bazilika:
Светуль, спасибо!
Дописано___
Она для меня словно поделена на две половины. С Максом и после него.
О! я тоже заметила))) Говорят глаза зеркало души))) И обе героини- Юлька и Рита смортрят на мир каждым глазом- по своему)), вернее- каждый своей жизнью живет))) Раздвоение внутреннее так, вероятно в этом мире проявляется))
Про Юльку- там в бровях это особо проявлено)))
А Рита:
bazilika:
Для меня фраза Макса по поводу кошки не стала доказательством его бессердечности....
ветеринар,профессия иногда неплохо оплачиваемая
+++
Это я тоже предлагаю запомнить.
Богатая жена и босой муж под кроватью на скамейке....
Ключевое слово- босой. Он заботится даже о тех, кого абсолютно не знает- о тех, кто придет и сядет...
Нет, такие люди избегают близости с симпатичными им до последнего..., потому как неизбежно потом делятся с ними сердцем- или жизнью- как шлемом...
Понимаю, что может быть, это опрометчиво сейчас заявлять такое- но кажется так- и хочется так... и Меньшиков- опять же
))))- вот и Матрешка новоокрещенная Максом к нему льнет...
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие)
Благодарю за обсуждение.
Очень интересно читать ваши догадки и предположения.
На здоровье. Вам спасибо.
Ната, согласна, что проблем "несвобода" Макса добавит всем. Разница в возрасте (11 лет) на этом фоне ерундой покажется.
Тусклая скорее, имхо. Не совсем погасла, загорается периодически (когда пишет картины, например), однако прежней яркости нет.
Узнаем, девчат. Ничего смертельного у Ритки нет. Если возьмется за ум, все хорошо будет.
А ты как думаешь, Кать?
Спасибо, Оль.
Я старалась, буквально всю душу вложила))
Да знаю я вас, вот и опасаюсь, что сорвусь и наспойлерю)) "Держаться нету больше сил"(с)
Все правильно.
Да будет свет! Но постепенно.
С ярко выраженным дефицитом тормозной жидкости в организме, да)
Хорошо сказано, Светик.
Но любовь, как показывает практика и БК, не выбирает.
У Макса были свои причины для этой угрюмости. Такие, о которых первой встречной не говорят. Хотя изначально в моем воображении Макс с Риткой поделился, однако в последний момент почему-то решил промолчать. Видимо, впечатление сразу портить не хотел.
Светик,
Нет слов, одни эмоции. Спасибо! В оглавление, однозначно.
Необычная версия.
Но мне нравится. А еще они обе "неспящие в творчестве". В смысле обеим творчество спать мешает. 
Свет, а разве в бессердечности дело? "Быть можно дельным человеком..." Т.е. можно быть добрым, играть с чужими кошечками и делать им "мур-мур" (как делать - спросите у моего Аленыча, она покажет
), но заботиться не уметь от слова "совсем". Помнишь "не неприятную"? Которая уже не противная, но еще не приятна? Вот и Макс говорит: "Не люблю животных", а не "ненавижу", допустим.
Давайте я немного подскажу. Всякий ли человек может получить высокооплачиваемую работу, даже если работа сама по себе считается престижной? А врач, которому веришь, у которого хочется лечиться - неважно, людям или их кошкам - каким он должен быть?
Хм, Светик, а о Ритке он разве сразу начал заботиться? Это она ему - и перспективу, и яблоко, руку и сердце
А вот тут, пожалуй, осторожно, чтобы без уклона в спойлер, кивну.
Нет-нет, первое ощущение - оно зачастую самое верное. Редко, когда меняется. Как встретишь, так и пойдешь.
Макс - незлой человек. Он умеет созидать, а вот целенаправленно вредить кому-то не умеет. Но...
Считается, что кошки распознают энергетику.
Спасибо, мои хорошие.
Продолжение планирую сделать про Юльку и ее идальго, но о Рите и Максе не забуду. Лучше всего, наверное, чередовать. Но посмотрим.
lor-engris:
» "По касательной" (автор bazilika)
Не пересекаясь, скользя по касательной,Никогда не стать - знаменательной...
Это состояние скользящее-
Суть и смысл моего- настоящего...
Коль узнала тебя в развороте плеч,
Неужели взгляд не смогу сберечь?
Повелитель мгновений в движении,
Как найти мне твое продолжение...
Удержи меня, покажись на миг,
Я в обличии любом разгляжу- твой лик...
Стану тихо- ждать, звать за разом раз,
Путь искать, где свет- притяжение глаз...
sensa:
Глава - грустная, как напоминание о том, насколько жизнь непредвиденная и быстротечна иногда...
Матрёшка - интересный "персонаж", если Макс о животных не хотел заботиться, надеюсь, что с Ритой было по-другому...
Пока вопросов больше, нежели ответов
Света, спасибо за главу
Света (bazilika), спасибо за строки, красиво-то как сказала о "касательной"
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие)
Спасибо за обсуждение.
Всегда пожалуйста.
"Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь".
В сущности, история Риты и Макса - она о рамках, которые устанавливаем мы и в которые помещают нас. Остальное - лишь следствия.
Только с Марго и было по-другому, Свет. Она стала для него мечтой, которая сбылась. Но мечты живут недолго: ты или разочаровываешься в ней, или идешь за другой. А Макс ушел раньше, чем успел разочароваться, в самом начале.
Это нормальная практика.
Светик, спасибо еще раз!
Марфа Петровна:
Привет, Света.
У меня позднее зажигание - главу увидела только сегодня.
Почему Рита обвиняет себя в том, что не сказала Алексею о закрытии "Аврики"?
Рита, росшая в атмосфере вседозволенности, выросла бунтаркой. Да еще отвергающей авторитеты (делаю вывод из ее общения с маманей). Ну, и на первом месте у нее "хочу!" Ведь убедилась в наличии кольца на пальце у Макса, и все равно искала встречи с ним. А когда встретила снова - теперь хоть трава не расти!
Спасибо за продолжение!!!
lor-engris:
» 9. Юлька. Приключения продолжаются
– Ты же это не всерьез? – на всякий случай уточнила Юлька, скептически оглядев вход в «Диснейленд» – городской «Парк культуры и отдыха».
Это парк помнил еще маленькую Лапушку в стоптанных кожаных сандалиях, ее задорные светлые кудряшки и перепачканные в пломбире щеки – Юлька сама видела на старых семейных фотографиях.
– Напротив, я совершенно серьезен. Пойдем?
– Но там же мокро! – попыталась воззвать к разуму Юлька. – И закрыто, и... мокро.
– Мы этого никогда не узнаем, если не проверим. Смелей, Шоколадозавр! Вспомни про дух авантюризма и делай как я, – с этими словами Алексей первым шагнул мимо входа на выложенную серой плиткой дорожку, с виду такую же влажную, как и всё вокруг.
Юлька хмыкнула, однако последовала за ним, задрав голову повыше и рассматривая заметно полысевшие, но будто умытые дождем и какие-то просветленные деревья. Ту часть ржавых крон, что еще сохранилась к октябрю, подсвечивало робкое солнце.
– Они все тут давно закрыты на зиму... Да ладно?!
Разноцветные кабинки «колеса обозрения» одна за другой, медленно, но уверенно покоряли свою высоту. Неподалеку поскрипывала тросами «Ромашка».
– А я что говорил? Не зная броду, активней шевели ластами. – Алексей, сунув руки в карманы, задумчиво наблюдал, как замирает под небом и спускается вниз очередная кабинка. – Чем не «Диснейленд»? Вон и старина Гуфи встречает гостей.
Юлька с необъяснимой, какой-то детской надеждой проследила за его взглядом, но увидела лишь бородатого дворника в оранжевом жилете, что лениво помахивал метлой в такт одному ему понятной музыке, сметая в кучу опавшие листья.
– Почему Гуфи? – только и сумела спросить Юлька.
Хотелось смеяться над собственной доверчивостью и пробежаться по парку, пиная кучи из листьев, чтобы те взлетали и приземлялись, взлетали и приземлялись... Она бы непременно так сделала, не стесняясь Алексея, но было жаль труда «Гуфи».
– Есть же еще Дональд, и Плуто, и Микки-Маус... Почему Гуфи?
Вместо ответа Михневич крикнул: «Привет, Гафур!» – и помахал. Дворник тоже помахал грязной белой перчаткой и, беззубо улыбнувшись, вернулся к работе.
Чем дальше они шли, тем больше по пути встречалось людей, в том числе с детьми. По асфальту мягко шуршали шины велосипедов и детских колясок. Юлька вспомнила, что сегодня суббота – день, когда твоя мечта поесть мороженого в компании вечно занятых родителей вполне может осуществиться. Правда, она всегда думала, что с наступлением осени детские мечты и родительские деньги перемещаются в торговые центры.
– Тут недалеко есть кафе, – нарушил молчание Алексей, – если ты голодная...
– Нет уж, раз пообещал «Диснейленд» – пусть будет «Диснейленд». Или это ты голодный? – осенило Юльку. – Прости, пожалуйста.
Он с улыбкой качнул головой, а она вдруг поняла, что эти его постоянные улыбки совсем не раздражают и не напрягают. Дитя своего времени и большого города, Юлька с подозрением относилась к людям, которые улыбаются слишком часто. Мало ли, что у них на уме и что они употребили сегодня утром? Невольно начинаешь искать подвох и переходишь на другую сторону улицы. Однако для Алексея улыбка была чем-то привычным, как любимая обувь, которая успела «сесть» точно по ноге, «запомнив» все изгибы. Улыбка будто освещала его лицо, и недостатки – длинноватый нос, чересчур узкий подбородок и бледные впалые щеки – словно стирались.
– Интересно, «американские горки» сегодня работают? – вслух спросила Юлька.
– Пойдем узнаем. – Алексей кивнул на ближайшую кассу в виде светло-лилового бегемота. Билеты на аттракционы вручались из аккуратной дыры в его боку. – Ты любишь «американские горки»?
– Обожаю, – призналась Юлька. – Мы с папой, когда приходили в этот парк, с них просто не слазили. А Ромку, помню, на них однажды стошнило, и мама оставалась внизу, держа его за ручку, хотя тоже любила кататься. Ромка – это мой брат.
– Младший? – рассеянно уточнил Алексей, роясь в недрах черной сумки.
– Если бы, – вздохнула Юлька. – Старший. На целых пятнадцать минут, а гонору-то...
Алексей забыл о сумке и широко распахнул глаза, будто бы Юлька призналась ему в своем родстве, как минимум, с президентом Зимбабве.
– У тебя есть брат-близнец?! Это же офигенно!
– Ну да, ну да, – кисло сказала Юлька, – отрастить ему за ночь косички, напихать ваты в лифчик, нарядить в лабутены и восхитительные штаны, и пускай идет вместо тебя на экзамен. Вот сестра-близнец – это действительно офигенно. Хотя, – добавила она, легонько толкнув ржущего Алексея в бок, – своего брата я люблю и ни на какую сестру не променяю. Ромыч уникален: может за полчаса собрать из подручных материалов ноутбук и «мышку» к нему, но не в состоянии сварить даже макароны.
– А ты, значит, в состоянии? – поддел Алексей, ловко увернувшись от локтя.
– Конечно! Еще и сырка могу сверху потереть, если будешь хорошо себя вести, – ляпнула Юлька и прикусила язык, за который ее в присутствии «идальго» будто нарочно кто-то тянул.
– Учту на будущее, – пробормотал Алексей. – Правда, с сыром макароны не люблю. Старый добрый кетчуп и какая-нибудь сарделька – то, что доктор прописал.
– Учту на будущее, – передразнила Юлька.
Вот почему ей с ним так легко, скажите на милость?!
«Американские горки» подарили Юльке ощущение, близкое к эйфории, и дело было не только в ностальгии и чувстве полета. Мокрые сиденья едва всё не испортили, но Алексей, не слушая возражений, расстелил на Юлькином месте свою ветровку, а ее надоевшую дутую куртку всю «дорогу» держал в руках, чтобы ничто не мешало Юльке повизгивать и наслаждаться. Проехав в общей сложности пятнадцать кругов, они на чуть подрагивающих ногах направились к свободной скамейке.
– Замри вот так, – попросил Алексей, извлекая из сумки фотоаппарат, быстро и ловко, как бывалый ковбой – револьвер из потрепанной жизнью кобуры.
Счастливая Юлька послушно замерла, постаравшись улыбнуться пообаятельнее, но Алексей, сделав пару кадров, остался недоволен.
– Теперь все понятно, – сказал он. – Ты – «застенчивая».
– А это что, плохо? – обиделась Юлька, которой не понравились хорошо различимые кавычки по бокам этой «застенчивой». Будто к подвиду причислили, классифицировали по методу какого-нибудь Фрейда Линнеевича.
– Нет, не плохо, – спокойно ответил Алексей. – Как по мне, «застенчивые» гораздо лучше «моделей», которые офигенно смотрятся в кадре и за секунду готовы сменить десяток поз, стоит только направить на них камеру. А «застенчивые» или делают одно и то же несчастное лицо, или улыбаются, но втягивают голову в плечи, типа «щелкай-быстрее-и-оставь-уже-меня-в-покое». Они терпеть не могут свои фотографии, что бы им про них ни говорили, а ту фотку, которую считают идеальной, холят, лелеют и ставят «на главную» во всех социальных сетях. Ну или, на крайний случай, ставят милую панду.
Юлька сделала вид, что не поняла намека, хотя сам факт, что Михневич искал и нашел ее страничку, вызвал двойственное чувство: и приятно, и досадно. Из-за панды.
– И чем же тогда, по-твоему, «застенчивые» лучше «моделей»?
– «Модели» не умеют не позировать. Они носом чуют объектив, поэтому застать их врасплох и заснять в естественном виде практически нереально. А «застенчивые» прекрасны как раз в своей естественности, когда искренне смеются, например. Поймать такой кадр – большая удача. И редкость. Это не я придумал, – оправдывался Алексей. – На форуме одном прочитал и согласился. Есть разные классификации... Тебе интересно?
– Очень, – сказала Юлька и не соврала.
«Когда ты рассказываешь о чем-то, забавно взмахиваешь руками. Ты знал об этом?»
Удивительно, но она смогла поддержать разговор, несмотря на то что перебить Алексея, когда он «в своей стихии», оказалось не так уж просто.
– А еще я однажды видела... – Юлька замолкла на полуслове, потому что заметила их.
Гелиевые воздушные шарики. Много-много воздушных шариков, целая пестрая связка. Сердечки, цветочки, зверюшки, «тачки» и классический – желтый, голубоглазый и в дырочку, – только почему-то круглый Губка Боб. Его глуповатая улыбка и несуразный вид помогли принять окончательное решение:
– Хочу этот шарик, – Юлька, как ребенок, указала на Боба пальцем, только губы не надула. – И я его куплю. Выбирай себе любой... Нет, серьезно, – сказала она, заметив, что Алексей тянется к сумке. – На каруселях мы катались за твой счет, денег ты с меня не взял, куртку одолжил. Значит, я имею право купить нам шарики!
– Имеешь, – согласился Алексей.
Что-то в его тоне насторожило Юльку, но не притупило желания обладать заветным шариком, так что буквально через пару минут она сжимала в кулаке две серебристые веревочки-ленточки, а над ее головой плавно покачивались Винни-Пух и Губка Боб.
Но насладиться приобретениями, как следует рассмотрев их и пощупав, помешал гневный детский вопль:
– Мама, я хочу такой шарик! Купи-и!!!
Девчушка лет пяти жадно смотрела на Юлькиного Губку Боба, дергала за руку красивую молодую женщину с рюкзаком и повторяла на одной ноте: «Купи-купи-купи-купи!».
– Верочка, это очень дорогой шарик. У мамы сейчас нет денег, – оправдывалась женщина, глазами умоляя их уйти. – Давай я куплю тебе шарик в следующий раз?
– Нет! – топнула ногой девчушка, готовясь зареветь. – Я хочу сейчас! Дай мне!
Юлька растерялась: ей редко приходилось сталкиваться с детьми, особенно маленькими и капризными. Алексей ненавязчиво обнял ее за плечи и попытался увести, однако Верочка, оторвавшись от мамы, вцепилась в другую Юлькину руку и дернула что есть силы:
– Я хочу твой шарик! Дай!
– Послушай... – начал Алексей, нахмурившись, но девчонка быстро взглянула на него и заголосила пароходной сиреной, не забывая, впрочем, дергать Юлькину руку.
– Простите, пожалуйста. Вера, пойдем, – лепетала помидорно-красная от стыда мать, которая была немногим старше их двоих.
Возможно даже, что ей приходится воспитывать ребенка в одиночку и нет возможности покупать воздушные шарики, когда этого хочется.
– Вот, держи, – решилась Юлька, как от сердца отрывая своего Губку Боба. – Дарю.
Девчонка выхватила у нее из рук веревочку и, ни слова не сказав, резво помчалась в сторону бегемота-кассы.
– Могли хотя бы «спасибо» сказать, – вполголоса заметил Алексей.
Женщина, которая кинулась было догонять дочь, пробормотала: «Спасибо» – и прибавила скорость.
Юлька смотрела, как уносится вдаль мечта, не рассмотренная и не ощупанная толком, и ей хотелось плакать. Собравшись с духом, она вернулась к шарикам, но продавщица лишь развела руками: круглый желтый Боб был в связке единственным.
– Не огорчайся, Шоколадозавр. – Алексей взял Юльку за запястье и привязал к нему на два узелка ленточку с Винни-Пухом. – Моя мама, знаешь, как говорит в таких случаях? «Не твое улетит, а твое – вернется». Хотя воспитание, конечно, швах. Лерке за такие дела давно по шапке бы прилетело. Два раза: за грубость и за спекуляцию.
– Да ладно, ерунда. Это же ребенок, – грустно улыбнулась Юлька и дернула за веревочку Винни-Пуха. Тот весело подпрыгнул. – Спасибо... А Лерка – это твоя сестра?
– Угу. Восемь лет, метр без кепки и полмешка наглости.
– Хорошая она, наверное, – сказала Юлька, подумав, – раз ты так о ней говоришь.
– Хорошая, – согласился Алексей. – Ты давно каталась на «колесе оборзения»?
– На «оборзении» не каталась ни разу.
– Да ладно?! – не поверил он.
– Честное слово.
– Тогда чего мы стоим? Если рванем сейчас, успеем до нового старта.
Рахитичное солнце набралось смелости и, сбросив с себя тучу, решило посветить напоследок, так что прогулка на «колесе обозрения» показалась не такой уж плохой идеей. Они полюбовались на осенний город с немаленькой высоты (трусиха Юлька храбрилась, но пару раз все же сцапала Алексея за руку), съели по большому пирожку с картошкой и уже собирались уходить из гостеприимного парка, когда Алексей вдруг прикрыл глаза козырьком ладони и сказал:
– Глянь-ка, Шоколадозавр, это не наша малявка во-он под тем деревом скачет?
– Похоже на то, – согласилась Юлька, присмотревшись. – Интересно, что у них опять стряслось. Девочке не купили дерево, а она так его хотела?..
Свой запутавшийся в ветвях шарик Юлька заметила раньше Алексея и мысленно согласилась с мудростью Алексеевой мамы. С единственной разницей: Губка Боб оказался чересчур вольной птицей и решил не достаться никому, только вот дерево было другого мнения. Ветер шевелил ветви, и шарик подпрыгивал, мелко дрожа веревочкой-ленточкой.
– Мама, достань! – канючила Верочка. – Ма-ама, доста-а-ань!
Редкие ценители культуры и отдыха оборачивались к ним, но проходили мимо... пока Алексей не решил доказать себе и окружающим, какой он крутой древолаз. Юлька не успела издать осмысленный звук, даже оформить мысль во что-то более-менее внятное не успела, как Михневич буквально впихнул ей в руки свою бесценную сумку, подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю ветку, принялся карабкаться по стволу. Верочка подавилась очередным «достань», ее мать приглушенно ахнула, а Юлька с Винни-Пухом на запястье только теперь, глядя снизу вверх, сообразила, что кажущееся издалека невысоким дерево не такое уж и маленькое, оказывается.
– Михневич, ты что, дурак?! – взвизгнула Юлька. – Слезай немедленно! Там ветки тонкие!
– Нормальные ветки, – ответили ей. – Тут невысоко... Тьфу ты, ёшки!
– Что?!
– Ветка в рот попала.
– Слезай, говорю! Это не смешно!
Верочка тем временем дернула маму за рюкзак и прошептала:
– Мама, а дядя достанет мне шарик? Дядя смелый...
– Дядя не смелый, дядя больной, – буркнула Юлька, кусая губы и наблюдая за тем, как Алексей ищет опору кроссовком. Сумка с фотоаппаратом на ее плече будто обрела дополнительную тяжесть, давила. – Лёшка, ну плюнь ты на него! Слезай! Грохнешься же.
– Не вякай под руку! – ответили ей, и кто-то хихикнул.
Вокруг начали собираться немногочисленные, но зеваки. Кто-то даже снимал происходящее на телефон и давал одобрительные комментарии.
– Челобитчик, учти сразу, – предприняла последнюю попытку образумить его Юлька, – если ты там застрянешь, эмчээсников будешь вызывать себе сам!
Когда Алексей потянулся к серебристой ленточке, чтобы вытянуть шарик, держась за ствол лишь одной рукой, Юлька поняла, каково это – когда у тебя на самом деле замирает сердце.
– Пожалуйста, слезай оттуда, – шепотом и без доли иронии попросила она.
Зрители внизу (а их собралось уже достаточное количество) почти не дышали.
– Во дает, орел, – с уважением пробормотал какой-то мужчина, лысоватый и тучный, похлопывая себя по бедру зонтиком.
Выверенный и аккуратный прыжок Алексея с нижней ветки сопровождался аплодисментами. Кто-то свистнул. А Юлька, вырвав из рук этого ненормального злополучную веревочку, чтобы не вздумал улететь без расправы, стукнула его по плечу и пробормотала: «Придурок». Ее до сих пор потряхивало.
– Ты чего, Юль? – удивился Алексей. На его левой щеке красовалась длинная свежая царапина. – Я ж до девятого класса в кружок по скалолазанию ходил. На пятый этаж пешком взбирался, когда ключи дома забывал... Ты только шарик не выбрасывай, ладно?
– Убью, – всхлипнула Юлька и, не выпуская из своей липкой от пота руки жесткую ленточку, свободной рукой потянула Алексея прочь из парка.
Они уже не могли видеть, как устремилась к Губке Бобу ладошка Верочки и как неожиданно жестко хлопнула по этой детской ладошке материнская ладонь.
--------
«Это было совсем не смешно».
Юлька понимала, что, повторяя одну и ту же фразу по несколько раз, легко за попугая сойдешь, причем попугая не самого умного, поэтому повторила мысленно.
«Ты хотел, чтобы я испугалась за тебя? Поздравляю: я из-за тебя чуть не поседела!»
Они шли рядом, не касаясь и не глядя друг на друга. На каждый шаг Алексея приходилось по полтора-два Юлькиных шага. Винни-Пуха привязали к одному из замков сумки. Героически спасенный Губка Боб, которого Юлька продолжала крепко держать – и не за веревочку, как положено держать воздушный шарик, а за прямо за желтую физиономию, прижимая к себе, – отражался во всех лужах подряд. Он наверняка чувствовал бы себя героем дня, имейся у шариков чувства...
Алексей внезапно остановился, и Юлька опередила его на пару шагов.
– Ты на меня злишься? Надо было оставить его там?
Алексей не возмущался, не «качал права» – ему было интересно. И, пожалуй, немного обидно. Юлька не была уверена, что расшифровала интонацию правильно.
– Не знаю, – честно ответила она. – На дерево ради меня лазил только Ромка, и высота у того дерева была метра два. Ну, с хвостиком. И то, первой залезла я и дразнила его сверху. Мол, как это так, иметь в братьях такую трусливую цыпу просто неприлично. В итоге, пока бедный Ромыч лез доказывать мне обратное, у него с носа свалились очки и няне пришлось снимать его с дерева. А я, пока бежала домой – за няней и от возмездия – грохнулась во весь рост и ободрала обе коленки. Нам тогда лет по восемь было.
Алексей кивнул. Вежливо и осторожно, не совсем понимая, куда она клонит.
– Это я к тому, что для впечатления на женщину много не надо, – сказала Юлька, чувствуя, что краснеет под его недоуменным взглядом, и поспешила закруглиться: – Совершать подвиг, рискуя ради меня жизнью и здоровьем, вовсе необязательно. Можно было обойтись... э-э... подвигом попроще. Вот.
Сказала и окончательно смутилась. Даже разозлилась немного.
– Знаешь, Юлька, а ведь ты только что открыла мне глаза. Спасибо тебе за это.
Она быстро глянула на него: серьезен, как ни странно. В «открытых ею» глазах что-то... такое. Иронично-задумчивое, незнакомое, чересчур взрослое. Улыбка спряталась за угол – одного из глаз, возможно. Юльке почти физически захотелось свести всё к шутке, сказать или сделать что-то забавное, даже по новой грохнуться во весь рост и ободрать обе коленки... Лишь бы только его улыбка перестала прятаться.
– Подвига без риска для жизни не бывает, а иначе зачем? Подвиг – это всегда риск уйти и не вернуться. Ты как бы об этом знаешь, но всё равно идешь. А я знал, что ничем не рискую. Это не подвиг, Шоколадозавр, и даже не «доказуха». Показуха обычная.
– А в чем разница?
– «Доказуха» доказывает, что может. «Показуха» демонстрирует, что умеет.
Внутренний автор семантическую разницу уловил и успокоился. Губка Боб продолжал улыбаться. Солнце замерло у него на макушке, оставив на память блик...
– Но ты же достал его, – Юлька кивнула на радостный шарик, – ради меня. Почти жизнь ему спас. И я почему-то уверена, что никому из тех, кто стоял внизу и смотрел на тебя, вытворить что-то подобное для едва знакомого человека и в голову бы не пришло. По-моему, это самый настоящий подвиг! А риск упасть и свернуть шею есть всегда, иначе не валились бы с гор профессиональные альпинисты. Так что... – она вздохнула и возвела глаза к небу, – иди сюда, секрет скажу на ушко. Дуть, орать и плеваться не буду, обещаю.
– А ты можешь? – пробормотал Алексей, потирая ухо.
– Я и не такое могу, – «успокоила» Юлька, а когда он, зажмурившись на всякий случай, наклонился к ней правым боком, быстро поцеловала в щеку.
Щека у него была прохладная, гладкая и пахла каким-то одеколоном. «Каким-то» – потому что для Юльки все многочисленное братство мужских одеколонов и духов, кроме разве что самых противных, которые лучше знать «в лицо», имело лишь две разновидности: «какие-то» и папулины.
– А можешь повторить тайну? Я немного не расслышал.
– Могу, почему нет, – легко согласилась Юлька и так же бегло, едва касаясь губами кожи, поцеловала во второй раз, поближе к родинке.
Однако не успел Алексей распрямиться с довольной улыбкой, как его ухватили за вихры.
– Еще раз полезешь куда-нибудь без страховки – покусаю, – серьезно пообещала Юлька.
--------
Фразы и темы, цепляясь одна за другую, нанизываясь на ветреный октябрьский полдень, крепко и прочно, как крупные красные бусины на толстую нитку, складывались в незамысловатый, иногда странный разговор. Юлька не помнила, когда в последний раз так гуляла и разговаривала – вроде бы ни о чем и одновременно обо всем.
– Сколько мы с тобой знакомы?
– Немного сентября и чуть-чуть октября, – подумав, ответила Юлька, которая, как всякий уважающий себя гуманитарий, с подозрением относилась к числам и точным величинам. – А кажется, что целую жизнь? – Голос вопросительно вильнул.
– Если жизнь может уместиться в сорок семь конфет и чашку кофе, то да, целую жизнь.
– Я же извинилась, – пробурчала Юлька, дергая Боба за веревочку. – Зачем вспоминать ту дурацкую чашку именно сегодня? Зачем вообще о ней вспоминать?
– А разве надо забыть? Нет, даже не проси, – заупрямился Алексей. – Это моя чашка, и я ее никому не отдам.
– Вот уж не думала, что ты такой злопамятный...
Он пожал плечами. Как ей вначале показалось, виновато.
– Неважно, злопамятный я или добропамятный. Жизнь, Шоколадозавр, это не только конфеты, но и пролитые кофейные чашки, а иначе это не жизнь, а сахар. Понимаешь?
– Пытаюсь понять, – призналась Юлька, не знавшая, обидеться ей или рассмеяться. – Мерить жизнь в кофейных чашках и конфетах – это как-то... Ты, случайно, не философ?
– Не знаю, не пробовал. Думаешь, надо?
– Нет, – решила Юлька, – тебе не надо. Это может плохо кончиться.
Как-то так вышло, что именно Алексею она рассказала о том, о чем не рассказывала никому, а если и упоминала, то вскользь, без подробностей. О «своих» собаках.
Собак она обожала. В далеком детстве завести своего четвероногого друга помешала Лапушкина аллергия, а, переехав от матери в «однушку», Юлька пожалела пса, которому придется маяться в этой «клетке». Завела хомячка – хомячок бесследно исчез через три дня, даже не успев обзавестись звучным именем. Юлька утерла слезы, отнесла новенькую хомячью клетку обратно в зоомагазин и в цветочном магазине по соседству купила себе симпатичный маленький кактус по имени Верблюдик... чтобы через месяц случайно столкнуть его с верхней полки стеллажа, пытаясь достать укатившуюся монетку в пять рублей. «Пятачок» до сих пор лежит в ее кошельке, в пустом отделении для визиток, как напоминание, но воскресить бедного Верблюдика было невозможно.
Юлька смирилась, что заводить живность и растительность ей противопоказано. Но вот однажды Юлькина соседка напротив тетя Паня, возвращаясь домой по гололеду, сломала ногу, и ее мопсов Пеппи и Ронни стало некому выгуливать. Юльке, удачно закрывшей зимнюю сессию и наслаждавшейся бездельем, заняться всё равно было нечем, вот она и предложила свою помощь. С утра пораньше забирала Пеппи и Ронни от хозяйки и вела в парк, где сначала бегала с ними до полного умопомрачения, пытаясь удержать поводки и проклиная всё на свете, а потом незаметно втянулась. Прогулки с непоседливыми мопсами позволяли держать себя «в тонусе». Неудивительно, что, когда тетя Паня предложила выгуливать ее «пельмешков» на постоянной и пускай чисто символической, но всё же не безвозмездной основе, Юлька согласилась. Чуть позже на ее попечении оказались пожилая дворняга Тузя, у хозяйки которой не было времени на долгие оздоровительные прогулки или чистку ковров, когда прогулка оказывалась для Тузи недостаточно долгой, и немецкая овчарка Малыш, чей хозяин работал с утра до вечера, а хозяйка сидела дома с собственным малышом-человеком...
– Так интересно: ты приходишь, а они тебя ждут. Узнают по шагам, скулят, когда выходишь из лифта или поднимаешься по лестнице. Приносишь им что-нибудь вкусное. Малыш, например, любит кокосовые пряники, такие, чтобы потверже, а Тузя лопает всё подряд, как ненормальная, но по чуть-чуть. Много ей нельзя, а то потом плохо будет.
– А сейчас? – спросил Алексей, когда Юлька умолкла. – Сейчас ты их выгуливаешь?
– Нет, – грустно ответила Юлька, – сейчас не успеваю из-за работы. С ними же долго надо, как минимум, час. Надеюсь, что буду гулять потом, если не забудут... Тебе пора, да?
Он не успел незаметно убрать телефон обратно в карман и смутился.
– Оказывается, меня ждут уже минут сорок, а я совсем забыл про время.
– Раз ждут, значит, надо идти, – с неохотой подтвердила Юлька. – Спасибо за...
– Юль, я могу тебя кое о чем попросить?
Сердце сжалось в непонятном предчувствии. Алексей, видимо, считал это смутное предчувствие с ее лица и начал отступать:
– Нет, если ты не захочешь, скажи сразу, я пойму и не...
– Лёш, ты для начала скажи, что от меня требуется.
Через три минуты они уже высматривали на остановке подходящий трамвай.
– А она не будет против, если я приду с тобой? – сомневалась Юлька.
– Наоборот, будет только рада. Мария Степановна любит гостей, только они редко к ней заглядывают. Соседка ходит готовить, ну и я по вторникам и субботам – продуктов принести, лекарств и поднять настроение.
Трамвай шел полупустым, так что они легко нашли себе места. Пониже надвинув на глаза козырек волонтерской красной кепки, Алексей сказал: «Пни меня, когда будет церковь» – и... уснул на все пять ближайших остановок. Она специально проверила – спит. Юлька впервые видела человека, который проваливался в сон мгновенно, как в прорубь, и, вскочив потом по первому «пинку», уверенно направлялся к выходу.
– Нам сюда. – Алексей галантно придержал дверь супермаркета, пропуская Юльку вперед.
Он двигался строго по списку: хлеб – полбуханки белого, молоко, масло, яйца, крупы – рис, манка и гречка, сахар, овощи, фрукты, кулечек недорогих конфет и две «пенсионерские» газеты с ненатурально улыбающимися огородниками. Юлька потянулась было достать из холодильника маленький торт-безе к чаю, но Михневич остановил:
– Не надо, она лишнего не возьмет. Или возместит стоимость. Гордая.
– Когда мы дарили подарки нашей первой учительнице, они с трудом уместились на столе, но почему-то никто не отказался и денег не возместил, – возразила Юлька, и торт отправился в ее корзинку, к манке и улыбчивым золотозубым огородникам.
Мария Степановна жила в обшарпанной панельной девятиэтажке с неработающим лифтом, но, к счастью, всего лишь на третьем этаже. Подъезд благоухал табаком, борщами и кошками. Поднимаясь по лестнице, Юлька старалась глубоко не дышать.
– Верю в твою деликатность, – прошептал Алексей и нажал на грязно-белую кнопку звонка. Носом, потому что руки были заняты пакетами, а пропустить вперед Юльку не было возможности: солидную часть лестничной площадки занимали спортивный велосипед и зимняя коляска с грязными колесами. – Мария Степановна, это я, Лёша!
Юлька не слышала шагов, однако дверь распахнулась, явив миру аккуратную старушку с королевской осанкой и в стильных солнцезащитных очках, за которыми совсем не видно глаз. На фоне этих очков бежевая кофта-кардиган крупной ручной вязки, строгая «учительская» юбка, белые носки и разношенные домашние тапочки благородного цвета «бордо» мигнули и потерялись.
– Здравствуй, Лёша. Проходи. А кто это с тобой?
– Это Юля, – не мудрствовал лукаво Алексей.
– Здравствуйте, Мария Степановна, – робко сказала Юлька.
– Здравствуй, Юля. Что же вы стоите в дверях? Проходите.
Она посторонилась, пропуская их в тесную, но довольно опрятную прихожую.
– Ну, Мария Степановна, признавайтесь, как ваше «ничего»?
– Мое «ничего» по-старому, – сдержанно улыбнулась Мария Степановна. – Мерзнет и ноет на погоду, а всё остальное – так, обычное старушечье кокетство. Как дома дела?
– Нормально. – Алексей стянул кроссовки, не расшнуровывая их и не выпуская из рук пакетов. Переступил с ноги на ногу, как канатоходец. – Мама привет вам передавала.
Отпущенный на волю Губка Боб радостно взмыл к потолку и стукнулся об него. Винни-Пуху тоже хотелось летать, но его не пускала сумка. Юлька отвязала шарик от замка и огляделась. Каждая вещь в прихожей, будь то пара стоптанных туфель или коробочка румян на комоде под зеркалом, словно имела постоянную «прописку», и, случайно сдвинув в сторону подставку для зонтов, Юлька заметила на сером линолеуме темный продавленный след. Алексей молча вернул подставку на прежнее место. Еще и проверил, чтобы темный след оказался полностью скрыт под ней. Единый порядок тут, казалось, царствовал даже в видимом беспорядке и белесых дорожках пыли.
– Она слепая? – спросила у Михневича до глубины души пораженная Юлька.
Хотелось думать, что спросила достаточно тихо.
– Как крот, – беззлобно усмехнулась хозяйка квартиры. – Но оглохла не до конца, и на том спасибо. Не смущайся, пожалуйста, – попросила она Юльку. – Ничего страшного в этом нет, только хлопот прибавляется, ну да я привычная. Надевайте тапочки и проходите. Накормлю вас обедом, только разогрею: остыл, поди.
– Мы загулялись, – виновато сказал Алексей.
Мария Степановна махнула рукой – «дело молодое» – и, едва касаясь стены худыми, унизанными перстнями пальцами, ушла в другую комнату. А Юлька вдруг вспомнила, где могла видеть учительницу Алексея: среди пожилых дам на снимке «Аврики». Вопросительно кивнула на сумку с фотоаппаратом, и Алексей кивнул в ответ: «Да, она».
– Придумали тоже, бегать за мной, – ворчала Мария Степановна, осторожно помешивая в кастрюльке ароматный куриный суп, пока они в четыре руки разбирали пакеты с продуктами. Алексей знаками подсказывал Юльке, что и куда складывать, чтобы хозяйка потом сумела найти. – Ты бегаешь, Наталья харчи варит, как будто я сама не в состоянии. Подумаешь, пару раз сахар с солью перепутала! С кем не бывает? Не умерла же...
Алексей в два счета проглотил свою порцию супа и, громко поблагодарив Марию Степановну, шепнул Юльке на ухо: «Поговори с ней, а я полы помою».
– Хороший парень, – заметила Мария Степановна, когда он ушел. Юлька разлила по чашкам чай и принялась резать торт. – Спасибо. Не стоило так разоряться...
– Меня учили, что неприлично приходить в гости с пустыми руками, – призналась Юлька, присаживаясь на ветхий табурет и беря в руки чашку из сервиза.
В буфете она заметила несколько кружек с отколотыми краями, однако на стол Мария Степановна выставила все лучшее, что у нее было: хрупкие фарфоровые чашки и пиалы, тонкие блюдца с золотистыми краями, а также блестящие ложки, которые пришлось протирать от пыли салфетками.
– Тебя правильно учили, – согласилась Мария Степановна и, не успела Юлька ковырнуть ложечкой свой кусок торта, спросила в лоб: – Юля, в каких вы с Лешей отношениях?
– Мы с ним не так давно знакомы, работаем вместе, – решила не удивляться и не врать Юлька, – немного сентября и чуть-чуть октября. Но, кажется, в дружеских.
– Странно, учитывая, что ты первая девушка, которую он сюда привел... Хочешь посмотреть, каким Леша был в школе? Я принесу альбом.
Мария Степановна поднялась из-за стола и задела рукой пластмассовую крышку из-под торта, которую Юлька собиралась убрать позже. Крышка рухнула на пол.
– Давайте я вам помогу... – засуетилась Юлька.
– Я принесу альбом. Пей чай, – строго повторила Мария Степановна, заставив ее сесть на место и снова взять в руки чашку одной только интонацией.
Оставленная приоткрытой дверь больше не скрывала шороха тряпки, которой активно елозили по полу. Он там что, и правда, полы моет, пока она тут чаи гоняет?!
Юлька поискала глазами, чем можно протереть стол или хотя бы смахнуть пыль, но Мария Степановна уже вернулась с альбомом, таким же пыльным, как большинство вещей.
– Эта самая удачная. Вот он, мой четвертый «Б» во всей красе, – гордо сказала она и безошибочно отыскала нужную страницу, лишь проведя пальцами по картонным уголкам и неровностям. – Леша в верхнем ряду, пятый справа.
– Смешной такой. – Юлька разглядывала серьезного, непривычно ушастого из-за торчащих коротким «ежиком» волос Алексея. Он уже тогда выделялся ростом и худобой среди упитанных, в большинстве своем, одноклассников. – А как он учился?
– Средне. – Мария Степановна перевернула страницу, и Юлька увидела четвертый «Б» на школьном субботнике. Пока остальные «пионеры» с покорностью судьбе орудовали вениками или собирали в мешки мусор, Алексей сосредоточенно волок куда-то грабли. – Любил физкультуру и математику, а вот с русским были проблемы. Почерк ужасно неразборчивый, в одном слове по две-три ошибки. Старался, надо отдать ему должное. Правила учил, знал назубок, разбуди – повторит, но... к сожалению, не всем дано писать грамотно. Так обидно было ставить ему «пять-два» за изложения, – поделилась Мария Степановна.
– А я в начальной школе отличницей была, – похвасталась Юлька, самовольно перевернув страницу, но увидела лишь черно-белый выводок незнакомых первоклассников. – В пример ставили, а некоторые мои сочинения учительница даже сохранила на память.
– И такое бывает, – подтвердила Мария Степановна без особых эмоций, однако Юльке сразу расхотелось перед ней хвастаться. А мелкие досадные промахи вроде «тройки» за пустяковый тест по природоведению (поленилась накануне пролистать учебник, решив, что и так все знает), наоборот, охотно всплыли в памяти, как мусор с речного дна.
«В последнее время она какая-то грустная. Я подумал: ты могла бы ее немного отвлечь...»
«Разве возможно радоваться жизни, находясь в постоянной темноте? И как отвлечь разговорами человека, которого совсем не знаешь и который на несколько жизней тебя старше?» – тоскливо думала Юлька, без аппетита ковыряя торт-безе.
Решение пришло само. Или его подсказала неунывающая выдумщица DжульеТта? Придумала же она себе с нуля целую биографию и морскую свинку Фёклу в придачу.
– Мария Степановна, я хотела спросить. Моему племяннику Ромочке, – прости, братик, это ради доброго дела, – через год идти в школу. Вы не подскажете, у кого нам лучше?..
Мария Степановна поначалу довольно сдержанно отвечала на вопросы, но потом, как сказал бы «любимый племянник Ромочка», она «втянулась»: утратила учительскую чопорность и, взмахивая руками, с упоением доказывала Юльке, что «лучше советской системы еще не придумали». А равнодушной к образованию Юльке и не требовалось ничего доказывать. Она представила себя героиней ненаписанного романа, и героиня спорила за нее; правда, в итоге легко сдалась, признав превосходство оппонента. Мария Степановна снисходительно кивнула и превратилась обратно в саму себя, только щеки у нее продолжали воинственно розоветь, как у девчонки-спорщицы.
«Получилось? – усомнилась Юлька, отпивая из кружки холодный чай. Пересохшее горло почесывалось. – Лишь бы хуже не стало».
– Знаешь, Юля, – сказала вдруг Мария Степановна, – ты сейчас удивительно похожа на Лару Гишар, какой я ее себе представляю. Нет-нет, дело не во внешности, не в биографии, – качнула головой пожилая учительница. – Ты – такая же «представительница самой жизни, самого существования». Леше с тобой повезло.
Юлька смутилась, а Мария Степановна продолжила – тихо и с тем же смущением:
– Я никому об этом не говорила, но в далекой юности я мечтала написать роман. Не во славу труда и коммунизма, как было принято, а просто так, о любви в идеальном мире, где люди, подобные Ларе и Живаго, могли бы обрести свое счастье, не теряя...
Отпросившись в туалет, Юлька прокралась в комнату, где орудовал тряпкой Михневич.
– Твой чай давно остыл. Может, потом вместе домоем, а?
– Я почти закончил, – пропыхтел он в ответ. – Щас вернусь.
– Господин Щасвернусь, вы заставляете меня чувствовать свою ущербность. Чем тебе помочь? – Она наклонилась и подняла с ковра полупрозрачный огрызок ткани в горошек, служивший, видимо, тряпкой для пыли. – Давай хотя бы полочки протру.
– Поменяй воду, пожалуйста, – попросил Алексей.
Когда Юлька открыла дверь в ванную, с притолоки прямо перед ее носом шлепнулся жирный рыжий таракан и преспокойно пополз по своим делам.
«Мама дорогая», – подумала Юлька, но орать не стала.
Безымянный таракан обрел имя и титул: сэр Спусковой Крючок.
Неужели Алексею так сложно предупредить ее заранее, хотя бы о самых очевидных вещах?! О том, что он посещал кружок «по скалолазанию», например. О плохом зрении своей учительницы. Тогда Юлька не выглядела бы в глазах окружающих и собственных глазах такой дурой! Или он считает, что она сама обо всём догадается?
Зачем вообще было приводить ее сюда? Только растревожили старушку...
В ванной из-за нагромождения тазов и доисторической стиральной машинки «Фея» было не развернуться. Юлька, погнавшись взглядом за очередным своим однофамильцем, налетела на оранжевый бак для грязного белья, и бак опрокинулся. Среди белья, скомканного явно наспех и без разбору, где грязное, а где чистое, лишь бы спрятать поскорее, виднелись несколько сухих яблочных огрызков, любовный роман и поцарапанная трость с кривым набалдашником.
Наядна:
Спасибо Света!
Разговоры про макароны.. ну прям "по Фрейду"))))
это про меня....
да да именно так...
спалился))))
Марфа Петровна:
Света, Спасибо за продолжение.
Незабываемой получилась прогулка в парке!
Юлька вспомнила детство - "оторвалась" на американских горках, завладела воздушным Губкой Бобом, получила новые впечатления на колесе обозрения, а также попереживала за Лешку, пока тот вызволял шарик из плена веток.
Очень интересно!!! И действительно, мама Алексея оказалась права:
sensa:
Впечатлений Юлька набралась - на целый роман хватит, про геройство Алексея я вообще молчу, даже интересно теперь, какие подвиги будет совершать наш книжный герой...
Учтить на будущее многое стоит, может когда-нибудь и пригодится
Что ж, как часто бывает, первый блин комом, если первыми фотографиями наш фотограф остался недоволен, то обязательно будут и такие кадры, которые порадуют Алексея, уж он-то мастер своего дела...
Мама Алексею дельные советы даёт, это касается не только вещей, но и людей, потому что какие бы ситуации не возникали, "твой" человек всегда вернётся, где б он не был.
Такие "воспитанные Верочки" нынче не редкость, какие только "концерты" можно увидеть в их исполнении...
В одной знакомой ребенок практически не знает слова "нет", и самое печальное, что родители даже не замечают, в кого превращается дитё, что придумывает, лишь бы добиться своего... 
"Не дешёвый" для нервной системы оказался Губка Боб, но зато сколько воспоминаний сохранит для Юльки
Света, спасибо за продолжение
Sladkaia:
Всем привет девочки!!!
Светочка, спасибо большое за продолжение!!!
Замечательная прогулка вышла!!! Весёлая программа!!!
Впечатлений и воспоминаний надолго Юльке хватит.
Вообще, главу можно растащить на цитаты! И прикольные, и со смыслом!
Света!!!
