*Духовная литература

Я, видимо, страдаю амнезией. Почитала отзыв - как будто читала раньше. Вгляделась - как будто не помню. Случается же(((
А я ещё так молода!..

Я имею немного опыта в этом (большинство книг Риверс в электронном виде при моем содействии)) так что сфотографировала телефоном и т.д.,

Аннотация:
Действие романа происходит в Париже в 1750 году. На кладбище Невинных обнаружен обезображенный труп светской красавицы. Вскоре выясняется, что следы убийцы ведут в модный парижский салон маркизы де Граммон, но догадывающийся об этом аббат Жоэль де Сен-Северен недоумевает: слишком много в салоне людей, которых просто нельзя заподозрить, те же, кто вызывает подозрение своей явной греховностью, очевидно невиновны... Но детективная составляющая - вовсе не главное в романе. Аббат Жоэль прозревает причины совершающихся кощунственных мерзостей в новом искаженном мышлении людей, в причудах "вольтерьянствующего" разума...

"Откуда берется зло? Нелепый вопрос. Оно незримо таится в душе человеческой, и если силы души - воли - в ней оказывается недостаточно для устремления к Высшему, душа становится рабой порочных склонностей и чёрных прегрешений, кои приведут её в свой черёд к мрачной бездне ада..." Роман, начинающийся как любовный, очень быстро перестает казаться таковым. Множатся странные предзнаменования, гости замка гибнут один за другим, и даже самые проницательные не могут назвать таинственного убийцу... Чтобы понять, кто он - проницательности мало.

Люди потеряли Бога, - и вот вакханалия демонизма, точно чума, захлестывает Империю. Дьявольские шабаши пресыщенных блудников, сатанинские мессы полупомешанных от дурманных трав ведьм, преступные деяния изощренных умов, - отныне подлинно "всё дозволено". Преследование еретиков и безбожников становится поприщем нового трентинского инквизитора Джеронимо Империали, незыблемая вера, талант следователя и незаурядный ум которого отмечены еще в монастыре. А вот женщины видят в доминиканце лишь его искусительную красоту... Между тем Империали, которому вовсе не свойственно соблазняться женским полом, перво-наперво необходимо выяснить причины смерти своего предшественника Фогаццаро Гоццано, найденного мертвым в местном блудном доме. И это преступление окажется лишь первым звеном в цепи безбожных деяний слуг дьявола. Империали предстоит пройти по девяти кругам ада распадающегося человеческого духа. Автор считает этот свой роман одним из лучших.

Голос Империали смягчился, но в этой мягкости, как в кошачьих лапах, таились когти.
- Но, понимаете, Элиа, девка мне не нужна. Я предпочитаю другое. И отрадно, что для этого искать вам никого не придётся... - Джеронимо подошёл вплотную, присел рядом, положил руку на бедро собеседника и, погладив его, заговорил мягко и слащаво, неосознанно копируя речь и интонации своего монастырского собрата Гиберти. - Едва мы познакомились, как понял, что вы нравитесь мне... Вы обаятельны. Я думаю, что мы поладим, не правда ли? - он со странной, порочной улыбкой обнял подчинённого.
Вианданте хорошо помнил события пятнадцатилетней давности. Он, как и все те, кто был почти нетронут растлением, сохранял обаяние юности и доныне, а в двадцать пять был красив ангельски. Эрменеджильдо Гиберти, чья склонность к мужеложству была многим известна, не мог не воспылать к нему страстью. Джеронимо запомнил и слова, и жесты брата Гиберти, и его несколько приторную мимику. Помнил и то, что поднялось в нём самом в ответ на мерзейший жест Эрменеджильдо. Не убил он его тогда чудом. Господь удержал руку его.
Сейчас, провоцируя Элиа на подобный ответ, Империали понимал: то, что мог позволить себе он сам по отношению к монастырскому собрату, едва ли позволит себе прокурор, чиновник по назначению, по отношению к главе Трибунала.
Но ждал взрыва.
Вианданте ошибся. На глазах у Леваро показались слёзы, и он яростно напрягся, пытаясь прогнать их. Гнусное предложение Джеронимо перевернуло его душу. И дело было даже не в обычном животном отвращении здорового мужчины к себе подобному. Осознав, что перед ним finòcchio, chécca, fròcio, исчадие ада и ничтожество, и этот дьявол - его господин, Леваро был не оскорблён, не унижен, но - уничтожен, раздавлен. Он уже, сам того не замечая, успел восхититься этим человеком и даже... привязаться к нему. В глазах его потемнело. Но что делать? Послать его ко всем чертям? И куда потом деваться с двумя осиротевшими детьми? Донести - кто тебе поверит? А нажить такого врага - это смертельный риск. Пожелай он - просто уничтожит любого. Преследовать инквизитора может только инквизитор. Леваро судорожно проглотил комок в горле. Ножевая боль сковала левое плечо.
- Ну же, Элиа, - Инквизитору был жалок этот несчастный, потерявший себя вдруг человек. Империали хотел поскорее остаться один, но ещё несколько секунд хладнокровно наблюдал, как инстинкт раболепия борется с остатками чести. Чужая боль уже начала причинять боль и ему, но он, так же, как и Элиа, хотел до конца понять, кто перед ним. Благо, у него-то были для этого все возможности.
- Здесь? - трудно было понять, чего больше в голосе Леваро, ужаса или отвращения.
- Почему нет? Здесь не очень уютно, вы правы, но в будущем тут все будет сделано для нашего... удобства, - губы инквизитора по-прежнему кривила порочная улыбка, в глазах танцевало пламя. - Сегодня же и распоряжусь. Здесь нас никто не будет беспокоить во время наших... совещаний. Я вас и сегодня надолго не задержу. Ну же...
Элиа медленно снял плащ. Руки его дрожали. Его одновременно трясло и мутило. Джеронимо неподвижно, страдая до подавленного стона, безмолвно наблюдал за ним. Наконец, глядя на раздетого Элиа, оставшегося лишь в исподнем, не выдержав, прервал молчание. Что-то в его посуровевшем голосе, из которого исчезла вдруг всякая слащавость, заставило Элиа вздрогнуть.
- Хотите, я скажу, в чём причина ваших бед, Леваро?
Тот с опаской молча покосился на него.
- Вы, как я погляжу - не очень подлец. Правда, готовый оподлеть в любую минуту. - Элиа побелел. - Но беда ваша как раз в том, что вы подлец - так, - он щелкнул пальцами, - не очень... Были бы подлецом до конца - спали бы по ночам. Я предложил вам мерзость, и вы подумали, что я - мерзавец. На это понимание вас хватило. Но не останови я вас - вы бы склонились передо мной. Прикажи я, монах, притащить мне девку, вы бы подумали, что я дерьмо. Но девку бы притащили.
- Вы - господин, а я - слуга, - побелевшие губы едва слушались Элиа. Он почти не слышал своего голоса из-за стука сердца, отзывавшегося в голове ударами молота.
- Да, вы - слуга, - жестко подтвердил Империали, - и, не понимая, кто я, ангел или дьявол, вы равно готовы мне... услужить. Но слуг дьявола мы сжигаем, синьор Леваро, - усмехнулся он, потом вяло и несколько брезгливо продолжил, - вы же на службе, а не в услужении, а достоинство мужчины хоть и не является доктриной Церкви, еретическим тоже никогда не считалось. Есть вещи, на которые нельзя соглашаться. Даже под угрозой смерти. А ведь вам даже не угрожали.

"Под кровом Всевышнего" - автобиографическая книга. Автор воспоминаний - Наталия Николаевна Соколова, дочь известного духовного писателя, доктора химических наук, профессора Николая Евграфовича Пестова.

Рожденная и воспитанная в православной московской семье, с детства окруженная людьми глубоко верующими, девочка очень рано начинает понимать, что в жизни не бывает ничего случайного. В цепи всех описываемых в воспоминаниях событий, встреч с удивительными людьми автор неизменно видит Божий Промысел. Ярко, образно повествуя о своем нелегком жизненном пути, испытаниях, выпавших на долю жены священника, матери пятерых детей, Наталия Николаевна старается убедить читателя в истинности слов Спасителя: Не оставлю вас сиротами, приду к вам. Я с вами во все дни до скончания века. "Буду рада, - пишет она в заключение, - если прочитавшие мой труд поймут, что Господь близко, что Он всегда нас слышит и не оставит без Своей помощи".

Автор рассказывает о жизни православной семьи с ее радостями и горестями, уделяя большое внимание вопросам христианского воспитания детей. Не случайно свои воспоминания Наталия Николаевна посвящает всем православным женщинам.

"Лето Господне" Ивана Шмелева (1853-1959) - вершина творчества писателя, влюбленного в хлебосольную Москву, в красоту ее праздников и обычаев. Сам автор писал так о своей книге: "Я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце". Русский философ Иван Ильин оценил "Лето Господне" как "художественное произведение национального и метафизического значения", отражающее "источники нашей духовной силы".