Сказочные Вечеринки

- Люююсь, а что на обед? Чем кормят трудовой народ? - Максим облокотился об окошко раздачи, заломил на затылок фуражку.
- Если трудовой народ умеет читать, - повариха передвинула звякнувший лоток с ложками, - то меню висит прямо перед его носом.
- Меню, - повторил Максим. – Прям как в ресторане. Давай все что есть в твоем меню, Люсь. Я с утра не ел, возил Ульянова в райком.
- В райцентре был? – В глазах Люси зажглось любопытство. - Расскажи хоть, что там интересного.
Он пожал плечами.
- Клумбы везде цветут. Дом культуры покрасили в желтый. Афиша висит, кино привозят. Название забыл. Что-то про весну.
- А к нам кино не везут отчего то, – надула губы Люся.
- Да вроде ж обещали в клуб привезти, а?
- Эй, ну не задерживай очередь, - возмутились позади и Максим подхватил свои тарелки.

Щи. Наваристые, со сметанкой. Пюрешка с котлеткой и зеленым горошком. И стакан прохладного компота. Чеширский аж зажмурился, представляя как ему сейчас будет хорошо.
Но едва он сел за стол, как примчался тракторист Ленька. Проскакал через всю столовую, рухнул рядом на стул, утер лицо холщовой кепкой и выхлебал полстакана компота.
- Там Кавардак… в ставок… заехала и увязла. Срочно. Вытаскивать надо. Гордеич велел звать.
Да что ж такое… Максим с сожалением посмотрел на свой обед и встал из-за стола. Отобрал у Леньки стакан, допил в два глотка. Вот всегда из-за этой Пашки… сплошной кавардак!

Картина была – загляденье. Яркое солнце на чистом небе, поле, заросшее подсолнухами – крупными, черно-золотыми, как подносы с выставки народного творчества. Кузнечики стрекочут, лягушки квакают. Над тихой гладью ставка мирно торчит кабина трактора.
- Неужто решили водоросли выращивать! – Чеширский выбрался из кабины. – Говорят, еще полезнее, чем кукуруза. – Он заглянул за спину председателю. – Ты выходи, не прячься. Нырять сейчас будешь.
- Зачем?! – пискнула Пашка.
Максим широко улыбнулся.
- Трос цеплять, конечно же.
- Да ладно тебе. – Ленька уже стаскивал сапоги. – Ща прицепим, неси.
Дело оказалось не таким простым. ЗИЛ тоже норовил увязнуть, буксовал в рыхлой земле и отчаянно дымил выхлопной трубой. Носили под колеса доски и камни, меняли порвавшийся трос… Трактор удалось выдернуть только к вечеру.
К тому времени Максим чувствовал, что готов сожрать всю Кавардак целиком. А вы как хотели, без обеда-то работать. Его утешало только то, что выглядела она такой же чумазой, как и он сам.

Рукопожатие. Именно так выглядит знак районного потребительского союза. Причём руки на той картинке явно мужские. И никто не думает, что это абсолютная ложь. В СельПО всегда трудились женщины. И ягоды-грибы принимали, и ящики с хлебом из пекарни таскали, и даже двор перед магазином мели. Потому что пойти в магазин – это для советского человека целое событие. Вдруг удастся окорока копченого взять или даже валенки. И неважно, что на 2 размера больше. Ноги точно ради такого вырастут.

Аннушка должна была сегодня отдыхать – сестре-доярке помогала, поэтому Галина отперла амбарный замок и направилась к прилавку. Здесь, конечно, не как в коровнике, навоз на лопату тяпкой убирать не надо, никто хвостом по лицу не ударит да и мычания не слышно. Только иногда самой хотелось мычать в ладошку, а точнее, кричать что есть мочи. От бессилия.

Галина пересчитала остаток в кассе, внесла в журнал, отперла склад и выложила на полки те небольшие запасы, что остались с прошлого привоза: гречку, пшено, репу, трехлитровые банки с соком. А вот сахар выкладывать не стала. Сейчас народ будет варенье варить, самогон гнать, поэтому сахар нужно приберечь. Хоть и сегодня привоз, да только не факт, что там всё будет как она заказала.

Отворив дверь СельПО, Галина впустила утренний воздух и первых покупателей. Улыбнулась приветливой улыбкой знакомой бабушке и лишнюю конфетку ей в пакет положила. Не убудет от этого заведующей, а старушка лишний раз чайку попьет.

День протекал как по маслу, что привез-таки грузовик. Отгрузив ящики с провиантом, водитель уехал в другое село, а Галина сверила товарные накладные и занялась новыми ценниками. Хлеба столько в этом году, а цена выросла. Странно это, не должно так быть. Хотя в жизни много чего не должно быть, например, чтобы баба в расцвете лет, чахла без мужика. Только кто ж виноват?

За этими мыслями ее и застал председатель. Уважаемый человек на селе. Никто слова поперек не скажет, потому что видно – хозяйственный и ответственный, а главное, не пьющий. Как некоторые.
– Доброго денечка, Прохор Гордеевич. Да всё как обычно – с бумажками вожусь, деньги пересчитываю, новости собираю. Говорят, кино к нам привезут. Ох, праздник будет!

Завершающая быстрыми отточенными движениями завернула хлеб в бумагу и вручила покупателю.
– Только привезли. Кушайте на здоровье.

Председатель выскочил из сельпо как ошпаренный. Ну, хоть «кирпичик» взял, голодным не будет. Галина вздохнула и принялась новый ценник писать. Интересно, конечно, что там Паша опять натворила, но магазин не бросишь. Да и к тому же здесь все про всех и так всё знают. Деревня.

- Прохор Гордеевич, миленький, я честно все починю, даже спать не буду! - умоляла Пашка, стоя у трактора, который отогнали под навес около МТС.
- Ладно трактор, а сама бы убилась?! Что я бабушке твоей бы сказал, а? - возмущался председатель.
Бабушка Кавардак была в колхозе уважаемым человеком - заслуженной дояркой и у председателя на хорошем счету, может поэтому саму Пашу в колхоз на работу и приняли. Бабушка считай, ее и воспитала, отец на фронте погиб, мать войну тоже не пережила.
- Ладно, черт с тобой. Одно слово - Кавардак! - председатель махнул рукой, что-то сказал Максиму Чеширскому, который загонял в гараж свой ЗИЛ.
Пашка, верная своему слову, была в полной решимости начать тут же ремонтировать трактор, но достав гаечный ключ, увидела насколько грязные у нее руки. "Как у шахтера", как любит говорит бабушка. С Максимом она вновь встретилась у рукомойника в гараже. Рукомойник был обычный, алюминиевый с клапаном, на который надо было давить, чтобы пошла вода. Пашка терла лицо так, что оно уже стало красным, но предательская черная полоса со щеки все никак не хотела сходить.
- Я бы и сама нырнула! - заявила Кавардак терпеливо ждущему своей очереди у рукомойника Максиму и добавила - Но...спасибо - так тихо, надеясь, что тот не расслышит.
Паша схватилась за гаечный ключ, и подала Чеширскому кусок хозяйственного мыла.

Вот же егоза! И что с ней сделаешь? Прогонишь - придет. Ты ее за дверь, а она - в окно. Глядя на Пашку, Прохор Гордеевич даже пожалел, что детей у него нет.
- Ладно, черт с тобой. Одно слово - Кавардак!
Председатель подошел к Максиму, который захлопнул двери кабины ЗИЛа.
- Гордеевич, премию дадут?
- Отрез на галоши выпишу! - строго проговорил Ульянов, а потом усмехнулся – Хотя, может, на Доску Почета портрет сделаем? Вон, вместе с ней! - председатель указал на Пашку - Хоть и трактор угробила, а больше всех в два раза уже в страду собрала.
Прохор Гордеевич вышел из гаража МТС. Просидит председатель в конторе, до самой поздней ночи, как обычно. Все знали, огонек в конторе горит практически до утра. Он остановился и посмотрел на дом напротив, где тоже было светло. Там жила Галина Тимофеевна. Заведующая СЕЛЬПо вышла из хаты во двор, рядом мяукал кот. Уютно-то как. Можно ведь зайти, поболтать, соседи ведь...но кумушки тут же примутся сочинять. Он уже слышал, как распевали по Кукуево частушку.
И на юбке кружева
И на кофте кружева.
Неужели я не буду
Председателя жена.
Гордеевич глубоко вздохнул и прошел по улице дальше, к зданию клуба, где тоже горел еще свет. Вытер сапоги от грязи о дорожку у порога и толкнул дверь.
- Доброго вечера, Кузьма Кузьмич. Как дела на культурной ниве?
Председатель осмотрелся в светлом помещении клуба и присел на стул, с прищуром глядя на ЗавКлубом.
- Дело к тебе есть важное, можно сказать партийное. Собираются к нам делегацию посылать из капстраны, молодые коммунисты заграничные. Ты уж подсоби, чтобы не ударили лицом в грязь перед гостями.
_________________

- Прохор Гордеевич! - Брехунов расплылся в подобострастной улыбке. – Прошу, прошу к нашему шалашу…всегда рады…высокому начальству…

- Благодарю за оказанное высокое доверие! – Брехунов вскочил. - Как говорится, приложу все силы и старания…Кадры у нас, сами знаете какие…Кто на пенсии, кто на инвалидности. Молодежи мало, Прохор Гордеевич, - завклубом разве руками. – Но мы над этим вопросом работаем! Вот Федор Махоркин хорошо себя зарекомендовал – афиши лучше, чем в городе малюет! Зоя Павловна, мой секретарь…Прекрасно исполняет романсы!
Брехунов вытащил из кармана носовой платок и шумно высморкался.
- Проблемы есть, но я, Прохор Гордеевич, не жалуюсь! Клуб у нас прекрасный, сами видите, есть, где развернуть культурно – массовую работу! И художественная самодеятельность в Кукуеве одна из лучших в районе! Есть чем удивить иностранную делегацию. И поем,и пляшем, и цирк устраиваем. Мда..А если иностранные гости пожелают послушать лекцию или доклад по технике и агротехнике, так мы завсегда готовы! Лекторов найдем! Опять же, драматический и хоровой кружки имеются: тут вам и песни, тут вам и Отелло с Дездемонами. Не хуже заграничных! Будьте уверены, в грязь лицом не ударим и проведем все на высоком так сказать уровне. Чтобы партии и руководству было не стыдно перед заграничной молодежью. Желаете пройтись по объектам культуры и отдыха, Прохор Гордеевич?

Ульянов уже привык к тому, что к нему приходят только жаловаться и требовать. Так, что в любой ситуации ждал от людей подвоха. Коровник новый надо строить, а ты мне за свою культуру! Мы вообще без "пианинов" росли - подумал Прохор Гордеевич, но виду, разумеется, не подал.
- Да, молодежь в колхозе оставаться не желает - это так - согласно кивнул председатель, в этом с ЗавКлубом он был солидарен - Я им направления бы никому не выписывал. Так и говорю, а кто на ферме работать будет, кто в поле? Но всем городской жизни подавай.
Прохор Гордеевич поднялся со стула.
- Хорошо тут у тебя, Кузьма Кузьмич, тепло и светло, - отопление в клуб они организовали прошлой весной - Давай, показывай, чем гордишься, что тут есть нового. Слышал, кино привезли? Устроишь просмотр? Надо будет мне выступить перед сеансом. И вот еще что...
Председатель остановился.
- Доску Почета будем обновлять, которая рядом с клубом. Ты уж организуй там, чтобы портреты сделали. Пашки Кавардак и Максима. Чеширского для фотографии я заставлю побриться.
_________________

- Нырнула бы она, - усмехнулся Максим, тщательно намыливая руки по локоть. – Боюсь, что мы тогда спасали бы не трактор, а тебя. – Он ни капли не сомневался, что Пашка отважно полезла бы в воду, даже не умея плавать. Кстати… - А ты плавать умеешь?

Вопрос застал ее врасплох. Она даже замерла от неожиданности. Пользуясь этим, Максим намылил край ветоши, служившей в гараже чем угодно, в том числе полотенцем.
- Не вертись, - предупредил он, наклонился и как следует потер черную полосу у нее на щеке. Внезапно заметил бледные веснушки, рассыпанные по носу. У Кавардак есть веснушки?.. Никогда не замечал раньше. А еще у Пашки, оказывается, длинные ресницы, выгоревшие на кончиках... Почему он вообще об этом думает? Чеширский даже головой тряхнул, отгоняя непривычные мысли. Выпрямился, критически осмотрел результат своих усилий: оттерлось все равно плохо. – Похоже, это мазут. Его можно оттереть бензином.
Пашка округлила глаза.
- Бензином?
- Или содой, - успокоил ее Максим. – У тебя же дома должна быть сода?.. Вот ей и потрешь как следует. А если не ототрется… Если не ототрется, приходи сюда в гараж. Найду еще мазута и нарисуем тебе на другой щеке полосу, для симметрии. – Он засмеялся и подмигнул ей. - Будешь как индейский вождь.

- Дело говорите, товарищ Председатель! Вот что в городе хорошего? – махнул рукой завклубом. – То ли дело у нас, в Кукуево! Воздух чище, и просторы ширше. Но им, молодежи нашей, танцульки подавай и универмаги!
Прохор Гордеевич поднялся со стула. Ростом председатель был пониже Брехунова, но рядом с его монументальной фигурой Кузьма Кузьмич смотрелся коротышкой.

- Организуем, Прохор Гордеевич! Из города утром привезли копию фильма, так Федор мой за два часа нарисовал афишу! Мы должны художественно воспитывать нашего зрителя. - Завклубом подхватил папку с документами, чтобы занять руки.

- Не извольте беспокоиться, товарищ Председатель, названные вами товарищи будут добавлены в утвержденный мною список прямо при вас. И фотоснимки организуем, и художественные портреты маслом, если понадобится. Федор Махоркин лично пожелал запечатлеть передовиков для Доски Почета.
Брехунов раскрыл свою папку и, быстро начеркав на листке две фамилии, захлопнул ее.
- А теперь прошу в нашу читальню, Прохор Гордеевич! Без нее как без рук: здесь товарищи колхозники имеют доступ к центральным и районным газетам! - Кузьма Кузьмич принялся с азартом перечислять названия: - «Правда», «Ленинская правда», «Советская Россия», «Труд», «Известия», и все выходящие в районе издания. Также в обязательном порядке выписываем для работников клуба «Советскую культуру» – орган, так сказать, министерства культуры СССР! Опять же, по просьбе наших женщин-колхозниц выписали на следующий год журнал «Крестьянка»...

Председатель полистал парочку изданий, который так заботливо предложил ему Кузьма Брехунов.
- Только ты это, Кузьмич, не перебарщивай. Я на культурной ниве не сильно разбираюсь, я-то больше по-хозяйству. Но всякие Здемоны и Джульетты пусть, в городе играют. А у нас должны быть другие герои, понимаешь. Такие, как Павка Корчагин! Трудовые люди, простые, советские. Ладно, не мне тебе объяснять - Прохор Гордеевич посмотрел на часы с кукушкой, которые сообщили, что час уже совсем поздний и засобирался к выходу - Организуй завтра перед сеансом смотр какой-нибудь, частушки, к примеру, под баян о колхозе нашем.
Наконец, раздав всем поручения и нагоняи, Прохор Гордеевич пошел к себе. Следующий день выдался нервным и суетливым. Надо было доставать материалы для нового коровника, проследить за распределением комбикорма.
Но вот, когда время стало клонится к вечеру, Ульянов заглянул в СЕЛЬПО и выглядел удивленным вновь не застав в магазине людей. На самом деле он ждал у двери, когда выйдут посетители, выкурив две папиросы.
- Здравствуй, Галина Тимофеевна. "Шахтерские" пожалуйста.
Для председателя в магазине всегда заказывали и придерживали эту марку сигарет. Все знали, что больше такие в колхозе никто не курит. Ульянов положил деньги на прилавок, а потом как бы невзначай осведомился.
- В клуб сегодня часом не собираешься? Кузьма Кузьмич интересную программу обещал.
_________________

Пашка придирчиво оглядела свое лицо в небольшом круглом зеркале, что висело в хате на стене, проверяя, точно ли не осталось следов мазута? Вспомнила, как Максим назвал ее "индейским вождем" и отчего-то погрозила кулаком прямо в зеркало.
- Бабушка, я в штанах лучше пойду!
- Ишь-ты, чего удумала! В штанах! Позору не оберешься! - Клавдия Матвеевна вошла из сеней в комнату - Председатель говорил, может фотографировать будут, а ты - в штанах! Чем плохо твое крепдешиновое?
Выходное платье было у Паши одно, уже шитое-перешитое. Все свои деньги Прасковья отдавала бабушке, а когда та в последний раз послала внучку в райцентр за обновками, то Кавардак вернулась со стопкой книжек о тракторах, двигателях внутреннего сгорания и прочих достижениях механики и кульком шоколадных конфет "Белочка". Была еще одна причина, по которой Паша хотела сменить наряд - последний раз гладя платье старым чугунным утюгом, она замечталась и прожгла на нем дыру. Хотела заштопать, да страда, некогда, а потом забыла.
- Стой, егоза! - бабушка поправила ее косички и повязала к кончикам алые ленточки.
- Да на что они мне!
Пашка схватила с полки "Учебник тракториста-машиниста первого класса" и решила, что весь вечер станет прикрывать им дыру выше колена, авось не заметят.
- А ты в клуб не пойдешь?
Клавдия Матвеевна покачала головой.
- Нет, устала сегодня. Зорька тяжело отелилась.
- Тогда я тоже останусь.
- Прасковья, не вздумай! Не так я тебя воспитывала, чтобы людей подводить - возразила бабушка, но потом смягчилась. - А что там в клубе, кино?
Пашка пожала плечами.
- Ирина говорила вроде серьезное, без перестрелок и погонь. А я страсть как про погони люблю.
Конечно, самый любимый фильм Кавардак был "Трактористы", она ходила на каждый сеанс и даже ездила в соседнее село, когда там однажды показывали эту старую картину.
- А танцы будут?
Пашка пожала плечами. Еще раз поправила косички.
- Сам ты индейский вождь! - продолжила она мысленную перепалку с Максимом. Он-то наверняка уже давно в клубе и все девчонки, как обычно, вьются вокруг Чеширского. Кавардак глубоко вздохнула, крепче сжала учебник тракториста в ладони и зашагала по улице до колхозного клуба.

Подсчёт выручки показал недосдачу в кассе. Ровно 1 рубль 24 копейки. Цена «кирпичика».
Галина потерла уставшие глаза и положила деньги в кассу. Завтра Аннушка ещё раз все проверит.
Сменщица Анна Степановна Тарасова прежде всего была подругой детства. Ещё ее покойная бабушка лет 40 назад называла эту парочку: Галчонок и Аннушка. Так между ними и осталось. Вместе в школе за одной партой, вместе в сельпо. Только жили в разных домах через 2 улицы. Первая, к кому бежала Галина в горе и радости, была Анна.
Закрыта дверь магазина. В сумке батон и банка тушёнки. Зачем готовить, если есть только ты да кот? Борщи да блины для кого-то хочется делать, а себе достаточно и бутерброда. К тому же, ещё остались дела по хозяйству. Дом деревянный, без мужской руки разваливается, всегда что-то нужно подделать.
Домашний любимец встретил протяжным «мяу» и обнюхиванием сумки. Галина вытащила тушенку, открыла банку и часть выложила на тарелку. Остальное поставила коту.
– Ешь, мурлыка. Ешь. Прошатался по деревне опять целый день, лучше бы крота поймал. В саду опять норы.
Разделив ужин с котом, Галина помыла посуду и открыла ящик с инструментами. От мужа остался. Гвоздодером подцепить гвоздь в прогнившей доске пола удалось не сразу. Надо бы по-хорошему весь сменить, да только это же материалы нужно привезти, обтесать, пошкурить, прибить, покрасить. Перечислять трудно. Не говоря уже о том чтобы сделать. Галине и в магазине работы хватает – целый день на ногах, с людьми, не каждый приветлив и трезв.
Можно было бы Григория, мужа Аннушки, попросить помочь. Тот уже как-то с крыльцом помогал, но Гриша уехал в Москву. Повез предметы народного промысла. Можно было бы сыну телеграмму отправить, но не будет его Галина беспокоить, отрывать от работы из-за досок. Ей здесь жить и ей тут наводить порядок.
Вдруг в окошко постучали. Галя взрогнула и выронила доску прямо себе на ногу, вскрикнула и зажмурилась.
– Эй, Галина, чего шумишь? Неужто ремонт затеяла? – в окне показалась голова бабушки Прасковьи с соседнего дома.
– Да какой ремонт? Просто доску сняла, скрипит, зараза, прогнила, боюсь ступить.
– И как же ты с дырой в полу жить будешь? Не дует?
Галина откинула прядь волос, пообещала себе посмотреть ногу, когда соседка уйдёт, и пожала плечами.
– Тепло ещё. К тому же, у меня кот есть, согреет. А как Гриша приедет, попрошу его починить полы.
Бабулька сплюнула и от окна отринула:
– То же мне, глупая баба! Одного мужика с подругой делит. Лучше бы своего нашла, – послышались шаги.
Галины опустилась, сняла с ноги вязаный тапок, посмотрела на наливающийся синяк под ногтем и заплакала. Она бы нашла, да только где ж его искать? А такого как муж покойный точно не надобно.

Проснулась Галина с тяжелыми мыслями и головой. Полночи кошмары снились, просыпалась, когда ноги случайно касалась. Даже кот не помогал. Зыркал в темноте зелеными глазами и недоумевал.

Утро провела Галина в огороде да кухне. Нужно было томаты да огурцы собрать. Часть на еду оставить, а остальное в закрутки. Вдруг дети приедут, будет что дать с собой.
Провозилась Галя с банками до самого обеда. Штук 15 получилось – придётся, наверное, раздавать. Той же бабушке Прасковье пара банок уйдёт. Ей садить огород уже хандроз не позволяет.
Пообедав, Галина направилась в сельпо. Хоть и выходной у неё сегодня, да надо бы инвентаризацию начать. Вместе с Аннушкой за несколько дней управятся.
– Привет, подруга, держи огурчиков да помидорок. Как вчера в совхозе поработала?
– Привет, Галчонок. Ой, не спрашивай. Спина сегодня просто раскалывается. Спасибо за угощение.
– Ну тогда я буду считать товар, а ты записывай. Кстати, как сегодня продажи? Идут люди?
– Идут. Только и рассказывают как трактор и Пашу Кавардак спасали да про кино, что в клуб привезли. Или танцы будут? Тьфу ты, забыла. Когда поясницу ломит и не такое забыть можно.
– Неважно. Давай начнём, пока нет никого.

Спустя несколько минут уже вовсю кипела работа.
Взвешивая мешки с картофелем на больших напольных весах, Галина думала о том, что жизнь как эта самая картошка. Неправильно взвесишь – получишь убытки. Достаточно гири не те взять и всё. Не будет по-честному.

В разгар инвентаризации в магазин зашёл председатель. Галина сбилась со счета и положила деревянные на прилавок.
– Я на склад за рисом, – сказала Аннушка и кивнув покупателю, ушла.

Галина вытащила из-под прилавка пачку сигарет и сдержалась, чтобы покачать головой. Не ее это дело, что человек сам себя каждый день убивает. Это его выбор. Только сердце в груди сжалось.
– Добрый день, Прохор Гордеевич. С вас рубь пятьдесят.
Пересчитав деньги и положив их в ящик, заведующая сельпо промолчала про хлеб и вновь посмотрела на председателя. Хороший он все же мужик. Рукастый. Умный. Общительный. Такой не только пол перестелет. С таким жить – в масле кататься.

Галина сосмотрелась вокруг, будто этот вопрос мог кому-то ещё предназначаться. Не поверила, что ей. Но тут подруга вышла со склада с мешком риса.
– Аннушка, ты часом в клуб не собираешься сегодня? Программу обещают.
– Я-то? Не знаю. Что мне там без Гришки делать? Дети точно пойдут, молодежи общение нужно, подвигаться. А у меня столько движения, – Анна сдула челку с лица, – что наоборот полежать тянет. А ты чего спрашиваешь? Неужто собралась в люди?
Галина покраснела и кивнула на председателя.
– Да вот. Интересуется. Как думаешь? Сходить?
Аннушка оглядела покупателя сверху вниз и обратно:
– А он с какой целью интересуется? А ли он не женат? Хочешь чтобы потом тебя заклевали? Пальцем показывали? Та же бабка Прасковья потом житья не даст.
Галина перевела взгляд с подруги и вопросительно посмотрела на председателя. Сложила руки на груди и стала ждать ответа.

Пока Максим закончил все дела в гараже, свечерело, и столовая давно закрылась. Поэтому, придя домой, он поставил на плиту тяжелую чугунную сковороду и сел за чистку картошки.

Жил Чеширский один, в доме на два хозяина. Большая комната служила ему и кухней, и спальней, и гостевой, а родительскую спальню он давно закрыл и не пользовался. Отец много лет назад подался куда-то не север на заработки, да и не вернулся. Мать так больше и не сошлась ни с кем, работала в колхозе от зари до зари, да по вечерам мыла полы на почте. Максим ее, считай, и не видел почти. А потом подхватила лихорадку да и не встала, сгорела за одну зиму.
Соседка по дому, тетя Нюра, считала своей обязанностью приглядывать за Максимом и растила его вместе со своим Ленькой как своего. Могла и накормить, и прикрикнуть, и пожалеть, и уши надрать, если надо. Вот кстати ушей она не жалела, да и было за что: то они с Ленькой соседские яблони обтрясли, то дворового кобеля обстригли «под пуделя», то на дальнем огороде, набрав сухой травы, учились курить (а потом дружно тошнили в одно ведро).

Картошка шкворчала, по радио передавали помехи вперемешку с далекой музыкой.
В окно постучали.
Максим перегнулся через подоконник, распахнул створки.
- Картошку, что ль, жаришь? – спросила соседка, потянув носом. - Гляди-тко, что тебе принесла.
Тетя Нюра, привстав на завалинку, поставила перед ним лукошко с десятком яиц и два крупных помидора.
- Да ладно вам, теть Нюр… Спасибо. Будете ужинать?
- Ни-ни, - замахала она руками. – Корову еще доить, курей кормить. Портки Ленькины сушить развесить. Явился сегодня мокрый с ног до головы. Трактор, говорит, вылавливали. Правда, что ль?
- Правда, - засмеялся Максим. – Кавардак в ставок заехала да увязла.
- Ох, бедовая девка, - прищелкнула языком тетя Нюра. – Не повезет кому-то. А в клуб-то, слыхал, кино, говорят, привезли.
- Слыхал. Люська только сегодня спрашивала, обрадуется.

Тетя Нюра нахмурилась: не нравилась ей Люся. Расфуфырится, говорит, как маркизель: кудри, бусы, помада – и ходит вертихвосткой. А ей за Леньку боязно – а ну как окрутит его и в дом к тете Нюре заявится жить. На этой мысли ее фантазия разыгрывалась не на шутку, и дальше она придумывала всякие невообразимые ужасы, но в одном была права: Люся и правда любила принарядиться. В этом Максим лишний раз убедился следующим вечером, когда подошел к клубу. На крыльце толпились ребята, Люся среди них в ярко-желтом платье выделялась как канарейка среди галок. Папироска у нее во рту, впрочем, выглядела весьма прозаично. Ленька крутился тут же и, завидев Максима, замахал руками.
- А я как раз рассказывал, как отважно нырял за трактором.
- Люся, имей в виду, что он наверняка приукрашивает. А где, кстати, главная героиня этой истории, видел кто-нибудь?
- Да вон же она, - повела бровью Люся.
Максим обернулся.

Прохор Гордеевич покачал головой, но не ответил.
Молча смотрел на то, как Аннушка переставляет на полках крупы, а когда та, нагрузившись пачками, подошла к подсобке, то рывком задернул за женщиной тканевую штору, отделявшую подсобку от основного помещения СЕЛЬПО, заставив продавщицу от неожиданности взвизгнуть и едва не выронить товары.
- Погодь!
Председатель вернулся к прилавку, и привычным движением поправил усы.
- Значит так, Галина. Я человек рабочий, прямой и честный. Все мне здесь какие-то ситуации непонятные рисуют. Зайду за тобой в семь.
И не дожидаясь ответа вышел из магазина.
Верный данному слову в нужное время он стоял у калитки дома Галины Прониной. Калитки в Кукуево закрывались только на ночь, в селе все друг друга знали, чужих людей здесь не было.
Прохор Гордеевич громко позвал Галину по имени, не желая стать совсем уж нежеланным гостем. Хотел пройти в хату, да замер на пороге, когда сапог едва не угодил в дыру в полу.
Где-то рядом мяукнул кот.
- Чего это у тебя сквозняк, Галина Тимофеевна? - председатель усмехнулся, а потом серьезно добавил - Завтра же материалы пришлю, чтоб скрыть это непотребство. Тебе, как заслуженному труженику торговли, положено - безукоризненным тоном заявил Ульянов.
_________________

Паша остановилась у здания клуба, где сегодня вечером было по-особенному светло. Народ в основном находился во дворе, чтобы не толпиться всем в фойе. А на большом крыльце развлекал публику частушками баянист, к которому то и дело присоединялись разные девушки.
Хорошо тебе, калина, -
У тебя широкий лист.
Хорошо тебе, подруга, -
Тебя любит тракторист.

Я миленка попросила:
Обними меня, родной,
А миленок отвечает:
Я сегодня выходной.
Пашка заметила Максима, который стоял рядом с Ленькой и Люськой. Если против Леньки девушка ничего не имела, то с Люсей у них была давняя вражда. Раньше Кавардак даже восхищалась ею, за то что такая красивая и очень хотела походить, сожалея, что выросла дурнушкой. Но Люська всегда только дразнила в ответ.
Пашка вздернула курносый нос так высоко, как только возможно, намереваясь гордо пройти вверх по ступенькам мимо компании.
Люська засмеялась, подбежала к баянисту запела:
Девка на тракторе каталась
Да, такое было
Ей шофер подмигнул
Она в ставок угодила!
От неожиданности Пашка выронила учебник. И вдруг поняла - позорнее чем частушка будет если Люся разглядит дыру на ее платье. Поэтому, вскрикнув - Ой! - она пулей забежала за спину Чеширского и не придумала ничего лучше, чем сбить с его головы шоферскую фуражку и схватить, закрывая ею прореху на одежде.

- Товарищи колхозники! Есть установка провести в клубе смотр частушек! - объявил Кузьма Кузьмич, выйдя на крыльцо. – А потому не стесняемся, проходим к баянисту и поем! Зоя Павловна, поручаю вам открыть смотр!
Секретарь Брехунова, бледная худая женщина, в узкой темной юбке и светлой блузке в горошек, потерла переносицу и без возражений направилась к баянисту. И запела. Голос у нее оказался грудной, низкий, и пела она, словно в опере.
Широка дорога в поле,
В поле дует ветерок,
Трактористка — наша Паша,
На ней — красненький платок!
Получив порцию аплодисментов, Зоя Павловна вернулась к Брехунову.
- Замечательно поете, товарищ Орловская! – похвалил завклубом. – А, главное, про нашу почетную трактористку товарища Кавардак!
- Меня в оперу приглашали, - скромно потупилась секретарь.
- Вы меня простите, Зоя Павловна, но какая из вас Дездемона?
- Никакая…- промямлила Орловская.
- Вот! Никакая. – Брехунов поднял палец вверх. – Вы секретарь, и не забывайте об этом. Товарищи! Почему стоим у стены? У нас смотр частушек, а вы мне тут великое стояние изображаете.
Его последние слова потонули в голосе баяниста:
Растяну гармошку шире,
Пусть девчата подпоют,
Чтобы знали во всем мире,
Как колхозники живут.