Началось в колхозе утро...

Макар не знал, что она думает о нем самом. Наверно, даже будучи на отдыхе, она продолжала беспокоиться о своих общественных делах. Но почему-то хотелось заинтересовать эту девушку, чтобы не закончилось все общение только этим вечером в клубе и этим танцем.

- Я прекрасно понимаю, как тяжело не иметь возможности жить рядом с родными. Когда придет срок, я собираюсь обосноваться в Москве, чтобы взяться за какое-нибудь крупное строительство. Знаете, я мечтаю когда-нибудь создать дом от проекта до последнего кирпичика. Чтобы можно было гордиться. Чтобы показывать внукам.

- Теперь нисколько не жалею об этом.

Смущенная девушка была чудо как хороша. Щеки окрасил розовый румянец, длинные пушистые ресницы скрыли глаза, спрятали смятение. Макар смотрел и не мог налюбоваться. Никакой косметики не надо Людмиле, чтобы быть милой. Вот, действительно, милая. А еще настоящая. Русская душа. Открытая и прекрасная.

- Я не могу подумать о вас плохо. Работа, конечно. Она прежде всего. И все же я хочу показать вам это место не только для этого. Надеюсь, вы простите мне мою дерзость, я хочу немного побыть с вами наедине. Здесь слишком много народа. Мне хочется увести вас отсюда, чтобы никто не мешал нам общаться, чтобы не пришлось повышать голос, чтобы перекричать музыку. Вы уделите мне время? Только мне? Не комсомолу, станичникам и прочим. А мне...
Макар чуть заметно сжал пальцы, чтобы не показать своего волнения. Мужчина не должен переживать, а он сейчас чувствовал себя как первоклассник, выступающий у доски. Ладони даже вспотели. Только этого не хватало! Что с ним такое происходит? Никогда такого не было. Всегда ровно и спокойно общался с друзьями и подругами. А теперь, похоже, встретил девушку, которую захотелось сделать больше, чем подругой. С которой захотелось проводить время. Узнать о ней как можно больше. Хотелось прогуляться с ней по лесу, по полям, собирая букет нежных цветов, искупаться в речке, брызгаясь прохладной водой, забывая о времени и обязанностях.

Ее улыбка. Она задевала какие-то струны у него внутри. Переворачивала.
- Неприличное? Нет. Что вы? Я не посмею посягнуть на вашу девичью честь, пока вы сами не позволите. Честно говоря, я просто хотел узнать вас получше. Я буду рад, если наше знакомство перерастет во что-то большее, но не буду торопить вас. Это и для меня неожиданность. Я ведь уже почти год в станице и всех знаю, и вас я знал и видел несколько раз. И никогда не думал о том, что общение с вами будет доставлять мне столько удовольствия. Знаете, я всегда видел в вас только работника комсомола. А сегодня... Сегодня что-то изменилось. Я пока и сам не очень понял что. Может быть во мне. А может в вас...
Он говорил какие-то глупости. Он и сам не мог понять себя. Он злился на себя. Не мог собраться, не мог сформулировать убегающие мысли, терялся как мальчишка. Терял себя в ней.

Макар отпустил девушку, но не бросил. Он помог ей пройти в конец зала и предложил присесть.
- Людмила... - не знал, что говорить. Казалось, слова совсем не нужны. - Благодарю вас за танец. Вы очень хорошо танцуете. Я давно не получал такого удовольствия. Я бы очень хотел что-то сделать для вас. Что-то, чем смог бы вас удивить или просто, чтобы у вас остались приятные впечатления от общения со мной. Может быть, вы хотите сейчас чего-нибудь? Скажите. Я принесу, добуду, достану. Не Луну с неба, конечно, что-то более приземленное... Хотите мороженого? Или яблок. Я знаю сад, где растут чудесные красные яблоки. Хотите? А может для вас что-нибудь сделать? Я могу табурет смастерить или дорожку к вашему дому камнем выложить. Скажите, чего вы хотите? По-настоящему. От меня.
_________________

Прибыла к клубу замминистра вовремя. Была устроена по высшему разряду в первом ряду. Приготовилась слушать, и пропала. До чего же хорошо пели и плясали в "Красном богатыре"! Если они так же, с огоньком, и другую работу выполняют - за успех страды можно было не переживать. Да и не переживала Даздраперма вовсе. Всецело отдала своё внимание самодеятельности, да какой художественной - любо-дорого посмотреть.
Эх, хорошо в станице. Хорошо в колхозе. Хорошо в СССР!

Утро следующего дня

Проснулась замминистра почему-то... в стогу. Вроде не пила вчера ничего крепче кваса, а тут такой конфуз... Вовсю пели петухи, а солнце, по меркам рабочего советского человека, было уже высоко. Надо будет отыскать Петра Аркадьевича и отправиться на обсуждение вопросов по сельскому хозяйству, а дальше можно уже и отбывать. Даздраперма откинула ворох сена и поднялась, потягиваясь. Хорош вчера был квасок, что и говорить.
В одном из дворов умылась ледяной колодезной водой и вот так, понемногу, пришла в себя. А может, взять отпуск, в который так давно не уходила, и приехать сюда, в "Красный богатырь"? Окунуться, так сказать, в жизнь рабочую изнутри, заодно все процессы отследить.
Замминистра сунула руку в карман юбки - надо будет к машине вернуться, да вещи достать, а то она вчера как прибыла, так весь вечер и проходила без извлечённого чемодана - и замерла. Ключей от новенькой "Победы" не было.
- Батюшки! Батюшки, что делается! - побледнев от испуга, прошептала Даздраперма. И, что было мочи, побежала искать Панова.

Дорогие участники, у организатора полнейший аврал в реале, чуть позднее все будут перенесены в первые локации для поиска ключей. А пока спокойно доигрываем смотр и просыпаемся утром.

Улыбнувшись ее реакции на мои слова, в следующую секунду я вскинул в удивлении брови: эта малышка хочет стать инженером? Покатав эту мысль в голове, я широко улыбнулся. Мне казалось, что профессии наиболее ей подходящей не существует. Затем она прикрыла глаза, а на ее губах появилась мечтательная и счастливая улыбка. Я любовался ей, пока она явно пребывала в мире грез. Именно тогда я и наступил ей на ногу.

Ее слова согрели мне сердце и душу, заставив испытать сильное желание обнять ее. Но я не рискнул, а лишь осмотрел внимательно зал, и уже на ходу, взяв ее руку в свою, я повел ее к сидру и пирожкам.
- Главное, что никто не пострадал, правильно? Хочешь сидр или пирожок? А можно и то, и другое, - добавил я с озорной улыбкой. Протягивая ей стакан с сидром, я вспомнил ее слова:

С улыбкой на губах, которая, казалось, не собирается исчезать в этот вечер, я ответил:
- Благородная у тебя цель, Александра. Полезная. Отчего-то мне кажется, что эта профессия создана как раз для тебя. А если уж благодаря тебе наша станица выйдет на самые верха, то я лично буду готов носить тебя на руках, - я внимательно посмотрел на Александру, забавляясь одной мыслью: носить ее на руках ни составит труда. Посмотрев в окно, я снова посмотрел на Александру:
- А давай прогуляемся? Недалеко. Или далеко, это уж от тебя зависит, - снова улыбнулся я. Почему-то рядом с этой такой хрупкой девушкой я не мог перестать улыбаться.
_________________

Вот не зря все-таки народ мой, итальянский, любит жестами изъясняться. С ними все гораздо понятнее и слова ни к чему. Я вел девицу в танце, прижимая к себе и обдавая жаром своего смуглого тела, обласканного жарким южным солнцем. И северная красотка от такого соседства, конечно, растаяла. Вон как подмигивает мне в ответ, да улыбается многозначительно. Я, правда, где-то слышал, что в Советском Союзе секса нет, но так это ж поправимо! Импорт - наше все. Когда-то у русских и картошки не было. Подумав об этом, я почувствовал себя новым... этим... как его... по-нашему говоря, Пьетро I. Кстати, о Пьетро... Я кинул быстрый взгляд в поисках своего переводчика - хоть он и паршивец, но понимает хоть что-то. Тот был замечен мной танцующим щека к щеке с какой-то пухленькой прелестницей. Да уж, Кьеллини своего не упустит!
Я тоже теряться не собирался и рука моя поползла было к мягкой девичьей округлости пониже спины, но танец вдруг кончился. Досадно. Зато меня провели к столу. Неужто тут кормят?! Разложенное угощение было похоже на какие-то булочки. Я посмотрел на них с подозрением - мало ли что там? Французы вон лягушек едят. И я бы не хотел съесть какого-нибудь таракана, даже ради дружбы народов.
Красотка словно мысли мои прочла:

Слов я не понял, но она явно намекала, что есть можно без опаски. Желудок снова завел голодную симфонию и я рискнул укусить протянутую мне булочку. А ведь и правда вкусно! В начинке я с некоторым удивлением узнал капусту. Интересный ход. Активно жуя, я показал девице большой палец - мол, высший класс. Потом подумал, что еще не поймет, чего доброго и, блаженно зажмурившись, погладил живот, как это недавно делала она сама.

Продолжая жевать, я вопросительно посмотрел на Пьетро. Тот начал проявлять просто чудеса сообразительности. Или фантазии. Я пока не понял.
- Спрашивает, вкусно ли нам. Точнее тебе.
На этот вопрос я активно закивал, в довершение к предыдущим жестам.
- Еще говорит, что у ее бабушки хорошая печь.
Я озадаченно нахмурился и, проглотив последний кусочек лакомства, спросил:
- Как думаешь, может, это у советских такое завуалированное приглашение на ночь? Ну, типа классического: "не хочешь зайти на чашечку кофе"?
- Можешь проверить. - Пробормотал Кьеллини, потянувшись за очередной булочкой.
- Кстати, нас так нигде и не разместили на ночь! - Дошло вдруг до меня. Вот тебе и советское гостеприимство. Не посреди же поля ржаного спать? Это уже слишком, Мадонной клянусь!
Не особо полагаясь в таком важном вопросе на Пьетро, я посмотрел на красотку и, сложив вместе ладони, приложил их к щеке, изображая спящего, а потом развел руками - мол, не знаю, где мне спать. Ну и, чтоб наверняка, бровями подмигнул и улыбнулся.

С замиранием сердца Галина ждала реакции на вкушаемый иностранцем пирожок. Слова – словами, а жесты интернациональные помогли разрушить стену непонимания. От сердца отлегло и стало на душе так хорошо, как будто разом наступили Новый год и восьмое марта.

Тут подоспел толмач, который, пользуясь знанием русского языка, поводил в танце Маруську Кольцову, а та довольная, сияла как отцовские ордена, и заглядывалась на Адриано. Безобразие какое! Мало ей одного иностранца, она уже и на чужих заглядывается. Маруська думает, что свидание с Колькой Брюховым – тайна великая, но Евдокия по секрету рассказала своей куме, а та – своей невестке, та – своим подружкам, а те уже донесли до Гали про маруськин стыд. И это советская комсомолка! Галя подвинулась вбок, чтобы загородить своего Адриано от Маруськи. Он в это время кивал в ответ на её слова. Танец с Маруськой наделил толмача лучшим усвоением материала и сообразительностью. Хоть какой-то толк от Кольцовой.

Ох ты, батюшки! Иностранца притомили вконец. Он же с дороги, а она его в клуб, на танцы, петь заставила. Галя покраснела со стыда, вспомнив, что впервые увидела Адриано сидящим на траве. Устал человек. А сейчас уже отбросил стеснение и прямо заявил об этом.
- Устали, родненький? – всплеснула Галя руками и повела итальянцев к себе в дом. Они покорно шли за ней гуськом, Адриано, как истинный кавалер, тащил её велосипед, бренчавший в ночи изогнутыми колёсами и ржавым рулём. Итальянский говор за спиной ласкал слух, распущенные волосы разлетались от ночного свежего ветерка, с лица Гали не сходила улыбка. До чего настроение хорошее, когда способствуешь дружбе народов! Чувствуешь себя верной патриоткой, достойной звания комсомолки. Партия не забудет Галину Ярцеву!
- Мам, пап, ба-а-аб! – кликнула она в сенцах, скидывая босоножки. – Смотрите, каких гостей я вам привела. Настоящие иностранцы. Адриано, Пьетро. Останутся у нас на постой.
- Да что ж это творится-то? – заголосила бабушка. – И не предупредили! Я бы калачей напекла, расстегаев.
- А мы уже поели, бабушка.
- Тогда пусть парни на печь лезут, там тулупами накроются. А утром стопим баньку. Радость-то какая. Пойду тесто поставлю…
Лёжа в своем закутке на кровати, Галя не могла уснуть. Всё слушала, как иностранцы устраиваются на печи, ворочаются и ворчат. И тихо хихикала, радуясь счастливому случаю, который привёл её к клубу утром.
Наутро заголосили петухи, дом Ярцевых ожил. Мальчишки прыгали возле печи, желая увидеть живых капиталистов. Бабушка напекла пирогов, поставила самовар. Родители как обычно уже ушли на работу, так и не застав жениха дочери. Работящие они у неё, нет времени больше ни на что. Надо по 2-3 нормы сделать, жить некогда.
Галя вдохнула и потянулась, вернув обратно на плечо упавшую вниз лямку ночнушки с кружавчиками, которые сами нашила. Натянув шерстяные носки но озябшие ноги и накинув сверху халатик, побежала к дорогим гостям, чтобы проводить их умыться и в туалет.
- Вы там только осторожнее, - предупредила парней, боязливо спускающихся по лесенке вниз к деревянной дверце туалета. Вдруг они такого не видели… А сама напилась из ковшика холодной колодезной воды и стала прихорашиваться у зеркала с трещиной.

Подправил чуть пост в соответствии с последующим


Макар готов был подарить ей мебельный гарнитур.
- Обязательно зайду. Непременно. Сделаю завтра табурет и зайду. А если он не понравится, тогда починю стул. Будет два места, куда можно присесть. Вы ведь захотите со мной посидеть и поговорить как с посетителем, правда? Вот и сядем. Вы - на стуле, я - на табурете. Или наоборот. И будем разговаривать. Недолго, чтобы не отвлекать вас от работы. Совсем чуть-чуть. А потом это, возможно, станет нашей с вами привычкой - сидеть и разговаривать на стульях, - улыбнулся.

Макар был совсем не против. Очень даже за. На улице уже стемнело, и он смог побыть с ней еще какое-то время и не волноваться о том, чтобы в дороге с ней ничего не случилось.
Они шли по улице и даже не держались за руку. Просто шли рядом. В траве стрекотали кузнечики, а в воздухе витало что-то необычное. Прозрачное. Ароматное. Хрупкое.
- Какой дорогой пойдем?
- Пошли так.
- Нет, давай по этой?
- Она длиннее.
- Именно поэтому.
Ее дом не стоял на отшибе и я даже пожалел об этом, потому что так можно было пройтись еще дальше.
- Я прекрасно провел время. Спасибо, что составили мне компанию сегодня.
Он смог позволить себе лишь взять ее за руку и несильно пожать.
- Спокойной ночи.
Макар резко развернулся, чтобы не сделать и не сказать лишнего и быстрым шагом направился в общежитие. Всю ночь он ворочался на узкой койке и прятал глупую улыбку, появляющуюся у него на губах без всякой причины. Точнее, причина все же была. С лукавым взглядом. С мягкими волосами. С приятным голосом. Идеальная причина.
***
Утром было тяжело подняться, но контрастный душ и зарядка взбодрили тело, а душа и так будто летала. Макар вышел из общаги, но увидел бегущую Даздраперму Никитичну. Он подумал, то случилось что-то плохое и побежал следом, чтобы при необходимости помочь.

Мая, если я не в тему - потру.
_________________

- Это не может не вызывать восхищение.

Она даже немного растерялась от его слов. Она почему-то думала, что ей могут заинтересоваться только с профессиональной точки зрения. Товарищ Людмила никогда Люда, только дома, а это так редко бывало. А здесь... Только ему? Что ей было сказать? Что она не знает, может ли она? Но почему нет? Он ей был интересен, ей нравились его взгляды на жизнь, его стремления. Люди должны к чему-то стремиться. Это прогресс. Это во благо. Ей в душе хотелось ответить да, конечно, я могу уделить время только вам. Но она боялась. Боялась взглядов со стороны. Боялась быть непонятой. Ведь сегодня он под впечатлением от вечера, а завтра передумает, а она себе надумает невесть чего. Она смотрела как он сжимает пальцы, мужчина явно волновался. И это задевало струны ее души. Она, которая посвятила свою жизнь стране, теперь хотела о ней забыть и слушать его. Неправильно это, она знала, но его очарование влияло на нее похлеще вина, которое она иногда себе позволяла. Она не могла подобрать слов, потому что слова были бы не правильными, она бы потом пожалела о сказанном, но сейчас она ответила простое.
- Уделю вам, - и улыбнулась, как девчонка, которую впервые пригласили на свидание. Открыто, без маски, которую иногда надевала, чтобы скрыть неловкость или спрятать истинные эмоции.

Она промолчала на это, просто кивнув. Здесь не было, что добавить, ведь так и было. Этот вечер был каким-то особенным. А ведь ей еще стоило выйти на сцену и спеть или станцевать, но она бы чувствовала себя неловко. Все бы обратили на нее внимание. И если с речью она с горем пополам справилось, хоть все равно считала ее худшей из ранее произнесенных, то песня или танец, были бы еще более неловкими. Ей казалось, что ее обязательно засмеют. Петь то она особо не умела, как и танцевать. А Макар так восхищенно о ней говорил, что она просто не могла все испортить. Не тогда, когда очарование вечера, дает ей почувствовать себя живой.

- И вам спасибо, вы тоже хороший танцор.

- Табурет мне бы не помешал если быть предельно честной. У меня ведь вчера сломался стул, но все руки никак не доходили попросить кого-то починить. Так что ваше предложение как нельзя кстати. Может, вы как нибудь зайдете и почините мой стул, или может, смастерите новый? - Она улыбнулась, - Как вам будет удобно Макар, я не настаиваю, - Она посмотрела на танцующих, вечер удался, все довольны и рады, что еще нужно после трудового дня, как не хороший отдых.
- Вижу в разгар веселья уже никто и не заметит моего отсутствия, а мы могли бы пройтись перед сном, заодно и проведете меня. Как вам это предложение?
_________________

Музыка стала мягче, танец плавно подходил к концу. А так много еще было не сказано между ними...


- Это хорошо, - с одобрением сказал Георгий, делая очередной ловкий поворот влево. - Это вы верно, Клавушка, говорите, все мы так или иначе к новому привыкаем. А иначе не прожить. Человек - он ведь как, он ко всему помаленьку может приспособиться. Даже к плохому, к сожалению, встречал я и такие случаи, да... Но вам вот в чем повезло - что обратно на родину вернули, а не отослали куда-нибудь в глухую сибирскую деревушку. Родные стены - они всегда помогают.

Вздохнул бригадир, вспомнил сразу тот дом, что был когда-то ему и родителям родным. Разбомбили его, деревню пожгли дотла, и пришлось уезжать. Где-то пожили недолго, он работал слесарем...

- Я вот, да и вся наша фамилия, сюда в станицу приехали уже после войны, в пятьдесят восьмом году. И знаете, поначалу как-то все вроде и свое, а и не совсем свое, - продолжал он задумчиво. - Мы с батей получили участочек с хибаркой старенькой, маму туда поселили стряпать да кур водить, а сами так, во времянке остались и начали возводить новый дом. Хорошо, директор нам помогал, и все станичники как один несколько суббот подряд выходили на стройку. Вот когда я, Клавушка, понял всю силу советских наших людей. Всю мощь труда совместного. Полюбил я местных людей и местный быт, крепко полюбил. И теперь отсюда не хочу никуда. Тем более, уже и для себя и будущей супруги домик построил отдельный.

Стихла музыка, в зале снова становилось шумно. Георгий взял девушку под руку и отвел к автомату с лимонадом.


Так оживилась Клавдия, когда он про иные страны заговорил. И почти тут же замялась, глазки отвела. Понял бригадир, почему, и умилился такой душевности. Снова улыбнулся ей тепло.
- Так кроме тяжелого, и хорошее было, как не быть. Сейчас налью вам, Клава, газировочки, попейте для прохлаждения. А я вот какую историю расскажу - о нашем ефрейторе Фулюкине. Паша его звали. И был он изрядный весельчак, хоть в боях, хоть на привалах одно анекдоты травил и байки разные.

Тут Георгий наполнил стакан и отдал его заинтересованно слушавшей Клавдии.

- Ну и вот, случилась такая заваруха у нас уже в Польше - жарко было, не передать. Два дня отстреливались от гадов фашистских, наконец и снаряды, и патроны стали заканчиваться, а подвоза все нет. Что будешь делать? Не зубами же атаки отражать. И тут наш Фулюкин громко говорит: "Товарищи бойцы! Никто нам не кинет круг спасения, надо самим покумекать и найти заряды!" Мы ему: "И где ж?" А он подбоченился, ус закрутил и ответил: "Глаза разуйте! Вон в том леске стоит склад немецкий, идите и берите". Я ему так: "Да ты, Фулюкин, никак заболел. Там вокруг фрицев целая стая, а нам уже и воевать с ними нечем". Он мне: "Ишь ты, Лукин, какие речи несоветские держишь. Ножик есть? Штык есть? Веревка есть, взрывчатка со шнуром? Так чего ж ты как баба ноешь, пойдем вдвоем". Разобрало меня маленько, ударили мы с ним по рукам и пошли на склад.
А там геенна натуральная, и фрицы вместо чертей пляшут. Мы по-пластунски к стене задней подобрались, Фулюкин ушел часовых снимать, а я взялся бомбочку ладить, чтобы сломать эту стену. Такую небольшую, чтобы направленного действия и не задеть внутри ничего. Сладил это дело, отполз. Смотрю - Фулюкин бежит, оглядывается. А за ним петух несется. Злой, аж гребень красный торчком. И совсем как наш, русский. "Фулюкин, - шиплю, - зараза, уйди от стены! Сейчас рванет!"
И ведь успел! Петуха подорвало, а Фулюкина - нет, ко мне прибежал и залег вовремя.
И смотрим мы после - одни перья по ветру, стена зияет дырой, а внутри чего только нет. Товарищей позвали, и пока фрицы опоминались, мы там набрались и патронов, и снарядов, и консервов хороших.
А Фулюкин вечером после отбоя перьев набрал петушиных, к пилотке привязал, на ножку встал левую, руки раскинул и говорит нам: "Ну что, орел я или нет?" Смеху было!

Помолчал бригадир, вздохнул снова. Сказал, глядя куда-то вдаль:
- А потом мы до Берлина дошли. И хоть было там много разрухи, но и красивое тоже было. У меня фотографии остались, я вам потом принесу, если захотите. Театры, синематографы, клубы всякие да сады. Стадион там еще хороший был, большой. Хочу, чтобы и у нас в станице такой же когда-то построили.

Клавушка что-то тоже задумалась, по глазам судя. Хлопнул Лукин по коленке и предложил:
- Вот что, Клавдия, вечер уж к концу подошел. Давайте я вас домой провожу, чтобы никто не потревожил. А по дороге могу еще про Польшу и Германию порассказывать...

И сдержал бригадир слово - проводил красавицу до родной хаты, честь по чести. И так увлекся разговорами с ней, что не заметил, сколько прошло времени. Хорошо ему с нею было. Уютно.
Попрощавшись у порога, снял Лукин пиджак, через плечо перекинул и пошел к себе. И даже насвистывал, чего со времен школы не делал. И порою улыбался слегка.
Хороший денечек выдался, с какой стороны не погляди. Урожайный, можно сказать.
Дома мычала корова, которую уже выгонял сегодня колхозный пастух на выпас, и как ни устал Георгий, он ее подоил и обиходил. А потом завалился спать.

Утро

Утром Лукин поднялся, как всегда, до зари, сразу же побежал мыться в летнем душе и обтираться до красноты. Позавтракал с большим аппетитом, думая о вчерашнем разговоре с Клавушкой ясноглазой. Скотину покормил, дал пинка поросю, чтобы не хрюкал не по делу.
И пошел проверять свой верный комбайн СК-4. Скоро на дальнее поле ехать. Дела не ждут.
_________________

Когда Павел заговорил о еде, Шурочка поняла, что проголодалась. Да так сильно, что вкус этого самого пирожка во рту почувствовала, и очень захотелось его попробовать. Она улыбнулась в ответ.
– Очень хочу. И сидр, и пирожок, – сказала и тут же подумала, как нескромно звучат ее слова. Но зато это правда, а обманывать она ой как не любит. Привыкла всегда говорить то, что думает, хоть тетя иногда и ругает ее за это. «Ты, Шура, со своей прямотой попадешь однажды в историю! Нельзя так правду-матку людям в глаза лепить!» А почему нельзя-то? Шурочка не понимала. Если она что-то чувствует или хочет, для чего притворяться, будто все иначе? И самой тошно, и перед другими стыдно.



– Ты правда так думаешь? – Шурочке аж подпрыгнуть от радости захотелось. Почему-то мнение этого мужчины казалось важным, как будто то, что он говорил, обязательно должно было сбыться в ее жизни. – Мне хочется быть полезной. Об этом папа мой всегда мечтал, и я с самого детства. Иногда даже во сне вижу, как заканчиваю учебу и возвращаюсь в родной колхоз. И столько идей в голове, что сон сразу убегает. Лежу потом до утра, мечтаю…
Девушка заставила себя умолкнуть, внезапно подумав о том, что Павлу могут быть не интересны ее полудетские фантазии. Не хотелось бы, чтобы он слушал только из вежливости.



После этой фразы вдруг стало горячо щекам. Шурочка изумленно заморгала, как-то слишком ярко представив себя на руках у Павла. И почему-то эта картинка ей понравилась. Девушка тряхнула головой, стараясь отвлечься. Устала она просто, вот и лезут глупости всякие в голову.



– А давай! – идея прогуляться Шуре пришлась по душе. Как бы хорошо и весело не было в зале, пройтись по прохладной улице ночью, слушая цоканье сверчков, она бы не отказалась. Еще и с таким спутником.
– Пойдем. Только тогда и ты мне расскажи, о чем мечтаешь. А то мои секреты выведал, а о себе ни слова не сказал.

Сказав это, Александра тут же погрузилась в свои, на этот раз невеселые, мысли. Я молча наблюдал за ней, не зная, как ей помочь. Мне было неведомы ее мысли, я мог сказать лишь, что все будет хорошо, но не смог выдавить из себя и этого. Странные вещи творились со мной в присутствии этой девушки. Какое-то время мы оба молчали, каждый погрузился в свои мысли.

- Правда, - удивленно ответил я, видя ее восторг. Неужели ей никто такого не говорил? Будучи бойкой, открытой и смышленой, она легко может стать инженером, а ее фантазия, которая, как я был уверен неведомо почему, была очень большой, только помогала бы ей в этом. - Мне кажется, - продолжил я, - твой отец был замечательным человеком, если вложил в твою прекрасную голову столь благородную мысль. - Она смущенно остановилась, явно считая, что взболтнула лишнего. А я жалел, что она остановилась: мне хотелось узнать о чем же она мечтает. Почему-то, в ту секунду, это было мне очень важным, но я решил не настаивать в тот момент, отложив этот разговор на некоторое время.

Мои слова явно засмущали ее, поэтому я молча отвесил себе мысленный подзатыльник, продолжая улыбаться доброй, успокаивающей улыбкой. Но по ее лицу было видно, что это предложение ей нравится, и я мысленно пообещал себе обязательно выполнить это желание. Возможно, для этого вовсе и не стоит ждать той поры, когда благодаря ей прославится наша станица.
Я обрадовался как ребенок, когда она согласилась со мной погулять. Чистое, неприкрытое веселье плескалось в моих глазах, пока она не попросила рассказать о своих мечтах. Я смутился, ведь у меня была только одна мечта. С минуту поразмыслив, я решил быть с ней честным в ответ, ведь и она была честна со мной.
- Я, милая Александра, мечтаю о семье. О большой семье, любимой жене и детях. - На какой-то миг замолчав, я продолжил, - Мне хочется найти ту, которая разделяла бы мои интересы, которая была бы доброй. Ту, которая привнесла бы в мой дом уют и тепло. Пожалуй, это можно назвать моей главное мечтой, - добавил я, мельком взглянув на Александру. Я смущался, рассказывая ей то, что тревожило мое сердце не первый год. Но, к своему удивлению, я почувствовал облегчение, открывшись ей, словно с моей души упал очень большой камень. Чувствуя неловкость, я решил продолжить наш разговор о ней самой:
- А о чем мечтаешь ты? Ты прервала свою мысль, а мне, - я сделал еще одну паузу, боясь показаться слишком настырным или даже грубым, - но мне очень хочется узнать о чем же мечтаешь ты, милая Александра.

***
Мы прогуляли неведомое количество времени, в котором каждая секунда отдавалась счастливым эхом по всему телу. Чем больше мы говорили, тем больше мне не хотелось покидать Александру. Мы рассказывали друг другу смешные истории из детства, поделились парой секретов, приоткрывая свои души друг другу. В какой-то момент мы оказались около дома Александры, где печаль явно отразилась на моем лице. Прощаясь, я прошептал слова, звучавшие как мольба:
- Я надеюсь мы увидимся завтра, Александра.
Этих слов она не слышала, но все же около самой двери еще раз обернулась и помахала мне рукой, будто ветер донес их до нее. Помахав в ответ и убедившись, что она находится в безопасности, я пошел к себе домой, упиваясь своей радостью. Давно я ни с кем так не разговаривал, но в тоже самое время я еще никогда ни с кем не сходился так быстро. В какой-то момент мне показалось, что мы способны понимать друг друга с полуслова. Я был счастлив, впервые за долгое время.
Я не спал до самого рассвета, и лишь с первыми лучами солнца заснул с одной лишь мыслью в голове: Александра запала мне в душу. И мне это нравилось.
Проснулся я как всегда рано, и даже не смотря на то, что проспал лишь пару часов, я чувствовал себя бодрым, как никогда. Умывшись и позавтракав, я вышел на улицу и сел на крыльцо, потягивая стакан теплого молока. Соседка, баба Клава, видела во мне своего сына, поэтому часто я находил под своими окнами разные вкусности: то пирожки еще теплые, то парное молоко. Отговаривать ее было бесполезно, поэтому мы молча соблюдали наш договор: я ничего не говорил ей на ее подарки, а она молчала на мою помощь в огороде. В какой-то момент мои мысли снова вернулись к Александре. Я хотел ее увидеть ее снова, очень хотел. Но лишь одна мысль останавливала меня, точнее, две мысли: захочет ли она меня видеть и не выдам ли я своих чувств к ней, не спугнули я ее этим? С этими мыслями я и продолжал сидеть на крыльце и потягивать еще теплое молоко.
_________________

Ещё вечером


- А чего его бояться? Начальство не волк, кусаться не будет. А если кусаться не будет, так и бояться нечего. - Беленький нёс откровенную чушь, но как-то так выходило, что рядом с Надеждой он стал теряться. Что за чудеса - не знал. Оставалось только дивиться.

- Не благодари, Надежда. Делов-то. - Пожал плечами Константин. - Я в этом всём не сказать, что шибко силён. - Он улыбнулся ей, но опомнившись, посерьёзнел. Им ещё выступать, к этому делу ответственно надо подходить, с серьёзным настроем. - И ты меня бригадиром не зови, я же для тебя просто Костя.

- А мы тогда и ложиться не станем. Чего зря время на сон терять в такие дни? Отработать отработаем, но и повеселиться надо, раз уж повод есть. Так что будем танцевать, Надежда. - Беленький пораздумал немного и добавил уверенно: - Надя...
Произносить её имя стало как-то светло и хорошо. Славно. И чего он раньше не замечал, какая она трогательная и маленькая рядом с ним? А уж какая красавица - спасу нет.

И Беленький повёл Надежду на выступление. Отчего-то начиная волноваться, но вовсе не от того, что ему было нужно перед публикой концерт давать.
- Ничего там особенного в номере моём нет, Надя. Я всё больше по делам лесорубным, вот там бы показал себя, - не без гордости за свою бригаду немного прихвастнул Константин.

Петь Беленький любил, и выходило у него неплохо. Вышел на сцену - начальство в первых рядах сидит. Ну, что ж. Смотрите, ваше замминистерское высочество, какие парни в станице живут, да на ком Красносиньковская держится.

Костя даже не смог толком понять, что случилось, когда Надежда выбежала из клуба и куда-то умчалась. И ведь до этого так пела хорошо, ладно - заслушаешься. Он и заслушался. А теперь вручил гитару кому-то и побежал за ней. Цель одна была - понять, что с Надей всё в порядке, но всё равно мыслил Беленький так: если что, соврёт, что платок отдать надобно ему.
- Надя! - крикнул он, когда глаза чуть привыкли к темноте. - Надя, ты где?
Крестовская нашлась возле приметного клёна, где скамейка стояла. Плачет, что ли? Костя приостановился, не зная, что ему дальше делать. В таких делах он совершенно ничего не понимал.
- Надежда, случилось что? - всё же спросил, подойдя ближе. И решил: если прогонит сейчас, ни в жизнь он больше ей своё общество навязывать не станет.

Уж не ведают бабоньки, когда успела замминистра, но заглянула в баньку даже! Ушлая баба! А там темно, холодно, не дождалась, пока затопят, но ключ обронить успела. Может, правда, а может, и брешут. Но Евдокия божилась, что так и есть. Али куда закатился ключик или бабайка утащил банный? Кто ж разберёт? А баньку уже затопили, хвойный запах изо всех щелей прёт, дым из трубы аж до самой речки стелется, куда местные с разбегу по пригорку вдоль берёзок бегут, чтобы после баньки в воду холодную сигануть. Срамота, но весело как. Визг по всей Красной Синьке разносится. А ещё колодец стоит возле баньки с журавлём. Куда угодно ключик мог запропаститься. Надобно бы найти.

В локацию отправляются: Мария Лебежинская, Дмитрий Миронов, Адриано Ч., Галина Ярцева, Матвей Большаков, Евдокия Могучая, Зоя Саранцева

Слух разбежался по Красной Синьке, что замминистра в столовую местную зашла и такой там переполох случился меж работницами, что потерялся ключик именно там. Среди кастрюль, поварёшек и прочих столовских приборов лежит себе и есть не просит. В отличие от бригад уставших работников, которые аккурат сейчас пришли отведать местной стряпни. А работники столовой никак угомониться не могут, верещат, что их скоро уволят их и ославят на всю станицу. Что же делать? Помочь бы горемычным, накормить-напоить ребят да девчат, заодно ключик отыскать. Тогда все будут довольны.

В локацию отправляются: Георгий Лукин, Клавдия Шестакова, Константин Беленький, Надежда Крестовская, Пётр Аркадьевич и Даздраперма Никитична

Кто-то видел, что белки из леса прискакали и что-то блестящее унесли с собой. Неужто ключ? Как же в лесу искать такой маленький предмет? Дупла обыскивать, мох и опавшую хвою ворошить? Или пройтись вдоль лесного ручья, выглядывая среди камней, не мелькнёт ли заветный ключик? А если смекалку включить? С птицами и зверями на их языке поговорить, приманить? Авось помогут? Ерунда, говорите? Но егеря своё дело знают и лесной говор на слух различить могут. А вдруг старый егерь Акакиевич уже ключ у себя припрятал? За ним такие шутки не заржавеют. В общем, сами решайте, как ключик замминистра в лесу обнаружить.

В локацию отправляются: Макар Тудыбей, Людмила Стародуб, Павел Антонов, Шурочка Масленкина, Леночка Беленькая

А все-таки не врали про советское гостеприимство! Привела нас красотка в какой-то дом и по тому, как нас встретили, и по разговорам, я так понял, что к себе. Более жирного намека и представить было трудно. Нам указали места на печи - видимо, той самой, хорошей. Наверно, самые почетные в доме. Вот только девица так и не сказала, когда ж мы ночью встретимся. Я сначала думал, что она сама на печь придет - ею ведь и зазывала, но на печи был еще Пьетро. А при нем такими важными делами заниматься я не собирался. Так ничего и не дождавшись, я решил что красотка моя поиграть хочет и должен я ее сам найти. Поворочался некоторое время, с Пьетро посоветовался, спустился и пошел искать. Зашел в какую-то комнату, а там темнынь, только силуэт на кровати вырисовывается. Оглядел я его и решил, что комплекцией, вроде, похожа. Раздумывать долго не стал, в отличие от родной Италии, тут все же было холодновато ночью в одних трусах стоять. Так что юркнул я быстренько в кровать к своей красотке, прижавшись для согрева. И что тут началось...
Силуэт зашевелился и подскочил в постели.
- Ой, батюшки, что ж это делается-то! - Заорал старческий голос и не надо было знать русского языка, чтобы понять, что это, во-первых, не моя девица, а во-вторых, что мне тут не рады. Бабуся тем временем схватила что-то и замахнулась, продолжая орать:
- Изыди, сила нечистая!
Я быстро на ноги вскочил и заметался, не понимая в темноте, где дверь. В итоге увидел раскрытое окно и в него выпрыгнул. Высоковато там было, конечно, но я же как-никак человек-пружина. Проверив целостность рук и ног, я юркнул в кусты, чтобы с поличным меня не поймали. Лучше пусть старушка думает, что к ней сам дьявол пожаловал - все лучше, чем дружбу между народами портить!
Пару часиков я отсиживался в кустах, но все было тихо. Тогда я рискнул вернуться в дом, но дверь оказалась заперта. Зато было приоткрыто окно, и в него виднелась почетная печь и оттуда же слышался храп моего переводчика.
- Пьетро! - Зашипел я. Никакой реакции.
- Пьетро! - Уже громче. В ответ - только храп.
Ну ладно. Пустим в бой тяжелую артиллерию.
Едва слышно я запел:
-Fratelli d’Italia,
l’Italia s'è desta,
dell’elmo di Scipio
s'è cinta la testa!
Кьеллини был настоящим патриотом и на гимн родной страны сразу вскочил, да так резво, что аж с печи свалился.
- А? Что? Немцы идут? - Запричитал переводчик.
- Сталин к тебе придет, если дверь мне не откроешь немедленно! - Мрачно отозвался я, приплясывая от холода.
- Фуууф, это ты, Чивитано. - Облегченно выдохнул Пьетро и, немного повозившись с замком, впустил меня в дом.
Я вошел и молча полез на печь. Карабкавшийся сзади Кьеллини не удержал любопытства.
- Ну как? - Спросил он многозначительно.
Эх, не рассказывать же про собственной конфуз? Ни один итальянец бы в таком не признался.
- Отлично! - Бодро соврал я. - Теперь в СССР секс есть! Так что давай спать, устал я за сегодня.
Что-то одобрительно бормоча, Пьетро улегся, а я, уже засыпая, подумал, что не быть мне новым Пьетро Первым. Вот досада.
***
Утром, разбуженный криками петухов - вот ведь невоспитанная скотина! - я, едва выйдя во двор, почувствовал себя знаменитостью, как никогда раньше. Какой-то незнакомый народ - от мала до велика, глазел на меня удивленно и показывал пальцем. Вот она, слава. Я всем поулыбался, ручкой помахал и пошел вместе с Пьетро за красоткой. Я так и не понял, куда она нас ведет, но шел покорно, потому что это позволяло разглядывать ее хорошенькую округлую попку.

Открыв деревянную дверь, я был очень удивлен. В полу виднелась дырка непонятного назначения, а рядом лежали какие-то газеты. Мы с Пьетро посмотрели на дырку, потом друг на друга и расхохотались. Смеялись мы долго, держась за животы. Весьма определенный запах, царивший в помещении, вполне красноречиво указывал на роль дырки в хозяйстве. Упустить возможность испробовать советский туалет мы не могли, поэтому воспользовались им по очереди. А что, это оказалось удобно. Нет никакого риска загадить крышку или ободок унитаза. И на этой веселой мысли мы вернулись обратно.
После утренних процедур нас усадили за стол и накормили до отвала. Из этого я сделал вывод, что бабуся не узнала во мне своего ночного гостя. За ночлег и еду я попытался было дать денег - лир, конечно, советских-то у меня не было, но на меня только руками возмущенно замахали. То ли гостеприимные такие, то ли им только рубли подавай - я так и не понял. Но предпочел думать, что первое.
А дальше пора было и отбывать. Хоть и не там, где надо, но свое дело я сделал - спел перед советской публикой. Жаль только было с красоткой расставаться. Мелькнула даже мысль выкрасть ее. Где-то я опять же слышал, что у некоторых советских людей есть такой обычай. Правда, потом жениться бы пришлось...
Собравшись, я печально поглядел на девицу, чьих прелестей так и не познал, и сказал Пьетро узнать у нее, как нам отсюда выбраться. А заодно и где мы вообще, черт побери. Тот что-то забормотал красотке, а я продолжал кидать на нее страдальчески-томные взгляды.