Не бойся дьявола (СЛР, спорт, 18+)

Sandrine Lehmann:

Девы, а у Марсюши вчера день рождения был. 28 нашему лапусику!
Пожелаем ему еще минимум 5 БХГ и всех достижений!




Nadin b - спасибо!!!

...

Айсир:

Всем привет! Вот смотрю на лица из спорта и думаю, как же они отличаются от киношных героев, когда их крепят для визуализации к романам... Как будто из другого измерения

...

Sandrine Lehmann:

вот это то самое, Айсир, что и я объяснить не могу, когда "прогоняю" моделей и актеров. Нет у них этого. Нет. Молодец, что заметила.

...

Belle Andalouse:

Ах, Марсюша, красавчик
Не смотря на то, что болею за Лёшика и желаю победы только ему, не могу не признавать, что и этот засра...замечательный спортсмен чертовски хорош
Поздравляю и желаю побед!

...

Sandrine Lehmann:

+1000000

Лешик тоже чертовски хорош

Завтра буду болеть за них обоих, и еще за Жюстана Мюрисье, хотя он еще не такой красавчик. Ну, какие его годы...

...

Айсир:

Ир, я думаю у них подпитка другая. Жесткий образ жизни, оттуда и эдакая угловатость и мужественность. Мне нравится. Хоть мужчинами выглядят, нет приторной слащавости. Есть даже моменты разницы, которые видишь, но это до такой степени тонко, что и описать сложно. Круто

...

Sandrine Lehmann:

Вот-вот-вот. Я вижу эту слащавость и ее не могу принять, а мне возражают, а я не знаю, чем возразить... Молодец, что замечаешь!

...

Deloni:

Всем вечера!

Ну Ира, ты сказанула еще 5 БХГ, пожалей мальчика и пожалей других мальчиков, им же тоже хочется БХГ получить. В этом году, я думаю, еще один БХГ у Марсельчика почти в кармане, желаю еще и в следующем один, а потом на годик в отпуск, он бедный такой замученный.

...

Айсир:

Ира, спасибо за поздравления! и подарок

...

Sandrine Lehmann:

А малый в слаломе Данечке. О как мы ловко все поделили

...

bazilika:

...

Sandrine Lehmann:

Привет!

Моря доча соревнуется. На улице +3-+5, снег просто тает под лыжами, она стартовала 42-й. Муж прислал фотографию протокола по 2 попытке, картина маслом - с каждым следующим стартовым номером результат все хуже. Хотя, конечно, некоторые и в ранних номерах налажали. В итоге мы прошли во вторую попытку с 30-м результатом.
Что это значит, многие из вас знают. Кто нет - поясняю - во второй попытке тридцать отобравшихся стартуют в обратном порядке. Тридцатый результат стартует первым. Получает неразбитую трассу, хотя болтают, что может и не будут переставлять, чтобы быстрее провести, потому что теплеет с каждой минутой.
Я напомнила Катьке про комби на ЧМ в исполнении Люки Эрни. Она собирается выжать из старта все возможное, но, тут важно не пережать, потому что она, по подобию того же Люки иногда может разнервничаться, слишком сильно стараться и на волне этого старания или вылететь, или проехать слишком медленно. В прошлых стартах она вообще упала на первой трассе, но тоже как-то чудом отобралась и вторую пролетела как на крыльях. Короче, трясусь.

Обновление: Блин!!! Переворачивают только первые 15 номеров! То есть она опять стартует 30-й по никакой трассе...

Всем огромное спасибище за поздравления с профессиональным праздником!


Несу главу!

...

Sandrine Lehmann:

 » Глава 11

Они одни. Совсем одни. Наедине. Томми поспешно вставил карточку во внутреннее гнездо у двери, чтобы зажегся свет (и возобновился поток неприличных ассоциаций). Лиз стояла спиной к нему, отвернувшись и опустив голову, в свете ярких лампочек-софитов ее рыжие кудри блестели золотом. Томми растерянно смотрел на нее - худенькие плечи, скованная поза... он постарался нежно и не спеша повернуть ее к себе. Девушка не сдвинулась.
- Лиз, - прошептал он. - Лиз...
Она закрыла опущенное лицо ладонями, отвернулась и прислонилась лбом к стене, ее шепот был еле слышным из-за рук:
- Я боюсь...
- Я тоже, - выпалил Томми и тут же мысленно обругал себя за глупость. Импульсивный ответ, никуда не годился - ведь Лиз надеется на него, он должен быть сильным и опытным, лидером в их паре, а он боится. Идиот! Совсем крыша съехала.
- Почему? - вдруг спросила девочка. - Ты-то почему боишься? У тебя ведь были... девушки прежде?
- Боюсь, потому что ни одну не любил так, как тебя, - совершенно искренне ответил он. - Когда так сильно любишь, малыш... это трудно бывает.
- Что значит трудно? - Она даже отняла ладошки от лица и повернула к нему голову, ему был виден курносый веснушчатый носик и один любопытный синий глаз.
Ну чего она его пытает? «Трудно, Лиззи, это значит трудно. Значит, нелегко». Значит, это не просто очередной незначительный эпизод, не какая-то там Хелло Китти, на которую ему наплевать. Значит, что от любви голова идет кругом и думаешь в одну секунду «скорее!» а в другую, что надо быть нежным, понимающим, не спешить и все такое, ты просто теряешься... Ну что ей сказать?
- Не знаю, - прошептал он. - Когда любишь и когда нет - это по-разному. По-другому. И это немного пугает.
- Давай бояться вместе, - с нервным смешком предложила Лиз.
- Давай, - с облегчением согласился Томми.
Он легко подхватил ее на руки и внес в комнату, в которой царила огромная кровать под шелковым серебристым покрывалом. Томми осторожно опустил девушку на постель и прильнул губами к ее губам. Нежный, долгий поцелуй, она обхватила его за плечи, прижала к себе, ему даже показалось, что удерживает, не хочет его отпускать, когда он попытался переместиться ниже. Но, наверное, ему просто показалось, потому что она перестала сопротивляться, и он смог целовать ее шею и плечи. Она все еще оставалась одетой, Томми пока не трогал ее, не пытался раздеть. Он и так завелся слишком сильно, целуя ее, надо немного сбавить обороты, но это было легче сказать, чем сделать. Лиз нравилось, когда он целовал ее в губы и в шею, но ниже... Он понял, что она отталкивает его, когда попытался целовать ее грудь над бюстье, ну ладно, он целовал ее живот, ее пупок с крошечным следом от пирсинга, он просто дрожал от нетерпения и от желания. А она пискнула и замерла, будто одеревенела, застыла, напуганная до полуобморока.
Томми от досады замычал, Лиз его боится, ну что с ней делать? Нельзя ее целовать? А что можно? Он лег рядом, не нависая над ней, прижал ее к себе, посмотрел в несчастные синие глаза:
- Лиззи... Я так тебя люблю...
- Я тоже...
- Ты меня любишь?
- Да, Томми, очень.
- Ты ведь будешь моей?
Она не могла ответить, молча кивнула.
- Я могу... я могу тебя любить, Лиз? Могу целовать тебя, где хочу?
Немного поколебавшись, она снова кивнула.
Томми осторожно кончиком пальца дотронулся до ее пупка:
- И тут могу?
Кивнула.
- И тут? - его теплая ладонь легла на ее ребра.
Снова кивнула.
- И... тут? - почти невесомое прикосновение к ее груди.
Помотала головой.
- Нет? Тут нельзя?
- Можно, - с трудом прошептала Лиз, чуть не плача.
- А так... - Он притронулся губами к ее губам. - Так можно?
- Да.
- Лиз, бэби... Я не трону твои шорты. Хорошо? А остальное сниму. Можно? Мы оба будем в шортах.
Она кивнула. Не веря своему счастью, Томми помог ей сесть и стащил с нее прозрачную накидушку с кружевами и расстегнул бюстье.
Да... хорошо, что он обещал пока не снимать ее шорты. Для него и ее маленькой груди с нежно-розовыми сосками было достаточно, чтобы оказаться снова на грани жуткого позора. Большие парни говорили, что с возрастом эта проблема тоже пройдет, и его член перестанет напоминать одуванчик, а то фигня какая-то: дунуть не успел, а уже все семена разлетелись. Но сейчас он уже почти не мог терпеть, в последний момент отвернулся и уткнулся лицом в подушку, пытаясь взять себя в руки. Да что это такое, черт подери? Он тяжело дышал, его плечи содрогались, и испуганная и озадаченная девушка положила ладошку на его спину между лопатками:
- Томми... что? Что случилось?
- Прости, - выдавил он. - Господи, Лиз... Прости...
Он пока сдерживался, вроде бы острый момент миновал, но это была грань, самый край, предвестье почти неизбежного краха... Обошлось на этот раз, но в следующий раз он уже не сможет сдержать себя. Если это произойдет при ней, и она увидит, он... просто умрет от стыда.
- Томми, - ее голосок задрожал. - Я сделала что-то не так?
- Нет. Не ты. Я.
- Нет! - вскрикнула она. - Нет, Томми, ты все хорошо делал! Я... я хочу, чтобы ты снова продолжал.
Он помотал головой. Продолжать? Ему нужно чуть-чуть времени, чтобы отдышаться. Совсем немного.
Прикосновение к его плечам было для Томми неожиданностью. Нежные, мягкие губы девушки скользили по его бицепсу вдоль обвивающей его татуировки, пальчики поглаживали напряженную спину.
- Пожалуйста... - ее голос срывался. - Не сердись. Томми, мой хороший, мой любимый. Не сердись. Прости. Пожалуйста. Вот... смотри на меня.
Он повернулся к ней вовремя, чтобы увидеть, как она спускает свои шорты. Тонкий голубой шелк послушно заскользил вниз.
Он застонал от бешеного вихря чувств. Как ни странно, шквал эмоций немного притупил риск преждевременного извержения вулкана, Лиз взялась за довольно свободную резинку шортов, чтобы совсем снять их, но Томми быстрым, резким, почти грубым движением остановил ее руку:
- Не надо.
- Почему? - растерянно спросила девушка.
- Потому... - Его голос звучал отрывисто и напряженно. - Потому что я уже не смогу остановиться.
- Как это?
- Ты не понимаешь? Это точка невозврата, малыш. Пойдем до самого конца.
- Томми, но я... Я люблю тебя. Я... я согласна.
- Ты хочешь... чтобы я... Я не буду тебя слушать, если ты передумаешь. Я не смогу уже.
Вместо ответа она приподняла бедра над кроватью и стянула шорты до колен. И больше под ними ничего не было. Теперь на ней была только цепочка с сапфировым сердечком. Она осталась обнаженной перед парнем впервые в жизни. И он просто впал в неистовство. Тонкая, прозрачная золотистая полоска кудрявых волос, нежная девичья плоть, тонкий еле ощутимый сладкий аромат ее кожи. Томми целовал ее, все ее тело, он уже не думал о возможном угрожающем фиаско, он хотел сделать все правильно, чтобы ей было хорошо, чтобы все прошло легко и не больно.
Только она отталкивала его руки, когда он пытался ласкать ее. Томми обнимал ее, шептал на ушко, как сильно он ее любит, снова и снова целовал ее в губы, в шею, в грудь, в живот, и наконец спросил ее шепотом:
- Я могу дотронуться до тебя... там?
Она помотала головой, но через секунду прошептала:
- Да...
Он уже заметил, что, когда она преодолела свою стыдливость, ей нравилось, когда он ласкает ее соски, он и сам сходил с ума от ее груди, поэтому он снова припал губами к розовым упругим ягодкам, сам не свой от нежности и желания. Он позволил своей руке прокрасться между ее ног, раздвинуть нежные лепестки. «О, Лиз, любимая, как же я хочу тебя». Он не мог дождаться, когда же он сделает ее своей. Полностью своей. Лиз тихонько стонала в его объятиях, сама не прикасалась к нему, она лежала совершенно пассивно, но Томми ничего другого и не ожидал. Он вроде бы взял себя в руки, но все имеет свой предел, он уже просто умирал от нетерпения, когда ему показалось, что она уже достаточно мокрая, чтобы ей было не так больно. Девушка лежала на белой простыне - открытая, нежная, ослепительно красивая, и парень больше не мог тянуть. Он устроился между ее ног, обнял ее и, уже не спрашивая разрешения, осторожно вошел в нее... не полностью. Только до того, как почувствовал, что упирается в препятствие. Лиз напряглась, прикусила губу, ее руки легли на плечи Томми. Он покрыл поцелуями ее лицо. И, когда она слегка расслабилась, он решительным, быстрым, сильным ударом разорвал преграду. Она вскрикнула от боли... Он снова и снова целовал ее, говорил о своей любви, обнимал, приближаясь к своему финалу. Еще секунда, и все было кончено. Он застонал, изливаясь в нее, замер, уронил голову на ее плечо. Прошептал, задыхаясь:
- Лиз. Спасибо. Люблю тебя. Люблю тебя. Навсегда...
Они лежали в обнимку, ее пальцы скользили сквозь его густые волосы, его голова на ее груди. Два обнаженных тела, прижавшиеся друг к другу, сплетенные ноги, смешавшиеся темно-рыжие локоны девушки и пепельно-белокурые волосы юноши. Наслаждение от полной, долгожданной разрядки все еще не отпустило его, нежность и трепет первой любви делали физическое блаженство совершенно неописуемым. Девушка еще не смогла получить настоящее удовольствие, но ее любовь с лихвой компенсировала неиспытанный оргазм, они прижимались друг к другу, тая от счастья. Томми должен был дать выход любви и нежности, переполнявшим его сердце так, что казалось, что оно вот-вот разорвется.
- Лиззи, пойдешь за меня? - выдохнул он, прикасаясь губами к ее груди, гладя пальцами ее ребра.
- Да, - прошептала она. - А нас поженят?
- Не знаю, - ответил он, лаская сосок кончиком языка. - Если в 16 не женят, будем ждать.
- Будем ждать, сколько нужно, - прошептала Лиз, перебирая его локоны. - Хоть год. Или даже два.
Томми понятия не имел, сколько лет должно быть людям, чтобы они могли пожениться. До сих пор его эти вопросы не интересовали, жениться он не собирался еще лет десять-пятнадцать, да он просто об этом не думал. Но теперь переполняющая его любовь требовала выхода, требовала каких-то ярких, немедленных, сильных поступков. Завтра он или убьется на этой трассе супер-джи, или завоюет-таки для нее золото. Он желал объявить ее своей, своей навсегда.
- Завтра мы поедем в тот магазин в Церматт, и я куплю тебе кольцо. Ты будешь носить его. Ты моя невеста.
- И я куплю тебе кольцо, - прошептала Лиз, нежно гладя его мускулистую спину. - Ты тоже будешь носить его?
- До смерти, - пообещал Томми. Ее бедро прикасалось к его естеству, и это было приятно. Очень приятно... Томми почувствовал, что снова встает. - Лиззи, моя любимая. Лиззи... Ты не жалеешь... ни о чем?
- Нет, - ее голос сорвался, она прижала его голову к своей груди. - Томми, мой Томми. Я так тебя люблю.
- И я тебя, - прошептал он. - Лиз... Я хочу еще. Тебе уже не больно?
- Нет.
Он по привычке огляделся в поисках своих шортов, в карман которых он перед выходом из своего номера положил несколько презервативов. И вдруг застыл в ужасе:
- Лиз. Боже мой. Я... прости меня. Я забыл... про резинку.
Она тоже замерла на секунду:
- Ой... Да ничего не будет.
- Теперь будем осторожнее, - прошептал Томми, снова начиная ласкать ее грудь, жмурясь от наслаждения. - Ты еще маленькая, чтобы рожать детишек. Подождем несколько лет.
- Хорошо.
После второго раза Томми нежно поцеловал свою - он искренне в это верил - невесту:
- Любимая, я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.
- Мне хорошо, - прошептала Лиз, прижимаясь к нему и устраиваясь головой на его плече. Ее рука обвивала его талию, волосы щекотали его подбородок.
Он слышал, что молодые девушки, не имеющие опыта сексуальной жизни, не могут кончить от секса, это приходит уже позже, с развитием каких-то нужных для этого мышц. И понимание того, что она не получила такого кайфа, который он словил уже дважды, его очень огорчало. Он хотел во что бы то ни стало исправить этот недочет.
- Но тебе может быть еще лучше. Намного.
- Это как? - сонно поинтересовалась расслабленная, томная Лиз.
- Можно я тебя немного поцелую... там?
- Нет! - встрепенулась она.
- Почему?
- Ни почему. Нет.
- Ты же моя, Лиз. И ты моя невеста. Правда? Я так хочу тебя приласкать.
- Нет, нет, - прошептала она. - Не надо. Пожалуйста. Не проси меня об этом.
Он понимал стеснительность девушки, он уже заметил, что она старается не смотреть на него ниже пояса, что же, ему пришлось смириться. Настаивать он не стал, щадя стыдливость своей невесты.
Они долго лежали в обнимку, шептались, снова и снова признавались друг другу в огромной, вечной любви, клялись в верности и в том, что будут носить кольца и не принимать больше ничьих знаков внимания. Реплики Лиз становились все короче и тише, и, наконец, она уснула. Томми отодвинулся на край кровати и посмотрел на нее. Милая, обнаженная, прелестная, его девушка. Рядом с ее бедром пятно крови на простыне. Она была так прекрасна, он сходил с ума от любви к ней, ему хотелось что-нибудь сделать для нее. Что-нибудь замечательное. Завтра он вылезет из кожи, но подарит ей медаль, но сейчас он должен был сделать что-то еще. Что? Он огляделся, его взгляд упал на лежащую на столе папку. Может, что-нибудь заказать? Цветы или еще что-то... Он поднялся с кровати, подошел к столу и открыл кожаную папку.
Справа, как обычно в таких папках во всех отелях, закреплен каталог разных услуг - катание на лошадях, дельтапланах и так далее. А слева... Чистая бумага. И несколько остро заточенных карандашей. Томми потянулся было направо, но его рука замерла. Он долго смотрел на чистую бумагу, потом перевел взгляд на спящую Лиз. А что, если...
А он сможет? Достаточно ли он искусный художник, чтобы нарисовать ее? У него нет ластика, то есть он не имеет права на ошибку. Но рука так и тянулась к карандашу
Ну что же... Решение принято. Он сел в кресло, подложил под чистый лист толстую, твердую папку и внимательно посмотрел на свою спящую модель.
Лиз лежала на боку, чуть согнув ноги в коленях. Правая рука согнута под головой, левая опущена вперед, закрывая ее тело. Томми встал, подошел к ней и осторожно, чтобы не разбудить, передвинул руку девушки на ее бок. Лиз прошептала во сне его имя.
- Спи, бейби, - прошептал он, и она послушно уснула снова. Он убрал рыжий завиток с ее лица, раскидал волосы по подушке, легонько поцеловал ее в губы, а потом грудь, и вернулся в кресло. Вот так. Хорошо.
Неожиданно на память пришла сцена из «Титаника», где Леонардо ди Каприо рисовал... ой, как ее. Забыл. Сходство подчеркивалось сапфировым сердечком на шее, хотя, конечно, то, которое было у Лиз, такой ценности собой не представляло. Томми усмехнулся. Он бы не смог рисовать ее до секса, как в фильме. Вот сейчас, когда он уже вполне удовлетворен, можно и о высоком подумать. Прищурившись, он посмотрел на спящую невесту.
Теперь он не только влюбленный, но и художник. Томми никогда специально не учился рисовать, он просто родился с этим. Рене пробовала учить рисованию своих детей, но он – единственный из всех - отказался учиться. Когда был еще маленький, поначалу пытался подражать маминым рисункам, а потом перестал. У него проявился свой собственный неповторимый стиль, и он не хотел, чтобы его учили, как не нуждался в уроках по тому, как ходить или как дышать. Остальные дети с удовольствием учились, а Томми рисовал сам. Мама не настаивала. Когда издательство заключило с ней договор на иллюстрирование серии детских книг, она решила пойти на курсы графики, честно отучилась и получила сертификат, но призналась, что эти курсы ничего ей не дали, более того - у нее сложилось ощущение, что в чем-то они ограничивали ее фантазию и подход. Она могла делать что-то по-дилетантски, не придерживаясь профессиональных правил, но ни ее, ни детей, которые обожали книги с ее картинками, это не волновало. Томми тоже не волновало, что он рисует не по канонам современной школы живописи. Он просто рисовал, как умел.

Жена его крестного, дяди Лео, художница-реставратор с мировым именем, всегда говорила, что он безумно талантлив, и уговаривала заниматься живописью профессионально, но Томми решил посвятить себя спорту и за карандаш брался только когда его что-то очень сильно вдохновляло. К примеру, проект сноуборда, который ждал в его номере в виде штук пяти набросков на разные темы и нескольких файлов Corel Draw на ноутбуке. Или, вот как сейчас, Лиз Эртли, прекрасная девушка, которая только что стала женщиной в его объятиях. На часах было уже за полночь, в 10 утра ему предстоял старт в супер-джи, но Томми было не до сна - он рисовал. Он не мог иначе. Он все равно не уснет, пока не сделает все, как задумал.

Вечеринка закончилась, парни и девушки расходились по своим номерам, более или менее трезвые, кто-то был счастлив и влюблен, кто-то мучился от ревности и отчаянья.
Одним из последних оказался Бенуа Гайар, мальчик из Кран-Монтана, который пытался ухаживать за Элизабет Эртли. Он давно был знаком с рыженькой угловатой девочкой из Вейзонна, но до сих пор она не казалась ему такой привлекательной, когда вокруг было столько пышных, ярких и грудастых девушек. Удивительно, но он разглядел ее только сегодня, когда она болела за старшего Ромингера. Сначала Бен подумал, что ее клеит младший из братьев, но, стоило появиться на горизонте белобрысому Томми, сразу стало ясно, кому в очередной раз достались все сливки.
На вечеринке он подкатил к Лиз, она вроде бы отнеслась к нему довольно благосклонно, но, стоило появиться этому мажору, как она сразу забыла обо всех, будто остальные в этом номере исчезли как дым.
- Не расстраивайся, Бен, - поддел парня его заклятый друг, соперник и одноклубник Килиан Форней. - Ну не вышел ты рылом. А он и модель, и денег у него навалом, у тебя нет шансов. Выбери себе еще какую-нибудь девочку, пока он смотрит в другую сторону, и все будет в шляпе. Тебе дадут, и никто не перейдет дорожку.
- Иди на хрен, - разозлился Бен. К разговору прислушался еще один их одноклубник, Джоэл Мэлер, и решил вмешаться:
- Она многим нравится, но ее папаша Райнхардт Эртли, а дядя - Филипп. Никому не охота с ними связываться.
- Да хоть президент! - запальчиво ответил Бенуа. - Мне плевать, кто ее папаша. Если я захочу девушку, я ее получу! Всегда так было!
- Точно, без базара! Да мне-то что, - фыркнул Килиан. - Хочешь сохнуть по девке, которая тебе никогда не достанется, так сохни. Хочешь быть лузером - флаг тебе в руки.
- Я не лузер! - взорвался Бенуа. - Она будет моей. Вот увидишь.
Кил и Джоэл расхохотались. Форней сказал:
- Не пожалею пятисот франков, чтобы поставить на кон. Никогда она не пойдет с тобой.
- Принято! - рявкнул Гайар. Ему неоткуда было взять столько денег, но он не мог сдать назад. Он окончательно сжег все мосты: - Пятьсот франков, что я пересплю с Лиз Эртли.
- Тоже ставлю пятьсот, что не выгорит, - подхватил Джоэл.
- Срок - до конца соревнований, - сказал Килиан, стараясь загнать Бена поглубже в яму. Соревнования заканчивались через три дня.
- Неделя.
- Неделя - неинтересно, - рассмеялся тот. - Интересно будет, если Ромингер будет тут, а она пойдет с тобой. Ну так что, Гайар? Принято или сдрейфил?
- Принято! - прорычал Бенуа.
- И ты должен будешь доказать это, - сказал Мэлер. - Не знаю уж, как. Твои проблемы.
______
За вычитку спасибо Belle Andalouse!

...

Sandrine Lehmann:

Леха!!!!!!

...

Sandrine Lehmann:

Ну хоть Марсюша не подвёл. Всех на секунду уделал! Ему пофигурней, что трасса опасная и мокрая. Герой!
И МХГ он уже точно получает. Красава!

За Лешика обидно, ну а Феликс неплохо прошёл, 4й пока. Танюша, буду ждать!

...