с настройками кресла и наконец устроившись, разглядываю потолок. Мне комфортно, удобно и в целом все отлично, вот только… Себе могу признаться, что скучаю. Так просто и незатейливо.
Сейчас, когда под ногами высота десять километров, а включив интерактивную карту, можно увидеть и где пролетаем, и скорость ветра, и температуру за бортом, и лучше не представлять себе, насколько далеко забралась от привычного мира, тоска начинает разъедать душу, как кислота ткань. Недосказанные слова, скрытые эмоции, невозможность показать слабость, капля за каплей проедают дыру, делая её все больше, пока внутри не образуется пустота.
После пятого часа полета жизнь в замкнутом пространстве выстраивается образуя свой особенный цикл. Поесть, почитать, разложив кресло превратить его в кровать и переодевшись вытянуться. Смотреть фильм, периодически проваливаясь в сон. Почему-то на дальних рейсах, всегда очень скучные фильмы. Пытаться читать. Снова есть.
- Мне одной так скучно, - устав смотреть очередной мутный фильм, поворачиваюсь к Эмили.
- Прости, в следующий раз полетим частным самолетом и пригласим клоунов, - ухмыляется.
- Лучше стриптизеров, - вздыхаю. А ещё лучше было полететь, как планировали. Сразу столько интересных занятий можно было бы придумать (например, поиграть в монополию, ага).
- Нет, - голос кузины прерывает мысли о возможных поз…постановке фишек и покупке недвижимости, - маленьким девочкам не приглашают развратных дядечек.
- Хорошо, - широко улыбаюсь, - пригласишь себе, а я буду подглядывать из-за ширмы.
- А мне не скучно, - хмыкает и нажимает кнопку вызова стюардессы, - виски пожалуйста и сыр.
- Нет спасибо, - в ответ на вопросительный взгляд качаю головой, - не лезет.
- Клоуны и шарики, - припечатывает Эм, принимая тяжелый стакан с янтарной жидкостью внутри.
- Зануда,- демонстративно отворачиваюсь натягивая плед, - спокойной ночи. Подлетать будем, разбуди.
- Нас и так разбудят, - судя по звуку, сестра тоже решила улечься.
Сон не идет и покрутившись зажигаю дежурный свет и достав планшет, выбираю любимую книгу. Читаю, а мысли далеко, где-то там в двухэтажном пригороде Лондона. Чееерт! Нельзя же так.