Калейдоскоп историй

Адель Мадьяр:

В воздухе витал запах сырости и прелой листвы. Порывы ветра, залетающие в убогую комнатушку, трепали пламя свечи из стороны в сторону. Скрип фонаря, качающегося туда-сюда на крючке возле двери, посылал озноб по коже. Что-то призывало Адель. Заставляло её идти вперёд, навстречу пугающим шорохам и мертвенно-бледному свету луны. Она уже надела свою старенькую строчку и готовилась ко сну, но... Но что-то тянуло её невидимой нитью в дикий сад. 
Адель вышла на улицу. С листвы и кривых веток падали холодные дождевые капли и приземлялись прямо на плечи Адель, прикрытые лишь убогой дырявой шалью. Ночная рубашка промокла за минуту, а босые ноги утонули в холодной грязи, в которую превратилась умытая дождём земля. 
Адель опустилась на лавку, приколоченную к стене таверны. Здесь стояли горшки с травами, которые она пыталась выращивать. Последние в этом году бутоны роз склонили головы к земле, сгибаясь под тяжестью дождевой воды. Адель обняла себя за плечи и закуталась в уже ставшую мокрой шаль. Но от холода это не спасало. Сырость и стужа забрались под кожу, в самое нутро. Листья кружились, и с каждым вдохом их гнилостный запах пробирался в Адель. Всё чаще её угнетали мысли о своём одиночестве. Этой ночью всё предстало в совершенно мрачных красках. У неё не было никого. И ничего. Кроме, пары глупых надежд, которым не суждено стать явью. Почему рядом нет человека, который обнимет её и возьмёт на руки, унося с холода в тепло и уют их дома? Почему он не переложит все её заботы на свои сильные плечи и не начнёт решать тысячи проблем, свалившихся на её голову? А Адель будет дарить ему всю свою нерастраченную любовь и заботу. Она будет с ним ласковой и нежной, а иногда - дикой и необузданной. Она будет стараться превратить его жизнь в сказку... 
 В детстве она часто фантазировала, каким будет этот её принц. Но потом поняла, что это неважно. Красивый или урод, молодой или старый, умный и глупый... Лишь бы он был создан для неё. Но все её мечты разбились о камни, словно волны сурового моря, которое она никогда не видела. Может, вовсе и нет такого человека? Может, суждено ей одной скитаться по земле? Несколько крупных капель скатились по жёлтому листу и упали Адель на щёки, как будто слёзы, которые она с таким трудом каждый день сдерживала. Сдержит и сегодня. Для всех она - беззаботная вдова, озабоченная лишь сбором сплетен да местными ярмарками. Она всегда весела и приветлива, иногда груба, часто болтлива. Но никогда-никогда не грустит. Потому что люди гораздо охотнее расстаются со звонкими монетами с тем, кто смотрит на них с улыбкой. 
Новый порыв ветра хлестнул Адель распущенными волосами по щекам и бросил в лицо новую пригоршню дождевых слёз. Адель вытянула руки вперёд, и в ладони, сложенные ковшиком, упали ледяные брызги. Они улеглись в маленькую лужицу, и Адель поднесла ладони к лицу. 
Кончиком языка она слизнула капельки и вздрогнула от их вкуса. Как будто гадкая старуха босоркань собирает росу, чтобы вторить своё колдовство. Впрочем, Адель уже и была старухой. Осознание этого вызвало в ней взрыв ярости. Встряхнув руками, Адель соскочила со скамьи и бросилась к кусту поникших роз. Глупая! Какая же она глупая! Выращивала их в надежде, что аккуратно срежет и сделает красивый венок, в котором отправится на Праздник костров. Но старухам нечего там делать! Старухи не могут танцевать при свете луны и смеяться, окунувшись в омут веселья. 
Озябшими руками Адель пыталась сломать мокрые скользкие стебли. Шипы ломались и впивались в кожу. Но от холода всё тело так онемело, что Адель почти не чувствовала боли. Как же хорошо ничего не чувствовать... Она упала на колени, прямо в грязь, пачкая свою единственную ночную рубашку и старую шаль, которая зацепилась о куст крапивы.
На ладонях проступили едва заметные капельки крови. Выдернув из кожи шип, Адель отбросила его в сторону и поднялась на ноги. Бутоны роз, словно головы поверженных врагов, висели на поломанных стеблях. 
Не будет праздничного платья и венка из роз, не будет танцев, смеха и улыбок. Адель поскользнулась и вновь упала. Одеревеневшие от холода конечности не желали служить своей хозяйке. От отчаяния по щеке покатилась одинокая слеза, но Адель тут же стёрла её с щеки, размазывая по коже грязь. 
Ну вот, теперь она похожа на злобную ведьму, что насылает порчу на людей и губит их своими заговорами. Держась за шершавый ствол клёна, Адель поднялась на ноги. Мысли в голове бились, словно загнанные в ловушку звери. Только что она уничтожала беззащитные цветы, а теперь равнодушно смотрит на грязную сорочку и пораненные руки. Горячая ванна была роскошью, доступной лишь знати. Но нужно всё это как-то отмыть. Сорвав свою шаль с крапивы, Адель закуталась в неё. Но холодная мокрая тряпка не согрела - лишь ещё больше обволокла цепенящим холодом. 
Поскальзываясь и шатаясь, Адель переставляла негнущиеся ноги, шагая по тропинке глубже в лес. Кто не мог позволить себе ванну, тот купался в озере. И какая разница, что вода там ледяная? Это всё проклятая луна, что подглядывает за ней сквозь редкую крону и смеётся над этим удушающим отчаянием.
Озеро равнодушно блестело в темноте. Чёрная вода, словно звала. И Адель даже показалось, что она слышит печальные голоса русалок, манящих её присоединиться к ним. Шаг, второй... На тёмном зеркале воды плавали опавшие листья, лепестки поздних цветов и острые хвоинки. Иногда луне удавалось поймать нехитрое озёрное украшение, и Адель понимала, что дубовый лист ярко жёлтого цвета, а там, возле зарослей ивняка, кроваво красным мелькает кленовый.
Сбросив шаль, она прошла вперёд, едва замечая колющие ступни хвоинки. Наконец, вода коснулась её ног, и Адель поняла, что не все её чувства заморозили дождь и ветер. Неужели может быть ещё холоднее? Пытаясь себя подгонять, она упорно шагала всё дальше. Зубы стучали от холода, а из груди вырывались судорожные всхлипы. Внезапно дно словно выхватили из-под ног, и Адель погрузилась в омут. Последнего вдоха хватило лишь на то, чтобы расслышать под водой тихий русалочий смех. А потом в горло хлынул жидкий огонь. Дура! Она даже плавать не умела. Отмыться... Смыть эту грязь. Перед глазами мелькало её лучшее платье, приготовленное на праздник. Лучшим оно было потому, что было заштопано меньше остальных. Нечем дышать. Вот не сплетённый венок из душистых роз. Кто-то вцепился в ногу, затягивая её в омут. 
И всё же, она была мечтательницей. И мечты вырвали её из рук Хозяина озёр. Воздух и вода столкнулись в горле. Каким-то чудом Адель оказалась на берегу, кашляя и тяжело дыша. Пальцы впились в глинистый берег, а лепесток какого-то цветка опасливо отплыл в сторону от потревожившей его чужестранки. Дрожь сотрясала маленькое тело Адель, превратив её в испуганного ребёнка. Она свернулась на холодной земле, выплёвывая холодную воду и обнимая себя негнущимися руками, а перед глазами мелькали видения яркого праздника. 
Наконец, слёзы прорвали все преграды, и лес услышал её плач. 

...

Бригитта Варга:

Сухой дерн мягко пружинит под чувствительными подушечками больших лап. Густая шерсть червонным золотом отливает в скупом лунном свете. Бесшумной поступью, точно бестелесный призрак, сквозь непроходимую чащу по свежему следу крадется молодая волчица. Жадно ловит дыхание вечернего леса, вскидывает голову и настороженно шевелит ушами, когда пронзительный окрик филина врезается в заунывную колыбельную, что ветер поет разлапистым соснам. Выбравшись на опушку, волчица теряет след и беспокойно оглядывается, сбитая с толку. Со стороны деревни всполохи далекого костра поджигают черное небо у самого горизонта, сноп искр взвивается ввысь и тает, оставляя после себя слабый запах смолы и мокрых листьев.
Глухой вой далеко в горах подтверждает, что хитрая тварь все это время водила ее за нос и только Высшим силам известно, почему не напала.

- Это не мой рецепт. – Кубок с вином со звоном катится по полу, багровые брызги разлетаются во все стороны, пачкая стену и белоснежный фартук кухарки, и узкие щели меж каменных плит жадно впитывают ароматную жидкость, точно свежую кровь. - Приготовь новое. Поживее. Хозяин не будет ждать.
Более не глядя на девицу с выпученными от страха глазами, Бригитта тихим ровным голосом отдает указания пышнотелой кухарке средних лет, выражает свое недовольство вчерашним ужином. И не важно, что гости расхваливали блюда на все лады, не жалея лестных слов.
На самом деле, ей совершенно безразлично на ком сорваться. Бригитта взбешена. Шестая ночь потрачена зря. Зверь был в горах, она видела глубокие отметины его когтей на стволе смереки, узнала его запах средь сотен других, не таких острых и памятных. След, взятый ею в ущелье, потерялся у кромки леса и вновь появился лишь на околице деревни неподалеку усадьбы Шандора, утратив свою ясность. Прежде Зверь никогда так далеко не заходил, а Бригитта, никогда так явственно не ощущала его присутствие. Казалось, зверь играет с ней, искусно опутывает вязью рваного следа, чтобы заманить в ловушку. Ей не следовало ходить одной. Абель рассердится, если узнает.
Покинув наконец кухню, Бригитта направляется в хозяйское крыло. Чуткий слух улавливает приглушенные голоса и позвякивание кухонной утвари. Глаза загораются в полумраке недобрым блеском.
- Жду не дождусь, когда хозяин приведет в замок жену и та укажет этой выскочке ее место, а лучше в монастырь сошлет.
- Скреби котелок да помалкивай. Услышит кто – нам обеим несдобровать. Не тебе хозяев уму-разуму учить.
Едва сдерживаемая кипучая ярость поднимается из глубины, клокочет в груди, перекрывая дыхание. Графин и две склянки жалобно звенят на вздрагивающем в руках подносе, рискуя оказаться на полу, и Бригитта прислоняется плечом к спасительной холодной стене. Глубокий вдох. Еще один. Пропитанный сыростью воздух опаляет пересохшее горло и желание немедленно вернуться на кухню и учинить кровавую расправу, понемногу отступает, позволяя мыслить трезво. Больше всего ранит вовсе не пренебрежительное отношение прислуги, а неизбежность высказанного ею.
Что станет с ее жизнью в стае, когда вожак найдет себе пару? Мысли об этом, рождают сомнения и причиняют боль, вновь хочется затолкать проклятой девке ее ядовитые слова обратно в глотку или сделать так, чтобы умолкла навсегда. Нет, он никогда не бросит, подобное просто невозможно. К тому же, она далеко не беспомощный ребенок и вполне способна о себе позаботиться.
Бригитта гонит прочь дурные мысли, движется вперед, привычно гордо вскинув голову, толкает дверь хозяйской спальни. Сейчас не время думать о чем-то еще, помимо того, как поймать чудовище, изводящее Чахтице и окрестности, Зверя, нанесшего непоправимый урон Стае и отнявшего у них с Абелем двух близких друзей. Она до сих пор не в состоянии запретить себе наведываться на место кровавого пиршества, где на перепаханной огромными когтями земле, были найдены поруганные останки Ивара.
В комнате пусто и тихо, звуки веселья здесь почти не слышны. Лишь большие часы над каминной полкой отмеривают неумолимо уходящее время. Если бы можно было вернуть его вспять…
Поднос занимает привычное место на низком столике, и Бригитта машинально заправляет за ухо влажную от вечерней росы прядь – единственное свидетельство ее недавней прогулки окрестностями. Приподняв подол изумрудного платья, присаживается на подлокотник кресла, берет в руки тут же брошенную вожаком книгу и с любопытством листает пожелтевшие от времени страницы ведьминского фолианта…

...

Стефания Фараго:

Стефания с малых лет любила бродить в лесу. Родители волновались, запрещали, стращали жуткими рассказами о диких зверях и пришлых злодеях. Но Стефа никого и ничего не боялась.
Как только выдавалось свободное время, уходила в лес, собирала травы и коренья. Но больше всего интересны ей разные камни и самоцветы. Стефания словно понимала камни, могла слышать и говорить с ними. Девочку часто можно было встретить у лесного ручья. Она сосредоточенно выискивала что-то в воде, а найдя, радовалась, словно бесценному кладу и складывала находки в висевший на поясе кожаный кошель.
Однажды через село проходили цыгане. Старая цыганка разглядела в девочке необычный дар и рассказала много интересного о камнях и самоцветах. Например, о том, что в древности лекари применяли мелко растолченные камни, смешивая их с соками, настоями и отварами. На прощанье подарила горсть самоцветов и кристалл горного хрусталя, искусно оплетенный шнурком.
- Храни его. Никому не отдавай, не продавай. Он сбережет тебя от опасности, от болезни. Кристалл можешь подарить, но только тому, кто этого достоин будет, - сказала цыганка.
...Стефания верила, что камни - это кусочки сердца самой Матери-Земли, которыми она делится с нами, живущими на ней.
Кому-то Земля позволяет найти частицу, хранящую добро и приносящую удачу. С кем-то делится своей болью и печалью, а кому-то достается осколок зла. И каждому предоставлено право выбрать камень, достойный его. Но выбор делает сам человек.
Земля нас слышит. Она впитывает и хранит всё, что происходит. Каждый поступок, каждое событие оставляет в сердце Земли след, который потом воплощается в виде камня.
Камни оберегают и лечат, наделяют смелостью или внушают страх, дарят здоровье и любовь, приносят удачу или, наоборот, роковое невезение.
Бирюза усмирит все враждебное, прекращает ссоры, гасит гнев, дарит достаток. Но недостойному бирюза только навредит, принеся несчастье.
Горный хрусталь - камень гадалок и ведьм - не только покажет будущее, но и избавит от страшных снов и опасности. Спасет от замерзания и болезней живота.
Гиацинт, прекрасный, как и цветок, давший камню имя, защитит от злых духов и меланхолии.
Опал укрепит дух, принесет достоинство и силу.
Аметист избавит от головной боли, сохранит владельца от опьянения и отравления.

Четыре года назад

- Штефка, бабка Этелька тебя кличет! - звонкий голос соседского мальчишки разбил утреннюю тишину. Детская ладошка заколотила по двери. - У нее корова подыхает, беги скорее.
Тетка Этелька - старая вдовица - жила одна на отшибе Чахтице. Всего хозяйства - огородец с лоскуток и корова - кормилица.
Под взглядами родных - суровым отца, испуганным матери и понимающим сестры - Стефания накинула на плечи шаль, быстро проверила содержимое кожаного кошеля, всегда висевшего на поясе, и выскочила за дверь.
Корова бабки Этельки совсем плоха - исхудала так, что позвонки под шкурой видны, лежит на боку, едва дыша, живот раздут. Сама бабка стоит рядом, заливаясь слезами от горя, что потеряет единственную кормилицу.
Стефа вошла в хлев, бегло осмотрела корову, велела мальчишке, увязавшемуся за ней, принести кипятку в чугунном горшке и кружку. Затем достала из кошеля пучок трав, маленький бурый камешек и бросила все это в горшок, пошептав что-то над взметнувшимся душистым паром.
Опустилась перед обессилевшей скотиной на колени, маленькой рукой приподняла огромную коровью голову и раскрыла ей рот с вывалившимся оттуда языком. Зачерпнула кружкой отвар из горшка и начала лить прямо в глотку буренки под причитания бабки Этельки.
- Что ж ты творишь, негодница! - завопила бабка, кидаясь к Стефании.- Кипяток ведь! Погубишь Ружинку мою!
Стефа только вскинула темные глазищи, словно пригвоздив взглядом старуху к месту, и продолжила вливать горячий взвар. Бабка охнула и отступила. Корова покорно принимала жидкость, а Стефа ласково поглаживала свободной рукой ей горло и что-то едва слышно приговаривала. Никаких признаков того, что животное пьет кипяток, не было и в помине. Ружинка будто глотала обычную воду.
Закончив поить корову, девушка поднялась на ноги, порылась в кошеле.
- Вот, - сказала она, - повесьте это над дверью хлева.
И протянула бабке плоский камешек с отверстием в середине, сквозь которое была продета бечевка.
- "Скотий бог"*, - пояснила девушка, - защитит вашу Ружинку от болезней и диких зверей. А корова поправится скоро, не волнуйтесь, бабушка.
Провожая Стефанию, бабка Этелька не удержалась и прошептала ей вслед перекрестясь: «Тьфу, тьфу... Не девка, а босоркань**. И сестрица у нее такая же. Прости, Господи».
А корова выздоровела, да еще и молока давать стала больше. Весть о чудесном исцелении пронеслась по деревне.
К Стефании и её старшей сестре Доре и до этого иногда обращались за помощью, как к знахаркам, а потом и вовсе стали ходить с самыми разными людскими и звериными проблемами и хворями.
Стефания никому не отказывала в помощи. Подбирала амулеты и талисманы, делала отвары, первую порцию которых всегда давала сама, только сняв с огня. Однако все, кто был ею вылечен, утверждали, что никакого жара не чувствовали, а будто бы пили колодезную воду.
А потом случилось много всякого. Родители погибли в пожаре, когда Доры и Стефании не было дома. Осиротевшим сестрам помогли встать на ноги жители села. Не успели девочки прийти в себя, как пропала Дора.
Её нашли в озере. Чудом спасшаяся девушка ничего не помнила. Даже сестры не узнавала. Стефания выходила Дору, но поняла, что прежней та уже не будет никогда.

Сейчас

...Сон беспокойный, навеян чем-то знакомым и одновременно чужим, нездешним.
Хочу проснуться, открыть глаза и не могу. Какая-то сила не дает сбросить оковы сна, взглянуть на мир в этот рассветный час. Будто не позволяет увидеть то, что видеть не должна.
Ворочаюсь с боку на бок, сжимая в кулаке висящий на груди кристалл горного хрусталя - подарок старой цыганки.
Пока он бережет меня, пока хранит от всякого зла. Но, кажется, зло кружит совсем неподалеку, и подбирается все ближе...
Отгоняю дурные мысли, думая о том, что надо успеть доделать поясок к Празднику костров. Вплету в него бледные бусины белого опала, как дарующие надежду и солнечного янтаря, защищающего от злых чар и дурного глаза.
Сестре в пояс тоже добавлю бусины, хоть Дора и не очень верит в чудесную силу камней.
С этими мыслями снова проваливаюсь в сон...
___________________________
*"Скотий бог", "куриный бог", - небольшой камень с отверстием естественного происхождения, проточенным водой, речной или морской. В древности ему приписывали свойства оберегать животных и жилища от злых сил.
**Босоркань - В венгерской мифологии ведьма; в народных поверьях босоркань — безобразная старуха, обладающая способностью летать и превращаться в животных (собаку, кошку, козу, лошадь, свинью).

...

Николетт Гайду:

Чахтице захлестнуло бурное оживление – жители готовились к Празднику костров. Люди верили, что старинные обряды смогут защитить их близких от кровожадного Зверя. Каждый, кто бы ни заходил в лавку Густава Гайду, добавлял новые подробности к рассказам о кровавых убийствах, всколыхнувших деревеньку, до этих событий будто уснувшую в колыбели под охраной величественного замка.
Николетт с завистью смотрела на нарядных покупателей, теснившихся в лавке. Ей одной не удастся повеселиться на празднике. Всё веселье пройдёт без неё. А надежда вопреки всему буйной птицей билась в груди. Неужто она не будет вместе со всеми спешить на праздник? Не будет кружиться в хороводах, петь песни и участвовать в обрядах? Неужто не отведает хмельного вина и вкусной снеди, от которой ломятся столы? Ответы на эти вопросы были известны…
Возвратившийся из долгого путешествия Густав расхаживал по дому, и его громогласный рык то и дело доносился до лавки, что располагалась на первом этаже. Решено было закрыться раньше обычного. Вряд ли кто-то заглянет. Так даже лучше. По крайней мере она перестанет изводить себя завистью, а тоска перестанет выкручивать душу.
Колетт вздрогнула от очередного возгласа мужа и последний раз посмотрела в окно. Сняв передник, она глубоко втянула в себя затхлый ненавистных воздух и поднялась наверх, к своему тюремщику. Ужинали практически молча. Изредка слышались звяканье посуды и столовых приборов да шумное дыхание хозяина дома.
Густав тяжело поднялся из-за стола в маленькой сумрачной столовой, громко рыгнул и почесал круглый живот, туго натягивающий нарядный кафтан бурого цвета. В усах привычно застряли частички еды, полные губы мужа постоянно шевелились, и Колетт поняла, что с её ужином покончено. Снова затошнило, и она отпила воды из стакана с отваром, подготовленным для таких целей.
Наблюдая за мужем, Колетт старательно избегала сального взгляда его маленьких поросячьих глазок, так и норовившего проникнуть за толстые слои сизого бомбазина, в которые она завернулась как в броню. Стараясь выглядеть как можно более уродливо, она стянула волосы в тугую косу и свернула её в аккуратный пучок на макушке. Бледные щёки и сжатые в тонкую полоску губы довершали картину сухой измождённой женщины, когда-то приковывающей взоры мужчин.
В этой бледной копии самой себя Николетт с трудом узнавала ту юную девушку, полную надежд и мечтаний, какой она была. Сегодня был день её именин, совпавший с Праздником костров, но по традиции он пройдёт незаметно. Муж не баловал свою супругу, считая, что жизнь в строгости и благочестии укрепляет дух и приводит к Богу. Колетт вспомнила, как в детстве в день именин собиралась её многочисленная родня, устраивали праздник и дарили небольшие подарки. Всё это в прошлом. Уже десять лет, как она замужняя женщина.
За долгие годы Колетт смирилась со своей участью и с тем, что жизнь проходит мимо неё. В этом смирении она даже нашла некое успокоение. Или лишь его видимость. Она уже и сама не знала. Отчего же сегодня камнем давит на сердце невозможность пойти на праздник?..
Под вечер запах костров и готовящейся пищи распространился по всей деревне, заползая даже в самые дальние дома и выманивая их обитателей наружу. Каждый чувствовал себя обязанным влить свой голос в общий хор голосов, что будут молить Богов об избавлении о страшной напасти. Каждый, кроме супружеской четы Гайду.

На этот вечер у мужа были свои планы, в которые входили плотские утехи и покорная жена. Колетт передёрнуло, но она стоически сохраняла невозмутимое выражение лица. Ей жизненно важно было сегодня добиться исполнением мужем супружеского долга.
От этого зависело всё. Женщина молилась, чтобы притязания мужа на её тело закончились как можно быстрее. Колетт представила, как руки мужа шарят по её телу, срывают одежду, как он взгромождается на неё, а слюнявый рот жадно кусает губы, и она задыхается от неизменного запаха лука, смешанного с перегаром, зажмуривается и терпит боль… Мурашки побежали по коже. Неужели она каждый раз по новой будет переживать весь сонм отвратительных переживаний, связанных с супружеской постелью? Лучше бы муж никуда не уезжал. Каждый раз по возвращению она будто заново к нему привыкает, а в его отсутствие будто бы убеждает себя, что мужа не существует. Кажется, она убедила себя слишком сильно и теперь вынуждена расхлёбывать последствия своих необдуманных действий…
Муж снова окинул её всю масляным взглядом, и Колетт ничего не оставалось, как привычно прикинуться каменным изваянием. Но сегодня она неожиданно получила отсрочку. Опасную, потому что для исполнения её плана муж обязан осуществить свои права. И такую желанную, потому что после него ложиться с мужем кажется кощунством. Эти мысли запретны, они крали покой и лишали привычной маски отстранённости, что уже стала второй натурой Колетт, поэтому она загнала их в самые сокровенные тайники памяти и нашла в себе силы, чтобы завести с мужем непринуждённый разговор. Усыпить его бдительность – один из маленьких шажков на пути к главной цели: обмануть мужа и заставить его поверить, что ребёнок в её утробе - его.

На площади буйствовали костры. Шум и гам заполняли всё пространство. Со всех сторон. Тут и там раздавались радостные возгласы, пьяные крики, заливистый смех. Жар от костра проник под кожу, согрел изнутри, заставив сердце биться быстрее и напомнив, что она жива.
Муж шёл рядом, но его присутствие было лишь незначительной помехой, потому что спустя полчаса он напьётся как свинья, и улизнуть будет проще простого. Планы Колетт кардинально поменялись. Её будто спустили с цепи, на которой держали несколько дней. Если ей удастся найти среди толпы одного человека и обмолвиться с ним парой слов, она будет считать себя самой счастливой женщиной на свете.
Спустя час муж был настолько пьян, что его можно было без зазрения совести оставить на попечение таких же набравшихся дружков. Среди пёстрой толпы так просто затеряться. Она нашла того, кого искала, слишком скоро.
Разочарование ударило молотом по груди, выбив воздух, лишив мир всех красок. Тот, что очаровывал и завлекал, тот, кому отдала сердце, танцевал с другой. Взгляд был полон соблазна, руки терялись в складках белого платья, непозволительно близко прижимая к себе юное податливое тело. Колетт не знала, кого ненавидеть больше, себя за глупые романтические бредни, своего любовника, который ничего не обещал, или ту юную девушку, которая станет новой жертвой обманщика. Сейчас её раздирало на части осознание собственной глупости, злоба клокотала внутри, душила как верёвка.
Но позволить себе стоять истуканом и смотреть на влюблённую пару Колетт не могла. Стремительным движением она сорвалась с места, чтобы не видеть, но приносящая боль картинка въелась в память как клещ в тело. Слёзы неудержимо брызнули из глаз. Чего-то подобного она и ждала, не получая никакой весточки от своего любовника, оставшись наедине с плодом своей измены. Но гадать – одно, а видеть – совершенное другое. Ей нужно всего несколько минут, чтобы прийти в себя. Пять минут, и маска невозмутимости снова на лице. Найти мужа и изображать благочестивую покорную жёнушку. Другого не дано…

...

Броган Мор:

Небольшой конный отряд медленно приближался к Чахтице. Усыпанная прелыми осенними листьями извилистая дорога вела через сумеречный лес. Среди этих мужчин-воинов не было трусов, но даже они зябко ёжились в объёмных меховых плащах, покачиваясь на широких спинах беспокойных лошадей, и озирались в испуге, когда рядом мелькали призрачные тени. Белые клочья тумана заволакивали спутанные ветви деревьев, окружая усталых путников со всех сторон, словно атакуя, пытаясь помешать им преодолеть оставшееся расстояние.
Ведьмак возглавлял отряд. Спиной он ощущал, как взгляды его людей, а также строптивицы Каталины, словно стрелы, втыкаются в него. Люди были недовольны. Ночь без сна. Короткий привал. Никакой передышки. Никаких поблажек даже для родственницы. Они не видели оправдания такой спешке. Зато видел он. А его слово для них – закон. Ему не привыкать к осуждению и ненависти. Оставив спутникам их обиды и злобу, ведьмак с головой ушёл в думы.
Его мысли прерывались лишь глухим стуком копыт о мягкую землю и фырканьем лошадей. Такие простые, мирные звуки. Такой спокойный, мирный лес. В тумане не таилась угроза. Он бы знал, если бы это было так. Страшные легенды о Звере могли оказаться всего лишь выдумкой. Людской род горазд на них. Крупный волк, голодая, мог охотиться на людей. Вскоре Броган прибудет в замок, и там брат поведает ему правду. Они не виделись несколько лет. Даже брат отвернулся от него. Последняя встреча четыре зимы назад закончилось ссорой.
Абель по-прежнему стоял на своём: мать мертва. Мертвее некуда. Он видел это своими собственными глазами. Если бы Броган был там, когда оборотень пришёл и убил родителей, превратив их тела в кровавое месиво, он бы не тратил столетия своей жизни на бесплотные поиски. Но Абель был ребёнком. Страх застлал ему глаза. Абель не имел дара Брогана, позволяющего разговаривать с духами умерших. Анники не было среди тех, кто покинул этот мир. Она жива и почему-то прячется от них. Не может простить, что Броган позволил крови отца пролиться? Страдает в муках в плену у похитившего её оборотня? Ведьмак не переставал искать, но натыкался лишь на глухую чёрную стену неизвестности. А что, если Абель прав, и он тешит себя самообманом? Если всё это время он, как последний трус, прятался в этой лжи, чтобы не вставать перед лицом правды: будь он тогда вместе с родителями, они были бы живы? Не такова ли жестокая правда? Слишком больно, чтобы признать. Признать - значит смириться. А он не был готов. Пока есть надежда, он будет продолжать расставлять ловушки поиска. Недавно ему повезло. Неважно, что это был не первый раз, когда след оказывался ложным. В этот раз боги должны быть к нему благосклонны.
Явственный след матери привёл Брогана в Венгрию. Анника должна быть где-то здесь. Просто обязана. После стольких лет поисков, когда странствия и бег по её следу превратились в образ жизни, она не может снова исчезнуть. Броган намеревался оставаться в Венгрии, пока не обнаружит мать. Он передал весть брату, и Абель со своей стаей прибыл в Чахтицкий замок, где пребывал вот уже три месяца.
Несколько магических уловок, взятки, хитроумные интриги, и заброшенный после кровавой истории с графиней Батори замок и титул графа Надашдь были переданы Иосифом I воеводе Брогану Мору за многочисленные военные доблести по освобождению от турок вместе с наказом изловить жуткого Зверя и принести его голову королю на блюде. Людьми так просто управлять, даже монаршими особами. Если бы так же просто было управлять собой…
Его воинская доблесть, о которой когда-то могут сложить легенды… Легко убивать, когда у каждого врага – его собственное лицо, зеркальное отражение того, кто разрушил всю их семью; с кем дух родного отца отказывался говорить; чьи магические способности были бесполезны для самого важного в жизни; того, кто однажды пошёл на поводу у своей похоти и совершил непоправимое... Сила и мощь усиливаются стократно, когда мстишь и караешь самого себя. И храбрость безгранична, когда не боишься умереть. Собственно, однажды ты и умер. Внутри. А то бездушное существо, что ходит по земле, всего лишь оболочка.
Если он спасёт эту несчастную горстку людей, будет ли ему даровано прощение? Броган задрал голову к небу, прикрыв глаза, чувствуя, как внезапно начавшийся дождь омывает его разгорячённое лицо, как холодные капли скользят по заросшим щетиной щекам и подбородку, ласкают шею и пробираются под плотный ворот туники. Когда он открыл глаза, дождь уже закончился. Минута слабости закончилась. Не время стенать.
Они уже почти доехали. Броган снова вспомнил рассказы о дарованных ему владениях. Многие считали эти земли проклятыми. Кровь будто впиталась в почву, её ржавый запах витал в воздухе. Земля требовала новой крови. Ещё и ещё. Люди бежали. В Чахтице осталось всего лишь около трёхсот душ. Напуганных Зверем и растерянных от отсутствия владельцев замка людей. Старосту, единственного, кто держал бразды правления в своих руках, постигла печальная участь очередной жертвы Зверя, и был избран новый, ожидавший теперь обряда посвящения. От владельца замка требовалось полноценное участие во всех областях жизни селения.
Поэтому ведьмак так торопился. Они должны были прибыть к Празднику костров.
Едва отряд ступил на землю близ Чахтицкого замка, как потоки чёрной силы заструились вокруг, проникая в самое сердце ведьмака и сковывая его в железные оковы оцепенения. Легенды не лгали. Земля и воздух местных земель были пропитаны смрадом ужаса, хладом смерти. Здесь проливалась кровь. Много крови. Страдания и крики умерших наполняли зловонием воздух, ледяными пальцами сжимали сердце ведьмака.
Он почувствовал себя обязанным спасти народ Чахтице от страшной напасти. Хоть это-то ему под силу. Опустив голову, ведьмак зашептал оберегающие заклинания, прочерчивая пальцами в воздухе ему одному понятные знаки. Никто не смел нарушить течение его слов, никто не двигался. Спустя мгновения отряд снова пустился в путь.
Ночь вступала в свои права, и темень позади них наступала плотной стеной, но впереди было светло, как днём. Взору всадников предстала деревня, усеянная высокими яркими кострами и пёстрыми движущимися фигурками. Праздник звал к себе с силой, которой было невозможно противостоять. Ночной ветер донёс запахи сжигаемых священных деревьев, обрывки разговоров и смеха. Языки пламени лизали кожу даже на расстоянии. Дым костров вместе с песнями и мольбами о спасении возносился высоко в небеса, прямо к багровой луне. Будто залитая кровью, она безмолвно взирала на несчастных, копошащихся внизу людишек, надменно посмеиваясь над их потугами вымолить прощение у богов за грехи.
Мрачная сила снова зазмеилась вокруг, и даже те, кто не осязал её так, как наделённый даром, почувствовали себя неуютно. Всадники спустились в низину и спешились, вливаясь в гурьбу веселящихся жителей. Броган помог Каталине спуститься с лошади и повёл её в сторону грубо сколоченных столов с расставленными бутылями, кружками и тарелками. Умопомрачительный запах пищи заставил заныть желудок. Они не ели и не пили несколько часов. Испробовать угощения сразу не удалось.
При появлении чужаков музыка смолкла, люди отвлеклись от празднования и повернули голову в сторону тех, кто прибыл в разгар праздника. Представляться не было нужды. Их ждали, радуясь и воздевая руки к небу. Перекинувшись парой слов с новым старостой, они вместе вошли на помост, чтобы сказать нужные слова замершим в ожидании речи жителям.

- Жители Чахтице, я приветствую вас на этой благодатной земле, - начал ведьмак. Его громкий голос разносился поверх голов, не минуя никого. - Наступили мрачные времена. Горе вошло в ваши дома, и страх поселился в сердцах. Враг подошёл совсем близко, угрожая кровавой расправой. Верьте: тьму сменит свет. Враг будет повержен. Самые умелые охотники на волков прибыли со мной, чтобы сокрушить Зверя, и завтра мы выходим на охоту. Приветствуйте их! Пейте в их честь! Совсем скоро вы без страха будете покидать свои дома. А сейчас веселитесь и пойте молитвы! Боги да услышат вас!

...

Абель Мор:

Кровавая луна. То ярко-красная, то тёмно-бордовая. Причудливо меняющая цвета на чернильном бархате звёздной ночи. Возможно, виною всему был взивающийся в небеса дым костров, что наполнял собою горечью осенний воздух и заволакивал небосклон. Он казался пропитанным пламенем, отчего всякий, кто посмотрел бы наверх сквозь эту пелену, увидел, какого кровавого цвета на самом деле Луна.
Она звала Абеля. Он слышал этот Зов, что пел в его сердце, понуждая прислушиваться к нему, чтобы различить в странных мотивах те ноты, которые звучали более ясно и ярко. Так путник видит вдалеке одинокий свет в окне, и прибавляет шагу, желая наконец расстаться с дорогою и оказаться там, где в очаге горит пламя.
Она звала его, и волколак знал, что безумие, которое охватывает зверя внутри него, ощущает не только он. Словно дикий танец мятежных душ, что нынче собрались рядом друг с другом здесь, на этом Празднике костров, и теперь жадно вдыхали горький дым, смешанный с ароматами сжигаемых трав. Звери рядом чувствовали то же самое, что и он. Словно перекликаясь с ним неслышимо для остальных, но зная досконально, что чувствует Абель и что ощущает каждый из зверей. Волки будто бы рвались на свободу, подгоняя своих хозяев отпустить их с поводка и дать насладиться тем, что сегодня так сладостно было ощущать каждой частичкой души - Зовом кровавой Луны.
Она звала Абеля, и удерживать волка на месте больше не осталось сил...

Оттолкнувшись ладонью от холодной земли, на которой он сидел, лениво наблюдая теми, кто уже собрался на праздник, Абель поднялся на ноги и сжал руки в кулаки, будто боролся с самим с собой и с чем-то неведомым, что властвовало сейчас над ним. Самообладание держалось на тончайшей грани, и мужчине даже стало интересно, насколько хватит его умения контролировать зверя внутри. Минута, две? Быть может, пара шагов в сторону леса? Или все десять? Это была опасная игра, переливающаяся всеми оттенками кровавой луны, что имела над ним в эту ночь свою колдовскую чарующую силу.
Он чувствовал себя победителем и одновременно побеждённым. Победителем оттого, что всё же смог обуздать волка и дойти до кромки леса. Побеждённым потому, что стоило только Абелю сорвать с себя одежду и отбросить её прочь, как его тело выгнулось дугой, чтобы после взлететь в воздух, а через мгновение на влажный мох мягко приземлился огромный серебристо-серый волк. Луна всегда выходила победительницей. Кровавая луна выходила победительницей, внушая Абелю обманчивое чувство, что выиграл он...

Деревья мелькали, проносясь мимо с огромной скоростью. Лес казался то залитым молочно-белым светом, то утопающим в кровавом болоте. Луна собирала со всех свою дань, давая понять, что те, кто сегодня соприкоснётся с нею, больше никогда не будут прежними. И Абель торжествовал.
Когда слышал, как хрустят сучья под массивными лапами, когда видел всполохи багрового светила, отражающиеся от колдовской воды лесных озёр. Когда ощущал, как сердце его поёт, откликаясь на призыв ему подобных... Он торжествовал.
Его обоняния достиг странный, ещё неизведанный им ранее аромат, тут же заполонивший собою каждую клеточку напряжённого тела. В воздухе витал металлический привкус чужого запаха, который заставил волколака остановиться и пригнуть голову к сырой земле. Опасность сквозила теперь во всём: в едва слышном шелесте листьев, в пружинящем под лапами мху, в том, что раньше казалось принадлежащим ему - в зове Луны. Вот оно. То, что он ищет с тех пор, как в сердце поселилась неизбывная тоска о разорванных в клочья друзьях. И в то же время тревога подняла свою голову, вступая в сговор с разумом, и начиная нашёптывать Абелю, что он не должен находиться здесь.
Он прислушивался к себе несколько мгновений, прежде, чем сорваться с места и побежать обратно. Абель Мор умел быть осторожным. Но так было не всегда...

Стены Чахтицкого замка не были способны за столь короткий срок стать ему родными. И вряд ли это вообще когда-либо могло стать возможным. Но Абель чувствовал себя здесь как будто бы дома, и пока это ощущение ему нравилось. Мужчина прошёл в свои покои, намереваясь сменить одежду и отправиться на праздник, на который должен был прибыть Броган. По правде говоря, его мало интересовали плетёные пояса и прыжки через костёр. Вернее, не интересовали вовсе, а вот Бригитта хотела отправиться туда, где сегодня ночью будет вся деревня. Тем лучше. Он сможет скоротать время, оставшееся до Охоты.
- Нашла что-то интересное для себя? - ровно спросил он у нашедшейся в его спальне девушки, чувствуя, как его сердце затапливает особенная, ни с чем не сравнимая нежность. Бригитта была для него самой близкой из всех. Его маленькая девочка, которую он воспитывал с детства. - Не стоит тратить своё время. Будь готова через десять минут, праздник в самом разгаре, Броган, должно быть прибудет с минуты на минуту.

...

Лаура Ковач:

Беги!
Камень, брошенный соседкой, мерзкой бабищей, решившей, что маленькая темноволосая девочка как-то не так на нее посмотрела, больно ударяет плечо. Девочка убегает, прячется в колючих кустах. Их уколы легче, чем обидные слова, которыми бросаются люди.
- Ты кто? - вдруг шепот откуда-то сзади.
Девочка взвизгивает, испуганно оборачивается и видит чумазого мальчугана, сына мельника.
- Не боись. Меня Яном зовут. А тебя?
- Л-Лаурой.

***
- Краса моя. - Ян с любовью и гордостью смотрит на нареченную, убирающую косы лентами. - Будешь на сегодняшней ярмарке самая пригожая.
- А ты опять на всех мужиков зыркать станешь, кто со мной заговорит, - лукаво пеняет Лаура.
- Стану. Неча на мою красу заглядываться, а то глядеть нечем будет, - объявляет Ян, вызывая у невесты новый приступ смеха.

***
- Беги!
Ветки больно хлещут по лицу, раздирают в клочья подол. Животный страх гонит вперед. Сзади - смерть.
- Беги!
Ян дышит все тяжелее, да Лаура и сама запыхалась. Тварь, словно издеваясь, бежит за ними явно вполсилы, доводя жертв до отчаяния.
Деревня уже близко, там люди, там помогут...
- Бег-кхр...
Крик Яна обрывается жутким клокочущим хрипом. Лаура резко оборачивается и видит, как чудовищная тварь безжалостно вспарывает когтями грудину своей жертвы. Ужас ледяными тисками сковывает тело, Лаура может только стоять и смотреть. Зверь сжирает сердце Яна, поворачивает окровавленную морду к ней. Все, конец.
Нет. Тварь испускает леденящий душу вой, разворачивается и убегает в чащу. Лаура долго тупо смотрит ей вслед, потом, словно очнувшись, на негнущихся ногах подходит к трупу любимого и падает на колени.

***
Он оставил меня в живых. Изощренная пытка. Сознание тщетности усилий медленно сводит с ума. Сначала было безумно больно. Вокруг что-то происходило, кто-то пытался мне что-то сказать, но мир словно превратился в темное озеро, на дне которого я сидела в воздушном пузыре. Потом пришла ярость. Я читала все возможные книги, искала способ вернуть Яна, как одержимая собирала нужные составляющие для зелий, но все впустую. Каждая неудача оставляла рубец на сердце, пока оно не очерствело окончательно.

Сегодня праздник. Горят костры, звучат песни. Жизнь продолжается. У меня остался последний способ. Нужна кровь Зверя.
Не лги себе. Это уже не для Яна.
Да, это для меня самой. Я просто хочу отомстить. И либо у меня получится, либо тварь наконец оборвет мое существование. Надо уже к чему-то прийти.
Прибыл новый правитель со своими людьми. Да только полно, такие ли уж они простые люди?

...

Адель Мадьяр:

Она пришла в себя лишь в саду, сидя на корточках и осторожна срезая истерзанные бутоны. Адель смутно помнила, как остановились слёзы, будто она все их выплакала. Странно, но их оказалось не так уж много. В памяти остались мелькавшие перед глазами стволы деревьев, словно злые демоны, следящие за ней. Ночные шорохи, пугающие, таинственные, завораживающие. Совсем не так ей хотелось провести эту ночь. Совсем не так...

Цветок упал на колени, и Адель вдруг вырвалась из оцепенения. Она хотела пойти на праздник. Хотела веселиться. Хотела танцевать, смеяться! Быть смелее, чем юные девушки, и свободнее почтенных жён. И она всё это может. Может быть такой, какой привыкли её видеть: радостной, беззаботной, немного грубой и немного злой. 

Венок давно был готов, не хватало лишь трёх нежных роз. Платье ожидало свою хозяйку в сундуке, оно скучало по телу, которое сможет скрыть складками своей ткани. 

Болело всё тело, было тяжело дышать,  в горле застыл ком. Но Адель Мадьяр уверенно шагала вперёд в старой поношеной одежде, быть может, самой жалкой из всех, что будут на празднике. Но её волосы сплелись с венком из роз, а ладони сжимались в кулаки. Ей не нужен был пояс или дорогие украшения. Ничего. И никто. Она просто будет жить и наслаждаться. 

...

Каталина Каройи:

Каталина в очередной раз одарила спину дядюшки сердитым взглядом: «Несётся, как сгорающий от страсти жених на собственную свадьбу!», зябко передёрнула плечами и натянула поглубже капюшон плаща. Ровная поступь Дымки убаюкивала, благо, изящная светло-серая камарга-иноходец была редкостной умницей, никогда не позволила бы себе сбросить всадницу, и в любое другое время, Каталина могла бы позволить себе спокойно подремать в седле, но только не сейчас. Лес, в который они вступили, был очень старым и не любил чужаков, пришедших с неизвестными намерениями.
Каталина подобралась, чуть-чуть сжав коленями бока Дымки, и кобылка подошла на несколько шагов ближе к жеребцу дяди Брогана - рядом со старшим родственником девушка чувствовала себя в безопасности. Но и она с трудом удержалась от вскрика, когда отряд ступил на земли Чахтице. У неё не было дара дяди, но в жилах девушки текла кровь многих поколений ведьмаков, и Каталина умела слышать её голос. Сейчас кровное чутьё отчётливо подсказывало ей: «Здесь правят Страх и Смерть!»
После обережного обряда двигаться стало легче, и вскоре, взгляду открылась деревня, расцвеченная, словно поле маками, алыми цветками костров. Отряд спустился вниз и Каталина сама не заметила, как лошади встали и дядя помог ей спешиться. Девушка очнулась, только когда её ледяная ладонь утонула в тёплой дядиной, смущённо прикусила губу - графине Каройи не подобает выглядеть перед людьми дрожжащей мышью – горделиво выпрямилась и, отороченный мехом чёрно-бурой лисы, капюшон упал на плечи, открывая любопытным взглядам венец медных кос, короной венчавший голову девушки, и нежный овал лица, на котором двумя топазами сияли голубые глаза.
Пока Броган Мор произносил приветственную речь, Каталина с высоты помоста украдкой оглядывала волнующуюся толпу, ища в ней того, кого почти не надеялась, но всем сердцем хотела увидеть.

...

Андреа Катона:

Холод, морозный колющий холод опускается с непроглядными сумерками на здешние края. Он оппаляет все живое. Мягкой едвауловимой людскому уху поступью у самой кромки темного старого леса движется фигура, укутанная в уголно-черный плащ. Огенные локоны усердно спрятаны под широким капюшеном. На миг останавливает свой путь, подняв взгляд ввысь и выставив руку кожаной перчатке вперед. Сделав последний круг над безмолвным лесом, серый филин плавно опускается на изгиб ладони. Еще одна жертва, еще одна смерть. В лесу нынче многолюдно. Глупцы не подозревают что за ужас скрывают в своей глуши массивные кроны многолетних елей.
Холод все сильнее опускается на плечи, но лишь в одном здешнем месте будет горяче от танцев, костров и домашней самодельной браги - Чахтице. Тихо шагая, фигура снова продолжила свой путь.
Буйство красок, задорного смеха и храбрых заявлений местного мужичья - всем этим был нелепо прекрыт всеобемлющий страх перед неведомым Зверем. Все с интересом слушали речь новоприбывшего владыки замка, смешавшись с восторженной толпой фигура в капюшоне замерла, лишь вгляд светлых зеленых глаз бродил изучая по люду. Разных сущностей привлекло Чахтице нынешней лунной ночью.

...

Николетт Гайду:

Удалось немного отвлечься на красочное представление. Человека в патлатой шкуре волка кололи вилами, били граблями, заставляя утробно рычать и, упав, забавно перебирать ногами в воздухе. Смеялись даже те, кто совсем недавно похоронил своих близких. А смеялся ли он? Или так увлёкся своим новым завоеванием, что ничего вокруг не замечает? Взгляд снова наткнулся на влюблённую парочку. Он поил её из своей чарки, а потом лизнул то место, которого она касалась полными красными губами. Снова затошнило, а глаза заволокло красной пеленой. Выбить бы ей маленькие белые зубки, обнажающиеся при улыбке, вырвать её длинные волосы, выколоть чёрные глаза, скрывающие за маской невинности распутную девку. Что в ней нашёл Ш... Нет, не произносить имена. Даже мысленно. Странное место - это Чахтице. Тут люди идут с хворями к местным знахаркам, втайне называя их ведьмами. Вдруг они читают мысли? Что сделают эти люди, с почтением отвешивающие поклон уважаемой пани Гайду, если узнают о том ублюдке, которого она носит под сердцем? Кто первый поднимет и бросит камень?.. Как же всё это мерзко. Какая жестокая расплата за краткий миг наслаждения...

- Пани Гайду, ваш муж...

Все чувства резко схлынули, смытые горячей волной стыда. Налакавшийся Густав упёрся плечом во врытый в землю столб и скалился в пьяной омерзительной усмешке:

- Эй, пан Балаш, ты мне сто динаров должен! Обещался давно отдать. Я ждать не намерен больше. Никто не смеет обманывать Густава Гайду!

Голос потонул в очередном приступе кашля. Порой этот звук словно иглы вонзался в мозг Колетт. Она ненавидела его до такой степени, что было страшно. Ненависть смешалась с горькой злобой. За что ей этот позор? Сгорая от стыда, Коллет поспешила к мужу. Его грузную тушу помогли отволочь в сторонку и уложить на лежанку из сена. Видели все, видел он. Колетт была словно распята под осуждающими взглядами односельчан, словно стояла у позорного столба. За что ей всё это? К счастью, новый хозяин Чахтице отвлёк на себя внимание, внушая жителям верить в победу света над тьмой. Колетт хотелось быть верить этому уверенному сильному голосу, будто бы проникающему в самое сердце, да вот только вместо сердца у неё теперь камень, а мужчины лгут. Все до одного. Это в их природе, и Колетт даже не знала, стоит ли их в этом винить. И этот ублюдок в её утробе вырастет лгуном. Так стоит ли дать ему увидеть свет?..


Кто-то смотрел на неё. Колетт казалось, что в неё ударили мелким камушком. Она улыбнулась неестественной улыбкой, приветствуя молодую Андреа Катона:

- Доброй ночи, панна. Как поживаете? - Только бы она не заметила храпящего мужа в нескольких шагах от них... - Вы видели представление? Правда, потешное?

...

Броган Мор:

Как много силы. Густой, вязкой, реющей в воздухе как волшебная дымка, переплетаясь с запахами сжигаемых травах. Сила разрозненная, сконцентрированная в каждом её владельце, используемая каждым для своих личных целей. Её бы собрать воедино и ударить по Зверю, но для этого нужно время.
Как много горя. Кто-то потерял мужа, кто-то отца, кто-то друга, любимого… Зверь безжалостен и коварен. Зверь близко. Чёрным облаком его сила кружится где-то на границе деревни, сжимая кольцо вокруг ничего не подозревающих жителей. Ведьмак впитал в себя эту силу, чувствуя, как гниль проникает в члены. Зверь отшатнулся то ли в испуге, то ли пытаясь сбить ведьмака с пути. Они учуяли друг друга. Противостояние началось…


- Каталина, далеко не отходи. Здесь небезопасно.

И пусть злится. Лишь бы была цела. Где же его маленький братец?..

...

Андреа Катона:

Рыжая прядь показалась из под накидки, заиграв озорно наровне с языками пламени. Зоркий глаз Николетт Гайду узнал ее. Доводилось уже бывать в здешних местах и не раз. Но именно в теперешний час особенно горько и уныло было в Чахтице.
Неловкость, она будто спутница пани Гайду. От изучающего взгляда не ускользнуло ничто. Пару секунд безмолвия и рука сама тянется за ароматным травяным мешочком.
- Заварите на утро и дадите, - она все понимает, даже нет смысла кивать в сторону безчувственного тела. - Боли головной не будет и проспит весь день.
Помолчав, алые уста добавляют:
- Странные вещи говорят творяться в здешних краях...
Было интересно, что известно нежной особе и чесному люду о настигшей их беде.

...

Бригитта Варга:

Взгляд лениво скользит вдоль ровных рукописных строк, порождая образы, давно похороненные в недрах памяти, и на губах медленно расползается ироничная улыбка. Магии ее обучали с младенчества. Черная волшба сгубила ее мать, последнюю из могущественного ведьминского рода, отняла жизни ее отца и братьев. Но где-то глубоко внутри нее самой, магия до сих пор не сдалась, лишь притаилась в ожидании, когда полукровка ослабит контроль.
Тонкое обоняние волка улавливает знакомый запах , прежде чем тихий скрип отворяемой двери возвещает о возвращении хозяина. Бригитта поднимает голову от книги и внимательно смотрит на Абеля, отмечая малейшие изменения в нем.
Он такой же, как в обычно полнолуние, и в то же время другой. Уверенные движения резче, в ровном голосе твердость каленой стали . Волколакам трудно противостоять зову багряной Луны. Всем, кроме молодой полукровки . Но и в ее естестве с каждым годом остается все меньше места не подчиненного внутренним зверем.
Абель насторожен, даже здесь, под надежным кровом старого замка и это вызывает беспокойство, но нежность в его взгляде, обращенном на Бригитту, до поры усыпляет ее тревоги.
Она хочет спросить о книге, но все и так понятно, потому в ответ лишь отрицательно качает головой , роняет книгу обратно в кресло и с тихим вздохом мягко поднимается на ноги, чтобы присесть в неглубоком реверансе.
- Покои для Брогана и Каталины готовы. Я возьму накидку, и можем отправляться в деревню. – Проходит мимо, нарушив тишину тихим шуршанием материи, не удержавшись, нежно проводит ладонью по лицу вожака, позволив ей лишь на миг замереть на подбородке, и тут же спешно, будто боится обжечься, убирает руку в складки платья. – Ваша одежда на кровати. – Бригитта кивает в сторону огромного ложа, на котором аккуратно разложена, выбранная ею для праздника одежда Абеля. Бесшумно покинув покои, осторожно притворяет за собой дверь и направляется в свою комнату.


Кровавый лик Луны заглядывает в настежь распахнутое окно, разгоняя зловещим светом царящий в покоях полумрак, отражается в старинном зеркале. Тени испуганно жмутся по углам, будто бояться сгореть дотла в красноватом сиянии. Приглушенные женские голоса растворяются в доносящимся с улицы праздничном гаме. Отпустив, весело хихикающую над собственной похабной шуткой, служанку, медноволосая девушка в алом платье становится перед зеркалом, загородив собой красное светило, точно соперничая с ним, а после поворачивается и с вызовом смотрит в ночное небо, усеянное звездами. Эта ночь не станет последней. Недавнее видение – пустой сон.
Мятежный дух стремиться туда, где заговоренное пламя костров очищает души и помыслы. Прочь от дурных предчувствий.

...

Николетт Гайду:

- Благодарю, - пытаясь держаться, ответила Колетт. Всё-таки заметили все. Когда праздник оборачивается кошмаром, то остаётся только делать вид, что это не так. Спрятав мешочек в потайной карман, Колетт снова поймала себя на мысли о чудодейственных травах. Отвар от головной боли, сонное зелье, приворот, избавление от нежеланного ребёнка... Всё, что угодно, лишь пойди в лес и найди нужные травы. А если не разбираешься, то как спросить незнакомого человека о том, что тебе нужно? Безвыходное положение.

- Новый хозяин замка пригласил охотников со всего света. Скоро мы забудем об ужасном Звере. Говорят, на охоту отправятся даже женщины. В селении нельзя никого оставить без защиты. Никто не знает, откуда может появиться чудовище. - Говорили много чего ещё, но не вываливать же все сплетни разом.

...