Seniorita Primavera:
09.12.12 19:08
Девочки, всем доброго воскресного вечера!!!
Rusena писал(а):Вообще, мне кажется, что тут все несколько иначе. Сэм долгое время выбирал себе жену, читал каталоги, денег заработал. Зная, в какой день она приедет, приготовил ей платье - видимо, опять же, заказал кому-то, деньги заплатил... - приготовил ужин, подумал о подарке будущей супруге... Он тоже переживал и нервничал, иначе б не беспокоился бы о подобных вещах. Относительно сцены с именем... Эрлан сама сказала Ханне с Клементиной, что ее имя переводится на их язык, как Лилия. И Сэм - думаю, он знал это - просто решил немного сократить его до Лили и привел пример, что это имя здесь популярно, хоть и неудачный. Не думаю, что он с каким-то злым умыслом это ляпнул. Ему это можно простить - все же, стресс, однако, был и у него
А Сэм вообще молодец! У меня он вызывает одни положительные эмоции.
Иришка, полностью согласна!!
Все его приготовления, с учетом, что он приготовил еду, накрыл стол, чай заварил...ухаживал за своей новоявленной супругой за столом, о многом говорит. Без сомнения!!!
И прыткое желание побыстрее исполнить супружеский долг тоже не новость. Оно и понятно - природа берет свое...
Имя его жены тоже объяснимо. Она сама сказала его Клем и Ханне в номере гостиницы...
Но вот параллель с проституткой... немного покоробила, честно.
Понятно, что он не со зла, без всякой задней мысли.
НО!
Мужчина не задумался, какого будет его молодой супруге... Нет, он не подумал.
Но спишу это на неопытность Сэма.
В конце концов, мы все ошибаемся, и непогрешимых людей попросту нет...
Обидел ее не со зла - но и получил в ответ такую встряску...
Его молодая быстро нашла его слабое место, и теперь будет держать его на коротком поводке...
Любопытно, как же там дальше у них будут складываться отношения?!
Очень неординарная пара у нас имеется.
Очень нестандартные поступки его и ее...
А еще так хочется увидеть Ханну и второго братца Скалли!!!
Ну а если уж быть до конца честной, и постонать в десятый раз - я уже соскучилась по Клем и Заку!!!
Rusena писал(а):Тут тоже запутанный клубок... Они же как с разных планет-миров, с разными мировоззрениями, разными принципами и убеждениями. Поживем, увидим
Да, любовная линия Эрлан и гиганта Скалли интригует!!!
Лавочника тоже становится жаль, как и Гаса...
Перепадет ли ему хоть немного счастья погреться под боком у жены?
Гасу в этом хоть повезло...
А вот Сэма жаль.
Готовить жена не умеет - но, думаю, сможет научится.
В конце концов - какие варианты?
Супружеский долг не исполняет - тоже беда.
О сыновьях пока можно только мечтать... Эх!!!
А мужичок-то, если так подумать - неплохой.
И мечты-то его о жизни, с перспективой...
Может какая другая китаянка появится, в более старшем возрасте... из простых, из деревенских...
laflor писал(а): мне очень понравились описания Уильямсон - те, где она описывает китайские обычаи..много всего нового и интересного для себя узнала.
laflor - да, да, согласна!!!
Так погрузила нас автор в новый мир, познакомила с бытовой жизнью разных культур...
Нелегкая жизнь женщин, будь то индианка, американка, китаянка...
Шикарные образы!
Реалистичный антураж!
Такие подробности, как философия покорности судьбы, видение красоты, суеверия, свадебные обряды...
Любопытно было ознакомиться и с системой выбора и доставки невест...
Nata Nata писал(а):Да, заставит она плясать Сэма под свою дудку.
Да,
Таш - начало она положила.
Тон их отношениям задала.
На нервном срыве узнала о суеверных страхах супруга.
Да еще и держится взятого курса упрямо...
Вызывает уважение такой подход к своему неудобному положению.
Дама с характером. Да еще и полна сюрпризов.
Даже страшно представить, что Сэма еще ждет?!
Nata Nata писал(а):Seniorita Primavera писал(а):В сериале "Дедвуд" есть серии, где показана жизнь китайских девочек и девушек за решеткой, как ими пользовались и как они умирали, никому не нужные и тут же после смерти забытые...
В Дедвуде не показана, а
говорится про условия содержания китайских "девочек для удовольствий". Я специально выискивала там кадры жизни китайцев в Америке. Но из китайцев там показан, лишь, опять таки мистер Ву. Есть лишь 2 кадра с китаянками - умершая проститутка и китаянка в клетке.
Таш -
я не так выразилась, признаю.
Но вид тех умирающих и страждущих китаянок меня так поразил, когда смотрела, что не сдержала слез...
Такая безнадега, отчаяние, грязь, унижения, а впереди только смерть...
В кадре они были не долго, мимолетом.
Но в душу запали навсегда...
Вот когда Эрлан размышляла об участи ( возможной, если ее муж вернет...), сразу вспомнила этих несчастных китаянок из сериала "Дедвуд".
Ужасная жизнь! И не малейшего шанса на просвет выбраться из этой грязи. Кошмар!
Нашей Эрлан все-таки повезло, если провести параллель с ее менее удачными соотечественницами.
Лавочник Ву не так уж и плох, в нем есть свои положительные черты.
А то, что их мечты не совпадают...
Не они первые.
Nata Nata писал(а): Там нет красивых и чисто положительных героев, да и мат, буквально, после каждого слова, так что некоторые места мне приходилось пересматривать по 2-3 раза, чтобы выудить из сплошного мата смысл сказанного. Но все равно сериал затягивает. Этак с 3-й серии смотрела с большим удовольствием. Самое большее понравился отрицательный герой - мафиози тех времен Эл.
Да, сериал интересен и тяжеловат именно из-за наличия большого количества мата...
Через каждое слово...
Иногда просто игнорировала мат, погрузившись в страдания и тяжелую жизнь понравившихся героев...
Кстати, мне Эл сначала не понравился, но уже во втором сезоне я переживала за него...
И радовалась, когда под налетом грубого и жестокого человека были проблески сострадания и человечность...
Шикарный образ!
Ластик, спасибо за наводку!!!
Тоже проголосовала!
И конечно же за Зака Раферрти!!!
Каори писал(а):Интересно, для чего Пенелопа ввела новую героиню. Как она поможет раскрыться ситуации с Клем и Заком?
Ася, я думаю, даже если автор ( не знаю буквально, что уготовлено нашим героям, и как переплетутся их судьбы) ввела новую героиню для полного погружения нас в дикие и жестокие времена, только рада!
Вспоминается прекрасный образ Энни-пятак, хотя на судьбы героев она никак не повлияла.
Зато такая колоритная личность, что до сих пор вспоминаю с удовольствием, и надеюсь еще встретить ее на страницах книги!
И индианка...
Вот наша Ханна не часто радует нас подробной личной жизнью - но ее редкое появление украшает книгу!
Так что, с какой бы целью автор не ввела китаянку - она так же принесла много нового и интересного!!!
НО...НО...
Чует мое сердце - с учетом, какая храбрая и проницательная дама наша Эрлан...
И что она скорей всего подружится с Клем и Ханной...
Она все-таки должна как-то внести перестановки или "правильные" мысли в голову Клем.
Самой-то ей предстоит так же бороться за свое счастье и пути к нему.
Может быть, Клем посмотрит на нее, решительную и деятельную, и сама попробует...
Ну, это я уже мечтаю.
До сих пор не могу понять, как же Клем и Зак будут вместе - такие оба благородные и правильные...
Что аж жуть!!
...
Rusena:
13.12.12 09:10
» Глава 18
Глава 18
Перевод:
Rusena
Редактирование:
LuSt, codeburger
Иллюстрации:
Nata Nata
Он вернулся домой тем утром, когда зацвела юкка.
Клементина увидела его из кухонного окна.
Мужчину, свободно скачущего на большом сером мерине, стоя на стременах. Когда путник остановился у покосившегося, извивающегося как змея забора, ее взгляд устремился к его лицу, такому же, как и в первый раз, когда она увидела его: те же жесткие резкие черты и черная ковбойская шляпа, скрывающая глаза.
И вот Зак уже на земле и идет прямо к невестке, а Клементина – к нему, не бежит, но семенит быстрым шагом и улыбается, широко улыбается и счастливо смеется, действительно от души смеется. Если бы она не любила этого мужчину так сильно, то бросилась бы в его объятия.
– Привет, Бостон, – произнес Рафферти, остановившись первым.
Клементина ничего не ответила, только продолжала улыбаться.
Так они и стояли с опущенными по бокам руками, пристально вглядываясь друг в друга сквозь разделяющее их пространство. Пространство, шириной с тень Гаса Маккуина.
Клементина отвернулась от Зака, ища якорь спасения в чем-то знакомом и привычном. Тополя и лиственницы, колода для рубки дров с отметинами от топора, валки свежескошенной травы, загибающиеся подобно гигантским желтым запятым к лачуге охотника на буйволов. Поднявшийся ветер принес с собой тягучий сладкий аромат сена, взъерошил волосы Клементины и захлопал её юбками, прибивая их к ногам. Одну руку женщина подняла к голове, чтобы не дать разлететься волосам, а другой поддержала беременный живот.
Моисей просунул голову между людьми и боднул Клементину в грудь.
– Эй, приятель, – сказал Рафферти и попытался улыбнуться, но его губы остались плотно сжатыми. – Так с леди не здороваются.
Не имея возможности прикоснуться к Заку, Клементина погладила бархатистую серую шею лошади.
– Почему бы тебе не почистить коня и не зайти потом на кухню? Я сварю кофе... – Слова оборвались, застряв в горле, когда она посмотрела в лицо Заку. – О, как хорошо, что ты вернулся домой, – выдохнула Клементина, на сей раз позволив сердечной тоске отразиться в глазах. – Пожалуйста, больше не оставляй нас. -
«Больше не оставляй меня».
– Я останусь. – Ветер ухватился за прядь волос Клементины и отбросил к ее рту. Зак убрал локон, слегка коснувшись пальцами губ. Клементина закрыла глаза, упиваясь его прикосновением: украденным, опрометчивым, опасным.
Пальцы Рафферти направились вниз по ее челюсти к бьющейся жилке у горла.
– Я останусь, – повторил он, – пока смогу это выносить.
* * *
Клементина бросила полено в огонь, разметав угли, и услышала скрежет шпор по крыльцу. Сердце остановилось и снова пошло, заухав в груди. Она с грохотом уронила крышку на плиту и подняла глаза. Ее лицо покраснело от жара огня, а в глазах рябило от солнечного света, льющегося в открытую дверь. Держа шляпу в руке и засунув большой палец за оружейный ремень, Зак прислонился к косяку. Встреча с ним после разлуки всегда удивляла и слегка пугала ее. Рафферти по-прежнему казался диким и необузданным, и не имело значения, насколько окультурили эту местность и сколько целины у нее забрали.
Зак выпрямился, повесил шляпу на крючок в стене и, не сказав ни слова, направился к умывальнику – лишь воздух всколыхнулся вокруг Клементины, когда он прошел мимо.
Клементина накачала воду в крапчато-голубой кофейник, изредка оглядываясь через плечо. Когда деверь склонился над тазом, его мягкая выцветшая голубая рубашка натянулась на спине. Он вытер лицо, зачесал волосы назад руками и повернулся. Их взгляды встретились и разошлись в тот же миг.
Зак взял яблоко – их недавно привезли на поезде из Вашингтона – из стеклянной матовой чаши, стоящей в центре стола, и с хрустом укусил красный плод. Сок просочился из уголка рта и Рафферти слизнул его.
Клементина резко отвернулась, взяла кофейник и чуть не выронила его, с громким лязгом задев посудиной ручку насоса. Она зачерпнула горсть молотых кофейных зерен из кофемолки и поставила кофе вариться на плиту. Зак ходил по ее кухне, хрустя яблоком. Звук шагов был слишком громким в тихой комнате, а запах яблока – слишком приторным. Рафферти обратил внимание на фотографии, расставленные на полках вдоль дальней стены. Гас соорудил эти полки для хранения консервов и домашних заготовок, а Клементина разместила здесь свои последние работы, но не ради того чтобы разозлить мужа или проявить неповиновение, а чтобы открыто заявить: вот, кто я такая.
Рот Зака дергался, когда он с хмурым видом изучал фотографии. Как и Гасу, ему не нравилось любимое увлечение Клементины, но не по той же причине, что брату. Рафферти испытывал собственническую ревность к тому, что она фотографировала, ревность к ветру и целине, которые считал только своими и не хотел делиться ими с другими. Теми другими, которые явились с пилами, чтобы валить лиственницы и сосны, с винтовками, чтобы пристрелить последних снежных баранов и буйволов, и с динамитом, чтобы изрыть неровные холмы тоннелями шахт и обезобразить их склоны черными отвалами шлака.
– Ты поймала орла в полете, – выдохнул Зак, и Клементина оживилась, услышав в его голосе благоговейный трепет.
Она подошла к деверю. Ближе, чем следовало.
– Я щелкнула его со скалы над буйволовым каньоном. – На фотографии обрыв отбрасывал глубокую тень на седую приглаженную ветром траву. Солнечные лучи обрисовывали каждое перо на величавых распростертых крыльях. Одинокий орел во всем великолепии вырисовывался на фоне безоблачного неба. – Там рядом гнездо, – произнесла Клементина, ощущая стоящего возле нее мужчину, словно тот источал жар.
– Знаю, Бостон.
И она бессвязно забормотала, нагромождая слова как камни и строя дамбу против прилива нарастающего между ними чувства:
– Снимать двигающиеся объекты стало возможно благодаря новому замечательному фотографическому изобретению. Желатиновая эмульсия столь светочувствительна, что достаточно мгновения, чтобы на пластине возникло изображение. К тому же, ее не обязательно проявлять сразу после съемки, что избавляет от необходимости таскать повсюду эту проклятую темную палатку...
Ее голос затих.
– С-смотри, – сказала Клементина, слепо указывая на другую фотографию. – Это, ээ... теленок, только что родившийся. – Новорожденный стоял на подламывающихся ногах и ревел, раззявив пасть. – А вот здесь Гас укрощает необъезженного жеребчика для весеннего сгона скота.
Зак рассмеялся.
– Наверно, тебе пришлось быстро поворачивать, чтобы успеть щелкнуть моего увальня-братца, пока он еще сидел в седле.
Потянувшись за фотографией, Рафферти ненароком коснулся груди невестки. Все в нем замерло, за исключением дыхания, которое Клементина ощущала на своей шее, теплое и ласковое. Сейчас она не могла вспомнить, как умудрилась подойти к нему так близко. Ее грудь горела в том месте, где Зак дотронулся до нее.
Облако закрыло солнце, и в кухне потемнело. На плите забулькал кофе. Ветер прорвался сквозь тополя, заставив деревья стонать.
Громкий крик разорвал воздух подобно звону пожарного колокола.
– Вот и Гас, – сказала Клементина. – Должно быть, он только что заметил твоего коня в загоне.
Она резко отпрянула и подошла к окну.
Рано утром Гас отправился на южный сенокосный луг с упряжкой гнедых лошадей и косилкой. А сейчас вернулся без косилки, ведя одну прихрамывающую лошадь в поводу и сидя на другой. Он ехал на неоседланной кобыле, а их сын Чарли примостился впереди отца на загривке.
Клементину захлестнула волна облегчения, как случалось всякий раз, когда Гас забирал у нее сына и возвращал его целым и невредимым. Она знала, что Гас присмотрит за мальчиком, но никогда всецело не полагалась на то, что муж будет так же внимательно следить за Чарли, как следила бы она. Дикая Монтана таила множество опасностей: бешеные волки и гремучие змеи, медведи-гризли и койоты. Малыш легко мог затеряться в высокой траве или свалиться в реку. Больше всего Клементина боялась именно реки.
Гас спустил Чарли на землю, и мальчуган, которому уже исполнилось три с половиной года, запрыгал на крепких ножках, что-то громко лепеча. У Клементины перехватило дыхание, когда гнедая кобыла переступила, едва не оттоптав сыночку ногу. Подобные опасности возникали на каждом шагу, однако Чарли больше не был только ее ребенком, и как Гас всегда говорил, она не сможет вечно нянчиться с ним и защищать его. Клементина уже теряла своего малыша. Проигрывала Монтане, земле, которую Чарли учился любить так же легко, как дышать порывистым ветром, бегать в высокой траве и смеяться под огромным небом. Мать проигрывала сына отцу и его мужскому миру, где объезжали кэйюзов
[1], вешали угонщиков скота и клеймили телят. Проигрывала важности всего мужского, которая являлась краеугольным камнем этого края и по-прежнему оставалась для нее непостижимой даже спустя четыре года беспокойной жизни здесь на ранчо.
– Мальчишка быстро растет и идет по нашим стопам, Бостон.
Не в силах ответить, Клементина прилипла к окну. Гас вел упряжку в сарай. А Чарли указал на дом и что-то сказал, отчего Гас запрокинул голову и зашелся в смехе. Потом наклонился и поднял сына. Солнечный свет отражался от двух голов с волосами карамельного цвета.
Что-то сломалось внутри Клементины в ужасной вспышке вины и боли. Ее пронзил вопрос, что же это за женщина, которая любит своего мужа больше всего, когда предает его в своем сердце.
* * *
Клементина так энергично взбивала сливки ложкой, что та стучала о деревянную миску, а юбки колыхались, пока не завернулись вокруг узких бедер. Лучи заходящего солнца проникали сквозь кухонное окно, подсвечивая щеки женщины. В воздухе витал сладкий запах свежеиспеченного яблочного пирога, приготовленного на десерт, но Зак по-прежнему ощущал ее собственный особенный аромат дикой розы и теплой женской плоти. Тишину в комнате нарушали лишь порывы предвечернего ветра и постукивание ложки.
Рафферти не хотел находиться здесь. Слишком легко воображалось, будто это его кухня и его жена. Он наклонил бутылку виски над пустой кофейной чашкой, наполнил ее доверху и осушил, пытаясь выпивкой смыть тоску.
Рафферти расслабленно обмяк на стуле, перекинув руку через спинку. Гас ссутулился за столом напротив брата, зажав кофейную чашку между ладонями будто в молитве. Клементина стояла между мужчинами, взбивая сливки, чтобы полить ими пирог. Сейчас на кухне было слишком тихо без постоянной болтовни мальчугана.
Обессилев после полного событий дня и бурной радости по поводу возвращения дяди, Чарли заснул прямо за ужином, и его отнесли в постель. Кучка наконечников для стрел, с которыми мальчик играл, валялась на белой клеенке, щербатый обсидиан поблескивал в меркнущем свете дня.
Клементина на мгновение перестала взбивать сливки и пригладила передник на мягкой выпуклости живота. От мысли, что она снова беременна, Рафферти почувствовал себя опустошенным. Едва минул год с тех пор, как невестка чуть не умерла, рожая мертвого ребенка, и теперь снова была в положении. Три младенца за четыре года. Кем, черт подери, Гас себя считает – кобелем-производителем, что ли?
– К Ханне заглянул? Небось заехал к ней по дороге сюда? – произнес Гас в тишине.
Ложка замерла в миске.
– Ага, заглянул, – сказал Зак.
Рафферти играл с ручкой кофейной чашки. Он знал, что если поднимет глаза, то увидит боль во взгляде невестки. Ханна была ее самой лучшей подругой, но Зак чувствовал, что Клементине очень тяжело выносить мысль о том, что он прикасается к любой другой женщине, любит любую другую женщину.
«Вот и хорошо, – горько подумал он. –
Надеюсь, тебе действительно больно, милая, когда ты представляешь меня в постели с Ханной, поскольку воображать тебя в постели с моим братом – словно получать удар ножом в сердце».
Гас насупился: между бровей появилась складка, а рот задергался.
– Ты должен жениться на ней, Зак. Это неправильно... ты же ходишь к ней все эти годы. К Ханне не относиться как к порядочной женщине, пока ты не женишься на ней.
– Ханна не из тех, кто вступает в брак. Как и я. «И это совершенно не твоего ума дела», – сказал он Гасу глазами, а вслух произнес: – Прошлой ночью в «Четырех Вальтах» произошел несчастный случай. Оборвался трос на подъемной клети. Погиб молодой подсобный рабочий.
Клементина ахнула, ложка упала в миску.
Гас пожал плечами.
– Мы не имеем права вмешиваться в дела консорциума по управлению шахтой, Зак. И ты об этом знаешь.
– О, Гас, – не смолчала Клементина. – Я давно тебе говорила, что лучше нам продать свою долю.
Рука хозяина дома громко хлопнула по столу, и тарелки загремели.
– А я давно говорил тебе, малышка, не лезть в это дело!
Щеки Клементины залились густым румянцем, а пальцы так сильно ухватили ложку, что костяшки побелели.
Рафферти пришлось стиснуть кофейную чашку обеими руками, чтобы не сжать кулаки.
Гас с женой обменялись долгими жесткими злыми взглядами.
– Я хочу, чтобы мы продали свою долю в шахте, – отчеканила Клементина и повернулась к Рафферти. – Скажи ему, чтобы продал.
– Продай, – буркнул Зак.
Гас метнул на брата раздраженный взгляд.
– У тебя нет права голоса.
Рафферти сделал глубокий вдох и молча выдохнул. Он понимал, что злость Гаса по большей части обусловлена разочарованием из-за того, что шахта приносит мало денег. Поджи и Нэш – и Гас со своей двадцатипроцентной долей – должны были получать половину прибыли от всей руды, в которой содержалось по крайней мере двадцать пять процентов серебра. Но консорциум постоянно подмешивал к руде пустую породу, так что при расчете на долю владельцев выходила едва ли четверть от настоящей прибыли.
Однако Гас по-прежнему мечтал разбогатеть и жить в роскоши за счет добычи серебра. И похоже, эти мечты не шибко сочетались с гибелью пятнадцатилетнего мальчишки в руднике, которым формально владел именно Гас.
– На доход от этой шахты нынешней осенью мы сможем купить еще несколько породистых быков.
– А у тебя большие планы, да, братец? – усмехнулся Рафферти. – В городе поговаривают, что ты стремишься попасть в окружную ассамблею.
Гас густо покраснел и покачал головой.
– Не-а, пустая болтовня. Не знаю как ты, Зак, но я хочу разбогатеть, пока молод, чтобы бездельничать на старости лет. Вот ты что будешь делать, когда станешь слишком немощным, чтобы объезжать лошадей и сгонять скот?
– Думаю, застрелюсь.
Зак отодвинул свой стул, царапнув ножками по полу, и взял полупустую бутылку виски.
– Пожалуй, лягу сегодня пораньше. Нас ждет долгая неделя, если собираемся заготавливать сено.
– Ты разве не хочешь пирога? – спросил Гас.
Рафферти помахал бутылкой перед лицом брата и осклабился лишь для того, чтобы позлить его.
– Виски будет мне лучшим десертом.
– Зак... – Гас поднялся на ноги, засунул руки в карманы и посмотрел на носки своих сапог. – Я ведь не случайно натолкнулся на тебя семь лет назад. А потому что искал тебя. Всерьез искал... Мне потребовалось больше четырех лет, чтобы найти тебя.
Рафферти удивленно уставился на брата. Клементина вытерла руки о передник, не глядя ни на одного из мужчин.
Гас поднял голову, и Рафферти увидел на его лице искренние чувства. Возможно, любовь. Возможно.
– Хорошо, что ты снова дома, – заплетающимся языком сказал Гас. – Может, на этот раз ты решишь остаться насовсем.
– Хорошо быть дома, – протянул Зак, не обещая ничего, но даже эти слова по вкусу напоминали щелочную пыль.
Рафферти ушел из дома брата и пересек сенокосный луг, направляясь к старой лачуге охотника на буйволов. Скрывшись в тени тополей, он обернулся. Гас и Клементина вышли на крыльцо, чтобы проводить его. Брат стоял позади жены, положив подбородок ей на голову и обняв чуть ниже грудей.
Зак вошел в хижину, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
Внутри было темно: солнце скрылось за холмами, и свет не лился из единственного окна. В доме пахло плесенью и нежилым помещением. Рафферти вылил в горло остатки виски.
_______
1. Кэйюз – северо-американская степная лошадь.
...