Ми-ми:
Ой, какая красивая картиночка! Жаль, что я так не умею! Я бы тоже поучаствовала.
Юльчик, ты нагнала страху своими роликами! Парочку я себе записала, но Сонную лощину мне что-то и смотреть не хочется... Я такая впечатлительная...
Арвен, спасибо за сведения о прототипе Синей бороды! Я специально оставила это для тебя, у тебя лучше получается.
Я сделала статью про Летучего голландца. Мне самой понравилось оформление.
Посмотрите. ...
Tamata:
Оформление действительно очень атмосферное и материал интересный.
Ми-ми писал(а):Юльчик, ты нагнала страху своими роликами! Парочку я себе записала, но Сонную лощину мне что-то и смотреть не хочется... Я такая впечатлительная...
Очень зря, мне почему то кажется что тебе понравится.
...
Vlada:
Tamata писал(а):Обожаю такие сказочки, могла их в детстве слушать бесконечно. Vlada, а еще у тебя такие есть?
А как же, сейчас выложу! Юля, спасибо за поздравление!
А
рвен, как-то не верится про Жиля. особенно про то, как он занимался о..м над умирающими детишками.

Привирают, видимо, хотя личность его не однозначная.
Tamata писал(а):А сейчас мне бы хотелось поговорить, о возросшей популярности фильмов по мотивам классических сказочных произведений типа
А еще переделали любимую Остен на ужастики

приписали ЗОМБИ
А вот и сказки!
1. О ВЕДЬМЕ
В некотором королевстве жил-был король; у этого короля была дочь волшебница. При королевском дворе проживал поп, а у попа был сынок десяти лет и каждый день ходил к одной старушке — грамоте учиться. Раз случилось ему поздно вечером идти с ученья; проходя мимо дворца, глянул он на одно окошечко. У того окошечка сидит королевна, убирается: сняла с себя голову, мылом намылила, чистой водой вымыла, волосы гребнем расчесала, заплела косу и надела потом голову на старое место. Мальчик диву дался: «Вишь какая хитрая! Прямая колдунья!» Воротился домой и стал всем рассказывать, как он королевну без головы видел. Вдруг расхворалась-разболелась королевская дочь, призвала отца и стала ему наказывать: «Если я помру, то заставьте поповского сына три ночи сряду надо мною псалтырь читать». Померла королевна, положили ее в гроб и вынесли в церковь. Король призывает попа: «Есть у тебя сын?» — «Есть, ваше величество». — «Пусть, — говорит, — читает над моей дочерью псалтырь три ночи сряду». Поп воротился домой и велел сыну изготовиться.
Утром пошел попович учиться и сидит над книгою такой скучный. «О чем запечалился?» — спрашивает его старушка. «Как мне не печалиться, коли я совсем пропал?» — «Да что с тобой? Говори толком». — «Так и так, бабушка! Надо читать над королевною, а она ведь колдунья!» — «Я прежде тебя это ведала! Только не бойся, вот тебе ножик; когда придешь в церковь, очерти около себя круг, читай псалтырь да назад не оглядывайся. Что бы там ни было, какие бы страсти ни представлялись — знай свое, читай да читай! А если назад оглянешься — совсем пропадешь!» Вечером пришел мальчик в церковь, очертил ножом около себя круг и принялся за псалтырь. Пробило двенадцать часов, с гроба поднялась крышка, королевна встала, выбежала и закричала: «А, теперь ты узнаешь, как под моими окнами подсматривать да людям рассказывать!» Стала на поповича бросаться, да никак через круг перейти не может; тут начала она напускать разные страсти; только что ни делала — он все читает да читает, никуда не оглядывается. А как стало светать, бросилась королевна в гроб и со всего размаху повалилась в него — как попало!
На другую ночь то же приключилось; попович ничего не убоялся, до самого света безостановочно читал, а поутру пошел к старухе. Она спрашивает: «Ну что, видел страсть?» — «Видел, бабушка!» — «Нынче еще страшнее будет! Вот тебе молоток и четыре гвоздя — забей их по четырем углам гроба, а как станешь псалтырь читать — молоток против себя поставь». Вечером пришел попович в церковь и сделал все так, как научила старушка. Пробило двенадцать часов, гробовая крышка на пол упала, королевна встала и начала летать по всем сторонам да грозить поповичу; то напускала большие страсти, а теперь еще больше: чудится поповскому сыну, что в церкви пожар сделался, пламя так все стены и охватило; а он стоит себе да читает, назад не оглядывается. Перед рассветом королевна в гроб бросилась, и тотчас пожара как не бывало — все наважденье сгинуло! Поутру приходит в церковь король, смотрит — гроб открыт, в гробу королевна кверху спиной лежит. «Что такое?» — спрашивает мальчика; тот ему рассказал, как и что было. Король приказал забить своей дочери осиновый кол в грудь и зарыть ее в землю, а поповича наградил казною и разными угодьями.
2. О МЕРТВЕЦАХ
В одном селе была девка — лежака, лентяйка, не любила работать, абы как погуторить да побалакать! И вздумала она собрать к себе девок на попрядухи. А в деревнях вестимо уж лежаки собирают на попрядухи, а лакомогузки1 ходят. Вот она собрала на ночь попрядух; они ей прядут, а она их кормит, потчует. То, сё, и разговорились: кто из них смелее? Лежака говорит: «Я ничего не боюсь!» — «Ну, ежели не боишься, — говорят попрядухи, — дак поди мимо погосту2 к церкви, сними с дверей образ да принеси». — «Хорошо, принесу; только каждая напряди мне по початку3». А это чувство-то в ней есть, чтоб ей ничего самой не делать, а чтоб другие за нее делали. Вот она пошла, сняла образ и принесла. Ну, те видят — точно образ от церкви. Надо теперь несть образ назад, а время уж к полночи. Кому несть? Лежака говорит: «Вы, девки, прядите; я сама отнесу, я ничего не боюсь!»
Пошла, поставила образ на место. Только идет назад мимо погосту и видит: мертвец в белом саване сидит на могиле. Ночь-то месячная, все видно. Она подходит к мертвецу, стащила с него саван; мертвец ничего не говорит, молчит — знать, время не пришло еще ему говорить-то. Вот она взяла саван, приходит домой. «Ну, — говорит, — образ отнесла, поставила на место, да вот еще с мертвеца саван стащила!» Девки — которые спужались, которые не верят, смеются. Только поужинали, легли спать, вдруг мертвец стучится в окна и говорит: «Отдай мой саван! Отдай мой саван!» Девки перепугались — ни живы ни мертвы; а лежака берет саван, идет к окну, отворила: «На, — говорит, — возьми!» — «Нет, — отвечает мертвец, — неси туда, где взяла!» Только вдруг петухи запели — и мертвец исчез.
На другую ночь уж попрядухи все по домам разошлись; в тот же самый час опять мертвец приходит, стучится в окно: «Отдай мой саван!» Вот отец и мать лежаки отворяют окно, отдают ему саван. — «Нет, — говорит, — пущай она отнесет туда, где взяла!» Ну, как идти с мертвецом на погост? Страшно! Только петухи пропели — исчез мертвец. На другой день отец и мать послали за священником; рассказали ему так и так и просят пособить их горю: «Нельзя ли, — говорят, — обедню отслужить?» Священник подумал: «Ну, пожалуй! Велите ей завтра к обедне выходить». Назавтра пошла лежака к обедне; началась служба, народу много нашло! Только как стали херувимскую петь, вдруг откуда поднялся страшный вихрь, ажно все ниц попадали! Ухватил ее, да оземь. Девки не стало, только одна коса от нее осталась.
Спасибо сайту
http://www.hobbitaniya.ru/afanasyev/afanasyev207.php ...
Ленни:
Ого сколько всего - вот это подборочка
Интересная личность этот граф
Arven, спасбо за подробности

А сказка Синяя Борода никогда особо не впечатляла - только картинки в книжке нравились, ради них терпела
Сказки не помню чтобы пугали... Красная шапочка удивляла - вернее мама Шапочки

- странная особа - иди, доченька, ничего что в лесу волки, главное с ними не разговаривай

добрая такая матушка.
Помимо фильмов есть забавный мультик
Серый волк энд Красная шапочка
отрывок
Впечатлилась помнится
Бугименом (Бука, И пришел Бука, Утопленник из шкафа) Стивена Кинга, вот тут да - шкафчики прикрывала плотно
Упырь и
Семья вурдалака Алексея Толстого ёжиться заставляли

Хотя сказками это не назвать.

именно из сказок... пожалуй Гауф и в сборнике
русских народных сказок целый раздел страшилок был -
Владочка парочку выложила, некоторые были жутковатые. Вот еще несколько
Ехал ночью мужик с горшками; ехал, ехал, лошадь у него устала и остановилась как раз против кладбища.
Мужик выпряг лошадь, пустил на траву, а сам прилег на одной могиле; только что-то не спится ему. Лежал, лежал, вдруг начала под ним могила растворяться; он почуял это и вскочил на ноги.
Вот могила растворилась, и оттуда вышел мертвец С гробовою крышкою, в белом саване; вышел и побежал к церкви, положил в дверях крышку, а сам в село.
Мужик был человек смелый; взял гробовую крышку и стал возле своей телеги, дожидается - что будет?
Немного погодя пришел мертвец, хвать - а крышки-то нету; стал по следу добираться, добрался до мужика и говорит:
- Отдай мою крышку, не то в клочья разорву!
- А топор-то на что? - отвечает мужик. - Я сам тебя искрошу на мелкие части!
- Отдай, добрый человек! - просит его мертвец.
- Тогда отдам, когда скажешь: где был и что делал?
- А был я в селе; уморил там двух молодых парней.
- Ну, скажи теперь: как их оживить можно? Мертвец поневоле сказывает:
- Отрежь от моего савана левую полу и возьми с собой; как придешь в тот дом, где парни уморены, насыпь в горшочек горячих угольев и положи туда клочок от савана да дверь затвори; от того дыму они сейчас оживут.
Мужик отрезал левую полу от савана и отдал гробовую крышку.
Мертвец подошел к могиле - могила растворилась; стал в нее опускаться - вдруг петухи закричали, и он не успел закрыться как надо: один конец крышки снаружи остался.
Мужик все это видел, все приметил. Стало рассветать; он запряг лошадь и поехал в село.
Слышит в одном доме плач, крики; входит туда -лежат два парня мертвые.
- Не плачьте! Я смогу их оживить.
- Оживи, родимый; половину нашего добра тебе отдадим, - говорят родичи.
Мужик сделал все так, как научил его мертвец, и парни ожили.
Родные обрадовались, а мужика тотчас схватили, скрутили веревками
- Нет, дока! Мы тебя начальству представим; коли оживить сумел, стало быть, ты и уморил-то!
- Что вы, православные! Бога побойтесь! -завопил мужик и рассказал все, что с ним ночью было.
Вот дали знать по селу, собрался народ и повалил на кладбище, отыскали могилу, из которой мертвец выходил, разрыли и вбили ему прямо в сердце осиновый кол, чтоб больше не вставал да людей не морил; а мужика знатно наградили и с честью домой отпустили.
_____________________________
Отпустили одного солдата в побывку на родину; вот он шел, шел, долго ли, коротко ли, и стал к своему селу приближаться.
Недалеко от села жил мельник на мельнице; в былое время солдат водил с ним большое знакомство; отчего не зайти к приятелю? Зашел; мельник встретил его ласково, сейчас винца принес, стали распивать да про свое житье-бытье толковать. Дело было к вечеру, а как погостил солдат у мельника -так и вовсе смерклось. Собирается солдат идти на село; а хозяин говорит:
- Служивый, ночуй у меня; теперь уж поздно, да, пожалуй, и беды не уйдешь!
- Что так?
- Бог наказал! Помер у нас страшный колдун; по ночам встает из могилы, бродит по селу и то творит, что на самых смелых страх нагнал! Как бы он и тебя не потревожил!
- Ничего! Солдат - казенный человек, а казенное ни в воде не тонет, ни в огне не горит; пойду, больно хочется с родными поскорей увидаться.
Отправился; дорога шла мимо кладбища. Видит - на одной могиле огонек светит.
- Что такое? Дай посмотрю.
Подходит, а возле огня колдун сидит да сапоги тачает.
- Здорово, брат! - крикнул ему служивый. Колдун взглянул и спрашивает:
- Ты сюда зачем?
- Да захотелось посмотреть, что ты делаешь.
Колдун бросил свою работу и зовет солдата на свадьбу:
- Пойдем, брат, погуляем - в селе нонче свадьба!
- Пойдем!
Пришли на свадьбу, начали их поить, угощать всячески. Колдун пил-пил, гулял-гулял и осердился; прогнал из избы всех гостей и семейных, усыпил повенчанных, вынул два пузырька и шильце, ранил шильцем руки жениха и невесты и набрал их крови. Сделал это и говорит солдату:
- Теперь пойдем отсюда.
Вот и пошли. На дороге солдат спрашивает:
- Скажи, для чего набрал ты в пузырьки крови?
- Для того, чтоб жених с невестою померли; завтра никто их не добудится! Только один я знаю, как их оживить.
- А как?
- Надо разрезать у жениха и невесты пяты и в те раны влить опять кровь - кажному свою: в правом кармане спрятана у меня кровь жениха, а в левом невестина.
Солдат выслушал, слова не проронил; а колдун все хвалится:
- Я,- говорит, - что захочу, то и сделаю!
- Будто с тобой и сладить нельзя?
- Как нельзя? Вот если б кто набрал костер осиновых дров во сто возов да сжег меня на этом костре, так, может, и сладил бы со мною! Только жечь меня надо умеючи; в то время полезут из моей утробы змеи, черви и разные гады, полетят галки, сороки и вороны; их надо ловить да в костер бросать: если хоть один червяк уйдет, тогда ничто не поможет! В том червяке я ускользну!
Солдат выслушал и запомнил. Говорили, говорили и дошли, наконец, до могилы.
- Ну, брат, - сказал колдун, - теперь я тебя разорву; а то ты все расскажешь.
- Что ты, образумься! Как меня рвать? Я богу и государю служу.
Колдун заскрипел зубами, завыл и бросился на солдата, а тот выхватил саблю и стал наотмашь бить. Дрались, дрались, солдат почти из сил выбился; эх, думает, ни за грош пропал!
Вдруг запели петухи - колдун упал бездыханен. Солдат вынул из его карманов пузырьки с кровью и вошел к своим родичам.
Приходит, поздоровался; родные спрашивают:
- Не видал ли ты, служивый, какой тревоги?
- Нет, не видал.
- То-то! А у нас на селе горе: колдун ходить повадился.
Поговорили и легли спать; наутро проснулся солдат и начал спрашивать:
- Говорят, у вас свадьба где-то справляется? Родные в ответ:
- Была свадьба у одного богатого мужика, только и жених и невеста нынешней ночью померли, а отчего - неизвестно.
- А где живет этот мужик?
Указали ему дом; он, не говоря ни слова, пошел туда; приходит и застает все семейство в слезах.
- О чем горюете?
- Так и так, служивый!
- Я могу оживить ваших молодых, что дадите?
- Да хоть половину именья бери!
Солдат сделал так, как научил его колдун, и оживил молодых; вместо плача начались радость, веселье.
Солдата и угостили и наградили. Он налево кругом и марш к старосте; наказал ему собрать крестьян и приготовить сто возов осиновых дров.
Вот привезли дрова на кладбище, свалили в кучу, вытащили колдуна из могилы, положили на костер и зажгли; а кругом народ обступил - все с метлами, лопатами, кочергами. Костер облился пламенем, начал и колдун гореть; утроба его лопнула, и полезли оттуда змеи, черви и разные гады, и полетели оттуда вороны, сороки и галки; мужики бьют их да в огонь бросают, ни одному червяку не дали ускользнуть. Так колдун и сгорел! Солдат тотчас собрал его пепел и развеял по ветру.
С того времени стала на селе тишина; крестьяне отблагодарили солдата всем миром; он побыл на родине, нагулялся досыта и воротился на царскую службу с денежками. Отслужил свой срок, вышел в отставку и стал жить-поживать, добра наживать, худа избывать.
__________________________________________________________________________________
В одном селе жили-были муж да жена; жили они весело, согласно, любовно; все соседи им завидовали, а добрые люди, глядючи на них, радовались. Вот хозяйка отяжелела, родила сына, да с тех родов и померла.
Бедный мужик горевал да плакал, пуще всего о ребенке убивался: как теперь выкормить, возрастить его без родной матери? Нанял какую-то старушку за ним ходить; все лучше. Только что за притча? Днем ребенок не ест, завсегда кричит, ничем его не утешишь; а наступит ночь - словно и нет его, тихо и мирно спит.
- Отчего так? - думает старуха. - Дай-ка я ночь не посплю, авось разведаю.
Вот в самую полночь слышит она: кто-то отворил потихоньку двери и подошел к люльке; ребенок затих, как будто грудь сосет.
На другую ночь и на третью опять то же.
Стала она говорить про то мужику; он собрал своих сродственников и стал совет держать. Вот и придумали: не поспать одну ночь да подсмотреть: кто это ходит да ребенка кормит? С вечера улеглись все на полу, в головах у себя поставили зажженную свечу и покрыли ее глиняным горшком.
В полночь отворилась в избу дверь, кто-то подошел к люльке - и ребенок затих. В это время один из сродственников вдруг открыл свечу - смотрят: покойная мать в том самом платье, в каком ее схоронили, стоит на коленях, наклонясь к люльке, и кормит ребенка мертвой грудью.
Только осветилась изба - она тотчас поднялась, печально взглянула на своего малютку и тихо ушла, не говоря никому ни единого слова. Все, кто ее видел, превратились в камень, а малютку нашли мертвым.
http://www.hobbitaniya.ru/rusnarod/rusnarod293.php
Цитата:Или например "Одна ночь в раю" - про мужчину который пошел ночью не могилу к своему другу, земля разверзлась, появился умерший друг, причем выглядел он как живой и пригласил героя навестит его на том свете. Мужик не стал упрямится и заглянул в гости. Провел он там по своим ощущениям одну ночь, а когда вернулся домой оказалось что прошло сто лет.
в сборнике русских есть такой "мотив"
В стародавние годы жили-были в одной деревне два молодых парня; жили они дружно, вместе по беседам ходили, друг друга за родного брата почитали. Сделали они между собой такой уговор: кто из них станет вперед жениться, тому звать своего товарища на свадьбу; жив ли он будет, помрет ли - все равно.
Через год после того заболел один молодец и помер; а спустя несколько месяцев задумал его товарищ жениться. Собрался со всем сродством своим и поехал за невестою.
Случилось им ехать мимо кладбища; вспомнил жених своего приятеля, вспомнил старый уговор и велел остановить лошадей.
- Я,- говорит, - пойду к своему товарищу на могилу, попрошу его к себе на свадьбу погулять; он был мне верный друг!
Пошел на могилу и стал звать:
- Любезный товарищ! Прошу тебя на свадьбу ко мне. Вдруг могила растворилась, покойник встал и вымолвил:
- Спасибо тебе, брат, что исполнил свое обещание! На радостях взойди ко мне; выпьем с тобой по стакану сладкого вина.
- Зашел бы, да поезд стоит, народ дожидается. Покойник отвечает:
- Эх, брат, стакан ведь недолго выпить. Жених спустился в могилу; покойник налил ему чашу вина, он выпил - и прошло целое сто лет.
- Пей, милый, еще чашу!
Выпил другую - прошло двести лет.
- Ну, дружище, выпей и третью да ступай с богом, играй свою свадьбу!
Выпил третью чашу - прошло триста лет. Покойник простился с своим товарищем; гроб закрылся, могила заровнялась. Жених смотрит; где было кладбище, там стала пустошь; нет ни дороги, ни сродников, ни лошадей, везде поросла крапива да высокая трава. Побежал в деревню -и деревня уж не та: дома иные, люди все незнакомые. Пошел к священнику - и священник не тот; рассказал ему, как и что было. Священник начал по книгам справляться и нашел, что триста лет тому назад был такой случай: в день свадьбы отправился жених на кладбище и пропал, а невеста его вышла потом замуж за другого.
http://www.hobbitaniya.ru/rusnarod/rusnarod293.php
Цитата:Белоснежка: месть гномов

прелесть какая.
Ми-ми, статья
Vlada писал(а):А еще переделали любимую Остен на ужастики приписали ЗОМБИ
божежмой

ну и фантазия у людей.
Цитата:О "Летучем Голландце" действительно много говорилось и писалось. Я помню одну историю, хотя не знаю уже, кто ее автор. В ней говорится, как один из кораблей потерпел крушение и несколько человек сумели спастись на лодке.
Если не ошибаюсь
Гауф Рассказ о корабле привидений страшная такая сказочка
...
Vlada:
Ленни писал(а):Помимо фильмов есть забавный мультик
Никогда ранее не видела, забавный мультик
И сказочки почитала, нравятся такие страшилочки

. Асказки Гауфа в детстве очень любила, они такие мистические и местами депрессивные, но нравятся.
Ленни писал(а): Стивена Кинга, вот тут да - шкафчики прикрывала плотно
А если почитаешь его "Библиотечную полицию", то не захочешь ходить в библиотеку. там работает одна страшная и злобная библиотекарша
...
Evelyn:
Всем добрый вечер! Пропустила такую интересную тему - сказки. Но не могу не поделиться своими мыслями по ней.
Ми-ми писал(а):САМАЯ СТРАШНАЯ СКАЗКА ИЗ ВСЕХ - СИНЯЯ БОРОДА
Мне сказка о Синей бороде напоминает еще одну сказку. Правда, заканчивается она не так печально. И муж и жена живы и в конце муж полюбил свою жену, правда понадобилось очень много времени, чтобы он понял это. Вы, наверное, догадались, что это арабские сказки "1000 и одна ночь".
Содержание:
Столкнувшись с неверностью первой жены, Шахземан казнил ее и отправился к своему брату Шахрияру поделиться горем. Однако жена брата оказалась ещё более распутной, чем жена Шахземана. А вскоре братья встретили женщину, которая носила ожерелье из 570 перстеней. Столько раз она изменила своему мужу-джинну прямо в его присутствии, пока тот спал. Братья вернулись домой к Шахрияру и казнили его жену и наложниц. С тех пор, поняв, что все женщины распутны, Шахрияр каждый день берёт новую жену и казнит её на рассвете следующего дня. Однако этот страшный порядок нарушается, когда он женится на Шахерезаде — мудрой дочери своего визиря. Каждую ночь она рассказывает увлекательную историю и прерывает рассказ «на самом интересном месте, после чего ложись вместе спать» — и царь не в силах отказаться услышать окончание истории. Каждое утро он думает: «Казнить её я смогу и завтра, а этой ночью услышу окончание истории». Так продолжается тысяча и одна ночь. По их прошествии Шахерезада пришла к мужу с тремя сыновьями, рождёнными за это время, «один из которых ходил, другой ползал, а третий сосал грудь». Во имя них Шахерезада попросила мужа не казнить её. На что Шахрияр сказал, что помиловал её ещё раньше, до появления детей, потому что она чиста, целомудренна и богобоязненна.
Так что Синяя борода был не только у европейских народов. Хотя здесь прямо говорится о неверности жен.
Tamata писал(а):А сейчас мне бы хотелось поговорить, о возросшей популярности фильмов по мотивам классических сказочных произведений типа Белоснежки, Красавицы и чудовища и т.п.
Это точно. В последнее время производителей фильмов потянуло в сказки и фэнтези. Некоторые сказки, которые не раз создавались в кино и кажется, что может быть новое в них, удивляют неожиданной подачей сюжета.
Хочу упомянуть еще одного классика Ч. Диккенса. Его "Рождественская история" что-то особенное. И хотя в ней описанны страшные события: мертвый совладелец Скруджа и появление 3-х призраков, сказка не кажется очень уж страшной, потому что Диккенс описывает события с только ему присущим чувством юмора.
Отрывок встречи Скруджа с призраком компаньона Марли:
Скрудж съел свой унылый обед в унылом трактире, где он имел обыкновение
обедать, просмотрел все имевшиеся там газеты и, скоротав остаток вечера над
приходно-расходной книгой, отправился домой спать. Он проживал в квартире,
принадлежавшей когда-то его покойному компаньону. Это была мрачная анфилада
комнат, занимавшая часть невысокого угрюмого здания в глубине двора. Дом
этот был построен явно не на месте, и невольно приходило на ум, что когда-то
на заре своей юности он случайно забежал сюда, играя с другими домами в
прятки, да так и застрял, не найдя пути обратно. Теперь уж это был весьма
старый дом и весьма мрачный, и, кроме Скруджа, в нем никто не жил, а все
остальные помещения сдавались внаем под конторы. Во дворе была такая темень,
что даже Скрудж, знавший там каждый булыжник, принужден был пробираться
ощупью, а в черной подворотне дома клубился такой густой туман и лежал такой
толстый слой инея, словно сам злой дух непогоды сидел там, погруженный в
тяжелое раздумье.
И вот. Достоверно известно, что в дверном молотке, висевшем у входных
дверей, не было ничего примечательного, если не считать его непомерно
больших размеров. Неоспоримым остается и тот факт, что Скрудж видел этот
молоток ежеутренне и ежевечерне с того самого дня, как поселился в этом
доме. Не подлежит сомнению и то, что Скрудж отнюдь не мог похвалиться
особенно живой фантазией. Она у него работала не лучше, а пожалуй, даже и
хуже, чем у любого лондонца, не исключая даже (а это сильно сказано!)
городских советников, олдерменов и членов гильдии. Необходимо заметить еще,
что Скрудж, упомянув днем о своем компаньоне, скончавшемся семь лет назад,
больше ни разу не вспомнил о покойном. А теперь пусть мне кто-нибудь
объяснит, как могло случиться, что Скрудж, вставив ключ в замочную скважину,
внезапно увидел перед собой не колотушку, которая, кстати сказать, не
подверглась за это время решительно никаким изменениям, а лицо Марли.
Лицо Марли, оно не утопало в непроницаемом мраке, как все остальные
предметы во дворе, а напротив того - излучало призрачный свет, совсем как
гнилой омар в темном погребе. Оно не выражало ни ярости, ни гнева, а взирало
на Скруджа совершенно так же, как смотрел на него покойный Марли при жизни,
сдвинув свои бесцветные очки на бледный, как у мертвеца, лоб. Только волосы
как-то странно шевелились, словно на них веяло жаром из горячей печи, а
широко раскрытые глаза смотрели совершенно неподвижно, и это в сочетании с
трупным цветом лица внушало ужас. И все же не столько самый вид или
выражение этого лица было ужасно, сколько что-то другое, что было как бы вне
его.
Скрудж во все глаза уставился на это диво, и лицо Марли тут же
превратилось в дверной молоток.
Мы бы покривили душой, сказав, что Скрудж не был поражен и по жилам у
него не пробежал тот холодок, которого он не ощущал с малолетства. Но после
минутного колебания он снова решительно взялся за ключ, повернул его в
замке, вошел в дом и зажег свечу.
Правда, он помедлил немного, прежде чем захлопнуть за собой дверь, и
даже с опаской заглянул за нее, словно боясь увидеть косицу Марли, торчащую
сквозь дверь на лестницу. Но на двери не было ничего, кроме винтов и гаек,
на которых держался молоток, и, пробормотав: "Тьфу ты, пропасть!", Скрудж с
треском захлопнул дверь.
Стук двери прокатился по дому, подобно раскату грома, и каждая комната
верхнего этажа и каждая бочка внизу, в погребе виноторговца, отозвалась на
него разноголосым эхом. Но Скрудж был не из тех, кого это может запугать. Он
запер дверь на задвижку и начал не спеша подниматься по лестнице, оправляя
по дороге свечу.
Вам знакомы эти просторные старые лестницы? Так и кажется, что по ним
можно проехаться в карете шестерней и протащить что угодно. И разве в этом
отношении они не напоминают слегка наш новый парламент? Ну, а по той
лестнице могло бы пройти целое погребальное шествие, и если бы даже кому-то
пришла охота поставить катафалк поперек, оглоблями - к стене, дверцами - к
перилам, и тогда на лестнице осталось бы еще достаточно свободного места.
Не это ли послужило причиной того, что Скруджу почудилось, будто
впереди него по лестнице сами собой движутся в полумраке похоронные дроги?
Чтобы как следует осветить такую лестницу, не хватило бы и полдюжины газовых
фонарей, так что вам нетрудно себе представить, в какой мере одинокая свеча
Скруджа могла рассеять мрак.
Но Скрудж на это плевать хотел и двинулся дальше вверх по лестнице. За
темноту денег не платят, и потому Скрудж ничего не имел против темноты. Все
же, прежде чем захлопнуть за собой тяжелую дверь своей квартиры, Скрудж
прошелся по комнатам, чтобы удостовериться, что все в порядке. И не
удивительно - лицо покойного Марли все еще стояло у него перед глазами.
Гостиная, спальня, кладовая. Везде все как следует быть. Под столом -
никого, под диваном - никого, в камине тлеет скупой огонек, миска и ложка
ждут на столе, кастрюлька с жидкой овсянкой (коей Скрудж пользовал себя на
ночь от простуды) - на полочке в очаге. Под кроватью - никого, в шкафу -
никого, в халате, висевшем на стене и имевшем какой-то подозрительный вид, -
тоже никого. В кладовой все на месте: ржавые каминные решетки, пара старых
башмаков, две корзины для рыбы, трехногий умывальник и кочерга.
Удовлетворившись осмотром, Скрудж запер дверь в квартиру - запер,
заметьте, на два оборота ключа, что вовсе не входило в его привычки. Оградив
себя таким образом от всяких неожиданностей, он снял галстук, надел халат,
ночной колпак и домашние туфли и сел у камина похлебать овсянки.
Огонь в очаге еле теплился - мало проку было от него в такую холодную
ночь. Скруджу пришлось придвинуться вплотную к решетке и низко нагнуться над
огнем, чтобы ощутить слабое дыхание тепла от этой жалкой горстки углей.
Камин был старый-престарый, сложенный в незапамятные времена каким-то
голландским купцом и облицованный диковинными голландскими изразцами,
изображавшими сцены из священного писания. Здесь были Каины и Авели, дочери
фараона и царицы Савские, Авраамы и Валтасары, ангелы, сходящие на землю на
облаках, похожих на перины, и апостолы, пускающиеся в морское плавание на
посудинах, напоминающих соусники, - словом, сотни фигур, которые могли бы
занять мысли Скруджа. Однако нет - лицо Марли, умершего семь лет назад,
возникло вдруг перед ним, ожившее вновь, как некогда жезл пророка *, и
заслонило все остальное. И на какой бы изразец Скрудж ни глянул, на каждом
тотчас отчетливо выступала голова Марли - так, словно на гладкой поверхности
изразцов не было вовсе никаких изображений, во зато она обладала
способностью воссоздавать образы из обрывков мыслей, беспорядочно мелькавших
в его мозгу.
- Чепуха! - проворчал Скрудж и принялся шагать по комнате. Пройдясь
несколько раз из угла в угол, он снова сел на стул и откинул голову на
спинку. Тут взгляд его случайно упал на колокольчик. Этот старый,
давным-давно ставший ненужным колокольчик был, с какой-то никому неведомой
целью, повешен когда-то в комнате и соединен с одним из помещений верхнего
этажа. С безграничным изумлением и чувством неизъяснимого страха Скрудж
заметил вдруг, что колокольчик начинает раскачиваться. Сначала он
раскачивался еде заметно, и звона почти не было слышно, но вскоре он
зазвонил громко, и ему начали вторить все колокольчики в доме.
Звон длился, вероятно, не больше минуты, но Скруджу эта минута
показалась вечностью. Потом колокольчики смолкли так же внезапно, как и
зазвонили, - все разом. И тотчас откуда-то снизу донеслось бряцание железа -
словно в погребе кто-то волочил по бочкам тяжелую цепь. Невольно Скруджу
припомнились рассказы о том, что, когда в домах появляются привидения, они
обычно влачат за собой цепи.
Тут дверь погреба распахнулась с таким грохотом, словно выстрелили из
пушки, и звон цепей стал доноситься еще явственнее. Вот он послышался уже на
лестнице и начал приближаться к квартире Скруджа.
- Все равно вздор! - молвил Скрудж. - Не верю я в привидения.
Однако он изменился в лице, когда увидел одно из них прямо перед собой.
Без малейшей задержки привидение проникло в комнату через запертую дверь и
остановилось перед Скруджем. И в ту же секунду пламя, совсем было угасшее в
очаге, вдруг ярко вспыхнуло, словно хотело воскликнуть: "Я узнаю его! Это -
Дух Марли!" - и снова померкло.
Да, это было его лицо. Лицо Марли. Да, это был Марли, со своей косицей,
в своей неизменной жилетке, панталонах в обтяжку и сапогах. Кисточки на
сапогах торчали, волосы на голове торчали, косица торчала, полы сюртука
оттопыривались. Длинная цепь опоясывала его и волочилась за ним по полу на
манер хвоста. Она была составлена (Скрудж отлично ее рассмотрел) из ключей,
висячих, замков, копилок, документов, гроссбухов и тяжелых кошельков с
железными застежками. Тело призрака было совершенно прозрачно, и Скрудж,
разглядывая его спереди, отчетливо видел сквозь жилетку две пуговицы сзади
на сюртуке.
Скруджу не раз приходилось слышать, что у Марли нет сердца, но до той
минуты он никогда этому не верил.
Да он и теперь не мог этому поверить, хотя снова и снова сверлил
глазами призрак и ясно видел, что он стоит перед ним, и отчетливо ощущал на
себе его мертвящий взгляд. Он разглядел даже, из какой ткани сшит платок,
которым была окутана голова и шея призрака, и подумал, что такого платка он
никогда не видал у покойного Марли. И все же он не хотел верить своим
глазам.
- Что это значит? - произнес Скрудж язвительно и холодно, как всегда. -
Что вам от меня надобно?
- Очень многое. - Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что это
голос Марли.
- Кто вы такой?
- Спроси лучше, кем я был?
- Кем же вы были в таком случае? - спросил Скрудж, повысив голос. - Для
привидения вы слишком приве... разборчивы. - Он хотел сказать привередливы,
но побоялся, что это будет смахивать на каламбур.
- При жизни я был твоим компаньоном, Джейкобом Марли.
- Не хотите ли вы... Не можете ли вы присесть? - спросил Скрудж, с
сомнением вглядываясь в духа.
- Могу.
- Так сядьте.
Задавая свой вопрос, Скрудж не был уверен в том, что такое бестелесное
существо в состоянии занимать кресло, и опасался, как бы не возникла
необходимость в довольно щекотливых разъяснениях. Но призрак как ни в чем не
бывало уселся в кресло по другую сторону камина. Казалось, это было самое
привычное для него дело.
- Ты не веришь в меня, - заметил призрак.
- Нет, не верю, - сказал Скрудж.
- Что же, помимо свидетельства твоих собственных чувств, могло бы
убедить тебя в том, что я существую?
- Не знаю.
- Почему же ты не хочешь верить своим глазам и ушам?
- Потому что любой пустяк воздействует на них, - сказал Скрудж. - Чуть
что неладно с пищеварением, и им уже нельзя доверять. Может быть, вы вовсе
не вы, а непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик
сыра, или непрожаренная картофелина. Может быть, вы явились не из царства
духов, а из духовки, почем я знаю!
Скрудж был не очень-то большой остряк по природе, а сейчас ему и
подавно было не до шуток, однако он пытался острить, чтобы хоть немного
развеять страх и направить свои мысли на другое, так как, сказать по правде,
от голоса призрака у него кровь стыла в жилах.
Сидеть молча, уставясь в эти неподвижные, остекленелые глаза, - нет,
черт побери, Скрудж чувствовал, что он этой пытки не вынесет! И кроме всего
прочего, было что-то невыразимо жуткое в загробной атмосфере, окружавшей
призрака. Не то, чтоб Скрудж сам не ощущал, но он ясно видел, что призрак
принес ее с собой, ибо, хотя тот и сидел совершенно неподвижно, волосы, полы
его сюртука и кисточки на сапогах все время шевелились, словно на них дышало
жаром из какой-то адской огненной печи.
- Видите вы эту зубочистку? - спросил Скрудж, переходя со страху в
наступление и пытаясь хотя бы на миг отвратить от себя каменно-неподвижный
взгляд призрака.
- Вижу, - промолвило привидение.
- Да вы же не смотрите на нее, - сказал Скрудж.
- Не смотрю, но вижу, - был ответ.
- Так вот, - молвил Скрудж. - Достаточно мне ее проглотить, чтобы до
конца дней моих меня преследовали злые духи, созданные моим же воображением.
Словом, все это вздор! Вздор и вздор!
При этих словах призрак испустил вдруг такой страшный вопль и принялся
так неистово и жутко греметь цепями, что Скрудж вцепился в стул, боясь
свалиться без чувств. Но и это было еще ничто по сравнению с тем ужасом,
который объял его, когда призрак вдруг размотал свой головной платок (можно
было подумать, что ему стало жарко!) и у него отвалилась челюсть.
Заломив руки, Скрудж упал на колени.
- Пощади! - взмолился он. - Ужасное видение, зачем ты мучаешь меня!
- Суетный ум! - отвечал призрак. - Веришь ты теперь в меня или нет?
- Верю, - воскликнул Скрудж. - Как уж тут не верить! Но зачем вы, духи,
блуждаете по земле, и зачем ты явился мне?
- Душа, заключенная в каждом человеке, - возразил призрак, - должна
общаться с людьми и, повсюду следуя за ними, соучаствовать в их судьбе. А
тот, кто не исполнил этого при жизни, обречен мыкаться после смерти. Он
осужден колесить по свету и - о, горе мне! - взирать на радости и горести
людские, разделить которые он уже не властен, а когда-то мог бы - себе и
другим на радость.
И тут из груди призрака снова исторгся вопль, и он опять загремел
цепями и стал ломать свои бестелесные руки.
- Ты в цепях? - пролепетал Скрудж, дрожа. - Скажи мне - почему?
- Я ношу цепь, которую сам сковал себе при жизни, - отвечал призрак. -
Я ковал ее звено за звеном и ярд за ярдом. Я опоясался ею по доброй воле и
по доброй воле ее ношу. Разве вид этой цепи не знаком тебе?
Скруджа все сильнее пробирала дрожь.
- Быть может, - продолжал призрак, - тебе хочется узнать вес и длину
цепи, которую таскаешь ты сам? В некий сочельник семь лет назад она была
ничуть не короче этой и весила не меньше. А ты ведь немало потрудился над
нею с той поры. Теперь это надежная, увесистая цепь!
Скрудж глянул себе под ноги, ожидая увидеть обвивавшую их железную цепь
ярдов сто длиной, но ничего не увидел.
- Джейкоб! - взмолился он. - Джейкоб Марли, старина! Поговорим о
чем-нибудь другом! Утешь, успокой меня, Джейкоб!
- Я не приношу утешения, Эбинизер Скрудж! - отвечал призрак. - Оно
исходит из иных сфер. Другие вестники приносят его и людям другого сорта. И
открыть тебе все то, что мне бы хотелось, я тоже не могу. Очень немногое
дозволено мне. Я не смею отдыхать, не смею медлить, не смею останавливаться
нигде. При жизни мой дух никогда не улетал за тесные пределы нашей конторы -
слышишь ли ты меня! - никогда не блуждал за стенами этой норы - нашей
меняльной лавки, - и годы долгих, изнурительных странствий ждут меня теперь.
Скрудж, когда на него нападало раздумье, имел привычку засовывать руки
в карманы панталон. Размышляя над словами призрака, он и сейчас машинально
сунул руки в карманы, не вставая с колен и не подымая глаз.
- Ты, должно быть, странствуешь не спеша, Джейкоб, - почтительно и
смиренно, хотя и деловито заметил Скрудж.
- Не спеша! - фыркнул призрак.
- Семь лет как ты мертвец, - размышлял Скрудж. - И все время в пути!
- Все время, - повторил призрак. - И ни минуты отдыха, ни минуты покоя.
Непрестанные угрызения совести.
- И быстро ты передвигаешься? - поинтересовался Скрудж.
- На крыльях ветра, - отвечал призрак.
- За семь лет ты должен был покрыть порядочное расстояние, - сказал
Скрудж.
Услыхав эти слова, призрак снова испустил ужасающий вопль и так
неистово загремел цепями, тревожа мертвое безмолвие ночи, что постовой
полисмен имел бы полное основание привлечь его к ответственности за
нарушение общественной тишины и порядка.
- О раб своих пороков и страстей! - вскричало привидение. - Не знать
того, что столетия неустанного труда душ бессмертных должны кануть в
вечность, прежде чем осуществится все добро, которому надлежит
восторжествовать на земле! Не знать того, что каждая христианская душа,
творя добро, пусть на самом скромном поприще, найдет свою земную жизнь
слишком быстротечной для безграничных возможностей добра! Не знать того, что
даже веками раскаяния нельзя возместить упущенную на земле возможность
сотворить доброе дело. А я не знал! Не знал!
- Но ты же всегда хорошо вел свои дела, Джейкоб, - пробормотал Скрудж,
который уже начал применять его слова к себе.
- Дела! - вскричал призрак, снова заламывая руки. - Забота о ближнем -
вот что должно было стать моим делом. Общественное благо - вот к чему я
должен был стремиться. Милосердие, сострадание, щедрость, вот на что должен
был я направить свою деятельность. А занятия коммерцией - это лишь капля
воды в безбрежном океане предначертанных нам дел.
И призрак потряс цепью, словно в ней-то и крылась причина всех его
бесплодных сожалений, а затем грохнул ею об пол.
- В эти дни, когда год уже на исходе, я страдаю особенно сильно, -
промолвило привидение. - О, почему, проходя в толпе ближних своих, я опускал
глаза долу и ни разу не поднял их к той благословенной звезде, которая
направила стопы волхвов к убогому крову. Ведь сияние ее могло бы указать и
мне путь к хижине бедняка.
У Скруджа уже зуб на зуб не попадал - он был чрезвычайно напуган тем,
что призрак все больше и больше приходит в волнение.
- Внемли мне! - вскричал призрак. - Мое время истекает.
- Я внемлю, - сказал Скрудж, - но пожалей меня. Джейкоб, не изъясняйся
так возвышенно. Прошу тебя, говори попроще!
- Как случилось, что я предстал пред тобой, в облике, доступном твоему
зрению, - я тебе не открою. Незримый, я сидел возле тебя день за днем.
Открытие было не из приятных. Скруджа опять затрясло как в лихорадке, и
он отер выступавший на лбу холодный пот.
- И, поверь мне, это была не легкая часть моего искуса, - продолжал
призрак. - И я прибыл сюда этой ночью, дабы возвестить тебе, что для тебя
еще не все потеряно. Ты еще можешь избежать моей участи, Эбинизер, ибо я
похлопотал за тебя.
- Ты всегда был мне другом, - сказал- Скрудж. - Благодарю тебя.
- Тебя посетят, - продолжал призрак, - еще три Духа.
Теперь и у Скруджа отвисла челюсть.
- Уж не об этом ли ты похлопотал, Джейкоб, не в этом ли моя надежда? -
спросил он упавшим голосом.
- В этом.
- Тогда... тогда, может, лучше не надо, - сказал Скрудж.
- Если эти Духи не явятся тебе, ты пойдешь по моим стопам, - сказал
призрак. - Итак, ожидай первого Духа завтра, как только пробьет Час
Пополуночи.
- А не могут ли они прийти все сразу, Джейкоб? - робко спросил Скрудж.
- Чтобы уж поскорее с этим покончить?
- Ожидай второго на следующую ночь в тот же час. Ожидай третьего - на
третьи сутки в полночь, с последнем ударом часов. А со мной тебе уже не
суждено больше встретиться. Но смотри, для своего же блага запомни твердо
все, что произошло с тобой сегодня.
Промолвив это, дух Марли взял со стола свой платок и снова обмотал им
голову. Скрудж догадался об этом, услыхав, как лязгнули зубы призрака, когда
подтянутая платком челюсть стала на место. Тут он осмелился поднять глаза и
увидел, что его потусторонний пришелец стоит перед ним, вытянувшись во весь
рост и перекинув цепь через руку на манер шлейфа. Призрак начал пятиться к
окну, и одновременно с этим рама окна стала потихоньку подыматься. С каждым
его шагом она подымалась все выше и выше, и когда он достиг окна, оно уже
было открыто.
Призрак поманил Скруджа к себе, и тот повиновался. Когда между ними
оставалось не более двух шагов, призрак предостерегающе поднял руку. Скрудж
остановился.
Он остановился не столько из покорности, сколько от изумления и страха.
Ибо как только рука призрака поднялась вверх, до Скруджа донеслись какие-то
неясные звуки: смутные и бессвязные, но невыразимо жалобные причитания и
стоны, тяжкие вздохи раскаяния и горьких сожалений. Призрак прислушивался к
ним с минуту, а затем присоединил свой голос к жалобному хору и, воспарив
над землей, растаял во мраке морозной ночи за окном.
Любопытство пересилило страх, и Скрудж тоже приблизился к окну и
выглянул наружу.
Он увидел сонмы привидений. С жалобными воплями и стенаниями они
беспокойно носились по воздуху туда и сюда, и все, подобно духу Марли, были
в цепях. Не было ни единого призрака, не отягощенного цепью, но некоторых
(как видно, членов некоего дурного правительства) сковывала одна цепь.
Многих Скрудж хорошо знал при жизни, а с одним пожилым призраком в белой
жилетке был когда-то даже на короткой ноге. Этот призрак, к щиколотке
которого был прикован несгораемый шкаф чудовищных размеров, жалобно сетовал
на то, что лишен возможности помочь бедной женщине, сидевшей с младенцем на
руках на ступеньках крыльца. Да и всем этим духам явно хотелось вмешаться в
дела смертных и принести добро, но они уже утратили эту возможность навеки,
и именно это и было причиной их терзаний.
Туман ли поглотил призраки, или они сами превратились в туман - Скрудж
так и не понял. Только они растаяли сразу, как и их призрачные голоса, и
опять ночь была как ночь, и все стало совсем как прежде, когда он
возвращался к себе домой.
Скрудж затворил окно и обследовал дверь, через которую проник к нему
призрак Марли. Она была по-прежнему заперта на два оборота ключа, - ведь он
сам ее запер, - и все засовы были в порядке. Скрудж хотел было сказать
"чепуха!", но осекся на первом же слоге. И то ли от усталости и пережитых
волнений, то ли от разговора с призраком, который навеял на него тоску, а
быть может и от соприкосновения с Потусторонним Миром или, наконец, просто
от того, что час был поздний, но только Скрудж вдруг почувствовал, что его
нестерпимо клонит ко сну. Не раздеваясь, он повалился на постель и тотчас
заснул как убитый.
А еще по этому произведению был снят очень хороший диснеевский мультик:
http://www.youtube.com/watch?v=CZM_NuLO0Is
Arven писал(а):Легенды о Жиле де Рэ
Об этом человеке упоминается во многих книгах, н-р, в первой книге об Анжелике, и вот я прочитала его биографию. Жуткая история. Неужели правда? А если нет, то получается, что человека невинно казнили. Кстати, сам эпизод суда и обвинения в колдовстве тоже напоминают книгу А. и С Голон - суд над Жеффреем.
Tamata писал(а):
Еще я хотела бы сделать маленькое объявление, может быть оно кого-нибудь заинтересует:
Очень красивая картинка. Зима и магия, и Снежная королева. Красиво получилось!
Vlada писал(а):А еще переделали любимую Остен на ужастики
О, нет, я протестую. За что?
Ленни писал(а):Если не ошибаюсь Гауф Рассказ о корабле привидений страшная такая сказочка
Спасибо. Теперь могу поискать. Хотелось бы еще раз прочитать. Интересно, какое будет впечатление через много лет. Когда первый раз читала, было о-ч-ч-ень жутко! даже по ночам кошмары снились. Слишком впечатлительной была в детстве.
...
Vlada:
Эта неделя - поэтическая, я к вам принесла с одного сайта чудесную балладу
Баллада о призраке (средневековая баллада)
Каршин http://www.hohmodrom.ru/hi-hi/2000/05-12-149.html
Однажды призрак короля,
Умершего давно,
К старушке фрейлине залез
Пыхтя, через окно.
Он был в изящных башмаках
И рваной простыне,
И для визитов сей наряд
Не подходил вполне.
От страха фрейлина кричит,
Оберегая честь,
От этих криков и глухой
К ней не захочет влезть.
"Я Вас спасу!" - вбегает к ней
Отважный рыцарь Мак,
И с этим криком бьется лбом
О призрака кулак.
"Я Вас спасу!" - сказал сэр Кар,
Заклятие заплел,
Но от заклятия его
Исчез не дух, а стол.
Сэр Коу тихо обратил
Молитву в небеса,
И долго ждал, пока она
Проявит чудеса.
Дух на героев посмотрел,
Качая головой:
"Я, видно спутал в темноте
Окошко кладовой".
Он вновь полез через окно,
И выбрался почти,
Но тут сказал сэр Кар:"Постой!
Так просто не уйти!"
И от заклятия его
Послышался удар.
Неплохо, видимо, его
Сработал рыцарь Кар.
Спустились рыцари во двор,
Но духа нет следа.
И каждый из троих был горд
Победою тогда.
Но непонятно никому,
С чего же в день другой
Был Черный рыцарь весь избит
Под черною броней.
А также кто из кладовой
Все вытащил вино,
И где же призрак короля,
Умершего давно...
...
Arven:
Ну, а теперь и я тоже вас всех побалую средневековой балладой, написанной
Марией Французской
БИСКЛАВРЕТ
О Бисклаврете песнь моя,
О нем желаю помнить я.
Так по-бретонски назван тот,
Кого норманн «вервольф» зовёт.
И о вервольфах вы не раз
Старинный слышали рассказ.
Немало было их в те дни,
В лесах охотились они.
Вервольф — убийца, людоед,
В нем доброты ни капли нет,
В лесной глуши, в глубокой мгле
Он бродит в ярости и зле.
Но то оставлю я сейчас,
О Бисклаврете мой рассказ.
В Бретани рыцарь знатный жил.
Хвалой невиданною был
Прославлен он — красив и смел,
Дух благородный он имел.
Король любил его, как друг,
Как и соседи все вокруг.
Всем хороша его жена —
Любила рыцаря она,
Не меньше он её любил.
Но для тревоги повод был —
Ведь на три дня, в неделю раз,
В лесу скрывался он от глаз.
Не знали слуги и жена,
Где он, что с ним. Она одна
Тревогой мучилась, но вот,
Весёлый, вновь он у ворот.
Жена — расспрашивать его:
«Мой муж, мой друг, мой дорогой,
С моей заботой тяжко жить,
Ах, если б смела я спросить!
Но я боюсь прогневать вас,
Душа трепещет всякий раз».
Тут он её прижал к груди
И поцелуем наградил.
«Моя любовь, спроси теперь
О чём желаешь, и поверь,
Что, коль смогу, отвечу я».
«О сэр, душа больна моя —
Всегда мне ужас застит свет
В те дни, когда вас рядом нет.
Боюсь я в сердце каждый час,
Что потерять могу я вас.
Коль не поможете, мой друг,
Боюсь, умру от этих мук!
Куда вы ходите? Какой
Живёте жизнью? Вы с другой
Встречаетесь — вы влюблены?
Но это грех, вы знать должны!»
«Моя душа, о Боже, нет!
Тебе то знанье лишь во вред.
Я оттолкну любовь твою,
Коль расскажу, что я таю».
Отказ услышавши, она
Была всерьёз удивлена.
И лестью, хитростью опять
Она стремилась разузнать
У мужа тайну, и в ответ
Он, наконец, открыл секрет:
«Я, бисклавретом обратясь,
Бегу в лесов густую вязь,
Чащоб любимых синеву.
Своей добычей там живу».
Она, услышавши рассказ,
Спросила мужа тот же час,
Нагой он там? Иль в чём одет?
«Я голый, как рождён на свет».
«Где, ради Бога, ваш наряд?»
«Мадам, о том не говорят.
Ведь, коль потеряна моя
Одежда будет, знаю я,
Что бисклавретом обращён
Останусь я до тех времён,
Как вновь ее не получу.
Я рисковать так не хочу».
«Сэр, — дама говорит в ответ, —
Я вас люблю, как божий свет.
Мое доверие храня,
Скрывать не должно от меня
Вам ничего. Или грешна
Пред вами я? Моя вина
Или ошибка в чем моя?
Мне все откройте, не тая».
Она твердила так не раз,
И он поведал свой рассказ.
«Мадам, у той тропы лесной,
Которой я хожу домой,
Часовня старая одна.
Частенько служит мне она:
Лежит там камень у куста,
Под этим камнем пустота.
Под ним костюм я прячу мой
Доколе не пора домой».
Узнав о чуде том, она
Была от ужаса красна;
И страхом скована, потом
Всё только думала о том,
Как ей спастись, куда бежать,
Чтоб не делить вновь с ним кровать.
Неподалёку рыцарь жил.
Ту даму он давно любил.
Молил её он вновь и вновь,
Чтоб отдала ему любовь —
Хоть неизменно холодна
До этих пор была она —
Сейчас, послав за ним гонца,
Ему открылась до конца:
«О, будте радостны, мой друг!
Забудте скорбь сердечных мук.
Желанью вашему в ответ
Сейчас никто не скажет “нет”.
Мою любовь и тело вам,
О мой возлюбленный, отдам».
Тогда, признательности полн,
Залог любимой принял он —
Обет помолвки. И как раз
Она сказала, что сейчас
В отлучке муж, и кем он был.
По той тропе, где муж ходил,
Его направила в пути,
Одежду мужа принести.
Так Бисклаврет на жизнь зверей
Был обречён женой своей.
Ведь в лес он часто уходил,
И каждый в том согласен был,
Что он навеки в нём исчез.
Они осматривали лес,
Но не могли найти следов.
Забылось всё в конце концов,
И свадьбу с дамою сыграл
Тот, кто любил её и ждал.
Вот минул год, как он исчез.
Король повёл охоту в лес.
В чащобу путь его привёл,
Где Бисклаврет приют нашёл.
Когда собаки взяли след,
Был ими найден Бисклаврет.
И целый день упорный гон
Вели охотники, и он,
К заливу загнанный почти,
Разорван был бы на клочки.
Но он увидел короля.
О милосердии моля,
На стремя лапой встав, он смог
Поцеловать его сапог.
Король испуган, поражён.
Не медля, свиту кличет он:
«Идите все скорей сюда!
Дивитесь чуду, господа,
Как человек, смиренен зверь!
Он просит милости теперь.
Собак велите отвести,
Удар не смейте нанести!
Зверь всё, как видно, сознаёт.
Ну что вы медлите! Вперёд!
Да будет милость с ним моя.
Охоту нынче кончил я».
Король идёт, и сразу вслед
За ним ступает Бисклаврет;
Прочь не стремится, пощажён.
Отстать на шаг боится он.
Король привёл его в свой дом.
Он в восхищении большом,
Не зрел такого он. Теперь
Ему как чудо этот зверь,
Сокровище, зеница глаз.
И людям он даёт приказ
Его заботой оградить,
Ему ничем не повредить,
Коль короля почёт им мил.
Чтоб вкусно ел и вдоволь пил.
О нём все рады хлопотать.
Он каждый день ложится спать
Меж лучших, рядом с королём.
И дорог каждому стал он.
Ведь он так вежлив, ласков был,
Зла никогда б не сотворил.
Куда бы ни пошёл король,
Он рядом был любой порой.
Он с ним в любые времена.
Любовь его легко видна.
Веду я дальше разговор.
Король держал роскошный двор;
Своих баронов он созвал,
Которым земли даровал,
Помочь чтоб пиршество открыть,
Ему достойно послужить.
И рыцарь тот придти был рад,
Одетый в дорогой наряд,
Кто на Бисклаврета жене
Теперь женился. И во сне
Не ждал он встречи с ним, но вот
Теперь он во дворец идёт.
И Бисклаврет его узнал,
К нему рванулся через зал,
Впился зубами, рвал, тянул.
И плохо бы пришлось тому,
Но отозвал его король,
Грозился палкой. Но второй
И третий раз он в тот же день
Напасть хотел, дивя людей.
Но он ни разу до того
Не нападал ни на кого,
И люди все убеждены —
Тому причины быть должны.
Он ранил, поразил врага —
Доволен местью. И пока
Не нарушал он больше мир,
Доколь не был окончен пир,
И все бароны чередой
К себе разъехались домой.
И был, я знаю, рыцарь тот
Одним из первых у ворот,
Его не терпит Бисклаврет —
Тому дивиться нужды нет.
Немного времени спустя —
Совсем недолго, знаю я —
Вновь на прогулку в лес идёт
Король любезный, мудрый тот,
Где Бисклаврет им обретён.
С ним рядом, как обычно, он.
Вот сумрак ночи день сменил
В краю, где он когда-то жил.
О том Бисклаврета жена
Узнала; собралась она
В наряде праздничном своём,
Взяв дар, на встречу с королём.
Как Бисклаврет её узнал,
Его никто бы не сдержал.
В безумье прянул, как стрела —
Прекрасна месть его была:
Он оторвал с лица ей нос.
Страшней удар какой б нанёс?
Его спешат все окружить,
Готовы тотчас изрубить,
Но был советник там один
При короле: «Мой господин,
Тот зверь давно уже при вас,
Из всех людей, что здесь сейчас,
Его подолгу каждый знал;
Повсюду с нами он бывал.
И не был им никто сражён,
Ко злу не склонен вовсе он
Со всеми, кроме дамы здесь.
Тому причина, верно, есть.
Он к мужу дамы, к ней самой
Питает явно гнев большой.
Та дама — рыцаря вдова,
Что прежде был так дорог вам,
Кто так давно потерян был,
Не знаем мы его судьбы.
Велите даму допросить,
Тогда откроем, может быть,
За что её не терпит зверь.
Коль знает, скажет пусть теперь.
В Бретани странные порой
Дела творятся, мой король».
Мил королю совет его.
Схватили рыцаря того
Они тотчас, и даму с ним.
Чинят допрос суровый им.
И болью, ужасом полна,
Всё рассказала тут она:
О том, как мужа предала,
Его одежду убрала,
Всё то, что муж ей рассказал,
Куда ходил он, кем он стал.
С момента кражи по сей день
Его не зрели меж людей,
Но у неё сомнений нет,
Что зверь тот — вправду Бисклаврет.
И даме дал король приказ
Вернуть одежду сей же час.
Вот внесена была она
И Бисклаврету отдана.
Пред ним лежал костюм его,
Но он не сделал ничего.
Однако спутник мудрый тот
Вновь королю совет даёт:
«Сир, вы не правы. Убеждён
Я в том, что не решится он
Надеть одежду здесь, при вас,
И поменять обличье враз.
Ужасно то — вам не понять —
Что он стыдится показать.
Вы с ним ступайте в свой покой,
Его костюм забрав с собой,
Потом оставьте. Будем ждать,
Вернёт ли вид людской опять».
Его в покои проводил
Король и двери все закрыл.
И, подождав, вернулся он,
Баронами сопровождён
Двумя. И вот, войдя в покой,
Все трое видят пред собой —
На пышном ложе рыцарь спит.
Король обнять его спешит;
Расцеловал его сто раз.
Ему назад вернул тотчас
Его владенья все опять
И дал даров — не сосчитать.
А дама сослана затем
Была в изгнание, и с тем
Её судьба съединена,
С кем мужа предала она.
Немало им дано детей;
Они известны меж людей
Их внешностью, чертами их:
Немало женщин той семьи
Без носа были рождены.
И это так! Дела дивны,
О коих рассказала я,
Но вся правдива песнь моя,
О Бисклаврете сложена,
В веках чтоб помнилась она.
http://www.diary.ru/~OldBook/p22500714.htm
Баллада Марии Французской "Об оборотне", перевод Nymue
...
Танюшка:
Король с мужем ещё милостивы оказались. Если мне не изменяет склероз в средние века неверные жёны вместе с любовниками очень жестоко наказывались.
...
Evelyn:
Vlada писал(а):Эта неделя - поэтическая, я к вам принесла с одного сайта чудесную балладу
Отличная тема, обожаю баллады! И тоже хочу упомянуть одного всем нам хорошо известного поэта 1-й половины 19 века Василия Андреевича Жуковского. А его особенно первая баллада "Людмила" очень соответствует нашей теме: в ней есть и мертвец и могила и страшная ночь.
Василий Андреевич Жуковский
1783-1852
Жуковский выступал в самых разнообразных поэтических жанрах. Он пробовал свои возможности в балладе, романсе и сказке. Но ведущая роль в его творчестве принадлежит балладе. «Баллады, — писал поэт, — мой избранный род поэзии».
Баллада, как она обозначилась к XIX веку в сентиментально-романтической западноевропейской литературе, преимущественно в Англии (С. Т. Колридж, В. Скотт, Р. Саути) и Германии (Г. Бюргер, Ф. Шиллер, Гете, Л. Уланд), — лиро-эпическое произведение, чаще всего необычного, легендарно-исторического, фантастического и драматическо-героического характера. Этот вид как нельзя более соответствовал мрачным переживаниям и раздумьям Жуковского о жизни и о судьбах человека.
Первой балладой, которую Жуковский закончил 14 апреля 1808 года, была «Людмила». Повествование в ней построено так, словно мы непосредственно включены в событие. Вопрос, который задаётся героине, исходит как бы от нас, и отвечает, в силу этого, Людмила нам. Причём ответ её многозначный. По сути, уже тут предсказание трагического конца героини. Бог исполнит то, что она хочет: могила разверзнется, откроется гроб. Сбудется то, чего она желает, не понимая, чего же желает на самом деле. Жених придёт к ней. Но он мёртвый, значит, и придёт к ней мёртвым. Слепота отчаяния тут никак не просветлена тем “вдохновением страданья”, о котором Жуковский напишет в элегии «На кончину её величества королевы Виртембергской». И потому горе здесь упрямо, не вдохновенно, слито с эгоистической страстью, цепляющейся за свой предмет. Ах, так ты не хочешь отступиться, ты полагаешь, что нашла главное в этом мире и держишься за него! Хорошо, страсть вознаграждается. Бог милосерд настолько, что даёт тебе просимое. Но выясняется, что человек-то как раз и не знает, чего он просит. Имея дело с реальностью, он всё время превращает её в удобную для себя грёзу, грёзу, в которой мертвецы оказываются живыми. Именно о заблудшей (в прямом смысле этого слова), обманутой своим упрямым чувством душе (ведь Людмиле важнее всего, что это её чувство) и рассказывает баллада.
ЛЮДМИЛА
"Где ты, милый? Что с тобою?
С чужеземною красою,
Знать, в далекой стороне
Изменил, неверный, мне;
Иль безвременно могила
Светлый взор твой угасила".
Так Людмила, приуныв,
К персям очи преклонив,
На распутии вздыхала.
"Возвратится ль он,- мечтала,
Из далеких, чуждых стран
С грозной ратию славян?"
Пыль туманит отдаленье;
Светит ратных ополченье;
Топот, ржание коней;
Трубный треск и стук мечей;
Прахом панцири покрыты;
Шлемы лаврами обвиты:
Близко, близко ратных строй;
Мчатся шумною толпой
Жены, чада, обрученны...
"Возвратились, незабвенны!.."
А Людмила? Ждет-пождет...
"Там дружину он ведет;
Сладкий час - соединенье!.."
Вот проходит ополченье;
Миновался ратных строй...
Где ж, Людмила, твой герой?
Где твоя, Людмила, радость?
Ах! прости, надежда-сладость!
Все погибло: друга нет.
Тихо в терем свой идет,
Томну голову склонила:
"Расступись, моя могила;
Гроб, откройся; полно жить:
Дважды сердцу не любить".
"Что с тобой, моя Людмила?
Мать со страхом возопила.-
О, спокой тебя творец!" -
"Милый друг, всему конец;
Что прошло - невозвратимо;
Небо к нам неумолимо;
Царь небесный нас забыл...
Мне ль он счастья не сулил?
Где ж обетов исполненье?
Где святое провиденье?
Нет, немилостив творец;
Все прости; всему конец".
"О Людмила, грех роптанье;
Скорбь - создателя посланье;
Зла создатель не творит;
Мертвых стон не воскресит".-
"Ах! родная, миновалось!
Сердце верить отказалось!
Я ль, с надеждой и мольбой,
Пред иконою святой
Не точила слез ручьями?
Нет, бесплодными мольбами
Не призвать минувших дней;
Не цвести душе моей.
Рано жизнью насладилась,
Рано жизнь моя затмилась,
Рано прежних лет краса.
Что взирать на небеса?
Что молить неумолимых?
Возвращу ль невозвратимых?" -
"Царь небес, то скорби глас!
Дочь, воспомни смертный час;
Кратко жизни сей страданье;
Рай - смиренным воздаянье,
Ад - бунтующим сердцам;
Будь послушна небесам".
"Что, родная, муки ада?
Что небесная награда?
С милым вместе - всюду рай;
С милым розно - райский край
Безотрадная обитель.
Нет, забыл меня спаситель!" -
Так Людмила жизнь кляла,
Так творца на суд звала...
Вот уж солнце за горами;
Вот усыпала звездами
Ночь спокойный свод небес;
Мрачен дол, и мрачен лес.
Вот и месяц величавый
Встал над тихою дубравой:
То из облака блеснет,
То за облако зайдет;
С гор простерты длинны тени;
И лесов дремучих сени,
И зорцало зыбких вод,
И небес далекий свод
В светлый сумрак облеченны...
Спят пригорки отдаленны,
Бор заснул, долина спит...
Чу!.. полночный час звучит.
Потряслись дубов вершины;
Вот повеял от долины
Перелетный ветерок...
Скачет по полю ездок:
Борзый конь и ржет и пышет.
Вдруг... идут... (Людмила слышит)
На чугунное крыльцо...
Тихо брякнуло кольцо...
Тихим шепотом сказали...
(Все в ней жилки задрожали.)
То знакомый голос был,
То ей милый говорил:
"Спит иль нет моя Людмила?
Помнит друга иль забыла?
Весела иль слезы льет?
Встань, жених тебя зовет".-
"Ты ль? Откуда в час полночи?
Ах! едва прискорбны очи
Не потухнули от слез.
Знать, тронулся царь небес
Бедной девицы тоскою?
Точно ль милый предо мною?
Где же был? Какой судьбой
Ты опять в стране родной?"
"Близ Наревы дом мой тесный.
Только месяц поднебесный
Над долиною взойдет,
Лишь полночный час пробьет -
Мы коней своих седлаем,
Темны кельи покидаем.
Поздно я пустился в путь.
Ты моя; моею будь...
Чу! совы пустынной крики.
Слышишь? Пенье, брачны лики.
Слышишь? Борзый конь заржал.
Едем, едем, час настал".
"Переждем хоть время ночи;
Ветер встал от полуночи;
Хладно в поле, бор шумит;
Месяц тучами закрыт".-
"Ветер буйный перестанет:
Стихнет бор, луна проглянет;
Едем, нам сто верст езды.
Слышишь? Конь грызет бразды,
Бьет копытом с нетерпенья.
Миг нам страшен замедленья;
Краткий, краткий дан мне срок;
Едем, едем, путь далек".
"Ночь давно ли наступила?
Полночь только что пробила.
Слышишь? Колокол гудит".-
"Ветер стихнул; бор молчит;
Месяц в водный ток глядится:
Мигом борзый конь домчится".
"Где ж, скажи, твой тесный дом?"
"Там, в Литве, краю чужом:
Хладен, тих, уединенный,
Свежим дерном покровенный;
Саван, крест, и шесть досток.
Едем, едем, путь далек".
Мчатся всадник и Людмила.
Робко дева обхватила
Друга нежною рукой,
Прислонясь к нему главой.
Скоком, лётом по долинам,
По буграм и по равнинам;
Пышет конь, земля дрожит;
Брызжут искры от копыт;
Пыль катится вслед клубами;
Скичут мимо них рядами
Рвы, поля, бугры, кусты:
С громом зыблются мосты.
"Светит месяц, дол сребрится:
Мертвый с девицею мчится;
Путь их к келье гробовой.
Страшно ль, девица, со мной?" -
"Что до мертвых? что до гроба?
Мертвых дом земли утроба".-
"Чу! в лесу потрясся лист.
Чу! в глуши раздался свист.
Черный ворон встрепенулся;
Вздрогнул конь и отшатнулся;
Вспыхнул в поле огонек".-
"Близко ль, милый?" - "Путь далек".
Слышат шорох тихих теней:
В час полуночных видений,
В дыме облака, толпой,
Прах оставя гробовой
С поздним месяца восходом,
Легким, светлым хороводом
В цепь воздушную свились;
Вот за ними понеслись;
Вот поют воздушны лики:
Будто в листьях повилики
Вьется легкий ветерок;
Будто плещет ручеек.
"Светит месяц, дол сребрится;
Мертвый с девицею мчится;
Путь их к келье гробовой.
Страшно ль, девица, со мной?" -
"Что до мертвых? что до гроба?
Мертвых дом земли утроба".-
"Конь, мой конь, бежит песок;
Чую ранний ветерок;
Конь, мой конь, быстрее мчися;
Звезды утренни зажглися,
Месяц в облаке потух.
Конь, мой конь, кричит петух".
"Близко ль, милый?" - "Вот примчались".
Слышат: сосны зашатались;
Слышат: спал с ворот запор;
Борзый конь стрелой на двор.
Что же, что в очах Людмилы?
Камней ряд, кресты, могилы,
И среди них божий мрам.
Конь несется по гробам;
Стены звонкий вторят топот;
И в траве чуть слышный шепот,
Как усопших тихий глас...
Вот денница занялась.
Что же чудится Людмиле?..
К свежей конь примчась могиле
Бух в нее и с седоком.
Вдруг - глухой подземный гром;
Страшно доски затрещали;
Кости в кости застучали;
Пыль взвилася; обруч хлоп;
Тихо, тихо вскрылся гроб...
Что же, что в очах Людмилы?..
Ах, невеста, где твой милый?
Где венчальный твой венец?
Дом твой - гроб; жених - мертвец.
Видит труп оцепенелый;
Прям, недвижим, посинелый,
Длинным саваном обвит.
Страшен милый прежде вид;
Впалы мертвые ланиты;
Мутен взор полуоткрытый;
Руки сложены крестом.
Вдруг привстал... манит перстом...
"Кончен путь: ко мне, Людмила;
Нам постель - темна могила;
Завес - саван гробовой;
Сладко спать в земле сырой".
Что ж Людмила?.. Каменеет,
Меркнут очи, кровь хладеет,
Пала мертвая на прах.
Стон и вопли в облаках;
Визг и скрежет под землею;
Вдруг усопшие толпою
Потянулись из могил;
Тихий, страшный хор завыл:
"Смертных ропот безрассуден;
Царь всевышний правосуден;
Твой услышал стон творец:
Час твой бил, настал конец".
...
Ми-ми:
Привет всем, дорогие дамы и леди! Я слегка задержалась, так как мне переставили часы на час (я так и не поняла, раньше или позже, потому что мои часы с часами в компе показывали разное время. Так я смотрю-еще половина седьмого, детское время, села досмотреть фильм "Кейт и Лео", который посоветовали посмотреть, ну и вот, вы тут без меня вовсю стишками балуетесь! Я к вам присоединяюсь!
Эту поэму я очень любила читать в детстве. Жуть берет, а читаешь – и вот справедливое возмездие! И радуешься, что для умной девицы все закончилось хорошо. Пушкин мастерски закрутил интригу и дал блестящий финал. Надо бы, конечно, дать и предысторию, как девица попала в лес одна, она же не чернавка какая, за хворостом в лес не ходила. Ну да ладно, главное сказано, а мораль типа «не ходите, дети, в Африку гулять…» бледнеет перед эффектной концовкой поэмы у Пушкина. Тема безбожников-разбойников была очень популярна в народе лет 200 назад, ими пугали и непослушных детей, и неразумных девиц.
А.С. Пушкин. Жених
Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь
Без памяти вбежала.
С вопросами отец и мать
К Наташе стали приступать.
Наташа их не слышит,
Дрожит и еле дышит.
Тужила мать, тужил отец,
И долго приступали,
И отступились наконец,
А тайны не узнали.
Наташа стала, как была,
Опять румяна, весела,
Опять пошла с сестрами
Сидеть за воротами.
Раз у тесовых у ворот,
С подружками своими,
Сидела девица — и вот
Промчалась перед ними
Лихая тройка с молодцом.
Конями, крытыми ковром,
В санях он стоя правит,
И гонит всех, и давит.
Он, поровнявшись, поглядел,
Наташа поглядела,
Он вихрем мимо пролетел,
Наташа помертвела.
Стремглав домой она бежит.
«Он! он! узнала! — говорит, —
Он, точно он! держите,
Друзья мои, спасите!»
Печально слушает семья,
Качая головою;
Отец ей: «Милая моя,
Откройся предо мною.
Обидел кто тебя, скажи,
Хоть только след нам укажи».
Наташа плачет снова.
И более ни слова.
Наутро сваха к ним на двор
Нежданая приходит.
Наташу хвалит, разговор
С отцом ее заводит:
«У вас товар, у нас купец;
Собою парень молодец,
И статный, и проворный,
Не вздорный, не зазорный.
Богат, умен, ни перед кем
Не кланяется в пояс,
А как боярин между тем
Живет, не беспокоясь;
А подарит невесте вдруг
И лисью шубу, и жемчуг,
И перстни золотые,
И платья парчевые.
Катаясь, видел он вчера
Ее за воротами;
Не по рукам ли, да с двора,
Да в церковь с образами?»
Она сидит за пирогом,
Да речь ведет обиняком,
А бедная невеста
Себе не видит места.
«Согласен, — говорит отец; —
Ступай благополучно,
Моя Наташа, под венец:
Одной в светелке скучно.
Не век девицей вековать,
Не всё косатке распевать,
Пора гнездо устроить,
Чтоб детушек покоить».
Наташа к стенке уперлась
И слово молвить хочет —
Вдруг зарыдала, затряслась,
И плачет и хохочет.
В смятенье сваха к ней бежит,
Водой студеною поит
И льет остаток чаши
На голову Наташи.
Крушится, охает семья.
Опомнилась Наташа
И говорит: «Послушна я,
Святая воля ваша.
Зовите жениха на пир,
Пеките хлебы на весь мир,
На славу мед варите,
Да суд на пир зовите».
«Изволь, Наташа, ангел мой!
Готов тебе в забаву
Я жизнь отдать!» — И пир горой;
Пекут, варят на славу.
Вот гости честные нашли,
За стол невесту повели;
Поют подружки, плачут,
А вот и сани скачут.
Вот и жених — и все за стол.
Звенят, гремят стаканы,
Заздравный ковш кругом пошел;
Всё шумно, гости пьяны.
Жених
«А что же, милые друзья,
Невеста красная моя
Не пьет, не ест, не служит:
О чем невеста тужит?»
Невеста жениху в ответ:
«Откроюсь наудачу.
Душе моей покоя нет,
И день и ночь я плачу:
Недобрый сон меня крушит».
Отец ей: «Что ж твой сон гласит?
Скажи нам, что такое,
Дитя мое родное?»
«Мне снилось, — говорит она, —
Зашла я в лес дремучий,
И было поздно; чуть луна
Светила из-за тучи;
С тропинки сбилась я: в глуши
Не слышно было ни души,
И сосны лишь да ели
Вершинами шумели.
И вдруг, как будто наяву,
Изба передо мною.
Я к ней, стучу — молчат. Зову —
Ответа нет; с мольбою
Дверь отворила я. Вхожу —
В избе свеча горит; гляжу —
Везде сребро да злато,
Все светло и богато».
Жених
«А чем же худ, скажи, твой сон?
Знать, жить тебе богато».
Невеста
«Постой, сударь, не кончен он.
На серебро, на злато,
На сукна, коврики, парчу,
На новгородскую камчу
Я молча любовалась
И диву дивовалась.
Вдруг слышу крик и конский топ...
Подъехали к крылечку.
Я поскорее дверью хлоп
И спряталась за печку.
Вот слышу много голосов...
Взошли двенадцать молодцов,
И с ними голубица
Красавица девица.
Взошли толпой, не поклонясь,
Икон не замечая;
За стол садятся, не молясь
И шапок не снимая.
На первом месте брат большой,
По праву руку брат меньшой,
По леву голубица
Красавица девица.
Крик, хохот, песни, шум и звон,
Разгульное похмелье...»
Жених
«А чем же худ, скажи, твой сон?
Вещает он веселье».
Невеста
«Постой, сударь, не кончен он.
Идет похмелье, гром и звон,
Пир весело бушует,
Лишь девица горюет.
Сидит, молчит, ни ест, ни пьет
И током слезы точит,
А старший брат свой нож берет,
Присвистывая точит;
Глядит на девицу-красу,
И вдруг хватает за косу,
Злодей девицу губит,
Ей праву руку рубит».
«Ну это, — говорит жених, —
Прямая небылица!
Но не тужи, твой сон не лих,
Поверь, душа-девица».
Она глядит ему в лицо.
«А это с чьей руки кольцо?»
Вдруг молвила невеста,
И все привстали с места.
Кольцо катится и звенит,
Жених дрожит бледнея;
Смутились гости. — Суд гласит:
«Держи, вязать злодея!»
Злодей окован, обличен,
И скоро смертию казнен.
Прославилась Наташа!
И вся тут песня наша.
Меня всегда интересовало, убитая девица - это предыдущая жена, они искали богатых невест, получали приданое, а потом убивали их, и снова женились, или же это была жертва разбоя? Тогда Наташе ничего не угрожало кроме удовольствия иметь мужа-убийцу и разбойника. Вот в 10 лет меня такие тонкости ужасно интересовали почему-то.[/i]
...
Arven:
А ещё я хочу всех вас познакомить с одним из моих самых любимых стихов в творчестве великого шотландского поэта
Роберта Бернса. Вернее, даже так - с одним из моих самых, самых любимых стихов в мире.
ТЭМ О'ШЕНТЕР.
(
ПОВЕСТЬ В СТИХАХ )
Когда на город ляжет тень
И кончится базарный день,
И продавцы бегут, задвинув
Засовом двери магазинов,
И нас кивком сосед зовет
Стряхнуть ярмо дневных забот, -
Тогда у полной бочки эля,
Вполне счастливые от хмеля,
Мы не считаем верст, канав,
Мостков, опасных переправ
До нашего родного крова,
Где ждет жена, храня сурово
Свой гнев, как пламя очага,
Чтоб мужа встретить, как врага.
Об этом думал Тэм О'Шентер
Когда во тьме покинул центр
Излюбленного городка,
Где он наклюкался слегка.
А город, где он нализался -
Старинный Эйр, - ему казался
Гораздо выше всех столиц
По красоте своих девиц.
О Тэм! забыл ты о совете
Своей супруги - мудрой Кэтти.
А ведь она была права...
Припомни, Тэм, ее слова:
"Бездельник, шут, пропойца старый,
Не пропускаешь ты базара,
Чтобы не плюхнуться под стол.
Ты пропил с мельником помол.
Чтоб ногу подковать кобыле,
Вы с кузнецом две ночи пили.
Ты в праздник ходишь в божий дом,
Чтобы потом за полной кружкой
Ночь просидеть с церковным служкой
Или нарезаться с дьячком!
Смотри же: в полночь ненароком
Утонешь в омуте глубоком
Иль попадешь в гнездо чертей
У старой церкви Аллоуэй!"
О жены! Плакать я готов,
Припомнив, сколько мудрых слов
Красноречивейшей морали
Мы без вниманья оставляли...
Но продолжаем повесть. Тэм
Сидел в трактире перед тем.
Трещало в очаге полено.
Над кружками клубилась пена,
И слышался хрустальный звон.
Его сосед - сапожник Джон -
Был верный друг его до гроба:
Не раз под стол валились оба!
Так проходил за часом час.
А в очаге огонь не гас.
Шел разговор. Гремели песни.
Эль становился все чудесней.
И Тэм О'Шентер через стол
Роман с трактирщицей завел.
Они обменивались взглядом,
Хотя супруг сидел с ней рядом.
Но был он, к счастью, погружен
В рассказ, который начал Джон,
И, голос Джона прерывая,
Гремел, как туча грозовая.
То дождь, то снег хлестал в окно,
Но пьяным было все равно!
Заботы в кружках потонули,
Минута каждая плыла,
Как пролетающая в улей
Перегруженная пчела.
Блажен король. Но кружка с пивом
Любого делает счастливым!
Но счастье - точно маков цвет:
Сорвешь цветок - его уж нет.
Часы утех подобны рою
Снежинок легких над рекою.
Примчатся к нам на краткий срок
И прочь летят, как ветерок.
Так исчезает, вспыхнув ярко,
На небе радужная арка...
Всему на свете свой черед.
И Тэм из-за стола встает.
Седлает клячу он во мраке.
Кругом не слышно и собаки.
Не позавидуешь тому,
Кто должен мчаться в эту тьму!
Дул ветер из последних сил,
И град хлестал, и ливень лил,
И вспышки молний тьма глотала,
И небо долго грохотало...
В такую ночь, как эта ночь,
Сам дьявол погулять не прочь.
Но поворот за поворотом, -
О'Шентер мчался по болотам.
Рукой от бури заслонясь,
Он несся вдаль, взметая грязь.
То шляпу он сжимал в тревоге,
То пел сонеты по дороге,
То зорко вглядывался в тьму,
Где черт мерещился ему...
Вот, наконец, неясной тенью
Мелькнула церковь в отдаленье.
Оттуда слышался, как зов,
Далекий хор чертей и сов.
Невдалеке - знакомый брод.
Когда-то здесь у этих вод
В глухую ночь на берегу
Торговец утонул в снегу.
Здесь у прибрежных этих скал
Пропойца голову сломал.
Там - под поникшею ракитой -
Младенец найден был зарытый.
А дальше - тот засохший дуб,
Где женщины качался труп...
Разбуженная непогодой,
Река во тьме катила воды.
Кругом гремел тяжелый гром,
Змеился молнии излом.
И невдали за перелеском,
Озарена туманным блеском,
Меж глухо стонущих ветвей
Открылась церковь Аллоуэй.
Неслись оттуда стоны, крики,
И свист, и визг, и хохот дикий.
Ах Джон ячменное Зерно!
В твоем огне закалено,
Оживлено твоею чашей,
Не знает страха сердце наше.
От кружки мы полезем в ад.
За чаркой нам сам черт не брат!
А Тэм О'Шентер был под мухой
И не боялся злого духа,
Но клячу сдвинуть он не мог,
Пока движеньем рук и ног,
Угрозой, ласкою и силой
Не победил свою кобылу.
Она дрожа пошла к вратам.
О боже! Что творилось там!..
Толпясь, как продавцы на рынке,
Под трубы, дудки и волынки
Водили адский хоровод
Колдуньи, ведьмы всех пород.
И не кадриль они плясали,
Не новомодный котильон,
Что привезли к нам из Версаля,
Не танцы нынешних времен,
А те затейливые танцы,
Что знали старые шотландцы:
Взлетали, топнув каблуком.
Вертелись по полу волчком.
На этом празднике полночном
На подоконнике восточном
Сидел с волынкой старый Ник
И выдувал бесовский джиг.
Все веселей внизу плясали.
И вдруг гроба, открывшись встали,
И в каждом гробе был скелет
В истлевшем платье прошлых лет.
Все мертвецы держали свечи.
Один мертвец широкоплечий
Чуть звякнул кольцами оков,
И понял Тэм, кто он таков.
Тут были крошечные дети,
Что мало пожили на свете
И умерли, не крещены,
В чем нет, конечно, их вины...
Тут были воры и злодеи
В цепях, с веревкою на шее.
При них орудья грабежа:
Пять топоров и три ножа,
Одна подвязка, чье объятье
Прервало краткий век дитяти.
Один кинжал, хранивший след
Отцеубийства древних лет:
Навеки к острию кинжала
Седая прядь волос пристала...
Но тайну остальных улик
Не в силах рассказать язык.
И Тэм и Мэг - его кобыла -
Видали все, что в церкви было,
Безмолвно стоя у дверей.
Кружились ведьмы все быстрей,
Неслись вприпрыжку и вприскочку,
Гуськом, кружком и в одиночку,
То парами, то сбившись в кучу,
И пар стоял над ними тучей.
Потом разделись и в белье
Плясали на своем тряпье.
Будь эти пляшущие тетки
Румянощекие красотки,
И будь у теток на плечах
Взамен фланелевых рубах
Сорочки ткани белоснежной,
Стан обвивающие нежно,
Клянусь, отдать я был бы рад
За их улыбку или взгляд
Не только сердце или душу,
Но и штаны свои из плюша,
Свои последние штаны,
Уже не первой новизны.
А эти ведьмы древних лет,
Свой обнажившие скелет,
Живые жерди и ходули
Во мне нутро перевернули!
Но Тэм нежданно разглядел
Среди толпы костлявых тел,
Обтянутых гусиной кожей,
Одну бабенку помоложе!
Как видно, на бесовский пляс
Она явилась в первый раз.
(Потом молва о ней гремела:
Она и скот губить умела,
И корабли пускать на дно,
И портить в колосе зерно!)
Она была в рубашке тонкой,
Которую еще девчонкой
Носила, и давно была
Рубашка ветхая мала.
Не знала бабушка седая,
Сорочку внучке покупая,
Что внучка в ней плясать пойдет
В пустынный храм среди болот,
Что бесноваться будет Нэнни
Среди чертей и привидений...
Но музу должен я прервать.
Ей эта песня не под стать,
Не передаст она, как ловко
Плясала верткая чертовка,
Как на пороге бедный Тэм
Стоял недвижен, глух и нем,
А дьявол, потеряв рассудок,
Свирепо дул в десяток дудок.
Но вот прыжок, еще прыжок -
И удержаться Тэм не мог.
Он прохрипел, вздыхая тяжко:
"Ах ты, короткая рубашка!.."
И в тот же миг прервался пляс,
И замер крик, и свет погас...
Но только тронул Тэм поводья,
Завыло адское отродье...
Как мчится пчел гудящий рой,
Когда встревожен их покой,
Как носится пернатых стая,
От лап кошачьих улетая,
Иль как народ со всех дворов
Бежит на крик "Держи воров!" -
Так Мэгги от нечистой силы
Насилу ноги уносила
Через канаву, пень, бугор,
Во весь галоп, во весь опор...
О Тэм! Как жирную селедку,
Тебя швырнуть на сковородку.
Напрасно ждет тебя жена:
Вдовой останется она.
Не сдобровать твоей кобыле, -
Ее бока в поту и в мыле.
О Мэг! Скорей беги на мост, -
И покажи нечистым хвост, -
Боятся ведьмы, бесы, черти
Воды текучей, точно смерти!
Увы, еще перед мостом
Пришлось ей повертеть хвостом.
Как вздрогнула она, бедняжка,
Когда Короткая Рубашка,
Вдруг вынырнув из-за куста,
Вцепилась ей в репей хвоста...
В последний раз собравшись с силой,
Рванулась добрая кобыла,
Взлетела на скрипучий мост,
Чертям оставив серый хвост.
Ах, после этой страшной ночи
Во много раз он стал короче!
На этом кончу я рассказ.
Но если кто-нибудь из вас
Прельстится полною баклажкой
Или Короткою Рубашкой, -
Пусть вспомнит ночь, и дождь, и снег,
И старую кобылу Мэг!..
...
Ми-ми:
Какое интересное начало поэтической недели у нас! Все самое-самое. Бернса обожаю! Спасибо, Арвен.
Я вот вам еще один страшный стих выложу, как говорится - много поэзии, страшной и разной!..
Страшная история. Антип Ушкин
Ночь. Двенадцать. Сердце бьётся.
Ветер стонет за окном.
Снова стихло... иль крадётся
Кто-то в сумраке ночном?
Чья-то тень легла на стену.
В тело гнусом впился страх.
Стынет кровь в замёрзших венах
И душа дрожит в ступнях.
Одеялом я накрылся,
С головой нырнув во тьму...
Да, пора видать жениться.
Страшно ночью одному. ...
Evelyn:
Всем добрый вечер!
Ми-ми писал(а):Меня всегда интересовало, убитая девица - это предыдущая жена, они искали богатых невест, получали приданое, а потом убивали их, и снова женились, или же это была жертва разбоя?
Ми-ми, это, наверное, один из основных вопросов, которым задаются все, кто читает эту поэму. Помню, у нас на уроке была дискуссия по ней. Мальчикам, конечно, было все равно, кто там был еще жертвой и что стало с братьями жениха, а вот девочек очень задела недосказанность в поэме. Всех интересовало, кто еще стал жертвой? А больше всего хотелось знать, что стало с братьями жениха. И конец:
Злодей окован, обличен,
И скоро смертию казнен. -
казался поспешным и незавершенным.
Arven писал(а):А ещё я хочу всех вас познакомить с одним из моих самых любимых стихов в творчестве великого шотландского поэта Роберта Бернса. Вернее, даже так - с одним из моих самых, самых любимых стихов в мире.
Мне его стихи тоже нравятся. Я часто думаю, что скорее всего из-за того, что вообще не равнодушна ко всему шотландскому.
Arven писал(а):Плакать я готов,
Припомнив, сколько мудрых слов
Красноречивейшей морали
Мы без вниманья оставляли...
Очень правильные слова.
Хочу добавить от себя кое-что. Во-первых, нашла подходящую картинку к балладе "Людмила"
И еще одна баллада Жуковского "Светлана"
В.А.Жуковский. Светлана
Баллада посвящена А. А. Воейковой
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
Ярый воск топили;
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны.
Тускло светится луна
В сумраке тумана -
Молчалива и грустна
Милая Светлана.
"Что, подруженька, с тобой?
Вымолви словечко;
Слушай песни круговой;
Вынь себе колечко.
Пой, красавица: "Кузнец,
Скуй мне злат и нов венец,
Скуй кольцо златое;
Мне венчаться тем венцом,
Обручаться тем кольцом
При святом налое".
"Как могу, подружки, петь?
Милый друг далєко;
Мне судьбина умереть
В грусти одинокой.
Год промчался - вести нет;
Он ко мне не пишет;
Ах! а им лишь красен свет,
Им лишь сердце дышит.
Иль не вспомнишь обо мне?
Где, в какой ты стороне?
Где твоя обитель?
Я молюсь и слезы лью!
Утоли печаль мою,
Ангел-утешитель".
Вот в светлице стол накрыт
Белой пеленою;
И на том столе стоит
Зеркало с свечою;
Два прибора на столе.
"Загадай, Светлана;
В чистом зеркала стекле
В полночь, без обмана
Ты узнаешь жребий свой:
Стукнет в двери милый твой
Легкою рукою;
Упадет с дверей запор;
Сядет он за свой прибор
Ужинать с тобою".
Вот красавица одна;
К зеркалу садится;
С тайной робостью она
В зеркало глядится;
Темно в зеркале; кругом
Мертвое молчанье;
Свечка трепетным огнем
Чуть лиет сиянье...
Робость в ней волнует грудь,
Страшно ей назад взглянуть,
Страх туманит очи...
С треском пыхнул огонек,
Крикнул жалобно сверчок,
Вестник полуночи.
Подпершися локотком,
Чуть Светлана дышит...
Вот... легохонько замком
Кто-то стукнул, слышит;
Робко в зеркало глядит:
За ее плечами
Кто-то, чудилось, блестит
Яркими глазами...
Занялся от страха дух...
Вдруг в ее влетает слух
Тихий, легкий шепот:
"Я с тобой, моя краса;
Укротились небеса;
Твой услышан ропот!"
Оглянулась... милый к ней
Простирает руки.
"Радость, свет моих очей,
Нет для нас разлуки.
Едем! Поп уж в церкви ждет
С дьяконом, дьячками;
Хор венчальну песнь поет;
Храм блестит свечами".
Был в ответ умильный взор;
Идут на широкий двор,
В ворота тесовы;
У ворот их санки ждут;
С нетерпеньем кони рвут
Повода шелковы.
Сели... кони с места враз;
Пышут дым ноздрями;
От копыт их поднялась
Вьюга над санями.
Скачут... пусто все вокруг,
Степь в очах Светланы:
На луне туманный круг;
Чуть блестят поляны.
Сердце вещее дрожит;
Робко дева говорит:
"Что ты смолкнул, милый?"
Ни полслова ей в ответ:
Он глядит на лунный свет,
Бледен и унылый.
Кони мчатся по буграм;
Топчут снег глубокий...
Вот в сторонке божий храм
Виден одинокий;
Двери вихорь отворил;
Тьма людей во храме;
Яркий свет паникадил
Тускнет в фимиаме;
На средине черный гроб;
И гласит протяжно поп:
"Буди взят могилой!"
Пуще девица дрожит,
Кони мимо; друг молчит,
Бледен и унылый.
Вдруг метелица кругом;
Снег валит клоками;
Черный вран, свистя крылом,
Вьется над санями;
Ворон каркает: п е ч а л ь!
Кони торопливы
Чутко смотрят в черну даль,
Подымая гривы;
Брезжит в поле огонек;
Виден мирный уголок,
Хижинка под снегом.
Кони борзые быстрей,
Снег взрывая, прямо к ней
Мчатся дружным бегом.
Вот примчалися... и вмиг
Из очей пропали:
Кони, сани и жених
Будто не бывали.
Одинокая, впотьмах,
Брошена от друга,
В страшных девица местах;
Вкруг метель и вьюга.
Возвратиться - следу нет...
Виден ей в избушке свет:
Вот перекрестилась;
В дверь с молитвою стучит...
Дверь шатнулася... скрыпит...
Тихо растворилась.
Что ж? В избушке гроб; накрыт
Белою запоной;
Спасов лик в ногах стоит;
Свечка пред иконой...
Ах! Светлана, что с тобой?
В чью зашла обитель?
Страшен хижины пустой
Безответный житель.
Входит с трепетом, в слезах;
Пред иконой пала в прах,
Спасу помолилась;
И с крестом своим в руке
Под святыми в уголке
Робко притаилась.
Все утихло... вьюги нет...
Слабо свечка тлится,
То прольет дрожащий свет,
То опять затмится...
Все в глубоком, мертвом сне,
Страшное молчанье...
Чу, Светлана!.. в тишине
Легкое журчанье...
Вот глядит: к ней в уголок
Белоснежный голубок
С светлыми глазами,
Тихо вея, прилетел,
К ней на перси тихо сел,
Обнял их крылами.
Смолкло все опять кругом...
Вот Светлане мнится,
Что под белым полотном
Мертвец шевелится...
Сорвался покров; мертвец
(Лик мрачнее ночи)
Виден весь - на лбу венец,
Затворены очи.
Вдруг... в устах сомкнутых стон;
Силится раздвинуть он
Руки охладелы...
Что же девица?.. Дрожит...
Гибель близко... но не спит
Голубочек белый.
Встрепенулся, развернул
Легкие он крилы;
К мертвецу на грудь вспорхнул..
Всей лишенный силы,
Простонав, заскрежетал
Страшно он зубами
И на деву засверкал
Грозными очами...
Снова бледность на устах;
В закатившихся глазах
Смерть изобразилась...
Глядь, Светлана... о творец!
Милый друг ее - мертвец!
Ах! ...и пробудилась.
Где ж?.. У зеркала, одна
Посреди светлицы;
В тонкий занавес окна
Светит луч денницы;
Шумным бьет крылом петух,
День встречая пеньем;
Все блестит... Светланин дух
Смутен сновиденьем.
"Ах! ужасный, грозный сон!
Не довро вещает он -
Горькую судьбину;
Тайный мрак грядущих дней,
Что сулишь душе моей,
Радость иль кручину?"
Села (тяжко ноет грудь)
Под окном Светлана;
Из окна широкий путь
Виден сквозь тумана;
Снег на солнышке блестит,
Пар алеет тонкий...
Чу!.. в дали пустой гремит
Колокольчик звонкий;
На дороге снежный прах;
Мчат, как будто на крылах,
Санки кони рьяны;
Ближе; вот уж у ворот;
Статный гость к крыльцу идет..
Кто?.. Жених Светланы.
Что же твой, Светлана, сон,
Прорицатель муки?
Друг с тобой; все тот же он
В опыте разлуки;
Та ж любовь в его очах,
Те ж приятны взоры;
Те ж на сладостных устах
Милы разговоры.
Отворяйся ж, божий храм;
Вы летите к небесам,
Верные обеты;
Соберитесь, стар и млад;
Сдвинув звонки чаши, в лад
Пойте: многи леты!
________________
Улыбнись, моя краса,
На мою балладу;
В ней большие чудеса,
Очень мало складу.
Взором счастливый твоим,
Не хочу и славы;
Слава - нас учили - дым;
Свет - судья лукавый.
Вот баллады толк моей:
"Лучший друг нам в жизни сей
Вера в провиденье.
Благ зиждителя закон:
Здесь несчастье - лживый сон;
Счастье - пробужденье".
О! не знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана...
Будь, создатель, ей покров!
Ни печали рана,
Ни минутной грусти тень
К ней да не коснется;
В ней душа как ясный день;
Ах! да пронесется
Мимо - бедствия рука;
Как приятный ручейка
Блеск на лоне луга,
Будь вся жизнь ее светла,
Будь веселость, как была,
Дней ее подруга.
К ней тоже есть картинка:
А вот баллада нашего времени. Правда, не смогла найти автора, но есть источник. Это для тех, кто любит мистическое и про оборотней.
Баллада о мести
В далекой сумрачной стране
Жила, все о любви мечтая,
Красавица по имени Жаннет,
Жила хоть бедно, но не унывая.
Ее отец был старым торгашем,
Перекупал и продавал посуду.
Мать день и ночь ткала белье
И отдавала за бесценок люду.
Однажды в ихний дом пришла беда,
Разбойники порезали семью.
Лишь девушка сбежала в темный лес,
Придав начало жизни небытью.
Она бродила средь сырых древес,
Умыл ее холодный дождь нещадный.
Уйдя в деревню и покинув старый лес,
Девчонка не нашла среди толпы пощады.
Все люди гнали ее прочь,
Что прежде к ней учтиво обращались.
Но раньше ведь она была гражданкой,
Сейчас же все в ней нищенку встречали.
Шли дни, сводя Жаннет с ума,
Не знала девушка, как же ей дальше жить.
И самое что тяжкое, ей не было дано
О дикарях ужасных тех забыть,
Которые убили всю семью,
Жаннет их имена забыть не может.
И страх, и мести жажда нестерпимо
Ее младое сердце все же гложет.
Решила, наконец, она
Подмогой темных сил себя обзавести.
Отправилась ночной тропой Жаннет,
Чтоб мертвый ритуал во тьме произвести.
И вызвала тех демонов она,
Что огоньками по кладбищам бродят
И покой вечный себе не находят,
Помощь таких была ей суждена.
Прочла Жаннет заклятье,
Чтоб обратиться в беса,
Чтоб содрагнулись ветви
Глухого того леса,
И ей тьма улыбнулась,
И стала девка чудищем,
Что будет смертью вечной
Ее врагов уж в будущем.
Когда же лик стал волчьем,
И тело шерсть покрыла,
На лапах были когти,
Жаннет на небо взывыла.
Отправилась она в село,
Где жили ее недруги.
Перегрызала горло всем,
Кто к людям не давал пройти.
Нашла она своих врагов,
Вмиг позвонки переломила.
Крови поток пыль были смыл,
Жаннет всех головы о камни раздавила.
Настала смерть, пришла кончина,
Блики луны сверкали в каплях крови.
Исчезла жажда мести из сердца девчонки,
И стало ей вдруг тягостно до боли.
Отправилась Жаннет навеки в ад,
Чтоб в безвременье муку коротать.
А вам, друзья мои, хочу сказать -
Не надо в трудный час к злым духам прибегать.
Источник:
http://4stor.ru/stihi/26945-ballada-o-mesti.html ...
Ми-ми:
Да уж, в поэзии наша тема освещалась, освещается и будет впредь освещаться. Очень она вдохновляет поэтов! Это к нам еще не подтянулись наши поэтессы, у которых есть свои образцы страшной поэзии. В четверг не забудьте зайти!
А я продолжу экскурс в нашу гениальную классику.
Сон Татьяны (А.С.Пушкин. «Евгений Онегин»)
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьется Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спит.
XI
И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жердочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток:
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она.
XII
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла – и что ж? медведь за ней!
XIII
Она, взглянуть назад не смея,
Поспешный ускоряет шаг;
Но от косматого лакея
Не может убежать никак;
Кряхтя, валит медведь несносный;
Пред ними лес; недвижны сосны
В своей нахмуренной красе;
Отягчены их ветви все
Клоками снега; сквозь вершины
Осин, берез и лип нагих
Сияет луч светил ночных;
Дороги нет; кусты, стремнины
Метелью все занесены,
Глубоко в снег погружены.
XIV
Татьяна в лес; медведь за нею;
Снег рыхлый по колено ей;
То длинный сук ее за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой;
То в хрупком снеге с ножки милой
Увязнет мокрый башмачок;
То выронит она платок;
Поднять ей некогда; боится,
Медведя слышит за собой,
И даже трепетной рукой
Одежды край поднять стыдится;
Она бежит, он всё вослед,
И сил уже бежать ей нет.
XV
Упала в снег; медведь проворно
Ее хватает и несет;
Она бесчувственно-покорна,
Не шевельнется, не дохнет;
Он мчит ее лесной дорогой;
Вдруг меж дерев шалаш убогой;
Кругом всё глушь; отвсюду он
Пустынным снегом занесен,
И ярко светится окошко,
И в шалаше и крик, и шум;
Медведь промолвил: «Здесь мой кум:
Погрейся у него немножко!»
И в сени прямо он идет,
И на порог ее кладет.
XVI
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
XVII
Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ!
Но что подумала Татьяна,
Когда узнала меж гостей
Того, кто мил и страшен ей,
Героя нашего романа!
Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.
XVIII
Он знак подаст – и все хлопочут;
Он пьет – все пьют и все кричат;
Он засмеется – все хохочут;
Нахмурит брови – все молчат;
Так, он хозяин, это ясно:
И Тане уж не так ужасно,
И любопытная теперь
Немного растворила дверь…
Вдруг ветер дунул, загашая
Огонь светильников ночных;
Смутилась шайка домовых;
Онегин, взорами сверкая,
Из-за стола гремя встает;
Все встали: он к дверям идет.
XIX
И страшно ей; и торопливо
Татьяна силится бежать:
Нельзя никак; нетерпеливо
Метаясь, хочет закричать:
Не может; дверь толкнул Евгений,
И взорам адских привидений
Явилась дева; ярый смех
Раздался дико; очи всех,
Копыта, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки,
Рога и пальцы костяные,
Всё указует на нее,
И все кричат: мое! мое!
XX
Мое! — сказал Евгений грозно,
И шайка вся сокрылась вдруг;
Осталася во тьме морозной
Младая дева с ним сам-друг;
Онегин тихо увлекает
Татьяну в угол и слагает
Ее на шаткую скамью
И клонит голову свою
К ней на плечо; вдруг Ольга входит,
За нею Ленский; свет блеснул,
Онегин руку замахнул,
И дико он очами бродит,
И незваных гостей бранит;
Татьяна чуть жива лежит.
XXI
Спор громче, громче; вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Ленский; страшно тени
Сгустились; нестерпимый крик
Раздался… хижина шатнулась…
И Таня в ужасе проснулась…
Вот как комментирует Сон Татьяны знаток Пушкина и русской культуры 19 века Ю.Лотман, и удивительным образом это начинает сливаться с поэмой «Жених». Лотман много места уделяет святочным обрядам гадания, предшествующим сну, но давайте оставим это на святки и тогда и поговорим подробно.
Цитата:«Таким образом, гадание на сон проходит в обстановке страха, характеризующего всякое ритуальное общение с нечистой силой. Мир нечистой силы — мир, по отношению к обыденному, перевернутый, а поскольку свадебный обряд во многом копирует в зеркально перевернутом виде обряд похоронный, то в колдовском гадании жених часто оказывается подмененным мертвецом или чертом. Такое переплетение фольклорных образов в фигуре святочного «суженого» оказывалось в сознании Татьяны созвучным «демоническому» образу Онегина-вампира и Мельмота, который создался под воздействием романтических «небылиц» "британской музы".
Однако выделение в образе «суженого» инфернальных черт активизировало определенные представления из мира народной сказки: герой начинал ассоциироваться с силами, живущими "в лесу", "за рекой". Сюжеты этого рода подсказывали «лесному жениху» других двойников (в зависимости от жанра медведя или разбойника). Лесная свадьба, которая могла быть истолкована и как смерть, похищение нечистой силой, получала дополнительное сюжетное решение: разбойник и красна девица. Следует иметь в виду, что образ разбойника также был окружен ореолом романтики в литературной традиции. С этой стороны фольклорные и романтические представления также соприкасались.»
Для меня самыми эффектными в этом фрагменте поэмы, вызывающими почти ужас, всегда были эти слова:
И все кричат: мое! мое!
Мое! — сказал Евгений грозно…
Вот это МОЕ про живую девушку возводит ее до уровня неодушевленного предмета, может быть пищи. И то, что Евгений повторяет вслед за нечистью МОЕ, производило в детстве сильнейшее впечатление, ставя под сомнение его человеческую природу. Потом уже я прочитала Комментарии Лотмана, но сильное впечатление детства осталось.
Описание нечисти имеет под собой реальную основу: в Михайловском висела копия картины
Мурильо об искушениях св.Антония. На эту же тему есть и триптих
Иеронима Босха, наполненный «гибридными» существами, похожими на описанные Пушкиным.
...