Russet:
» Часть 9. Магазин.
Она умеет выключать мозги.
С выдохом, с закрытыми глазами.
В темноте ночи.
Будто бы на кнопочку «нахрен» нажать в подкорке головы тонким наманикюренным пальчиком.
И имя «Олег», горящее софитами – потухнет.
И так дивно. Так спокойно.
Можно жить.
Она стучит по кнопке.
«Нахрен» бессонную ночь.
«Нахрен» желание, рожденное то ли отказом, то ли фантазией.
О его губах.
О его руках.
До прикушенных губ.
До пальцев... там. Внутри себя и... на клиторе...
До стона в подушку.
До дрожи, по коже мурашками.
До позорного... оргазма.
Елена выдыхает, а по телу пляшет дрожью – «мало». Пляшет – «надо еще».
Боже, как же она устала думать о нем.
От мыслей болит голова. Или от злости?
Лена укрывается одеялом с головой, но так слишком жарко, поэтому приходится высунуть наружу пятку, не боясь чудовища под кроватью.
И оно не медлит с появлением.
– Беня!
Пока просто так, мягко, не выпуская недавно подстриженных когтей. Но рисковать не стоит.
Пятка исчезает под одеялом.
От Титанова надо лечиться, пока Беня не отгрыз что-то важное, в приступе самокопания отданное судьбе в лице... морде родного кота. И морда будет довольна.
Нужно устроить сеанс с шопингом.
Это будет полезно.
И ей тоже.
– Я вот эти хочу, – тычет пальцем жертва внезапного настроения. – Как тебе?
Елена кидает взгляд на кружево. Потом на новенькую – как ее там... Инна, точно – и качает головой.
– Иннусь, ну ты ж не парашют кружевной ищешь. А белье. В белье женщина должна чувствовать себя желанной. Открытой. Почти провокационной. И, покажи мне, где в этих парашютах провокация?
– В цене... – снова подает голос жертва.
Тут уж не поспоришь.
Кружево Елена любит дорогое.
И девочек по магазинам водит дорогим.
Потому что нужно себя баловать.
Женщина вообще создана для того, чтобы ее баловали.
Парфюм.
Чулки.
Да хоть побрякушка какая, а уже Женщиной себя ощущать хочется.
Такой миленькой Женщиной, которая хочет.
И магазины – где белье, где духи, где, черт возьми, такая премилая брошка – они каким-то невиданным магическим образом пробуждают в женщине Женщину.
Женщине положено хотеть.
Даже то, чего нельзя.
Без желания Женщина – не Женщина.
Елена тоже сейчас хотела. То, чего нельзя.
Кого нельзя.
Олега.
То и дело взгляд на телефон. Как школьница, ждет чего-то.
Дура глупая.
Может, позвонит?
Кнопка «нахрен» работает плохо. Титанов так или иначе всплывает в голове.
С раздражением ругает себя и пытается сконцентрироваться на действительности.
Белье. Мне нужно белье.
Быстро осматривает представленный товар:
– Вот эти берем, – взгляд останавливается на кружевном нечто.
Нечто состоит из двух полосок и жесткой шнуровки со стороны гипотетической задницы, на которую будет, в конечном итоге, надето. В общем, то, что нужно.
– Оно натирать будет, – главный довод. – Я такое не люблю носить.
– Его не для того чтобы носить придумали, а для того, чтобы снимать. Понимаешь разницу?
Инна поджимает губы, но где-то в глазах рождается потаенный блеск.
Хочется.
Ей точно хочется.
– Иди в примерочную. И сорочку не забудь!
Инна хихикает и удаляется. Елена улыбается в ответ и проводит глазами по фигуре пластиковой женщины в тонком комплекте белья.
Белье нужно покупать для себя.
Потому что это твоя тайна.
Маленькая тайна под брючным костюмом. Или вечерним платьем.
Это то, что несешь в себе.
То, что даешь увидеть не каждому.
То, отчего во взгляде появляется загадочный блеск и уверенность.
Елена смотрит на лиф с невесомой отделкой и думает – надела бы его для Олега. Под плотный, на все пуговицы, черный костюм. Чтобы знать, что под ним тайна для него. Такая маленькая шалость для него.
Сволочь.
Какая же ты въедливая сволочь, Олег.
И как прекратить о тебе думать?
Елена закрывает глаза, отворачивается и почти сбивает с ног блондинку.
– Простите, – на выдохе.
Взгляд на округлый живот.
На то, как та рукой прикрывает его от опасности.
На полу валяется розовый пакет из детского мира.
Розовый.
Девочка.
Елена кидается к нему. Что-то бормочет. А сама думает, что ее сейчас ударили.
Ударили куда-то в солнечное сплетение, и там сейчас, будто старый фарфор, треснула кожа.
Она старается не смотреть в лицо блондинке.
Слишком знакомое оно, это лицо.
Не хочется узнавать.
Не хочется, черт возьми, его запоминать вот таким, довольным.
Потом она сделает вид, что это была просто блондинка. Просто... блондинка.
Розовые пинетки.
Заяц. Такой премилый заяц, ручной работы.
Вязаный пледик, такой нежный на ощупь, что хочется поднести к лицу.
– Я сама, – говорит блондинка.
А Елена думает – «узнала»?
Она про нее знает? Поднимает глаза и смотрит в лицо.
– Извините... – повторяет как будто в никуда.
Потому что блондинка уже отвернулась и собирает вещи в розовый пакет. Из детского мира.
– Вам помочь? – слышится где-то позади. Продавец обращается к жене Евгения. Та кивает головой и говорит, – мне бы белье для беременных. Пузожитель растет.
И улыбается.
Смотрит на живот и улыбается.
Так могут улыбаться только беременные.
Интересно... Елена так же улыбалась?
Она не помнит. Вроде бы нет.
Просто стоит чуть позади и думает, что в голове, наконец, нет ни одной мысли.
Только скулеж. Тонкий скулеж от груди вверх.
– Это вроде бы мое, – обращается к ней блондинка, кивая на зайца в руках Елены. И та, будто бы опомнившись, хрипит и кивает.
– Да это ваше. Возьмите.
Заяц возвращается к хозяйке, а Елена остается стоять там, как застывший манекен.
– Елен. Ты меня конечно прости. Белье очень красивое... Но половину зарплаты на кружево... Это перебор. – Возвращает в реальность голос
Инны. Елена оборачивается на него. – Елен? С тобой все в порядке?
Конечно же, с ней все в порядке.
С ней всегда все в порядке.
Она научилась вырабатывать в себе этот рефлекс. Вместе с улыбкой.
«Все в порядке» – включается кнопкой. На автопилоте до конца шопинга, который дальше идет только фоновой декорацией для ее тела.
На автопилоте «чмоки-чмоки» на прощание.
На автопилоте вечер и поток машин.
Красный.
Елена прижимает тормоз, касается пальцами коробки передач. И... застывает.
Нажимает на кнопку магнитолы.
Из динамиков начинает подвывать Лана Дель Рей.
Вкус кофе-раф с густой пеной из бумажного стаканчика, который уже давно остыл.
Он и Лана должны заполнить пустоту в салоне и сбить мысли, что стаями диких воронов орут в голове, пробивая защиту.
Плевать на «все в порядке».
Человек, а не робот.
Слишком много мыслей.
Как карусель, которую невозможно остановить.
До размазанного настоящего, там, за стеклом.
До дикого крика из груди.
Она бы хотела, чтобы ее мыслям зажегся красный свет.
Красный.
Сказал «стоп» каждой.
Остановил карусель.
Начиная от бессонницы, у которой, кажется, появилось имя – Олег, до розового пакета из детского мира.
Розовый пакет из детского мира.
Розовый пакет из детского мира...
Розовый... *лядь, пакет.
Из детского мира.
У Евгения будет дочь...
Сигнал.
Громкий сигнал от позади идущей машины, подгоняющий нажать на газ.
Она не может.
Только смотрит на светофор и думает о том, что в голове все же включился красный.
Где-то там, где мозг отвечает за движение. Он включился, и она не может больше ни шевелиться, ни говорить.
Не даже злиться.
Это вакуум.
Это красный.
Она думает о розовом пакете, о круглом животе, и не может заставить себя сделать ни движения.
Это нормально, злиться на беременную женщину?
Это нормально, что где-то там, в глубине, в солнечном сплетении, рождается крик?
Она хотела наорать на нее.
Сказать: «Почему сегодня? Почему именно этот торговый центр? Почему этот проклятый магазин?»
А вместо этого отводила глаза от живота и делала вид, что общается с подругой.
Рефлекторно играла роль «все в порядке».
Ее начинают объезжать.
Кричат, через слой стекла и звуки проезжей части.
И это куда приятнее, чем все те мысли, что роятся в голове.
Елена стоит и ждет, когда загорится еще один красный.
И еще один.
И еще...
Она просто знает.
Знает, что не может нажать на газ.
Не может.
Сидит и думает о том, что не хочет приезжать домой.
Потому что там – она откроет виски и будет мучить себя.
Снова.
Ее машина стоит на проезжей части, а она считает секунды от красного сигнала светофора к следующему красному.
Каждая каркающая мысль-ворона замолкает, когда Елена открывает дверь в свою пустую квартиру. Замирает, как демон, что живет в темноте. Ненадолго. Дожидается, когда Елена бросит пакеты с покупками в холле, пройдет в ванную.
Там, слой за слоем, снимается маска с ее лица. Скатывается покорно с помощью ватных дисков и капли молочка для снятия макияжа. Демон дожидается, когда Елена разденется и мельком посмотрит на свой живот.
Опасливо посмотрит.
Положит руки на него.
Это будто бы сигнал для него, ее демона.
Он нападет.
Сначала голосом.
Тем самым голосом.
Голосом Евгения.
Леночка... Сладкая девочка.
Сладкая.
Хрипяще, на ухо.
С приправой из похоти и табака.
Елена наливает себе вина.
Чтобы слышать лучше или чтобы прогнать, не знает.
Пусть будет так.
Она привыкла к демонам.
Их нельзя изгнать из себя.
Иногда им нужно дать волю.
Не включая свет на кухне. Не обращая внимания на громкий вопль кота, жаждущего внимания.
Сейчас задача другая.
Она будет вспоминать их, губы со вкусом виски.
Елена ненавидела виски, но отвечала на поцелуи.
Она была сладкой.
Для него. Ему. Женьке.
Именно так, Женьке.
Хотелось хотя бы в имя добавить легкость. Очень хотелось быть для него всем. И не потому что любила. И не потому – хотела.
Потому что цеплялась за его плечи.
И боялась летать сама.
Удержи меня.
Удержи.
Наверное, так чувствует себя птица, когда ей крылья подрезают.
Хотела бы улететь, да не могла.
Не смогла, даже когда услышала о его свадьбе.
Леночка... сладкая девочка.
Ты же все понимаешь? У меня имя. Нам с тобой нельзя.
Ему нельзя было пачкать свое имя.
Такую, как она, заводят не для брака. Такую, как она...
Леночка... сладкая девочка.
Раздвинь ножки...
Такую, как она, е*ут в кабинете.
Леночка...
Сладкая...
Сладкая...
Елена глотает вино.
Красное, сладкое.
Елена закрывает глаза.
Когда-то она плакала. Сейчас она не дает демонам то, чего они так хотят.
Она не дает слез.
Это чуть хуже.
Это комок в горле.
Комок невыплаканных слез.
Не знает, когда у нее началась аллергия на вкус виски на губах.
Может быть, с первой статьей в журнале?
«Евгений Лиходеев с будущей женой».
Она рассматривала лицо той, которую тоже целуют поцелуями со вкусом виски.
Ее называют «сладкой»?
Она рассматривала ее, как сегодня, только чувства были другие. Сегодня было... больно.
Тогда нет.
Больно не было.
Ну совсем.
Даже ни капельки.
Ни когда абонент «Женька» не мог дозвониться, ни когда приходил: «Сладкая... ну, что ты придумала. Нам же хорошо».
Тебе хорошо – мне плохо.
Очень плохо.
Это не ревность.
Это не досада.
Это боль внутри живота.
Это кровь. Струйкой, тонкой, между ног.
И хриплый голос медсестры: «Ну чего ревешь, дурная, молодая же, нарожаешь еще».
Нарожает.
От кого она, *лядь, нарожает?!
От того, с кем постель делила после?
Трахом. Дешевым трахом.
Сколько их было?
Она не помнит…
Все на один костюм.
Наверное, тогда она стала отворачивать лицо от поцелуев.
От поцелуев со вкусом статуса.
Со вкусом виски.
Вино в бутылке тает слишком быстро, а комок в горле растет еще быстрей. И она открывает рот, чтобы выдавить его из себя.
Хрипя.
Выдавить.
Ничего не выходит.
Ничего.
Ударить бы себя. В грудину кулаком. Будто подавилась болью.
Вот только не поможет.
Она же знает, что не поможет. Ей вообще мало что помогало после выкидыша. Словно потеряла что-то.
Что-то, что еще не успела познать.
Она открывает бутылку с виски и вдыхает удушающий аромат.
Еще от Евгения осталась.
Любил дорогой.
С дымком торфа.
В хрустальном теле.
Хранила не из сентиментальных соображений, а чтобы не забыть. Эдакий мазохизм.
Пальцем по краю рюмки.
Мазком по губам.
Обжигает.
Щиплет.
Ударяет током возле пупка.
Его жена беременна.
Лене не больно.
Лене пусто.
Какой у той срок?
Живот уже виден.
Она не знает, как это – носить круглый живот.
Не успела узнать.
Все закончилось слишком быстро.
Остались только мысли.
Вопросы, на которые нет ответов.
Хотела ли она ребенка?
А если бы хотела... он бы остался? Может, в этом все дело?
Ребенка надо было... хотеть.
Мальчик или девочка..?
Закрывает глаза.
Заткнитесь, вороны. Закройте рот, демоны. Я сойду сума!
Она не плачет.
Когда пусто – она не плачет.
Выдыхает резко, снова собирая себя в кулак.
Хватает бутылку с виски за горло.
Пасть водостока лакает янтарную жидкость залпом. Булькающе. Урча.
Подношение демонам. Кричащим воронам, чтобы отстали.
Бутылка летит в мусорное ведро.
Елена включает воду, набирает холодные капли в ладони. И на горящее лицо, чтобы остыть.
Выдыхает.
Прислушивается к демонам.
Тихо. Те же взяли свое. Все в порядке.
С ней все будет в порядке.
Надо просто отключить мозги. Она ведь умеет.
Она повторяет это еще пару раз – самой себе.
Просто очень устала.
Очень.
...