Гипнотизер. Реальность невозможного (ОЛР)

Да мне философия не особо интересна. Просто хотела узнать, какие плюс-минус допуски Евгений может делать. Ведь можно не верить в чертей, но верить в существование высшего Разума.
В случае чего, можем вместе сходить. я знаю дорогу.
Лекции не нужны. Зачем нам лекции? Достаточно убедительно показать героя
профессионалом в своей сфере - кто он у нас, психотерапевт и гипнотизер? - да так, чтобы сразу захотелось записаться к нему на прием. Выбор способа убеждения в том, что ГГ -специалист, остается за автором.
_________________

Да, все верно, "Бурхан" - восточнее от центральной Сибири, "Кам" - западнее. Но и там и там проскальзывают оба названия. Зависит от национальных корней. А именно "шаман" не встречала. Только у сильно осовременившихся и пытающихся на этом заработать экземпляров.
_________________

да-да, и это самое трудное.
по делам его судить будем, имхо так проще будет. Умные цитаты и дурак вставит. Чтобы читатель проникся, надо еще что-то, изюминка какая-нить.
В общем, если что - будем корректировать курс, благо специалистов у нас хватает.


*

ну ладно, тогда оставлю бурхана
с последним утверждением согласна полностью. Шаман - это больше бренд и марка, чем нечто исконное.
В Аршане, правда, живет некий "шаман Вася". Он бурят. И он себя именно камом называл.
_________________

Поздравляю с новой историей, очень интересная аннотация, сразу ощущается ,что история прочувствована автором, в нее вложено много личного восприятия наряду с большой проработкой научных данных. Примите в читатели

Женя( актер) мне оч понравился - как тут и было))
Таня - я ее так и представляла
Зоя - пока неизвестный персонаж, но веря тебе тоже многогранный

Надюня, большое спасибо за высокую оценку!
добро пожаловать!


*

Зина, милый парень

Она, кажется, с третьей главы появляется. Надеюсь, тоже придется по душе
_________________

Нат, спасибо за первую главу!
Какая страшная трагедия. Не повезло Тане - потерять обоих родителей одновременно... Что может быть хуже? Хорошо, хоть есть заботливый дядя Женя, который не оставит племянницу одну.
Да уж, события с удачным спасением Евгения, поистине мистические.
Очень интригует название первой истории.
Спасибо! Читать очень интересно.
___________________________________

Лена, добрый вечер!
Спасибо за отклик

для него это уже вопрос чести.

А я обещала мистику))

Спасибо!
_________________

Наташа, спасибо за начало и фотогалерею главных героев!

Фото очень выразительные, смотрела и представляла себе героев очень хорошо. Евгений - умный, но немного замкнутый в себе молодой человек, интроверт. Татьяна - нежная романтичная особа. Зоя - бойкая девушка. Катя - красивая и мудрая.

По главе. Понятно, почему Евгений так озаботился здоровьем племянницы. Он был за рулем, и поэтому испытывает естественное чувство вины за смерть ее матери и ее психологическую травму. Александра Ромашова рано инсульт разбил, вряд ли ему было больше сорока пяти лет, но болезни сейчас "молодеют", у моих соседей сын в 32 году жизни умер от сердечного приступа.
___________________________________

Виктория, спасибо большое за отклик!
Рада, что коллажи пришлись по душе и образы героев не вызвали отторжения.

Абсолютно верно. Это не дает ему покоя. может, в противном случае он бы не стал так сильно настаивать на лечении, а отказался бы почти сразу.

увы, да. стрессы нас губят.


*
Дорогие читатели, всем мое авторское искреннее спасибо за сердечки!
_________________

С ума сойти. Вот это начало.
Краем глаза глянула комментарии... Думаю, мне лучше молчать. Я даже не в состоянии сделать столь умное лицо, чтобы присутствовать при разговоре. Но вот читать всё же буду, с вашего позволения. Заинтриговали.
Нат, спасибо
_________________

Ирина , рада приветствовать!
Спасибо, что заглянули на огонек, прочли и оставили отзыв.

Все, как вам удобно!
Но если захочется что-то сказать, буду счастлива.
Спасибо!
_________________

 » 1.2. Загадочная цыганка

- Деточка, ну какая тебе разница, можешь ты громко кричать или нет? – убеждала Таню бабушка, Раиса Сергеевна Ромашова. – Ты же не певица, а художница. Впрочем, не хочешь рисовать и не надо. Поспи, почитай, отдохни, а я тебе пирожков напеку.
Бабушка ничего не понимала, но Таня послушно кивала и отворачивалась к окошку. За стеклом кипела суетная жизнь, от которой она намеренно отгораживалась.
Из больницы ее выписали еще в конце сентября, да и то держали там больше из-за неадекватного состояния, выразившегося в полнейшей апатии и потери способности говорить, чем из-за физической травмы. Было подозрение, что всему виной ушиб головного мозга, и терапия предстоит серьезная, но обошлось.
- Истерическая афония, - вынес диагноз заведующий отделением, Сергей Сергеевич Попов, давний знакомый Ромашова. - Сам знаешь, голос может вернуться внезапно или не вернуться никогда. Результаты обследования обнадеживают: в результате контузии мозговые отделы не пострадали, органических поражений на МРТ не выявлено. Все упирается только в тонкое понятие «души». Медикаментозный курс мы ей проколем-прокапаем, конечно, но дальше, Женя, уж сам гляди, здесь ты куда больший специалист, чем наш отоларинголог.
- Меня беспокоит ее странное поведение, – признался Ромашов. – Таня всегда слыла общительной, а сейчас никого не желает видеть, вздрагивает от каждого шороха, кого-то ищет по углам.
- Не удивительно, учитывая, что именно ей удалось пережить. По-хорошему, ее в психиатрию надо переводить. Или в спецсанаторий на полгодика. Там и грязевые ванны для руки, и массаж, и электрофорез, и что немаловажно, - Попов постучал согнутым пальцем себе по лбу, - капельницы для мозгов. Ты подумай, Жень, если согласен, я лично с главврачом договорюсь.
- Я ее на дому, по-родственному, в частном порядке, - сказал с тяжким вздохом Евгений. – Напиши список, что полагается для восстановления после переломов, все эти грязевые ванны, массажи и капельницы. Впрочем, с капельницами я сам разберусь.
- А справишься?
- Уж если я для любимой племянницы ничего сделать не смогу, то какой от меня вообще в профессии толк?
Конечно, Сергей Сергеевич был прав, да только как же молодую девчонку в «дурку» поместить – у нас от подобного пятна в биографии не отмоешься, думал про себя Ромашов. По мнению большинства, лечение у психиатра предписывается исключительно опасным шизофреникам, а депрессия считается обычной «маятой, которая сама пройдет». Евгений сталкивался с подобным обывательским мнением постоянно. Однажды он даже выступал свидетелем на суде по вопросу лишения родительских прав, когда после развода муж пытался отнять ребенка на основании, что бывшая лечилась у Ромашова в психиатрической клинике от бессонницы. Экс-муж был богат и шел на принцип, а у женщины еще до суда отобрали дочь и безосновательно записали в сумасшедшие. Подобного реноме для племянницы Ромашов не хотел.
После того, как физические травмы Татьяны перестали нуждаться в круглосуточном наблюдении, бабушка с дедушкой забрали ее к себе «на амбулаторный режим». Евгению идея оставить племянницу на милость отца с матерью, чуть что, причитающих про «бедную сиротиночку», совсем не нравилась, но бросать ее в одиночестве или тащить к себе в холостяцкую берлогу было неудобно.
Таня взяла академический отпуск и затворницей засела в четырех стенах, выбираясь только на кухню покушать, да на балкон подышать и полюбоваться на просыпающийся город. Ей следовало разрабатывать запястье, если она желала продолжать рисовать, но девушка это делала с неохотой. Она все отныне делала с неохотой, словно пропавший голос лишил смысла ее существование. Но в реальности все обстояло куда хуже: Таня считала, что несет на себе печать проклятия, и ей не стоит подвергать опасности ни в чем не повинных людей. Вот почему она резко свела на нет все контакты с сокурсниками и друзьями, и, если бы могла, перестала б общаться даже с родственниками. «Если погибать, то в одиночестве», - полагала она.
В результате страшной аварии Татьяна, как ей казалось, приобрела странную способность видеть невидимое. Она никому в этом не признавалась, даже Жене – особенно Жене, страшась услышать позорный приговор, однако переживала свое новое свойство болезненно.
Хуже всего ей было ночами, когда грань между мирами, по утверждениям эзотериков, истончалась, и призраки, духи и демоны получали возможность добраться до нужных им людей. Татьяне всюду мерещились чужие глаза, следящие за ней с укором. Иногда сил терпеть не было настолько, что она в панике металась по комнате, хрипела и билась в немой истерике, пугая дедушку и бабушку.
Лекарства, что прописал ей Женя, помогали снять напряжение и погружали в легкий, ко многому безразличный сон, но не спасали полностью от неприятных визитов странного узкоглазого старика. Нет, он не пугал ее нарочно, не хватал призрачными ледяными руками – просто возникал из ниоткуда и смотрел, смотрел прямо в душу темными всезнающими глазами. Иногда старик проникал в ее сны, но и там хранил загадочное молчание. Таня даже думала, что он такой же немой, как и она. Но зачем он тревожил ее? Чего хотел? Если он – ее проклятие и наказание за совершенную чудовищную ошибку, то почему изводит в тишине, а не забирает к себе в преисподнюю? Или продолжать жить после того, как мама и папа умерли по ее вине, это и есть самое страшное наказание?
Таня втайне надеялась, что со временем все образуется: либо она привыкнет и перестанет обращать на старика внимание, либо он оставит ее в покое. Девушка даже радовалась порой, что потеряла голос и не в состоянии выдать себя, разговаривая с демоном, притаившимся в углу. Однако время шло, а ничего не менялось. Таня замкнулась, похудела и потеряла былую живость. Днями напролет она лежала на кровати, уставившись в потолок, а бабушка ей в этом потворствовала, несмотря на советы младшего сына.
Евгений приезжал к ним регулярно, через два-три дня после работы, и пытался пробиться сквозь невидимый панцирь, которым окружила себя племянница. Чувство личной вины и ответственности вкупе с профессиональным азартом не давали ему отступиться.
Когда гипс сняли, Ромашов договорился с ближайшей частной клиникой о необходимых физиопроцедурах. Таня дала свое согласие и даже не стала возражать против сеансов эмоционально-стрессовой терапии, которые Женя планировал проводить сам. Однако после первого небольшого успеха дело застопорилось.
Погрузить Татьяну в глубокий гипноз Евгению не удалось, а за восемь сеансов в легкой и средней стадии он добился только, что девушка, находясь в трансе, повторяла за ним слова хриплым шепотом. В бодрствующем же состоянии все оставалось по-прежнему. Открывая рот, Таня давилась звуками, язык будто сковывала судорога, и голосовые связки совершенно не слушались ее.
Евгений не сдавался, но племянница быстро отчаялась.
«Дорогой Женя, я тебе благодарна за все усилия, - написала она ему на вырванной из ученической тетрадки странице и вручила, пряча взгляд, - но хватит тратить на меня время. Я вижу, как ты устал сюда приезжать. У тебя своя жизнь, которая должна продолжаться, а моя жизнь кончена. Голос не вернуть, мне пора смириться и привыкать жить по-новому. Я устала от бессмысленной надежды, извини меня!»
- Это ты напрасно, - сказал он ей, прочитав. – После небольшого перерыва следует начать второй курс. Во-первых, закрепить достигнутое, а во-вторых, продвигаться дальше. Еще ничего не потеряно! Голос вернется.
Таня покачала головой и вытолкала его из своей комнаты. В глазах ее при этом стояли слезы.
Сначала Евгений решил, что плохой из него психолог, раз он не сумел убедить пациента в радужных перспективах. Потом подумал, что Таня не простила его и продолжает считать главным виновником смерти матери. Однако, поразмыслив и сопоставив кое-какие факты, он пришел к выводу, что причина, по которой девушка не идет на контакт, заключалась все-таки в ином. Многое указывало на то, что одна психологическая травма наложилась у Татьяны на другую, и они взаимно усилились. Вот только что именно не давало ей покоя? Поскольку их общение в основном сводилось к рисункам и заметкам, Ромашов был сильно ограничен в средствах.
Евгений решил, что племянница винит в произошедшем прежде всего себя, ее немота стала своеобразной формой аутоагрессии. Так называемый «синдром русалочки»: девушка подсознательно запрещала себе говорить, превратив голос в расплату, например, за некий грех. Евгений своими вопросами бередил незаживающую рану и постепенно подбирался к сути. Таня испугалась, что всплывут истинные причины, которые бы она желала сохранить в секрете, и оборвала сеансы. Люди, как правило, боятся под гипнозом разболтать постыдные тайны, и никакие уверения в обратном на них не действуют.
Для устойчивого прогресса в лечении требовалось установить истину, и Евгений был готов провести расследование. Он хотел знать, за что племянница себя казнит.
Самая распространенная в мире причина для всех детских бед - это отношения в семье. Евгений для начала двинулся по типичной схеме, отрабатывая версию внутрисемейных конфликтов. Он задумался, кто мог бы пролить свет на таинственное содержимое семейных шкафов его покойного брата. Возможно, необходимой информацией владели родители, но отец плохо себя чувствовал - после двойных похорон слег, и Женя опасался его тревожить. Оставалась мама...
Раиса Сергеевна удивительно смиренно перенесла смерть старшего сына и невестки. Наверно, ей просто было не до истерик, поскольку муж-сердечник требовал заботы, а беспомощная внучка нуждалась в опеке. Мать стоически несла свой крест и черпала в этом все новые и новые силы. Однако когда Евгений попытался завести с ней беседу о семейных проблемах покойного Саньки, то получил жёсткий отлуп.
- Прошлого не вернешь, и копаться в грязном белье я не позволю! Прошу, оставь девочку в покое!
- Так что-то все-таки было неладно? – встрепенулся Евгений. – О каком «грязном белье» речь? Ира и Саня ссорились или что?
- Не было ничего! – отрезала мать. – Не было! Заруби это себе на носу. У Саньки все хорошо складывалось: дом полная чаша, дочка талантище, жена красавица. Люди завидовали! От их зависти, может, и пошли все беды. Сглазили их! И сейчас небось косточки покойным перемывают, злословят, не угомонятся никак, чтоб им пусто было!
- То есть, личная жизнь Саньки была настолько интересной, что оказалась в центре обсуждения соседей? Вот так новость.
- Нечего тебе в это лезть! Там все неправда, – запретила мать. - При жизни с братом не дружил особо, ничем не помогал, так чего теперь завелся?
- Это же не блажь, мама! Это ради Таньки.
- У Тани все налаживается. Сам сказал: она говорить под гипнозом начала. Наяву беззвучно пока губами двигает, но угадать уже можно.
- Этого мало!
- С нее довольно! Со сцены ей не выступать, а декорации в театре рисовать и безгласная сумеет. Если все дело в том, что она, как ты утверждаешь, просто не хочет, то не лезь к ней в душу. Когда созреет – тогда и ладно, а нет, так и нет. Пугать ребенка, клин клином вышибать, я тебе не позволю. Она, бедняжка, довольно настрадалась, чтобы еще и твою безумную терапию выносить. Иди и практикуйся лучше на своих алкоголиках!
Переубедить мать Жене не удалось, но идею докопаться до правды он не оставил. Временную неудачу Евгений рассматривал как личный вызов. Он планировал расспросить тех самых «злоязычных соседей» и бабушек у подъезда, ежели таковые все еще водились в стремительно меняющемся городском пейзаже. Можно было найти сослуживцев, нанести визит в колледж, где училась Татьяна, однако времени, как назло, на все не хватало. На работе случилась запарка, клиенты пошли, что называется, косяком, да и частые поездки в родительский дом (то продуктов занести, то лекарств) не позволяли выкроить и полдня на расследование. Поздним вечером он буквально доползал до постели и дрых без задних ног, пока будильник не поднимал его, чтобы опять идти в клинику.
Как-то раз, уже в начале декабря Евгений возвращался от родителей к себе. Новую машину он приобрести не успел, ждал выплат от страховой компании, и потому добирался всюду общественным транспортом.
На железнодорожной станции к нему приблизилась цыганка - довольно молодая, не старше двадцати-двадцати трех лет, но уже глубоко беременная. Облачена она была в цветастые длиннополые наряды, как это заведено у ее нации, но вместо платка носила обычную лыжную шапочку, которая казалась ей мала и не скрывала завивающихся прядей и огромных серег из «самоварного золота».
Евгений оглядел цыганку с головы до пят, взглядом предостерегая от навязчивых речей в стиле «дай погадаю, всю правду скажу». Цыганка, впрочем, не лезла, не требовала позолотить ручку, а скромно стояла рядом, кутаясь в старое драповое пальто, из-под которого торчал подол забрызганной юбки.
Час был поздний. Промозглый ветер гонял по перрону мусор из опрокинутой урны, а силуэты обкромсанных, давно уже по-зимнему прозрачных тополей терялись за сумеречной пеленой. Платформа была пустынной, лишь на противоположной стороне виднелось несколько припозднившихся пассажиров. Жертвы маятниковой миграции возвращались с работы и, сойдя с только что прошедшей электрички, неулыбчиво и быстро просачивались через турникеты, спеша поскорей попасть домой.
Ромашов повернулся спиной к ярко освещенному вокзалу, наслаждаясь болезненным ощущением полного одиночества. В обозримом пространстве, кроме цыганки, никого не было. Однако эта женщина, казалось, просто искала молчаливой компании, никак не беспокоя, и ее присутствие спустя минуту совершенно перестало его волновать.
Электричка запаздывала. С темного неба посыпался мелкий снег вперемешку с ледяным дождем. Евгений подумал, что нормальная зима в этом году тоже запаздывает, никто и ничто не желает соблюдать расписание. Вдохнув сырой воздух полной грудью, он поднял воротник.
Когда пригородная «собака», предупредительно свистнув, наконец подошла к перрону и с судорожным лязгом распахнула теплое нутро, залитое желтоватым светом, Ромашов с плохо скрываемым облегчением поспешил к дверям.
Неуклюже переваливаясь на отечных ногах, обутых в видавшие виды кроссовки, цыганка двинулась за ним, но в самый последний момент поскользнулась на обледенелом краю платформы и начала падать.
Боковым зрением уловив непорядок, Евгений обернулся и успел подхватить девицу под локоть.
- Осторожней! Так и под поезд можно угодить.
Она взглянула на него испуганно, со смесью удивления и благодарности.
Евгений помог ей подняться в вагон.
- Спасибо, - промолвила та замерзшими губами.
Ромашов увидел кровоподтек на скуле, который безуспешно старались замазать, и глубокие болезненные синяки под нижними, набухшими от недавних слез, веками. Неужели, «бьет, значит, любит»? Вблизи стало заметно, что цыганку отличала нездоровая худоба, развившаяся вопреки ее деликатному положению. Некоторых женщин будущее материнство красит, а некоторых доводит до могилы, особенно если находятся желающие к ней специально подтолкнуть.
Поддаваясь неожиданному для себя порыву, Ромашов спросил:
- Вам помощь не нужна?
- Нет, - она была краткой и, прежде чем пройти в вагон, с тревогой оглянулась на оставшуюся за спиной платформу, словно боялась, что из-за снежной пелены выскочит нежелательная погоня.
Может, этот ее взгляд, а может, нервно дрожащие руки без перчаток и напряжение в натянутой спине заставили Ромашова прояснить ситуацию:
- Я могу дать вам телефон центра психологической поддержки для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. Просто я по работе с этим связан.
- Не надо, - она съежилась еще сильнее и скользнула мимо.
- Извините! – бросил он вслед, ругая себя почем зря, что вообще раскрыл рот. Никогда прежде за ним не случалось подобной благотворительности – на ходу и нахаляву, а тут прямо черт дернул.
Двери, шипя, съехались, отгородив неуютный тамбур от холода, снега и ветра. Электричка дернулась и покатила, набирая ход. Ромашов прошел в пустой вагон. Цыганка, как оказалось, далеко не убежала, стояла в проходе, раздумывая. Обернувшись, она снова шепнула:
- Спасибо! – Он угадал это слово по движению губ.
Евгений кивнул, сел на ближайшую скамью и уставился в черный прямоугольник окна.
Его случайная попутчица долго мялась, но потом все же подошла с таким видом, будто в любую секунду готова кинуться наутек.
- А в этом центре…- начала она, и голос ее почти потерялся за стуком колес, резко взвизгивающих на поворотах.
Ромашов поднял на нее глаза.
- В этом вашем центре… там могут дать адрес, где переночевать бесплатно?
- Да, это возможно.
Цыганка ждала продолжения, и Ромашов нехотя пояснил:
- Они помогут вам делом и окажут юридическую поддержку, если вы в подобном нуждаетесь. С одной из женщин, психологом Центра, я очень хорошо знаком. Если желаете, я ей наберу прямо сейчас, и она вас сориентирует.
Последнее было явно лишним, но раз уж начал, надо было довести дело до конца, половинчатости Ромашов терпеть не мог. Мысленно чертыхаясь, он полез во внутренний карман, где носил визитницу с контактами подобного рода. Он не был добрым самаритянином в полном смысле слова, но род его деятельности предполагал всякое, потому полезные мелочи он всегда держал под рукой.
Евгений нашел визитку, подцепил один из прямоугольников ногтем, вытянул и отдал цыганке:
- Это координаты Кризисного центра. По указанным телефонам вам ответит дежурный. Но повторяю, если помощь нужна срочно, я могу связаться непосредственно с главным психологом. У вас имеется при себе мобильный?
- Нет.
- А приобрести карточку сможете?
- Я купила билет до Москвы, - ответила цыганка, вздергивая подбородок и тем самым, видимо, намекая, что последние копейки пустила на честную жизнь.
«Конечно, - подумал Ромашов, - с таким пузом через забор не полезешь и от транспортной полиции не побегаешь, а ночевать в обезьяннике девушка явно не желает».
- Вы не смотрите, что я так одета, это… это маскарад!- выдала вдруг цыганка. – Мне надо уехать и… на пару дней скрыться. Не спрашивайте ничего! Вы добрый, поэтому я с вами заговорила, но втягивать вас в свои проблемы не хочу.
- Да я и не навязываюсь, - откликнулся Евгений. – Подождите, я все же позвоню Екатерине Андреевне.
Он вытащил телефон, дозвонился до подруги, коротко объяснив ситуацию, а затем бесстрашно передал трубку цыганке. Пока девушка тихо говорила, он исподволь разглядывал ее.
Пожалуй, он поторопился отнести ее к цыганскому племени. Да, у его визави была смуглая кожа и темные глаза, и внешне она ничем не отличалась от типичных обитателей табора, но вот манеры были вовсе не грубыми, речь грамотная и лишенная визгливого акцента. В ней, если абстрагироваться от одежды, не было ничего вульгарного, свойственного не слишком образованным бродяжкам. Кожа на руках нежная, а лак для ногтей светлого, почти незаметного оттенка. Эту девицу не использовали на грубых работах, и, отогревшись немного в тепле вагона, она стала выглядеть как нормальная московская девчонка, стало даже заметно, насколько аристократичные пальцы сжимают его смартфон.
Косметикой девушка не пользовалась. Нельзя сказать, что это из-за спешки она не успела накраситься – синяк на скуле она явно старалась скрыть, но делала это еще утром, и за минувшие часы тональный крем успел слегка «полинять». У девицы, яркой от природы, был вкус, и, наверное, она говорила правду, называя пестрые цыганские тряпки «маскарадом». Пальто она носила добротное, хотя и ужасно старое, с обтрепанными манжетами и пуговицами, пришитыми по-разному: где крестиком, а где «гусиной лапкой», словно одежда, как переходящее знамя, путешествовала от женщины к женщине не один десяток лет. Кроссовки были заляпаны глиной, как и подол юбки, и создавалось стойкое впечатление, что их хозяйка бежала по грунтовой дороге, разбрызгивая лужи. С утра было теплее, это только к вечеру воду и грязь сковал ледок – значит, добиралась она до вокзала издалека, много шла, устала (отсюда и тени под ввалившимися глазами). А еще она наверняка испытывала страшный голод…
«Ей в полицию бы обратиться, а не в Кризисный центр, - подумал Ромашов, - впрочем, Катя разберется. Если надо, и к следователю отведет. Сейчас бедняжке нужен хороший горячий ужин и чистая постель».
Договорив и, по всему, договорившись, «цыганка» (мысленно он теперь брал это слово в кавычки) вернула Евгению смартфон и повеселела. Держалась она по-прежнему настороженно, но Ромашов к ней не лез. Исповедовать неудачниц он предпочитал на работе, а не в личное время.
«Цыганка» и сама не спешила раскрываться перед незнакомцем, но чувство признательности ей было известно.
- Вы очень хороший, - заявила она, разглядывая его в открытую, - бескорыстно помогли совершенно чужому человеку и даже не побоялись, что я украду ваш дорогой телефон.
- Не стоит благодарности, - сказал Ромашов.
- Вы часто людям помогаете, умеете слушать… и видите, замечаете многое. Вы похожи на священника... но вы атеист. Так странно…
Евгений с бОльшим интересом взглянул на попутчицу. Кажется, и ей были не чужды игры в дедукцию. Может, она работала гадалкой, раскладывала своими наманикюренными пальчиками карты Таро и навострилась читать клиентов, как раскрытую книгу. Вот только одним ужасным утром что-то пошло не так, случился конфликт, пришлось податься в бега. Правда, беременность эта ее…
«Нет, стоп! – запретил он себе. - Не мое это дело».
- Не волнуйтесь за меня, мне помогут, я это теперь точно знаю, - произнесла девица, и на ее губах родилась легкая улыбка. Родилась – и погасла, как робкий солнечный лучик пробившийся сквозь хмурые тучи. – А вот другая девушка в вашей помощи все еще нуждается. Мучаетесь вы из-за нее, а она ваши усилия не ценит, отвергает. А ведь вы и сами в смертельной опасности оказались.
Евгений тяжко вздохнул:
- Давайте обойдемся без вокзальных фокусов, не портите о себе впечатление. Вы запомнили адрес, куда идти, когда сойдете с поезда? Вот и хорошо, мы квиты.
- Нет, не квиты, - возразила «цыганка». – И это не фокус. Вы помогли мне, а я вам хочу помочь. Мир на доброте людской зиждется. Проклятие на ваш род наложили – страшное, черное. Я вижу, на смерть делали. Двое уже ушли – недавно, три месяца только прошло, двое пока стоят, очереди ждут, но не отвертятся. А еще двое… им могилы копать. Как выкопают, так и их смерть заберет, род прервется.
Ромашову стало слегка не по себе, но он не собирался клевать на доморощенный психоанализ и развод для простаков.
- Послушайте…
- Удар, звон стекла, крики, взрыв… - не обращая на него внимания, начала бубнить «цыганка», сейчас, как никогда раньше, делаясь похожей на уличную гадалку.
Она прикрыла глаза, откинулась назад и говорила, чуть покачиваясь, будто в трансе. Ее серьги побрякивали, отражая свет потолочных ламп. Пальцы комкали пояс пальто, крутили его, заматывая в колечко и тотчас разматывая.
– Смерть на шоссе… Мост через реку... Много машин… Огонь, страшно как!.. Внезапно... все в один день и час, но сильный ангел-хранитель… вмешался, отвел… Василий, Василий… это его имя, запомните его! Вся семья: муж, жена, дочь... Одна в аварии погибла сразу... другой тоже в машине был… в больнице умер. Дочь жива, но жить не хочет… Василий ее с того света гонит, не дает за грань уйти… а она сопротивляется. Не слышит его, не верит…. Еще один мужчина, родственник со смертью в гляделки играет… старый, этого не спасти... А на вас ни царапины!.. И девочка жива… только дальше хуже будет!
Ромашов смотрел на нее, не зная, что предпринять. Голос цыганки звучал монотонно, паузы она делала в самых неожиданных местах. Пальцы ее продолжали независимый танец, дергая пояс – но опять же, дергая размеренно, однообразно.
- Таа-ня-а, - вдруг нараспев выдохнула цыганка, она качалась все сильней, сжимая пальцы в кулаки. – Таня себя винит… через нее проклятие упало... молодая, глупая, хотела, как лучше… себя корит, а поздно... вы сильный, но в беду полезете сами… по своей инициативе сгинете… Только Василий вам поможет!
- Откуда вы все это берете?- довольно грубо спросил Евгений. – Что за Таня? Что за Василий?
«Цыганка» открыла глаза, но не смотрела на него, уставилась мимо и сквозь, словно по-прежнему пребывая в трансе.
- Вы все по крови связаны... побратимы… не отступите, искать будете… плохо это... для вас плохо! Но судьба такова… по грани идти…
Сейчас было очевидно, что девушка прекрасно отдает себе отчет в том, что произносит. Хотя в целом ее манера говорить не изменилась, истеричное кликушество исчезло. Да и было ли?
- Вы сейчас мне пророчествуете или просто так выдумываете? – поинтересовался Ромашов, разбивая иронией повисшее в воздухе напряжение. – Необычный у вас метод для самогипноза. В магическом салоне тренировались?
Странная девица моргнула, залилась жаркой краской и уставилась на носки своих грязных кроссовок – или, скорее, на свой огромный живот, перекрывавший видимость.
- У меня с рождения дар, - вымолвила она в прежней, тихой манере. -Можете не верить, но я вам добром за добро плачу. И денег не прошу.
- Вы не ответили, откуда взяли имена Тани и Василия. Кто это такие?
- А вы не знаете?
- Нет, не знаю.
- Придет время, все станет ясным, как родниковая вода. Вот, возьмите амулет, он вам поможет беды избежать. Он слабенький, но на один раз точно хватит. А может, и на два.
Она протянула ему откуда-то взявшуюся монету. Только что ничего не было – и раз, на раскрытой ладони блеснул серебристый неровный кругляш с полустершимся изображением крылатого дракона.
«Ловко!», - восхитился Ромашов. Монета походила на старинную, возможно, китайскую, и наверняка являлась подделкой – из тех, что продают в сувенирных лавках.
- Возьмите, не бойтесь, это тоже бесплатно, - цыганка с необычной для себя настойчивостью всунула ему монету. – Всегда держите при себе, даже если не верите. До вашей Тани мне дела нет, но вы не представляете даже, как сильно мне сегодня помогли. Жизнь спасли. Не должна я быть у вас в долгу. Не должна и не буду, откуплюсь! А теперь пойду, нельзя мне с вами больше…
- Подождите! – не выдержал Евгений.
- Не могу. Вы сделали все, что могли, для меня, а я – все, что могла, для вас. Теперь нам время разойтись. Так надо.
- Духи велят? – саркастически поддел он.
- Да, считайте так. Духи. Берегитесь черной смерти! Она вас на дороге поджидает.
- На какой дороге?
- Шоссе, лесная тропинка, дорожка, мост… Амулет Белого Дракона дважды смерть отведет, но дальше вы сами.
- А разве вам самой амулет не пригодится?
- А он не мой, - девушка встала, - уже не мой, ваш он. Василий велел вам отдать - я отдала.
- Не жалко?
- Жалко. Но я откупиться от еще большей беды хочу. И вам польза. Прощайте!
С этими словами она заскользила по проходу, для устойчивости цепляясь руками за поручни на лавках. Ромашов озадаченно смотрел ей вслед и сжимал в кулаке холодную монетку.
_________________

Здравствуйте Натаниэлла! Заглянула на вашу страничку. Нравится стиль, история полагаю будет интересной, а главное, надеюсь, много познавательного материала о Байкале, местах, людях и нравах той части Сибири. Примите в читатели.

Итак, что натворила молода Таня, что на семью легло проклятье? Очень сильно винит себя за смерть родителей, но за рулем была не она, и логичнее было бы винить Женю. Он же не смог, он влетел, на нем ни царапины. А девушка ест себя.
Нат, вот читала главу, и прямо хотелось дать по шее Тане! Не знаю, но вот она вся прям такая "творческая личность" и благородная страдалица, как будто себя чуть ли жертвенным барашком мнит. И бабушку тоже в угол - за потакание Тане и такое обращение с младшим сыном. То есть она не признает его профессию, опыт и врачебные действия. Чем больше жалости - тем хуже больному. А бабушка не сочувствует, а именно жалеет! Вот просто давит своей жалостью. Мне показалось, что еще немного, и она обвинит женю в инфаркте брата и умышленной гибели семьи.
В общем, пока не самые положительные впечатления о семье Ромашовых.
Теперь перейдем к цыганке. Скорее всего она сказала правду, раз не требовала денег, проведения ритуалов и прочей мишуры. За скромную помощь откупилась по-полной - про проклятье рассказала многое и амулет отдала.

вот она честно признается, что отдавать жалко, но нужно. И прощается - то есть сталкиваться с ним в дальнейшем не хочет. Совсем. Какую большую беду от себя отводит? Ни одна мать в здравом уме ребенку плохого не пожелает. Чем ей грозила не-встреча с Женей и чем так сильно грозит его помощь?

Думай, Женя, думай. Если в проклятия не веришь, то отрицать, что человека можно загипнотизировать и запрограммировать на ненужные ему действия уже сложнее. Чем не проклятие?

Значит старика с узкими глазами, пугающего Таню, зовут Василий. Он не дает уйти ей за грань. Предположим, что вся цыгане, шаманы, вуду и прочие личности обращаются к одному "информационному полю". Тогда почему бы им не общаться между собой? Допускаю, что Василий - шаман, узкие глаза - представитель одной из северных народностей. Другой вопрос - почему он во все это ввязался и зачем помогает за тысячи километров? Какой у него интерес?
_________________