Москвичка:
Svetlaya-a писал(а):
Как же я люблю эти горячие сцены!!!! Мебель летит, предметы бьются, диалоги - просто жалят!
Я тоже люблю горячие сцены, но при этом мне почему очень жаль пострадавших. Особенно тех, что пострадали больше всего: мебель, вазы, причём часто не просто вазы, а те самые, китайские...
Нюрочек:
Nara писал(а):
*подозрительно* Нюрочек? предполагается, что ты в отпуске 
зачем сюда пришла - иди на пляж обратно, отдыхай, 
ты нам еще пригодишься 
зачем сюда пришла - иди на пляж обратно, отдыхай, ты нам еще пригодишься Я уже вернулась. К счастью? Или к сожалению? Непонятно
и, кстати, пока была там, вышла в Интернет буквально один разочек. Отдохнула от компьютера по полной программе 
Arven писал(а):
Та-а-а-к... А вот теперь я ничего не понимаю... Какой пляж в конце октября?!?!?!? Вода ж уже холоднючая...
Или же отпуск протекает в тёплых странах???
Или же отпуск протекает в тёплых странах???
Отпуск был экскурсионный, в теплой стране на берегу Атлантического океана - в Португалии. Я, конечно, искупалась один раз, но вода была ледяная, несмотря даже на +23 днем
vetter:
Нюрочек писал(а):
Отпуск был экскурсионный, в теплой стране на берегу Атлантического океана - в Португалии. Я, конечно, искупалась один раз, но вода была ледяная, несмотря даже на +23 днем
Всегда знала, что наши люди готовы даже стать моржами лишь бы влезть в море, раз уж туда приехали
Как-то были на Белом море, муж залез по щиколотку и орал, чтоб я скорее его снимала, а то ноги сводит
Нюрочек:
Именно, Жанна
сами португальцы только загорают, на солнце достаточно жарко, а вот купаются - одни русские
janemax:
Тишина писал(а):
Заглянула, а вдруг здесь сюрприз. О-хо-хо, будем ждать.
Сюрприз для нас ещё готовится.
sofico:
Замечательный перевод, огромное спасибо!!!! с нетерпением жду продолжения......... как жаль что закончилось на самом интересном
vetter:
» Глава 9 (часть 2)
Тишина, эти глазки кого хошь вдохновят на подвиги
*****************
Глава девятая (часть вторая) (перевод: Nara, беты: Zirochka, vetter)
Кейт дрожала, пульс её учащенно бился, вот только от чего – от страха или от возбуждения? Казалось, сейчас он и правда жаждал ее убить. Но внутреннее чутьё подсказывало: неважно, как ведёт себя Джек и чем угрожает, вреда он ей не причинит. Ни за что.
– О, да, вам только того и надо, верно? – язвила она, порхая от одного предмета мебели к другому. – Избавьтесь от меня, и не останется никого, кто бы снова вытащил вас из вашей скорлупы. Что ж, если вы хотите, чтобы я покинула ваш дом, вам придется выставить меня взашей, мистер Карстерз, потому что я уйду отсюда только по собственному желанию и пока делать этого не намерена.
Он рванулся к Кейт, и та, увертываясь, зацепилась ногой за торчащий край ковра. Джек не задумываясь выставил руку, спасая девушку от падения.
– Вот вы и попались, маленькая мегера, – прорычал он, притягивая ее к себе. Кейт попыталась вырваться из железной хватки, а Джек впился в пленницу пылающим взглядом. С легкостью он прислонил её к стоявшему рядом столу, сильным бедром надавил на ее ноги, лишая возможности двигаться, и заключил ее тоненькие запястья в свою широкую ладонь. Не обращая внимания на отчаянное сопротивление, он крепко прижал Кейт к себе – грудь к груди, – тяжело дыша, вызывая легкое, дразнящее трение. Воцарилась тишина. Было слышно только их дыхание да потрескивание огня.
– Мне действительно следует выпороть вас, знаете ли, – наконец прошептал он, глаза его потемнели.
Кейт знала: подобная опасность ей не грозит. Его хватка, пусть и железная, всё-таки была нежной. Почти собственнической. В этом заключалась опасность совершенно иного рода. Кейт долго и пристально смотрела на Джека, глаза в глаза, а потом опустила взгляд на его губы. Этого никак не следует поощрять, не следует даже допускать. Возможно, ей и хотелось этого всем сердцем, но это так неправильно.
– Пожалуйста... – выдохнула она и изогнулась, давая понять Джеку, что хочет освободиться.
Он загадочно посмотрел на нее и застонал.
– Раз уж вы так смотрите на меня этими своими глазами... – пробормотал он и прильнул к её губам.
Нежное объятие переросло в нечто совсем иное, чего Кейт ещё не доводилось испытывать. Она несмело боролась со своей сдержанностью, которая внезапно заговорила в ней, но его губы, требовательные и настойчивые поначалу, смягчились и стали ласково дразнить и умолять её, пока она не поддалась их зову и не ответила, раскрыв свои губы.
Огонь пронзил ее с такой силой, что Кейт слегка всхлипнула. Хватка Джека тотчас ослабла, и, приподняв голову, он посмотрел на нее. Кейт совершенно обессилила – только его крепкие руки не давали ей соскользнуть на пол, – голова её была откинута назад, а влажные губы приоткрыты.
– Что вы имели в виду, говоря о моих глазах? – наконец произнесла она.
– Только то, что каждый раз, глядя в ваши глаза, мне хочется сделать вот это...
Он снова опустил голову и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем.
У Кейт голова шла кругом, мало того, она не могла поверить в то, что он сказал... Её глаза вызывают в нем желание целовать её? Её глаза?!
Джек поднял голову и улыбнулся, глядя в её потрясённое личико. Она знала, что должна что-то сделать, что-то сказать, но не могла. Кейт неотрывно глядела в его глаза, и, похоже, он увидел в её взгляде безмолвное послание, потому что прошептал:
– Ну вот, вы снова это делаете. – И с мучительной нежностью припал к её губам.
Потом вдруг провёл пальцами по её груди. У Кейт перехватило дыхание, и она выгнулась к нему в ответ. Соски стали невыносимо чувствительными, когда его руки начали потирать их сквозь ткань платья и нижней сорочки. Сладчайшая дрожь накатывала волна за волной, Кейт трепетала и неудержимо льнула к Джеку. А в это время его рот, губы и язык дарили ей самые невероятные ощущения, от чего её тянуло ещё сильнее вжаться в него, почувствовать его рядом, вокруг и внутри.
Вкус недавно питого им бренди, выкуренного табака, но также чего-то неописуемого, мужского и присущего только одному Джеку заполнил Кейт. Она хотела прикасаться к Джеку, целовать, вкушать. Одна ее рука погрузилась в его густые, волнистые темные волосы, а другой Кейт накрыла его подбородок, нежно поглаживая и наслаждаясь небритой кожей. Джек на мгновение оторвался от её губ, и Кейт тихо застонала в знак протеста и потянулась к его рту.
Его тело прижималось к ней, совершая медленные, равномерные движения – мужского к женскому, – удерживая, пробуя, желая. Его руки прошлись по ее спине, заставив Кейт сильнее приникнуть к Джеку, потираясь грудью о его твердую грудь. Она почувствовала, что он как-то отстранился от неё, затем постепенно стала ощущать спиной прохладу.
Она вдруг поняла, что Джек расстегивает ей платье, пытаясь спустить его с плеч. Кейт отпрянула, изумлённо ахнув, и обнаружила, что руками удерживает лиф и онемело смотрит на Джека.
– Джек... – прошептала она, в ее глазах стоял вопрос, на который не было ответа.
Он вгляделся в личико Кейт, потом чертыхнулся и оттолкнул её. Развернулся, проводя рукой по волосам, и направился к столу, где обычно держал бренди. Резко остановился и снова выругался, вспомнив, какая участь постигла его напиток. Сунув руки в карманы, Джек мрачно уставился на огонь в камине. Потом разок пнул поленья больной ногой, и в дымоход, танцуя и кружась, словно дервиши[1], взлетели искры. Боль привела его в чувство.
Кейт как могла торопливо застегнула платье и стала ждать, когда же Джек обернется. Они долго стояли в тишине: Джек, глядя на огонь, с непроницаемым выражением лица и тяжело вздымающейся грудью; Кейт, взволнованная и с широко открытыми глазами, чье лицо в свете свечей горело нежным румянцем.
На скулах Джека играли желваки. Одно нежное слово – и Кейт снова окажется в его объятиях. И тогда его уже ничто не остановит. Он и без того ходил по краю пропасти. Он желал Кейт, желал, как ни одну женщину в своей жизни.
Но Кейт была леди, и если он коснется ее сейчас, их имена, как вступающей в брак пары, огласят в церкви уже в следующее воскресенье, а он не мог поступить с ней так. Не смел привязать к жалкому калеке, ведь стараниями его бабушки Кейт могла заполучить любого мужчину и жить припеваючи, не ведая ни забот, ни хлопот. Нет, пусть он и не ахти какой джентльмен, но ему достанет гордости не произнести этого нежного слова и не заманить Кейт в ловушку ее же добротой.
– Убирайтесь, пока я и в самом деле не задал вам трепки, – прорычал он. – Господи, неужто ваш отец не учил вас, что нельзя столь пылко отвечать мужчине? Если бы я не знал, что вы невинны... – Он провел рукой по своим волосам. – Это же отвратительнейшее подстрекательство. Разве вы не понимаете? Это приглашение воспользоваться вами как женщиной самой низкой пробы!
Краска медленно отхлынула от лица Кейт. Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова.
«... приглашение воспользоваться вами как женщиной самой низкой пробы!»
Он обвиняет ее в распутстве, в отчаянии подумала она. Осуждает, как и все прочие...
«... столь пылко отвечать... Если бы я не знал, что вы невинны...»
Но ведь Джек и не знал ее так хорошо, как полагал! А узнай получше, что бы он подумал? Что она и Анри тоже подначивала? Что сама напросилась в шлюхи французу?
Она бы умерла, посмотри на неё Джек подобно тем мужчинам в Лиссабоне.
Кейт оцепенело глядела на Джека. Всё верно. Она его подначивала.
Подначивала... на ссору. Возбуждала его гнев, только и всего. Джек ведь первый схватил ее. И поцеловал ее он, когда она даже не помышляла об этом... ну, разве что капельку. О да, она ответила на поцелуй, но начал-то все он, целуя ее так потрясающе... И ведь это он принялся расстёгивать ей платье! Но, как и все в Лиссабоне, именно её он счёл ответственной...
Что ж, если она распутна, то он ни чем не лучше!
Внезапно в ней заклокотал гнев, гнев не только из-за слов Джека, но и из-за всего того, что наговорили о ней мужчины в Португалии и Испании. Осуждая её!
Лицемеры!
На сей раз она не станет покорно принимать на себя вину за то, что с ней сделал мужчина. Она отстоит себя. И даст ему заслуженный отпор!
Белая, как мел, Кейт вперилась взглядом в Джека. Он невольно потянулся к ней рукой и тут же получил увесистую пощечину. Остолбенев от неожиданности, он так и остался стоять, словно истукан, а она повернулась в полном безмолвии и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Ошарашенный, Джек долго не отводил взгляда от двери. Потом поднял руку и задумчиво потёр щёку. Неслабый удар. Его маленькая Кейт отвесила добрую пощечину. Он снова сел в кресло и уставился на огонь, не отрывая руки от пострадавшей щеки, хотя та уже давно не горела.
Каким образом всё зашло настолько далеко?
Ад и пламя, то она сводила его с ума, подстрекая на ответный шаг, – вихрем влетела, будто маленький ангел мщения, и вырвала у него из рук всю выпивку. Потом он не без оснований рассердился на нее, когда она скакала от одного предмета мебели к другому, швыряя в него обвинения и вазы с листьями, – нахальный чертёнок. И вот уже его гнев перерос в нечто иное. Превратился в охоту. А когда он поймал Кейт, ощутил ее хрупкое, дрожащее тело рядом с собой, пробудилась вся его неудовлетворённость...
Черт, ей нужно было преподать урок, но он вовсе не помышлял вот так ранить её. Он всё никак не мог выбросить из головы выражение ее глаз. До того, как Кейт осознала его слова и опьянённая его объятиями изумлённо взирала на него, он успел заметить в её взгляде сияние: самое робкое и ласковое сияние. Джек никогда не забудет, как погасло это нежное сияние, вытесненное глубочайшей болью и мукой...
Она не заслужила этого. Он сжал кулак и треснул им по подлокотнику кресла. Чёрт побери, о чем она думала, приставая к нему пьяному? Но какой же сладкой она была в его объятиях, сладкой, страстной и доверчивой. И это невыносимо, ведь продолжения, как он знал, быть не могло. Потому он и наговорил гадостей: хотел прогнать Кейт, пока не стало слишком поздно. Джек снова застонал.
Он еще раз стукнул кулаком по подлокотнику, затем ударил себя по ноге, получая горькое удовлетворение от вызванной боли.
* * *
Кейт лежала поперёк кровати на стеганом покрывале в убежище своей спальни; влажный, скомканный носовой платок свидетельствовал о её горьких слезах. Она лежала, уставившись на выцветшие обои, и только редкие судорожные вздохи напоминали о недавнем приступе безудержных рыданий. Сейчас она чувствовала необычайное спокойствие, спокойствие после бури.
Добрую половину нынешнего года Кейт всеми силами сторонилась людей, не позволяя себе других чувств, кроме самых простых, будничных переживаний. Это решение, поняла она теперь, было продиктовано страхом, страхом перед тем, что ее снова могут ранить, снова могут отвергнуть.
И Кейт не зря боялась.
«Что вы имели в виду, говоря о моих глазах?» – «Только то, что каждый раз, глядя в ваши глаза, мне хочется сделать вот это...»
И поцелуи Джека стали для нее всем тем, о чем она когда-либо мечтала... и даже больше. На радость или на беду, но она без памяти влюбилась в Джека Карстерза.
Все её решения, все её чтения наизусть библейских отрывков, все её безумные планы оказались, однако, лишь отчаянными попытками отгородиться от правды. Теперь она это признала. Кейт не сразу поняла, что непоправимое уже случилось.
Поначалу, несмотря на привлекательность Джека, она не видела в нем опасности. Она просто-напросто обрадовалась, что в Севеноуксе нуждаются в её умениях. Но постоянное вмешательство Джека выбивало из колеи: их перепалки и веселили её, и приводили в ярость, и невероятно бодрили. И Кейт понимала: это не просто физическое влечение, а нечто большее. Ссоры вспыхивали из-за его желания защитить её. Она пыталась это отрицать, но для девушки, которой едва ли довелось испытать на себе заботу других людей, стремление защитить оказалось подкупающим качеством в мужчине. И когда ей открылась его боль, она, вопреки ранее принятому решению, не смогла остаться безучастной. К тому времени, когда она наконец осознала, как глубоки её чувства к Джеку, стало слишком, слишком поздно.
Кейт пыталась... но потом он поцеловал ее. И, как цветок, неизбежно отвечающий на теплоту солнца, она раскрылась сердцем и отдалась чувствам, которых ещё не испытывала ни к одному человеку.
Она полюбила его.
«... каждый раз, глядя в ваши глаза, мне хочется сделать вот это...»
Джек понятия не имел, как много значили для нее эти слова. Когда другие смотрели ей в глаза, то видели в них ее покойную мать, – и отец, и братья, и Марта. Даже леди Кейхилл.
Но Джек видел только ее, живую Кейт. И с Джеком, только с Джеком, ее глаза стали поводом для поцелуев. И она – находясь в его объятиях, зацелованная, – предложила всю себя, какой она была и какой могла бы стать...
А он так грубо отверг её дар.
Как же больно, нестерпимо больно. Кейт чувствовала себя совершенно раздавленной.
-----------------------
[1] – Дервиш (перс. درویش – derviš – бедняк, нищий) то же, что и «каландар» или «календер» – мусульманский аналог монаха, аскета, приверженец суфизма.
Крутящиеся Дервиши (Whirling Dervishes) обычно ассоциируются с Орденом Мевлеви в Турции.
Основал его Руми, или, как его называли, “Наставник с Сияющим Сердцем”.
Руми – полное имя Джелал Ад-Дин Мохамед Руми (“Рум” – так называлась Малая Азия), так Руми означает человек из Малой Азии. В Турции он известен под именем Мевляна (наш Мастер). Руми родился в Балхе (ныне терртория Афганистана, во времена рождения Руми территория Персии, в 1205), большую часть своей жизни прожил в Конье (Турция). По образованию он был доктор права. Его отец был суфием, и также отдал своего сына в учении суфийскому мастеру.
Достаточно поздно Руми начал писать стихи (в возрасте 50 лет). В настоящее время Руми – второй по читаемости мусульманский автор после Пророка Мохамеда, представившего Коран. Руми основал к концу своей жизни Орден Мевлеви – “Крутящихся дервишей”. Покинул материальный мир в 1273 году.
Руми требовал от своих последователей предельной самоотдачи; только выполняя все предписания, они могли ощутить вспышку религиозного просветления. И эти требования к членам братства во многом сохраняются по сей день. Обряд кружения – один из самых тяжелых и в то же время самых изощренных способов приближения к Всевышнему, отмечается в книге о жизни и творчества Руми. Это акт любви и драма веры. Музыка, декламация его стихов, ритмическое вращение – все это призвано вызвать у приверженцев учения чувство подъема, экстаза, мистического полета.
Ныне дома, где общаются между собой поклонники Руми, превратились в школы изящных искусств, музыки, танцев.
Танец дервишей или Танура:
Этот танец, несмотря на обманчивою легкость исполнения, является одним из сложнейших танцев не только в арабском мире, но и вообще в танцевальном мире. Здесь необходим уникальный вестибулярный аппарат, выносливость и крепкая физическая сила. Все это нужно потому, что во время исполнения танца его исполнитель совершает вращения вокруг себя в течение 15 минут при этом, держа в руках бубны и другие предметы.
Это искусство передается от отца к сыну, т.е. фактически по наследству, а значит, является семейным делом. Маленький мальчик с детства обучается этому тяжелому ремеслу и повторяет за отцом завораживающие вращения.
Другое название этого танца – танура. Название это в переводе с арабского означает «юбка». Если посмотреть на костюм, который требуется для его исполнения, то станет понятно, откуда такое название. Это несколько тяжелых юбок, одетых одна на другую. Ткань плотная и тяжелая, порой вес костюма доходит до 10кг, потому дервишу требуется немалая физическая сила.
Физиология происходящего:
Круговое вращение заставляет кровь двигаться очень быстро, нарушает обычное кровоснабжение мозга. Монотонность, длительность происходящего и определенный ритм танца приводят к достижению экстаза и снятию блоков с сознания.
Такой процесс благоприятно воздействует на весь организм – он омолаживается. Также действуют подготовительные тренировки, которые проходят желающие вступить в орден. Так, абитуриент может простоять на коленях, погрузившись в себя, трое суток. Не сдавшие экзамен или допустившие другое нарушение безжалостно отсеиваются. Прошедшие испытания приступают к постоянным занятиям.
Василий Васильевич Верещагин "Дервиши в праздничных нарядах". Ташкент. 1869-1870
Джелал ад-дин Руми и кружащиеся дервиши. Мевлеви.
Джелал ад-дин Руми
Нюрочек:
Ждать очень тяжело, но ожидание того стоит!
Только, девочки, пожалуйста, не считайте мои слова подоводом для отдыха и расслабления - ни в коем случае! Ваши преданные читатели жаждут продолжения! Вот даже сейчас, прочитав полглавки, ощущение не удовлетворения, а наоборот - хочу еще, еще и до конца истории
Suoni:
Какие страсти! Джек сам не знает чего хочет! И бедная Кейт , ее воспоминания и комплексы прям отравляют ей жизнь!
Nara, Zirochka, vetter, спасибо за продолжение, за отличный перевод!
