Маленькие фантазии (конкурсные работы)

 » "Всё для тебя!"

Стихотворение - участник конкурса "Женские штучки 14 тур". Тема: Тайна красоты

***
Лишь для тебя я снова превращаюсь
Из бледной тени в яркую красотку.
Сама с собою прежнею прощаюсь,
Я нанося на веки черную подводку.

Не стала б просто так я красить губы,
И не щипала бы пинцетом брови,
Не проводила б время в фитнес-клубе,
Не появлялась бы так часто я в обновах.

Твое вниманье для меня отрада,
Я за него готова побороться.
Мне в помощь ярко алая помада
И дорогой парфюм найдется.

Всегда была я скромницей невзрачной,
Смущалась, лишь заговорив с тобою.
Теперь же в блузочке полупрозрачной
Тебе я смело глазки строю.

Всё для тебя! Подкручены ресницы,
Припудрен носик и румяны щеки.
И мне так часто стало сниться,
Что я уже не одинока.
___________________________________

Леночка, очень рада твоему возвращению в Штучки! Надеюсь и прозой будешь радовать дальше!

 » Дружный коллектив

Миниатюра - участница конкурса "Женские штучки 15 тур". Тема: Все под зонтом.



Вообще, мы дружный коллектив. Работаем сплоченно, помогаем друг другу, не ссоримся, интриг не плетем. Живем, так сказать, душа в душу. В кабинете нас четверо: я, Димка Перепелкин, Танюха Мальцева и Ленка Скворцова.
Так вот заметили мы как-то раз, что Леночкой с нашей что-то не так. Рассеянная стала, грустная, молчаливая. Всю неделю сама не своя. Мы с Таней конечно же узнать пытались что случилось, только она отмахивалась, всё нормально мол, просто радоваться не чему.
И вот понимаю я её, бывает так. Сама иной раз хандрила без особо уважительной причины. Мы - девушки, народ странный. Кстати, это Димка так про нас говорит, хоть и привык уже к женскому коллективу.
В пятницу, как и всю неделю, шел монотонный дождь. Придя на работу, мы все первым делом раскрыли свои мокрые зонты для просушки. Димка пришел последним со словами:
- Ну что, девчонки, как пятничное настроение?
- Замечательное, мой золотой. - Пропела Танька.
- На четыре с плюсом. Дождик малость подкачал. - Ответила я.
Ленка же ничего не ответила, молча раскладывая свою почту по стопкам.
- Скворцова, проснись, пятница наступила! Что с настроением? - Продолжал Перепелкин.
- Да ничего. Жить можно. - Отозвалась она не поднимая глаз.
Димка хмыкнул и что-то напевая уселся за стол. Пока я возилась у кофе-машинки, делая каждому по чашечке бодрящего эспрессо, по выражению лица Перепелкина стало ясно, что он что-то задумал.
- Ленок, а у тебя зонтик полностью автоматический? Или полуавтомат? - Спросил он у спрятавшейся за монитор грустняшки-Скворцовой.
- Полностью. - Буркнула Ленка.
- А можно посмотреть?
- Можно.
Димка встал из-за стола и принялся исследовать Ленкин зонт, то раскрывая его, то закрывая.
- Классный. - Одобрительно заключил Димон.
- Зонт, как зонт. - Пробубнила Ленуська себе под нос, не отрываясь от клавиатуры.
Дима вернулся за стол, сцепив руки за головой задумчиво откинулся в кресле, и обратился ко мне.
- Юль, маркеры цветные есть?
- Розовый есть и зеленый кажется.
- Тань, а у тебя?
- Оранжевый. В кружок рисования решил записаться?
- Очень смешно. Так, у меня еще желтый где-то завалялся. Прекрасно, прекрасно...
Я раздала всем по чашечке кофе и Танька, по традиции зачитала каждому гороскоп на день.
- «Противоречивый день у раков, возможны резкие перепады настроения, а также приятные неожиданности. Вам не нужно прилагать усилий для достижения душевного равновесия, всё сложится само собой».
Ленка только фыркнула, услышав свой не особо радостный прогноз.
День летел быстро, а после обеда так и вовсе началась суета. Куча разных звонков, беготня к начальству. Ленка, то усиленно печатала, то убегала в бухгалтерию. Таньку на совещание отправили, я вообще вся издергалась, а тут еще и Дима начал зачем-то стучать дыроколом.
Ближе к вечеру дождь усилился.
В пять часов мы дружно накинули ветровки, похватали свои зонты и направились к выходу из офиса.
О чем-то болтая, мы вышли и остановились под козырьком, чтобы раскрыть зонтики. Ленка, угрюмо оглядывая лужи, отстегнула застежку и нажала на кнопку. В эту же секунду из резко раскрывшегося светло-бежевого зонта разлетелось в стороны разноцветное конфетти. Розовые, зеленые, оранжевые и желтые бумажные кружочки, подхваченные резким порывом ветра, обсыпали серые ступеньки. Мы с Танюхой удивленно раскрыли рты, Димка довольно заулыбался, а Ленка, растерявшись, впервые за несколько дней, от души расхохоталась.
Люблю своих коллег, они замечательные.


___________________________________

 » Внимание к мелочам

Рассказ - участник конкурса "Женские штучки 15 тур". Тема: Все под зонтом.



Надо больше внимания уделять мелочам. Многие вещи кажутся нам совсем незначительными, многие недостатки – незаметными. Так мы и забываем о том, что из этих мелочей, так или иначе, состоит наша жизнь.
О важности внимания к мелочам я слышал много раз, в том числе и на модном курсе по тайм-менеджменту, который преподавали у нас в институте. Я всегда отмечал для себя правильность этой мысли, но не задумывался о ней всерьез, пока однажды не пришел в ужас при виде одного дурацкого зонта, который внезапно явился ко мне из прошлого.
В детстве родители часто возили меня к бабушке в поселок Крыловка. Множество ярких и противоречивых эмоций вызывала у меня деревенская жизнь, такая своеобразная, притягательная и немного забавная для городского ребенка. Я уже тогда заметил одну странную особенность, городские жители в большинстве своем ничем не примечательны, а вот в деревне, каждый человек по-своему уникален. По-своему.
Пожалуй, самым любопытным и запоминающимся жителем Крыловки для меня стала местная почтальонша. Это была грузного телосложения седоватая женщина лет пятидесяти, из левого рукава плаща которой, к моему ужасу, не выглядывала рука. В детстве мне сложно было принять тот факт, что у «бабушкоподобной» женщины не может быть руки. Мне было от этого как-то не по себе.
Но отличалась эта женщина не только пугающим меня увечьем. Постоянной спутницей Зинаиды Михайловны (так её звали) по долгу службы была старая сумка на колесах, с помощью которой она доставляла односельчанам газеты, письма и пенсии. Сумка эта была особенной, и даже уникальной. Таких сумок, наверное, не было больше не у кого на всем белом свете. Во-первых, на ней была неестественно высокая самодельная ручка, достававшая хозяйке почти до груди, а во- вторых, к ручке этой был приварен автоматический складной зонт. Здорово, правда?
Согласитесь, сложно укрыться от дождя человеку, единственная рука которого должна толкать сумку-тележку. И ведь почту нужно доставлять адресатам в любую погоду, хоть в дождь, хоть в снег. Вы скажете – можно надеть дождевик и обмотать сумку полиэтиленовым пакетом. Да, в общем-то это выход, но супруг Зинаиды Михайловны позаботился о ней, придумав такую вот нехитрую конструкцию.
Так и ходила она, толкая единственной рукой свою сумку, не боясь быть внезапно застигнутой дождем. А когда с неба начинало лить, она просто нажимала на кнопку и под куполообразной темно-коричневой, крышей, продолжала очередной обход по Крыловке. И так всегда.
Шло время, я стал навещать бабушку все реже и реже, а когда поступил в институт и вовсе почти перестал ездить в Крыловку. Почти. Этой весной я сел в машину, накупил подарков бабуле, дальним родственникам и друзьям детства, проделал почти тысячу километров, и оказался в краю своего детства.
Что я могу сказать. Когда-то давно, меня завораживал деревенский быт, теперь же мне стало немного грустно, тоскливо. В Крыловке ничего не изменилось, разве что люди стали старше. Но больше всего я был удивлен, увидев на улице Зинаиду Михайловну, как и много лет назад, неторопливо толкающую свою чудо-сумку. Её пустой левый рукав больше не пугал меня. Внимание моё приковал её зонт, тот же самый. Черт возьми, да как он вообще мог столько прослужить?! Он выцвел, истрепался, истерзался многолетними непогодами, но по-прежнему служил своей хозяйке. Почему не заменить его на новый? Я задался этим вопросом и случайно выяснил, что муж Зинаиды Михайловны умер, а остальным и дела до нее нет. Но как же так? Ни сегодня, так завтра этот дурацкий зонт станет полностью непригодным.
В Крыловке я пробыл две недели, переделал все что можно по хозяйству и начал маяться со скуки.
Может от безделья, а может от-того, что истрепанный зонт не выходил из моей головы, я отправился на почту. Спросил, есть ли у них открытки ко дню рождения, и без надобности купил две. Как-бы случайно разговорился с Зинаидой Михайловной, которая даже узнала меня. Так и сказала, что я Степановны с Вишневого переулка внук. Как-бы в шутку спросил про исправность зонта и как-бы случайно вызвался помочь ей его заменить. После долгих уговоров мы условились, что деньги за новый зонт она мне отдаст (иначе не соглашалась).
На следующий день я поехал в город и купил один из самых дорогих зонтов, рассчитывая на прочность и выносливость. Потом кое-как нашел в деревне сварочный аппарат и за «пузырь» выпросил его на день. Быстро сообразив, что понятия не имею, как им пользоваться, за второй «пузырь» прошел еще и краткий курс сварщика.
Приварить зонт к ручке сумки-тележки так, чтобы не повредить складной механизм, оказалось не просто, но задуманное я сделал. Потом соврал Зинаиде Михайловне про стоимость зонта и уговорил ее «расплатиться» со мной чаем с булками.
Вскоре я уехал и не знаю, когда теперь снова наведаюсь в Крыловку.
Знаете, не хочу показаться самодовольным, но да, я был доволен собой. Это была моя личная победа – заметить недостаток там, где остальным все казалось привычным, и тем самым помочь человеку.
После того случая я стал больше внимания уделять мелочам, задумываться, а не пора ли поменять какую-то привычку и вещь. Я внимательнее смотрю на всё, что меня окружает. Это стало важным для меня и даже необходимым.


___________________________________

Вот она! Ольчик, кстати, буду благодарна, если проведешь со мной работу над ошибками.
Я прям вся засветилась, когда ты сказала, что сделала на меня ссылку в ВК.
___________________________________

Мне очень понравилось. Правда, я не успела уложиться в сроки конкурса, чтобы написать свой стихоотзыв. А история все не отпускала. Родилась первая строчка, но было столько эмоций, что упорядочить их все не представлялось возможным. А вчера все встало на свои места, и пусть с опозданием, но все таки.

У любви не бывает прошедшего времени,
Как прошедшего времени нет у небес.
И живу я в особом своем измерении,
Разделив свою жизнь на «с тобою» и «без».
Так решила сама. И винить в этом некого.
Остается смириться. Все так же любя.
Ты в глаза мне взгляни, там отныне как в зеркале
Отражается боль от потери тебя.

Леночка, спасибо тебе за вдохновение и эмоции.
_________________

Прочитала все.Очень понравилось.А особенно тронула "Первая любовь и прочие глупости" Очень люблю такие реалистичные вещи!

Перечитала все рассказы и стихотворения. Насладилась снова вкусняшками. На вопрос "чего не хватает" отвечу просто - маловато! Хочу еще!

Большое спасибо! Рада видеть в теме. Буду стараться!
___________________________________

Пока сказать такое не могу. Но часть рассказов прочитана.
И...интересно было посмотреть, как изменился и стиль написания и манера изложения с учетом времени. Первые рассказы датированы
11.12г., а последние - 08.14г.
Так вот. Разница не ощутима, Лена. То, что первые 3-4 рассказа больше понравились отношу исключительно на...на...на их реальность что ли. Хотя сказать, что последние рассказы, здесь размещенные оторваны от жизни, тоже никак нельзя. ИМХО.
Но между тем *первые* больше понравились. Нужно еще *середочку* почитать.
Мне понравилось, как ты мысли излагаешь. Казалось бы оперируешь, иногда, длинными предложениями, но они исключают какой-то недосказ или двумыслие. Однозначны в своем изложении. И, очень импонирует, ага, тоже стараюсь применять этот прием, как завершаюший аккорд этих длинных, короткие, в два-три слова, предложения. Два слова, как выстрел, ставящие точку на части изложенного.
Сейчас специально искать не буду, попадется, завтра ли или чуть позже, постараюсь показать, что имелось ввиду.
За чтиво, спасибо!.
По факту прочтения, пусть и полностью, постараюсь отписываться.
И да. Ириша П- как всегда на высоте со своим рифмованным видением твоих рассказов.
Кстати, у тебя тоже, смотрю, есть рифмованные строки в теме?

Привет NIKITTA! Рада видеть.

Сказала как отрезала. Это плохо или нет? Я не развиваюсь? Или ты считаешь, что стиль надо менять?

Удивлена. Мне мои первые рассказы не нравятся совершенно, даже краем глаза не хочу перечитывать. А вот миниатюры зонтичного, зеркального и перчаточного тура Штучек я люблю. Не за манеру, стиль, качество, а просто так. Они мне по душе.

Не задумывалась над этим. Просто писала, так как хотелось и всё.

И тебе спасибо, за уделённое время.

Замечательно! Жду
Ой, да не обращай внимания! Это было чистой воды баловство.
___________________________________

 » Плохой день

Рассказ - участник конкурса «Женские штучки» 25 тур по теме «Волосок к волоску».

Тот день запомнился мне очень хорошо, до сих пор из памяти не выветрились его подробности. По плохому сценарию события пошли с самого утра. Ещё во сне за мной сначала гнались насильники с топорами, потом какое-то существо тащило меня в мерзкое болото. Проснулась я от боли в ноге и кажется даже от собственного вскрика. Растирая пальцы сведённой ступни я уставилась в окно, вспомнив, что это надо обязательно сделать, если приснился кошмар. Примерно с минуту я таращилась на верхушки деревьев, которые росли напротив дома, жалея, что забыла слова специальной присказки, призванной не допустить воплощения плохого сна наяву.

Я всегда мысленно журила себя за эти предрассудки, но никак не могла отделаться от привычек плевать через плечо, стучать по дереву и т. д. Боялась.

Пока пила кофе «загуглила» толкование снов. Расстроилась. И болото и топор, увиденные во сне, предвещали опасность. В добавок вспомнила, что самыми вещими считаются сны с четверга на пятницу. Затем я прочла гороскопы для Рака сразу на нескольких сайтах. Они тоже меня не обрадовали и я пошла собираться на пары. Потом я заглянула к маме в комнату и рассказала ей про сон, памятуя, что согласно какой-то примете пересказанное вслух сновидение сбыться не должно.

К слову, мамочка у меня увлекается астрологией, нумерологией и эзотерикой. Постоянно рассказывает мне о лунных днях, кармических задачах, прошлых жизнях и прочих сказках. Я тогда над ней демонстративно посмеивалась, но почему-то прислушивалась. В тот день я услышала от неё, что цвета моей одежды не гармонировали с энергетикой дня. Плюс, по её словам, сам день предстоял трудный. Какие-то там по счету лунные сутки, которые активируют скрытые злые намерения у людей. Сказала, что нужно соблюдать осторожность и нежелательно заводить знакомства.

Настроение было отвратительным и тревожным. Перед выходом из дома я расчесала волосы и, на всякий случай, скрепила их своей «счастливой» заколкой. Честно говоря, я не помнила ни одного случая, когда эта заколка способствовала бы какому-либо везению. Мама привезла мне её из Греции и вручила как специально подобранный талисман. Вещица была довольно красивая. Её украшали жемчужины и перламутр, подходящие мне по знаку зодиака. Я часто носила этот аксессуар, в глубине души надеясь, что он, как талисман, мне поможет.

Я вышла из подъезда, и один из чёрных котят, живущих в подвале нашего дома, перебежал мне дорогу. Конечно же, я прочертила в воздухе воображаемый крест и схватилась за ухо, дабы блокировать невезение.

Троллейбус ушёл прямо перед моим носом и я опоздала в универ. Потом меня припозорил препод, а в тесте попался самый сложный вариант. На этом, как мне показалось, неприятности закончились. Разве что лекции были скучными, а подружка Наташа всё время улыбалась в телефон, что-то печатала и не обращала на меня внимания. Новая волна тревожности окатила меня в конце учебного дня, когда Наташа объявила, что ее новый сосед Гриша пригласил нас к себе на день рождения. Я запротестовала, так как и знать-то его не знала. Подруга познакомилась с этим Гришей примерно месяц назад, когда его семья переехала из Краснодара и поселилась в квартире на ее этаже. Наташе парень понравился и она завязала переписку.

Мне бы порадоваться за подружку, но я принялась ее отчитывать. Конечно, я не стала упоминать об энергетике дня и своих дурацких снах, хотя именно они заставили меня раскритиковать ее намерение пойти в гости к почти незнакомому человеку мужского пола. Я говорила об ограблениях, изнасилованиях и убийствах. Наташа смеялась в ответ и успокаивала меня тем, что приглашена к нему не одна, да и идти предстоит не в лес, а в соседнюю квартиру. Стыдила меня тем, что не хочу поддержать хорошего парня, оказавшегося в свой день рождения в новом городе без друзей.

Отступать она не собиралась и я сдалась. В конце концов, уж лучше я буду рядом с этой бестолочью и, в случае чего, смогу прийти на помощь.

После пар мы сразу поехали к Наташе. Она долго прихорашивалась, выбирала одежду, да ещё и выпросила у меня «счастливую» заколку. К белым брюкам та, видите ли, подошла. При этом Наташку не смущало, что её густые волосы моя маленькая заколочка еле-еле удерживает.

Ближе к вечеру, ожидая неприятностей, я совсем насупилась и, так сказать, ушла в себя.

Гриша встретил нас с широченной улыбкой и мой серьезный вид стал сильно бросаться в глаза. Всё пытались разузнать, отчего я такая грустная, что жутко меня раздражало.

Квартира Гриши только что пережила ремонт - в прихожей и комнате ещё стояли ящики с инструментами. Кстати, парень оказался вовсе не одинок в нашем городе. К нему на праздник приехал троюродный брат по имени Максим, а через пару часов ожидался ещё какой-то родственник с девушкой. Мне ненадолго полегчало.

Ребята оказались веселыми, очень общительными и симпатичными. Никто пока не пошлил, не приставал. Гриша угощал нас домашним краснодарскими вином, рассказывал о своих предках - казаках, и демонстрировал настоящую саблю, висящую на стене. Пить я не стала, только пригубила ради приличия.

Примерно через час я почти повеселела и стала смеяться над какими-то шутками. И только я начала думать, что негативная энергетика дня обошла меня стороной, как уронила на джинсы жирную куриную ножку.

Замывая пятно в туалете, я даже немного порадовалась, думая, что всё самое ужасное со мной сегодня уж точно произошло. Я прихорошилась перед зеркалом и решила, что можно немножко пококетничать с Максимом.

Входя в комнату, я постаралась смахнуть с лица остатки накопившейся тревожности и потому, увиденное вдруг буквально парализовало меня с кривой улыбкой на лице. Ужас охватил меня так сильно, что я застыла и не могла пошевелить кончиком пальца. Казалось, внутри меня похолодела кровь. Помню, я хотела закричать, но смогла только еле-еле набрать воздуха.

Все страхи того дня достигли своей кульминации, в голове пронёсся мой ночной кошмар, мамины слова и чёрные котята.

Наташка стояла на четвереньках у дивана, опустив голову в пол. Рядом над ней нависали Гриша с саблей и Максим с пилой...

В одно мгновение моё воображение сложило жуткую картину, как Наташу пронзают саблей, а затем распиливают на куски. Кровь хлещет в разные стороны...

Как в тумане я слышала их голоса: "Держи, подцепи ее, сейчас достанем", "Давай лучше я попробую".

Наташа взяла из Гришиных рук саблю и сунула ее под диван. Максим тоже нагнулся и начал возить пилой по полу.

Не знаю, сколько времени у меня ушло, чтобы понять всю эту комедию положений. Когда из-под дивана извлекли мою «счастливую заколку», попросту соскочившую с Наташкиного роскошного хвоста, я была готова плакать от счастья и целовать подружку, живую и невредимую.

Но я не подала виду, отдышалась, выпила вкуснейшего вина и, как ни в чем не бывало, улыбнулась Гришиному брату.

Мораль сей истории такова: не верьте в знаки, плохие дни, значения снов и прочую чепуху. Верьте в себя и во все самое лучшее. Не программируйте себя на неприятности и они не произойдут.

Тот день был действительно плохим. Но был бы он таким, если бы мне заранее об этом не сообщили? Конечно, нет.

Я часто вижу, как окружающие меня люди всерьёз объясняют некоторые вещи приметами, астрологией, и т. д. А мне с того самого дня стало легче жить.
___________________________________

 » Сто седьмой

Рассказ - участник конкурса «Жили-были», тема - дорога. Работа заняла почётное пятое место.

2008 год
За окном быстро прошумел поезд. «Семь сорок две. Московский прошел», – подумала Нина, зевнула и села на кровати. Будильника в доме нет. Да и зачем он нужен, если время можно определять по движению пассажирских поездов, расписание которых она знает наизусть.
Ровно в восемь начнется Нинина смена. Восемнадцати минут хватит, чтобы умыться, одеться, покормить сидящего на цепи пса, взять из холодильника приготовленную с вечера банку с супом, сбежать с покосившегося крыльца и дойти до поста. Там, в маленьком деревянном домике с большим окном с видом на железнодорожный путь, ее ждет Галя, такая же, как и Нина, дежурная по станции «107 км».
Узенький перрон, с обеих сторон окруженный сосновым лесом, станционный пост и деревянный жилой дом на две квартиры. Вот и все, что можно было увидеть на этом отрезке пути из окна поезда. До ближайшей деревни Бровчино около двух километров по проселочной дороге.
Впервые этот полустанок Нина увидела тридцать пять лет назад, когда приехала работать по распределению после железнодорожного училища.

***
Семья Нины ждала, что дочь направят в крупный город на вокзал или большой грузовой узел. Мать писала ей из родной деревни много писем, просила стараться и быть понаглее. Но учеба давалась Нине тяжело, а застенчивость не позволила просить мастера дать ей хорошее направление. Многие сокурсницы тогда получили завидные рабочие места, и Нина стыдливо соврала родным, что в города направляли только по блату или за большую взятку.
Конечно, «Сто седьмой километр» не был ее мечтой. Нина хотела отработать положенные три года и уехать к старшей сестре на север, где платили большие деньги на стройках. Отучившись всего месяц, там можно было устроиться крановщицей и даже получить квартиру со всеми удобствами. Сестре уже дали комнату. Родители очень ею гордились, особенно когда та, приезжая в отпуск, хвасталась золотыми украшениями да импортными сапогами.
И Нина ждала.
Ее поселили в Бровчине в совхозном общежитии барачного типа. Работы на «Сто седьмом» было немного. Четыре раза в день там делал остановку пригородный поезд, и нужно было продавать билеты через маленькое зарешеченное окошко. Люди редко приходили на платформу, потому что из Бровчина в город часто ходил рейсовый автобус. Иногда Нина переводила стрелку* на подъездной путь, чтобы грузовые составы смогли доставить щебень и песок на расположенный неподалеку асфальтовый завод. Дальняки* на «Сто седьмом» никогда не останавливались, и Нина лишь фиксировала время их прохода в толстом разлинованном журнале. Вот и вся работа, ради которой следовало целые сутки не покидать пост. Разве что зимой приходилось расчищать от снега стрелку да тропинку, ведущую к постовому домику.
Дежурных таких маленьких станций, как «107 км», обидно называли «стрелочницами», и Нину это злило. Ей хотелось чувствовать себя важной и нужной, будто хозяйкой пусть и маленькой, но станции. Встречая поезда с желтым флажком в руке, Нина расправляла плечи и представляла себя артисткой на сцене, освещаемой сигнальными огнями вместо софитов.
Когда три года, положенные Нине для работы на «Сто седьмом», подходили к концу, ее позвал замуж парень из Бровчина. Володя работал в совхозе, не пил, носил модные усы, да и руки росли, что называется, из того места. Так Нина и осталась на «Сто седьмом». Жила в деревне, зимой ходила до станции пешком, летом ездила на велосипеде. Потом родила дочку, обжилась. Вела хозяйство и все время собиралась уйти с железки*. Вот только места подходящего никак не находилось. А однажды Нине доложили, что пока она проводит время на сменах, Володя гуляет. Начались скандалы, но развестись и уехать было стыдно и страшно.
Годы шли, в стране началась перестройка, совхоз закрыли, Володя запил. Зарплаты «стрелочницы» кое-как хватало на семью. А между тем люди потихоньку устремились из деревень в города. Вскоре в доме, стоявшем у платформы, освободилась одна из квартир. Тогда Нина решилась на развод. Квартиру по соседству с семьей путевого обходчика ей дали сразу. В отделении дороги даже обрадовались, что жилье не будет пустовать. Правда, Наташке, Нининой дочке, приходилось долго добираться до школы.
В стране становилось неспокойно. В деревне появилось много безработных и пьяниц, молодежь узнала, что такое конопля и мак. Стал ощущаться до сих пор неизвестный страх, и Наташа начала носить в портфеле кухонный молоток. Ничего страшного не произошло, но после выпускного девочка с радостью уехала учиться в город.
Нина откладывала каждую копейку, чтобы помогать дочери. Летом собирала в лесу грибы и ягоды, чтобы продать их в городе на рынке. Зимой торговала заготовками и шерстяными носками, связанными во время рабочих смен.
Вскоре соседи съехали, и Нина осталась на «Сто седьмом» совсем одна. Наташка домой не рвалась, обосновалась в городе. Нина развела у постового домика розы, гладиолусы и астры. Она по-прежнему встречала поезда с флажком в руках, правда, важности при этом больше не чувствовала, осунулась и погрустнела.
На посту работали еще две женщины, которые приходили из Бровчина по графику сутки через двое. Одну из них Нина видела в начале смены, вторую в конце. Сменщицы делились деревенскими сплетнями и обсуждали последние выпуски Малахова. Иногда для осмотра и ремонта пути с ближайшего железнодорожного узла приезжала выездная бригада. Вот и все.

2008 год
Нина вошла в постовой домик, и тучная женщина с короткой взлохмаченной стрижкой, оторвавшись от сканворда, затороторила:
– Нет, они совсем обнаглели. Вчера под вечер, как только экспресс просвистел, звонят. Явитесь, мол, срочно в отделение дороги. Я говорю, мне что, все бросить и по шпалам вприпрыжку? Нет, говорят, после смены ждем. Как будто у меня дел других нет, разъезжать! Вчера только задумала картошку вскопать.
– Чего это им вздумалось? – забеспокоилась Нина.
Галя вздохнула.
– Я уже два года как на пенсии, Ниночка. Чувствую, попросят меня отсюда.
– Да ну! Кто ж тогда работать будет? Через смену нас с Райкой ставить не положено, сама знаешь. А кто сюда пойдет?
– Никто. Они сейчас все карьеру хотят строить. Мне вот мой Костик заявил: «Как ты, мама, на своей железке всю жизнь просидела?». Как?! Да, слава Богу, говорю, что просидела, что копейку свою всегда получала, что вас подняла! Не понимают. – Галя быстро расписалась в журнале, встала со стула и пересела на небольшую кушетку у окна, тем самым молча передав смену. – Вот ты бы что ответила?
Нина заняла освободившийся стул и вздохнула. Ей вдруг сделалось горько и отвечать всерьез совсем не хотелось.
– Я, Галочка, железку люблю, – она немного запнулась – с детства еще. Вдоль моей деревни путь лежал, так мы с подружкой цветы рвали и махали букетами машинистам.
Галя тихо усмехнулась.
– Володьку твоего, его последняя-то выгнала.
Нина сделала вид, что не расслышала.
– А мне через неделю пятьдесят пять. – и обе задумчиво замолчали.
Зазвонил телефон.
– Сто седьмой километр, дежурная Зубенцова...

***
Следующим утром сразу после смены Нина поехала в отделение дороги. Там ей вручили уведомление о сокращении и благодарность в деревянной рамке. Их пост больше не нужен, асфальтовый завод закрывают, люди с платформы почти не ездят. Все.
Едва не плача, Нина вернулась домой и набрала номер дочери.
– Наташенька! Как вы там?
– Ничего, мам. Потихоньку.
– А Алешенька? Совсем большой, наверное, стал мальчик наш.
– Растет, конечно.
– Я так скучаю, приезжайте поскорее. Лето ведь, у меня малина тут. Да и природа.
– Мам, не получится сейчас. Да и где ему там гулять? Не на путях же...
Вечером приходил Володя, просил дать сотню в долг. Денег Нина не дала, только налила настойки и попросила помочь починить покосившееся крыльцо.

2018
Станции «107 км» больше нет. Постовой домик разобрали. На месте, где Нина разводила цветы, растет бурьян. Каждый день мимо полуобсыпавшейся платформы проносятся поезда. Машинисты иногда видят возле одиноко стоящего деревянного дома пожилую женщину, которая грустно улыбаясь, машет им букетом полевых цветов.

_ _ _
Стрелка* – устройство соединения путей, предназначенное для перевода подвижного состава с главного пути на другой, (примыкающий).
Дальняк* – профессиональный жаргонизм, предназначенный для сокращенного обозначения понятия «поезд дальнего следования».
Железка* – профессиональный жаргонизм, обозначающий понятие «железная дорога».
___________________________________

 » Викторианская история

Работа - серебряный призёр конкурса «Индийские мелодии» по теме: Мужчина и женщина.
Работа заняла второе место.

1891 г.
Пригород Нортгемптона, Великобритания
Загородный дом лорда Чарльза Крэнуорта

В маленькой светлой комнате загородного дома семейства Крэнуортов у чайного столика сидела молодая женщина и о чем-то сосредоточенно размышляла. Её бледное печальное лицо выражало горечь и смирение. Взгляд застыл на чашке давно остывшего чая. Ароматный напиток, который сэр Чарльз Крэнуорт, её свёкор, заказывал на лучших плантациях Индии, пить не хотелось. Само по себе упоминание о чем-то индийском больно кололо в сердце. Мысли путались. В дверь постучали.
- Джоанна, - раздался за дверью приглушенный голос леди Маргарет Крэнуорт.
Девушка обернулась и мягко ответила свекрови, - Да, матушка.
- Сколько можно сидеть тут? Чем ты занята? - Женщина окинула взглядом комнату и, не увидев возле невестки ни книг, ни вышивания, ни чего-нибудь ещё, что могло бы занимать молодую леди, покачала головой и села напротив. - Я видела, как Энн несла тебе этот чай полтора часа назад, - с досадой произнесла она.
Девушка подняла взгляд и постаралась улыбнуться настолько приветливо, насколько смогла. - Ох, не ругайте меня. Кажется, я простыла вчера, когда гуляла в саду с Эндрю, и просто не могу собраться с силами.
- А мне кажется, что пустоголовая Мэри снова привезла из Лондона какие-то сплетни. Советую тебе, дорогая, избегать с ней разговоров на личные темы.
- Нет-нет, Мэри ничего не говорила, - натянуто улыбаясь продолжала Джоанна. Было стыдно признаться в том, что вчера она действительно стала случайной свидетельницей неприятной беседы, когда вернулась в сад за оставленной книгой. Из увитой плющом беседки до Джоанны долетел неприлично громкий шепот Мэри - кузины её мужа. Девушка с азартом делилась сплетнями с Лилиан Робертсон, соседкой Крэнуортов, приглашённой на обед. Услышав в разговоре имя мужа, Джоанна мгновенно покраснела и застыла на месте, словно ее застукали за чём-то непристойным. Генри опять видели в Лондоне в обществе женщины. Сердце бешено колотилось. Мэри тараторила: "Они вместе подошли к лавке индийских специй, он открыл перед ней дверь и придержал за талию, когда она входила. О! Лил, как она на него смотрела! Будто идёт с ним в гостиницу и намерена... - Она захихикала. - А ведь я слышала, что её содержит фабрикант Оруэлл. Представь только!".
Джоанна вдохнула воздуха и поспешила уйти из сада, испугавшись услышать что-то ещё более унизительное.
С того момента и до той минуты, как леди Маргарет вошла в ее комнату, девушка неустанно думала о своем браке и о будущем, которое ждёт её как жену Генри Крэнуорта.
Воцарившуюся в комнате тишину нарушила свекровь, строго и безапелляционно заключив: - Что бы там ни было, помни, ты всегда должна вести себя достойно. - Ты жена Генри и мать его сына. Ты леди. Всё остальное не имеет никакого значения. Сегодня вечером Генри возвращается из Лондона. Будь умницей. - С этими словами свекровь встала и, удаляясь, позвала невестку к ужину.
Если бы всё остальное не имело никакого значения, не было бы сейчас так скверно на душе, подумала Джоанна.
Прошло три года с тех пор, как они с Генри поженились. Джоанне было всего девятнадцать, а Генри двадцать три. Они не были влюблены друг в друга, но родители посчитали, что из них выйдет прекрасная, выгодная во всех отношения, пара. Джоанна не противилась браку, считая Генри симпатичным и приятным молодым человеком. Он был с ней добр и обходителен. Все только и твердили о том, как прекрасно юные Крэнуорты смотрятся вместе.
Родители Генри были довольны манерами и воспитанием невестки, а мать Джоанны постоянно давала советы о том, как должна вести себя замужняя женщина. По мнению мамы, проявление нежности и страсти не прибавляло леди достоинства. Она считала, что в постели нужно проявлять терпение, и вообще не забивать голову тем, что не имеет отношения к рождению детей.
Три года пролетели быстро и, увы, не сблизили супругов Крэнуорт. Почти сразу после свадьбы Джоанна забеременела. Возникшая угроза выкидыша заставила лечащего доктора девушки рекомендовать Генри поберечь супругу от постельных дел. В течение долгих месяцев пара общалась едва ли не только во время совместных прогулок. Потом были тяжелые роды с последующим наложением швов и болями в спине. С тех пор Джоанне действительно требовалось немало терпения и выдержки в супружеской постели. Надо отдать должное Генри, который старался быть нежным и аккуратным, но Джоанне так и не удалось побороть страх перед болью и боязнь потерять лицо истинной леди. При этом она чувствовала, как что-то очень важное ускользает от неё и понимала, что лишь она сама в силах изменить положение вещей. Но не знала как.
Девушка глубоко вздохнула, поправила свою идеальную прическу и направилась в столовую.
За столом сидели лорд и леди Крэнуорт, их старший сын Джеймс с женой Кэтрин, приехавшие погостить племянники Ричард и Мэри и Джоанна, расположившаяся возле пустого стула, предназначавшегося для её мужа. Говорили о Лондонских новостях, здоровье королевы, новом театральном сезоне и прочих развлечениях.
- Кстати, дружище, - улыбаясь, обратился Джеймс к своему кузену, - ту книгу старика Бёртона , о которой ты спрашивал, стали печатать в одном маленьком издательстве Лондона.
- В самом деле? Я возьму у тебя адрес, - слегка смутившись, отозвался юноша.
- Непременно. Правда, придётся набраться терпения. Её издают только по предварительному заказу, да и цена за экземпляр может тебя слегка удивить, – несколько тише добавил Джеймс.
- Что за книга, Ричард? – полюбопытствовала Мэри.
- О... - парень помедлил, - Ничего особенно интересного. Путевые заметки о путешествиях в Индию.
Джоанна вскинула голову. При одном упоминании об Индии в её голове возникла картинка, как Генри ведёт некую даму в лавку индийских специй.
- Почему же тогда цена должна удивить тебя? – не унималась Мэри.
- Потому, что бедняге Бёртону пришлось переводить с санскрита некоторые исследования индийских ученых , а это - весьма нелегкий труд, - сказал Джеймс, не дожидаясь, пока неизвестно чем сконфуженный кузен найдёт подходящий ответ.
Леди Крэнуорт рассмеялась, - Ох уж эти мужчины. Кажется, они навсегда остаются немножко детьми. Помнится, и Джеймс, и Генри всегда обожали разные рассказы о путешествиях в далёкие страны.
- Бёртон. Путевые заметки. – Саркастически усмехнулся сэр Чарльз Крэнуорт. – Надо полагать, Джеймс, ты их ещё не читал? – и покосился на Кэтрин, которая, сердито глядя в тарелку, отрезала ножом кусок мясного рулета.
Джеймс закашлялся. – Ты прав, отец, – и продолжил с шаловливой улыбкой, - но собираюсь это сделать, как только книгу пришлют из Лондона. Кто-нибудь слышал, состоится ли в воскресенье ярмарка в Нортгемптоне? – он резко перевел тему разговора, опасаясь, что усмешка отца и возможное любопытство присутствующих за столом дам, приведет к неудобным вопросам.
Разговор за ужином продолжился ничего не значащими фразами и вопросами.

***
Уставший Генри Крэнуорт подъехал к дому родителей, но не торопился присоединиться к ужину. Он уныло брел по саду, представляя, как его жена сухо поприветствует его с видом, будто ей полностью безразличен его приезд. Генри знал, что всех девушек из высшего общества с детства учат сдержанности в проявлении чувств. Что ж, видимо его Джоанна оказалась самой образцовой ученицей.
В самом начале их брака он воспринимал её холодность как знак чистоты и неопытности, надеялся, что со временем ему удастся растопить ее ледяную отстраненность. Не вышло.
Генри заметил слугу, прогуливающего отцовских собак, и направился на задний двор. Потрепав игривых породистых псов по острым мордам, он немного повеселел и побрел к дому в надежде, что мисс Лоуренс, няня его сына, ещё не уложила малыша в постель. Улыбчивый мальчуган, ещё не испорченный знанием хороших манер, был для Генри единственным источником тепла и искренней любви, которых ему так не доставало.
В детской было тихо, мисс Лоуренс сидела у окна, а Джоанна качала детскую кроватку, тихонько напевая колыбельную.
- Здравствуй любимая, - шёпотом поприветствовал жену Генри и поцеловал её в щёку. Джоанна в ответ лишь кивнула и, слегка улыбнувшись одними уголками губ, продолжила петь. Тогда Генри жестом отослал мисс Лоуренс из комнаты, приобнял Джоанну сзади и, положив подбородок на её плечо, стал смотреть на засыпающего Эндрю, подпевая знакомые слова.
Идиллическая картина счастливой молодой семьи нарушалась только мыслями Джоанны, терзавшими её душу. Любит ли она Генри? Наверное, да. Иначе жгучая ревность не съедала бы её изнутри. Ревность, проявлять которую, Боже упаси, так недостойно.
- Я скучал по вам обоим, - тихо произнес Генри, когда малыш ровно засопел, смешно надув щёки.
- Это приятно слышать... - растерянно начала Джоанна, стесняясь признаться, что считала минуты до его приезда, - но не стоило беспокоиться о нас, ведь прошла всего неделя. Тоска, должно быть, очень отвлекает от дел.
Ответ жены моментально вычеркнул из сознания Генри мысль о возможном приятном вечере. Он понял, что его не ждали, и за всю неделю миссис Крэнуорт не снизошла до мыслей о нём. Тем не менее, вечер окончился в супружеской постели. Джоанна была словно камень, а на его вопрос, не больно ли ей, только молча помотала головой. Лёжа без сна и размышляя о будущем своего брака Генри расслышал её вопрос, произнесенный обычным равнодушным тоном:
- Что-то не так, дорогой?
Генри хотел бы дать честный ответ, но остановил себя, понимая, что тогда, скорее всего, приобретет в лице Джоанны тихую ненавистницу. - Нет, милая, я счастлив, что делю постель с такой безупречной леди, как ты, - заключил Генри и поцеловал девушку в щёку, - спокойной ночи.
Леди! Услышанное не только не обрадовало Джоанну, но и впервые в жизни не стало комплиментом. В ту ночь оба долго не могли уснуть, и оба скрыли друг от друга свою бессонницу.
Генри пробыл в родительском поместье еще четыре дня. Он часто выезжал куда-то на лошадях, возился в конюшне и проводил время с братом и кузеном. Когда он снова засобирался в Лондон, Джоанна спросила, не стоит ли ей поехать с ним. Ответ был отрицательным.
Девушка была в отчаянии, но настаивать и упрашивать не стала. В конце концов, уехать сейчас было бы не вежливо по отношению к чете старших Крэнуортов, пригласивших их к себе на всё лето.
Вместе с Генри по каким-то делам уехали и Джеймс с Ричардом. Начались довольно скучные будни. Джоанна старалась избегать компании Мэри и Кэтрин, полагая, что они заняты только тем, что подробно обсуждают её семейную жизнь.

***
В одно утро в дом Крэнуортов доставили несколько посылок, и заскучавшее семейство тут же образовало вокруг них суету. Леди Маргарет и Кэтрин стали разбирать круглые шляпные коробки и маленькие свертки с чулками и прочими женскими штучками. Джоанна тоже обрадовалась возможности немного отвлечься и быстро выхватила из разложенных в гостиной коробок прямоугольный, обтянутый веревками сверток, с пометкой «Дж. Крэнуорт». Она не обратила внимания на мистера Джонсона, их дворецкого, бормочущего себе под нос, что-то про посылку для сэра Джеймса. Уверенно сунув сверток подмышку Джоанна направилась в свою комнату, предвкушая чтение нескольких номеров модного среди прекрасной половины светского общества журнала «The Gentlewoman» . Она, конечно же, не заметила, как пожилой подслеповатый Джонсон, сбитый с толку её быстрым уходом, направился в комнату Джеймса Крэнуорта с точно таким же прямоугольным, обтянутым веревками прямоугольным свертком с пометкой «Дж. Крэнуорт» и не знала, как слуга бережливо упрятал посылку в письменный стол, предусмотрительно заперев ящик на ключ.
Оказавшись в своей комнате, Джоанна машинально разрезала веревки и разорвала оберточную бумагу. Недоумение застыло на ее лице. Перед ней лежала не стопка журналов, а книга в твёрдом переплёте. Ва-тсь-я-яна Ма-лла-нага - с трудом прочла она первые два слова. Следующие слова также были сущей нелепицей и Джоанна, подозрительно нахмурившись, раскрыла книгу. В глаза бросились вполне понятные имена и фамилии: Фостер Фитджеральд Арбетнот и Ричард Бёртон. Перевод с санскрита. Санскрит? Бёртон? Это же его книгу недавно обсуждали за обедом Джеймс и Ричард. Джоанна вдруг растерялась и всплеснула руками, поняв, что в спешке взяла не свою посылку. Нужно срочно извиниться перед Кэтрин, отдать ей книгу и вернуть свои журналы. Она решительно встала и попробовала снова обернуть книгу в бумагу. Пока девушка тщетно пыталась собрать разорванные клочки, вспомнила, как Ричард говорил про рассказы о путешествиях по Индии. Она поморщилась, представив, что Генри, очевидно, тоже заинтересовался бы подобной литературой, раз неизвестно зачем ходил в лавку специй с некой дамой полусвета.
Джоанна оставила попытки обернуть книгу и раскрыла её наугад. Взгляд скользнул по первой попавшейся фразе: «Любовь есть действие приятное и для слуха, и для зрения, и для ощущения, вкуса и обаяния. Движимый разумом, человек от любви получает наивысшее удовольствие, и стремится к удовольствию».
Удивившись правильности изречения, девушка подозрительно насторожилась и, нервно сглотнув, быстро перелистнула страницы.
«Пусть каждый удовлетворяет то желание, которое он испытывает».
Страницы снова зашелестели.
«Объятая желанным удовольствием, она вновь и вновь ощущает особое чувство, и в этом чувстве рассудок ее удовлетворен».
Девушка испуганно огляделась по сторонам, проверяя, не наблюдает ли кто-нибудь за ней.
«Целуют обычно: лоб, глаза, щеки, шею, грудь, соски, губы, внутреннюю часть рта. Жители Латы, кроме того, целуют подмышки, низ живота и место соединения бедер».
Джоанна залилась густым румянцем и быстро захлопнула книгу. Кровь прилила к вискам, и девушка приложила к ним пальцы. Очевидно, Джеймс не рассчитывал, что книга попадет в чужие руки. Боже, как стыдно будет возвращать ему вскрытую посылку такого содержания. Что же делать? Он решит, что она из любопытства читала её! Может, найти мистера Джонсона и сообщить ему о путанице? А что, если он посвящен в суть заказа Джеймса? Нет, нет. Никто не должен узнать, что она держала в руках такое постыдное чтиво. Будь что будет, но она ни за что не признается в своём позоре. Девушка поспешно достала из комода плотный шерстяной палантин и обернула злосчастную книгу, пока не зная, что делать с нею дальше. Она сунула сверток в нижний ящик комода под стопку белья и принялась за вышивание.
Обычно рукоделие успокаивало Джоанну и приводило её мысли в порядок. Только сейчас её сознание заполнили случайно прочтённые фразы, непристойные и в то же время такие простые и понятные. Как там? Любовь приятна для слуха, зрения, и ощущения? Что ж, ей приятно видеть и слышать Генри, но что-то мешает ей так же приятно ощущать его. В чем причина? Девушке вдруг показалось, что в этой странной и таинственной книге она сможет найти ответы на мучившие её вопросы.
Ощущая себя преступницей, она на цыпочках подошла к двери и закрыла её на ключ. Так же бесшумно она проследовала к комоду и достала свёрток. Опустившись прямо на пол, она раскрыла книгу и снова стала листать её, украдкой ловя глазами отдельные фразы, словно запрещая себе погружаться в чтение.
«Женщина, сильно любящая мужчину, не может спокойно слышать имя соперницы своей, ей противны разговоры о другой женщине, и она впадает в страшный гнев, если ее возлюбленный случайно назвал ее именем соперницы. Женщина затевает ссору, кричит, плачет, рвет на себе волосы, бьет своего любовника, падает на пол с ложа или сиденья и, отшвырнув венки и украшения, катается по земле».
Как эти ощущения были знакомы Джоанне! Лишь воспитание не позволяло ей повышать голос, рвать волосы и кататься по полу. Ей невыносимо было слышать о другой женщине. Значит, она сильно любит Генри.
«Возлюбленный же должен попробовать помириться с ней ласковыми словами, нежно поднять ее с земли и возложить на ложе. Женщина же, однако, не отвечая любовнику, с растущей яростью хватает его за волосы и пригибает его голову, бьет ногой один, два или три раза, лупит его по плечам, голове, груди или спине, а затем выбегает из комнаты».
Эти слова заставили девушку добродушно рассмеяться. Она погрузилась в чтение, жадно ловя смысл написанного, и удивлялась, как легко некоторые тезисы описывают знакомое ей смятение чувств.
Всю следующую неделю Джоанна украдкой листала «путевые заметки» мистера Бёртона и с каждым днём всё больше и больше скучала по Генри. Её охватил доселе неведомый азарт. Тайные чтения пробуждали необыкновенно приятные желания, которые, как она точно знала, не следовало бы проявлять истинной леди.
Однако правила добропорядочности всё меньше волновали девушку. Она ясно осознала, что Генри был совсем несчастлив, говоря о ней как о безупречной леди в свой постели.
Поначалу ей с трудом удалось понять значение слов «лингам» и «йони» . Некоторые фразы заставляли её краснеть, а некоторые повергали в состояние приятной истомы.
Однажды Джоанна нашла в книге один забавный совет: «Пусть он избегает той, которая при сватовстве спит, плачет или выходит из дома. Пусть избегает носящей неблагоприятное имя, скрытной, выданной, носатой, с пятнистой кожей, мужеподобной, сутулой, с нескладными бедрами, большим лбом, совершившей погребальный обряд над отцом, оскверненной мужчиной, уже имевшей месячные, немой, находящейся с ним в дружбе, младше его меньше чем на три года и потливой. И пусть при сватовстве он избегает названной именем созвездия, именем реки, именем дерева и той, чье имя оканчивается на «л» или «р». Почти весь день она не могла удержаться от смеха, вспоминая эти сроки и представляя, себе того несчастного, которому из-за описанных причин никак не суждено жениться.
И всё же девушка продолжала искать в книге ответы на свои невысказанные вопросы и находила их.
«Как можно распознать наслаждение женщины: ее тело расслабляется, она закрывает глаза, отбрасывает всякую стыдливость и выказывает растущую готовность к теснейшему соединению органов».
Джоанна никогда не проявляла признаков наслаждения, и только сейчас ощутила по этому поводу досаду.
Отбросить стыдливость, которая так украшает девушку высшего света, непростая задача. Расслабиться невзирая на боль, тоже, увы, не просто. Тем не менее, девушка понимала, что, только так сможет изменить их с мужем отношения.
«...мужчина действует, женщина принимает действия».
«Счастье в любви невозможно, если удовлетворенной остается лишь одна сторона» - прочла она в тот момент, когда за окном послышался лошадиный топот. За время отсутствия Генри Джоанна перестала думать о женщине, сопровождавшей его в индийскую лавку, и убедила себя в том, что сплетня родилась на пустом месте только благодаря бурной фантазии Мэри. Всё, что волновало сейчас Джоанну, так это желание поскорее увидеть мужа. Девушка быстро скрыла следы своего «преступления» и спустилась вниз.
Генри выглядел раздраженным и, сухо поцеловав жену в щеку, направился в кабинет. Джоанна напрасно ждала его сначала за ужином, затем в детской и, наконец, в спальне.
Далеко за полночь, замученная бессонницей, Джоанна спустилась вниз. Она нашла мужа в небольшой библиотеке, спящим на диванчике из резного дерева. Девушка тихо подошла к нему и, немного помедлив, провела рукой по его светлым волосам. Ей отчаянно захотелось показать ему свою любовь и готовность принимать ласки. Затем Джоанна нагнулась и поцеловала мужа сначала в лоб, а потом в щёку и губы.
Генри слегка поморщился и пробормотал: «Я устал, Эвелин».
Девушку словно прошибло током. Она замерла и прижала руки к вспыхнувшему жаром лицу. Она не знала, сколько простояла так, пока из глаз не покатились слёзы, а тело не сотрясли рыдания.
Генри открыл глаза.
- Джоан? Что ты? Что случилось? – в его голосе моментально появилась тревога. – Что-то с Эндрю?
Девушка быстро помотала головой, не говоря ни слова.
- А что тогда?
Джоанна молчала.
- Дорогая, ответь мне. – Настойчиво потребовал он.
- Ты... ты...
- Ну?
- Ты любишь Эвелин?
Генри открыл рот от удивления. Откуда Джоанне известно это имя? И почему она так отчаянно плачет? Неужели? Черт подери, да она же ревнует его! Ревнует! Его равнодушная бесчувственная, изваянная из мрамора жена! В голове Генри смешалась бурная радость от такого открытия и другое, непонятное противное чувство. Нет, он не хотел, чтобы она ревновала, он желал, чтобы она просто любила его.
- Джоан, послушай.
- О, Генри! Только не нужно врать мне или объяснять, зачем мужчинам нужны любовницы. Это унизительно.
- Я не люблю Эвелин, - вкрадчиво произнес он. – Только прошу, не заставляй меня говорить об этой женщине гадости. Я не стану этого делать только ради того, чтобы тебя успокоить. Это не менее унизительно. Я не люблю её – повторил он мягко, глядя в мокрые серые глаза Джоанны, - клянусь.
- А меня ты любишь?
Генри не поверил своим ушам и честно ответил: - Я хотел бы любить тебя, Джоан. Очень хотел бы.
- И я, - лишь успела произнести девушка, прежде, чем Генри бросился к ней и обнял так крепко, как никогда раньше. Он прижал жену к себе и стал успокаивающе гладить её по плечам.
Они долго стояли молча, пока всхлипывания девушки не стали немного стихать, и она не подняла голову.
- Я очень скучала без тебя.
Он подхватил её на руки и понёс наверх. Не зажигая свечей, Генри опустил жену на кровать, лег рядом и стал бережно ласкать. Джоанна льнула к нему, ощущала его желание и чувствовала, как страхи покидают её. Он сказал, что устал, когда думал, что рядом с ним Эвелин, но совсем не выглядит уставшим сейчас – рядом с Джоан. Этот вывод вселил в Джоанну уверенность. Нужно открыть себя для любви! Нужно просто принять её. Сейчас или никогда!
- Генри... помоги мне, - прошептала Джоанна, глядя прямо в его глаза.
Генри остановился, рассматривая её растерянное лицо. - Помочь? Как, Джоан? Ты... - он неуверенно помедлил, пытаясь найти разумное объяснение произошедшим с ней переменам, - хочешь ещё одного ребёнка?
Джоанна замолчала напуганная его вопросом. В голове тут же пронеслись слова её матери: "Тебя не должно волновать то, что не имеет отношения к рождению детей". Она закрыла глаза, почти готовая последовать материнскому совету и отказаться от своей затеи. Джоанна не могла ответить "нет". Она действительно всем сердцем хотела ещё одного ребёнка, но до смерти боялась повторения пережитой боли и того, что её беременность и состояние после родов окончательно отдалят их с Генри друг от друга. Вдруг ей показалось, что она бесконечно долго медлит с ответом и, отбросив наконец всё, "что имело отношение к рождению детей" - уверенно сказала: - Помоги мне разделить это с тобой. Чувствуя, как кровь приливает к лицу она тут же заметила недоверчивый взгляд Генри. - Разделить... чтобы вместе... Боже, Генри, помоги же мне! - отчаянно завершила она, осознавая, что больше просто не сможет выдавить из себя ни слова.
Генри был до ужаса серьёзен. Он всё ещё не верил в реальность происходящего и ожидал, что Джоанна снова будет морщиться от боли и вдавливаться в кровать, словно пытаясь таким образом скрыться от него. Ждал очередного разочарования. Но к его удивлению, робкая просьба жены отдалась теплом в его сердце или теле, он сам не понял. - Хорошо, дорогая.
Он снял с неё платье и, отбросив его в сторону, разделся сам. Он целовал самые нежные участки её тела и чувствовал биение её сердца. Генри обдало жаром, когда Джоанна обхватила руками его спину, и почти потерял контроль, когда рука жены скользнула по его животу вниз.
- Ты такая нежная, Джоан, - прошептал он, - и такая умница. В этот момент Джоанна как бы приподнялась всем телом, чтобы сильнее прижаться к нему.
- Я буду любить тебя! – почти задохнулся Генри. – Я так хочу любить тебя...
«Лингам стремится в йони, йони жаждет принять лингам, и страсть разрушает любой порядок. Но в хаосе смешения возникает гармония, о которой и говорится в наставлениях, и ради которой обучающийся изучает мудрые книги. Страсть смешивает и чувства, и движения, создавая тот хаос, из которого и возникает мир, основанный на порядке и стремящийся к гармонии».
В эту ночь Генри и Джоанна смогли разделить друг с другом свою любовь, и ни одна сторона не осталась неудовлетворенной. Джоанна удивилась, как легко ушла боль, когда она просто перестала её бояться.
Гладя спутавшиеся каштановые волосы жены, Генри задумался. Неужели прекрасный порыв Джоанны вызван ревностью? Эта мысль вызывала у него странные чувства. Гордость смешивалась с досадой, и это тревожило его. Он не мог завести об этом разговор, зная, что тогда будет вынужден коснуться неприятной для неё темы.
Словно прочтя мысли Генри, Джоанна спросила: - Почему ты не спишь?
- По правде сказать, Джоан, я любил бы тебя всю ночь. И мне совсем не хочется спать, - целуя её шею, отозвался Генри.
В ответ Джоанна легко и радостно рассмеялась и, повернувшись, игриво поцеловала его в губы.
- Я ведь не шучу – отреагировал он на её смех.
Джоанна приподнялась на локте и с напускной серьёзностью посмотрела ему в глаза. – Когда сегодня ночью я спустилась в библиотеку, чтобы позвать тебя в спальню, ты не выглядел таким бодрым.
- В следующий раз, когда надумаешь позвать меня в постель, пожалуйста, не думай обо всякой ерунде и уж тем более не плачь. Я до смерти перепугался, - как можно мягче и нежнее проговорил Генри, стараясь не всколыхнуть в Джоанне дурные воспоминания.
- Теперь-то я знаю, что плакала совершенно понапрасну, - к его удивлению и облегчению весело продолжала она. – Когда я целовала тебя... спящего, ты сказал: «Я устал, Эвелин». И как тебе только не стыдно, обманывать бедную девушку? – она шутливо стукнула его кулаком в грудь.
Генри почувствовал, будто тяжёлый булыжник упал с его плеч. Она целовала его спящего! Она пришла к нему, чтобы позвать в спальню и целовала его! Не в порыве желания доказать своё превосходство над соперницей, а просто так!
Генри рассмеялся и принялся невпопад целовать Джоанну.
***
Следующим утром Джеймс Крэнуорт извлек из письменного стола долгожданную посылку. Предвкушая удовольствие от предстоящего чтения, он откинулся в кресле и закурил. Упаковочная бумага зашелестела в его руках и взгляду открылись несколько номеров женского журнала.
Растерявшись, он долго вертел в руках содержимое свертка. Адрес издательства на сопроводительном листе совпадал с тем, где Джеймс оформлял свой дорогостоящий заказ. Неужели его так нагло обманули? Да что они о себе возомнили? Нужно написать жалобу и идти в суд. Черт подери, но не заявит же он во всеуслышание о том, что заказывал эротический трактат, а получил набор дамского чтива. Какая жуткая нелепость! Взгляд остановился на пометке «Дж. Крэнуорт». Мужчина задумался и почесал в затылке.
За завтраком он долго и подозрительно вглядывался в счастливые лица брата и невестки, после чего принял решение не предпринимать никаких действий, кроме как обязательно сделать повторный заказ с просьбой вручить его лично в руки.


Примечания:
Капитан сэр Ричард Фрэнсис Бёртон — британский путешественник, писатель, поэт, переводчик, этнограф, лингвист, гипнотизёр, фехтовальщик и дипломат. Прославился своими исследованиями Азии и Африки. По некоторым оценкам, Бёртон владел двадцатью девятью языками, относящимися к различным языковым семьям. Наиболее знаменитыми свершениями Бёртона являются его путешествие переодетым в Мекку, перевод сказок «Тысячи и одной ночи» и «Камасутры» на английский язык. На английском языке «Камасутра» впервые была опубликована в Англии в 1883 (данные взяты из Википедии).

Имеется ввиду завуалированный факт, что Ричард Бёртон не знал санскрита. Ему предстояло сотрудничество с Фостером Фитджеральдом Арбетнотом, которому принадлежала копия произведения. Они наняли индийского учёного Бхагванлала Индражи, чтобы он сделал набросок по-английски. Уже затем Бёртон отредактировал текст. Переводчики ожидали трудностей с цензурой и оправдывались тем, что первым изданиям книги была назначена завышенная цена, что исключало покупку широкими слоями общества. Книга издавалась частными издательствами редкими тиражами вплоть до сексуальной революции 1960-х годов (данные взяты из Википедии).

«The Gentlewoman» - еженедельный женский журнал, предназначавшийся для состоятельных женщин из высшего общества Великобритании. Основан в 1890 году в Лондоне.

Лингам – санскритский термин, в тексте Камасутры обозначающий эрегированный пенис, или фаллос.

Йони - санскритский термин, в тексте Камасутры обозначающий влагалище.
___________________________________

 » Про Ефима, жизнь и озеро (полная версия)

Миниатюра была написана для конкурса «Жили-были» по теме «На гребне волны». В конкурсе участвовала сокращённая версия.

Дом семьи Романцевых, украшенный резьбой и обнесенный высоким забором, стоял у широкого живописного озера. Глава семьи - молодой и крепкий Козьма Романцев управлял хозяйством, в котором имелось такое богатство, как: пять гектаров полей, скотный двор, мельница и пасека. Козьма не жалел сил, чтобы превратить каждый росток, взошедший на его земле, в монету или другое благо.
Каждое утро, к дому стекались односельчане, для которых у Козьмы находилась работа. Кто-то уходил пасти скот, кто-то убирал конюшни и сараи, кто-то помогал в починке всякой утвари. Жена Козьмы, Матрёна, под стать мужу, вставала не свет ни заря и принималась за любое дело.
Каждую пятницу Романцевы собирали подготовленные за неделю товары и следующим утром увозили их на ярмарку. По возвращении, расплачивались с помощниками. Вечером была баня. Воскресенье же, посвящали молитвам, ходили на церковную службу, отдыхали.
В семье росло четверо детей: восьмилетняя Глаша, шестилетняя Марфа, годовалая Настя и четырёхлетний Ефим. Был ещё один мальчонка, да умер, недели не прожив. Старших дочерей мать приучала к рукоделию и домашней работе, Ефимку же ничем не занимали и берегли от болезней. Мальчишка часто простужался и почти всё время проводил под надзором строгой бабки Авдотьи, которая постоянно норовила усадить его на печь. От скуки мальчуган убегал во двор, посмотреть: как запрягают лошадей, как моют грязных смешных поросят, как отец строгает доски и чинит телегу или мастерит новый пчелиный улей. Однако стоило мальчонке промочить ноги или постоять на ветру, как он слабел и снова попадал в домашнее заточение.
Началось лето. Ефимка пил травяные отвары, а сельская ребятня устремилась к водоёму. Из окошка было видно, как мальчишки, что постарше, резво бросались в воду, на бегу скидывая рубахи. Ефиму тоже хотелось искупаться, особенно окунуться с головой, чтобы затем, резко вынырнув, оказаться в кольце разлетающихся брызг. Но бабка Авдотья только трясла пальцем у самого его носа и приговаривала, чтоб не смел глядеть в сторону озера.
Однажды Ефимка выждал, пока разморенная жарой бабка задремлет. На цыпочках он вышел из дома, прошмыгнул в огород, скрываясь за кустами смородины выскочил на улицу и побежал к озеру, перебирая пухлыми босыми ножками по мягкому клеверу. Но стоило пяточкам оказаться в воде, как мальчик резко остановился. Холод сковал детские ступни и заставил Ефимку испуганно раскрыл рот. Он стал быстро топтаться на месте, растерянно оглядываясь по сторонам. Вдруг, кто-то из резвящейся ватаги заметил мальчугана, указал на него пальцем и принялся громко смеяться.
- Чего встал? Воды испужался? - Остальные тут же подхватили.
- Так пойди, выкупайся лучше в корыте!
- Да не! То глубоко будет! В лохань его, к свиньям!
- Хрю-хрю! Хрю-хрю!
Малыш надул щеки, не зная, как скрыть подступающие слёзы, и шагнул дальше. Мальчишки тем временем принялись смеяться ещё громче. Ефимка поник, и собрался убегать, как вдруг увидел отца. Козьма строго взглянул на сына и едва заметно покачал головой. Мальчик открыл было рот, но губы задрожали. Взгляд Козьмы стал строже, а затем последовал твёрдый одобрительный кивок. В один миг Ефим решился, глубоко вдохнул, оттолкнулся от мягкого песка, вбежал в воду, нырнул и выпрыгнул с сотнями ледяных брызг. Снова набрав воздуха и сжав кулачки, мальчик сделал ещё нырок, после которого пулей выскочил из воды и помчался к дому. Отец проследовал за ним, помог обтереться, потрепал по мокрым волосам и пошёл топить баню, хотя день был вовсе не субботним.
Потом Козьма долго парил сына березовыми вениками, а тот терпеливо жмурился от жаркого пара и ждал, когда папка позволит спуститься на пол и окатит его холодной водой. После бани, отец залез вместе с ним на тёплую печь и долго рассказал всякие поучительные истории.
С тех пор Ефим стал частенько бегать к воде. Отец строго запретил домочадцам лелеять его, будто барышню, однако сам всегда незаметно наблюдал за сыном, да усерднее молился о его здоровье.
Шли годы, парнишка крепчал. На смену детским шалостям пришли взрослые обязанности по хозяйству. Уже не малец, а юнец водил стадо в поле, косил сено, и наравне со всеми убирал урожай. Мамка родила ещё братца, крепкого и розовощекого. Где-то, далеко от Увешек, шла война, о которой все знали и говорили. Гордей, сын Прохора кузнеца, ушел на фронт и писал письма откуда-то с польской земли. Однако уклад сельчан не изменился, всё текло своим чередом.
Ефиму шел четырнадцатый год, когда сестру Глашу отдали замуж в зажиточное семейство из соседнего села. Он помнил, как вместе с отцом водружал на телегу два тяжелых сундука с приданым, помнил, какой красивой была Глашка в день венчания. Праздненство устроили пышное, веселое. Ефим любовался девками, пляшущими под задорные мелодии гармониста, и душа его пела, ведь глянулась ему односельчанка Агашка. Девчонка была стройная, кареглазая, с доброй улыбкой, которая всегда сияла на лице.
Как-то раз, возвращался Ефим с сенокоса. После проведенного на солнцепеке дня, хотелось окунуться в прохладную воду. Парень с детства усвоил, что после Ильина дня, купаться - ни ногой, вода портится и студенеет. Но ребяческое бесстрашие взяло верх. Ефим скинул ботинки и рубаху, закасал штаны, вошел в воду и неторопливо поплыл, расслабляя уставшее тело. Вдруг, за кустами аира он заметил силуэт. Пригляделся - Агаша. Девочка стояла у самого берега, аккуратно доставала граблями из озера ряску и складывала эту зелёную кашицу в корзину, чтобы потом скормить утятам. Сердце юноши забилось сильнее. Он подплыл чуть ближе и увидел на водной глади россыпь белых кувшинок. Не раздумывая, Ефим нарвал букет и тихонько направился в сторону Агашки, не замечая, как вода пронизывает его ледяным холодом. Едва показавшись из-за пахучего аирника, юноша вытянул перед собой цветы и, улыбаясь, направился к берегу. Но только ноги коснулись песчаного дна, как судорога схватила их мертвой хваткой. Под изумленным взглядом возлюбленной он с воплем повалился в воду и, бултыхаясь, на четвереньках выбрался на сушу. Толстые стебли кувшинок были крепко зажаты в кулаке, когда он, стиснув зубы, принялся смешно тереть сведенные ступни друг о дружку. Ефим и не знал, что у этой неудавшейся любовной сцены был ещё один свидетель. Агашкина бабка, сидевшая неподалеку на пеньке, стала заливисто хохотать, приговаривая: «Ну жених! Не вырос-то ещё - женихаться! Розуму не набрался!» Ее палка-клюка вздымалась вверх от каждого приступа хохота: «Пойдем, внученька. Только воду взбаламутил!»
Агаша послушно взяла корзину и на мгновение повернулась к Ефиму. Её тёплый взгляд и мягкая улыбка враз согрели дрожащего юношу. Девочка сразу отвернулась и засеменила вслед за бабкой. Паренек вскочил, на подкашивающихся ногах обогнал их, и вручил-таки свой злополучный букет раскрасневшейся Агафьюшке.
Вскоре отец изредка стал брать Ефима с собой на ярмарку, показывая и рассказывая, как надо вести торговлю, да на что идут вырученные деньги. А как-то в село пожаловали городские чиновники, объявили о сборе нового налога. Забирать предписывалось большую часть собранного с полей хлеба. Сельские мужики, во главе с Козьмой, долго кричали и размахивали руками, однако разошлись поникшие и угрюмые.
Потом грянула новость - царской власти конец. Увешцы стали вечерами собираться и толковать, что к чему. Ефима редко допускали до этих разговоров, но парень быстро понял - грядут перемены. Козьма Романцев принялся часто повторять: «С Божьей помощью, со всем сладим!»
С этим девизом семья пережила Гражданскую. Хозяйство поскуднело, работников нанимали всё меньше, налог отдавали, но держались. Детей выучили, Марфу замуж выдали. Беды не ждали.
Кат-то, собирая мед на пасеке, Ефим завел с отцом разговор о женитьбе, рассказал про Агафью, попросил благословения. Козьма ответил:
- Ну, коли сам уж решил всё, так собирай сватов.
Мать ворчала, что невеста приданым не богата, но сговор состоялся. Стали готовиться к свадьбе, как грянуло горе – отец не вернулся с ярмарки. Не дожидаясь рассвета, сын вскочил на коня и отправился искать отца. В шести верстах от дома, на лесной дороге обнаружил он телегу. Бросился туда и увидел истекшее кровью отцовское тело. Грабители зарезали Козьму, забрали выручку и увели коня.
Хоронили старшего Романцева всем селом. Мать плакала так много, что казалось, будто слёзы смыли с лица весь румянец.
- Как жить-то, теперь, Ефимушка?
- С божьей помощью со всем сладим...
Свадьбу играть не стали. Только выждали время, да обвенчались после Покрова. Так в большом доме у озера появились новые хозяева - Ефим и Агафья.
Дела велись по прежнему укладу: вставали рано, молились, завтракали и принимались за работу. Вскоре и детки пошли: сын: Николай и дочь Ксенья. Мало-помалу выправили хозяйство. Сестре Настатье приданое собрали, да отдали за Гордея, сына Прохора кузнеца, героя и почетного красноармейца.
Зажили хорошо. Родилось у Романцевых ещё трое: Степка, Машенька и Васька. К тревожным слухам, которые то и дело доходили из города, все давно привыкли. Частенько в Романцевском дворе собирались деревенские мужики и толковали о том, что в мире делается. Поговаривать стали, что нынешняя власть недовольна положением на селе, будто не должен крестьянин на крестьянина работать, а всё, что есть, то государственное. Ефим отвечал:
- Как же государственное, когда я и отец мой всё здесь своими руками строили. Да и разве обидели мы кого тем, что за работу платили? - Мужики только головами качали, глаза опустивши.
Так же стояли они, потупившись, когда партийные активисты нагрянули в дом Романцевых. В первый раз забрали все хлебные запасы, назвав их «излишками». Во второй: вывели семью на улицу и зачитали постановление об экспроприации. Дети ни слова не поняли из речи партработника, только прижимались к мамке и растерянно смотрели по сторонам. Ефима увезли в город и посадили под арест. Только через месяц, с большим трудом, ему удалось узнать, что дом и двор его опустели, Агафья унесла пожитки в лес и, пока дети кочевали по сердобольным соседям, вырыла там землянку. Братца с мамкой Матрёной приютила Марфа. Весь скот, запасы и полевые орудия забрали.
Вскоре Ефиму вынесли обвинение в ведении контрреволюционной деятельности и отправили в лагерь. Там он понял, что, ни смотря ни на что, человек может и должен хотеть жить, иначе пропадет. Каждый день Романцев мысленно молился, чтобы Бог дал сил им всем: Агаше - чтоб сберечь детей, ему - чтоб выжить и вернуться, детям - чтоб не озлобиться. В письмах, которые он слал на Агафьино имя в адрес сельсовета, Ефим просил родных не унывать и держаться друг за друга. Он верил, что хуже уже не будет. Долго веру свою берег.
А потом началась война. Тревога охватила лагерь, когда перестали приходить письма, а как всё открылось, только и осталось, что молиться. Ефим не знал, что брат ушёл воевать на фронт, не знал, что в их село приходили немцы. Ему бы и во сне не привиделось то, что сталось с его родным селом после вражеского отступления, когда растащили всё, что имело хоть какую-то ценность. Не было больше в Увешках ни бедных, ни богатых. Все равны.
Потом пришла долгожданная весточка, в которой Агафья рассказывала, какими помощниками выросли ребята, как Николаша удит рыбу в озере, и как много земляники выросло в этом году на опушке Увешского леса. О голоде, с которым еле пережили весну, упоминать не стала. И вера в будущее возвратилась к Ефиму Романцеву. Потом сообщили, что Колька ушел на фронт. Ефим по-прежнему молился, представлял себе младших сыновей, весело плещущихся родном озере, и терпеливо ждал.
О своём освобождении сообщать не стал, так как знал, что на пути домой может возникнуть любое препятствие. Просто двигался вперед. Сначала на поездах, потом на попутных машинах или телегах, потом пешком. Как ни торопился Ефим увидеть родных, а на подступах к Увешкам замедлил шаг, желая наглядеться на родные места. Путь к землянке, где жила его семья, лежал через озеро.
Жаркий день клонился к вечеру, заходящее солнце играло янтарными лучами на водной глади. Недалеко от зарослей камыша колыхалась лодка, где трое ребят вытаскивали из воды рыболовную сеть. Ефим остановился, скинул с плеча вещевой мешок и залюбовался открывшейся взгляду красоте. Его прежний дом стоял на своём месте, только без забора и резьбы, а на входе красовалась новая дверь с табличкой: «Клуб». Многое вокруг изменилось, и Романцев ощущал тревогу, не зная, какое место ему уготовано в этом новом мире.
Тем временем пацаны прибились к берегу и начали делить улов, складывая рыбу в небольшие корзины. Вдруг Ефима охватило странное волнение. Он стал пристально вглядываться в одного из ребят, а сердце застучало сильнее и сильнее. Парнишка на мгновение оглянулся и продолжил своё занятие. Ефим застыл, как вкопанный, не веря глазам. За долгие годы он успел забыть, как схожи с ним были его дети. Теперь, наблюдая за движениями худощавого вихрастого Васьки, он словно себя увидел - юного и удалого. А улыбка Агафьина.
Паренек заметил у берега незнакомого седого старика и хотел было спросить, не ищет ли тот кого, но осекся. Что-то показалось ему знакомым в серых глазах, окруженных глубокими морщинами, в угловатом подбородке со слегка вьющейся, как у погибшего брата, щетиной. Васька опустил корзину и напряженно задумался, кусая губы.
- Эй, Васёк! Уснул что ль? - толкнул его в бок товарищ.
Но паренек не ответил, усиленно пытаясь отыскать в своей памяти лицо отца, которого он почти не помнил. «Враг народа», «кулак», «капиталист»: то и дело доводилось слышать Ваське от посторонних.
- Папка… - Неуверенно пробормотал юноша и поймал в ответ одобрительный грустный взгляд.
- Папка! - Вася хотел побежать, но от растерянности ноги не слушались. Большими кривыми шагами младший Романцев достиг старшего и повалился обнимать отца.
Свидетели этой неловкой, но тёплой сцены молча опустились на траву. Никому из них не было важно, кто и что говорил об этом странном пожилом человеке. Возвращение отца - большая радость, которую довелось испытать не всем.
Потом были слёзы радости Агафьи и нескончаемый поток родни к маленькому жилищу Романцевых. Были и косые взгляды односельчан, и трудное понимание между отцом и сыновьями.
Впереди ждали два года свободы, за которые Ефим успел выхлопотать у председателя колхоза, Гордея Прохоровича, клочок земли на окраине села. Там Романцевы построили небольшую хатенку.
Затем последовал повторный арест, ссылка и снова воссоединение с семьей.
Ефим Козьмич Романцев прожил долгую жизнь. Свою старость он провёл в Увешках. Каждое утро затемно, уходил к озеру и расставлял сети. Часть улова Агафья продавала у автобусной остановки, из остатков готовила еду. Так и жили. Дети, то и дело, привозили к ним внуков с разных концов страны.
Как-то раз, ведя по селу четырехлетнего внука Сашку, Ефим остановился у зарослей аира.
- Подай-ка мне, дружок, вон ту корягу. - Малыш поспешил схватить с земли кривую рогатую палку и протянул старику. Потом мальчик долго с любопытством наблюдал, как дедушка бережно вытаскивает из воды большие белые кувшинки.
___________________________________