Дом встретил тишиной. И пустотой. Конечно, ведь на сегодня Роуз отпустила Марию, она была полностью уверенна, что пригласит к себе Ирену с Диком. Вечер обещал пройти в теплой дружеской обстановке… Но… не случилось… Роуз невесело улыбнулась… случилось другое…
Случилась встреча с Робином… с Робином, которого она не видела почти год… про которого не вспоминала почти год…
Вернее, вспоминала, но очень старательно гнала от себя мысли о нем. Прочь, прочь, прочь… он был так далеко… в прошлом…
А сегодня вот встретились…
Так неожиданно… и так закономерно…
Роуз нажала на выключатель и вошла в гостиную. Пустота и безмолвие. Наверное, надо поставить какую-нибудь музыку, чтобы дом хоть чуть-чуть ожил.
Взяв первый попавшийся диск и нажав на кнопку центра, Роуз села на диван. Оказался Брамс. Симония №3. И все. Как из перевернутого пакета высыпаются на пол покупки, стремительно образуя у ног гору разноцветных упаковок, так и воспоминания одной большой неконтролируемой лавиной вырвались наружу.
Когда-то Роуз считала, что ее жизнь вполне устроена и предопределена. Это была очень комфортная и понятная жизнь. А рядом - человек, для которого существовала лишь она. Робин верил ей, никогда не ограничивал личностную свободу, всегда был рядом и думал, что это навсегда.
Как выяснилось, «навсегда» оказалось для них слишком долго. Роуз невесело улыбнулась. На душе было тоскливо и тяжело. Грустная вальсовая мелодия уносила прочь…
…Роуз помнила тот день до мельчайших подробностей.
Как странно, иногда кажется, что день накладывается на день, и прошлое остается одной большой полузабытой массой, но вдруг в какой-то момент появляется вновь – всего лишь небольшим фрагментом, но ярким, четким, и ты неожиданно понимаешь, что помнишь. И помнишь очень хорошо.
Робин сам привез ее в Лондон из Йорка. Первая вычитка, знакомство с новыми людьми, которые в ближайшие месяцы станут твоими партнерами по сцене. С одной стороны – волнительно, с другой – почти привычно. Ничто не предвещало того, что что-то должно произойти.
Поцеловав жену, которая должна была остаться в Лондоне на неделю, Робин снова поехал в Йорк.
А она вошла в театр.
Как можно предугадать любовь? Как можно объяснить любовь?
Любовь можно только почувствовать, там, на самом донышке своей души, скрытом от всех. Кто мог тогда представить себе, что она полюбит? И кого? Того, про которого ей столько всего рассказывали, предостерегая от ошибок предшественниц. Но в те дни Роуз, слушая захватывающие скандальные истории, оставалась безучастной, лишь вежливо улыбалась. Ее не волновали досужие домыслы, она была выше этого. А партнер… ну что партнер, они отыграют свои спектакли и разъедутся каждый по своим делам. Каждый по своим жизням.
Роуз вошла в просторную комнату, где должна была состояться вычитка пьесы, поприветствовала присутствующих и села на свободный стул с высокой спинкой, что стоял перед длинным массивным столом, за которым все собрались.
Вынимая из своей сумки сценарий, карандаш, блокнот для записей, Роуз не видела, как вошел Эмилий. Она лишь подняла глаза, чтобы ответить на приветствие человека, который собирался занять место рядом.
Подняла глаза…. и пропала.
Он оказался совсем не таким, каким представлялся, исходя из разговоров. Роуз ожидала, что ее новый партнер будет обычным развязным баловнем Фортуны с наглым взглядом и самоуверенной улыбкой обольстителя…
Воспитание и безукоризненные манеры истинной леди всегда были ее коньком. Роуз не помнила, что именно ответила на приветствие, вежливая улыбка получилась самопроизвольно, подходящие случаю слова слетели с губ сами, глаза задержались на его лице ровно столько, сколько было нужно и потом вновь обратились к листам сценария.
А сердце… сердце стучало гулко, нарушая ровность дыхания, его ритм отдавался в висках, и очень хотелось поднести к груди руку, чтобы унять бешенную пульсацию.
Роуз чувствовала на себе взгляд.
Какой у него взгляд! Спокойный, выдержанный, внимательный… мужской…
Никогда прежде она не думала, что можно полюбить вот так, почти не разговаривая с человеком, просто наблюдая за ним.
…Дни летели быстро, на смену вычитке пришли репетиции. Роуз всегда приходила в театр вовремя, интенсивно проводила свой рабочий день, но никогда не задерживалась, уходила сразу после слов режиссера: «Все свободны до завтра!»
…Они не общались совсем, только отыгрывали сцену за сценой, вдыхая жизнь в заученные слова, внимательно слушали замечания режиссера и повторяли одни и те же действия с учетом новых пожеланий. Никаких совместных обсуждений героев в перерывах за чашкой кофе. Роуз очень тщательно за этим следила. Приветливость, вежливость и недоступность – это была стена, броня, за которой она просто медленно умирала.
Никто и предположить не мог, что внешняя невозмутимость – всего лишь защита, и каждое утро Роуз не шла, а летела на репетицию. Только чтобы увидеть Его. Она находила невообразимое мучительное удовольствие, наблюдая, как изгибаются губы в ироничной улыбке, каким проницательным вдруг может стать взгляд, зная, какая теплая и крепкая у него ладонь, когда в одной из сцен Эмилий порывисто хватал ее за руку.
Он был таким незнакомым… но таким понятным ей…
Премьера прошла громко и успешно, Робин очень гордился талантом своей жены, он практически не отпускал ее руки на фуршете, посвященному удачному началу спектакля. Эмилий пришел в сопровождении невероятной красавицы, лицо которой Роуз видела на обложке какого-то глянцевого журнала. Смеясь, он что-то весь вечер говорил ей на ушко. Красавица была очень довольна словами, судя по выражению лица.
Впрочем, именно так все и должно было быть...
…А потом случился он. Поцелуй. Роуз была прекрасной драматической актрисой, она умела в тонкостях передать душевное состояние и переживания своих героинь, но никогда не позволяла на сцене вольностей. Все-таки она была аристократкой из рода Плантагенетов, жена лорда, и четко определила для себя черту, дальше которой никогда не заходила.
Во время репетиций, играя совместную сцену, они с Эмилием всегда ИЗОБРАЖАЛИ поцелуй. И в последующие дни на сцене – тоже. Но в тот вечер он поцеловал Роуз по-настоящему, как мужчина целует женщину, коснувшись ее губ своими губами.
Это был запрещенный ход, игра не по правилам. Это было дерзко и … чудесно…
Роуз не помнила, как отыграла до конца тот спектакль. После финального поклона публике она быстро переоделась и, очистив лицо от грима, стремительно покинула театр. Даже забыла забрать подаренные цветы.
Это было самое настоящее бегство.
Он поцеловал ее на глазах у всех!
И что Роуз оставалось делать? Поговорить? Запретить? Но тем самым она себя выдаст, даст понять, что ей это небезразлично. Разыграть неприступную добродетель? Роуз так и видела перед собой его веселую ироничную улыбку. Нет, она ничего не будет делать. Она оставит все как есть и ничем не выдаст своего смятения.
Но на следующем спектакле он поцеловал ее снова, и на следующем тоже… и Роуз просто не могла не признаться себе, что каждый раз, выходя на сцену, она ЖДАЛА прикосновения его губ… и отвечала на них… а потом этого стало мало, вдруг нестерпимо захотелось провести своей ладонью по его щеке… однажды она сделала это, подняла руку и, глядя в глаза, прикоснулась пальцами к его лицу. Он замер. Но на следующий день, когда Роуз захотела повторить свой жест, Эмилий не позволил. Он перехватил ее руку и поцеловал в раскрытую ладонь. Именно тогда они научились общаться и понимать друг друга без слов, вести безмолвные диалоги. Играя на сцене пьесу, выговаривая заученные слова, они показывали зрителю историю, придуманную автором, а сами в это время разговаривали о своем с помощью взглядов, жестов, прикосновений…. Узнавали друг друга, понимали, чувствовали…
Но вне спектакля не общались.
До того дня, пока случайно не встретились в центре города.
Она сидела в маленьком ресторанчике за столиком у окна и неторопливо пила кофе.
Он собирался пообедать и остановил машину около того же ресторанчика, выключил двигатель и собрался уже выйти на улицу, как вдруг в окне увидел ее. Он не знал, сколько времени просидел в салоне, наблюдая за Роуз. Он смотрел, как она допивала свой кофе, рассчитывалась с официантом, положив необходимую сумму в маленькую кожаную папку, а потом вдруг подняла глаза и посмотрела в окно.
Взгляды встретились.
И не покидало чувство, что все предопределено.
Роуз встала и направилась к выходу. Он ждал, когда она появится на улице, он знал, что она идет к нему, поэтому вышел из машины, чтобы открыть перед ней дверцу.
Ни говоря ни слова, Роуз села в салон. Она не сказала, куда ее везти, он не спрашивал. Это было ни к чему. Они оба знали, что должно произойти, поэтому Эмилий просто повернул ключ зажигания, и автомобиль тронулся с места. Он вез ее к себе домой.
Чтобы молчание не переросло в напряжение, Эмилий тихо включил музыку. Confessa. С тех пор для Роуз эта песня ассоциировалась с ним, и только с ним.
Эмилий не водил к себе женщин, предпочитая проводить совместное время на их территории. Роуз стала исключением… она покинула его дом через три часа, не разрешив себя проводить, поймала такси на улице и добралась до своей лондонской квартиры, в которой разрывался телефон. Робин. Он беспокоился, разыскивая жену, потому что сотовый Роуз был отключен, а домашний не отвечал. Она сняла трубку, ответила. Мобильный оказался недоступен, потому что села батарейка, а домашний просто не слышала: была в душе. Поэтому, дорогой, не стоит волноваться, все в порядке… все в полном порядке… так трудно и так просто одновременно… первая ложь Робину…
А дальше все было по-прежнему, хотя по-прежнему уже ничего быть не могло… спектакли продолжались, свидания на сцене тоже. Но они приобрели новый привкус, стали запретными, краденными и ранящими. Она больше не переступала порог его дома, но забыть те три часа не могла. Они отсекли от настоящего мирную и комфотную жизнь с Робином, оставив ее в безвозвратном прошлом.
Когда перед финальными пятью спектаклями было решено сделать двухнедельный перерыв, Роуз возвратилась в Йорк. Она прекрасно понимала, что то, что с ней творится – шаг в пропасть, и этому следует положить конец. Она очень надеялась за предстоящие две недели привести свои мысли в порядок, попробовать хотя бы что-то исправить.
Роуз очень старалась, но у нее не получалась. Она не могла жить с одним мужчиной и постоянно думать о другом. Она не могла быть ПРЕЖНЕЙ с Робином. И в разговорах все чаще возникали паузы, тяжелые, давящие, которые невозможно было ничем заполнить, Роуз как будто отгораживалась от мужа невидимой стеной. Перестала делить с ним свою жизнь. Находиться в доме становилось мучительно, и она все чаще выезжала на конные прогулки, проводя в одиночестве большую половину дня. Только находясь наедине со своими чувствами, предаваясь бешеной скачке по бескрайним пустошам, Роуз на время вновь обретала себя. И никто не мешал ей скучать по Эмилию. А она скучала. Не просто скучала. Тосковала. По его рукам, по его глазам, по его словам. Она так стремилась в Йоркшир, пытаясь сбежать от реальности, но оказавшись в родных местах, почувствовала себя в клетке. И когда через неделю Эмилий ей вдруг позвонил (их первый телефонный разговор) сказав, что приедет в Йорк, Роуз рискнула. Она согласилась на встречу.
…Ранняя осень, сухая трава под ногами, уже холодная, принявшая бледный серый оттенок, вода в реке и двое на берегу. Ее замерзшие пальцы в его руках. Разве такое забудешь?
Позже они возвратились в город, неторопливо шли по главной улице, беседуя о предстоящих финальных спектаклях, и Эмилий вдруг сказал: «Я уведу тебя у него». Роуз лишь засмеялась. Она не поверила, тогда она себе даже представить не могла, что в одночасье можно резко изменить всю свою жизнь, но, тем не менее, оставшуюся до спектаклей неделю жила лишь ожиданием поездки в Лондон и новой встречей.
То, что случилось потом, было настоящим безумием. Дни, проведенные врозь, в одиночестве, заставили полностью забыть о благоразумии. Они ценили каждую минуту, чтобы быть вместе, касаться друг друга, разговаривать, быть рядом. То молчание, которое так долго было их способом общения, исчезло. Они понимали, что у них только пять дней. А дальше – ничего. Он улетает, у него новый контракт. Она остается, у нее своя жизнь. И было больно, и было невероятное чувство потери, которое рвало на части и не позволяло держать дистанцию как раньше. Жадные поцелуи, торопливые объятья, успеть, украсть еще пять минут у безжалостно бегущего времени, запомнить голос, вкус, запах, прикосновения, оставить себе…
Через пять дней он улетел. Она осталась. Он оказался прав. Она ошиблась. Роуз не смогла возвратиться в Йорк. Она даже не смогла позвонить Робину, чтобы объяснить причину задержки. И он не звонил тоже…
Устоявшаяся правильная жизнь была разрушена. Роуз даже не знала, есть ли будущее у ее отношений с Эмилием. Они не обсуждали возможность будущей встречи. Он просто поцеловал ее на прощанье. И только. Но жить с Робином было уже невозможно. Жить и делать вид, что все в порядке, мучая и себя, и его. Предстоял нелегкий разговор о разводе, на который надо было решиться.
Свои лондонские дни Роуз наполняла кучей мелких дел, она сама придумывала себе неотложные задания и сама же заставляла себя их выполнять. Иначе было невыносимо. Иначе она бы просто не вставала с кровати и проводила целые дни лежа, старательно разглядывая потолок и сходя с ума от сложившейся ситуации.
И вдруг совершенно неожиданно позвонил Эмилий. Он прилетел всего на один день. К ней. Что значил для Роуз тот звонок, последующая встреча и маленький золотой замочек на цепочке? Все.
И далее откладывать встречу с Робином стало уже нельзя.
На следующее утро Роуз поехала в Йорк, пытаясь по дороге найти нужные слова, придумывая в голове десятки предложений и объяснений которые, в любом случае, нанесут удар человеку, который дорог. Роуз не покидало напряжение, и было страшно, и тяжело, и она все не могла решить, как именно начать разговор. Но объяснений не потребовалось. Робин встретил ее со словами: «Я ждал тебя».
Едва лишь взглянув на его лицо, Роуз поняла, что муж все знает, и ничего объяснять не придется. Оказывается, он был на последнем спектакле, он все понял, увидел то, что оказалось недоступно обычным зрителям. «Ты никогда не смотрела на меня так, как на него».
Робин всегда был для нее очень близким человеком, человеком, которому она доверяла, которого уважала. Благородным, честным и справедливым. Роуз никогда не думала, что сможет так поступить по отношению к нему. Но он был прав. Как могли они жить вместе дальше, если и он и она знали, что никогда Роуз не сможет смотреть на Робина ТАК.
Утром, закрыв за Эмилием дверь, она вдруг очень четко осознала, как сильно любит этого мужчину. Она его не идеализировала, она его ПРИНИМАЛА. И Эмилий был дорог ей таким, каким он был на самом деле. Роуз не могла объяснить себе, почему вдруг стала ему доверять, просто чувствовала, что может, и все. В тот вечер она рассказала ему многое, то, что до этого не рассказывала никому – о своей жизни, о своих мыслях, о своем взгляде на многие вещи. Он сидел напротив и очень внимательно слушал, не перебивая. А Роуз говорила, говорила, говорила… и знала, что он понимает, все понимает, каждое слово…
Есть вещи, которые невозможно передать словами, чувства – которые не описать. В тот вечер Роуз не покидало ощущение, что она нашла свою половинку, свою родную душу, человека, с которым могла бы разделить весь мир. И это казалось тем более удивительно, что трудно было представить себе двух столь непохожих друг на друга людей, две столь разные жизни.
…Робин согласился на развод, но поставил четкое условие: Эмилий должен на ней жениться. Условие, которое пришлось принять, но покидая навсегда дом, который стал для нее уже бывшим, Роуз знала, что никогда не озвучит это условие Эмилию. Она не будет загонять их отношения в рамки. Она не будет лишать его свободы выбора. Никогда.
Йорк перестал быть городом Роуз, здесь больше не было места для нее. Возвращаться в Лондон не хотелось. И Роуз поехала к Ирене. Она устала переживать в одиночестве, она больше не могла носить все в себе, так хотелось поделиться тем, что накопилось, выплеснуть наружу страхи и сомнения, да просто выговориться. Роуз до сих пор была безмерно благодарна подруге за то, что, не смотря на явное неодобрение Дика, Ирена не просто приняла ее, а оставила у себя. Для Роуз это были очень тяжелые дни, дни неопределенности и неуверенности... ее чувства к Эмилию, непростой разговор с Робином, поставленное условие… и совершенно неясное будущее… Роуз давно не чувствовала себя такой слабой, безвольной и потерявшейся... оставаясь одна, она часто плакала… Но Ирена была настоящей подругой, она не осудила Роуз за произошедшее, сказав лишь, что «это жизнь, и все обязательно со временем образуется».
А потом случилось удивительное. За ней приехал Эмилий. Роуз не знала, как он ее нашел. Но он нашел, и забрал с собой. Он ни о чем не расспрашивал, просто сказал, что теперь она с ним. Эмилий сам поехал к Робину. Роуз не знала, о чем они говорили, и как происходил тот разговор, только документы на развод были поданы через несколько дней и, практически не успев побывать свободной, Роуз надела на безымянный палец новое кольцо. Не было ни торжества, ни гостей, ни длинного платья. Да она и не хотела этого. Общество, потрясенное неожиданным разводом идеальной пары, недостатка в сплетнях не испытывало. А в тот день хотелось спрятаться от всех, поэтому были только пасмурное ноябрьское небо, маленькая часовня, пара колец и букет невесты. День, с которого Роуз начала свою новую жизнь, сделав все возможное, чтобы забыть о старой.
…Комната вновь погрузилась в тишину. Симфония закончилась. И воспоминания тоже. Сегодня она впервые увидела Робина после развода, впервые встретилась с ним глазами… они никогда не станут друзьями. Не смогут. Она слишком глубоко его ранила, и совесть, ее совесть, просто не позволяла, широко улыбаясь, обрадоваться встрече и завести светский разговор ни о чем. Например, о погоде…
Надо чем-то занять вечер. Или выпить. Итальянцы считают красное сухое вино в разумных количествах очень полезным напитком и рекомендуют его как средство, помогающее повысить гемоглобин. Что же, Роуз всегда прислушивалась к врачам. Она позволяла себе на ужин небольшой стакан кьянти, разбавленного водой. Но сегодня вода не потребуется, сегодня особенный день.
Прихватив с полки книгу, бутылку вина и стакан, Роуз отправилась на террасу. На улице было уже темно, но терраса освящалась. Вода в озере казалась черной и холодной, вечерний воздух бодрил. Сев за столик и налив себе вина, Роуз открыла книгу. Но буквы не складывались в слова. А мысли были далеко.
Весь прошедший год она закрывалась своей любовью от всего мира, она строила новую жизнь, не позволяя никому в нее вмешиваться, тщательно оберегала от чужих глаз и отстаивала право своего выбора.
Она всячески пыталась сама перед собой оправдать свои решения и поступки, убедить в первую очередь себя в их правильности и не оглядываться назад. Ей почти удалось.
Только сегодня она увидела глаза Робина. Та холеная блондинка, что была рядом с ним, ничего не значила. Был только взгляд. И Роуз почувствовала себя сволочью.
Захлопнув книгу и положив ее на колени, она наполнила бокал. Выпила залпом и налила еще. Если бы Робин был не таким благородным и честным, если бы он был хоть чуть-чуть хуже… возможно, она не чувствовала бы себя так гадко. Можно сколько угодно говорить о большой всепоглощающей любви, только по отношению к Робину Роуз совершила предательство. И по-другому этот поступок не назовешь.
Как холодно! Это на улице резко похолодало или просто холодно ей? Хотя вино должно было подарить тепло. Пожалуй, не стоит им злоупотреблять. Два бокала вполне достаточно. Сейчас она сделает последний глоток, и в дом, спать…
Год назад Ирена сказала, что это жизнь. Разве виновата Роуз, что все произошло именно так? Виновата. Она могла бы устоять, она могла бы положить этому конец, если бы захотела. Если бы захотела… но она не хотела… она не могла отказаться … не смогла. Всю жизнь Роуз гордилась своей правильностью и умением вести себя достойно. О боже, какую шутку сыграла с ней жизнь! Какой урок преподнесла!
И почему так холодно?
Пальцы не слушались и пустой бокал, выскользнув из рук, упал на каменный пол. Осколки тонкого стекла разлетелись.
Вот так она когда-то разбила жизнь Робина. И чувство вины не покидало. Ах, если бы только он встретил человека, который сделает его счастливым. Роуз была бы очень рада. Но в той красавице, что сидела сегодня рядом, не было ничего, что могло бы подарить Робину тепло и надежду. Забыться на время – да. Но не разделить жизнь.
Почему так холодно? Роуз начинал бить озноб. Опершись руками о стол, она медленно встала, и книга, покоившаяся на коленях, упала.
Наклоняться было тяжело, но Роуз наклонилась, чтобы поднять ее. Только не заметила осколок и сильно порезала руку. Ладонь быстро окрасилась в красный цвет, и капли крови запачкали обложку.
Роуз боли не чувствовала. Ей просто было холодно. Зажав в здоровой руке раненую, так, чтобы не испачкать кровью пол, Роуз пошла на кухню. Там находилась аптечка. Включив холодную воду и подставив под струю ладонь, она промыла рану и попыталась хотя бы на некоторое время остановить кровь.
Открыв здоровой рукой ящик с медикаментами, и нащупав упаковку с пластырем, Роуз заклеила рану.
Убирать осколки с террасы, вытирать пол, отмывать обложку запачканной книги сил уже не было. Она все сделает завтра. А сейчас так холодно. Холодно и тревожно. Необходимо отдохнуть. Поспать. Успокоиться. Где-то было успокоительное. Беременным такое можно, на растительных компонентах… приняв пару таблеток, Роуз покинула кухню. Остановившись перед лестницей, ведущей наверх, она поняла, что до спальни не доберется. Значит, придется устроиться в гостиной. Ничего страшного, там достаточно широкий удобный диван. Надо только достать плед из ящика. Потому что холодно. Открыв дверцу шкафа, Роуз потянула за конец тонкого шерстяного покрывала. Вместе с пледом на пол посыпались еще какие-то вещи. Завтра… она уберет все завтра… а сейчас надо поспать… скоро начнут действовать таблетки. Укутавшись в плед, Роуз легла на диван и закрыла глаза.
В голове нарастающим гулом звучали голоса… режиссера, Робина, блондинки…
-Попробуйте эту сцену отыграть вот так…
-Очень приятно с вами познакомиться… а у моей подруги песик заболел…
-Роуз?
И вдруг – Генри:
-Ну что, Принцесса, оказывается, ты такая же как и все, да? Ничуть не лучше…
Прежде чем окончательно рухнуть в беспокойное сновидение, находясь в полудреме, Роуз подумала: «Он придет и обязательно заберет меня от всех. Надо только подождать».