Калейдоскоп историй

Абель Мор:

Голос Каталины доносится до него словно сквозь толщу воды. С ней всё в порядке, и от этого простого осознания по венам жгучей волной проносится волна облегчения.
- Не отходи далеко, нам нужно возвращаться в замок. Откладывать охоту больше нет смысла. И рассвет уже близко. Нужно будет распорядиться о том, чтобы жители деревни могли укрыться за стенами замка.
Он и сам не знает, чем грозят ему эти слова. Чем грозят они им всем. Доверия у людей больше нет. Лучшие охотники собрались на празднике, и он закончился тем, что Зверь устроил прилюдную жестокую расправу. И никто не мог ничего с этим поделать. Позволить своим сущностям возобладать означало превратиться в глазах людей в такую же угрозу, как и та, которую представлял для них Зверь.
Его взгляд находит тоненькую фигурку Бригитты, и страх вперемежку с жалостью сковывает его сердце морозом. Маленькая девочка, так внезапно ставшая взрослой... Он чувствует её ужас и боль, словно она сама только что потеряла близких, которых не могла спасти. От желания обнять, прижать к себе, заглянуть в испуганные глаза, отвести от лица перепачканные кровью руки, начинает покалывать кончики пальцев. Или это волк снова рвётся наружу?
Абель подходит к Бригитте, неловко прижимает к себе, шепчет какие-то глупости, испытывает непередаваемое ощущение от того, что с ней всё в порядке.
- Нам нужно в замок. Не смей никуда уходить, слышишь? - приказывает он чуть более грубо, чем того требует ситуация. - На рассвете мы отправляемся выслеживать Зверя.
Он отступает также быстро, как и позволяет себе этот неразумный шаг, и взгляд его тут же находит девушку, что стоит на опустевшей площади и поправляет венок на голове. Её руки и рот перепачканы кровью, и внутри Абеля рождается подозрение...
Несколько шагов, и он возле неё, а ладонь волколака крепко обхватывает её предплечье, не давая вырваться и явно причиняя боль. От глупых вопросов, что вот-вот готовы сорваться с его губ, не по себе даже ему, но не спросить её он не может.
- Что ты здесь делаешь? Почему не убежала как все?
Рукой обхватывает её подбородок и поворачивает лицом к себе, грубо размазывая большим пальцем кровь по её губам и, словно доказательство, демонстрируя ей.
- У тебя весь рот испачкан. Предпочитаешь вкус крови?

...

Адель Мадьяр:

Говорят, лишь один раз взглянув на человека, можно понять, кем будет он в твоей жизни. Это знание хранится где-то глубоко в человеческой душе.

Её дрожащая пораненная рука оказывается в тисках горячих сильных пальцев. Они безжалостно впились в кожу, и Адель вскрикнула от боли и испуга. Рядом с ней стоял великан, и Адель как будто ещё больше уменьшилась в росте. Она попыталась вырвать руку из его цепкой хватки, но не смогла даже пошевелить ею. Проклятый гигант держал так крепко, что Адель показалось, будто она слышит хруст костей. 

Его голос, низкий и суровый, прорвался сквозь шум в ушах. Требовательный властный тон человека, который привык быть повелителем, хозяином. Она никогда раньше его не видела, но поняла, что он из замка. Господин... Она не струсит перед ним! Тогда почему колени дрожат, и кровь быстрее бежит по венам? Уж не овладел ли её телом страх - постоянный и самый верный любовник. 
-Кто-то же должен был остаться, раз храбрые мужчины попрятались в свои норы! - Адель пристально смотрела в глаза огромного мужчины, задирая голову вверх, силясь рассмотреть черты его сурового лица. 

Его пальцы грубо прошлись по губам. В раздражении Адель облизнула губы, словно стремясь прогнать прочь его прикосновения. Нечаянно она коснулась языком его солоноватой кожи и тут же дёрнула головой назад.
-Предпочитаю вкус того, чем ты вряд ли обладаешь! - Она вновь дернулась в его руках. - Ты порвёшь мне платье. Учти, оно дорогое! Вовек не расплатишься.
Он должен был понять, что это откровенная ложь. У крестьянок, и тех, одежда лучше. Но Адель Мадьяр всегда была немного сумасшедшей. 

...

Эржебет Сатмари:

Она совсем одна, напуганная, потерянная в своих не то воспоминаниях, не то видениях. Эржебет не может понять, что было на самом деле, а что ей только показалось.
Она ещё остается тем Зверем что виделся ей, и всполохи голода, злости ещё ворочаются в её душе. И в тоже время она – это она, и никто больше. Сирота, что была подобрана, и обогрета чужими людьми. Слезы скапливаются в глазах, но по каким-то причинам ни единой слезинки не скатывается. Её горло будто перехватила стальная рука, мешая дышать, плакать и говорить. Ей страшно, но в этом страхе есть ещё что-то, и это пугает не меньше Зверя. Эржебет обнимает себя за плечи, стремясь хоть немного согреться, промозглый осенний ветер пробрался сквозь прорехи в её одежде, выстужая, замораживая, заставляя зубы стучать. Сколько она себя помнит, она никому не была нужна, никому, кроме матери. Но той уже нет рядом, она умерла, оставила её одну.
И теперь в целом свете нет ни одного человека, что будет согревать её своим теплом души, нет никого, кто бы поговорил с ней и утешил. Она совсем одна, как тот самый Зверь, что рыщет по округе, убивая невинных. Тоска холодными пальцами держит её за сердце. С трудом перебарывая боль в ноге и ломоту в теле, девушка встаёт на ноги. Неуверенными шагами, пошатываясь, иногда падая, она идёт в сторону деревни. Дом кажется пустым, тёмные окна кажутся зловещими. Но именно это место теперь является её домом. Почему же ей кажется, что это не дом, а тюрьма? Никого нет, полная звенящая тишина. Сестры либо еще на празднике, либо загуляли с кавалерами. Никого из приёмной семьи, даже те, кого она должна называть родителями, отсутствуют.
С шипением, проклятьями, она сдирает с себя одежду, стоя в корыте. Повязка где-то потерялась, и рана от капкана зияет своим неровными краями, обнажая сочащуюся сукровицей плоть. Эржебет дорожит с такой силой, что даже та посудина, в которой, она стоит, начинает ходить ходуном. Зубы клацают, но девушка упрямо поливает себя холодной водой, смывая грязь. Она скребет себя когтями, будто хочет снять кожу, и поливает водой, стремясь смыть не только грязь, но и эти страшные видения. Дальше как во сне, разжечь огонь, спалить непригодную больше одежду, натянуть на себя холщовую рубаху и упасть на свою кровать. Мебель со скрипом принимает тело девушки, а та заснула, ещё не коснувшись подушки. Эржебет провалилась в милосердную тьму сновидений. Но эта тьма милосердна лишь первые минуты, потом её заполняют пугающие тени. Девушка мечется на узкой койке, она бредит, и лишь с первым лучом солнца успокаивается.
И как бы ни старались её разбудить, она проспит до вечера. Её глаза откроются лишь в момент, когда первая робкая звезда загорится на небосводе.

...

Бригитта Варга:

Неожиданное (или все-таки ожидаемое?) появление Деметера не позволяет позорно сбежать, забиться в угол и захлебнуться жалостью к самой себе.
С губ едва не сорвалось "Мертва", но искренняя тревога в голосе брата придает сил и удерживает от глупости. Сейчас он не поймет ее иронию. Никто не поймет. Кроме одного-единственного существа.
- Нет. - Качая головой, произносит почти ласково и смотрит за спину молодого волколака в поисках Каталины. - Это даже не моя кровь. Не ходи нынче за пределы замка, Дем, хорошо? И береги Каталину. Этой ночью зверь еще раз доказал насколько мы беспомощны в своей самоуверенности. Ты, я , Абель, остальные... мы искали его, а он просто наблюдал за нами, выжидал и выбирал очередную жертву.
На мгновение сжав руку Деметера, чтобы убедиться, что ей не снится происходящее, Бригитта отпускает его и делает несколько шагов в сторону одинокой фигурки в испачканном кровью платье и вопросительно смотрит на девушку, непонятно почему не укрывшуюся в безопасности домов вместе с остальными.
Мысли путаются...вновь тянет в темноту. И лишь спасительные объятья Абеля вытаскивают ее наружу и согревают озябшую душу. С ним она может позволить себе быть сильной и слабой. Какой угодно. Быть собой. Она знает, что он поймет без слов и не осудит. Да и разве кто осудит сильнее, чем она сама?

Бригитта согласно кивает, не желая покидать надежных объятий вожака, цепляется пальцами за его одежду, даже когда он мягко отстраняет ее от себя. Наконец отпускает и смотрит вслед, с твердым намерением дождаться. Еще недавно она хотела остаться одна, теперь одиночество кажется ей невыносимым.

...

Абель Мор:

Всего на мгновение Абель почувствовал себя неуютно. Он стоял рядом с ней, глядя на девушку сверху-вниз, сам не веря в то, что его подозрения правда. Она была маленькой и казалась сейчас очень хрупкой. Словно если бы он чуть сильнее сдавил пальцами предплечье, смог бы без труда сломать её руку.
Всего на мгновение он испытал желание отпустить её, но вместо этого лишь сильнее сжал ладонью руку девушки. С каких пор он испытывает муки совести за то, что слишком груб?

- Ну, разумеется должен! - не сумев сдержать язвительности в голосе, ответил Абель, начиная зло забавляться всей этой ситуацией. - На тебя вообще у нас в Чахтице вся надежда и была. Я бы многое отдал, чтобы посмотреть на то, как ты в одиночку расправляешься со Зверем. Если, конечно, ты как-то не связана с ним.
Его взгляд, теперь уже более внимательно, проходится по её лицу, останавливаясь на красивой формы губах, перепачканных кровью. Девчонка испугана, или ему только мерещится тот страх, что плещется на самом дне её глаз и который она усиленно скрывает за показной бравадой. Вновь чувство, что он не должен так поступать, не должен обвинять ни в чём не повинную девушку, владеет им, но ровно до того момента, когда она снова открывает свой прекрасный рот.

Отдёрнув руку, когда язык девушки коснулся его пальца, испытывая странное чувство, острое и давно забытое, Абель крепче стиснул зубы, чтобы не сорваться. Чуть нагнувшись к ней, процедил тихо и зачем-то угрожающе:
- Мне откровенно плевать, какие вкусы ты предпочитаешь. Равно как и плевать на твоё порванное платье. Оно, будем честны друг с другом, имеет не особо привлекательный вид.
Зачем он говорил ей всё это? Хотел обидеть? Да. Даже скрывать это было бы глупым. Но почему? Чем эта малышка так смогла разозлить его столь быстро? Взяв себя в руки, Абель, наконец, выпустил её из своей мёртвой хватки и заложил руки за спину, словно этот жест мог помочь ему удержать чувства, бушующие внутри, на тончайшей грани.
- Ты отправляешься в замок вместе с нами, - безапелляционно и ровно проговорил он, словно беседовал с девушкой о погоде. - Бежать не советую, я бегаю явно быстрее тебя. И если после того, как я расспрошу тебя о том, что меня волнует, твоё платье и окажется порванным, ты получишь с десяток таких, только более дорогих и красивых.
Отвернувшись от неё, он принялся высматривать брата и остальных. Азарт охотника не давал ему ни единого шанса на то, чтобы успокоиться в ближайшие несколько суток.

...

Броган Мор:

Запретно-сладко пробежаться по поверхности её мыслей, незримой тенью коснуться скрытого. Позволить себе больше ведьмак не может, да и Дора – не простая девушка. Она догадается. Когда-то они с прошлой Дорой настолько слились сознаниями, что постоянно разговаривали мысленно. Это одна из привилегий таких существ, как они. И бесценный подарок тем, кто разделяет одну жизнь на двоих. Но он не ценил этот дар должным образом, принимая женщину рядом с собой как нечто самой собой разумеющееся, чтобы согревала постель и годами ждала, пока он не закончит свою миссию. Он должен был сразу заметить, что всё пошло наперекосяк, когда Дора закрылась от него и не впускала в свои мысли. Он же был слишком занят, чтобы уделить этому внимание и понять, что не простой женский каприз виной тому, что двое расходятся в разные стороны.

Он мог бы рассказать так много о своих страхах и желаниях, и о том, как они борются между собой, но слишком много прошлых событий с её участием вплелись бы в его рассказ. Броган мучительно искал возможность обойти острые углы, в него вонзилось осознание того, что в общем-то мало что изменилось в нём – он всё тот же скиталец без дома и семьи, который положил свою жизнь на поиски матери. Он никак не может от этого отказаться. Потребность искать, чтобы спасти свою душу и оправдаться перед самим собой, как яд пропитала всю сущность ведьмака. Есть ли в его жизни, в его сердце место для женщины? Даже для такой прекрасной, как Дора? Или стоит дать ей прожить свою жизнь без него… Простой крестьянин-муж, вспахивающий её красивое тело с умением борова, семеро по лавкам, загрубевшие руки от работы, согбенная спина, усталость и лишь след былой красоты… На лице заиграли желваки, и руки притянули Дору ещё ближе, пальцы пробежались по гибкому стану лёгкой, чуть ощутимой лаской. Если им боги дали шанс снова встретиться в этом мире, не стоит ли использовать его с пользой? Зная ошибки прошлого, можно исправить будущее.

- Во мне переплетается много чувств, моя Дора, и все они неразрывно связаны с тобой. Они не пугают меня, как и не должны пугать тебя. Всё, что с тобой происходит, можно объяснить. Любой душевный недуг можно вылечить. Мне это подвластно. Ты веришь мне?


Иллюзия невидимости лопнула от страшных, душераздирающих криков. Среди костров, сметая жалкие фигурки людей, носился Зверь, громадина с острыми клыками в огромной пасти. Мир взорвался потоками чёрной как дёготь энергии, она отравляла всё пространство вокруг, людей косила огромная жуткая тварь, и никто из ведьмаков, людей, охотников и волколаков не успел ничего сделать. Одно мгновение – и площадь усеяна разорванными телами несчастных, кого они с братом не смогли защитить…


Дора стремглав понеслась в логово Зверя, скрывшегося в лесной чаще. Маленькая испуганная глупышка. Перехватив её за тонкую талию, ведьмак прижал к себе крепко, как намертво приклеил, обнял, поглаживая дрожащую спину, и зашептал нужные слова. Вместе с тем назревала насущная проблема. Зверь нагло вторгся в деревню. Не смогли его отпугнуть ни костры, ни обряды, ни заклинания, сплетённые воедино несколькими ведьмаками. Впервые Брогану стало жутко. Во рту горчило от осознания очередной вины. Он нашёл глазами тех, кто был ему дорог, и не избегал необходимости смотреть на жертвы Зверя. Ведьмак признавал свою вину.

- Жители Чахтице! Я снова взываю к вам! – Зычный глас пронёсся по периметру площади, обращая на себя внимание. - Соберите свои вещи и двигайтесь к Чахтицкому замку. Зверь превзошёл все ожидания и бросил нам всем вызов. В этот скорбный час, только сложив усилия, мы сможем победить монстра. На рассвете, совсем скоро, все, кто может держать в руках оружие, двинется в сторону логова Зверя. Победим его на его же территории. Затравим, загоним в угол и затолкаем обратно в Преисподнюю, которая его породила!

Брат стоял в стороне в окружении женщин. Рядом начали двигаться жители, сгружая на телеги раненных, стонущих людей. Лекарю и травницам придётся потрудиться. Ведьмак встряхнул руками, подготавливаясь к ритуалу исцеления. Ему придётся впитать в себя много чужой боли и скверны, но это справедливая расплата за тех, кого не уберёг. Дора растерянно растирала себя руками, и Броган подошёл, чтобы накинуть на неё свой меховой плащ. Поправляя складки капюшона, съезжающего вниз - Дора безвольно опустила руки вниз и ни на что не реагировала, он приподнял лицо девушки за подбородок, посмотрел её в глаза, подёрнутые полубезумной дымкой, посылая невидимые успокаивающие потоки.

- Ты можешь идти сама? Дора, ты в порядке? - Ему нужно было до неё достучаться.

...

Давид Брэтиану:

Он был обычным ведьмаком, что в мире нашем есть,
И столько нечисти убил – теперь уже не счесть.

И верный меч, и арбалет прошли с ним сто дорог,
Он людям радость приносил, вампиров пряча в гроб.

Ведьмак всегда был одинок, ведь смерть – его судьба,
Хотя все девушки за ним ходили как одна.

И говорил ему мудрец: «Будь осторожен ты.
Знай, смерть твоя от нежных рук, от женской красоты».

Всю ночь он ехал средь полей, уже устал давно,
Решил, что ляжет на лугу, под дерево одно.

Под шелест листьев засыпал под деревом ведьмак,
Брала усталость верх над ним, был затуманен взгляд.

Но чьи-то в темноте шаги внезапно услыхал,
И лунный свет пролился вдруг туда, где он лежал.

И тонкий стан и нежный взор его манили взгляд.
Смотрел он долго на нее, и встрече был он рад.

И губы нежные её его коснулись губ,
И сердце грубое его сильней забилось вдруг.

«Тебе одной принадлежу и больше никому»,
И в тот же миг над головой, Любовь зажгла звезду.

В селенье староста велел всем ведьмака встречать,
Об упырице рассказал, что стала их терзать.

Ведьмак их слушал и молчал, как рыба был немым,
Лишь по окрестностям водил он взором не пустым.

Он осмотрелся и сказал: «Убью я смерти дочь!»,
И тут же оседлав коня, отправился он в ночь.

Ведьмак поехал средь полей, свой напрягая слух,
И странный шорох услыхал у дальней рощи вдруг.

И отпустив пастись коня, пошел вперед пешком,
И очень тихо в темноте подкрался к роще он.

И тут на поле из-за туч пролился лунный свет
Он понял, что пред ним вампир и вскинул арбалет.

Уже должна была стрела со свистом вдаль лететь,
Но только дрогнула рука, и выпал арбалет.

Узнал знакомые черты, лицо узнал, платок,
Увидел девушку свою, и выстрелить не смог.

«Тебе одной принадлежу и больше никому…»
И впились острых два клыка в артерию ему…

Давид вытер ладонью кровь со щеки и злобно усмехнулся. Плох тот ведьмак, кто не может выстрелить вовремя. Свою упырицу он прикончил. Лизнул ладонь, пробуя свою кровь. Чистая. И на этот раз чистая.
Подъезжая к месту, где только что побывал тот, за кем он приехал, Давид со своим обострённым нюхом и слухом слышал и чуял, что происходило вокруг и кто о чём говорил. Абель Мор пугает уже напуганную деву. Брат Брогана Мора, хозяина Чахтицкого замка, волколак.
Значит, Зверь снова напал, а это значит, Давид близок к цели.
Он неспеша объезжал на коне место праздника. Склонившись, выискивал на земле следы. Пахло кровью, человеческим потом и страхом. Страхом не только людей. Зверь напал, жестоко, беспощадно. По другому он не умеет. Ему неведома ни жалость ни сомнение. Одному охотнику с ним не справиться ни магией, ни обманом. На время охоты они должны быть одним целым, получится ли...
Броган Мор. Как и сам Брэтиану, потомственный ведьмак. Хозяин замка. Давид ещё не решил, где остановится. В замке ли, в таверне или у гостеприимной вдовушки. Заморочить человека для него ничего не стоило. Не все и волколаки были способны сопротивляться его силе. Черной силе. Его мрачный взгляд скользил по окрестности, высматривая все, подмечая все. Что же это за деревенька такая, где на одного человечишку приходится одна нечисть. Брэтиану выпрямился в седле, положив руку на заговорённый меч и пристально наблюдая за всеми.
Отголоски чьих-то слов или мыслей
-Значит на рассвете...- Площадь пустеет, жители деревушки или попрятались за свои заборы или бегут прятаться в замок. - Что ж, значит едем в замок мой Балаур. - Он похлопал огромного коня по шее и насторожился. К нему кто-то приближался.

В одной руке поводья, другая обманчиво-расслаблена на колене, рядом с рукоятью меча.

...

Лаура Ковач:

Сопроводив Брогана к столу, я вновь продолжаю бесцельно шататься между кострами. Огонь странным образом успокаивает, словно тот морок, что мучил меня со смерти Яна, сгорает в пламени. Пожалуй, действительно лучше потом уехать. Куда-нибудь, неважно.
Я поднимаю глаза к небу и смотрю на Мать-луну, священную для всех викканок. Холодная и бесстрастная, она взирает сверху на копошащихся людишек, взывающих к ней, пытающихся позаимствовать ее силу. Кому-то отвечает, кому-то нет - истинная женщина. Гордая, непостоянная, прихотливая. Будит в душах то, о чем люди сами не знают, добирается до самых потаенных уголков.
Лес затих. "Не к добру это", - мелькает мысль, и тут площадь погружается в хаос.
Тварь, которую я так мечтала извести, врывается к кострам, неся с собой смрад смерти. Рвет на куски не успевших убежать людей. Крики, кровь...
Ругаю себя последними словами. Расслабилась у костров, размякла. Моя работа еще не завершена. Словно тина со дна озера всплывают в памяти слова древних заклинаний. Мертвым я уже не помогу, зато хоть кого-то из уцелевших прикрою. Получается плохо - никак не могу сосредоточиться, общий ужас ледяными пальцами стискивает сердце.
Собрав кровавую жатву, Зверь исчезает в чаще. Я начинаю метаться от одного пострадавшего к другому. Руки дрожат. Приказываю себе собраться, нараспев читаю заклинания, помогающие остановить кровь. Не сразу, но получается. Постепенно успокаиваюсь... и замечаю нового гостя.

В груди вспыхивает раздражение. Где ж ты был, красавчик, разве не твой долг защищать невинных? Потом сознаю: ну кинулся бы он на тварь, да разве ж в одиночку с этим выродком справиться? Совсем уже рехнулась.
Охотник уже было развернулся уезжать, как вдруг над площадью загремел голос графа.

И то верно. Стены замка укроют уцелевших до рассвета. А потом... потом настанет пора свести счеты.
Люди медленно разбредаются, те, кому, как и мне, собирать нечего, измученной цепочкой тянутся в сторону замка. Иду вместе с ними, мимо прибывшего всадника, как вдруг его конь, чего-то испугавшись, шарахается в мою сторону, чуть не сбивая с ног.
- Ой! - срывается с губ как-то совсем по-девчачьи.
Ну молодец. И это ты на Зверя идти думала. Лошадей хоть пугаться перестань для начала.

...

Шандор Винце:

Подвал в доме Гайду оказался сухим, и я надеялся. что мы с Ализ отсидимся здесь до утра, пока нечисть не скроется там, откуда пришла. Чтобы скоротать время, я попросил девушку рассказать о себе. Могла ли под ее красивым личиком скрываться личина Зверя?.. Никто не знает, как он выглядит, он принимает любое обличье. А я сам, "дьявольское отродье", как звала меня мать, знаю ли я все о себе?
Ализ молчала, собираясь с мыслями. Я осторожно взял ее за руку и погладил пальцы они были холодны, как лед. Страх?..
За стенами дома все еще был слышен людской гул, но через него прорвался зычный мужской голос:

- Ты слышала?! Начинается охота на зверя... Идем, нам нужно добраться в замок...

...

Каталина Каройи:

Каталина кивнула в ответ – да и что тут скажешь – украдкой оглянулась на Дема, теперь стоящего рядом с Бригиттой и обратилась в слух:



Правильно. Люди напуганы и измучены, за стенами замка они будут в безопасности. И Дем будет рядом, а уж отыскать её комнату он сможет и с закрытыми глазами. Желание подойти, взять за руку и идти с ним вместе стало почти нестерпимым, но Каталина знала, что больше оборачиваться нельзя – уже чудо, что дядя Абель не учуял запаха Дема, когда она появилась, и не спросил, где была.
Тонкий людской ручеёк заструился к распахнувшимся навстречу воротам замка. Рядом с Каталиной оказалась та самая смуглянка, которая совсем недавно была её соседкой по танцу. Из-за текущих по лицу слёз, девушка почти ничего не видела и Каталина подхватила её под локоть, не позволив упасть, а потом осторожно повела за собой - внутрь убежища.

...

Андреа Катона:

За массивными стенами замка не было видно той насмешки, что предоставил нам Зверь. Жестокой и самоуверенной. В голове долгое время гудят отчаянные крики горожан. Перепуганные, надрывистые. Как же можно было позволить себе быть на столько глупыми в своей беспечности?
В Замке появился гость, незнакомы глазу ранее. Его называют пан Брэтиану. Что представляет из себя? Человек? Нет уж. Глаза его выдают, суровый взгляд скрывает темную тайну. Лаура провожает его раздражением. Ей что-либо известно о нем? Может известно ему то, что скрыто от нас о Бесовской сущности? Лучше спросить прямиком у гостя правду.
- Долгий путь держали к нам, пан Брэтиану? - изучащий взгляд.

...

Давид Брэтиану:

Не только страх и ненависть. Раздражение в бессилии... И ещё нечто, что пока сокрыто. Оглядывается. Женщина. На ней кровь, многих. Кто ты?
- Не торопись, Балаур, это ещё не твоя битва. - Негромко прошептал в подрагивающее ухо коню. Пристальный взгляд на молодую женщину. Без тени улыбки, молча подал руку и помог взобраться на коня, за собой.
- Нам по пути. Не бойся, он пока не тронет.- В мыслях, я тоже... Она ещё не слишком сильна,викка... ей нужна сила таких же как и она. Давид чуть повернул голову назад.- Как звать тебя, женщина? - Балаур повинуется и неторопливо везёт седоков к замку.

...

Дора Фараго:

Никогда ещё Дору не разрывало на части столько разных чувств одновременно. Ужас, страх за сестру, непонимание, где она, кто она, что с ней. Желание убежать от графа, которого она едва знала, но который вдруг стал занимать настолько огромное место в её жизни. Он был словно омут, в который её затягивала неведомая и неподвластная ей сила и в котором она сама хотела тонуть без права на спасение.

Он называл это недугом? Всё то, что она чувствует - это недуг? И он чувствует то же самое? Какие странные существа эти мужчины. Если что-то, что возникло - или возродилось - между ними становится таким дорогим столь быстро, неужели можно считать это болезнью? А если даже и можно, неужто можно хотеть избавиться от неё? Самоуверенность графа и слетевшее с его губ слово "подвластно" вдруг родили в ведьме вспышку злости. Неподвластно это ему, и пусть даже думать забудет так считать! Она ему неподвластна, пусть хоть тысячу раз назовёт её своей. До тех пор, пока он не соизволит пояснить ей всё, до тех пор, пока, посмотрев в её глаза не разуверит её в том, что и в этот раз он желает от неё отказаться, нет в нём никакой власти над нею.
И в этот раз... Неужели это её мысли? Неужели знание, что у них с графом уже был какой-то другой "раз", родилось в ней?

И вот она бежит, сама не зная от чего. То ли навстречу Зверю, то ли от него. То ли стараясь убежать от Брогана, то ли желая, чтобы он не отпустил её. И он не отпускает... Прижимает к себе, поглаживает по волосам, шепчет что-то. Какие-то слова, которых она не понимает. Не хочет понимать... Потому что чувств так много, что они заставляют её замереть, доверчиво прижаться к нему, всего на секунду. Секунду, которой хватает на один-единственный вопрос, родившийся в её голове:
Это недуг?
Он что-то снова говорил перепуганным жителям, попрятавшимся кто куда, а Дора бросала кругом себя невидящие взгляды. Она чувствовала сестру - у викк часто энергетики переплетаются так тесно, что можно чувствовать друг друга на расстоянии. Она знала, что со Стефанией всё в порядке, и это придавало Доре сил. А в ушах беспрестанно звучали слова Брогана, сказанные ей ранее и перемежающиеся с теми словами, что он произносил сейчас.
Оказаться в чужой жизни, перевернув её с ног на голову, а после, как ни в чём не бывало заговорить об охоте. Будто о прогулке в лес, которая ждёт их всех нынче днём.
Мужчины...
Обхватив себя руками, она стояла, всё также безучастно глядя перед собой, при этом испытывая настоящий хоровод самых противоречивых чувств. Граф накинул ей на плечи свой плащ, поправляя его, и ведьму окутал его аромат. Он тоже был напоминанием о чём-то. Таким же недугом, что она уже испытывала раньше.

Всего секунду она смотрела в его лицо, скользнув по глазам и губам взглядом, и только сейчас понимая, что это спокойствие, которое так странно было ощущать, в то же время сгорая на костре из противоречий, поселившихся в ней, навеяно извне. Отстранившись от Брогана, она призвала все свои силы, чтобы избавиться от этого наваждения. Мир снова расцвёл яркими красками, и на неё со всех сторон хлынул поток страха, боли и растерянности. Так было всегда, когда она находилась среди людей, разве что чувства их менялись.
- Не нужно ограждать меня от того, в чём я привыкла находиться. - Быть может, дерзить ему было не время и не место, но внутри у Доры вдруг поднялся настоящий пожар, словно кто-то из прошлого снова бросил её в жертвенный огонь. - Не хочу сгорать снова, слышишь? И да, я могу идти сама.
Не прибавив ни слова, она повернулась и зашагала к стенам Чахтицкого замка.

...

Лаура Ковач:

Всадник буквально пронзает взглядом. Кто он такой? Я никогда не робела с мужчинами, а тут... исходящая от него сила едва не сшибает с ног.
Он помогает мне взобраться на коня. Я сажусь сзади, обхватываю мощный торс - господи, как дуб обнимать! - и вдыхаю аромат кожи и металла. Почему-то становится спокойно, остатки недавнего страха улетучиваются. Я под защитой.

- Лаура. - Голос не слушается, чуть хрипит. Конь неспешно идет по дороге к замку. - Я одна из местных знахарок. А ты к нам какими судьбами? Тоже за Зверем приехал?

...

Ализ Фаркаш:

Я не знаю даже его имени, а он предлагает вот так запросто взять, и выложить всю свою биографию? Серьезно? Я нахмурилась и продолжала молчать, усевшись на предложенный ящик.
Он внимательно разглядывал меня, и от этого взгляда в груди разливалось непонятное тепло, непривычно и неуютно было испытывать подобное, до того, что я ощутила внутреннюю дрожь... Я тоже уставилась на него. А он красив, этот чужак. Смуглая оливковая кожа, большие пронзительные глаза. Он похож на дерзкого пирата, о которых я читала в книгах. Дерзкий, неукротимый и опасный. Ох, ну и вляпалась же я...

Мужчина взял мою руку, и я вздрогнула от этого прикосновения. Одно едва заметное движение, он погладил мои холодные пальцы. Дышать становилось все труднее. О, зачем я спустилась в этот подвал? Теперь я уверена - наверху в лавке куда безопаснее! "Беги" - шептал внутренний голос. "Спасайся"...



Я послушно встала. Да, все что угодно, только бы нарушить эту невыносимую интимность, это наваждение.

...