Страны и города глазами поэтов

Владимир Маяковский - Екатеринбург-Свердловск

Из снегового,
слепящего лоска,
из перепутанных
сучьев
и хвои -
встает
внезапно
домами Свердловска
новый город:
работник и воин.
Под Екатеринбургом
рыли каратики,
вгрызались
в мерзлые
породы и руды -
чтоб на грудях
коронованной Катьки
переливались
изумруды.
У штолен
в боках
корпели,
пока -
Октябрь
из шахт
на улицы ринул,
и...
разослала
октябрьская ломка
к чертям
орлов Екатерины
и к богу -
Екатерины
потомка.
И грабя
и испепеляя,
орда растакая-то
прошла
по городу,
войну волоча.
Порол Пепеляев.
Свирепствовал Гайда.
Орлом
клевался
верховный Колчак.
Потухло
знамен
и пожаров пламя,
и лишь,
от него
как будто ожог,
сегодня
горит -
временам на память -
в свердловском небе
красный флажок.
Под ним
с простора
от снега светлого
встает
новорожденный
город Свердлова.
Полунебоскребы
лесами поднял,
чтоб в электричестве
мыть вечера,
а рядом -
гриб,
дыра,
преисподняя,
как будто
у города
нету
"сегодня",
а только -
"завтра"
и "вчера".
В санях
промежду
бирж и трестов
свисти
во весь
широченный проспект.
И...
заколдованное место:
вдруг
проспект
обрывает разбег.
Просыпали
в ночь
расчернее могилы
звезды-табачишко
из неба кисета.
И грудью
топок
дышут Тагилы,
да трубки
заводов
курят в Исети.
У этого
города
нету традиций,
бульвара,
дворца,
фонтана и неги.
У нас
на глазах
городище родится
из воли
Урала,
труда
и энергии!
_________________

Октябрь в Петрограде - Борис Кустодиев.

Зинаида Гиппиус

"ПЕТРОГРАД"

Кто посягнул на детище Петрово?
Кто совершенное деянье рук
Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,
Смел изменить хотя б единый звук?

Не мы, не мы... Растерянная челядь,
Что, властвуя, сама боится нас!
Все мечутся да чьи-то ризы делят,
И всё дрожат за свой последний час.

Изменникам измены не позорны.
Придет отмщению своя пора...
Но стыдно тем, кто, весело-покорны,
С предателями предали Петра.

Чему бездарное в вас сердце радо?
Славянщине убогой? Иль тому,
Что к "Петрограду" рифм гулящих стадо
Крикливо льнет, как будто к своему?

Но близок день - и возгремят перуны...
На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей
Восстанет он, всё тот же, бледный, юный,
Всё тот же - в ризе девственных ночей,

Во влажном визге ветреных раздолий
И в белоперистости вешних пург,-
Созданье революционной воли -
Прекрасно-страшный Петербург!
___________________________________

Владимир Бенедиктов - Киев

В ризе святости и славы,
Опоясан стариной,
Старец - Киев предо мной
Возблистал золотоглавый.
Здравствуй, старец величавый!
Здравствуй, труженик святой!
Здравствуй, Днепр - поитель дивной
Незабвенной старины!
Чу! На звон твоей струны
Сердце слышит плеск отзывной,
Удалой, многоразливной
Святославоской волны.

Здесь Владимир кругом тесным
Сыновей своих сомкнул
И хоругви развернул,
И наитьем полн небесным,
Здесь, под знамением крестным,
В Днепр народ свой окунул.

Днепр - Перуна гроб кровавый,
Путь наш к грекам! Не в тебе ль
Русской славы колыбель?
Семя царственной державы,
Пелена народной славы,
Наша крёстная купель?

Ты спешишь в порыве смелом
Краю северному в честь,
О делах его дать весть
Полдня сладостным пределам,
И молву о царстве белом
К морю чёрному принесть.

И красуясь шириною
Ладии носящих вод,
Ты свершаешь влажный ход
Говорливою волною,
Под стремглавной крутизною
Гордых киевских высот.

Цвесть, холмы счастливые, небо вам дозволило,
Славу вам навеяло;
Добрая природа вас возвела и всходила,
Взнежила, взлелеяла;
Насадила тополи, дышит милой негою,
Шепчет сладкой тайною,
Веет ароматами над златобрегою
Светлою Украиною.
Брег заветный! Взыскан ты милостью небесною,
Дланию всесильною:
Каждый шаг означен здесь силою чудесною,
Жизнью безмогильною.
Руси дети мощные! Ополчимся ж, верные,
На соблазны битвою
И сойдём в безмолвии в глубины пещерные
С тёплою молитвою!
_________________

Андрей Толстый "Рига"

Мой город стар,но все ж опрятен,
Ввысь смотрит древней башни шпиль,
На глаз спокоен и приятен
Его строений строгий стиль.

Знаком здесь каждый переулок,
Прохладна узких улиц тень,
Как будто создан для прогулок
В спокойный,жаркий летний день.

Лесной усладой дышат парки,
Фонтаны в них полны монет,
Алмазных брызг дарят подарки
Кому от зноя мочи нет.

Атланты, мышцами играя,
Покатых крыш хранят покой;
Мой город как частица рая
Хранима Божию рукой.
___________________________________

Владимир Маяковский - Мексика

О, как эта жизнь читалась взасос!
Идешь.
Наступаешь на ноги.
В руках
превращается
ранец в лассо,
а клячи пролеток -
мустанги.
Взаправду
игрушечный
рос магазин,
ревел
пароходный гудок.
Сейчас же
сбегу
в страну мокассин -
лишь сбондю
рубль и бульдог.
А сегодня -
это не умора.
Сколько миль воды
винтом нарыто, -
и встает
живьем
страна Фениамора
Купера
и Майн-Рида.
Рев сирен,
кончается вода.
Мы прикручены
к земле
о локоть локоть.
И берет
набитый "Лефом"
чемодан
Монтигомо
Ястребиный Коготь.
Глаз торопится слезой налиться.
Как? чему я рад? -
- Ястребиный Коготь!
Я ж
твой "Бледнолицый
Брат".
Где товарищи?
чего таишься?
Помнишь,
из-за клумбы
стрелами
отравленными
в Кутаисе
били
мы
по кораблям Колумба? -
Цедит
злобно
Коготь Ястребиный,
медленно,
как треснувшая крынка:
- Нету краснокожих - истребили
гачупины с гринго.
Ну, а тех из нас,
которых
пульки
пощадили,
просвистевши мимо,
кабаками
кактусовый "пульке"
добивает
по 12-ти сантимов.
Заменила
чемоданов куча
стрелы,
от которых
никуда не деться... -
Огрызнулся
и пошел,
сомбреро нахлобуча
вместо радуги
из перьев
птицы Кетцаль.
Года и столетья!
Как ни косите
склоненные головы дней, -
корявые камни
Мехико-сити
прошедшее вышепчут мне.
Это
было
так давно,
как будто не было.
Бабушки столетних попугаев
не запомнят.
Здесь
из зыби озера
вставал Пуэбло,
дом-коммуна
в десять тысяч комнат.
И золото
между озерных зыбей
лежало,
аж рыть не надо вам.
Чего еще,
живи,
бронзовей,
вторая сестра Элладова!
Но очень надо
за морем
белым,
чего индейцу не надо.
Жадна
у белого
Изабелла,
жена
короля Фердинанда.
Тяжек испанских пушек груз.
Сквозь пальмы,
сквозь кактусы лез
по этой дороге
из Вера-Круц
генерал
Эрнандо Кортес.
Пришел.
Вода студеная
хочет
вскипеть кипятком
от огня.
Дерутся
72 ночи
и 72 дня.
Хранят
краснокожих
двумордые идолы.
От пушек
не видно вреда.
Как мышь на сало,
прельстясь на титулы,
своих
Моктецума предал.
Напрасно,
разбитых
в отряды спаяв,
Гватемок
в озерной воде
мок.
Что
против пушек
стреленка твоя!..
Под пытками
умер Гватемок.
И вот стоим,
индеец да я,
товарищ
далекого детства.
Он умер,
чтоб в бронзе
веками стоять
наискосок от полпредства.
Внизу
громыхает
столетий орда,
и горько стоять индейцу.
Что братьям его,
рабам,
чехарда
всех этих Хузрт
и Диэцов?..
Прошла
годов трезначная сумма.
Героика
нынче не тема.
Пивною маркой стал Моктецума,
пивной маркой -
Гватемок.
Буржуи
всё
под одно стригут.
Вконец обесцветили мир мы.
Теперь
в утешенье земле-старику
лишь две
конкурентки фирмы.
Ни лиц пожелтелых,
ни солнца одёж.
В какую
огромную лупу,
в какой трущобе
теперь
найдешь
сарапе и Гваделупу?
Что Рига, что Мехико -
родственный жанр.
Латвия
тропического леса.
Вся разница:
зонтик в руке у рижан,
а у мексиканцев
"Смит и Вессон".
Две Латвии
с двух земных боков -
различные собой они
лишь тем,
что в Мексике
режут быков
в театре,
а в Риге -
на бойне,
И совсем как в Риге,
около пяти,
проклиная
мамову опеку,
фордом
разжигая
жениховский аппетит,
кружат дочки
по Чапультапеку.
А то,
что тут урожай фуража,
что в пальмы земля разодета,
так это от солнца, -
сиди
и рожай
бананы и президентов.
Наверху министры
в бриллиантовом огне.
Под -
народ.
Голейший зад виднеется.
Без штанов,
во-первых, потому, что нет,
во-вторых, -
не полагается:
индейцы.
Обнищало
моктецумье племя,
и стоит оно
там,
где город
выбег
на окраины прощаться
перед вывеской
муниципальной:
"Без штанов
в Мехико-сити
вход воспрещается".
Пятьсот
по Мексике
нищих племен,
а сытый
с одним языком:
одной рукой выжимает в лимон,
одним запирает замком.
Нельзя
борьбе
в племена рассекаться.
Нищий с нищими
рядом!
Несись
по земле
из страны мексиканцев,
роднящий крик:
"Камарада!"
Голод
мастер людей равнять.
Каждый индеец,
кто гол.
В грядущем огне
родня-головня
ацтек,
метис
и креол.
Мильон не угробят богатых лопаты.
Страна!
Поди,
покори ее!
Встают
взамен одного Запаты
Гальваны,
Морено,
Карио.
Сметай
с горбов
толстопузых обузу,
ацтек,
креол
и метис!
Скорей
над мексиканским арбузом,
багровое знамя, взметись!
_________________

Горечь и боль и обличение немецких фашистских захватчиков в стихотворении Луи Арагона "Сирень и розы", посвященном любимой им родине Франции.

СИРЕНЬ И РОЗЫ

О, срок цветения, о, срок метаморфозы!
Май был безоблачный, июнь испепелён.
Я не забуду вас вовек, сирень и розы,
И всех, кого весна покрыла мглой пелён.

Я не забуду вас, безумные приманки,
И клики, и восторг, и солнце, и войска,
Бельгийские дары - сирень на каждом танке,
Жужжание пчелы и трепет мотылька,

Слепое торжество перед началом боя,
Кровь, возвещённая алевшим следом губ,
И тех, кто обречён погибнуть в башнях, стоя
Средь веток, брошенных толпой, под звуки труб.

Я не забуду вас, французские селенья,
Сады иль требники исчезнувших веков,
Загадки тишины, закаты и томленья
И розы вдоль дорог, на всём пути полков,

Цветенье вопреки всем веяньям позора,
Всей буре ужаса, сорвавшейся с цепей,
Насмешке батарей, неистовству моторов
И жалкой пышности бегущих лагерей.

Не знаю, почему, но вихрь воспоминаний
Меня уносит вновь, как в тайну всех тревог,
К Сент-Марту. Генерал. Кустарники в тумане.
За лесом дымчатым нормандский городок.

Всё замерло. Но враг в тени таит угрозы.
В тот день сказали нам: "Без боя сдан Париж!"
Я не забуду вас вовек, сирень и розы,
И всё любимое, чего не воскресишь,

Подарки первых дней, фламандские сирени,
Румяна смерти, тень на лике мертвеца,
И розы нежные, подарки отступлений,
Вся в розах даль Анжу, и розы до конца.

(перевод В.Парнаха)

Николай Гумилев - Болонья

Нет воды вкуснее, чем в Романье,
Нет прекрасней женщин, чем в Болонье,
В лунной мгле разносятся признанья,
От цветов струится благовонье.

Лишь фонарь идущего вельможи
На мгновенье выхватит из мрака
Между кружев розоватость кожи,
Длинный ус, что крутит забияка.

И его скорей проносят мимо,
А любовь глядит и торжествует.
О, как пахнут волосы любимой,
Как дрожит она, когда целует.

Но вино, чем слаще, тем хмельнее,
Дама, чем красивей, тем лукавей,
Вот уже уходят ротозеи
В тишине мечтать о высшей славе.

И они придут, придут до света
С мудрой думой о Юстиниане
К темной двери университета,
Векового логовища знаний.

Старый доктор сгорблен в красной тоге,
Он законов ищет в беззаконьи,
Но и он порой волочит ноги
По веселым улицам Болоньи.
_________________

Шарль Бодлер "Парижский сон"

1

Пейзаж чудовищно-прекрасный ,
Холодный, мёртвый, неземной,
Мираж бездушный и ужасный
Был порождён сегодня мной.

Я истребил без снисхожденья
В нём все деревья - для того,
Чтобы живые насажденья
Не безобразили его.

Но, сладким мучимый соблазном,
Я изощрённо сочетал
В его строю однообразном
Лишь воду, мрамор и металл.

Фонтаны, лестницы, аркады...
То был роскошный Вавилон,
Где в бездну рушились каскады
И рдело золото колонн.

И, низвергая вал за валом,
Весь в бриллиантовом огне,
Поток прозрачным покрывалом
Скользил по бронзовой стене.

Там, где литые колоннады
Застыли в зеркале воды,
Окаменелые наяды
Глядели в мёртвые пруды.

Там камнем розово-зелёным
Свои оправив берега,
Текла к пределам отдалённым
Искристо-синяя река!

Там всё являло откровенье:
Я мнил немое торжество
Зеркал, ослепших на мгновенье
От отраженья своего!

Там, в вышине из урн бездонных
Срывались в пропасть предо мной
Лавины Гангов монотонных
Необозримою стеной,

Там, жертва собственных экстазов,
Впав в упоительный обман,
Я взором в бездну из алмазов
Обрушил бурный океан!

Везде глаза мои встречали
Отдохновенье и привет.
Там даже чёрный цвет печали
Мне излучал незримый свет.

Тот мир ни солнцем, ни луною
Не озарялся, ибо в нём
Всё, что простёрлось предо мною,
Светилось собственным огнём!

2

Открыв глаза, я вдруг проснулся,
Но, отрешась от забытья,
Я тотчас вновь соприкоснулся
С угрюмой прозой бытия.

Часы, охрипшие от боя,
Уже рекли средину дня,
И равнодушие тупое
Вновь переполнило меня.

(Перевод В. Алексеева)

Афанасий Фет "Италия"

Италия, ты сердцу солгала!
Как долго я в душе тебя лелеял, -
Но не такой душа тебя нашла,
И не родным мне воздух твой повеял.

В твоих степях любимый образ мой
Не мог, опять воскреснувши, не вырость;
Сын севера, люблю я шум лесной
И зелени растительную сырость.

Твоих сынов паденье и позор
И нищету увидя, содрогаюсь;
Но иногда, суровый приговор
Забыв, опять с тобою примиряюсь.

В углах садов и старческих руин
Нередко жар я чувствую мгновенный
И слушаю - и кажется, один
Я слышу гимн Сивиллы вдохновенной.

В подобный миг чужие небеса
Неведомой мне в душу веют силой,
И я люблю, увядшая краса,
Твой долгий взор, надменный и унылый.

И ящериц, мелькающих кругом,
и негу их на нестерпимом зное,
И страстного кумира под плющом
Раскидистым увечье вековое.


___________________________________

Вознесенский А.А.
ПАРИЖ БЕЗ РИФМ

Париж скребут. Париж парадят.
Бьют пескоструйным аппаратом.
Матрон эпохи рококо
продраивает душ Шарко!
И я изрёк: «Как это нужно —
содрать с предметов слой наружный,
увидеть мир без оболочек,
порочных схем и стен барочных!..»
Я был пророчески смешон,
но наш патрон, мадам Ланшон,
сказала: «О-ля-ля, мой друг!..»
И вдруг —
город преобразился,
стены исчезли, вернее, стали
прозрачными,
над улицами, как связки цветных шаров,
висели комнаты,
каждая освещалась по-разному,
внутри, как виноградные косточки
горели фигуры и кровати,
вещи сбросили панцири, обложки, оболочки,
над столом
коричнево изгибался чай,
сохраняя форму чайника,
и так же, сохраняя форму водопроводной
трубы,
по потолку бежала круглая серебряная вода,
в соборе Парижской Богомагери шла,
как сквозь аквариум,
просвечивали люстры и красные кардиналы,
архитектура испарилась,
и только круглый витраж розетки почему-то парил
над площадью, как знак:
«Проезд запрещён»,
над Лувром из постаментов, как 16 матрасных пружин,
дрожали каркасы статуй,
пружины были во всём,
всё тикало,
о Париж,
мир паутинок, антенн и оголённых
проволочек,
как ты дрожишь,
как тикаешь мотором гоночным,
о сердце под лиловой плёночкой,
Париж
(на месте грудного кармашка, вертикальная, как рыбка,
плыла бритва фирмы «Жиллетт»)!
Париж, как ты раним, Париж,
под скорлупою ироничности,
под откровенностью, граничащей
с незащищённостью,
Париж,
в Париже вы одни всегда,
хоть никогда не в одиночестве,
и в смехе грусть,
как в вишне косточка,
Париж – горящая вода,
Париж,
как ты наоборотен,
как бел твой Булонский лес,
он юн, как купальщицы,
бежали розовые собаки,
они смущённо обнюхивались,
они могли перелиться одна в другую,
как шарики ртути,
и некто, голый, как змея,
промолвил: «Чернобурка я»,
шли люди,
на месте отвинченных черепов,
как птицы в проволочных
клетках,
свистали мысли,
монахиню смущали мохнатые мужские
видения,
президент мужского клуба страшился разоблачений
(его тайная связь с женой раскрыта,
он опозорен),
над полисменом ножки реяли,
как нимб, в серебряной тарелке
плыл шницель над певцом мансард,
в башке ОАСа оголтелой
дымился Сартр на сковородке,
а Сартр,
наш милый Сартр,
вдумчив, как кузнечик кроткий,
жевал травиночку коктейля,
всех этих таинств
мудрый дух,
в соломинку,
как стеклодув,
он выдул эти фонари,
весь полый город изнутри,
и ратуши, и бюшери,
как радужные пузыри!
Я тормошу его:
«Мой Сартр,
мой сад, от зим не застеклённый,
зачем с такой незащищённостью
шары мгновенные
летят?
Как страшно всё обнажено,
на волоске от ссадин страшных,
их даже воздух жжёт, как рашпиль,
мой Сартр!
Вдруг всё обречено?!.»
Молчит кузнечик на листке
с безумной мукой на лице.
Било три…
Мы с Ольгой сидели в «Обалделой лошади»,
в зубах джазиста изгибался звук в форме
саксофона,
женщина усмехнулась,
«Стриптиз так стриптиз», —
сказала женщина,
и она стала сдирать с себя не платье, нет, —
кожу! —
как снимают чулки или трикотажные
тренировочные костюмы
– о! о! —
последнее, что я помню, – это белки,
бесстрастно-белые, как изоляторы,
на страшном, орущем, огненном лице.
«…Мой друг, растает ваш гляссе…»
Париж. Друзья. Сомкнулись стены.
А за окном летят в веках
мотоциклисты в белых шлемах,
как дьяволы в ночных горшках.
1963
_________________

Татьяна Курбатова - Тамбов

Город мой любимый!
Я твой давний пленник.
Мчатся над Тамбовом вечности мгновенья.
Время тихо дремлет
в зданиях старинных.
Летопись Тамбова
вьется свитком длинным.
Вижу сквозь столетья
крепость над рекою, —
Град-Тамбов над тихой,
неприметной Цною.
Из веков струится
каждому родное
Родины дыханье,
сердцу дорогое.
Выйду утром рано
в поле золотое.
Синий дым тумана
дальний лес укроет.
Над дождем весенним —
радуга — подковой.
Край дождем умытый,
улыбнется снова.
Наше Притамбовье!
Русское приволье!
Я цветов охапку
кину в изголовье.
Растворюсь в душистом
трав степных цветенье.
Сердце отзовется
соловьиным пеньем!
_________________

Алена сNежная "Воспоминания об Индии"

Чудесный край садов, цветущих лилий,
Зелёных джунглей, и прекрасных дев.
Край, где так много теплых, плавных линий,
Край, где волшебной сказки слышится напев.

Где в золотых коронах божества ликуют,
Где пышной зеленью одеты города,
Где солнце с ветром облака рисует,
Мой друг, ты забери меня туда!

Быть может там, расправит птица крылья,
Которая так долго томилась взаперти?
Быть может горным воздухом мне суждено упиться,
Что б свою душу белую от черных дум спасти?

Чтобы парить меж облаками с вольным ветром,
Чтоб океаном наслаждаться, и людьми,
Чтобы питаться только белым светом,
Чтобы душа ЖИЛА, и ПЕЛА от любви!

Любви к всему живому и Вселенной,
Любви к тому, чего не может быть,
Любви к такому вечному искусству,
Любви к самой идее ЖИТЬ!
___________________________________

Татьяна Курбатова - Минареты

Над Багдадом минареты,
Звездным сумраком одеты.
В океане мирозданья
Слышу вечности дыханье.
В теплых сумерках рассвета
Гаснут звезды, ночь бледнеет.
Золотится и алеет
Неба край. Полоска света
Расползается, горит.
Первый солнца луч летит,
Обжигает купола,
Разбегается, пылает,
На мозаике играет.
Нараспев в святую рань
Муэдзины с минаретов
Отдают Аллаху дань.
Просыпается базар.
На базаре млад и стар.
Продавцов зазывный хор.
Сам базар — словно ковер.
Суетливый, пестрый, яркий
Знойный день под солнцем жарким
От заката до рассвета
Над базаром минареты.
_________________

АЛУШТА

Дорожкою неровной,
По улице Хромых.
Иду за банкой меда,
К базару напрямик.

Потом спущусь по склону,
Аллеями из пихт,
По улицам знакомым,
Всю жизнь жила я будто в них.

Шумят морские волны,
Плескается вода.
Кричат над морем чайки,
Поющие всегда.

А вечером стемнеет,
Появится луна.
Ароматом, вдруг повеют,
Приятные масла.

Причал заполнен гулом,
Гуляют люди здесь.
Звучит шарманка, друг мой,
Спою душою всей.

О том, как Крым люблю я,
Манящий каждый раз.
О городе прекрасном,
Алуште, много раз!

Очень понравилось стихотворение, но к сожалению не знаю кто автор(((
Город разбитых надежд


Город разбитых надежд.
Город несбывшихся снов.
Город изменчивых правд,
Брошенных кем-то цветов.

Город потухших огней.
Город Мечты между строк.
Город опущенных лиц,
Город пустынных дорог.

Город раздавленных судьб.
Город сожженных мостов.
Город бездомных собак,
Город бездомных котов.

Город пустой суеты.
Город любви невпопад.
То ли разрушенный рай,
То ли отстроенный ад.

Но что-то случилось не то,
Что-то пошло вдруг не так,
Что-то сверкнуло вдали,
Что-то рассеяло мрак.

То ли примчалась весна,
То ли замедленный яд –
Солнце, уйдя в декабре,
Снова вернулось назад.

Солнце согрело сердца,
В ком-то ослабило лед.
Город, умытый дождем,
Вдруг осознал, что живет.

Может, замедленный яд;
Может, вернулась весна.
Город – на вечность? на миг? –
Снова восстал ото сна.
_________________