KattyK:
28.03.15 23:07
» «На пути к свадьбе», 2 эпилог (окончание)
Перевод - KattyK
Редактура - Lorik
«На пути к свадьбе», 2 эпилог, часть 3
Несколько часов спустя вернулся усталый и взъерошенный доктор Джарвис, принявший еще одни роды в деревне. Хозяин дома был хорошо знаком с врачом; Питер Джарвис только-только закончил обучение, когда Грегори и Люси решили обосноваться возле Уинкфилда, и с тех пор стал их семейным доктором. Они с Грегори были ровесниками и много раз ужинали вместе, миссис Джарвис была хорошей подругой Люси, а их дети часто играли с отпрысками Бриджертонов.
Но за все годы дружбы Грегори не видел у Питера такого выражения лица: плотно сжатые уголки губ и никаких любезностей, пока осмотр молодой матери не подошел к концу.
Гиацинта тоже находилась в спальне, настаивая, что Люси нужна поддержка еще одной женщины.
– Будто кто-то из вас может понять тяготы родов, – несколько презрительно заявила она.
Грегори не произнес ни слова, а просто отступил, пропуская сестру в комнату. Ее энергичность каким-то образом его успокаивала. И, возможно, даже вдохновляла. В Гиацинте чувствовалось столько напора – он почти не сомневался, что она может заставить Люси исцелиться одной силой воли.
Брат и сестра отступили, пока доктор считал пульс больной и слушал ее сердце. А потом, к несказанному изумлению Грегори, Питер крепко схватил Люси за плечо и начал трясти.
– Что вы делаете? – закричал Грегори, бросившись к кровати, чтобы остановить врача.
– Бужу ее, – решительно пояснил Питер.
– Но разве ей не нужно отдыхать?
– Ей нужнее очнуться.
– Но…
Грегори не знал, почему спорит, и, по правде сказать, это не имело значения, потому что Питер тут же его перебил:
– Бога ради, Бриджертон, нам надо выяснить, сможет ли она очнуться. – Врач снова потряс пациентку и на этот раз громко окликнул: – Леди Люсинда! Леди Люсинда!
– Ее зовут не Люсинда, – выпалил Грегори, а потом приблизился к жене и позвал: – Люси? Люси?
Она пошевелилась, что-то бормоча во сне.
Грегори быстро поднял глаза на Питера, выражая взглядом накопившиеся вопросы.
– Попробуйте добиться от нее ответа, – сказал доктор.
– Дайте я попробую, – встряла Гиацианта и на глазах брата наклонилась и что-то прошептала Люси на ухо.
– Что ты сказала? – спросил он.
Гиацинта покачала головой.
– Тебе лучше не знать.
– О, ради бога, – пробормотал Грегори и отодвинул сестру. Он взял Люси за руку и сжал чуть сильнее, чем раньше.
– Люси! Сколько ступенек на черной лестнице от кухни до второго этажа?
Жена не открыла глаз, но издала нечто похожее на…
– Ты сказала «пятнадцать»? – переспросил он.
Люси фыркнула и на этот раз произнесла четче:
– Шестнадцать.
– О, слава тебе Господи! – Грегори отпустил руку жены и упал в кресло у постели. – Ну вот, – выдохнул он. – Ну вот, с ней все будет хорошо. Все будет хорошо.
– Грегори… – В голосе Питера не было подобной уверенности.
– Вы же сказали, что нам надо ее разбудить.
– И мы это сделали, – сурово признал врач. – И очень хорошо, что у нас получилось, но это не значит…
– Не говорите этого, – глухо пробормотал Грегори.
– Но вы должны…
– Молчите!
Питер безмолвно замер на месте и посмотрел на друга с ужасным выражением. На его лице смешались жалость, сочувствие, сожаление и прочие эмоции, которые несчастному мужу совершенно не хотелось видеть на лице доктора.
Грегори поник. Он сделал все, о чем его просили: разбудил Люси, пусть даже всего на мгновение. Теперь она снова спала, повернувшись на бок спиной к нему.
– Я сделал все, что вы просили, – прошептал он и, снова посмотрев на Питера, резко повторил: – Я сделал все, что вы просили.
– Знаю, и передать не могу, как хорошо, что она заговорила. Но мы не можем считать это гарантией выздоровления, – тихо ответил доктор.
Грегори попытался издать хотя бы звук, но его горло сжималось. Ужасное удушье снова охватывало его. Оставалось только дышать, потому что в этом случае он, наверное, все же сумеет сдержаться и не заплакать на глазах у друга.
– Тело должно собраться с силами после кровопотери. Она еще какое-то время поспит. И может… – Доктор откашлялся. – Она может так и не очнуться.
– Разумеется, она очнется, – резко парировала Гиацинта. – Ей удалось один раз, значит, сможет сделать это снова.
Доктор бросил мимолетный взгляд на Гиацинту, а потом опять обратился к Грегори:
– Если все пойдет хорошо, думаю, она оправится, как и всегда. Только это займет какое-то время, – предупредил он. – Я не знаю, сколько крови она потеряла, возможно, пройдет несколько месяцев, прежде чем ее тело восполнит необходимое количество жидкости.
Грегори медленно кивнул.
– Она будет слаба. Вероятно, ей придется оставаться в постели по меньшей мере месяц.
– Ей это не понравится.
Питер неловко кашлянул.
– Вы пришлете кого-нибудь сообщить мне, если что-то изменится?
Грегори молча кивнул.
– Нет, у меня есть еще несколько вопросов, – заявила Гиацинта, вставая перед дверью.
– Извините, но у меня больше нет ответов, – прошептал доктор.
И даже Гиацинта не смогла с этим поспорить.
***
Ярким и непостижимо жизнерадостным утром Грегори проснулся в кресле подле кровати больной Люси. Жена спала беспокойно, как обычно посапывая, когда шевелилась во сне. И вдруг, к его изумлению, открыла глаза.
– Люси? – Грегори стиснул ее руку, но заставил себя ослабить хватку.
– Пить хочу, – еле слышно прошептала ему жена.
Грегори кивнул и поспешил за стаканом воды.
– Я так… я не… – Но он ничего больше не мог выговорить, его голос сорвался, разбившись на тысячу осколков, и из горла вырвался лишь душераздирающий всхлип. Грегори застыл, стоя спиной к жене, и попытался восстановить самообладание. Его рука дрожала так, что вода выплеснулась на рукав.
Грегори слышал, как жена звала его по имени, и понимал, что должен взять себя в руки. Это она чуть не умерла, и не стоит ему расклеиваться, когда он так ей нужен.
Он сделал глубокий вздох, затем еще один.
– Вот, держи, – попытавшись вложить в голос побольше веселья, сказал он и повернулся, протягивая ей стакан, но тут же осознал свою оплошность: Люси была слишком слаба, чтобы держать стакан в руках и уж тем более чтобы принять сидячее положение.
Заботливый муж поставил воду на столик, а потом нежно обнял больную и помог ей сесть.
– Дай только подушки поправлю, – прошептал он, передвигая и взбивая их, пока не убедился, что теперь ей есть на что опереться. Он поднес стакан к губам жены и чуть-чуть наклонил. Люси немного отпила и откинулась, тяжело дыша от усилий, потребовавшихся на то, чтобы проглотить воду.
Грегори молча смотрел на жену. Она проглотила не больше нескольких капель.
– Тебе надо еще попить.
Люси едва заметно кивнула и прошептала:
– Погоди минутку.
– Может, легче ложкой?
Люси закрыла глаза и снова слабо кивнула.
Грегори огляделся: вчера ему принесли чай, но поднос пока не уносили. Возможно, не хотели тревожить. Он решил, что быстрота намного важнее чистоты, так что взял ложку из сахарницы. Затем подумал, что Люси не помешает немного сладкого, и принес все вместе.
– Вот, держи, – прошептал он, протягивая ложку с водой. – Хочешь немного сахара?
Люси кивнула, и муж положил кусочек ей на язык.
– Что случилось?
Грегори с изумлением уставился на нее:
– Ты не знаешь?
Она моргнула несколько раз.
– Я истекала кровью?
– И очень сильно, – выдавил он, но не смог продолжить – не хотел описывать, сколько крови он увидел.
Грегори не желал, чтобы Люси все узнала, и, если честно, сам не прочь был бы об этом забыть.
Жена нахмурилась и склонила голову на бок. Через несколько секунд до Грегори дошло, что она пытается рассмотреть изножье кровати.
– Мы все убрали, – пояснил он и слегка улыбнулся. Как похоже на Люси убедиться, все ли в порядке.
Она легко кивнула, затем проронила:
– Я устала.
– Доктор Джарвис передал, что ты будешь чувствовать усталость несколько месяцев. Видимо, тебе придется некоторое время оставаться в кровати.
Она простонала, но даже этот звук вышел очень тихим.
– Ненавижу постельный режим.
Грегори улыбнулся. Люси была деятельной дамой. Ей нравилось все устраивать, чем-нибудь заниматься и приносить всем счастье. Бездействие ее просто убивало.
Ужасная метафора, но что есть, то есть.
Он склонился над женой с серьезным выражением лица:
– Ты останешься в постели, даже если мне придется тебя привязать.
– Ты не такой, – ответила Люси, слегка дернув подбородком.
Грегори решил, что она пыталась изобразить беззаботность, однако на проявление дерзости ушло много сил. Она снова закрыла глаза и тихо вздохнула.
– Однажды я уже это сделал, – напомнил он.
Люси издала забавный звук, который, вероятно, должен был означать смех.
– Да, сделал.
Грегори наклонился и нежно чмокнул жену в губы.
– Я спас положение.
– Ты всегда спасаешь положение.
– Нет, это ты спасаешь.
Он сглотнул.
Они встретились взглядами, чувствуя сильную и глубокую связь. Грегори ощутил, как что-то рвется в его душе, и на секунду подумал, что снова зарыдает. Но как только он почувствовал, что теряет самообладание, Люси пожала плечами и заметила:
– Я все равно сейчас не могу пошевелиться.
Взяв себя в руки, Грегори отошел за оставшимся на подносе с чаем бисквитом.
– Не забудь об этом через неделю.
Он не сомневался, что жена постарается выбраться из постели намного раньше, чем предписывали указания врача.
– Где младенцы?
Грегори застыл, а потом повернулся и медленно ответил:
– Не знаю. – Боже милостивый, он совсем забыл. – Наверное, в детской. Они обе идеальны: розовые и громогласные, все, как надо.
Люси слабо улыбнулась и устало вздохнула.
– Можно мне их увидеть?
– Конечно, я сейчас же за ними пошлю.
– Только других не зови. – Глаза Люси затуманились. – Не хочу, чтобы они меня видели такой.
– Я считаю, что ты прекрасно выглядишь. – Он подошел и присел на край постели. – Ты самое прекрасное создание из всех, что я когда-либо встречал.
– Прекрати, – одернула его Люси, так как никогда не умела принимать комплименты. Но Грегори заметил, как ее губы дернулись, то ли в улыбке, то ли от рыдания.
– Сюда вчера заходила Кэтрин, – признался Грегори.
Люси открыла глаза.
– Нет, нет, не волнуйся, – поспешно успокоил он. – Я сказал ей, что ты просто спишь, как и было на самом деле. Она не встревожена.
– Ты уверен?
Он кивнул.
– Кэтрин назвала тебя Ла-ла-ла Люси.
Люси улыбнулась:
– Она чудо.
– Она прямо как ты.
– Она не поэтому чуд…
– Именно поэтому, – перебил муж с улыбкой. – И я чуть не забыл: она назвала близнецов.
– Я думала, имена им дал ты.
– Я. Выпей еще воды. – Грегори на мгновение прервался, чтобы дать жене промочить горло. Он решил, что отвлечение внимания – именно то, что нужно. Капельку тут, капельку там – и они опустошат весь стакан. – Кэтрин придумала малышкам вторые имена: Франческа Гиацинта и Элоиза Люси.
– Элоиза?..
– Люси, – закончил он за жену. – Элоиза Люси. Разве не замечательно?
К его удивлению, она не стала возражать. Просто слегка кивнула, а глаза налились слезами.
– Кэтрин сказала, что выбрала это имя потому, что ты лучшая мама на свете, – тихо добавил Грегори.
Люси не выдержала и беззвучно зарыдала, крупные слезы полились из ее глаз.
– Мне принести младенцев? – спросил ее муж.
Люси кивнула:
– Пожалуйста. И… – Она помолчала, и Грегори заметил, как она сглотнула. – И приведи остальных.
– Ты уверена?
Люси снова кивнула.
– Только помоги мне сесть повыше. Кажется, я выдержу объятия и поцелуи.
И из глаз Грегори тоже полились слезы, которые он так старался сдержать.
– Не представляю, что еще помогло бы тебе скорее пойти на поправку. – Он пошел к двери, затем повернулся, держа руку на дверной ручке.
– Я люблю тебя, Ла-ла-ла Люси.
– Я тоже тебя люблю.
Грегори, должно быть, наказал детям вести себя очень благопристойно, решила Люси, потому что они излишне тихо зашли в ее спальню (в очаровательном порядке от старшей до младшего, создав чудесную лесенку по росту), встали у стены и мило сжали руки перед собой.
Люси понять не могла, кто эти дети – ее собственные никогда не стояли так спокойно.
– Мне здесь так одиноко, – сказала она, и, вероятно, все малыши бросились бы на кровать, если бы Грегори не остановил беспорядки решительным окриком «Осторожно!».
Хотя, если подумать, то хаос был предотвращен не столько благодаря словесному приказу, сколько тому, что отец успел схватить по крайней мере трех сорванцов, не дав им запрыгнуть на матрас.
– Мимси не дает мне посмотреть младенцев, – пробормотал четырехлетний Бен.
– Это потому, что ты не мылся целый месяц, – парировал Энтони, который был ровно на два года старше. У них с Беном даже дни рождения шли один за другим.
– Как такое возможно? – громко поинтересовался многодетный отец.
– Бен очень скрытный, – заметила Дафна. Однако при этом она пыталась пробраться поближе к матери, так что ее реплика вышла невнятной.
– Как можно скрываться, когда так воняешь? – спросила Гермиона.
– А я перекатываюсь в цветах каждый день, – лукаво пояснил Бен.
Люси с минуту помедлила, но потом решила, что лучше не слишком задумываться над словами сына.
– Э-э, а в каких именно цветах?
– Ну, уж не в кустах роз, – ответил Бен, будто не мог поверить, что мама спросила его об этом.
Дафна склонилась над братом, осторожно втянула ноздрями воздух и объявила:
– В пионах.
– Нельзя определить подобное только по запаху, – возмущенно выпалила Гермиона. Между девочками была разница лишь в полтора года, и если они не секретничали друг с другом, то ссорились, как…
Ну, как истинные Бриджертоны.
– У меня тонкий нюх, – ответила Дафна и подняла голову в ожидании, когда кто-то это подтвердит.
– Запах пионов особенный, – согласилась Кэтрин, сидевшая у изножья кровати вместе с Ричардом.
Люси задумалась, когда же эти двое решили, что слишком взрослые, чтобы бросаться на подушки вместе с остальными. Они так выросли. Все. Даже малыш Колин уже не походил на младенца.
– Мама? – уныло сказал он.
– Поди сюда, милый, – прошептала она и потянулась к сыну.
Он был маленьким и пухленьким круглолицым мальчуганом, и ножки его до сих пор дрожали при ходьбе. Люси в самом деле думала, что он будет последним ее ребенком. Но теперь у нее еще две малышки, спеленатые в своих колыбельках и готовые дорасти до своих громких имен.
Элоиза Люси и Франческа Гиацинта. Тезки у них были просто замечательные.
– Я люблю тебя, мама, – сказал Колин, уткнувшись теплым личиком ей в шею.
– Я тоже тебя люблю. Я всех вас люблю, – выдавила Люси.
– Когда ты встанешь с постели? – спросил Бен.
– Пока не знаю. Я все еще обессилена. Возможно, через несколько недель.
– Несколько недель? – переспросил он с ужасом.
– Посмотрим, – прошептала Люси и улыбнулась. – Я уже чувствую себя гораздо лучше.
И так и было. Она все еще ощущала усталость, большую, чем когда-либо, руки ее отяжелели, а ноги были будто поленья, но на сердце у Люси стало легко и захотелось петь.
– Я всех люблю, – вдруг выпалила она. – Тебя, – обратилась она к Кэтрин, – и тебя, и тебя, и тебя, и тебя, и тебя, и тебя. И двух младенцев в детской тоже.
– Но ты же еще их не знаешь, – заметила Гермиона.
– Я знаю, что люблю их. – Люси посмотрела на Грегори, стоящего у двери там, где его не могли видеть дети. По его лицу струились слезы.
– И я знаю, что люблю тебя, – прошептала она мужу.
Он кивнул и утер лицо тыльной стороной руки.
– Вашей маме надо отдохнуть, – напомнил он, и Люси засомневалась, не заметили ли дети надрыва в его голосе.
Но если они и заметили, то ничего не сказали. Немного поворчали, но ушли с той же благопристойностью, с какой вошли в спальню. Грегори выходил последним и напоследок бросил, прежде чем закрыть дверь:
– Скоро вернусь.
Люси кивнула в ответ и опустилась обратно на подушки.
– Я всех люблю, – повторила она, радуясь, что эти слова вызвали ее улыбку. – Всех люблю.
И она действительно всех любила.
23 июня 1840 г.
Катбэнк-мэнор
Уинкфилд, Беркшир
Милый Гарет!
Я задержалась в Беркшире. Рождение близнецов вышло весьма волнительным, и Люси должна оставаться в постели еще по меньшей мере месяц. Брат уверяет, что справится и без меня, но это смехотворная ложь. Люси сама молила меня остаться – разумеется, не в присутствии Грегори; всегда приходится учитывать нежную натуру мужчин. (Знаю, ты не откажешь мне в удовольствии так думать; даже ты должен признать, что у постели больного от женщин намного больше пользы.)
Очень хорошо, что я сюда приехала. Не уверена, что Люси пережила бы роды без меня: она потеряла много крови, и иногда у нас не было уверенности, что она очнется. Я позволила себе сказать ей на ухо пару резких слов. Не помню точную формулировку, но, весьма вероятно, я угрожала покалечить ее. Я также могла подчеркнуть серьезность угрозы, добавив: «Ты знаешь, что я так и сделаю».
Разумеется, я говорила с расчетом на то, что Люси слишком слаба, чтобы понять основное противоречие моего утверждения: если бы она не очнулась, то не было бы никакого смысла ее калечить.
Убеждена, что ты сейчас надо мной смеешься, но Люси бросила на меня настороженный взгляд, когда пришла в себя. И прошептала от всей души: «Благодарю».
Так что я задержусь здесь еще ненадолго. Я ужасно по тебе скучаю. Вот такие события и напоминают о том, что действительно важно. Люси недавно объявила, что всех любит. Полагаю, мы с тобой оба знаем, что у меня для подобного недостает терпения, но я совершенно определенно люблю тебя. И ее. И Изабеллу с Джорджем. И Грегори. И вообще многих.
Мне в самом деле повезло.
Твоя любящая жена
Гиацинта
КОНЕЦ
...