Арвен:
– Не люблю животных, – поясняет он.
– Почему?
– О них надо заботиться.
Ты даже не представляла, насколько долго, я думала над этим диалогом. И восприняла, я его наверное опять по своему, потому и промолчала.
Во-первых, здесь Макс честный. А во-вторых, он открыто говорит, не хочу заботится, не хочу привязываться. И для меня это совсем не характеризует его как плохого парня.
"И вот такой я, другим вряд ли буду". Да и не думаю, что другой Макс, смог бы зацепил Риту.
P.S Перед тем как у нас появилась собака, я 4 года уговаривала мужа.
Он, примерно то же самое говорил мне. Но, по итогу, собака всё же появилась.
Но мораль в нашей с мужем история такова, по словам моего мужа: я ждал, когда твой уровень ответственности за животное вырастит на столько, что позволит нам его завести.
Sladkaia:
Всем привет девочки!!!
Света, спасибо большое за продолжение!!!
Общественный транспорт.
Чего только не услышишь и не увидешь((
Ирина понравилась. Соглашусь с девочками, мудрая женщина!
Умная, добрая. Да и на работе - профессионал!
Рита в своих воспоминаниях. Макс надёжно сидит и в мыслях, и в сердце. Но может уже отпустить прошлое?
Даже Ирина говорит, что так нельзя.
Понравился Денис "почти Кораблёв" Парусник!
Не зря же автор нас познакомила! 
Значит что-то намечается?
Света!
Марфа Петровна:
Привет, Света.
Очень понравилась Ирина. Несмотря на все события, предшествующие встрече двух женщин Макса в ветлечебнице, она бросает своей сопернице (бывшей - делить уже некого):
Ну и то, что она профессиональные обязанности ставит выше личной антипатии - Матрешку продиагностировала, лечение предложила.
А еще понравился Денис. Ведь видел, что не заинтересовал Риту, узнал о причине, по которой ветврач запомнила имя хозяйки животинки, а не самого животного. Но не отвернулся. Предложил свою помощь. И, кстати, привел сюда не свою собаку, и, тем не менее, озаботился условиями содержания Иветти, прежде чем оставить ее в клинике.
Спасибо огромное за продолжение.
маркуся:
Света,
Ирина -мудрая женщина! Шикарна( я уже прочла почему такая!
)
А что больше ветеринарок нет? Или это специально подчеркнуть эгоизм Ритки?
Эгоизм , свойственный молодости. Впрочем я могу ошибаться..
По Максу ничего пока не скажу.. на данном этапе я его не увидела: ни хороший , ни плохой -просто мужчина
Спасибо
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие.
Благодарю за обсуждение.
Ну и зря, Ань.
Почва ведь благодатная, можно не согласиться, поспорить. Я не кусаюсь)
Мои хорошие, очень прошу, не бойтесь высказываться! Даже если написанное кажется фигней и вы не согласны с автором, но боитесь обидеть - не бойтесь. Из темы за "инакомыслие" точно не выгоню и глотать скрепки валерьянку не уйду.
Единственная обидная лично для меня формулировка - "ты дура(к), жизни не нюхал(а), а я прав(а)". Обесценивать чужой опыт и мнение, пожалуй, не стоит, но поделиться своими - почему нет? В споре истина, может, и не родится, но всегда есть шанс узнать новое и интересное (потому что неизвестно, куда спор заведет).
Да, человек просто озвучивает свою позицию. Хорошо это или плохо, надо так поступать или не надо, строить отношения с таким человеком или нет - каждый решает сам.
Ведь кошку Рита все-таки оставляет. Для себя? Как в дальнейшем относился к животному Макс, мы пока не знаем (подозреваю, что уже достала всех этим "пока").
Для меня как для женщины подобная фраза из уст любимого - тревожный звоночек. Но Ритка не я. Вполне возможно, что у нее другие ценности.
Со степенным женатиком, которому просто захотелось новых ощущений, у Риты точно бы не сложилось.
Но смотрите, что получается: когда Ритке в голову приходит полубредовая идея отстрочить возвращение в Москву, Макс ее отговаривает. Главные аргументы у него такие:
И какой контраргумент заставляет его признать поражение? Простой, казалось бы, вопрос:
А еще предварительно Ритка позволяет Максу курить в комнате:
И на замечание: "Как у тебя все просто", Ритка отвечает: "Зачем усложнять понапрасну?"
И Макс в конце поддерживает тост:
О нет, это не просто минутная слабость. Один снаряд в одну воронку трижды не попадает.
Мораль довольно-таки интересная. Я ждала, что это муж ответственности поднакопил.
Но ведь последнее слово "Все, берем" осталось за ним, Ань? Или решила в итоге ты?
На здоровье. Вам спасибо.
Умным людям со стороны не всегда, но часто бывает виднее. Они не знают лишних подробностей, зато видят суть.
Правда, в то, что Ритка вот так с ходу возьмет и образумится, верится слабо.
Увлекательное общение)) Совместный выпас тараканов. У Парусника их, правда, мало, зато у Риты - завались, она поделится.
Творческие люди, а особенно погруженные в мир искусства - они сложные. Клин клином вышибает? Или противоположности притягиваются? Денисыч-то к рефлексии не особо склонен, искусству чужд, но наблюдать умеет.
По мнению Ирины, отвечать за пакости должен тот, кто напакостил, а не те, кто к напакостившему близок. Тем более когда дело касается обязанностей.
Причин может быть несколько, Ириш, но я в "Почти Кораблева" верю.
Не совсем поняла, Нат, что ты имеешь в виду.
Ветеринарки есть, конечно. Но, думаю, дело не совсем в эгоизме... Или все же в эгоизме?
Ритка пытается "отблагодарить" Ирину материально, догадываясь, что лишних денег с нее не возьмут, однако же все равно пытается.
Ирина умеренные благодарности от хозяев своих пациентов иногда принимает (об этом еще будет упомянуто; я и здесь ввернуть пыталась, только не легло), но у Ритки не берет.
llana:
Всем привет!
Светочка, большое спасибо за продолжение!
Сразу скажу, что мне тоже понравилась Ирина: то, как она себя вела, как относится к Марго, то, что смогла принять ту ситуацию, говорит о сильной женщине, да, даже мудрой. Не каждому это дано, не у каждой получится.
Макс слегка удивил своим появлением: это что же, он все время метался, не зная, чего же ему хочется больше, вновь встретиться с Марго или отпустить заинтересовавшую его девушку, или же совесть останавливала? И, придя в последний день, вряд ли надеялся, что только попрощаться, зная, что Рита искала с ним встреч. Да...
Рита же с головой окунулась в свои чувства. То, чего она так жаждала, рядом; разве она в силах отказаться?
Совсем не удивляюсь тому, что она за пять прошедших лет не изменилась. Не всегда встретишь достойную замену яркой для тебя личности, наверняка будешь сравнивать, есть, с кем. Надеюсь, Денис сможет ее заинтересовать. (А ведь не каждый будет так терпеливо сидеть в клинике с чужой больной собакой. Почему он и чья собака?) Вот Рита его заинтересовала по-моему.
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие.
На здоровье, Светик.
Спасибо, что читаешь.
Согласна. Жизнь сделала из Ирины прагматика, закалила. Когда в сложной ситуации можешь рассчитывать только на себя - станешь сильной, даже жесткой. А Марго... Времени много уже прошло. Нет смысла строить друг другу козни. Хотя меня тоже поражает (в хорошем смысле) эта непредвзятость Ирины как в словах, так и в делах. Профессионализм она ставит выше личных отношений, пусть это и не просто. Единственное, что она позволяет себе, - это
в ответ на предложенные деньги.
Мне очень хочется рассказать вам эту историю до конца: как жили Макс с Ириной, какие трудности у них были, почему не вышло счастливой семьи. А в любовном треугольнике МИМ теперь в одинаковой степени сочувствую всем "вершинам". Ведь большинство людей в мире, какими бы они ни были, хотят одного - быть счастливыми.
Думаю, Свет, что всего понемногу. Прятался ведь, устраивал "маневры", чтобы не встретиться ненароком. Но "видел, что она ищет".
В любом случае, Макс поддается порыву - своему или Риткиному. Теперь уже неважно, наверное, на что он надеялся, ведь выбор сделан.
Она и не собиралась отказываться, мораль ее не особо (не так, чтобы остановиться и задуматься) терзала. "Хочу - получу". И получила.
Ответственность? Сострадание? Терпение? Пока сложно сказать.
Собака сестры - Денису нет смысла обманывать Риту.
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие.
Глава понемногу пишется, нащупываю почву. А пока держите спойлер.
Арвен:
Светик, привет.
Спасибо, раздразнила, и теперь хочется главу.
Мы не боимся, мы думаем.
По крайне, мере, я так точно. Я когда, что-то читаю, потом очень долго это перевариваю. А когда, готова озвучить мысль, то момент ту-ту. 
Так, вот и попался нужный момент.
Мы это знаем. Ааааа, вот остальные.
Мне Рита очень нравится, и жаль что она ещё до сих пор живёт прошлым.
Я недавно открыла одну страшную тайну.
Мужчины вообще не любят думать, копаться в твоих ответах, искать в них какой-то скрытый подтекст.
Вместе, пришли к тому, что я кормлю он убирает, ну и воспитывает. Я очень мягкая в этом плане.
lor-engris:
Здравствуйте, мои хорошие.
Спасибо, что ждете.
Глава пишется и, как обычно бывает, обрастает кучей подробностей и деталей, освещать которые я пока не планировала. Но осветила. Потому что из песни слова не выкинешь. Правда, кое-что возможно уйдет в следующие главы.
На здоровье.
Дразнюсь без стыда и совести)))
Лучше поздно, чем никогда. Думаю, момента "ту-ту" для романа в принципе быть не может, Ань, разве что мысль забудется, или озвучивать ее уже не захочется.
Я тоже размышляю и усваиваю "духовную пищу") Кручу, верчу мысль, пытаюсь понять, что же хотел сказать автор. Ну и такое порой случается, что вижу и нахожу то, чего, по признанию автора, в тексте нет и не было никогда.
Тогда буду напоминать почаще. Я есть мир, допро и позитифф, кусаться - не-не.
Герои и без меня прекрасно со всем этим справятся. 
Уже буквально в следующей главе мы познакомимся с бабушкой Эфой...
Мне тоже. Но, увы, за что купила, за то и продает.
Точно)) Хотя на моего иногда находит... поисковое настроение. Игорь не злопамятный, но память у него хорошая)
Ух, "Пельмени" такие "Пльмени".
Спасибо, Ань.
А выгуливаете, наверное, по очереди?)
Ну, особых приключений, Кать, не планируется, больше по рассказам. Глава планируется "размышлятельная".
Согласна, Светик. И как брат, и как сын, и просто как человек.
Кстати, я закончила подсчеты и сверила цифры. Алексею таки 21 год. С маленьким хвостиком.
lor-engris:
» 11. Юлька, Лёша. Вишневые корабли улетают на север
Юлька покачивалась на качелях и, задрав голову, смотрела в небо.
– ...В квартире я, конечно, ничего спрашивать не стала. Спросила, когда вышли на улицу, прямо в лоб: зачем Марии Степановне прятать в грязном белье любовный роман, если читать она все равно не может? Не водят ли вас за нос, милостивый государь?
– А он что? – рассеянно откликнулась из беседки мама.
Ее ухоженные пальцы порхали над клавиатурой. Со стороны могло показаться, что клавиш они не касаются вовсе, а текст на экране волшебным образом проступает сам. Скучный, совсем не художественный текст какого-нибудь делового письма, однако сочиняла его Лапушка с не меньшим вдохновением и энтузиазмом, чем Юлька – эпопею про маркизу. Даже волосы выбивались из-под шапки от такого усердия.
– А что он? Удивился немного, совсем чуть-чуть. Сказал, что нос у него крепкий, ничего ему не сделается. Продемонстрировал на примере, предложил дернуть, проверить. И сам спрашивает: есть ли у меня любимые вещи, с которыми добровольно не расстанусь, из рук не выпущу и подержать не дам? Правда, тут же добавил, что к вещам так привязываться опасно, какими бы распрекрасными они ни были. Но смотрит на меня, ждет ответа.
– Ага, – сказала Лапушка, сверяясь с бумагами в тяжелой с виду серой папке. – А ты что?
Рассеянность была обманчивой. Мама легко воспринимала и перерабатывала информацию сразу из нескольких, иногда противоположных друг другу источников, ухитряясь выделять главное и выстраивать свою версию произошедшего. Папуля шутил, что ей цены бы не было в полиции. «Лицом не вышла», – отшучивалась в ответ Лапушка.
– А что я? – фыркнула Юлька. – Есть такие, говорю. У кого их нет? Но какое отношение, сударь, это имеет к делу? Извольте объясниться.
– Что, прямо так и сказала: «Сударь, извольте...»? – не поверила мама.
– Не совсем, – смутилась Юлька. – Это я так, к слову пришлось. Тем более что сударь не изволил. Кивнул, будто так и надо, и мы заговорили про другое. Потом Леша проводил меня до подъезда, сказал спасибо и умчался... Хотя нет, вру, – перебила себя Юлька. – Мне стало интересно, неужели у Марии Степановны совсем нет родственников? И другие ученики, кроме него, ее не навещают? Странно. А он: «Почему, навещают, – говорит. – И родственники есть, дочка и внучка. Приезжают иногда». И всё, больше ни гу-гу.
– Может, этот божий одуванчик квартиру на него переписать хочет? – предположила прагматичная мама. – А твой Лёшка и не против. Добрый мальчик помогает одинокой пенсионерке; и ей хорошо, и ему польза... Что смешного? Между прочим, сейчас как только не обворовывают. Вошел в доверие, и всё.
Юлька закашлялась от смеха – настолько нелепо прозвучало Лапушкино предположение.
– Нет, мам, – сказала Юлька, отсмеявшись. – Точно нет. Ты бы его видела! Скорее уж сам на кого-нибудь квартиру перепишет. Михневич, он не такой... понимаешь, он как пришелец с другой планеты, где добро победило зло и на всех улицах бесплатно раздают мороженое. А еще он постоянно улыбается...
– Дурачок, что ли? – выдвинула новую версию Лапушка, как следует стукнув по клавише «ввода». Этот сочный щелчок Юлька узнала бы из тысячи.
– Нет! Наоборот. У него свой взгляд на мир и вещи. Лёшкинский. Странный, наивный, но в то же время мудрый по-своему. Я даже задумалась над его словами.
– Может, сектант? Свидетель кого-то там? Дочь, ты смотри, аккуратней...
– Мама! Ну почему сразу «свидетель»? – вконец расстроилась Юлька. – Леша мне ничего такого не... И вообще мы с ним на следующих выходных собирались... Ой, всё, не буду больше рассказывать, лучше на качелях покатаюсь!
Сначала она отталкивалась от подмерзшей земли едва-едва, а затем оттолкнулась что было сил и вытянула ноги. Надо пользоваться моментом: скоро Степка осознает, что осень всё-таки наступила, и чудесные качели уберут до весны. Раз оттолкнулась, другой. Меховые наушники шлепнулись на землю, и теперь в ушах гудел ветер.
Юлька взлетала всё выше и выше, вспоминая «американские горки» из парка культуры и отдыха. И Алексея рядом, в одном свитере. Куртку он, не задумываясь, пожертвовал ей... А потом снял с дерева Губку Боба, который теперь бодает макушкой потолок в Юлькиной комнате, беспечно улыбаясь и не подозревая, что совсем скоро его, как любой другой шарик, потянет к земле... Нет, Юлька решила, что выпустит Боба раньше, чем он упадет или сморщится от старости. Прямо сегодня! Да, она вернется домой и выпустит желтого узника в небо.
«Это будет красивая смерть», – сказал бы мудрый сэнсэй По Ку Сяй, которого во время странствий в предыдущей части романа встретила маркиза и который научил ее быть ниндзя, то есть ходить по канату, усыплять человека нажатием на позвоночник и сливаться с лунными бликами. Правда, куда делись те бесценные умения и почему маркиза не задействовала их, например, в таверне, а была вынуждена краснеть и ждать чуда в лице идальго, объяснить только предстояло. Ну да ничего, амнезию никто не отменял. Опять же, можно обставить эпизод с потерей памяти таинственно и красиво, ее читатели только рады будут: они любят всё таинственное и красивое...
– Юль, а какая у него семья? Друзья? – спросила Лапушка после недолгого раздумья.
– Не знаю. Мы про семью не говорили, – ответила Юлька и начала притормаживать. Очень уж угрожающе скрипнули качели. Предупреждающе. Стоит прислушаться, а то можно и в самом деле отправиться в полет и приземлиться на голой клумбе. – А почему ты спрашиваешь?
– Крохотуль, человек не будет растрачивать себя, не жалея сил, просто так, иначе перегорит. Возможно, у него что-то случилось – кто-то из близких тяжело болеет или умер, – и он пытается таким образом заполнить пустоту в душе. Но это только мое предположение и неоконченные курсы психологии, – добавила мама.
Юлька больше не смеялась. Молча раскачивала качели. Ни о чем таком она не думала, да и что удивительного? Михневич выглядел и жил как человек, у которого в принципе не может быть проблем, потому что все они решаются на подлете. Многое в жизни ведь зависит от отношения к ней, разве нет? Почему обязательно дурачок, сектант или проблемный? Потому что мы отвыкли глядеть на проблемы чуть свысока?
– Дочь, а пригласи-ка Лёшу к нам на обед, – предложила Лапушка в паузе между скрипами качелей. Юлька резко затормозила пятками. – Скажем, в следующие выходные. Посмотрю, поговорю. Лучше один раз увидеть, чем сто раз послушать. Как считаешь?
– А если он испугается, что всё так сразу, и не придет? – буркнула Юлька. Пятки ощутимо побаливали от удара о жесткую землю. – У нас пока ничего такого, чтобы вот прям уж серьезно, не было. В смысле, мы просто друзья, а ты – «обед».
– Тем более зови, – настаивала мама. – Самые крепкие отношения начинаются с дружбы, по себе знаю... Юлька, не поднимай брови. – Она вздохнула и захлопнула крышку ноутбука, а сам компьютер убрала в сумку. – Друга лучше, чем ваш папа, у меня не было и не будет. Мы с ним просто вернулись к этой самой дружбе, ничего не потеряв.
Юлька, как хорошая папина дочка, не хотела соглашаться, но согласилась. На правду не обижаются: между родителями после развода действительно мало что изменилось. По-прежнему можно рубануть правду-матку, и никто не обидится. Папуля прямо за ужином консультировал Лапушку по вопросам бизнеса, а она перед уходом на работу обязательно поправляла его криво завязанный галстук и следила, чтобы супруг вовремя пообедал. Она и сейчас следит, созваниваются регулярно. Родители, на Юлькиной памяти, даже не ссорились никогда. Всё тихо, ровно, надежно, максимально уважительно. Как по нотам. Семейная лодка уверенно рассекала волны быта и ловко лавировала между айсбергами кризисов.
Со Стефаном-Степкой Сковронским (добрым, щедрым, неглупым, но, на Юлькин придирчивый взгляд, тормозным парнем) иначе: на тридцать седьмом году жизни мама по уши влюбилась, и этим всё сказано. Нет, Лапушка Тараканова – взрослая, умная женщина – не бросилась с места в карьер к берегам нового чувства, порвав с чувством прежним. Это было бы инфантилизмом чистой воды. Но и «крутить хвостом» за спиной верного папы Миши, чтобы потом рыдать в подушку и вопрошать, почему так несправедлива жизнь, мама Вика считала недостойным. Она выжидала, пытаясь разобраться в себе и в Степке, который серенад под окнами прекрасной дамы не пел и «ламборджиней» под цвет ее туфелек не дарил, но был настроен весьма решительно. С ним она, по собственному признанию, вновь почувствовала себя слабой женщиной, которую нужно оберегать от всех напастей и держать за руку при просмотре ужастиков.
В конце концов, Лапушка пришла к мужу и объяснила ситуацию...
Да, мама так и сказала: «Объяснила ситуацию».
– Никогда не забуду, что мне ответил ваш папа. – Лапушка дернула с головы нежно-голубого цвета шапку с трогательным белым помпоном, а потом, заправив как надо пушистые льняные волосы, снова аккуратно ее надела. – Он сказал – честно и просто, ну ты же знаешь его. Сказал: «Вика...»
«Ты моя жена, мать моих детей, и я люблю тебя. Да, мне будет тяжело, но больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива, поэтому отпущу тебя к нему, но знай...», – мысленно продолжила романтичная DжульеТта, жалея, что не захватила с собой заветный ежедневник. По дороге домой можно и забыть, что навоображала.
– «...пойми меня правильно. Мы с тобой взрослые люди, у нас взрослые умные дети. Хорошо, что всё так сложилось: что ты сама пришла и сказала, без кандибобро́в и мелодрам. Нет ничего хуже вранья в семье. Кому оно надо, вранье это сраное? Только голову друг другу морочить. Если ты уверена в своем Сковронском, – давай разведемся. Как детям рассказать и что дальше делать, вместе решим». С имуществом, которое нажито в браке, конечно, поморочиться пришлось. Кто ж знал, что так будет, – мамин звонкий уверенный голос прозвучал, пожалуй, виновато. Выразительные скулы и маленький аккуратный подбородок едва заметно побелели... Или Юльке это просто померещилось, а виной всему осенний ветер? – Но разобрались, юристы помогли. Потом ваш папа уехал в Москву. Давно планировал, да и с командировками этими вечными всё равно там жил практически, а я не хотела бросать салон. Мы не собирались вас делить. Решили, что, раз вам через два года всё равно поступать, езжайте с папой и бабушкой. Освоитесь там, друзей найдете...
– А я уперлась и уезжать не захотела, – закончила Юлька. Конец истории ей был хорошо известен. – Правильно, должен же кто-то следить, чтобы Степыч от тебя не убежал.
Лапушка кивнула и, изящно поднявшись, взяла сумку. Она ждала, пока остановит качели и отряхнется Юлька, чтобы вместе вернуться в дом, где их уже ждали Стефан, традиционный воскресный обед из кролика и какой-нибудь чисто символический («Мама, ты что, я же на диете!») десерт.
– Мы с папой очень благодарны вам, Юль. Тебе и Ромке, – призналась мама. Ее трудно вызвать на откровенность, поэтому Юлька слушала внимательно, не перебивая и не пыхтя слишком громко. – Я боялась, что будет труднее, но вы спокойно восприняли наш развод. Не закатывали истерик, не возмущались. Я понимаю, почему, но...
– А смысл возмущаться? Бесполезное занятие. – Юлька, как старый мудрый По Ку Сяй, пожала плечами и возвела глаза к небу. – Ты сама сказала: взрослые люди, умные. Ничего же не изменилось, почти. Без Ромкиного сопения по ночам долго не могла уснуть, но потом привыкла. Зато никто в туалете по три часа не заседает, почитывая «Лирику для физиков». Помнишь, как он свой планшет чуть не утопил? А я помню.
Мама обняла Юльку. Даже в скромных ботиночках без каблуков она все равно была выше дочери («Крохотулька моя!» – и контрольный чмок в макушку) на целую голову.
– Пригласи Лешу в выходные, – настойчиво повторила просьбу мама.
И Юлька решила, что попытка не пытка.
--------
Округлое белое плечо маркизы дрогнуло в темноте. Нежная кожа поймала отблеск лунного луча и будто засветилась изнутри. Однако любоваться этой трогательной в своей хрупкости красотой было некому: длинные ноги дона вызывающе торчали из-под пыльного ложа любви. Благородный любовник никак не мог отыскать свою перевязь, подаренную де ла Миху испанским королем за верную службу монархии. К расшитой золотом перевязи, разумеется, прилагалась и чудесная острая шпага, однако изменить своей верной союзнице дон не мог, даже с подарком от самого августейшего величества.
– О, любимый, я знаю, мое сердце чувствует: ты что-то скрываешь, что-то настолько ужасное, что терзает и мучит тебя, – грудным голосом шептала маркиза, и ее прелестное лицо исказила тень страдания. – Послушай же! Пока мы вместе и любим друг друга, мы все сможем преодолеть. Нет таких преград, которые разрушили бы нашу любовь. Граф Кровопилль, этот мерзкий упырь, осмелился, и больше его никто не видел. Откройся же мне, прошу! Для меня уже нет пути назад. Я... Я пойму и приму тебя любым – бедным, убогим и отверженным, – только...
– Каналья! – шепотом выругался идальго и закрутил ус. – Где же эта чертова перевязь?!
Чувственное сопрано маркизы утратило трагическую хрипотцу.
– Посмотри в кресле, – посоветовала она.
Юлька просмотрела текст, выстригла по обе стороны от «ложа» слова «пыльного» и «любви». «Длинные ноги» она заменила на «сильные ноги», сопрано – на контральто и снова на сопрано, перечитала написанное, а потом одним движением мыши выделила отрывок и, секунду поколебавшись, нажала клавишу «delete».
На следующее утро аудиенции маркизы попросил представительный пожилой японец. Едва они остались наедине, гость поклонился и задрал просторный рукав, обнажив все еще кровоточащие порезы. Тонкие линии на коже складывались в слова:
«Женевьева-сан, ты забыла, чему учил тебя я. На закате, у подножия Зеленой горы. П.К.С».
Отвыкшая от того насколько суровы нравы ниндзя, маркиза вздрогнула, но велела принести перо и бумагу.
Юлька перечитала послание сэнсэя и призадумалась: это ж какой ширины должна быть рука почтальона, чтобы на ней уместились все буквы?
«Нет, таких глупых ляпов допускать нельзя», – решила DжульеТта.
Счастливый японец в одночасье перестал быть «пожилым» и увлекся борьбой сумо.
--------
Бася принюхивался и косил блестящим глазом в сторону кухни, но терпеливо ждал, пока ему вытрут лапы. Подумав, что собачку неплохо бы искупать, но уже завтра, завтра, Алексей отпустил Басю навстречу ужину и ушел мыть руки.
«Что же там всё-таки было?» – думал он, смывая грязную пену и снова намыливая.
Гигиена тут ни при чем. С ним всегда так: чем сильнее любопытство, тем больше оттягивается момент истины.
Во время вечерней прогулки с Басей Алексею пришло сообщение. От Юльки. Она так и была у него записана – Юлькой. Ни фамилии, ни пометки вроде «Окна» или «Кредит». Просто Юлька.
Правда, что ему написала «просто Юлька», Алексей не узнал: дряхлый телефон прощально мигнул последним делением заряда и погас. Дело вроде бы нехитрое, только и надо что подключить старичка к розетке. Однако Алексей медлил, пытался угадать содержание письма.
Опомнившись, что он зря расходует воду, выключил кран и присел на край ванны. Ерунда, конечно. Но предвкушение, как накануне праздника, не желало уходить, зудело, екало где-то под ребрами.
Он на пробу поскреб ногтями ребра – не помогло, всё равно чешется.
«Может, ей просто скучно? Или изменились планы на выходные?».
Жаль, конечно, если изменились. Но у них впереди целая неделя в приемной...
Лерка-таки не утерпела, заглянула в ванную.
– Тебе какой кусок пиццы: из середины или с краешку? – нетерпеливо спросила она.
– Без разницы. Я сам отрежу... Лерк, будь человеком. Уйди, а?
– А ты бокалы достанешь?
– Достану, достану...
– И мне тоже? – хитро прищурилась сестра.
– И тебе тоже. Только кыш отсюда!
Но щекотное предвкушение убежало вместе с Леркой, и Алексей с неохотой переместился из ванной к себе в комнату. Включил свет, воткнул в розетку зарядное устройство. Телефон загружался медленно, точно издеваясь.
Бокалы? Достанет он бокалы, раз обещал, только эсэмэску прочтет.
У мамы завтра день рождения, значит, бабушка Эфа (ее сногсшибательные духи он учуял сразу же, как только оказался на пороге) привезла им кыстыбый[1] с мясом, домашний чак-чак[2] и вино. Наверняка ругалась, что мама опять похудела, а единственный внук возвращается домой не пойми когда и редко навещает старенькую бабушку.
Раз в неделю – это очень редко, конечно. Надо хотя бы по два раза в день.
«Я люблю бабушку Эфу», – подумал Алексей, но получилось как-то вопросительно.
Бабуля Эсфирь, не желавшая зваться бабой Фирой, свято верила, что внук, которому даже по закону можно покупать и пить «горькую», при недостаточном присмотре пойдет по кривой дорожке: если не сопьется, то непременно укурится или наркоманом станет. И ладно бы верила сама; послушать бабушку раз в неделю с покаянно опущенной головой – не подвиг. Куда хуже то, что мнительная бабуля ухитрилась заразить своей упрямой уверенностью мать, будто у матери и без того мало проблем.
После субботней встречи с Юлькой Алексей вернулся домой окрыленный, хоть и в десять утра, в воскресенье. Свадьба попалась очень тихая, интеллигентная, еще и накормили его бесплатно. Но окрыленным Алексей был и по городу бродил без сна, забивая оставшуюся память в фотоаппарате всем подряд, конечно, не поэтому. День прошел не зря; он сделал всё, что запланировал, даже больше... И встретил Юльку.
Эта первая встреча к неудачному знакомству в больнице не имела никакого отношения. Нет, они познакомились в парке. Именно там он увидел настоящую Юльку. И влюбился.
Алексей влюблялся редко, а если такое и происходило, то тихо и незаметно. И по-верх-ност-но. В красоту, в чувство юмора, во взгляд на жизнь или в умение быть самой собой. Влюбившись, он не расправлял плечи и не брал разгон, чтобы по-бараньи пойти на таран, пока кто-нибудь не опередил. Он не краснел после каждого ее слова, не ронял со стола вилки. Даже загадочным, как лорд Байрон, не становился. Нет, влюбленный Алексей внимательно наблюдал за «объектом», болтал обо всём, что приходило в голову, и фотографировал ее, может, чуть больше и пристрастнее обычного. Неудивительно, что девушки не замечали перемен.
Не заметила и Юлька, поэтому не смущалась и была собой. Алексей же был счастлив просто оттого, что она – такая, с ним, в тот солнечный день и вообще – такая вот... Юлька.
Вопреки обыкновению, он сидел без света, глядя в одну точку, где оставил телефон, и пытался поймать ускользающую разгадку. Не мог объяснить себе, отчего всё это щекотное сумасбродство. Потому что красота? Красота Юльки несовершенна. Будь дело только в красоте, он забыл бы о ней через день-два, а пролитый горячий кофе помнил бы и держался бы подальше. Красота – страшная сила, особенно в сочетании с женской беспомощностью или хамством.
Чувство юмора? Ага. Взгляд на жизнь? Ого-го! Или все вместе? Угу. И головой покивать для верности. Вывод?
«Хочу ее увидеть и проверить, прав ли я, – решил Алексей и от радости чуть не подпрыгнул. – Вот дурья башка! У меня же есть ее фотографии».
Телефон был забыт. Свет включили лишь для того, чтобы найти сумку с фотоаппаратом, и погасили снова. В темноте тихо щелкала кнопка «листать вправо». Снимок нашелся быстро. Так быстро, что Алексей не успел убрать палец с кнопки и пролистал лишний кадр. Вернул назад. И замер. Она, настоящая лохматая Юлька после «американских горок». Алексей тогда сдуру попросил ее замереть, и удачным в итоге получилось только это фото. Редкое совпадение: Юлька уже перестала позировать, а он еще не убрал фотоаппарат.
Настоящая, задумчивая (интересно, о чем?) Юлька, которая наморщила нос и попросила удалить снимок, едва увидела, – этот и все остальные ее портреты. Почему?!
Лучше бы не показывал! Но не показать ей Алексей не мог. С давящим чувством за грудиной он протянул Юльке фотоаппарат, показал нужную кнопку. Проворчал: «Удаляй сама. А то скажешь потом, что обманул». Юлька странно посмотрела на него, непонятно прищурилась, однако взяла. Пощелкала кнопками «вправо-влево» и буквально впихнула фотик Алексею обратно в руки, ничего не объяснив. Затем она скомканно поблагодарила его за «чудесное утро» и убежала вместе со своим шариком. Дело было возле Юлькиного дома.
Она не удалила ни одной фотографии!
Удивленный Алексей с фотоаппаратом в руках еще некоторое время смотрел на дверь подъезда, потом убрал свое сокровище в сумку и ушел. Каша в голове, обычно жидкая и без комочков, стремительно густела и покрывалась сухофруктами, но это загустение было даже приятным.
Да, девушки не замечали подобных перемен. Не стала исключением и Юлька.
Зато мама заметила сразу же, как только он, пьяный от любви и совсем чуть-чуть – от выпитого на чужой свадьбе шампанского, которое от любви почему-то не выветрилось, а только сильнее пьянило, – ввалился в квартиру.
Мама застыла на месте, даже, кажется, дышать перестала. Выдохнула вопросом:
– Где ты был? Что с тобой, господи?!
– А что со мной? – Алексей без задней мысли улыбнулся ей от уха до уха.
Это же мама... Мама всё знает и все понимает...
Мама быстро включила свет и, схватив сына за подбородок, больно повернула к этому свету. Обнюхала всего, как заправская ищейка. Дрожащими руками закатала непослушные рукава ветровки, оцарапав его и чуть не обломав и без того короткие ногти. Медленно отпустила.
«Сейчас ударит», – мелькнуло в бедовой голове Алексея, хотя ударить его мама не могла.
Отца – и того только раз. Давно, еще когда не было Лерки.
– Прости, – сипло (простыла?) сказала мама и, еле передвигая ноги, ушла в гостиную.
Когда он немного пришел в себя, умывшись холодной водой и встав под душ, мама спала на продавленном диване, подтянув худые колени к груди. Алексей бесшумно укрыл ее узорчатым пледом. Этот плед смастерила на родительскую свадьбу бабушка Эфа.
Телефон давно включился, мигал экраном, однако Юлькино сообщение Алексей так и не прочитал, потому что Лерка разбила «Графиню Вишню».
Сам виноват: обещал ведь, что достанет бокалы, но задумался, и сестра полезла сама. «Графиня Вишня» – деревянная бригантина ручной сборки – мешала дотянуться, и Лерка, видимо, попыталась переставить ее на другую полку. И уронила.
Звук был странный, не громкий, не гулкий, не звякающий, хотя у бригантины было достаточно железных деталей. Хрусткий какой-то звук. В воображении Алексея с таким звуком мог переломиться разом десяток тонких костей.
Он не сразу сообразил, что случилось. Первым делом сдернул со стула плачущую Лерку и проверил, не поранилась ли. Под ногами что-то жалобно хрустнуло, и Алексей машинально опустил глаза. На фоне бордового паруса белели щепки и крючки.
Сестра заревела вдвое громче. Мама (которая еще раньше Алексея убедилась, что никто не поранился) держала ее за руку и тоже смотрела на останки корабля.
– Я не хотела! Прости, прости-и-и...
– Ничего страшного. – Алексей прочистил пересохшее горло. Запах старого дерева казался неприятным. – Я ее склею. Всё будет нормально.
– Не надо, Алёш. Не получится, это же дерево. Вот. – Мама сходила на кухню за мешком для мусора. – Собери крупные куски, только осторожно, не загони занозу, а я смету мусор...
– Я ее склею, – упрямо повторил Алексей и принялся собирать части корабля, которые по одному, по два бережно переносил к себе в комнату, раскладывая на столе. Лерка бегала за ним хвостиком и пыталась помогать, но только разносила на своих носках мусор.
Алексей долго перебирал обломки «Графини Вишни», прикладывал один к другому, пробовал «сажать» на суперклей и держал, пока клей не начинал лезть, а пальцы – неметь. Куски грот-мачты он даже прибинтовал друг к другу скотчем. Вышло настолько уродливо и непохоже на прежнюю мачту, что пристыженный Алексей нырнул под стол, раскрыл черный пакет для мусора (мама снова оказалась права!) и не глядя сгреб туда погибшую отцовскую бригантину. На столе остались лежать лишь пыльные бордовые тряпочки парусов и крохотный флаг неизвестного государства, под которым ходили невидимые матросы «Графини». И нарисованный флаг, и паруса Алексей, убрав черный пакет подальше от глаз сестры, аккуратно свернул и спрятал в верхний ящик стола, сомневаясь, что захочет когда-нибудь достать. Но выбросить их вместе с щепками духу не хватило.
– Не реви, – сказал Алексей. – Тут, наоборот, радоваться надо. Она утонула красиво. В полете, как настоящий самолет!
– К-корабли не летают! – всхлипнула девочка.
– Еще как летают, просто не все хотят. Некоторых надо подтолкнуть. Серьезно, Вареник, наша «Вишня» тебе только спасибо сказала...
Лера жалобно икнула, но слезы утерла. Если брат называет ее «Вареником» и говорит ерунду, значит, уже простил и вспоминать о кораблике не будет.
– Летела и думала: «Спасибо, спасибо, спасибо, теперь я свободна и счастлива». А так пылилась бы на своей скучной полке еще лет сорок, пока я, старый, бородатый и злой, сам бы ее не разгрохал. Из ревности, например.
– Почему из ревности? – спросила мама.
– Потому что она графиня, а я нет, – ляпнул первое, что пришло в голову, Алексей. – Всё, пойдемте уже пробовать вашу пиццу.
--------
Корабль с бордовыми парусами – тогда еще в виде вкусно пахнущих деталей – ему подарили на двенадцать лет. Алексей успел забыть, кто именно подарил. Вполне возможно, что и бабушка Эфа, которой не нравилось, что Алексей мало читает (совсем не читает) и ничем не увлекается. Рассказы про радиоприемник, который мог собрать по руководству в журнале любой уважающий себя пионер, Лёша слышал постоянно, но за корабль взялся не сразу. Коробка долго пролежала в шкафу, пока именинник, почти уже тринадцатилетний, случайно на нее не наткнулся и не решил заняться кораблестроением.
Дело, с виду кажущееся простым (шутка ли – подробная инструкция в картинках), не заладилось с самого начала. Алексей с горем пополам собрал корпус, да и тот неправильно, а когда пришло время сгибать рейки, потребовались специальные инструменты. Где их брать?! Он попробовал было согнуть вручную – деталь угрожающе хрустнула. Попутно еще и мелких заноз ухитрился позагонять, палец ножом порезал...
Его колотило от злости на ни в чем не повинный корабль. Взял бы, наверное, все несчастные детали в охапку и утопил бы в унитазе, не вернись тогда отец.
Он по своему обыкновению насвистывал «Смуглянку-молдаванку». Значит, в настроении был хорошем. Когда отцу становилось грустно, он переходил на цыганские романсы из фильма с Ларисой Гузеевой. Алексей вечно забывал, как называется любимый мамин фильм, а вот актрису Гузееву, которая теперь женила людей в телевизоре, помнил.
– Что с пальцем? – вежливо спросил отец, ставя на плиту кастрюлю с супом.
Алексей вытащил раненый палец из-под крана и сунул в рот. Так меньше болело.
– Порезался. Корабль долбанный собирал, – невнятно буркнул он, отворачиваясь.
Алексей не сомневался, что отец скажет: «Угу» – и начнет искать по шкафам молотый перец, чтобы с помощью специи превратить суп в своей тарелке в ядерное топливо, однако он внезапно погасил конфорку. Суп был забыт.
– Что за корабль? – Глаза отца, обычно равнодушно-матовые, блеснули интересом. – Тот, подарочный? Здоровый такой? С бордовыми парусами?
– Ну да, – тяжко вздохнул Леша, – только у меня инструментов нету.
– А что именно надо? Показывай, вдруг знаю.
Бегло проглядев инструкцию, он пробормотал: «Так, понятно. Я сейчас» – и, сунув ноги в шлепанцы, убежал в гараж, чтобы через пять минут вернуться с инструментами.
Напарником отец был тем еще. Чтобы работать с ним в одной команде, требовалось немало терпения, потому что у него самого терпения на других не хватало. «Ну куда ты ее лепишь?! Дай, я сам», – шипел он. Или: «Смотри, сейчас треснет всё на хрен! Не гни! Ой, лучше зашкурь вон там. Леша, да не там!». Папа никогда не ругался в их с мамой присутствии, даже голоса не повышал, а тут – чего только не услышал Лёшка за эти три коротких часа до прихода матери, если вдруг вздумывал «шкурить» наждачкой не в том месте или присоединять не ту деталь.
Однако это были самые счастливые часы за сегодняшний день, а возможно, что и за всю тринадцатилетнюю жизнь. Они разговаривали! Не о двойках, не о разбитом случайно окне, не о бабушке Эфе, которая старшего Михневича терпеть не могла, – просто разговаривали, о жизни. Работа спорилась в руках отца, его гибкие пальцы с обломанными ногтями ловко прилаживали бордовые паруса и мачты. На лбу поблескивали капли пота, которые отец нетерпеливо вытирал рукавом, на тонком носу темнело пятно краски, а бледные щеки были непривычно румяными. Он забавно ойкал, если случайно загонял занозу, и, совсем как Алексей, совал в рот кончик пальца, но продолжал собирать и говорить.
«Графиня Вишня» – его изобретение. Гордое, но не вычурное имя. Алексею понравилось.
Мама не стала им мешать: заглянула в комнату, удивилась, но потом ее усталое лицо озарила улыбка, и мама, подмигнув Лёше, беззвучно закрыла за собой дверь.
Меньше чем через неделю бригантина была готова. Правда, заканчивал сборку и наводил красоту Алексей в одиночестве. Отец в ответ на предложение заняться кораблем промычал: «Угу, обязательно, но потом, потом» – и ушел. Уже достаточно взрослый, Алексей понимал: в какой-то момент ему просто стало неинтересно.
Готовый корабль Алексей показал родителю, втайне надеясь на одобрение.
– Здорово получилось, – рассеянный кивок. Ловкие пальцы, которые так умело прилаживали паруса, теперь перебирали стопки одежды в шкафу. – Ты не видел мою полосатую майку? Такую, с воротником, – щелкали пальцы, – белые полоски...
– Она в стирке, – тихо сказал Алексей. – Возьми красную, она чистая.
Новоиспеченная «Графиня Вишня» отправилась пылиться в сервант.
[1] Традиционное татарское и башкирское блюдо из теста с начинкой. Представляет собой обжаренную пресную лепёшку, начинённую или кашей, или рагу. По виду напоминает незакрытый пирог или сочень: начинка кладется на одну половину лепёшки и закрывается сверху второй половиной. Начинка варьируется в зависимости от предпочтений, неизменным остается принцип приготовления и рецепт теста.
[2] Изделие из теста с мёдом, относящееся к кухне тюркских народов. Национальное блюдо татар и башкир.