Золотая гривна (ПИЛР)

Красотааа!
Сигни и Бешеный все больше влюбляются друг в друга!
Только вот не известно, будут ли они рады, когда раскроется их обман.
Очень жду продолжение этого замечательного во всех смыслах романа.
_________________

Гюльнара, очень понравился ваш роман!
Почитала на днях Симону Вилар, но должна сказать, что у вас всё гораздо интереснее)
Буду следить за ходом событий, надеюсь прода будет частой)
PS. Сколько лет Рагнару?)

Сиринга, Dahlie, спасибо.
Герою около двадцати шести.
Dahlie, сравнение с Симоной Вилар очень лестно, но оно и ко многому обязывает. Боюсь, Вы будете разочарованы. Это всего лишь маленькая женская фантазия, случайно, в процессе, обросшая кое-какими подробностями.

спасибо за продолжение!!!!даже не знаю кому победы пожелать

Гюльнара, спасибо! классная глава!
Интересно кто же прискачет первым?

 » 15-16

15.
Они пустили коней бешеным галопом. До старой сосны добраться было не так просто, и именно этот путь несколько раз выбирала мейконунг Флайнгунда для состязания со своими женихами. Дорогу преграждал густой пролесок с поваленными деревьями; за ним был широкий и глубокий ручей, брод в котором был известен далеко не всем; и, наконец, завершающим этапом был довольно крутой склон, на который не всякая лошадь могла взобраться.
Сигни мчалась, чувствуя, как свистит ветер в ушах. Дробному топоту копыт Белогривы вторил стук ее сердца и голос, которым она подбадривала кобылу: «Скорей! Скорей!»
Она не оглядывалась, но ощущала, что Рагнар не отстает. Ему, конечно, помогал Огненный, – он знал эту дорогу. Не раз Сигни с Торджером ездили здесь, и часто они пускались наперегонки, с гиканьем и визгом.
Но сейчас все было не так, как с другом детства. Сигни обязана выиграть, иначе тайна Рагнара останется нераскрытой!
Трещал под ногами лошадей валежник, с хрустом ломались ветки, вспугнутые птицы с недовольными криками улетали прочь. Девушке то и дело приходилось или пригибаться к длинной шее Белогривы, чтобы избежать удара головой о низко нависшую ветку, или привставать на стременах, когда кобыла перемахивала через поваленные деревья.
Белогрива была великолепна, она брала препятствия легко и уверенно, почти не руководимая хозяйкой. Наконец, лошадь вырвалась из пролеска на луг; и тут Сигни, наконец, обернулась. Огненный скакал совсем рядом, его морда едва не касалась хвоста ее кобылы. Рагнар улыбнулся Сигни и взмахнул рукой.
Девушка почувствовала досаду и крепче сжала бока Белогривы. Та всхрапнула и понеслась еще быстрее. Вперед, вперед! Вот показался спуск к ручью, затененный плакучими ивами; кобыла знала дорогу и, не замедляя галопа, влетела в ручей, разбрызгивая воду. Но Рагнар не отставал. Огненный шел уже бок о бок с Белогривой, кони вместе перемахнули через брод и выбрались на другой берег одновременно. Еще мгновение – и Рагнар оказался впереди.
У Сигни оставалась теперь надежда только на то, что жеребец Торджера заартачится под незнакомым ему всадником и не полезет на крутой холм. Но надежда обманула ее – Рагнар лишь чуть сжал коленями бока Огненного, и тот медленно, но верно начал взбираться на склон. Белогрива следовала сразу за жеребцом, но не могла догнать его. Сигни чувствовала, что она устала, но не жалея понукала и стегала её до тех пор, пока кобыла не оказалась наверху.
...И вот они были на холме, под старой сосной. Они спрыгнули с лошадей и посмотрели друг на друга. Ветер растрепал черные волосы Рагнара, и в его обычно суровом лице с резкими чертами появилось что-то мальчишеское. Зеленые глаза сверкали радостью победы. Но, когда он взглянул на Сигни, глаза его вспыхнули иным огнем, который обжег девушку, заставив ее вспыхнуть и забыть о раздражении и злости, вызванной своим поражением.
- Почему ты так смотришь? – спросила она.
- Потому что я победил, Лисичка. Или ты забыла, что обещала мне в награду?
- Нет, не забыла.
- Иди ко мне, - тихо сказал он, протягивая к ней руки.
- Нет, подойди сам. – Уж здесь она ни за что не уступит ему!
- Хорошо. – Он шагнул к ней и обнял, прижав к себе. Его тело пахло потом – своим и лошадиным, но Сигни было приятно находиться так близко от него. Он был такой высокий и сильный! Его грудь была такой широкой! Она провела по ней пальцами, сквозь грубую рубаху ощущая твердые выпуклости грудной клетки; затем почувствовала толчки его сердца, и поняла, что оно бьется так же быстро, как ее.
- Подними голову, Лисичка, - прошептал он ей на ухо, - дай мне мою награду!
Она подняла к нему лицо, – и он тут же завладел ее губами, застонав, как будто изголодавшийся человек, получивший долгожданную пищу. Его язык заскользил по губам Сигни, словно ища вход, и она поняла его и приоткрыла рот, дав ему полную власть, и он без промедления скользнул во влажные недра ее рта, будя в девушке неведомые, сладостные чувства.
Она затрепетала и отклонилась назад, поддерживаемая его сильными руками. Он целовал ее все более властно и нетерпеливо, а руки гладили ее косы, щеки, плечи, теребили золотистые завязки, стремясь распустить их и обнажить скрытые под платьем сокровища...
Когда одна его рука проникла в вырез и дотронулась до горячей высокой груди, Сигни вскрикнула от восторга. И этот собственный крик, какого никогда еще не издавало ее горло, привел ее в чувство. Девушка опомнилась и оттолкнула Рагнара, пытаясь стянуть завязки платья.
Ей и хотелось, и в то же время она боялась, что он начнет настаивать и снова станет целовать и ласкать ее. Она боялась не его – а себя, той новой Сигни, которая рождалась в его объятиях... Но он отступил, тяжело дыша, крепко сжав кулаки, напряженный, как натянутый лук.
- Прости, - выдавил он, - ты была должна мне всего один поцелуй.
Она слабо улыбнулась, трогая распухшую нижнюю губу:
- Да, я начинаю сожалеть, что попросила Арне расковать тебя. Стреноженный конь все же не так опасен.
- Не думай, что я бы зашел далеко, Лисичка. Я не юноша и умею сдерживаться. И я помню разницу в нашем положении. Я – траллс, а ты знатная женщина из рода конунгов.
- Я не верю, что ты рожден траллсом. Скажи, кто ты и из какой семьи? Обещаю, я сохраню твою тайну!
Он пристально посмотрел на нее и, казалось, готов был открыться ей. Но затем тряхнул головой и произнес:
- Ты все узнаешь, Лисичка, и скоро. Я скажу тебе, если ты обещаешь мне помочь.
- Как?
- Мне нужно три дня. Чтобы съездить в одно место и вернуться. Когда я вернусь, я расскажу, и ты будешь первой, кто узнает обо мне всё. Тогда ты поймешь, что я достоин... Но нет. Я промолчу. Сначала мне нужна свобода – на три дня. Прошу тебя, поговори со своей госпожой. Пусть дочь Эриксона позволит мне на три дня покинуть ее усадьбу и даст лошадь.
«Он хочет сбежать!» - так подумала сначала Сигни, и в груди что-то болезненно заныло. «Но куда? И как? Ему некуда деться, и никто не поможет ему!» - так отвечал разум. «Он не вернется!» - кричало сердце. «Он не сможет сбежать, он раб, и на шее у него ошейник!» - говорил рассудок.
- Ты вернешься? – выдохнула она, наконец.
- Вернусь. И тогда, Лисичка, все мои тайны станут для тебя открытыми.
- Обещай. Поклянись. Памятью предков. Великими богами. Мечом, который ты достоин носить, - клянись!
- Клянусь, Лисичка. Всем этим, и самою жизнью, - клянусь!
- Тогда я помогу тебе, - сказала она тихо.
- Сегодня же?
- Да. Обещаю – ты получишь лошадь и свободу. Ровно на три дня. Но, если ты обманешь меня и не вернешься...
- Верь мне. Я вернусь – к тебе, моя Лисичка, только к тебе! Знай - я безмерно благодарен богам, которые выбрали для меня этот путь и этот рабский ошейник. Иначе я бы не встретил тебя и совершил роковую ошибку!
Его слова согрели ее, а его взгляд опалил ей щеки.
- Возвращаемся, - пробормотала она и вскочила на Белогриву. Он сел на Огненного, и тут вдруг уставился на ее кобылу.
- Ты была жестока с ней, - промолвил он, указывая на исхлестанные бока животного.
- Она не оправдала моих ожиданий, - жестко ответила Сигни.
Он ничего не сказал, но внимательно взглянул на девушку и чуть заметно сжал губы.
Они развернули коней и поскакали назад, в усадьбу.

...Он засунул руку в отверстие в камне и вытащил футляр. Не надо было открывать его, - он знал, что там находится. Но не удержался и расстегнул золотые застёжки.
Вот оно, доказательство его знатного происхождения и путь к освобождению! Мейконунг Флайнгунда получит футляр вместе с содержимым – и даст ему свободу.
Он закрыл футляр. Конечно, эту вещь ему бы хотелось подарить Лисичке. Но она не девственница, а подобное украшение может получить только невинная девушка перед своей свадьбой.
А если она обманула его? Её смущение, опущенный взор, порозовевшие щеки, казалось, говорили о невинности. Так же, как поцелуй – она целовалась с ним не так, как другие женщины, бывшие у него. Но их было не так много, и ему не с чем было сравнить, - девственниц среди них ему ни разу не попалось.
Возможно, Лисичка просто опасалась, что их увидят в тот миг; или ее сдерживало то, что он был рабом. Но, как бы там ни было, тот поцелуй под сосной был самым прекрасным в его жизни. «Лисичка! Лисичка!» Он повторял ее имя всю дорогу. Что бы он делал без неё? Она озарила его жизнь – не только эту, жизнь раба, но и всю остальную, в которой радости или хотя бы спокойствия было куда меньше, чем ненависти и постоянного чувства опасности... Не говоря уже о полном счастье – он не знал, что это такое, пока не встретил ее.
Он лег между камней лицом вверх, раскинув руки и ноги. Облака, мохнатые и белые, будто сдунутые с одуванчиков пушинки, летели по голубому небу. Мир и покой царили вокруг.
Он вздохнул и пошевелился. Солнце стояло в зените. Пора было отправляться назад. К Лисичке. Завтра ночью Йонсвака. И, быть может, он и Лисичка... Он улыбнулся. Почему бы нет? Завтра он докажет мейконунгу свое происхождение, и она, конечно, освободит его. Тогда он может открыто сделать предложение своей избраннице. И пусть гордая дочь Эриксона Рыжебородого узнает, что для него ничто ни ее красота, ни имя, ни богатство. Лисичка Марит – вот кто станет его женой!
Он поднялся и сунул драгоценный футляр за пазуху. Потом вскочил на коня и направил его в сторону Флайнгунда. Времени не так много, он должен вернуться в усадьбу конунга к завтрашнему дню. Завтра, если на то будет соизволение богов, он станет свободным человеком и вернет себе свое настоящее имя. И обретет счастье с рыжеволосой красавицей - Лисичкой Марит!

16.
Все три дня, что не было Рагнара, Сигни терзалась тоской и сомнениями. Вернется ли он? Не обманет? Вдруг у него есть друзья, которые помогут ему, снимут ошейник – и он преспокойно уплывет в Рисмюнде, посмеиваясь над нею, наивной девчонкой, якобы выпросившей для него у всесильного мейконунга несколько дней свободы?
Думала она и над тем, из-за чего он уехал. Он сказал, что вернется, и всё откроет ей; что он достоин... Он не договорил, но она не сомневалась, что речь идет о его высоком происхождении. Да и как может быть иначе? Она, Сигни, владычица Флайнгунда, не выбрала бы безродного, пусть сильного и отважного, воина.
И руны. Руны не обманывают. А ей они ежедневно показывают одно и то же: любовь и мужчину в короне. Ненависть тоже все время появлялась, но Сигни предпочитала не обращать внимание на плохой знак. Да и какая девушка станет думать о дурном накануне веселого праздника Йонсваки?
Сигни решила: если Бешеный действительно конунг Рагнар Смуглый, она отдастся ему. Самолюбие ее достаточно настрадалось из-за того, что она до сих пор не знала, каково это – быть любимой мужчиной. А ведь ей уже двадцать четыре, в ее возрасте женщины имеют по нескольку детей!
Это решение, однако, не значило, что Сигни собралась выйти за Рагнара замуж. Вернее – она предпочитала не думать пока об этом. Всё покажет грядущая ночь - ночь Йонсваки. Отдать мужчине свое тело – это одно, а свой край, свои владения - совсем другое. Да, она собиралась броситься в нынешний праздник, как в омут, с головой. Но принимать решение о браке она будет взвешенно и не торопясь, хорошенько всё обдумав.
Однако, то, что дочь Эриксона изводилась тоской, вовсе не значило, что она сидела сложа руки. За эти три дня все ее люди получили долю из прибывшего с севера обоза с данью. Торджера, несмотря на его обещание вернуться к празднику, все еще не было, и Сигни отдала то, что причиталось ее верному херсиру, его матери и сестрам. Никто не остался обделенным мейконунгом, и в каждом доме царили в эти дни радостная суета и оживление.
В Йонсваку считалось зазорным охотиться или рыбачить. Веселились все: даже траллсы после полудня были освобождены от своего рабского труда. Их запирали в сарае, но давали им вдоволь еды и питья. Ведь праздник предназначался для всех без исключения!
Сигни тоже делала приготовления к Йонсваке. Все было готово уже накануне, и она заглянула к Гальдорфинн. Девушке хотелось признаться в своем решении, но она так и не нашла подходящего момента, хотя что-то подсказывало ей: мудрая старуха и так о многом догадывается.
- Пусть нынешний праздник станет счастливым для тебя, Лисичка, - сказала Гальдорфинн Сигни на прощание. – Слушайся своего сердца, девочка. Оно не обманет тебя.
И сердце Сигни выстукивало имя Рагнара. Где он? Вернется ли?
Наступил день праздника. По древнему обычаю, правитель края сам начинал торжество: зажигал первый костер, пробовал приготовленный хмельной мед и сладкую молочную кашу. Также участвовал конунг и в обряде сжигания старой лодки: это был очень древний обряд, посвященный богу весны и света Бальдру, убитому и затем сожженному в своем корабле Хрингхорн.
Сигни, как мейконунг, выполнила всё, что было нужно, и затем удалилась к себе, в опустевший дом, – домашние слуги все были на празднике, - как делала это каждое лето. А Йонсвака покатился своим чередом: вскоре на лугах были расставлены столы, ломившиеся от снеди и выпивки, и лавки; вовсю запылали высокие костры, и начались пляски под удары бубна, мелодичный посвист лура* и трубные звуки рога. Смех, пение, ритмичные удары босых ног о землю, треск разгоравшихся костров – трудно было поверить, что это самое начало праздника, что главное веселье начнется ближе к вечеру.
Сигни была у окна и ждала. Это было непривычное для нее состояние, и она вся извелась. То вскакивала, намереваясь собрать отряд и скакать на поиски Рагнара – а вдруг с его лошадью что-то случилось, а вдруг сам он попал в беду? То садилась и мрачно раздумывала, как прикажет найти его хоть под землей и, когда его приведут, она подвергнет его какому-нибудь страшному наказанию. То мерила быстрыми шагами свои комнаты, бесцельно поигрывая маленьким кинжалом, вся обратившись в слух: не скачет ли кто, не слышно ли цоканья подков?
И, когда и впрямь послышался дробный стук копыт, она сначала даже решила, что ей грезится. Бросилась к окну – и с невыразимым облегчением и радостью увидела его, соскакивающего с коня у конюшни.
Как это раньше Сигни не обращала внимание на внешность мужчин? Кто может сравниться с Рагнаром статью, мужественностью, великолепным сложением? Он силен как медведь и в то же время гибок как рысь, стремителен как белка и неустрашим как росомаха.
Все в нем пленяло ее: и смуглое лицо с правильными чертами, и яркие зеленые глаза, и неотразимая белозубая улыбка, и даже эта трехдневная щетина на щеках и подбородке.
Он кинул поводья конюху, - и это движение вызвало у нее восхищение. Как царственно он держится, как гордо откинута его голова! О, скоро, скоро она увенчается вновь короной конунгов Рисмюнде!
Он оглянулся кругом, и Сигни помахала ему рукой из окна. Он увидел ее – и счастливая улыбка озарила его чуть осунувшееся лицо. Она поманила его, и он, после некоторого колебания, вошел в дом.
- Лисичка! – Он шагнул к ней, протянув руки, словно хотел обнять ее, но вдруг что-то будто остановило его, и он опустил их.
- Я уж думала – ты не вернешься, - прошептала она.
- Я же обещал. Ты вспоминала обо мне?
- Чуть-чуть. - Он слегка нахмурился, и она объяснила с улыбкой: - Мы готовились к празднику. Было много дел. – Его лицо разгладилось.
- Зачем ты позвала меня сюда? Разве ты не знаешь, что траллсам нельзя находиться в доме мейконунга? - спросил он.
- Слуг нет, все у костров. Я одна здесь. Тебя никто не увидит.
- А твоя госпожа?
- Ее тоже нет.
И снова его лицо омрачилось.
- Она на празднике? На лугу?
- Почему ты спрашиваешь о ней?
- Потому что я хочу ее увидеть.
«Он сказал – «хочу», - отметила Сигни, - сказал, как равный мне».
- Это невозможно, - быстро произнесла она. – Госпожа... она уехала.
- Уехала? Куда?
- Я не знаю. Она открыла праздник – и сразу же уехала.
- Вот как... – Он выглядел разочарованным. Сигни поняла его чувства. Он хотел открыться перед мейконунгом и потребовать освободить его. Теперь ему снова придется ждать.
- Она вернется, скоро. Завтра утром, - сказала она. – Подожди до завтра.
«Сегодня я останусь Лисичкой. Так будет проще – и мне, и ему».
- Я ждал и так слишком долго, - мрачно промолвил он.
- Не хмурься. В такой праздник нельзя быть хмурым.
- Я хотел говорить с твоей госпожой, Лисичка. Но, раз ее нет... Помнишь, я обещал вернуться и все рассказать тебе? На самом деле я – свободный человек. И не из простого рода.
- Я знаю! - Вырвалось у нее.
Он изумленно уставился на девушку.
- Знаешь?
- Я догадалась. Ты слишком отличался от траллса. Был не такой, как все. Я много думала – и поняла, кто ты.
- Неужели?
- Да. Подтверди мою догадку. Ты – конунг Рисмюнде?
- Лисичка! – воскликнул он, пораженный. - Ты - ворожея? Как ты поняла?
Она торжествующе улыбалась.
- Многое говорило об этом. То, что ты ранил лучшего херсира мейконунга и справился с тремя ее лучшими воинами. То, что знаешь латынь. Цвет твоей кожи и то, что не хотел, чтоб тебя называли Рагнаром...
- Значит, мне нечего рассказывать тебе о себе, - сказал он. – Ты и так всё знаешь, рыжеволосая колдунья.
- Кое-чего не знаю. Как ты спасся? Как получилось, что тебя нашли на этом берегу? И что произошло с твоим братом?
- Это долгая история. Сейчас не время. Главное ты обо мне знаешь. Скажи: если я хоть что-то значил для тебя как простой раб, не изменишь ли ты своего отношения ко мне, когда меня признают конунгом Рисмюнде?
- Мне все равно, - шепнула она. – Ты остался для меня Бешеным – тем, с кем я скакала наперегонки. И кто целовал меня под сосной. А ты? Ты не переменишься ко мне, вернув себе власть и знатное имя?
– Я уже говорил: я благодарен богам, которые выбрали для меня этот путь, иначе я бы не встретил тебя. Большего я сказать не могу, пока на мне этот ошейник. Завтра, получив свободу, я скажу всё остальное.
- А что мы будем делать до завтра? – лукаво спросила она. – Времени у нас много!
- Не знаю. Траллсам обычно положено сидеть взаперти, пока все веселятся.
- Но не тебе! Ты пойдешь на праздник! Я так хочу!
- Я не могу. Этот ошейник выдаст меня.
- У меня кое-что есть. – Она вытянула из-под лавки личину в виде головы круторогого тура. – Будешь быком, мой Бешеный. Бешеный бык – хорошо звучит? Надевай. И никто не увидит, что на тебе ошейник.
- Знаешь, я не очень люблю такие вещи... – Он даже отступил.
- Что это с тобой? Ты словно голову Медузы Горгоны увидал!
- Медузы? – Он удивленно посмотрел на Сигни. – Откуда ты знаешь про нее?
Ах, как некстати она сказала это!
- Госпожа... она иногда рассказывала мне о том, что читала. Кое-что я запомнила, вот и все. Ну же! Надевай! Иначе останешься без праздника! – «И без меня», - подумала она про себя.
- А ты? Ты пойдешь со мной? – Он надел турью голову.
- Я присоединюсь к тебе позже. Не стоит, чтоб нас пока видели вместе. Ну же, иди. - Она подтолкнула его к выходу. Он поправил личину и вышел во двор. Она следила за ним из окна. Как она и ожидала, никто не остановил его у ворот, и он медленно направился к лугу, где горели костры, время от времени оглядываясь.
Тогда она, хихикая, как маленькая девочка, надела свою личину и поспешила на праздник - и навстречу своей судьбе, неотвратимо и властно влекущей ее к прекрасному конунгу Рисмюнде.

*Лур - скандинавский духовой музыкальный инструмент, разновидность пастушьего рожка.

Ой чего творится, ой чего творится...
Только продолжение появилось, а уже следующего хочется.

спасибо за продолжение, какие же они оба шикарные, прекрасная пара

Читается на одном дыхании!
Здорово написано! Так и чувствуешь, будто главные герои попали в водоворот чувств, и их стремительно сносит друг к другу.
Но, что-то подсказывает, что впереди могут ждать неприятности.
Спасибо, Гюльнара! Читать твой роман-огромное удовольствие!

Как завораживает!! Читается так легко! Спасибо.

Какой недогадливый Бешеный! Который же он из двух братьев? И кто его отец? Если у одного брата отцом был траллс, то он может быть отцом и второго...
_________________

Спасибо! Очень интересные главы! Бешеный Такой Мужчина!

Леди, большое спасибо всем!

 » 17-18

17.
Она нашла его не сразу, а, когда увидела, еле подавила вспышку ярости: к нему беззастенчиво липла одна из ее служанок, и он нисколько не возражал, наоборот, смеялся и, казалось, заигрывал с нею. Сигни едва сдержалась, подойдя, чтобы не отвесить нахальной девчонке увесистую затрещину.
Рагнар сразу узнал ее, несмотря на личину – или, наоборот, благодаря ей: Сигни была наряжена лисицей, пушистый хвост прикрывал ее собственные волосы, остромордая голова не давала разглядеть верхнюю часть лица. Он сразу бросил любезничать со служанкой и, протянув руку, схватил Сигни за талию, привлекая к себе.
- Лисичка!
Голос его глухо и хрипловато звучал из-под личины. Грудь Сигни соприкоснулась с его, и они оба вздрогнули.
- О чем ты шептался с этой девицей? – властно спросила Сигни, слегка отстраняясь.
- Ни о чем. Она хотела знать, не занят ли я этим вечером.
- И что ты ответил?
- Что буду занят всю ночь. – Глаза его сверкали в прорезях личины, и пламя костров плясало в зрачках, делая их бездонно глубокими. – Я правильно ответил?
- Правильно. Этой ночью ты принадлежишь мне. – Она положила руки ему на плечи, с наслаждением провела пальцами по выпуклостям мускулов. – Если, конечно, я не передумаю.
- А ты можешь передумать? – Он спрашивал вроде бы беззаботно, играючи, но она чувствовала напряжение в его голосе, и ей это нравилось.
- Если ты и дальше будешь так на меня смотреть – нет, не передумаю.
- Обещаю, что глаз с тебя не сведу! – воскликнул он.
- Ну не знаю. Здесь столько соблазнов вокруг...
- Если ты о девицах – то я ни на одну не взгляну больше, Лисичка. Богами клянусь!
- Не только. - Она оглянулась на столы со снедью. – Как насчет еды и питья? Ты и есть и пить собираешься, глядя только на меня? Вряд ли это у тебя хорошо получится.
- Верно, - вздохнул он. – Придется, как говорят монахи, попоститься до утренней хвалы.
- Ну нет! Ты же наверняка голоден. Идем! – Она повлекла его к столу. Они сели с краю, чтоб никто не обращал внимания, что они не снимают личины во время еды.
- Ешь! – Она с удовольствием глядела, как он жадно набросился на зайчатину в сметане и копченый свиной окорок, но съел он не так много, хотя она старательно потчевала его, подкладывая ему лучшие куски.
- Ты очень мало съел.
- Если я съем больше, то не перепрыгну через костер. Живот потянет меня вниз, я упаду в огонь и сгорю. Ты этого хочешь, Лисичка?
- Нет. Конечно, нет. Но попробуй хоть вот эту куриную ножку. Посмотри, какая на ней хрустящая корочка! Это же чудо, а не ножка! – уговаривала Сигни.
- Здесь есть ножки куда привлекательней, - сказал он, и его взгляд опустился на босые ступни Сигни, - она сидела, поджав под себя ноги, - и медленно прошелся вверх, до колен и выше, по бедрам, животу, плечам и шее, достигнув губ. Этот взгляд был так красноречив и обладал такой силой, что Сигни ощутила его как прикосновение, и запылала вся, от кончиков пальцев на ногах до мочек ушей. Где-то внизу, под пупком, что-то сладко заныло.
- Не хочешь больше есть – тогда выпьем, - сказала она, стараясь не выдать охватившего ее волнения, и потянулась за глиняными кружками. – Я люблю пиво, а ты?
- Нет.
- Пиво не любишь? Тогда я налью тебе медовуху.
- Нет, - повторил он и, когда она все же плеснула ему в кружку золотистый напиток, резким движением отодвинул его. – Я не пью.
Сигни удивленно уставилась на него.
- Как не пьешь? Конунг Рисмюнде не пьет ни мед, ни пиво?
- Не пьет.
- Но почему?
- Потому что... потому что не пьет, и всё.
- А если б я была здесь хозяйкой, а ты – моим гостем? На самом деле, ведь сегодня так оно и есть, - я же пригласила тебя на праздник. Ты тоже не стал бы пить – даже с самой хозяйкой Флайнгунда? Это ведь кровная обида, Бешеный.
- Прости, но, даже если б ты была дочерью Эриксона, я не выпил бы с тобой.
- Ты странный, - сказала она, но, видя, что он не хочет больше говорить об этом, тряхнула головой. – Ну и ладно. Тогда я выпью за нас двоих!
И она осушила обе кружки. Ей сразу стало весело, и она выбросила из головы мысли о его необычном поведении. Она схватила его за руку:
- Пойдем! Попляшем, попрыгаем через костры!
Они встали из-за стола и побежали к кострам, где уже вовсю шло веселье.
- Ты часто прыгал с девушками через костер? – крикнула на бегу Сигни. Он вдруг остановился, и его пальцы так крепко сжали ее запястье, что она чуть не вскрикнула.
- Один раз. И это было очень давно.
Он ответил так мрачно, что она поняла: он и об этом не хочет говорить. Но он тут же улыбнулся, как бы извиняясь за свою грубость.
- А ты, Лисичка? Ты часто прыгала через костер с парнями?
Она сразу вспомнила Торджера и тот давний праздник.
- Тоже один раз, и тоже давно.
- И что случилось с тем парнем? Он погиб?
Она рассмеялась:
- Нет, конечно! Он жив и здоров. И, может быть, даже приедет на наш праздник.
- Тогда почему он не женился на тебе?
- Почему? – Она только сейчас поняла смысл его вопросов. Боги, он думает, что она и Торджер... Она снова засмеялась. – Он просил моей руки, но я не пошла за него. Я не хотела выходить замуж.
- И сейчас не хочешь?
- Как тебе сказать... Мужчина, за которого я могла бы выйти, должен обладать многими достоинствами.
- У меня есть хоть несколько из них?
- Кажется, да.
- Ах вот как, тебе известны еще не все... – протянул он. - Тогда я постараюсь как можно быстрее познакомить тебя с остальными. – Обещание было слишком откровенным, чтобы Сигни не могла не понять его. Хорошо, что под личиной он не мог увидеть ее запылавшие щеки.
- Пойдем, и ты покажешь мне свое главное на сегодняшний вечер достоинство, - сказала она, справившись со своим волнением.
- Хм-м... Это какое же, Лисичка?
- Совсем не то, о чем ты, кажется, думаешь! Твое умение прыгать через костер, не подпалив себе пятки, глупый!
- А!
Они, хохоча, подбежали к самому высокому костру и вместе перепрыгнули через него. Сигни взвизгнула, когда огненные языки едва не лизнули ее босые ноги. Рагнар засмеялся, вдруг легко подхватил ее на руки и начал вместе с нею прыгать через костры: через один, другой, третий... Сигни чувствовала себя удивительно защищенной в его сильных объятиях, и ей нравилось это совсем новое ощущение, - а ведь она всегда гордилась своим умением все делать самой и ни от кого не зависеть.
Когда он, наконец, опустил ее на землю, она заметила, что у него даже дыхание не сбилось.
- Ты силен как Тор, - восхищенно сказала Сигни.
- Ты придаешь мне силы, Лисичка. Рядом с тобой я чувствую себя непобедимым и неуязвимым. Вот еще если б не эта турья голова...
- Скоро ты ее снимешь, - пообещала Сигни, которой тоже стало жарко под своей личиной. – Давай вернемся к столам, я хочу пить.
Она вновь выпила две кружки, а он по-прежнему отказался от хмельной браги. Он сказал, что отойдет к ручью выпить воды, и оставил ее.
Сигни сидела, болтая ногами под лавкой, и мир казался ей прекрасен как никогда. Как это она ни разу за столько лет не побывала на Йонсваке? Сидела сиднем в своем доме, как какая-нибудь сычиха. А ведь здесь так весело!
Когда сзади ее обняли руки, и чьи-то губы прижались к плечу там, где кончался ворот, она бездумно откинулась назад, желая еще ласк, полузакрыв в блаженстве глаза. И тут же выпрямилась, донельзя возмущенная, когда ее обдало хмельными парами тяжелого дыхания. Она оглянулась. Позади стоял пьяный Хельг, тот самый воин, с которым дрался Рагнар.
- Ах, какая сладкая кожа, - причмокнул он. – Что-то я тебя раньше не видел, Лиса! Не хочешь прогуляться в лес, мы там славно проведем вечерок?
Возмущение Сигни улеглось, на смену ему пришло внезапное веселье. Ее собственный воин лапает ее и предлагает ей свою любовь! Она представила себе, какое бы стало у Хельга лицо, подними она лисью морду, – и она безудержно расхохоталась.
- Чего смеешься? – спрашивал Хельг, раздосадованный таким странным ответом на свое предложение. – Ты, девушка, видно, не в себе, или перебрала малость!
Сигни смеялась еще громче и заливистее, и тут появился Бешеный.
- Что тут творится? – спросил он, кидая взгляды то на Сигни, то на Хельга.
- Н-ничего, - едва не икая от смеха, ответила девушка. – Мы тут просто дурачимся.
- Он тебя не обидел?
- Хельг? Да он безобиднее лягушки.
- Это я-то? Лягушка? – Воин побагровел. – Девчонка, да как ты смеешь...
Но Рагнар уже загородил собой Сигни.
- Эй, остынь. Хочешь драться – давай, но не с ней, а со мной!
Но в планы Сигни вовсе не входила какая-нибудь потасовка. И она за спиной Рагнара откинула на мгновение личину, явив взору Хельга свое лицо. Он вытаращил глаза и, что-то невнятно промычав, бросился прочь, время от времени оглядываясь, будто Сигни неслась за ним, как Немезида.
- Что это с ним? – удивленно спросил Рагнар.
- Не знаю. - Сигни пожала плечами. – Может, его укусил кто?
- Странно...
- Пойдем, слышишь, поют? – перебила его девушка. - Я тоже хочу петь. И плясать!
- Пойдем, - согласился он.
...И они и пели, и плясали, и снова прыгали через костры, пока сумерки не перешли в ночь, светлую, лишь немного сумеречную, какие бывают только на севере...

18.
И тогда постепенно веселье пошло на спад. Спать в Йонсваку до зари считалось зазорным, поэтому всяк провожал этот самый длинный день года по-своему: старики и старухи затянули песни, бесконечно-протяжные, плавно переходящие одна в другую; пожилые люди по-прежнему сидели за столами, рассказывая сказки и всякие истории, и детишки примостились у них на коленях, изо всех своих силенок стараясь не заснуть.
А те, кто помоложе, начали искать уединения, и парочками разбрелись кто по лугу, кто по лесу, чтобы восславить Йонсваку горячим выплеском накопившегося за этот длинный день здорового молодого чувства счастья.
Сигни вовсе не ощущала усталости, хотя столько времени была на ногах. Наоборот, ее охватывало все большее возбуждение. Близость Рагнара... его улыбка... его сверкающие глаза... хрипловатый голос... Он совсем не умел петь, и это страшно смешило девушку. Но, стоило ему шепнуть ей что-нибудь ласковое этим хриплым голосом, или коснуться ее, будто невзначай, - и ее окатывало словно кипятком, и начинало трепетать и тело, и все внутри, а сердце пускалось вскачь.
Когда сероватые сумерки окутали землю, лишив ее настоящих очертаний, и всё вокруг стало призрачным, Сигни увлекла Рагнара в лес. Они шли между тихо шелестящими деревьями и, казалось, это деревья шепчутся о них. «Свои... свои...» отчетливо слышала Сигни их голоса, и они расступались перед молодыми людьми, и давали им дорогу, и тут же смыкались, загораживая их от всего остального мира.
В лесу Сигни и Рагнар, наконец, смогли снять свои личины.
- Фу! Ну и тяжелые оказались эти рога! – сказал он, помахивая турьей головой. – Лисичка, куда мы идем?
- Молчи, - прошептала она, завороженная красотой ночи, и он понял ее чувства, и дальше они шли, не разговаривая, но взявшись за руки.
Неожиданно где-то впереди треснула ветка. Рагнар мгновенно толкнул Сигни назад, загородив ее собою.
- Это не может быть животное, - промолвила она. – Сегодня в усадьбе было очень шумно, и все звери далеко разбежались.
- Ты права. Но осторожность не помешает.
- Это просто сухая ветка. Неужели ты испугался? А я вот нисколько не боюсь. И, поверь, могу за себя постоять! – гордо сказала Сигни.
- Ты – всего лишь женщина.
- Всего лишь? – скривилась она. – Почему вы, мужчины, считаете нас слабее и трусливее себя?
- А разве это не так? – спросил он.
- Я кое-что расскажу тебе. Недавно я принимала роды... вернее, я и моя хозяйка, мы вместе принимали роды у одной очень юной женщины. Она страдала целый день, с рассвета до заката, страдала молча, лишь изредка стонала, когда боль становилась невыносимой. Потом, наконец, она разрешилась мальчиком – настоящим богатырем! На следующий день нашего мейконунга позвали к воину – высокому и сильному, как йотун*. У него был сломан зуб, и моя хозяйка решила, что надо вырвать его. Но, когда она попыталась это сделать, воин закричал, вскочил и начал бегать от нее. Он бегал, как заяц, пока она не велела схватить его и крепко держать. И, пока она вырывала зуб, этот воин орал не переставая, хотя времени на это ушло не больше, чем надо умелому стрелку, чтобы наложить стрелу, хорошенько прицелиться и спустить ее. Ну, что ты мне на это ответишь?
- Что у тебя, наверное, никогда не болели зубы.
- Ты смеешься! – вскричала Сигни. – А я говорю серьезно!
- Лисичка, по-моему, ты слишком много времени проводишь с дочерью Эриксона, - сказал он. – Поэтому и думаешь, как она. Может, считаешь, что мужчины вообще не нужны?
- Может, и так. Обходились же без них амазонки.
- Амазонки, - повторил он. – Лисичка, знаешь, мне всегда было жаль этих женщин. Они были многого лишены в своей жизни.
- Чего же? Мужского себялюбия, хвастовства, пьянства, распускания рук, неверности? Поверь, без этого легко можно обойтись!
- Если б мужчины все были таковы и больше ни на что не годились, тогда и впрямь всем женщинам следовало бы стать амазонками...
- О, я понимаю, что ты хочешь сказать! Вы же – наши защитники, добытчики, вы охотитесь и рыбачите, вы охраняете своих жен, детей и край! А женщины слабы и не могут удержать в руках меч, не справятся с луком, тяжелое копье им не по руке. Но это не так! Если девочек с юности приучать к седлу и боевым наукам, они вырастут такими же крепкими и сильными, как мальчики!
- Как ваш мейконунг, например, - снисходительно сказал Рагнар.
- Да! Как она! – запальчиво подтвердила Сигни.
- Вижу, она постаралась сделать тебя своей союзницей в презрении к мужчинам. Но на твоем месте я бы не заслушивался ее речами. Она – девственница, и не знает, зачем мужчина необходим женщине.
- И зачем же?
- Чтобы любить ее и дарить ей детей.
- Любовь! Сегодня вы любите одну, завтра – другую...
- Нет. Это – похоть. Любовь – это нечто другое. Лисичка, неужели ты никого не любила и тебя никто не любил, и ты не знаешь, как это прекрасно?
- Не знаю. И не хочу знать!
- Вижу, мне многому надо будет научить тебя... и научиться самому. Ведь и я, можно сказать, никого не любил по-настоящему. Но я уверен, что смогу показать тебе то, чего ты пока не хочешь знать. И тогда ты поймешь...
- Идем же, - прервала его Сигни. – Становится прохладно.
- Идем, - согласился он. – Кстати, вот еще одно, для чего нужен мужчина: он согреет женщину даже в самую холодную ночь!
...Лес кончился внезапно; огромная ель, под темными ветвями которой Сигни и Бешеный встали, как под шатром, росла на берегу озера. Это было любимое место Сигни, где она купалась. Окруженное большими круглыми валунами, озеро напоминало в сумеречном свете неподвижное серебряное зеркало в жемчужной раме. Могучие, прямые, как копья, сосны и пышные ели замерли над озером, подобно верным стражам.
Сигни бросила на землю свою личину, подошла к стволу и протянула руки вверх. Там было большое дупло; из него девушка с помощью Рагнара вытащила шкуру, белоснежную, огромную и тяжелую, которую они вместе постелили прямо на сухие иглы под елью.
- Это белый медведь, - объяснила она Рагнару.
- Какой огромный был зверь! – восхитился он.
– Да. Это очень редкий мех с далекого севера. На нем нам будет мягко, и шкура такая большая, что мы сможем укрыться половиной, если к утру станет прохладно.
- Ты приготовила этот мех заранее?
Она улыбнулась.
- Конечно. Я знала, что мы придем сюда.
Он шагнул к ней, протягивая руки, чтобы обнять ее.
- Моя Лисичка...
- Нет! Сначала – купаться! – сказала Сигни. – Отвернись, я буду раздеваться.
Он глубоко вздохнул, но покорно отвернулся. Она сбросила платье, связала волосы узлом на затылке, подбежала к большому валуну и нырнула с него в воду. Вода была очень холодная, но Сигни было не привыкать, и она наслаждалась ощущениями свежести и чистоты, которые дарило ночное купание.
- Смотри, как бы водяной не утянул тебя на дно! – Услышала она голос Рагнара. Он стоял на одном из валунов и смотрел на нее.
- Ой, как страшно! Ой, как я боюсь! – весело ответила Сигни – и, набрав побольше воздуха, нырнула. Она вынырнула далеко от берега и, оглянувшись, не увидела Рагнара. Где он? Не успела она подумать, как взвизгнула от неожиданности – кто-то снизу схватил ее за лодыжку и с силой потянул вниз. Девушка забарахталась, действительно, на мгновение поддавшись панике, и тут на поверхности показалась черноволосая голова с весело блестящими белоснежными зубами. Рагнар! Как это он так быстро догнал ее?
- Ты меня напугал, - выдохнула Сигни. – Я думала – и правда, водяной...
- Я бы не дал тебя в обиду, Лисичка, никаким водяным! – сказал он. – Никому на всем свете!
- Я уже говорила тебе: я и сама могу за себя постоять!
- Вот упрямица, - улыбнулся он – и вдруг, притянув ее к себе, поцеловал. Сигни ответила ему, и он застонал и привлек ее к себе, гладя ее щеки, шею, плечи, спину, ягодицы... Сигни почувствовала нестерпимое желание быть ближе к нему – и прижалась к нему всем телом, обвив ногами его ноги.
Его голова неожиданно ушла под воду – и Сигни вскрикнула, когда ощутила его горячий рот, обхватывающий ее сосок. Он втянул его и сначала нежно дотронулся до него языком, а потом осторожно прикусил зубами. Удовольствие было необычайно острым, девушка изогнулась, как бы предлагая Рагнару себя, и он тут же воспользовался этим, начав ласкать второй сосок.
Пальцы его тоже находились в движении, они проникли между их телами и начали поглаживать Сигни по животу, спускаясь все ниже. Она вздрогнула, когда они раздвинули курчавые волосы на лобке и проникли в сокровенное местечко. Но Сигни не сомкнула ноги, наоборот, раздвинула шире. Ей хотелось, чтобы он делал то, что ему хочется, ибо чувствовала, что это будет приятно не только ему, но и ей. Так и произошло, и это было более, чем приятно; Сигни испытала неведомое прежде наслаждение и вскрикнула вновь, так громко, что сама поразилась своему крику.
Он вынырнул.
- Какие у тебя огромные глаза, - сказал он, и она поняла по его срывающемуся голосу, что он возбужден. – Как необыкновенно прекрасно твое лицо при свете лунной ночи!
- Ты тоже прекрасен, - выдохнула она, и ощутила, как напряглось его тело.
- Лисичка, знаешь что? Плывем к берегу.
- Разве это все?.. – разочарованно спросила она.
Он улыбнулся.
- Это только начало, любимая. Но лучше нам вернуться. Мы продолжим на берегу.
И они повернули назад.

*Йотуны - великаны в скандинавской мифологии

ооо как у них становится горячо!
Гюльнара, спасибо! с нетерпением жду в вашей темке продолжения!