Джанет (Жанет) Иванович

Дождь негромко стучал в окно гостиной, словно соревнуясь с топотком лап Рекса, бегающего в своем колесе. С тех пор как меня подстрелили, прошло четыре дня, и боль, хотя и досаждала мне, стала вполне терпимой.
Душевные раны затягивались медленнее. Меня все еще мучили ночные кошмары, и мне до сих пор было не по себе в своей квартире. Застрелив Джимми Альфу, я доползла до телефона и успела вызвать полицию, прежде чем потеряла сознание. Они приехали как раз вовремя, чтобы успеть снять Рамиреса с пожарной лестницы. После этого его отправили в тюрьму, а меня в больницу. К счастью, мне повезло больше, чем Альфе. Он был мертв. А я осталась жива.
Десять тысяч долларов лежали на моем банковском счету. И ни цента из них пока что не было потрачено. Впрочем, я планировала совершить какое-нибудь безумство. Например, слетать на выходные на Мартинику. Или сделать татуировку и перекраситься в рыжий цвет.
Кто-то постучал в мою дверь, и я подскочила от неожиданности. Было семь часов вечера, и я не ждала никого в гости. Я с опаской вышла в прихожую, заглянула в глазок и ахнула при виде Джо Морелли в спортивной куртке и джинсах, чисто выбритого и аккуратно подстриженного. Он смотрел прямо в глазок и самодовольно улыбался. Он знал, что я смотрю на него и ломаю голову, стоит ли открывать ему дверь. Он помахал рукой, и мне вспомнились события двух-недельной давности, когда все было в точности наоборот.
Я отодвинула два засова, хотя цепочку снимать не стала, и приоткрыла дверь.
— Да?
— Сними цепочку, — велел Морелли.
— Зачем?
— Затем, что я принес тебе пиццу, а если перевернуть коробку, чтобы она пролезла в щель, весь сыр стечет.
— Пицца из «Пино»?
— Ну откуда же еще?
Я перенесла вес тела на правую ногу, чтобы дать отдых левой.
— С чего это ты вдруг решил принести мне пиццу?
— Не знаю. Мне просто так захотелось. Так ты собираешься открывать или как?
— Я еще не решила.
Его губы дрогнули в медленной злой улыбке.
— Да ты никак меня боишься?
— Э-э... да.
Улыбка никуда не делась.
— И правильно делаешь. Ты заперла меня в рефрижераторе с тремя трупами. Рано или поздно ты у меня за это заплатишь.
— Но не сегодня?
— Не сегодня,— отозвался он.
Я закрыла дверь, сняла цепочку и снова открыла дверь.
Он поставил картонную коробку с пиццей и упаковку пива на кухонный стол и обернулся ко мне.
— Ты что-то медленно ходишь. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. К счастью, пуля Альфы только слегка задела мою ногу, и основной урон пришелся на стену в прихожей.
Его улыбка погасла.
— Как ты чувствуешь себя на самом деле?
Не знаю, как уж это Морелли удается, но он всегда меня обезоруживает. Даже когда я начеку и во всеоружии, он способен взбесить, вывести из себя, заставить усомниться в собственном здравомыслии и вообще почувствовать себя неуютно. В его глазах затаилась тревога, а серьезное выражение лица никак не вязалось с небрежным тоном, которым был задан вопрос.
Я закусила губу, но на глазах у меня все равно выступили слезы и покатились по щекам.
Морелли обнял меня и, притянув к себе, прижался щекой к моим волосам и уткнулся губами мне в макушку.
Мы стояли так долгое время, и, если бы не боль в ноге, я могла бы уснуть, убаюканная ощущением надежности и покоя, так уютно мне было в объятиях Морелли.
— Если я задам тебе один серьезный вопрос, — прошептал он мне в самое ухо,— ты ответишь мне честно?
— Может быть.
— Ты помнишь тот раз... ну, в гараже моего отца?
— Во всех подробностях.
— А тогда, в кондитерской...
— Угу.
— Почему ты сделала это? Неужели я могу быть настолько убедительным?
Я вскинула голову, чтобы взглянуть на него.
— Думаю, дело скорее в моем любопытстве и духе противоречия.
Не говоря уж о разыгравшихся гормонах.
— Значит, ты готова разделить со мной ответственность?
— Конечно.
Он снова улыбнулся.
— А если бы я сейчас занялся с тобой любовью прямо здесь, на кухне... какую часть вины ты была бы готова принять на себя?
— Господи, Морелли!
Он вздохнул.
— Думаешь, после всего того, что между нами произошло за эти годы, мы еще можем стать друзьями?
И это я слышу от человека, который зашвырнул мои ключи в помойный бак.
— Думаю, это возможно. Нам же не придется подписывать договор и скреплять его кровью, правда?
— Нет, но мы можем дружно порыгать за пивом.
— Такой контракт мне подходит.
— Вот и славненько. А теперь, когда мы решили этот вопрос, я хотел бы посмотреть бейсбольный матч, а мой телевизор у тебя.
— Вы, мужчины, всегда скрываете свои истинные мотивы,— сказала я, относя пиццу в гостиную.
Морелли последовал за мной с упаковкой пива.
Он скинул куртку и наплечную кобуру, повесил их на ручку двери, ведущей в спальню, включил телевизор и принялся искать нужный канал.
— У меня для тебя новости,— сказал он.— Ты готова их выслушать?
— Еще полчаса назад я могла бы сказать «нет», но теперь, когда у меня есть пицца, я готова ко всему.
— Это не пицца, прелесть моя. Это все мое мужское присутствие.
Я вскинула бровь.
Морелли проигнорировал мою реакцию.
— Во-первых, эксперт сказал, что тебя следовало бы выдвинуть на соискание премии на звание самого меткого стрелка имени Робин Гуда. Ты всадила Альфе пять пуль в самое сердце на расстоянии двух сантиметров друг от друга. Это просто поразительно, учитывая, что ты в хлам изрешетила свою сумку.
Мы оба потягивали пиво, не до конца понимая, какие чувства испытывали от того, что я убила человека. Гордость казалась неуместной. Горе не подходило. Сожаление определенно присутствовало.
— Думаешь, все могло закончиться по-другому? — спросила я.
— Нет,— покачал головой Морелли.— Он убил бы тебя, если бы ты не успела убить его первой.
Это была правда. Джимми Альфа убил бы меня. В этом я не сомневалась.
Морелли подался вперед, чтобы не пропустить подачу. Говард Баркер выбил аут.
— Черт! — выругался Морелли и снова обернулся ко мне.— А теперь хорошая новость. Я прикрепил к фонарному столбу в дальнем конце вашей парковки диктофон. Использовал его для подстраховки, когда меня не было поблизости. Вечером можно было проверить, не пропустил ли я что-нибудь важное. Так вот, эта штуковина все еще работала, когда к тебе завалился Джимми. Весь разговор записался на пленку, и стрельба тоже, и все остальное, совершенно отчетливо.
— С ума сойти!
— Я такой ловкий, что иногда даже сам себя пугаю,— с важным видом заявил Морелли.
— Во всяком случае, настолько ловкий, что отмазался от тюрьмы.
Он взял себе кусок пиццы, потерял в процессе часть зеленого перца и луковых колечек и подобрал их пальцами.
— С меня сняты все обвинения, я восстановлен в должности и получил всю причитающуюся мне за это время зарплату. Пистолет был в бочонке вместе с телом Кармен. Они все это время держали его в холоде, так что отпечатки были четкие, и эксперты нашли на нем следы крови. Результаты анализа ДНК еще не пришли, но предварительные анализы показали, что это кровь Кулеши, а это доказывает, что Зигги был вооружен, когда я в него выстрелил. По всей видимости, пистолет заклинило, как я и подозревал. Когда Зигги упал на пол, пистолет выпал у него из рук, а Луис подобрал его и унес с собой. А потом, должно быть, решил от него избавиться.
Я собралась с духом и задала вопрос, который не давал мне покоя вот уже три дня.
— А Рамирес?
— Рамиреса задержали без права выхода под залог, он ожидает психиатрической экспертизы. Теперь, когда Альфа сошел со сцены, несколько весьма заслуживающих доверия женщин согласились дать против нашего чемпиона показания.
Меня затопило такое облегчение, что я чуть не закричала.
— Ну и какие у тебя планы? — спросил Морелли.— Будешь продолжать работать на Винни?
— Еще не знаю.— Я прожевала пиццу.— Может быть. Очень может быть.
— Так, чтобы расставить все точки над «i»,— сказал Морелли.— Прости, что я тогда, в школе, написал про тебя то стихотворение на стене стадиона.
У меня екнуло сердце.
— На стене стадиона?
Молчание. Щеки Морелли залила краска.
— Я думал, ты знаешь.
— Ты хочешь сказать, что написал стихотворение обо мне на стене стадиона? Стихотворение с описанием того, что произошло за коробкой с эклерами?
— Я могу рассчитывать на снисхождение, если скажу, что оно было хвалебное?
Мне захотелось ему врезать, но он отскочил быстрее, чем я успела встать.
— Это же было сто лет назад,— попытался он воззвать к моему разуму, пятясь назад.— Ну же, Стефани, некрасиво быть такой злопамятной.
— Ты просто скотина, Морелли. Скотина.
— Возможно,— согласился он.— Зато я умею изумительно... доставлять пиццу.

Дождь тихо барабанил по стеклу в гостиной, состязаясь со звуками, которые издавало колесо Рекса. Прошло уже четыре дня с тех пор, как меня подстрелили, и боль перешла в раздражающую, но вполне терпимую свою разновидность.
А вот душевное здоровье поправлялось куда медленнее. У меня еще случались ночные кошмары, и я все еще боялась оставаться одна в квартире. Застрелив Джимма Альфу, я подползла к телефону и позвонила в полицию, прежде чем отключилась. Они появились вовремя, чтобы схватить Рамиреза на полпути ко мне на пожарной лестнице. Затем они увезли его в тюрьму, а меня - в больницу. К счастью, мне повезло больше, чем Альфе. Он был мертв. Я - жива.
На моем счету в банке покоились десять тысяч долларов. Ни цента еще не было потрачено. Меня задержали семнадцать стежков на моей заднице. Мне хочется сотворить что-нибудь безответственное, типа слетать на уик-энд на Мартинику, когда снимут швы. Или, может, сделать татуировку, или выкрасить волосы в красный цвет.
Я подпрыгнула от стука в дверь. Было почти семь вечера, и я не ожидала гостей. Осторожно я выползла в прихожую и приложилась к глазку. Челюсть у меня отпала от вида Морелли в спортивной куртке, джинсах, гладко выбритого, подстриженного. Он смотрел прямо в глазок. И самодовольно улыбался. Знал, гад, что смотрю на него, сгорая от любопытства, благоразумно ли поступлю, если открою дверь. Он помахал, и я вспомнила, как две недели назад ситуация была прямо противоположная.
Я отомкнула два засова. Но оставила цепочку на месте. Заскрипела дверью.
– Что?
- Убери цепочку, - сказал Морелли.
- Зачем?
- Потому что принес тебе пиццу, и если наклоню ее, чтобы тебе отдать, весь сыр смажется.
- Пицца от Пино?
- Конечно, это пицца от Пино.
Я переместила вес с левой ноги, чтобы облегчить боль.
– Зачем ты принес мне пиццу?
- Не знаю. Захотелось. Ты собираешься открыть дверь или как?
- Я еще не решила.
Это вызвало медленную дьявольскую улыбку на его физиономии.
– Ты меня боишься?
- Угу… да.
Улыбка еще пребывала на месте.
– Так и должно быть. Ты закрыла меня в холодильнике с тремя трупами. Рано или поздно я с тебя за это спрошу.
- Но не сегодня?
- Нет, - подтвердил он. - Не сегодня.
Я закрыла дверь, сняла цепочку, и распахнула врата ему навстречу.
Он положил белую коробку и упаковку пива на стойку и повернулся ко мне.
– Что-то, похоже, немного медленно топаешь. Как себя чувствуешь?
- Нормально. К счастью пуля разорвала немного жира и по большей части повредила стену в коридоре.
Его улыбка увяла.
- Как ты на самом деле себя чувствуешь?
Не знаю, как Морелли это удается, но он всегда может пробить мою защиту. Даже, когда я была на страже, и сохраняла бдительность, Морелли мог достать меня, завести меня, заставляя сомневаться, в своем ли я уме, и, вообще, возбуждать во мне самые неподходящие чувства. Беспокойство крылось в уголках его глаз, рот сжался, в противовес легкомысленному тону вопроса.
Я зажала губу, но откуда-то взялись слезы, тихо сбегая по щекам.
Морелли заключил меня в объятия и притянул к себе поближе. Он прислонился щекой к моей макушке и поцеловал в волосы.
Похоже, мы так долго стояли, и если бы не боль в моей заднице, я могла бы заснуть, окончательно успокоившись и чувствуя себя очень уютно и безопасно в руках Морелли.
- Если я задам тебе серьезный вопрос, - пробормотал Морелли мне в ухо, - ты честно ответишь?
- Может быть.
- Помнишь тот случай в папашином гараже?
- Еще бы.
- И когда мы были в булочной…
- Нет. (все же, да или нет? Что в оригинале?)
- Почему ты сделала это? Сила моего убеждения так уж подействовала?
Я отняла голову и взглянула на него.
– Полагаю, скорее из любопытства и желания взбунтоваться, честное слово.
Не говоря уж о гормонах и страсти.
- Ты готова разделить ответственность?
- Разумеется.
Улыбка снова вернулась.
– А если я буду любить тебя здесь, на кухне… какую часть ответственности ты готова взять на себя?
- Помилуй, Морелли, у меня семнадцать швов на заднице!
Он вздохнул.
– Думаешь, мы могли бы стать друзьями после всех этих лет?
И это говорит парень, который кинул мои ключи в мусорный бак.
– Полагаю, это возможно. Нам ведь не нужно заключать договор и скреплять его кровью, не так ли?
- Но можем порыгать после пива.
- Это по мне.
- Ладно. Теперь, когда мы это установили, там намечается кое- какая игра, которую я хочу посмотреть, а у тебя мой телевизор.
- У мужиков всегда скрытые мотивы, - высказалась я, таща пиццу в гостиную.
Морелли последовал за мной с пивом.
– Как ты умудряешься сидеть?
- У меня резиновый бублик. И попробуй только что-нибудь скажи, отравлю газом.
– У меня есть парочка сообщений для тебя, - сказал он. – Ты готова выслушать?
- Еще полчаса назад могла бы ответить «нет», но сейчас у меня пицца, и я в норме.
- Это не пицца, милашка. Это мое мужское присутствие.
Я подняла бровь.
Морелли бровь проигнорировал.
– Прежде всего, наш патологоанатом передал, что ты вполне годишься на роль стрелка Робин Гуда. Ты всадила пять пуль Альфе в сердце, все на расстоянии не больше дюйма друг от друга. Просто поразительно, учитывая, что ты стреляла в ублюдка из сумки.
Мы оба захлюпали пивом, так как никто из нас не испытывал еще уверенности, что мы чувствуем по отношению к тому, что я убила человека. Гордиться было нечем. Скорбь не совсем подходила. Но явно присутствовала печаль.
- Думаешь, могло кончиться по-другому? – спросила я.
- Нет, - успокоил Морелли. – Он убил бы тебя, если бы ты не убила его первой.
Это была правда. Джимми Альфа убил бы меня. В этом у меня не было сомнения.
Морелли наклонился вперед взглянуть на подачу. Говарда Баркера вывели из игры.
– Дерьмо, - выругался Морелли. И переключил внимание на меня. – А сейчас хорошие новости. Я оставил магнитофон в дальнем углу парковки. Использовал его, когда меня не было поблизости. Проверял его в конце дня и прослушивал, если что-нибудь пропускал. Чертова штука еще работала, когда Джимми Альфа заглянул к тебе. Записал весь разговор, стрельбу и, вообще, все четко, как колокольчик.
- Ух ты!
- Иногда я такой ловкий, аж сам себя боюсь, - самодовольно ухмыльнулся Морелли.
- Ловкий настолько, чтобы не попасть в тюрьму.
Он выбрал кусок пиццы, потеряв в процессе несколько кусочков зеленого перца и лука и подобрав их обратно пальцами.
– Меня очистили от всех обвинений, восстановили в департаменте и оплатили вынужденное безделье. Пистолет был в бочке с Кармен. Он был на холоде все время, поэтому отпечатки очень четкие, криминалисты обнаружили следы крови на нем. Тест на ДНК еще не пришел, но предварительный лабораторный анализ подтвердил, что это кровь Зигги, доказывая, что он был вооружен, когда я стрелял в него. Когда Зигги свалился на пол, пистолет отскочил, и Луис его подобрал и забрал с собой. Затем Луис, должно быть, собирался от него избавиться.
Я глубоко вздохнула и задала вопрос, который больше всего беспокоил меня последние три дня.
– Что с Рамирезом?
- Рамиреза держат без права выйти под залог в ожидании психиатрической экспертизы. Поскольку Альфа вышел из игры, несколько очень заслуживающих доверия женщин собираются дать показания против Рамиреза.
Чувство облегчения было почти болезненным.
- Какие у тебя планы? – спросил Морелли. – Собираешься держаться за работу у Винни?
- Не уверена, - я откусила еще пиццы.
- Возможно, - продолжила я. – Почти наверняка возможно.
- Только, чтобы разрядить атмосферу, - вдруг сказал Морелли. – Извини, но я написал о тебе стихи на стене стадиона, когда мы были в старших классах.
Я почувствовала, как сердце пропустило удар.
– На стене стадиона?
Молчание.
Румянец проступил на щеках Морелли.
– Думал, ты знаешь.
- Я знаю о магазине Марио!
- О.
- И ты говоришь мне, что написал стихи про меня на стене стадиона? Стихи, детально расписывающие, что происходило за шкафами с эклерами?
- Если это чему-нибудь поможет, скажу тебе, что это были лестные стихи.
Я хотела шлепнуть его, но он вскочил и увернулся прежде, чем я смогла выбраться из своего резинового бублика.
- Это же было давно, - воскликнул он, отскакивая от меня. – Черт, Стефани, нехорошо таить злобу.
- Ты ничтожество, Морелли. Просто ничтожество.
- Возможно, - согласился Морелли. – но зато из меня хороший … разносчик пиццы.