moonshine:
Different minds
Соблюдая правила этикета на первом свидании, я, как всякая приличная девушка, таки пришла чуть позже назначенного – дабы проверить, что вы меня все еще ждете. С цветами и шампанским.
Давайте же, давайте устроим, так сказать, пир во время чумы.
Заранее простите за все, за что вообще можно простить человека, который не просто скован обязательствами дуэльного долга, но еще и субъективен без меры, не профессионален и вообще мало что понимает из происходящего.
Итак, повод, по которому мы сегодня здесь собрались, - соревнование двух авторов, предоставивших нам на суд абсолютно разные, безусловно, стоящие внимания и совершенно разнонаправленные по жанру работы.
Что примечательно: задание-то было одно – а на выходе мы получили по две страницы друг на друга ничем, никак, нигде непохожего текста. Тексты разные и по структуре, и по настроению, и даже по восприятию мира в целом и поставленной задачи в частности.
Вот так вот он работает, этот сложный и многоструктурный аппарат, человеческое сознание. Один из авторов увидел в пунктах задания легенький ситком в духе американских многосериек типа «Друзей» и иже с ними; другой копнул глубже, создал такую себе нуар-историю, слегка, я бы сказала, хипстерскую, но атмосферную, со стойким привкусом безысходности, в черно-белых тонах с красными акцентами. О чем и уведомил в названии.
И уж коли пошел разговор на тему сознания и подсознания, то текст, язык – это то, в чем они находят свое отражение.
Скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты. Я бы перефразировала этот перефраз еврепидовской цитаты на свой манер: скажи, что ты пишешь, и я скажу, кто ты.
Читать самиздатовские публикации вообще занятие интересное. Это тебе не старые пыльные книжки с налетом старины, с неповоротливой в своей фундаментальности мыслью, на которую посягнуть боишься, к которой прикасаешься, как к святыне; самиздат – это нечто актуальное, интерактивное, подвижное, с тенденциями и модами, это живой отклик сознания твоих современников на происходящее в нынешней реальности. Это то, что ты можешь оспорить, то, о чем можешь поговорить даже с самим автором – и, чего уж греха таить, то, что ты можешь раскритиковать. Прямо-таки в пух и прах.
Уж какого-нибудь Толстого тронуть доморощенному – в самых лучших оттенках этого слова – критику как-то не то чтобы просто боязно, но даже просто «некомильфа». Мол, а ты-то кто, Уася?
А тут ясно: все равны и никто не равнее.
Собственно, возвращаясь к нашим баранам, этим всем я – и мой соперник – займемся нынче вечером, когда делать нечего.
И первой частью марлезонского балета то есть моего выступления, будут, конечно аплодисменты в сторону автора произведения «Mind of red colours».
«…помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы,
ни злой немочи, ненасытной, будто волчица -
ничего страшнее тюрьмы твоей головы
никогда с тобой не случится…»
Если проводить аналогии с кинематографом – я по части склада своего восприятия визуал, – то тут бы мне пришел на ум только какой-нибудь Ларс фон Триер и его отрешенность в плане детализированности бэкграунда, его сосредоточенность на взаимодействии человека и мира в некоем собирательном понятии, мира не как материальных вещей, окружающих нас, мира как магнитного поля, в котором герой барахтается, периодически выныривая из пучин своего безумия. Физический термин «магнитное поле» применим здесь не случайно, а именно потому, что даже его, этот мир, человек все равно вырабатывает самостоятельно, создает своими руками – или своими мыслями.
Так вот, если читать историю «Сознание в красных цветах» - так в переводе и будет звучать заглавие истории, – то именно эти ассоциации и возникают у читающего. Прежде всего примечателен стиль повествования, о котором говорить нужно отдельно.
Собственно, стиль и то, как история с его помощью подана, и есть сама работа как таковая. Емко, коротко, но сочно, с необходимой густотой красок, не перебарщивая, не срываясь в кич, в пошлость и бездумное следование мейнстриму. Как раз-таки те качества, которыми и должен обладать настоящий Автор, те качества, которые формируют профессиональное писательское чутье.
Если говорить об особенностях, то это совершенно не тот выхолощенный ровный текст, которым написано большинство литературы среднего пошиба. Это своего рода интеллектуальный эксперимент, заигрывание со словом и языком. Без этого, наравне с «чуйкой», не может существовать ни один по-настоящему талантливый автор. Потому что именно на контрастах познаются оттенки и грани, потому что этот Автор, что совершенно очевидно, не зашорен на каких-то рамках и границах, так мешающих в любом виде творчества. Этот автор видит бескрайнее поле возможностей – не освоенных, пугающих, но притягательных.
Автор, как и героиня, балансирует на грани, и его работа – своего рода эквилибристика, шоу, перфоманс. С яркими лучами прожектора, номерами, захватывающими дух, музыкой, нагнетающей атмосферу.
Говоря о музыке, то и тут я могла бы отступить: эта работа в духе хорошего эмбиента и инди-рока. Оно абсолютно точно резонирует с читателем и его мыслями, звучит так, что ты невольно уходишь в себя, слова и фразы тебя обволакивают. И вот уже остальной мир – это нечто эфемерное, отстранённое, находящееся за глухим стеклом. К примеру, хорошим представителем подобного рода музыки могла бы послужить группа Broken Iris, которая, на мой взгляд, чертовски совпадает по настроениям и мотивам своих песен с рассказом.
Всего несколькими мазками, как меловыми контурами, автор представляет, что происходит. Рассказ ведется о двух героях – о пациенте и психиатре, - и автор дает нам понять: остальное неважно. Два человека, безликих, нечетких, таких себе два трафарета, как те самые развлекалочки в парках аттракционов: знаете, большой стенд с картинкой и пустая дырка на месте головы рисунка?
Так вот, история об этом.
Есть она, есть он. Есть его безумие – и есть ее безумие. Разное, но не могущее существовать одно без другого. Как и в жизни, сумасшествие влечет за собой сумасшествие, и сумасшествие – это все, из чего состоит этот мир. В той или иной степени, так или иначе, кем бы вы ни были, только подставь лицо – ситуация не меняется.
В создании такой атмосферы Автору прекрасным подспорьем служит то самое пресловутое задание, первый его пункт: фраза «Свидетели утверждали…». Оной автор как бы закольцовывает сюжет, еще в самом начале давая нам предпосылку – только предпосылку! – того, что случится в финале. И это позволяет ему не отвлекаться на второстепенные вещи. Скелет уже практически есть, и остаются только добавить незначительные его элементы. Вот оно – умение создавать искусство.
Сюжет, может быть, и не нов – только какой с того прок? Нет ничего нового под солнцем, и не я это заметила. Любые сюжеты есть только переиначивание самоих себя же на разные лады, и можно, конечно, удариться в новеллизм и в выстраивание чертовски сложных, интересных, оригинальных построений фабулы, придумывать такие финалы, что глаза читателя к концу будут собираться в кучку, и все, конечно же, тогда будут говорить: «Какая же у тебя замечательная фантазия!».
Только фантазия – это, навскидку, процентов двадцать от того, чем должен обладать настоящий Автор. Не скажу точно, кому принадлежит мысль, что писатель прежде всего пишет об обыденном, о том, что мы видим каждый день – и не догадываемся как-то облечь это в слова, осмыслить, поделиться.
Так вот. Можно так поворачивать на виражах сюжета, что только шины будут скрипеть, можно разворачиваться на 180 градусов каждый раз; а можно просто уметь писать. И тогда никакой мишуры уже не понадобиться. Нигде. Никогда.
Тогда вы сможете из сказки про Колобка сделать достояние мировой литературы.
А фантазия – она приходит. Она как мышца, которую можно развить и натренировать. И знаете, что прежде всего служит наилучшим инструментом для ее развития?
Язык и слово. Прежде всего.
«В каждой шутке есть доля правды».
Но с первой работой стоит заканчивать. Только потому, что есть и вторая, о которой тоже необходимо поговорить. И на мой взгляд эта работа, «Чудовище», оттеняет «Сознание».
Как белое на черном, черное на белом – при сопоставлении этих двух историй мы четче видим достоинства первого и недостатки второго.
Собственно, вся суть в том, что все мои слова о «Mind of red colours» можно со спокойной душой присвоить и отзыву о второй работе. С одной только маленькой поправочкой: все то, что есть в первой истории, напрочь отсутствует во второй.
Я уже сравнивала эту работу с ситкомом, то есть комедией положений, если по-русски, и была, как мне кажется, вполне права. Тон сего произведения – легкий, юмороной, ироничный и ненавязчивый.
Если первая была насыщена низкими и спокойными аккордами большой-малой октав, то вторая располагается преимущественно во второй – она звонкая, она оглушает, шумит, она не позволяет тебе закрыть глаза и сосредоточится на том, что ты чувствуешь и как сам текст, сама история влияет на тебя.
А как она влияет? Затрудняюсь ответить. Она не приносит читателю чего-то особенного – и это ужасно меня расстраивает.
Я обожаю сатиру, я обожаю комедии, я обожаю авторов, которые не боятся дерзнуть и попытать себя в таком жанре. Потому что, видит бог, это самый – трижды «самый» – сложный жанр в литературе.
Потому что мало здесь уметь шутить или, там, высмеивать. Здесь нужно настолько филигранно владеть пером, как в известном высказывании про английскую шутку, сказанную с французским акцентом и записанную с немецкой старательностью. Так вот, про немецкую старательность: именно с оной педантичностью необходимо подбирать слова.
Могу порекомендовать в данном случае одного из столпов этого жанра – Пэлама Гренвилла Вудхауза.
Так вот, автор, работающий в жанре иронии, априори должен видеть мир и человека насквозь, а кроме того уметь так охарактеризовать и тот, и другой, чтоб в голове читателя тут же возникла мысль, как же он, черт возьми, прав. И вот тогда становится смешно – реально смешно.
Однако автор «Чудоища» пошел по другому пути. По пути наименьшего сопротивления. Он говорит нам: вот герой, вот героиня, вот они сделали это, а надо-то было сделать это, вот глупые ж они люди!
И я, честно, пытаюсь смеяться. Ведь нужно же было сделать «это», а не «то», что сделали герои. Это же ведь смешно, когда кто-то делает что-то не так.
Правда, никакого сарказма. Я пытаюсь смеяться.
И, может, в жизни, после рассказа об этих событиях, от смеха можно было бы скатиться под стол. Но вот в чем фокус: то в жизни, а не на бумаге. На бумаге, к сожалению, опять же на первый план выходит не ситуация, а то, как описана эта самая ситуация.
Когда в угоду жанру сюжет всеми силами притягивают за уши лишь только затем, чтобы было смешно, я этого, можно сказать, не прощаю.
Итак, что мы имеем на выходе. Есть персонаж, именуемый Хлоей. Девушка очень уж своеобразная и неординарная. На ее неординарности все и завязано, только вот завязано тоненькими-тоненькими ниточками, что тронь пальцем – и порвутся.
Как я и говорила, все прямо противоположно рассказу «Mind of red colours», а потому здесь прежде всего сюжет и происходящие события выходят на первый план и правят бал. Концепция истории не предполагает читателю мудрствовать лукаво, а просто следить за происходящим. И я не скажу, что это плохое предложение, я скажу, что для этого ресурсов у Автора было явно недостаточно.
Ну, для начала, что-то я не понимаю, что же не так с… да хотя бы с Чарли.
Он не отличил ростовую куклу от настоящего зверя? Так вроде бы пил не он, а Хлоя. Ну то есть тут надо было сильно постараться, я думаю, не заметить, что зверь ненастоящий.
То же самое со всеми остальными представителями этой прекрасной местности, городка под названием Большие Пересуды. Они представляются нам такими карикатурными персонажами, у которых в голове мысль только одна: не дай бог в городе появится чудовище. Какое-нибудь. Любое. Без разницы, на четырех лапах или на двух. Красное или желтое. Казнят без суда и следствия, даже не задумываясь, казнят игрушечными луками с не менее игрушечными стрелами, если понадобится. Но казнят. Чего бы то ни стоило. Миссия у них такая, предназначение свыше.
Эта мысль в головах у людей засела прочно и, видимо, вытеснила все остальные.
Потому что, ну правда, ну кем надо быть, чтобы всей оравой бросится изничтожать бедное чудовище? Нет бы хоть один да вспомнил про праздник, про наш про Хэллоуин, хоть бы у одного и возникла фривольная мыслишка: а вдруг?
Нет, не возникла.
А вот если бы возникла – было бы смешнее. Если суметь это мыслишкой правильно распорядиться. Вообще, куча какого-то не сильно одухотворённого народа, введенного неизвестно для каких целей, меня слегка так настораживает. Ибо возникает вполне очевидный вопрос: а зачем? Куча имен, куча персонажей, и все они оставляют впечатление чего-то картонного, словно бы они – нагромождение каких-то декораций, но не выписанных с тщанием и точностью, а просто отштмапованных на конвейере. Как вот эти яркие коробочки у кукол Барби: розовые, разрисованные одинаковые. Было бы намного лучше, честное слово, если бы каждый из них представлял собой хотя бы одну какую-то черту характера, пускай гротескную, пускай, как и принято в ситкоме, с некоторыми поправками на жанр и его необремененность сильной правдоподобностью, но все-таки проработанной согласно данной установке индивидуально.
Это было бы многогранней, это было бы сложнее, и это было бы интереснее. И, внимание, смешнее. А так, получилось, что Автор просто потратил отведенный совсем небольшой объем на нечто, совершенно в историю ничего не привносящее.
Ну, и добавляем ко всему вот этому вышеперечисленному их повальную слепоту – а не эпидемия ли там часом? Знаете, как у Саромаго. Может, и городок этот – зона отчуждения? Это все, конечно, заставляет задуматься о сложном философском подтексте произведения, но возвращаясь к первоисточнику, мы видим, что автор как-то оправдывает это их поведения: мол, ну традиция у ребят такая.
А вот ежели традиция, то тогда откуда в том магазине вообще взялся костюм чудища-то, а? Старушка-продавщица лелеяла какие-то грандиозные и ужасные планы по свержению городской администрации?
А почему Хлоя вообще решила устраивать вечер в костюме чудовища? Если у них была такая традиция и если вот прям все жители городка ее безоговорочно поддерживали.
Далее. Придется перескочить в самое начало и вернуться к стене, в которой зияет дыра. Начнем с того, что Чарли, на мой взгляд, надо было взять нехилый такой разгон, чтобы реально пробить стену насквозь. Номера мотелей вообще-то достаточной территорией для этого не располагают. А потом – лицо и все что угодно еще у него было бы разбито. Хотя бы очень сильно ушиблено. Уж я думаю. А он вроде бы как в пруду стоял цел и невредим.
Я могла бы продолжать, но, думаю, что буков и без того много, а «сказать имею» я еще имею.
Текст. Стиль. Изложение.
Если в первой истории это тщательный отбор каждого слова, то во втором рассказе это просто спорт. Да, иное сравнение мне подобрать сложно. Потому что в том, что я вижу, есть такое вот интересное свойство: автор решает, что нужно написать а) это; б) то; в) третье; в) и все остальное, и автор пишет четко по плану, кто что сделал, кто куда пошел и где он находится. Вот есть у Автора разнарядка, и он ее кровь из носу выполняет. Это картинка, не более. Абрис, силуэт. Он довольно четкий, в нем обозначены важные детали. Не скажешь, что текст написан абы как, не скажешь, что в нем с технической точки зрения чего-то такого не достает.
Напротив, на его основе вполне можно строить хорошее себе повествование.
И характерности, которая могла быть свойственна именно этому Автору, я не обнаружила. Текстов наподобие такого я могла прочесть тысячу, а потом еще одну тысячу, а потом еще две и я бы не обнаружила никакого различия. Такой текст воспринимается эдаким белым шумом, все, что есть за ним это черствая сухая информация о том, «кто что сделал, куда пошел и где он находится».
Это не увлекает. Меня лично.
Peony Rose:
Приветствую коллегу )
Действительно, много букв и не всегда по существу вопроса ;)
Приступим.
В последнее время в сетевой литературе наблюдается увеличение количества молодых рецензентов, которые именуют себя критиками, страдают так называемым литературным снобизмом и свысока смотрят на все, что не называется гордым словосочетанием "экспериментальная проза". Судя по всему, именно общение с подобными субъектами и повлияло на моего уважаемого оппонента ;)
Все признаки налицо.
От моего подзащитного требуют мало того, что виртуозного экспериментирования, но и вудхаузовского филигранного слога и юмористичности. Но позвольте, мой Автор не Вудхаус, не Сарамаго и даже не Еврипид/Эврипид (кстати, проверьте, коллега, правописание имен собственных). Мой Автор - несомненно человек решительный и склонный к экспериментам, но - и это очень важно - только тогда, когда это насущно и необходимо.
Если Автор пишет легкую комедию положений, простите, к чему ему глубины фрейдовских и юнговских анализов?
Прочь снобизм! Пусть авторам позволят быть самими собой, не Вудхаусами и не Еврипидами! Оригинальность расцветает только тогда, когда Автор чувствует, что ему не связывают руки и ноги путами интеллектуального террора!
Ситкомы смотрят миллионы, коллега. Очевидно, эти миллионы неправы и вкуса у них нет вообще.
А как она влияет? Затрудняюсь ответить. Она не приносит читателю чего-то особенного – и это ужасно меня расстраивает
Не расстраивайтесь, коллега.
Поверьте, там, где вы не разглядели жемчужину, другие обязательно ее увидят ) Так же, как и самобытность и мелодичность )
Однако автор «Чудоища» пошел по другому пути. По пути наименьшего сопротивления. Он говорит нам: вот герой, вот героиня, вот они сделали это, а надо-то было сделать это, вот глупые ж они люди!
И я, честно, пытаюсь смеяться. Ведь нужно же было сделать «это», а не «то», что сделали герои. Это же ведь смешно, когда кто-то делает что-то не так.
Правда, никакого сарказма. Я пытаюсь смеяться.
И, может, в жизни, после рассказа об этих событиях, от смеха можно было бы скатиться под стол. Но вот в чем фокус: то в жизни, а не на бумаге. На бумаге, к сожалению, опять же на первый план выходит не ситуация, а то, как описана эта самая ситуация.
Когда в угоду жанру сюжет всеми силами притягивают за уши лишь только затем, чтобы было смешно, я этого, можно сказать, не прощаю.
Странно, очень странно. Притянутый за уши сюжет? А ту ли историю вы читали, м?
Он не отличил ростовую куклу от настоящего зверя? Так вроде бы пил не он, а Хлоя. Ну то есть тут надо было сильно постараться, я думаю, не заметить, что зверь ненастоящий
А кто сказал, что Чарли не пил? А если и не пил - мы видим молодого человека, взволнованного перед свиданием в номере желанной женщины, адреналин кипит в венах, сердце стучит... и вдруг, откуда ни возьмись! Кто бы не испугался? Кто бы не побежал?
Эта мысль в головах у людей засела прочно и, видимо, вытеснила все остальные.
Потому что, ну правда, ну кем надо быть, чтобы всей оравой бросится изничтожать бедное чудовище? Нет бы хоть один да вспомнил про праздник, про наш про Хэллоуин, хоть бы у одного и возникла фривольная мыслишка: а вдруг?
Нет, не возникла.
А вот если бы возникла – было бы смешнее. Если суметь это мыслишкой правильно распорядиться. Вообще, куча какого-то не сильно одухотворённого народа, введенного неизвестно для каких целей, меня слегка так настораживает. Ибо возникает вполне очевидный вопрос: а зачем? Куча имен, куча персонажей, и все они оставляют впечатление чего-то картонного, словно бы они – нагромождение каких-то декораций, но не выписанных с тщанием и точностью, а просто отштмапованных на конвейере. Как вот эти яркие коробочки у кукол Барби: розовые, разрисованные одинаковые. Было бы намного лучше, честное слово, если бы каждый из них представлял собой хотя бы одну какую-то черту характера, пускай гротескную, пускай, как и принято в ситкоме, с некоторыми поправками на жанр и его необремененность сильной правдоподобностью, но все-таки проработанной согласно данной установке индивидуально.
Коллега, очевидно, вы или не заметили, или не захотели заметить яркую гротескность абсолютно всех второстепенных персонажей и то, как Автор буквально несколькими штрихами создал убедительные образы.
И до праздников ли, когда рядом с тобой бушует страшное чудище? Когда юноша с криками ужаса убегает сквозь стену?
А уж про то, с какими целями их ввел Автор, человеку пишущему говорить, думаю, бессмысленно. Достаточно перечитать текст.
А почему Хлоя вообще решила устраивать вечер в костюме чудовища? Если у них была такая традиция и если вот прям все жители городка ее безоговорочно поддерживали
А что старушка? Быть может, этот костюм остался от тех седых времен, когда закон еще не действовал, как сувенир и память.
Хлоя же явно пыталась придать себе уверенности и слегка пошалить.
Коллега, это даже не смешно. Если вы принимаете в качестве авторского допущения, что Чарли мог прошибать стены, то примите, что и цел он был после этого подвига )
Если в первой истории это тщательный отбор каждого слова, то во втором рассказе это просто спорт. Да, иное сравнение мне подобрать сложно. Потому что в том, что я вижу, есть такое вот интересное свойство: автор решает, что нужно написать а) это; б) то; в) третье; в) и все остальное, и автор пишет четко по плану, кто что сделал, кто куда пошел и где он находится. Вот есть у Автора разнарядка, и он ее кровь из носу выполняет. Это картинка, не более. Абрис, силуэт. Он довольно четкий, в нем обозначены важные детали. Не скажешь, что текст написан абы как, не скажешь, что в нем с технической точки зрения чего-то такого не достает.
Напротив, на его основе вполне можно строить хорошее себе повествование.
И характерности, которая могла быть свойственна именно этому Автору, я не обнаружила. Текстов наподобие такого я могла прочесть тысячу, а потом еще одну тысячу, а потом еще две и я бы не обнаружила никакого различия. Такой текст воспринимается эдаким белым шумом, все, что есть за ним это черствая сухая информация о том, «кто что сделал, куда пошел и где он находится»
Да вам не угодишь. Белый шум, сухая информация... Разнарядка. Спорт.
Право же, коллега, спорт требует профессионализма, силы, скорости, воли к победе, наконец. И все это Автор показал блестяще.
Вы, конечно, можете воспринимать это шедевральное произведение как сухарь, но на вашем месте я бы перечитала рассказ моего подзащитного и подумала, а не пропустила ли в нем ключевых моментов ;)
moonshine:
Гуманитарии. Мы такие.
Помолясь.
Полностью разделаю вашу точку зрения.
Таких развилось - жуть. Не знаешь уж, и куда от них деваться.
Конечно, я немного в шоке от такого обилия интеллектуалов. Потому и изъясняюсь столь пространно и так часто отхожу от тему. Списывайте все на посттравматический шок.
От вашего подзащитного никто и ничего не требует и требовать права не имеет, а все, во что мы ввязываемся, мы ввязываемся по собственной воле - а дальше уж, простите, коли назвались груздем, то не надо потом говорить, что вы нетакиекаквсе.
Что с ними не так?
А я тут придерживаюсь точки зрения известного писателя Эдгара Алана По. Поинтересуйтесь.
Расстраиваться я вообще перестала уже давно. Ровно с того момента, как открыла для себя такую вещь, как Интернет.
Здесь не расстраиваются. Здесь оставляют всякие надежды. Особенно рассмотреть жемчужину. Все чаще пластмасски, знаете ли.
Давайте поставим вопрос иначе: ту ли вы читали историю?
А не должен ли это был сказать автор?
Адекватный и трезво мыслящий человек, I suppose.
И до праздников ли, когда рядом с тобой бушует страшное чудище? Когда юноша с криками ужаса убегает сквозь стену?
А уж про то, с какими целями их ввел Автор, человеку пишущему говорить, думаю, бессмысленно. Достаточно перечитать текст.
1) я тут не в качестве пишущего человека, я это вообще за дверью оставила. я тут человек читающий, из чего плавно вытекает следующий пункт:
2) чего я там не заметила? как все, будто оголтелые, за чудовищем носились?
А не должен ли это был сказать автор? [2]
Я не принимаю.
Я говорю о том, что надо было поднапрячься, дабы оставить в стене дыру. Очень сильно поднапрячься. Грубо говоря, немногие в своей жизни так напрягались.
Я не принимаю условие "ну уж если вы допустили, то давайте и на это закроем глаза". Я принимаю, что надо было приложить усилие - а за этим усилием автоматически следует то, что он расквасил себе что-нибудь типа лица. Попробуйте пробить стену - и вы в этом убедитесь.
Если вы внимательно прочтете не только работу своего подзащитного, но и мой отзыв, то вы увидите, что касательно техники исполнения нареканий у меня нет.
Чистая работа мышц. На автомате.
Даже сухарь, конечно, может быть шедеврален. Шедеврален может быть и кирпич, если сильно захотеть.
Только даже повторное чтение ключевых моментов не убедило меня в том, что мы все еще об одном и том же сухаре.
*******
Коллега, я склонна считать, что для вас представляется сложным разделить понятия сухость и емкость.
Текст мелодичен чуть более, чем полностью, он читается на одном дыхании, даже более: он дышит. Сам текст живой, плавный, приятный. Он насыщен эмоцией ровно в той степени, в коей это необходимо.
Профессиональная непристойность. Мой партнер, конечно, мог пойти по пути наименьшего сопротивление, мог повестись на поводу стереотипов и скатиться в то, что просто заставил бы ГГю предложить ГГю провести ночь вместе, но мой подзащитный мыслил нестандартно.
Мир вообще стар, но от этого не стал менее интересен.
Если бы вы читали чуть менее поверхностно, вы бы поняли, почему.
Красивый герой - это не всегда романтический типаж, и вы, как человек читающий, должны об этом знать. А красота, она вообще главным образом в глазах смотрящего. Ежели учесть явную помешанность ГГ на ГГе, то вообще сомнения вызывает то, насколько он там реально был красив.
А страдать-то он в том смысле, который описали вы, не страдает. Он по другому поводу страдает.
Это и я, и автор учтем, безусловно. Хотя бы потому, что мой подзащитный уже поднялся на ту ступень, когда он чувствует каждое слово и когда язык для него - не просто тренажер или вид спорта.
Peony Rose:
Не будем обижать классиков ;)
Коллега имеет в виду статью классика об оригинальности в литературе?
Быть может, этот пассаж?
источник
Или я несколько спуталась?
Конечно, ту самую, несколько раз )
Допустим.
Коллега, где вы видели адекватного влюбленного мужчину? Покажите мне этот феномен природы ))
И потом, инстинкта самозащиты никто ведь не отменял )
В самом начале не носились, а помогали следствию и проясняли ситуацию для шерифа ))
А эти сплетни, коллега, эти язвительные реплики, создающие нужный настрой, неужели вы не почувствовали их? Не прониклись?
Одна Синдерелла чего стоит. Лапочка же.
Я не принимаю условие "ну уж если вы допустили, то давайте и на это закроем глаза". Я принимаю, что надо было приложить усилие - а за этим усилием автоматически следует то, что он расквасил себе что-нибудь типа лица. Попробуйте пробить стену - и вы в этом убедитесь.
Майн Готт! *поправляя манжеты* Коллега, я уже столько стен пробила, что на моем лбу броня выросла, поверьте.
А герой у нас не только пробивной, но и неуязвимый ))
*разводя руками* Ну, коллега, тогда уже я просто не буду вас переубеждать. У вас, очевидно, сложилось определенное негативное отношение к "Чудовищу". Сожалею.
***
Текст мелодичен чуть более, чем полностью, он читается на одном дыхании, даже более: он дышит. Сам текст живой, плавный, приятный. Он насыщен эмоцией ровно в той степени, в коей это необходимо
Представьте, я на одном дыхании прочесть не смогла. Стала сбиваться на первом же абзаце. Емкость? Хммм. Я бы сказала, что временами она присутствовала, но была нестойкой, если можно так выразиться, эфемерной, улетучивалась по мере чтения )
О, ну если так тонко... Ваш Автор, безусловно, мыслил нестандартно, но иногда нестандартность бывает такой... сверх ;)
А вообще даже очень большой оригинал, думаю, не смог бы заставить героиню провести ночь с героем, учитывая его и ее крайне нестабильное психическое состояние.
Но это уже детали.
Эм... ну, она ведь была достаточно здоровой в самом начале их знакомства, чтобы оценить трезво его внешность. И скорее всего, именно из-за нее и влюбилась в пациента, не из-за диагноза же? А то, что было потом - было потом.
Коллега, быть может, вам-то Автор открыл эту великую тайну? Герой страдает не из-за смерти жены и комплекса вины, перешедшего в манию?
Поделитесь. Мне, как поверхностно, как вы изволили сказать, читавшей, интересно. Возможно, это поможет пересмотреть свою точку зрения.
ухожу до завтра, Ая, можешь спокойно сочинять ответ )) всех лю )))