Клуб поклонниц Outlander-а, а также клана Фрэзеров (18+)

Рози, а у меня ощущение, что Брендон вообще подан в сериале как образ молчащей совести Генриха.Ты дальше поймешь-почему.Причем совесть несколько раз поднимет голову, и собачьими укоризненными глазами помотрит в лицо хозяина, но хозяин цыкнет- "Сидеть!" и совесть уляжется на место. И постареет эта совесть вместе с хозяином, и умрет раньше него, и хозяин останется один на один с собой.И это будет ужасно страшно и пронзительно....Все. Заткните меня.

зы.Да, и я тоже к Мору прониклась.Хотя изначально (до фильма) у меня было о нем иное представление.

Смотрю третий сезон.Ошалела уже от глазок Демпси, надо же- они снова вместе!Уму не растяжимо!
А Берк...Вот знаете- чего я не люблю? Что мужики всегда тяжелее нас, грешных, болеют.Если насморк- то это НАСМОРК, если температура- то это смертельные 38, 5, при этом надо падать замертво и желательно стенать на всю Ивановскую:"Я- самый больной в мире человек!"(с)При том, обязательное условие, чтобы их облизывали с головы до ног, и всеми фибрами души давали понять, что это- безусловно, самый сложный случай за всю медицинскую практику.

И, значит, к чему это я....Берк после того, как его подстрелили, после проведенной операции, после курса терапии и прочего, впал в занудливый депрессняк.Кристина вокруг и так и этак, она, фактически, меняется, она уже не такая- какой была до встречи с ним, она становится человечнее, она забывает свой эгоизм, думает о нем - и нате вам, она еще и во всем виновата!То есть - мало облизывала.Надо было еще больше.И не в том месте.Не угадала!Ну как так можно? И до чего знакомо, главное...
У него рука дрожит(он - хирург), девица ему на операциях ассистирует за двоих, и потом- я не этого хотел! Это ты все решила за меня, подвела меня к этой мысли, а я, оказывается. честный человек, и не должен был такого позволять.И вообще- ты мне помогала из любви к профессии...Ну что-то в таком духе.)))))А на деле - лицо любимой женщины теперь стало напоминанием о своей слабости и немощи.Чудесная благодарность.
Так что, Кимушка, Берк померк в моих глазах.Не знаю- что его может реабилитировать.

Она ненавидела это лето. Жара изматывала и не позволяла делать глубокие вдохи, наполняющие легкие кислородом. Воздух опалял, а от резких движений кружилась голова, так, что приходилось на несколько секунд закрывать глаза, держась за окружающие предметы и только после восстановления чувства равновесия продолжать путь.
И он уезжает. Снова…
Нет, все было не так плохо. Дом стоял на берегу озера, и от воды веяло некоторой прохладой, особенно вечерами. Роуз часто выходила на балкон, выносила чай, ставила поднос на маленький столик и делала неторопливые глотки, наслаждаясь легким ветерком и красивым видом. Днем же… днем она опускала жалюзи, и полутемные комнаты хранили прохладу, тем более, что полы в доме, как почти и во всех итальянских домах, сделаны из керамики, они всегда казались чуть холодными. И только комнаты наверху дарили босым ногам тепло, потому что были устланы паркетной доской. По большому счету все было хорошо…
Только он уезжает. Опять.
Нет-нет, он ее не оставляет совсем одну. Сегодня вечером придет очень славная и веселая женщина по имени Мария, которая может изъясняться на ломаном английском. Она обязательно приготовит необыкновенно вкусные спагетти и останется на три дня. Именно столько Эмилия не будет дома. После того, как он случайно узнал о проблемах Роуз, очень многое изменилось. Теперь муж не уезжал на срок, больший, чем неделя, он закончил съемки, но на новые проекты не соглашался, ездил на дубляж, давал интервью, участвовал в презентациях, проводил мастер-классы в актерских школах и университетах для студентов, которые собирались связать будущую профессию с искусством. Северная Италия соседствовала с Францией, Швейцарией, Австрией, и предложений было достаточно. Он сумел на некоторое время прервать бешеный ритм своей профессиональной жизни, но совсем отказаться от работы не мог. Он зарабатывал деньги. Деньги, на которые они жили, деньги, с помощью которых было решено выкупить этот уютный дом на берегу озера, деньги, которые платились Марии за работу компаньонки, часто круглосуточную, деньги, на которые покупалась одежда, причем элитная, та, к которой Роуз привыкла, деньги, которыми оплачивались поездки и развлечения, деньги, которые шли на образование Хомячка. И это был один из тех вопросов, которые они никогда не обсуждали.
Потому что у Роуз были свои деньги. И немалые. При разводе Робин не просто выплатил бывшей жене довольно значительные средства, он также ежемесячно переводил на ее счет определенную сумму, которая позволяла не думать о завтрашнем дне. Эмилий, конечно же, все это знал. Однако тех денег Роуз не брала никогда. Потому что понимала, как важно для него самому обеспечивать семью. Она не ранила гордость мужа, пользуясь средствами другого мужчины.
Да, они не были ровней. Но никогда не демонстрировали это друг другу.
Когда Эмилий забрал Роуз с собой, он позаботился о том, чтобы многое из того, к чему она привыкла, осталось неизменным. Платье из новой коллекции – пожалуйста! Туфельки ручной работы? Почему бы нет? Поездка на закрытый курорт? Только по срокам определимся, когда я свободен…
С деньгами Робина Роуз вольна была распоряжаться по собственному усмотрению. Она ежемесячно переводила их на срочный вклад. Это то, что однажды перейдет детям.
А Эмилий каждый раз уезжал…
На глаза навернулись слезы. С каждым разом отпускать мужа становилось все труднее и труднее. Она устала от разлук. Раньше не было так сложно. Или, может, во всем виновата беременность, гормоны и частые смены настроения? Раньше она себе говорила: «Но ты ведь с самого начала знала, что так и будет». И принимала это. А сейчас… сейчас самовнушение почему-то не помогало. Особенно тоскливо было, когда наступал вечер, и приходилось одной подниматься в спальню, зная, что на прикроватной тумбочке ждет книга, приглушенный свет лампы подарит уют, но никто не положит теплую ладонь на плечо и не прошепчет: «Не забыла, что тебе завтра рано вставать и ехать в больницу?»
И ей самой придется вынимать из волос шпильки… В эти жаркие дни волосы мешали, прядями липли к шее и плечам, и, казалось, отнимали воздух, поэтому Роуз закалывала их наверх. А Эмилий очень любил распускать перед сном. Он вставал за ее спиной, аккуратно и неспешно вынимал из прически шпильки, одну за одной, постепенно ослабляя преграду для локонов, пока, наконец, они свободной волной не рассыпались по плечам. Роуз любила такие моменты. Было в них что-то очень интимное, только их.
Робин никогда не вынимал шпильки из ее волос. Или она не позволяла. Роуз не помнит.
Сейчас ей казалось, что это все было так давно, и воспоминания все больше и больше походили на полустертые картины, хотя на самом деле с момента встречи с Эмилием прошло чуть больше года, а браку с ним и того меньше. И та, другая жизнь, все же была.
Была!
Но о ней они тоже никогда не говорили.
Только однажды в гостиной Роуз увидела журнал, раскрытый на странице с рассказом о традициях английских аристократов – охоте на лис. И там была фотография, на заднем плане которой Роуз отчетливо увидела себя, в шляпке, с чуть растрепавшимися волосами, верхом на породистом гнедом коне. Да, раньше она вела совершенно другую жизнь… она вращалась в том обществе, куда не пускали людей даже с очень большими деньгами, если их происхождение было недостаточно хорошо. Таких могли пригласить на обед или прием, но признать своими… никогда!
И временами Роуз ловила на себе взгляд мужа, в котором стоял немой вопрос: «Неужели ты действительно со мной? Неужели ты спустилась из своего мира в мой, только ради того, чтобы быть рядом?» Порой ей казалось, что Эмилий до сих пор не мог в это поверить. И тогда она подходила к нему, обнимала за плечи, и, уткнувшись носом в шею, шептала: «Я с тобой».
Наверное, в это действительно было очень сложно поверить. Первая встреча в театре на вычитке новой пьесы была … ошеломительной… но к тому времени одна знакомая актриса уже рассказала Роуз все сплетни о ее будущем партнере: о том, как легко он заводит новые романы и также легко их потом обрывает, о том, как любит веселые компании и какой образ жизни ведет. И, может быть, не стоило Роуз так сильно удивляться знакомству мужа с Генри? В конце концов, что по-настоящему знает она о его веселом разудалом прошлом?
И кто мог тогда предположить, что все вдруг станет так серьезно? Аристократка и актер…
Тогда Роуз закрыла журнал и положила его в стопку других…
Но… сколько еще между ними оставалось невысказанного, недосказанного? Болезненного. И как порой было трудно найти нужные, правильные слова, чтобы не ранить друг друга, не задеть гордость, не разрушить важное затаенной обидой. А обиды, конечно, случались. И ссоры тоже. И тогда они смотрели друг на друга полными боли глазами, безмолвно крича: «Услышь меня! Пойми! Будь со мной…»
Зато Эмилия приняли ее друзья, и он их принял тоже. И среди близкого окружения Роуз никто не осудил ее поступка (Мамуля не в счет). Роуз была уверена, что со временем мама обязательно примет выбор дочери, потому что … потому что иначе и быть не может.
Однако наряду с дружескими вечеринками бывали и совсем другие мероприятия – официальные. И до сих пор, когда они, держась за руки, останавливались на мгновенье перед входом в зал, где проводился «нужный» вечер, где предстояло встретиться с множеством любопытных оценивающих взглядов, то только крепче сжимали пальцы друг друга, словно сигнализируя: «Я с тобой».
И тогда Роуз обязательно высоко поднимала голову, и с ослепительной улыбкой входила в зал, чуть кивая головой в ответ на приветствия, брала предложенный официантом бокал шампанского, непринужденно поддерживала беседу и как всегда была безупречна.
…Я с тобой…
Главные слова в их с Эмилием жизни. Чтобы ни случилось, как бы долго не продлилась разлука, насколько бы сильно они ни поссорились и не мучились потом от недопонимания, самое главное умещалось в этих словах.
…Я с тобой…
Только он через час уезжает. И все вещи уже сложены. Роуз нетерпеливо смахнула предательские слезы. Меньше всего она хотела, чтобы Эмилий застал ее в таком виде и заметил грусть. Нет, у Роуз были иные планы. Она не забыла о порванном платье и собиралась сделать ответный ход. Не то, что бы сожаления об испорченном наряде были настолько сильны, тот вечер стоил гораздо большего, чем кусочек разорванного шелка, но вот последующее утро…
Если учесть, что в Монако Роуз взяла с собой всего два платья, одно из которых в процессе путешествия по княжеству было безнадежно испорченно, а второе порвано, то все утро пришлось провести в номере, ожидая, пока Хомячок найдет в Монте-Карло магазин для беременных и купит хоть что-нибудь подходящее.
В общем, в память о том утре Роуз собиралась… пошутить.
Пока муж внизу разговаривал по телефону, предстояло кое-что сделать.
Она открыла дорожную сумку Эмилия и вынула оттуда чистые, аккуратно сложенные джинсы и майку.
Вчера, безуспешно пытаясь привести в порядок комнату Хомячка, который в настоящее время проходил курс обучения хорошим манерам в Англии у Мамули, Роуз нашла ЭТО. Брюками назвать такую мятую и в чем-то измазанную уже просто тряпку язык не поворачивался. Хотя когда-то это были именно брюки, причем Эмилия. Зачем они понадобились Хомячку, и что она с ними делала – вопрос чисто риторический. Роуз предполагала, что, возможно, это как-то связано с ее времяпровождением в гараже наедине с мотоциклом и гаечными ключами.
Накануне пришла открытка из Англии.




Прикрепив послание Хомячка к бывшим брюкам Эмилия, Роуз отложила их в сторону и взяла в руки майку. Это была любимая футболка мужа, и сегодня она будет спать в ней. Вернее, они. Все трое. Всегда, когда Эмилий уезжал, Роуз брала из гардероба одну из его маек и надевала на себя перед сном. Так ей казалось, что он ближе.
А взамен приготовлена другая, к которой тоже надо прикрепить послание.


Положив все сюрпризы в сумку, Роуз открыла прикроватную тумбочку и вынула из нее коробку, в которой хранила свое прошлое. Наряду со старыми дневниками и маленькими памятными безделушками там были фотографии. А среди них - одна, особенная. Первая профессиональная работа Андре, того самого закадычного друга брата, с которым Роуз познакомила Мирну менее двух месяцев назад на смотринах женихов. Когда Андре твердо решил стать профессиональным фотографом, ему понадобилось сделать портфолио. И брат долго уговаривал Роуз поработать немного моделью. Ради Андре и его будущей карьеры. Роуз до сих пор не могла понять, как ему это все-таки удалось, но в итоге она согласилась. Андре сделал несколько черно-белых снимков и, представив их в одну из редакций, получил работу. Это был его первый контракт.
А Роуз хранила фотографию как память о том далеком событии. Убрав коробку в ящик, она сделала на снимке надпись и положила его в конверт. Теперь дело лишь за письмом.
И в этот самый момент Роуз почувствовала шевеление внутри себя. Они живые, там, в своем маленьком, но становящимся постепенно тесном мирке, и дают об этом знать. Роуз закрыла глаза, положив руку на свой округлый живот. Если внутриутробную жизнь малышей и их появление на свет в романах часто описывают как чудо, то для нее это было НАСТОЯЩЕЕ чудо. Чудо, за которое она боролась каждый день.
Все дело в крови, и у нее она очень плохая. Не так-то просто быть наследницей умершей династии Плантагенетов. И уже в юности Роуз знала, что родить ребенка для нее будет почти несбыточной мечтой. Мамуля без проблем выносила и воспроизвела на свет двух детей, она была сильной и здоровой женщиной, но у нее другая кровь. Свою Роуз унаследовала от отца, и очень надеялась, что не передаст детям. Если, конечно, детей выносить удастся.
Невозможно описать ту радость и то ощущение просто невероятного счастья, когда она поняла, что судьба все-таки дает шанс стать мамой. Роуз не задумываясь ушла из театра и отказалась от выгодных предложений на ближайшие месяцы, хотя многие актрисы играли на сцене до тех пор, пока не становились заметны явные признаки беременности. Но у Роуз был другой случай. Она знала, что впереди - настоящее испытание. И с самого начала пошли проблемы: сильнейший токсикоз, потеря веса, постоянные головокружения, плохие показатели крови… больницы, капельницы, витамины, все новые и новые пересдачи анализов… как же она ждала первое шевеление малыша! Как она боялась, что не услышит его… УЗИ показало, что их двое. Двое совсем крохотных существ с бьющимися сердечками готовятся к своему появлению на свет. И она их очень ждала… нет, не так. ОНИ ждали. Вместе. Они не строили планов, не оформляли пустующую комнату под детскую, не покупали одежду для малышей и не обсуждали имена. Эмилий знал о трудностях Роуз, и именно поэтому отказался от новых контрактов. Чтобы быть рядом. Чтобы самому отвозить ее в больницу, заставлять поесть, даже если ей этого вовсе не хотелось, вместе совершать необходимые пешие прогулки. И в такие дни она верила, что все обязательно будет хорошо. Потому что по-другому быть не может.
Только сегодня он уезжает… Взяв ручку и лист бумаги, Роуз начала писать:
«Привет, милый! Если ты открыл этот конверт, значит, добрался до самого дна сумки. Спешу подтвердить твою догадку: приличной одежды здесь НЕТ. Правда, я была великодушна и оставила нетронутой рубашку, однако боюсь, что остальное придется все-таки купить. Мое разорванное платье взывало о справедливости так громко, что противиться было просто невозможно. Однако твой любимый галстук я оставила в полной сохранности, хотя очень хотелось завязать бантик. Честно говоря, у меня на него иные планы… Береги галстук, любимый)))»
Сложив записку пополам, Роуз положила ее в конверт с фотографией.


***
Когда все было сделано, Роуз ополоснула лицо холодной водой, что бы смыть с него следы недавних слез, и спустилась вниз. В конце концов, это всего лишь на три дня.
Эмилий только что закончил разговор и положив телефон на стол. Услышав звук шагов, обернулся.
Роуз улыбнулась.
Он смотрел на нее и молчал. Самый любимый человек.
И впереди целых сорок минут, чтобы побыть вдвоем.

- Слишком дорогая бумага для приглашения, - подумалось ему.
Он устал. Очень устал от своей кочевой жизни, но другого выхода у него не было. Это была его жизнь, часть его, проникшая так глубоко внутрь, что удалить ее можно было только с летальным исходом. Как отказаться от самого себя, от того, к чему шел всю свою жизнь? Но ведь ему казалось, что раздвоиться тоже невозможно. Разделиться на две половины и каждую наделить сердцем и душой. Пульсом. Но он разделил. Старая жизнь, слухи и сплетни, зачастую рождавшиеся на пустом месте (хотя следует признать, что не настолько уж и пустом), которые вполне его устраивали и льстили ему, ушла безвозвратно с одним только звуком ее шагов, оставив после себя лишь послевкусие опускающегося занавеса. И театр он любил гораздо больше, чем кино. Театр был его душой, его страстью, его нежностью. Он был театром. Половиной, которая умирает каждый раз, когда опускается занавес.

А она была его светом. Его дыханием, его мыслями и желаниями. Временами пульсация была еле заметна, едва ощутима, а временами чуть не пробивала кожу, стремясь наружу. Это было сумасшествие. Риск. Безумный, самый безумный риск в его жизни. Его не спас бы даже театр, проиграй он в тот раз. И такой несущественной мелочью казалось приглашение на одно из величайших мероприятий в мире киноиндустрии по сравнению с тем, что она была рядом с ним. Глупостью.
Телефонный звонок вывел его из задумчивости и решение, которое уже давно было принято в глубине души, оформилось четко. Оборачиваясь к женщине всей своей жизни он точно знал, что в этот раз не оставит ее ни за что.
Роуз молчала. В тысячный раз они вели безмолвный разговор, понимая друг друга. Слова всегда были лишними. Разве можно человеческим языком объяснить то, как сильно он боялся ее беременности, зная, чего ей стоит выносить ребенка. И что он отказался бы от всего, но понимал, что это значит для нее. Она была его светом.
Переплетя свои пальцы с ее тонкими пальчиками, он легонько коснулся губами ее виска, запутав в волосах свое дыхание.
- Собирайся, ты со мной.

***

Свет софитов и красная ковровая дорожка. Они на миг замерли у входа, ожидая, когда распахнутся двери в совершенно чуждый им обоим мир. В последний момент Роуз все-таки заставила его снять галстук, который он полчаса старательно завязывал на бантик в ванной. Но одеть что-либо другое, кроме заботливо приготовленной футболки и того, что по странному недоразумению называлось брюками, Эмилий категорически отказался. Это был скандал. Но разве это первый скандал в его жизни? Они стояли вдвоем, держась за руки, когда распахнулись двери и конферансье объявил об их прибытии. Мужчина, одетый в рваные обноски, и слегка беременная женщина с веером из страусиных перьев, шагнули в зал, когда головы всех присутствующих повернулись к ним. Покрепче сжав ее руку в своей ладони, он обернулся:
- Ты со мной.

Ким - я сейчас как отвечу! Нет, я успела отсмотреть уже дальше и теперь есть что сказать- в его оправдание, но все равно этот "бог" повесил свои сопли на Кристину.И еще в молчанку играл потом.Нет, конечно, предложение руки и сердца в итоге все нивелирует, но все-таки мои представления о поведенческих пристрастиях некоторых особей мужеского полу не изменились.
Эх, да дело в том, что я вообще по жизни такая вот саркастичная женщина.... ты не поверишь, но температура- это просто пример, который все могут понять, не вдаваясь в сериальные тонкости.И все равно мужики ведут себя инфантильно, прикрываясь большим и сильным телом, верша судьбы мира, и тонко блея и гаденько мстя женщинам.Вы меня извините, это у меня что-то такое взыграло...Я вообще не мужененавистница.
Сериал, конечно, дело особое.Здесь надо растянуть действие на сезон, и поиграть в гляделки, вдоволь помолчать, чтобы у зрителя наступило закономерное остервенелое желание все же досмотреть это до конца.Я сама себе поражаюсь- как меняется парад моих пристрастий...


Ну вот..."она была ему нужна", а "он не знал"...А у нее тоже свои тараканы, и очень матерые, надо сказать.И опять- "трудно быть богом"? Надо чтобы все эти людишки еще и понимали, как тебе тяжело...

Нет, Кимчик, я не заняла позицию и не отстреливаюсь...И, наверное, я действительно, слишком все пытаюсь упростить, а там действительно- есть тонкие душевные порывы, переживания и чувства...Просто захотелось разнести это афроамериканское божество, ну- считай, что я на нем за кого-то отыгралась...

Ласки, цалую тебя, солнце! Я сегодня снова Шеппардюшечку полюбила))))Какой отважный дяденька, спас Мер(хотя- как он ее нашел в окияне- никому не известно), и искусственное дыхание ей делал, и под дверью сидел, моя собаченька, и плакал, и на маманю наорал(ну, главное, ведь- полегчало всем?).И вообще - она храпит, а он уходит спать на диванчеГ, потому как сил нет спать под эти рулады, и сам заводит себе будильничеГ, чтобы перебраться к любимой на постель ДО того, как она глазоньки свои ясныя утром откроет....Ахренеть....Нет, ну сказки я люблю, поэтому и смотрю вот такое...С трудом представляю(основывась на личных наблюдениях и продолжая захлебываться в сарказме), как моя "лучшая" половина проделывает подобные процедуры...Правда, я не храплю...вот, черт!
Но и к гадалке не надо ходить, чтобы понять - фиг кто у нас в доме заведет будильничег для такого дела.Вот это меня несет!


Шо? Шеппард уйдет от Мер???? Ну вооот...и как после этого смотреть???Ласки, сейчас отшлепаю(вот какая я непостоянная).

Ой, а насчет бабников....там уже почти все друг с другом перетр...сь, ну вы поняли...Нормальный такой, спаянный коллектив, уважаю.

ваай) нинада меня шлепать!))) Я буду жаловаться, это произвол!)))))))
А про Мер - ну она там сама виновата, рискнула не только своей карьерой, но и его, но и исследованием, которое могло спасти многие жизни - все это поставила под угрозу, решив помочь жене Шефа.
И тем не менее, он вернется в следующем сезоне. Просто у тому времени они уже поженяццо (ага! ужас,ужас!). И Шепард будет строить для них дом на той самой земле с видом на озеро. Причем строить больше для Мер, чтобы она была счастлива....мдя... Но надо ж о чем-то еще сезоны снимать, вот и делают фигню с расставанием и схождением.
Про то, что все там с друг другом переспали - вот это наверное основной момент, который раздражает в современных сериалах. То есть сериал успешный, его продлевают и продлевают, то есть главных героев не могут оставить с кем-то одним. Пусть бы хоть сходились и расходились, но с одними и теми же)) А то бордель какой-то и будто это в порядке вещей. Как я понимаю, измены и секс налево и направо имеет хороший рейтинг. Но жаль, что хороший по смыслу сериал превращают в Санта-Барбару, у которой ни конца ни края. Это общая тенденция видать- с последним Хаусом та же фигня...

Угу, а еще если бы ЭТОТ мужчина понял, что вранье - не лучший метод завоевания девушки, было бы еще лучше.
Не могу не процитировать саму себя
Товарищ, мягко скажем, непоследователен, и этим убивает напрочь. Где-то как-то я, впрочем, могу понять мотивы его поступков, но это же не повод декларировать одно, а делать прямо противоположное.
И ладно бы наш Рамон в свободное от работы время лишь тиранствовал, толкал умные речи о построении семьи и запрещал героине работать - фиг с ним, тем более что и барышня ему попалась под стать - воспринимает его домостроевские речи исключительно серьезно. Но товарисч же врет! Причем врет с самого начала и в основополагающем вопросе. Скажем так, я уверена, скажи Рамон любимой правду о своем положении и финансовом состоянии, она куда охотнее пошла бы с ним, несмотря на все его тараканы и тонконервенные закидоны, коих там присутствует немало.
Метания Кэтрин Конелли я могу понять тем более, особенно если принять во внимание ее возраст. Несмотря на неудачное замужество и связанный с этим горький опыт, Кэтрин еще очень молода и незрела. И без этого багажа было бы довольно трудно решиться бросить все и уехать с незнакомым мужчиной.
Но Рамон, Рамон, взрослый, местами даже адекватный мужчина! Кому, как не ему проявить максимальный такт и выдержку, тем более в отношении любимой женщины? Пуэрториканские традиции общества и семьи серёзно отличаются от американских, и Кэтрин может этого и не осознавать, а вот Рамон - вполне.
Печально это все, дамы - когда закомплексованный мужчина с ворохом реальных и придуманных проблем пытается казаться сильным. Очень печально.
А самое грустное, что до тех пор, пока наш герой не выметет своих тараканов - а точнее, пока он не позволит их вымети потенциально более сильной и морально стойкой Кэтрин - будущего у этой пары нет и быть не может.