Маленькие фантазии (конкурсные работы)

Ирэн Рэйн: 22.03.20 08:49

Очень хороший рассказ о судьбе человека. Сильный. Спасибо за эмоции

...

Peony Rose: 22.03.20 10:48

Привет
С удовольствием перечитала рассказ. Лена, а он на самом деле связан с историей твоей семьи? Как же грустно, что нормальных работящих людей записывали во враги народа... А люмпенов - в друзья.
Вообще, читала и думала, сколько же живой силы впустую потратили. Но и стойкость у людей удивительная.
Здоровья тебе и близким!

...

Elen-Mert: 22.03.20 12:25

Ира, Элии, спасибо, что зашли!
И тебе, Ирочка, и за оценку и за голос.
А я с удовольствием читала твой отзыв.

Да, на самом деле. Прототипом Ефима является мой прадед. Он, так же как и Ефим, унаследовал большое состояние от своих родителей и, впоследствии, был раскулачен. Его семья жила без него в землянке, а старший сын погиб на войне. Прадед смог вернуться домой и прожил больше восьмидесяти лет. В старости занимался рыбной ловлей. Был очень набожным человеком.
В девяностых годах, стараниями своей младшей дочери (моей бабушки) был реабилитирован посмертно.

О его судьбе мне известны только факты, поэтому основная часть миниатюры - вымысел, как и романтическая составляющая. В отличие от героев миниатюры, брак моих прадеда и прабабушки был устроен их родителями и, несмотря на преданность друг другу, о нежных чувствах там речи не шло.
Села Увешки не существует (наверное), зато есть село Увелье в Брянской области с большим озером.

Сейчас я по-тихонько пишу семейно-исторический очерк о своих предках. Разумеется, не для публикаций, просто хочу, чтобы история семьи сохранилась, чтобы факты не исказились и не утратили своего значения при передаче из уст в уста.
За время написания узнала очень много интересного и получила массу материала и вдохновения для творчества. Судьбы у людей были сложными, порой даже не верится, что то, что происходило, действительно могло произойти. Однако и доброго-светлого тоже было очень много.


Да, Элли. Людей предыдущих поколений было не просто сломить.

Спасибо, от всей души!

...

Elen-Mert: 27.03.20 17:27

 » Про Ефима, жизнь и озеро (конкурсная версия)

Рассказ - участник литературного конкурса Жили-Были по теме «На гребне волны»

Дом Козьмы Романцева стоял в селе Увешки у широкого озера. Как глава семьи он управлял богатым хозяйством, в котором имелось два гектара полей, скотный двор, мельница и пасека . Козьма не жалел сил, чтобы превратить каждый росток, взошедший на его земле, в монету или другое благо.
Каждое утро к дому стекались односельчане, для которых у Романцева находилась работа. Кто-то уходил пасти скот, кто-то убирал конюшни и сараи, кто-то помогал в починке всякой утвари. Жена Козьмы, под стать мужу, вставала ни свет ни заря и принималась за любое дело.
По пятницам Романцевы собирали подготовленные за неделю товары и следующим утром увозили их на ярмарку. По возвращении расплачивались с помощниками, а воскресенье посвящали молитвам и ходили в церковь.
В семье росли дети: три девчонки и четырехлетний Ефим. Дочерей мать приучала к рукоделию и домашней работе, сына же ничем не занимали и берегли от болезней. Мальчишка часто простужался и почти все время проводил под надзором строгой бабки Авдотьи, которая постоянно норовила усадить Ефимку на печь. От скуки мальчуган убегал слоняться по двору, однако, промочив ноги или постояв на ветру, он снова попадал в домашнее заточение.
Началось лето. Ефимка пил травяные отвары, а сельская ребятня устремилась к водоему. Из окошка было видно, как мальчишки, что постарше, на бегу сбрасывая рубахи, резво бросались в воду. Ефиму тоже хотелось искупаться, окунуться с головой и, резко вынырнув, оказаться в кольце разлетающихся брызг. Но бабка Авдотья только трясла пальцем у его носа и приговаривала, чтоб не смел и думать.
Однажды Ефимка выждал, когда бабка задремлет. На цыпочках он прошмыгнул в огород, выскочил на улицу и, перебирая пухлыми босыми ножками по мягкому клеверу, побежал к озеру. Но стоило пяточкам оказаться в воде, как мальчик резко остановился. Холод сковал детские ступни, Ефимка испуганно раскрыл рот и стал быстро топтаться на месте. Вдруг кто-то из резвящейся ватаги заметил мальчугана, указал на него пальцем и принялся громко смеяться.
– Чего встал? Воды испужался? – остальные подхватили:
– Так выкупайся лучше в корыте!
– То глубоко будет! В лохань его, к свиньям!
– Хрю-хрю!
Малыш надул щеки, не зная, как скрыть подступающие слезы, а мальчишки принялись смеяться еще громче. Ефимка поник и собрался убегать, как вдруг заметил у берега отца. Козьма строго взглянул на сына и едва заметно покачал головой. Мальчик открыл было рот, но губы задрожали. Взгляд Козьмы стал строже.
– Сунулся, так не робей.
В один миг Ефим решился, глубоко вдохнул и, сжав кулачки, вбежал в озеро. Он быстро нырнул, выпрыгнул с сотнями ледяных брызг, пулей выскочил из воды и помчался к дому. Отец же молча пошел топить баню.
Потом Козьма долго парил сына березовыми вениками, а тот терпеливо жмурился и ждал, когда папка позволит спуститься на пол и окатит его водой.
С тех пор Ефимка стал часто бегать к озеру. Отец строго запретил домочадцам лелеять его, будто барышню, однако сам всегда незаметно наблюдал за сыном, да усерднее молился о его здоровье.

***

Шли годы, парнишка крепчал. На смену детским шалостям пришли взрослые обязанности. Уже не малец, а юнец водил стадо в поле, косил сено и наравне со всеми убирал урожай. Где-то далеко от Увешек шла война, о которой все знали и говорили. Некоторые соседские сыновья воевали на польской земле. Однако уклад сельчан не изменился, все текло своим чередом.
Вскоре глянулась Ефиму односельчанка Агашка – стройная, кареглазая, с доброй улыбкой. Как-то раз, возвращаясь с сенокоса, решил он окунуться в прохладную воду. Скинул ботинки и рубаху, закатал штаны и неторопливо поплыл, расслабляя уставшее тело. Вдруг за кустами аира показался силуэт. Парень пригляделся – Агаша. Девушка доставала граблями из озера ряску и складывала в корзину на корм утятам.
Сердце юноши забилось сильнее. Он подплыл ближе и увидел на водной глади россыпь белых кувшинок. Не раздумывая, Ефим нарвал букет и тихонько направился в сторону Агашки, не замечая, как вода пронизывает его ледяным холодом. Едва показавшись из-за пахучего аирника, юноша вытянул перед собой цветы и, улыбаясь, направился к берегу. Внезапно судорога схватила ноги мертвой хваткой и, под изумленным взглядом возлюбленной, Ефим с воплем повалился в воду. Бултыхаясь, на четвереньках он выбрался на сушу. Толстые стебли кувшинок были крепко зажаты в кулаке, когда парень, стиснув зубы, принялся смешно тереть друг о дружку сведенные ступни. Ефим не знал, что у этой сцены был еще один свидетель. Агашкина бабка, сидевшая неподалеку на пеньке, стала стыдить его и грозить палкой-клюкой, приговаривая: «Не вырос-то еще – женихаться! Разуму не набрался! Пойдем, внученька».
Агаша послушно взяла корзину и на мгновение повернулась к Ефиму. Ее теплый взгляд и мягкая улыбка враз согрели дрожащего юношу. Паренек вскочил и на подкашивающихся ногах под старухины угрозы вручил-таки раскрасневшейся Агафьюшке злополучный букет.

***

Вскоре отец стал брать Ефима на ярмарку, показывая и рассказывая, как надо вести торговлю, да на что идут вырученные деньги. В село пожаловали городские чиновники, объявили о сборе нового налога. Забирать предписывалось большую часть собранного с полей хлеба. Сельские мужики во главе с Козьмой, долго кричали, размахивали руками, но разошлись поникшие и угрюмые.
Потом грянула новость – царской власти конец. Увешцы стали вечерами собираться и толковать, что к чему. Козьма Романцев принялся часто повторять: «С Божьей помощью со всем сладим!»
С этим девизом семья пережила Гражданскую. Хозяйство поскуднело, работников нанимали все меньше, налог отдавали, но не роптали. Дочерей замуж выдали, потом и Ефима с Агафьей поженили.
А вскоре пришла беда. При починке мельницы с высоты сорвалась тяжелая балка и насмерть зашибла Козьму.
Хоронили старшего Романцева всем селом. Мать плакала так много, что казалось, будто слезы смыли с лица весь румянец.
– Как жить-то теперь, Ефимушка?
– С Божьей помощью со всем сладим...
Так в большом доме у озера появились новые хозяева – Ефим и Агафья.
Дела велись по прежнему укладу: вставали рано, молились, завтракали и принимались за работу. Вскоре и детки пошли. Мало-помалу выправили хозяйство. К тревожным слухам, доходившим в Увешки из города, привыкли. Частенько в Романцевском дворе собирались деревенские мужики и толковали, что нынешняя власть недовольна положением на селе, будто не должен крестьянин на крестьянина работать, а все, что есть, то государственное. Ефим отвечал:
– Как же государственное, когда отец мой все здесь своими руками строил. Да и разве обидели мы кого тем, что за работу платили? – мужики только головами качали, глаза опустивши.
Так же стояли они, потупившись, когда партийные активисты нагрянули в дом Романцевых, вывели семью на улицу и зачитали постановление об экспроприации. Дети ни слова не поняли из речи партработника, только к мамке прижимались. Ефима увезли в город и посадили под арест. Через месяц с большим трудом ему удалось узнать, что дом и двор его опустели, Агафья унесла уцелевшие пожитки в лес и, пока дети кочевали по сердобольным соседям, вырыла там землянку. Весь скот, запасы и полевые орудия забрали.
Вскоре Ефиму вынесли обвинение в ведении контрреволюционной деятельности и отправили в лагерь. Там он понял, что человек может и должен хотеть жить, иначе пропадет. Каждый день Романцев мысленно молился, чтобы Бог дал сил им всем: Агаше – чтоб сберечь детей, ему – чтоб выжить и вернуться, детям – чтоб не озлобиться. Он верил, что хуже уже не будет и долго веру свою берег.
А потом началась война. Тревога охватила лагерь, когда перестали приходить письма. Ефим не знал, что старший сын ушел на фронт и что в село приходили немцы. Ему бы и во сне не привиделось то, что сталось с Увешками после вражеского отступления.
Долго пришлось ждать весточки.
Агафья написала, какими помощниками выросли ребята, как Васька удит рыбу в озере, и как много земляники выросло на опушке Увешского леса. О голоде, с которым едва пережили весну, упоминать не стала. И вера в будущее возвратилась к Ефиму Романцеву. Он по-прежнему молился и терпеливо ждал.
Об освобождении сообщать не стал, просто двигался вперед; на поездах, попутных машинах, телегах, и пешком. Как ни торопился Ефим увидеть родных, а на подступах к Увешскому озеру замедлил шаг, желая наглядеться на родные места.
Жаркий день клонился к вечеру, заходящее солнце играло янтарными лучами на водной глади. Недалеко от зарослей камыша колыхалась лодка, где трое ребят вытаскивали из воды рыболовную сеть. Ефим остановился, скинул с плеча вещевой мешок и залюбовался открывшейся взгляду красоте.
Тем временем пацаны прибились к берегу и начали делить улов. Вдруг Ефима охватило странное волнение. Он стал пристально вглядываться в одного из ребят, а сердце застучало сильнее и сильнее. Парнишка на мгновение оглянулся, и Ефим застыл, не веря глазам. За долгие годы он успел забыть, как схожи с ним были дети. Теперь, наблюдая за движениями худощавого Васьки, он словно себя увидел – юного и удалого.
Паренек заметил у берега седого старика и хотел спросить, не ищет ли тот кого, но осекся. Что-то показалось ему знакомым в серых, окруженных глубокими морщинами глазах и в угловатом, как у погибшего брата, подбородке.
– Эй, Васек! Уснул что ль? – толкнул его в бок товарищ.
Парень молчал, пытаясь отыскать в памяти лицо отца, которого он почти не помнил.
– Папка? – неуверенно пробормотал юноша и поймал в ответ одобрительный грустный кивок.
– Папка! – Вася хотел побежать, но от растерянности ноги не слушались. Большими кривыми шагами младший Романцев достиг старшего и повалился обнимать отца.

***

Ефим Козьмич прожил долгую жизнь. Свою старость он провел в Увешках. Построил хатку на окраине села и каждое утро, затемно, уходил к озеру расставлять сети. Часть улова возил на базар, тем и жили.
Как-то раз, ведя по селу четырехлетнего внука Сашку, Ефим остановился у зарослей аира.
– Подай-ка мне, дружок, вон ту корягу. – Малыш поспешил схватить с земли кривую рогатую палку и протянул старику.
Потом мальчик долго наблюдал, как дед бережно вытаскивает из воды большие белые кувшинки.

...

Elen-Mert: 29.04.20 16:12

 » Деревня викингов

Рассказ, написанный в качестве подарка Vlada - автору коллажа "Деревня викингов" в графическом конкурсе "Часы веков. Скандинавия"

***
Среди лесов и гор у небольшой речной заводи затерялась крошечная деревушка. Никто не помнил сколько лет назад пришли на это место люди, забылось и славное прошлое процветавшего когда-то поселения. Старики бывало говорили
о подвигах живших здесь доблестных воинов-викингов, о том, как привозили сюда на кораблях сундуки и мешки с богатствами, как пировали, празднуя победы.
С недоверием слушала эти рассказы маленькая Каиса, единственный ребёнок в деревне. Девочка не могла представить, что в их обмелевшую заводь могли входить настоящие корабли, что в приземистых, вросших в землю домишках ютились воины со своими семьями.
Каиса жила вместе с пожилой бабкой и больной матерью, которая редко вставала с постели. Дни пролетали в хлопотах по хозяйству и сборе лекарственных трав в пору их роста. Отца своего девочка не знала, а попытки расспросить о нем ни к чему не приводили. Бабка ворчала, а бедная мама грустнела. Лишь старик-сосед как то обмолвился, что Каиса - дочь славного воина, чуть было не погибшего от рук врага.
Так девочка поняла, что отец ее жив, но отчего-то не живет рядом с ними. Но на мучивший Каису вопрос мать не дала ответа, лишь расплакалась и сильнее разболелась. Бабка же отругала девочку и велела не забивать себе голову. Отец, мол, воин, и скорее всего давно уж голову свою сложил.
Девочка мечтала, что когда нибудь к их берегу причалит большой корабль, на берег сойдут воины и воительницы с множеством разных вещей и припасов, и в деревне снова начнётся шумная интересная жизнь.
Шли годы, превратившись в молодую девушку, Каиса поняла, что ее мечтам не суждено сбыться. Ее горячо любимая мать умерла. Бабка слабела, одни соседи становились стариками, другие умирали. Ночами душу терзали печальные мысли, Каиса боялась, что придёт день, когда она останется в деревне совсем одна. Но страшило Каису не одиночество, к которому она привыкла, а непонимание, нужно ли оставаться на этом, всеми позабытом, месте.
Иногда девушка хотела собрать узелок с пожитками, хлебом и сыром, взять кинжал из бабкиного сундука и уйти на поиски другой жизни. Однако что-то всегда останавливало ее, да и бросить семью Каиса не могла.
Как-то раз, сидя за шитьем, Каиса спросила свою бабку Хельгу:
А как ты думаешь, бабушка, почему мы затерялись здесь вдали от людей?
Хм… Знать, так угодно Великому Одину - проворчала Хельга.
Ох… Не позабыл ли Он о нас? - грустно продолжила Каиса, не рассчитывая на ответ.
Что ты говоришь такое, негодница? Великий Один даровал нам здесь мир и покой. Повсюду кровь проливается, девицы, вроде тебя, только и знают, что слёзы лить по возлюбленным. Радуйся! Тебя Великий Один от всего оградил!
Однажды утром, едва солнце поднялось из-за горизонта, Каиса спустилась к реке, чтобы набрать воды для недавно родившегося телёнка. Напевая веселую песню она наклонилась к воде и вдруг отпрянула, испуганно вскрикнув. Вода была окрашена алыми разводами крови. Девушка выпрямилась и увидела колахающуюся в зарослях лодку, с которой свешивалась фигура человека. Вмиг Каису словно обдало волнами удивления, страха, смятения и ещё чего то.
- Дядя Арнсберг, дядя Бернт! - закричала девушка и бросилась к соседским домам за помощью.
Ей навстречу вышли двое седовласых мужчин и поспешили к берегу. Женщины тоже повыходили на улицу, тревожно глядя по сторонам.
Мужчины подтащили лодку к берегу и осмотрели лежавшего в ней человека. То был воин крупного телосложения, одетый в доспехи викинга, поврежденные несколькими ударами меча. Лицо его было испачкано в грязи и запекшейся крови. Дядя Арнсберг покачал головой, а дядя Бернт велел принести чистой воды.
Каиса быстро принесла кувшин, дядя Бернт плеснул немного на лицо незнакомца, приподнял его голову, разомкнул слипшиеся губы и влил туда воды. Человек тяжело закашлялся и застонал.
Живой - выдохнул дядя Арнсберг, - Кто ты? Откуда? - но ответа не последовало. Вдруг вперёд вышла бабка Хельга и велела отнести раненого к себе в дом.
Весь день Каиса суетилась, выполняя бабкины указания: то сбегать за какой-нибудь травой, то измолоть сухие ягоды в порошок, то ещё что нибудь. В это время старуха успела обработать раны воина и смыть грязь с его лица.
Вернувшись в дом после очередного задания, Каиса обнаружила, что их случайный гость - молодой русоволосый мужчина с твёрдыми чертами лица.
К вечеру раненый пришел в себя. Сидевшая возле очага Каиса выронила из рук шитьё, заметив, что незнакомец открыл глаза. На его бледном лице возникло подобие улыбки и девушка, засуетившись, поднесла к его губам чашку воды. Мужчина отпил несколько глотков и заговорил.
Где я?
Каиса замялась, не зная как назвать свою маленькую деревушку.
- В месте, которое благословил Великий Один.
Воин улыбнулся, на этот раз более живо, чем в первый. - Я так и подумал. Он попробовал привстать на твёрдой лежанке, но тут же застонал и рухнул. В эту минуту в доме появилась Хельга с какими-то железными инструментами.
Очнулся? Крепись, воин. Одну из ран надо прижечь. А ты, - обернулась она к Каисе, - стой рядом и помогай мне.
Девушка послушно выполнила указание бабки, хотя смотреть на мучения раненого и слушать его стоны было страшно.
После того, как самая глубокая рана была прижжена, Каиса принялась ухаживать за больным, она смачивала его губы водой, обтирала лоб мокрым полотенцем, поила целебными отварами.
Во время коротких бесед Каиса узнала,что зовут мужчину Арнбьёрн, что родом он из большой деревни викингов, откуда постоянно снаряжаются походы и уходят в плаванье корабли. В одном из плаваний, недалеко от какого-то поселения, их корабль был захвачен, а численное преимущество позволило врагу перебить почти всех, находившихся на судне. Арнбьёрну удалось спустить на воду небольшую лодку. Он забрался туда и прикинулся мертвым в надежде, когда все стихнет, отыскать живых друзей среди раненых и уплыть подальше. Однако после битвы не уцелел никто. Тогда Арнбьёрн поплыл куда глаза глядят, не замечая, как сам истекает кровью. Он не знал как долго грёб без еды и воды, помнил только, как заметил крошечную деревушку и направился к берегу. Сойти на землю он не успел, потерял сознание и чудом не свалился в воду и не захлебнулся.
Выходит, ты спасла меня, Каиса, - говорил Арнбьёрн, ласково глядя на девушку.
Та, в ответ, краснела и переводила разговор в другое русло.
Расскажи о себе. У тебя есть семья?
О да! У меня шесть братьев и три сестры.
Каиса ахнула от удивления. Она и представить не могла, каково это, жить в окружении стольких людей.
Должно быть, Вам очень весело друг с другом.
Скучать не приходится, учитывая, что я среди них самый старший, - смеясь отвечал он.
Потом Арнбьёрн рассказывал Каисе всякие смешные истории о своей семье и соседях, а она слушала их, жадно внимая каждому слову, и боялась упустить даже малейшую подробность.
Девушка чувствовала, как в его присутствии теплеет у неё в груди, как легко становится на душе, а губы сами растягиваются в улыбке.
Время шло, Каиса не заметила, как влюбилась. Ей хотелось постоянно быть рядом с Арнбьёрном, помогать ему, слушать его. Бабка Хельга только головой качала, и приговаривала: «Судьбу матери повторяешь», а после шепотом задумчиво добавляла: «Знать Боги для того нас здесь и оставили»., потом задумчиво шепотом добавляла: “И мою… Знать затем Великий Один и оставил нас здесь”.
Каиса видела, как любимый задумчиво смотрит вдаль, планируя своё отплытие домой и не находила себе места.
В один из вечеров Арнбьёрн сообщил, что решил отправляться в путь. В ту же ночь Каиса пришла к нему. Девушка просила забрать её с собой.
Не сейчас, милая. Мне предстоит плыть одному и не известно, какие опасности ждут мою никчемную лодку. Если повезёт и я встречу корабль викингов раньше, чем вражеский, доберусь до родной деревни. Слишком велик риск погибнуть, так лучше уж мне одному.
Ты вернёшься?
На все воля Одина. Я воин, Каиса, и должен следовать долгу. Но я буду стремиться к тебе, моя добрая фея. Каиса пришла к нему и, преодолев гордость, просила взять её с собой.
Не сейчас, милая. Путь предстоит неблизкий, и одному Одину известно какие опасности ждут в пути мою никчемную лодку. Если повезет и я встречу корабль викингов раньше вражеского, то доберусь до дому живым. А если нет? Я не могу рисковать твоей жизнью, моя прекрасная спасительница.
Ты не вернёшься? - обреченно, но с надеждой в голосе спросила девушка.
Я воин и прежде всего должен исполнять свой долг. Но я буду стремиться к тебе всей душой, фея Каиса.
Девушку охватили отчаянье и страх перед неизвестностью, её сердце рвалось на части, а мысли призывали не отпускать свою любовь. Каиса безрассудно потянулась к Арнбьёрну и, прильнув к его груди, принялась покрывать его лицо поцелуями…


***
Среди лесов и гор у небольшой речной заводи затерялась крошечная деревушка. Там, в одном из поросших мхом полуразрушенных домишек горел очаг. Маленькая Фрейя жила там со своей матерью. Девочка недоверчиво слушала рассказы о большой и шумной деревне викингов, о героях-воинах и их прекрасных женах, о заморских сокровищах и шумных пирах. Также она училась готовить целебные снадобья и мази и мечтала, что когда-нибудь ее помощь понадобится славному воину, который найдет спасение в их тихом благословенном месте. Умения и любовь Фрейи возвратят этому человеку силы и крепость духа и он отправится совершать подвиги во славу Великого Одина. Девочка не страшилась будущего, так как знала, что именно за этим и живёт здесь, в заброшенной, словно скрытой от глаз врагов, деревне викингов.

...

Elen-Mert: 10.02.21 13:53

 » Как-то раз на Рождество

Миниатюра - участник литературной игры «Как-то раз под Новый год»


Канун рождества в тот год выпал на субботу. В нашем посёлке с самого утра топили бани, и терпкий дым разлетался повсюду, наполняя воздух родным, уютным ароматом. Мне было семнадцать, и я с досадой осознавала, что последние в моей жизни школьные зимние каникулы подходят к концу. Почему-то именно в тот предрождественский день мне было особенно грустно оттого, что детство уже почти закончилось.
Лузгая семечки, я посмотрела по телевизору «Ночь перед Рождеством», и меланхолия накатила с новой силой. В углу, сверкая большими разноцветными шарами, уныло стояла желтеющая ёлочка. Казалось, ткни ее пальцем, и сухие иголки враз облетят, оголяя шершавые ветки.
Вдруг во дворе звонко залаял Пират. Спустя минуту на крыльце появилась Маринка – моя двоюродная сестра, и принялась громко отряхивать от снега свои лаковые сапоги. Я обрадовалась, ведь рядом с этой балаболкой скучать обычно не приходилось.
– Сегодня после двенадцати пойдём гадать, – пританцовывая, сообщила сестрица и протопала на кухню, где мама с бабушкой уже начали готовить традиционные двенадцать блюд.
– Куда это Вы ночью собрались? – спросила мама.
– Никуда, тёть Галь. Погадаем и ко мне ночевать пойдем, – с невинным видом ответила Марина.
Мы уселись за круглый стол и, болтая и шутя, принялись крошить вареные овощи для селедки под шубой, оливье и крабового салата.
Вечером пошли в баню. Маринка долго лупила себя веником и просила «поддать душку». Потом она слезла с палатей, и многозначительно оглядев свой зад, произнесла:
– Два листа! Отличненько.
– Чего? - не поняла я.
– Что тут непонятного? Два кавалера в меня влюблены, значит, – серьёзно и уверенно заключила Марина.
– А-а-а, приклеился как банный лист, – протянула я и с легкой надеждой обернулась на свою пятую точку: – Ни одного!
– Ничего, пупсик, всё ещё впереди. Теперь надо их засушить, потом истолочь и съесть, – продолжила сестра, снимая с себя влажные березовые листочки.
– Зачем?
– Ну ты тёмная! Чтоб любили меня и не разлюбливали.
Мне стало весело, но я ничего не ответила. Тем временем Маринка набрала в ковш холодной воды из бидона и продолжила:
– Ну, ждать я не могу. Съем так, – с этими словами, под мой хохот, Маринка громко выдохнула, отправила в рот листья и быстро запила водой.
После бани было праздничное застолье. Пришли Маринкины родители и другая родня. Нам, молодежи, выделили бутылку сладкого, как компот, домашнего вина.
Ближе к полуночи, в разгар застолья, бабушка пошла смотреть по телевизору рождественское богослужение. Она делала это каждый год: садилась в кресло, включала трансляцию и через десять минут сладко засыпала. Песнопения лились с экрана и наполняли собой темную комнату до тех пор, пока кто-нибудь не обращал внимание на понапрасну работающий телевизор и не выключал его, обрывая единственную ниточку, напоминающую нам, что Рождество все-таки церковный праздник.
Вслед за бабушкой из-за стола выбрались повеселевшие мы. Пока собирались, Маринка шепнула, что будет бросать через забор свой сапожок и смотреть, в какую сторону укажет его носок. Оттуда и жених.
– Если на Лесную улицу, значит Костя Лапшин; в сторону магазина, так там Витя Черемшанов недалеко живет; на Тепличный переулок – Вова, Ленкин брат, – с азартом перечисляла сестра, выходя во двор.
– А если на Ореховую? Там Сурков только из тюрьмы вышел, – подколола я.
– Дура ты. Бери шире. Прямо за Ореховой остановка, а оттуда автобус в город. Это вообще самый лучший вариант.
– Ну да, ну да. А если носком на запад, так там Европа.
– Всё, цыц, – оборвала сестра, ловко сняла сапог и с размаху швырнула его в темноту.
Послышался треск ветвей росшей прямо за забором яблони, звякнул цепью Пират. Я открыла калитку и пропустила вперед подпрыгивающую на одной ноге Маринку. Сапога видно не было. Снег лежал у дома гладким искрящимся полотном. Я посмотрела вверх и расхохоталась. Лаковый сапожок висел на дереве, удерживаемый толстыми ветками. Его изящный заостренный носок был направлен четко вниз.
– Как насчет жителей подземного царства?
– Ну нет! Так нечестно!
Рукой Марина вцепилась в мое плечо и, балансируя на одной ноге, принялась трясти мою любимую яблоню. Пушистые снежные хлопья начали падать вниз. От её усердия я чуть не свалилась в снег, а несчастный предмет гадания так и оставался висеть над нашими головами. Тогда Марина пнула дерево босой ступней и выругалась.
– Всё равно упадет, тогда и посмотрим.
Тут неподалеку послышались мужские голоса.
– Тихо, – встрепенулась моя суеверная родственница и ткнула меня в бок, – надо имена спросить. Имя первого мужчины, встреченного в ночь перед Рождеством – это имя будущего возлюбленного.
– Иди спрашивай, – усмехнулась я, глядя на ее левую ногу в одном носке.
Тем временем две тёмные фигуры вышли из-за поворота. Один высокий, в камуфлированном бушлате, второй пониже, в пуховике. Затаившись мы наблюдали за их приближением, пока Маринка не окликнула:
– Молодые люди!
Эти двое заметили нас и направились к моей калитке. То, что были они не слишком молоды и не особо трезвы, сразу бросилось в глаза. «Не местные», – в довершение подумала я и занервничала. Пират лениво подал голос и стих. Сестра же, источая обаяние, спросила:
– Не могли бы вы нам помочь? Мой сапог застрял на дереве, помогите сбросить.
«Молодые люди» непонимающе воззрились на нас осоловелыми глазами. Потом тот, что покрепче, оценивающе оглядел сначала дерево, потом нас. Холодок пробежал по моей спине.
Внезапно здоровяк расплылся в улыбке.
– Конечно, девочки.
Он удивительно ловко подтянулся на толстой ветке, обхватил ногами яблоневый ствол и взобрался на дерево. Через пару секунд незнакомец стоял перед ошарашенной Маринкой на одном колене и надевал ей на ногу злосчастный сапожок. В глазах сестры читалось разочарование. Куда указывал бы носок сапога, было уже не узнать. Однако оставалась ещё надежда на имя, и сестрица, не долго думая, задала свой простой вопрос:
– А как вас зовут?
– Я сам прихожу, – широко разулыбался высокий.
– Нет, ну серьёзно.
Тот усмехнулся, – зовите меня Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом. Можете писать мне письма до востребования.
– Шутите?
– Ну дык. Всё-таки Евгений моё имя.
– Да-а-а? Интересненько, – пролепетала Маринка, мысленно припоминая, есть ли в ее окружении носители этого имени.
А Петросян – фамилия, – оборвал ее размышления высокий.
– Опять шутки, – расстроилась сестра, – ну скажите, ну пожалуйста!
– Изя Шниперсон! – после короткого раздумья торжественно выпалил высокий, довольный своим чувством юмора.
– Всё с Вами ясно. А вы? – с надеждой обратилась Марина к тому, что пониже.
– А? Я в порядке, – буркнул спутник высокого, не уловив вопроса и, качаясь из стороны в сторону, ухватился за плечо друга в попытке поймать равновесие.
– Зовут Вас как? – не унималась сестра.
– Маай-кл Джек-сон! – запинаясь, выдал тип в пуховике, на удивление изящно стащил с головы шапку, прижал ее к паху, изобразил подобие лунной походки, поскользнулся и упал плашмя. Высокий рассмеялся.
– Не даете погадать по-человечески, – обиженно пробубнила Марина.
– Погадать? На женихов что ли? – оживился высокий. – Так чего на них гадать-то? Вот они мы! – с этими словами Перейра-Петросян раскинул руки, словно для объятий, и подался в сторону Маринки. Второй в это время, в попытках подняться, схватился за край сестриной куртки. От неожиданности она завизжала, а мне вдруг вспомнились два листа, так многообещающе прилипшие к Маринкиной, вечно ищущей приключения, попе. В этот момент из-под бушлата новоявленного высокого жениха выскользнула и со звоном разбилась о припорошенный снегом асфальт бутылка водки.
– Твою мать, длинный! – закричал расстроенный Джексон. Тут же послышался громкий лай Пирата и звон его цепи.
Я с ужасом представила, как от шума просыпается мирно спящая бабушка, сбегается вся родня, а мы стоим в компании двух пьяных мужиков, бьем бутылки, и вообще, черт-те что можно о нас подумать. Поди потом оправдайся. Видимо Марина представила что-то подобное, потому, что, когда я дернула ее за рукав и шепнула: «Бежим», она выпалила: «С праздником!» – и мы как ошпаренные рванули в другой конец поселка, к ней домой.
Там, отдышавшись, мы долго смеялись и решили больше не гадать.
Свою любовь в тот год Маринка так и не встретила, хотя по паре каких-нибудь «банных листов» к ней то и дело приставало.

...

Peony Rose: 10.02.21 14:11

Поучительная история для любительниц гаданий )))
Жаль, что службу только бабушка смотрела по телевизору. Не представляю Рождества без праздничных песнопений и общей молитвы за накрытым столом. Хотя... в СССР так долго с праздником боролись, было б удивительно, если бы новые поколения придерживались традиции.

Спасибо!

...

Elen-Mert: 10.02.21 14:18

Элли, спасибо, что зашла.
Всё так))) Поскольку история взята из жизни, признаюсь, описывала свою бабушку. Нам, молодежи, было не до песнопений тогда.

...

Виктория В: 10.02.21 19:14

Лена, спасибо за чудесный рассказ с атмосферой современного празднования Рождества!
Получила истинное удовольствие от чтения.

...

Elen-Mert: 10.02.21 19:46

Виктория, благодарю за похвалу! Рада, что понравилось.

...

Elen-Mert: 08.09.21 13:18

 » Лето. Мне десять.

Миниатюра (до ста слов), написанная для литературного мини-конкурса «Вдохновение и мечты».
Работа заняла третье место.


Лето. Мне десять. В деревне скучно.
Надеваю шлёпанцы, иду во двор. На крыльце пузом кверху греется кот. Собака свесила морду через край будки. Вижу, как за забором, в соседском дворе разжигают мангал.
Вдыхаю.
Беру под навесом тяпку и начинаю полоть чеснок.
Включили музыку.
Через две песни отношу охапку сорняков в компостную яму.
Смеются.
Мою руки в бочке с дождевой водой.
Подхожу ближе к забору, опускаюсь на корточки. Срываю с грядки клубнику, ем и прислушиваюсь. Скрипнуло почти над головой. Разгибаю спину и замечаю возню в ветвях соседской груши. Вдруг мне на макушку падает розовая сандалия.
И каникулы враз перестают быть скучными...

...

Elen-Mert: 07.11.21 19:49

 » Вкус налива

Миниатюра (до ста слов), написанная для литературного мини-конкурса «Любовь и страсть»

Был тёплый вечер накануне ее отъезда. Я ещё на что-то надеялся.
Угнал отцовскую машину и наломал гладиолусов. Надел ветровку, чтобы было что расстелить, если понадобится. Дурак.
Она вышла в коротком платье и босоножках. Увидела цветы, рассмеялась.
Вёл машину, нервно уставившись в лобовое стекло, молчал.
Приехали.
На холме заросший яблоневый сад, внизу река. Протянула мне фотоаппарат, подбежала к дереву, прижалась спиной к кривому стволу.
Вспотел, пока нажимал на кнопку. А она льнула к толстым ветвям и закидывала ноги на извилистые сучья. Куражилась.
Сорвал яблоко и отдал ей. Откусила и подошла ближе.
Вкус налива на губах. Ветровка на траве. Счастье и грусть.

...

Elen-Mert: 08.04.22 22:11

 » Память. Пьеса в одном действии

Пьеса - победитель 26-но тура литературного конкурса «Женские штучки». Тема: путешествие без границ.

Действующие лица:
Мама
Катя - дочь

Кухня. Мебель сдвинута для начала ремонта. Катя стоит на стремянке и разбирает вещи на антресоли. Мама принимает коробки и свертки из рук дочери.

Катя (протягивая завязанную узлом матерчатую сумку). Мам, тебе вот это нужно?
Мама. Покажи-ка.
Катя. Держи!
Мама (садясь на стул). Вот затянула, не развязать теперь.
Мама возится с узлом, достает из сумки сверток, перевязанный цветным платком. Развязывает платок, достает фотографии и конверты.
Катя (протягивая сверху коробку). Вот это посмотри ещё.
Мама. (Не расслышав). Столько лет! Думала, что время давно всё затушевало. А тут глянула, и всё в памяти рассцвело как картинка.
Катя (садиться рядом). Ты про что?
Мама. Да вот, глянь. (Протягивает фотографию). Это я в семьдесят девятом, с группой на практике. Только первый курс училища окончила. Отец мой приехал из Чехословакии. В командировку его туда посылали. Событие было! Привёз мне босоножки, голубые такие, на каблучке широком, пяточка закрытая, пряжки фигурные. Красота неимоверная, ни у кого таких не было. А ещё платочек газовый, тоже голубой. Я светленькая была, мне так шло! Примерила я те босоножки, а они малы. Давят, заразы. Мать говорит: “Давай продадим, товар импортный, сразу заберут”. Я руками замахала: «Не надо, разношу!». Так хотелось, чтоб меня в них увидели. Паренёк один мне нравился из нашей группы. Как же это его? Костя, кажется. Красивый был, высокий, на гитаре играл. Ну, думаю, увидит меня, сразу втюрится. Девчонки завидовать будут. А показаться-то негде. Впереди только практика летняя: каждый день выезжать на электричке за город, топографическую съемку делать, обмерять, чертить. Ну, думаю, не на болота же нас пошлют. Скорее всего в деревню, там травка-муравка, да и каблуки – не шпильки, справлюсь. Надела я синюю юбку, джемперок беленький, платочек тот на шею повязала, в босоножки втиснулась: Мерилин Монро.
Катя (рассматривает фотографии).Ну ты даешь.
Мама. Прихожу на станцию, а там все по-спортивному. Людка Ивашкина так вообще в резиновых калошах. Мастер наша, Галина Ильинична, как меня увидела, сначала за сердце схватилась, потом за голову. А ребята, смотрю, поглядывают, шепчутся. Поделили нас на пары. Девчонок всех, чтоб тяжести не таскали, с ребятами поставили. У нас же техника: теодолиты, треноги
Катя. И что, парней на всех хватило?
Мама. Конечно, у нас девчонок не много было, профессия такая. Ко мне Колю Акимова приставили. Вот он, смотри.
Катя. Симпатичный.
Мама. Правда? (Весело) А мне казался простоватым, невзрачным. Он из села был, жил в общежитии, говорил по-деревенски. Так вот. Доехали мы, вышли на каком-то полустанке и потопали по тропинке вдоль леса. Идём, идём. Ноги гудят, мама дорогая! Но виду не подаю. Километра полтора прошли, мозоли аж закровили. Плетусь в конце, делаю вид, что природой любуюсь. Ильинична мне говорит: «Малохольная, снимай свои штиблеты, тут и босиком можно». Но как же я сниму? Опозорюсь. Колька, напарник мой, свои кеды предложил. Я ни в какую, ты что! Мне, мол хорошо. Кое-как добрела до места. Дали нам участки, Коля приборы выставляет, а я на кочку села, ножки вытянула, будто загораю. Всё, думаю, убивайте, не встану.
Катя. А что же парень тот, который нравился?
Мама. А что парень? Ничего. С Людкой всю дорогу анекдоты травил, на меня не смотрел даже. Ой, дура! (Смеется). Ну сижу я значит, все туда-сюда ходят, суетятся, а мне Колька только цифры выкрикивает, чтоб я записывала. Потом смотрю, исчез куда-то. Я босоножки расстегнула - ужас. Как обратно идти? Сижу, плачу. Тут Коля из леска вышел: в одной руке кулёк газетный, в другой зелень какая-то. Говорит: «Валя, вот тебе земляника - ешь, а на мозоли подорожник приложи». Ну я послушалась. Потом кеды снял. Обувайся, говорит, голову не дури. Я сначала отнекивалась, потом сдалась. Зашнуровала потуже, чтоб не слетали. Тут и дело веселее пошло. Сделали один участок, Галина новый дала. Пошли мы, а там, бурелом сплошной, зимой деревья поваляло. Пока пробирались, Колька на ветку острую босой ногой и напоролся. Да сильно так, щепка прям в ступню вошла. Кровь как хлынула, я перепугалась. Стыдно стало, из-за меня ведь. Он зубы стиснул, мычит. Потом говорит: «Валя, найди что-нибудь, перевязать». Я растерялась, по сторонам смотрю, потом додумалась платочек снять. Сама перевязывала. Вот так.
Катя. Этот платочек?
Мама. А? Нет, не этот. Не этот.
Катя. А что же потом?
Мама. Потом? (Вздыхает). Про потом просто так и не расскажешь.
Катя. Почему?
Мама. Да я и слов-то не подберу, не писатель ведь. (Улыбается).
Катя. Влюбилась что ли?
Мама. Знаешь? Я его как будто и не знала до того дня. Как в первый раз увидела. А потом? Много чего было. Я такая молодая была. Я и подумать тогда не могла, что можно так любить.
Катя. А почему не поженились?
Мама. Мы как учёбу кончили, Коля сразу на стройку пошёл работать. Там пожар случился. Обвал. И всё. Погиб Коля.
Молчит.
Уже заявление в ЗАГСе лежало. Мать его мне потом этот платочек передала. Сказала, что Коля его заранее купил к моему дню рождения.
Молчит.
Думала, никогда не отболит, никого не подпускала. Поэтому и замуж поздно вышла. Но время всё замалевало. Когда уже с папой жили, хотела выкинуть всё это, но рука не поднялась. Нет человека, должна же быть хоть память. Ой, Катя, спрячь уже куда-нибудь. Всё. Давай дальше, а то и за день не разберём.

...

Peony Rose: 09.04.22 14:36

Лена, с победой

...

Elen-Mert: 09.04.22 16:20

Элли, спасибо!
А тебя с серебром!

...