Клуб «Сумерки» или «Twilight»

В фильме Сумерки. Сага. Затмение актриса Тинзел Кори играет роль Эмили Янг, невесты альфы волчьей стаи Сэма Юли (Чэск Спенсер). Другой любовный треугольник в фильме (в этот раз между Эмили, Сэмом и его бывшей, Лия Клируотер (Джулия Джонс)) делает фильм еще более напряженным.
Во время разговора за чашкой кофе в Голливуд Старбакс Тинзел Кори говорила о своей игре персонажа со шрамом, первом взгляде на себя в гриме и работе с Кристен Стюарт и ребятами из волчьей стаи. А также об осознании того, насколько значительной стала Сумеречная сага, после выхода в эфир шоу Опры об этом фильме. Она рассказывала и о том, как это – играть сумасшедшего серийного убийцу из фильма Stained, который вскоре выйдет, и как она надеется исполнять больше комических ролей в будущем.
Как ты попала в Сумеречную Сагу? Просто пришла на прослушивание?
Тинзел: Да. Моя младшая сестра рассказывала мне о Сумеречных книгах, она их большая фанатка. Она сказала: «Это как влюбленный Гарри Поттер», хотя это и не так. Так что, когда дело дошло до прослушивания, я хотела попасть в фильм ради нее. Это было прекрасно, ведь я могла взять ее на премьеру. Она вся нарядилась и пришла на премьеру, как принцесса. Но да, это было обычное прослушивание. Было несколько людей, которые рассказывали мне о фильме и том, чего они ожидали от актеров, но мой менеджер хорошо отсеивает такое. И Рене Хэйнс (директор по кастингу) берет меня в На Запад. Она всегда была на связи и очень поддерживала меня.
Каким было прослушивание? Ты всегда знала, что тебя возьмут на роль Эмили?
Тинзел: Была всего одна женская роль – роль Эмили. Когда я проходила прослушивание, я провалилась. Это было мое первое прослушивание после Рождества, и я провалилась и чувствовала себя опустошенной. В комнате для прослушивания они сказали, что я отлично справилась, но ведь никогда не знаешь наверняка. В общем, я вышла оттуда в слезах. Я думала, что все испортила и никогда не получу эту роль. Я была абсолютно опустошенной. Не хотела больше играть. А потом, на следующий день, мой агент позвонила и сказала, что я прошла в следующий тур. Комнатка была такой маленькой, я практически сидела на ком-то, и это заставляло меня чувствовать себя некомфортно. Не было места, чтобы двигаться. Кроме того, я не люблю прослушивания. Во время них ты можешь так разнервничаться или посторонние вещи начнут лезть в твою голову, и это не даст возможности проявить себя как актера. Весь процесс был действительно нервным, но я все-таки получила роль.
Они давали тебе почитать сценарий?
Тинзел: Да. Я прочитала ту одну сцену с Эмили в Новолунии, и она была очень простой. Им понравилось, что я играла очень естественно. Они сказали, что это было замечательно, хоть моя роль и была маленькой. Иногда маленькие сцены гораздо труднее тех, что на пять страниц, ведь тебе нужно показать сразу все. Поскольку когда у тебя сцена побольше, у тебя есть возможность выстроить все это. Я думала, что сыграла ужасно, но Крис Вейц тоже актер, и он понимает, что можно просто перенервничать, и он смотрит глубже. Или я просто накрутила себя.
Ты прошла. Было ли у тебя желание удостовериться, что ты осуществила что-то в своем герое?
Тинзел: Я просто хотела придерживаться того, кем была Эмили. Она сильная женщина. Играя ее, я обнаружила много силы, я даже думаю, что сама изменилась, как женщина, в своем поведении. Прохождение через что-то настолько травматическое, как получение шрамов на лице, заставило меня задуматься о мелочах. Если у тебя появляется небольшой прыщик, и ты начинаешь смотреть на себя, как на пришельца – это немного преувеличено.
Хоть ей и приходиться мириться со шрамом, Эмили побеждает по жизни. Это не имеет значения. Пока мы снимали сцену, я пробовала вести себя по-разному, пробовала прятать лицо, но Крис (Вейц) сказал: «Давай попробуем сделать так, будто ей все равно», и это и есть она. Ей неважно, что думают другие. Она гордится тем, кто она. Я встретила девушку, у которой был большой шрам на ноге после автомобильной аварии. Она рассказывала, что поначалу думала, что всегда будет носить длинные штаны и скрывать его. Но потом она поняла, что это просто то, какая она сейчас, это часть ее теперь. Она носит юбки и не прячется.
В этом есть что-то красивое. Что бы не случалось с тобой в жизни, ты просто продолжаешь жить с этим. Когда мы вернулись к съемкам в Затмении, я была у квиллетов и немного учила детишек актерскому мастерству, и провела некоторое время в общине, что было замечательно, ведь это дало мне понять, откуда Эмили. Я также побывала в племени Мака, где Эмили родилась, и провела немного времени и с ними. Видеть полный спектр того, кем она была – это классно! И я скучаю по этому. Это было прекрасно. Скучаю очень по детишкам. Скучаю по всему этому приключению.
Ты читала книги, чтобы понять предысторию героини?
Тинзел: Большая часть предыстории Эмили была описана в Новолунии и Затмении. Я читала их во время съемок. Еще не прочла Рассвет. Просто все слишком по-сумасшедшему: столько всего происходит, что я нуждаюсь в карте. Я стараюсь сосредотачиваться на одном фильме в одно время. Когда мы были на пресс-конференции Новолуния, люди уже спрашивали о Затмении. Я не читала его, пока не была готова начать, чтобы все было свежим [в моей голове] и я ничего не перепутала. Но я знала всю ее историю. Я прошлась по всем книгам и останавливалась на том, что происходило между Сэмом (Чэск Спенсер), Эмили и Лия (Джулия Джонс). Так что перед началом съемок я уже знала, что будет происходить с моей сюжетной линией.
Каким был процесс наложения грима для тебя?
Тинзел: После наложения грима я думала о том, что никогда не соглашусь сниматься в научно-фантастических фильмах, где должна быть в гриме семь месяцев. Это интересно. Это был первый раз, когда мне пришлось одевать протез [в данном случае имеется ввиду именно специальный податливый материал, который наносится на лицо актера для изменения внешности – прим. перев.]. Они накладывают эту полужидкую штуку на всю твою голову и говорят, что это как маска, но вообще-то оно заставляет тебя чувствовать клаустрофобию. Там есть только отверстия для ноздрей, и мне все время казалось, что они вот-вот закроются. Но мне говорили, что за этим следят. В общем, они сделали модель моего лица.
У первой команды по гриму было три тестовых месяца, так что на съемках им нужно было три часа. Для Затмения они взяли другую команду, и у этих гримеров не было тестового времени. Им пришлось догадываться, что делала предыдущая команда, поэтому в первый день я провела на стуле восемь часов. Им удалось приспособить шрам из Новолуния для Затмения. В первое время было большое давление на лицо, и мне было трудно даже есть. Не больно, но неудобно.
О чем ты подумала, когда впервые увидела себя в гриме?
Тинзел: Это было странно. Реакция других людей заставляла чувствовать себя некомфортно. Люди вели себя как бы «Ого, это чрезвычайно» или очень смешно смотрели на меня, но это тоже помогало, ведь именно так смотрели на Эмили. Я говорила: «Да ладно! Будьте чувствительнее! У меня на лице шрам. Пялиться нехорошо». Это было действительно интересно.
Каково было смотреть на себя со шрамом в фильме?
Тинзел: Я научилась отделять себя от образа. Я различаю, когда смотрю на себя, Тинзел Кори, и когда смотрю на Эмили.
Как работалось с ребятами из волчьей стаи? Они похожи на тяжелых детей?
Тинзел: Похожи. Но Эмили приходится справляться с ними все время, и мне, как актрисе, тоже, так что я просто игнорирую это. Когда Джулия (Джонс) впервые пришла, она была типа: «Как ты справляешься с этим?», и я ей сказала, что ты просто «выключаешь» это через время. Они соревновались друг с другом, отжимались и просто были смешными, поэтому приходилось ограждаться.
А как было работать с Кристен Стюарт?
Тинзел: Кристен очень сфокусирована и очень спокойная как актриса. Просто делает свою работу, но она мне нравится. Она классная. Я знаю, люди по-разному отзываются о ней. Но она просто сосредоточена на своей работе, старается выбирать правильные роли, совершенствуется в своем мастерстве. Она, правда, классная. У нас были хорошие отношения – никакой натянутости или что-то в этом роде.
Можешь рассказать о работе с Чэском Спенсером и развитии отношений между вашими героями?
Тинзел: Мы посидели за чашкой кофе, поговорили. Наши отношения в Затмении были гораздо сильнее, чем в Новолунии. Мы все еще узнавали друг друга. Люди отбирают определенных актеров для фильмов, потому что знают, что между ними будет химия; интуитивно, она всегда была, но стала лишь сильнее, когда мы вернулись для работы над Затмением, потому что мы виделись вне съемочной площадки, общались больше. Теперь мы близкие друзья. Он один из моих любимых людей. Он просто очень искренний и милый.
Какими режиссерами были Крис Вейц и Дэвид Слейд? Между их стилями были какие-либо отличия?
Тинзел: Да, между их стилями были значительные различия. Дэвид очень технический режиссер, а Крис актерский режиссер, в плане эмоций. Затмение Дэвида, который снимал фильмы ужасов, вышло гораздо мрачнее, в то время как Новолуние кажется мне очень светлым и поэтичным. У меня не было такого взаимодействия с Дэвидом, ведь процесс подбора актеров уже закончился. А Крис был вовлечен в него. Чувства были разными, ведь Новолуние было первым фильмом, в котором собралась вся волчья стая. Для Затмения мы уже были утверждены, поэтому у меня не было той связи с Дэвидом. Все было очень техническим. У него было свое видение, и он знал, что мы должны сделать.
Тебя стали больше узнавать на улице? Или люди не узнают тебя без грима?
Тинзел: Все говорили, что моя жизнь очень изменится, но я не думаю, что кто-либо узнает меня. Иногда мои друзья говорят: «О, этот человек узнал тебя», но я этого не замечаю. Я даже не смотрю на людей, когда иду, потому что для меня странно, когда на меня смотрят. Но папарацци не преследуют меня. Потому что моя героиня – человек, а это другое. Больше всего внимания получают вампиры, потом оборотни, и только потом люди. Так что все не так сильно изменилось для меня. Потому что у меня шрам, и люди спрашивают, кого я играла в фильме, и только когда я отвечаю «девушку со шрамом», они говорят «о, точно». Думаю, большинство ожидает, что в жизни у меня есть шрам.
Как было работать в окружении фанов и папарацци?
Тинзел: Думаю, папарацци забавные. Их было много во время съемок. В Лос-Анджелесе все немного по-другому, ведь там столько знаменитостей. Но когда в Ванкувере все крутилось вокруг фильма, они нас преследовали. Это часть бизнеса. В конечном счете, если твоя карьера продвигается выше и выше, то это нормально, но все равно немного пугающе. Когда я была моложе и думала о том, чтобы быть актрисой, то вспоминала старый Голливудский гламур, и это казалось таким красивым и заманчивым. Теперь все уже не так, если ты хочешь быть актером. Всем есть до тебя дело, все сплетничают и настроены достаточно враждебно. Иногда я думаю о том, хочу ли этим заниматься: это не искусство больше, а борьба. Иногда я хочу делиться своим даром, ведь если я не буду, разве я не забираю что-то, чем наделил меня Творец? В то же время я не хочу кормить безмолвные низы общества.
Когда ты поняла, какими значительными стали фильмы?
Тинзел: Это случилось, когда я услышала, как Опра говорила о Новолунии. Я тогда еще подумала: «О боже, она смотрела фильм, в котором я снималась!». Люди спрашивают: «Неужели ты поняла это только тогда?», но для меня сработало это. Человек, которым я так долго восхищалась, заметил мою работу. Это заставило меня понять величину всего происходящего.
Ты начала заниматься этим делом в столь юном возрасте. Всегда хотела стать актрисой?
Тинзел: Я просто всегда была ребенком, жаждущим обратить на себя внимание, разыгрывала разные сценки и пародии. Как и многие артисты, я также и очень чувствительна, поэтому просто нуждаюсь в выходе всего этого. Мне нужно, чтобы искусство было в моей жизни, иначе я не смогу существовать. Как говорила Мадонна, «Живи этим, дыши этим, ешь это». Именно так я и веду себя с творческой частью себя.
Есть определенный вид искусства, который для тебя важнее остальных?
Тинзел: Все случилось как-то одновременно. Я пела в хоре, когда была маленькой, но я всегда пыталась принимать участие и в спектаклях. Они просто смешались. И если меня спросить, какую карьеру я выберу, я не стану выбирать. Они [оба вида деятельности – музыкальная и актерская – прим. перев.] просто как разное выражение меня. Когда я играю, я беру чью-то работу и интерпретирую ее. В то же время, музыка органична. Это полностью я; никто не включен в процесс создания. Искусство никогда не было чем-то, что я полностью выносила на публику. У меня есть пара картинок на MySpace, но я не открывала галерею или что-то в этом роде. Это что-то личное, я не разделяла свое искусство с огромным количеством людей.
Когда у тебя больше актерской работы, когда ты более сосредоточена на ней, появляется ли у тебя желание уделять больше времени музыке?
Тинзел: О, да. Это вопрос баланса. Каждый раз, когда я берусь за музыку, – альбом или что-то в этом роде – актерство просто напоминает о себе, и я ищу работу. Иногда дело в деньгах. Многие думают, что поскольку мы актеры, то у нас неиссякаемый запас денег, но это не так. Все меняется, и временами у тебя просто нет денег. И тогда ты задаешь себе вопрос о том, будешь ли ты заниматься музыкой или зарабатывать. Это баланс.
Музыку какого стиля ты создаешь? Это какой-то определенный стиль или комбинация нескольких?
Тинзел: Это блюзово-роковый джаз. Я называю свою музыку соул, но это не тот соул, который играет Джеймс Браун; она просто от души [соул - от англ. «Soul», душа – прим. перев.]. У Даффи есть эта музыка соул старой школы. Если я открыта для Даффи, для меня это имеет смысл. Но я всегда говорю, что ты должен слушать и думать о том, как это звучит для тебя. Не думаю, что все должно иметь лейбл. Многие музыканты хотят этого, никто не хочет относить свою музыку к категории. Но я не думаю, что все беспорядочно. Я не перескакиваю с метала на джаз - ничего столь сумасбродного.
Что из себя представляет Stained и кого ты играешь там?
Тинзел: Этот фильм об одинокой хозяйке книжного магазина и ее прошлом, которое преследует ее. Я играю роковую женщину – серийную убийцу, страдающую шизофренией. Мне предложили эту роль, а я спросила, почему они решили, что я идеально подхожу. Режиссер (Карен Лэм) сказал: «У тебя есть этот взгляд. И когда ты улыбаешься, то кажешься очень милой, но когда не улыбаешься, ты выглядишь так, будто можешь кого-то убить».
Это был очень, очень интенсивный фильм для меня. Я чуть не потеряла рассудок: там есть сцены, где я должна убивать людей, и эта энергия полностью сокрушает. Как актриса, я никогда не имею права судить героя. Это не мое дело – судить ее за то, что она убивает людей. Мое задание – заглянуть к ней в голову и понять, что заставляет ее делать это.
Так много всего: плохое обращение в детстве, отсутствие нормальных отношений и оскорбительные отношения – играло в ней, и эта энергия постоянно жила во мне на протяжении месяца. Я была главной героиней, и все было очень, очень насыщенным. Я не хотела тогда общаться с кем-либо, потому что это было бы слишком для моего мозга. Но, как актриса, ты надеешься получить такие мясистые роли, которые толкают тебя в крайности такой психологии. Я люблю независимое кино: в нем гораздо больше места для творчества, и режиссер дает тебе возможность идти туда, куда ты считаешь нужным. Фильм эмоциональный; мне приходилось много плакать.
Тяжело было оставлять это на площадке?
Тинзел: Да, безусловно. Как-то я возвращалась на машине домой после съемок одной из сцен, в которой мне пришлось кого-то убить, и я даже сказала водителю, что не могу разговаривать, потому что меня переполняют эмоции. Всю дорогу я просто плакала. Когда ты действительно чувствуешь героя, ощущаешь реальные эмоции, а не просто играешь, эта энергия остается с тобой и очень сложно избавиться от нее. Она резонирует с твоим телом, пока ты не освободишь ее каким-либо способом. До выходных она просто оставалась в моем теле большую часть времени. После пяти или шести дублей слез, твое тело больше не хочет плакать. Оно хочет начать смеяться или испытывать что-нибудь еще, но тебе нужно держать эмоцию. Очень странный процесс, и эта энергия, разумеется, остается с тобой.
Задумывалась над тем, чем хотела бы заняться в дальнейшем?
Тинзел: Я всегда говорила, что хочу быть современной женщиной из боевика, и мне вроде как повезло с этим в фильме Виверн, где приходится немного пострелять и побыть плохой, но я бы хотела сделать это еще. Я вообще-то придурок. Я могу играть в «Зельду» [The Legend of Zelda – серия видеоигр - прим. перев.] на протяжении десяти часов. Во мне есть некоторые качества от злодея, но я люблю иметь возможность доводить их до крайней точки во время игры. Тебе не достаются такие роли, если ты женщина, особенно если коренная американка. Я хочу показывать женщинам образ сильной, сексуальной героини, без излишнего выставления своего тела напоказ.
Я снимаюсь и в комедиях. Я переехала в Лос-Анджелес в прошлом июле. До этого, в Ванкувере, я не снималась в комедиях, так как там, в основном, делают только научно-фантастические фильмы. В Лос-Анджелесе люди мне говорили, что я недостаточно ловкая. Но я отвечала: «Я ловкая. Я сам пример ловкости». У них есть эти маленькие коробочки, куда они всех кладут, и теперь мне нужно разбить сформировавшееся впечатление и показать, какой изворотливой я могу быть.
Комедия дается тебе легко?
Тинзел: Да. Я дурень, поэтому думаю, что комедия – сильная моя черта, как актрисы. Я просто никак не доберусь до этого. Но я беру уроки у Граундлингс [импровизационная комедийная трупа в Лос-Анджелесе – прим. перев.], где учились Уилл Феррел и Лиза Кадроу, и это полная импровизация. Это классно – заниматься этим, быть смешной. Мой юмор очень сухой, такой канадский юмор, и его понимают не все. Я бы хорошо вышла в Офисе, с удовольствием бы снялась в этом сериале. Я вижу себя также в романтических комедиях.

Возьмите нескольких вампиров (хороших и плохих), нескольких оборотней и любовный треугольник с участием человека - и что у вас получилось? "Сумерки. Сага. Затмение" - третий фильм серии. Важной частью этой истории является Волчья Стая - племя американских индейцев-оборотней, - которые ведут мирную жизнь, за исключением войн против врагов. В "Затмении" Волчья Стая объединяется с семьей "хороших" вампиров - Калленами, чтобы сохранить человеческого подростка Беллу Свон (которую играет Кристен Стюарт) от убийства "злыми" вампирами, которые впоследствии были уничтожены.
Связующим звеном между Беллой Свон и Волчьей Стаей стал её близкий друг Джейкоб Блэк (Тэйлор Лотнер), который является членом Волчьей Стаи и который любит Беллу, хотя она неизменно предана своему парню-вампиру Эдварду Каллену (Роберт Паттинсон). На пресс-конференции в Лос-Анджелесе для "Затмения" члены Волчьей Стаи Часк Спенсер (который играет Сэма Улея), Алекс Мераз (который играет Пола) и Джулия Джонс (которая играет Ли Клируотер) присели, чтобы дать откровенные интервью о своих персонажах и о том, как Сумеречная франшиза изменила их жизнь.
Джулия, каково это: вступить в Волчью Стаю и быть одной из немногих женщин в стае?
Джонс: Знаете, всё прошло довольно быстро. Ты вдруг почти что вброшена в эту группу мальчиков, но я росла сорванцом, так что мне было это знакомо. У меня есть младший брат в том же возрасте, как некоторые из них. И в некотором роде, на начальном этапе это было откликом. Но в ходе съёмок и некоторой прессы, то, что мы делаем, мы стали делать как дома. Сейчас это как семья, и это великолепно!
Вы были фанатами двух первых фильмов Сумеречной саги? Знали вы о них, поскольку вы были вброшены на съёмки слишком быстро?
Джонс: У меня много друзей, которые являются большими фанатами саги. Раньше я никогда не читала их, но у меня была действительно хорошая подруга, которая рассказывала мне о роли Ли Клируотер в фильме "Сумерки". Она сказала: "Они собираются сделать с ней кино, и ей будешь ты. Это будет твоей ролью." И знаете, то, что вы слышите, вошло мне в одно ухо, а вышло из другого. Это как "Сладкое. Для меня она хочет самое лучшее" или что-то вроде этого.
А потом, когда мне позвонили на прослушивание, я никогда раньше не думала, что это случится; это произошло в прошлом году, примерно в это же время, и я смотрела, думаю, игру Селтикс/Лейкерс в каком-то сумасшедшем месте. Я получила вызов на прослушивание и всё, что я слышала: "Ты идёшь на прослушивание на роль Ли Клируотер в "Сумерки". У меня была какая-то примитивная реакция - моё сердце забилось очень быстро, и я тяжело дышала. Не знаю, это было очень странно. И я пошла на работу.
Для вас, ребята, каково это было - работать с режиссером Дэвидом Слейдом в "Затмении", по сравнению с Крисом Вейцем в "Новолунии"?
Спенсер: Они оба очень хорошие режиссеры. Дэвид точно знает, чего хочет. Как и Крис. Но то, что мне нравится в Дэвиде - это быстрота, скорость. Мне нравится работать с разными режиссерами; это держит меня в тонусе. Он милый, обаятельный человек. Я видел его фильм, вампирский [фильм] "30 дней ночи". Я увидел его примерно за год до всего этого. Да, с ним всё было очень быстро. Для меня, во всяком случае, в моём опыте работы с ним.
Мераз: Я с удовольствием работал с ним, так как экспериментирую в создании короткометражных фильмов, и, будучи кинопроизводителем и увидев его процесс, могу сказать, что он больше кинопроизводитель, а не просто режиссер. Эти моменты, когда он угрожает приобрести себе камеру и снять это. Он так увлечен. На шее у него всегда есть камеры, и он документирует весь процесс. Так что это очень интересно увидеть; это вдохновляет.
И Крис Вейц просто невероятен. Я имею ввиду, он такой джентльмен, и для меня быть частью такого явления, как Сумеречная сага, - действительно здорово; что кто-то у руля так просто и ровно руководит нами. И теперь, когда мы перешли в другой фильм, мы знаем суть. Мы знаем, куда с этим идти, и Дэвид просто замечательно подходит для того, чтобы взять на себя франшизу.
Какая сцена была самой трудной и почему?
Джонс: На самом деле, думаю, что самая трудная сцена была для меня самой интересной. В конце фильма в самый разгар сражения была одна такая сцена; шёл дождь, было очень холодно. В ней было так много героев, поэтому на съемочной площадке было довольно хаотично, и всё должно было случиться, действительно, очень быстро.
Думаю, это была сцена, которую первоначально предполагалось завершить в течение двух дней, а на деле она была снята за вдвое большее время, чем предполагалось. Мы сильно замерзли, на нас было мало одежды. Также от нас требовались и эмоции. Это был вызов, но после определенного момента ты просто наслаждаешься. Ты с кучей великолепный людей и в замечательном месте, делаешь то, что тебе нравится.
Мераз: Думаю, она действительно рассказала о самой трудной сцене. Мы бежали, лил дождь, мы шли по воде...
Джонс: Расскажи, что с тобой случилось.
Мераз: Я понял, что передо мной всё как бы танцует, и почувствовал, что хорошо стою на ногах. Я сказал остальным: "Ладно, ребята, там скользко. Не переносите вес на пятки. Переходите на подушечки ног. Вы будете лучше сцепляться с землей, и сила сцепления будет намного лучше." Нам пришлось срезать край, а всё остальное было здорово.
А потом, я, конечно, поскользнулся и упал. Весь в грязи, в воде. Я вышел, и в сцене это было использовано. Вы увидите. Там, в сцене, где Джейкобу ломают кости и мы бежим к нему. И если вы увидите меня, я позади, с ухмылкой на лице, потому что они использовали тот момент, когда я, скользя, пытаюсь не рассмеяться.
Джонс: Я просто помню, как когда мы прибежали и обратили внимание, я помню, что-то вроде: "А где Алекс?". А потом Алекс появляется, и я вижу, что он весь в грязи. Я слышала, как Дэвид сказал: "Вот оно" Это прекрасно!"
Мераз: Это было реально!
Спенсер: Это было по-настоящему. Я слышал тебя! Когда мы уже все остановились... Я слышал, как ты поскользнулся и упал.
Мераз: Это как F-бомба!
Спенсер: Я слышал эту F-бомбу!
Считаете ли вы, что Сумеречная франшиза создала больше возможностей для американских индейцев-актёров вне Саги?
Спенсер: Да, до сих пор. Она создала их. Что мне нравится, так это то, что именно это привело нас к поп-культуре таким образом, каким ранее никогда не было сделано в кино. Я работаю 10 лет, и эти 2 года также работал здесь; нас привели к тому месту, где мы не всегда играем из-за кожи и перьев. Вот как мы оплатили наши сборы.
И это отчасти СМИ, а также те, кто приняли нас как других, а не просто мистические фигуры с другой кожей и перьями. И больше всех остальных к нам склоняются дети. Вот что по-настоящему здорово.
Джонс: Это то, что волнует и меня. На время мы поставлены прежде всего перед детьми и людьми, которые ещё раздумывают о том, кто такие индейцы. Думаю, вероятно, наиболее важный аспект в этом – как коренные индейцы изображены в этом фильме. Поэтому я чувствую многих зрелых людей и в средствах массовой информации, пытаюсь понять их. Я актриса из американских индейцев. И это не совсем нормально для тех людей, которые выросли на просмотре таких индейских фильмов как «Танцы с волками», «Джеронимо».
Мераз: И если говорить об этом более подробно в современной обстановке. Как сказал Часк, кожа и перья – предмет старины, у нас нет лук и стрел. У нас даже нет одежды.
Джонс: Это шаг в правильном направлении.
Спенсер: Это компромисс.
Вы слышали что-либо от Национальных Американских племён, и, в частности, от племени Квилетов?
Мераз: Самая захватывающая вещь в описании племени, которая фактически существует, – то, что Стефани [Майер, автор серии «Сумерки»] взяла от племени; она своего рода соединила это в мире фантазии. Но теперь множество людей едут в Вашингтон: они идут в Ла Пуш, где на самом деле обитает племя Квилетов, и они больше познают. Им приходится задавать вопросы, больше узнавать о культуре.
И я думаю, это прекрасно, что они обращают внимание на ознакомление и рассказ истории, реальной истории создания. Это важно. Я думаю, фанаты настолько заинтересованы в этом, что они хотят знать, откуда это взялось, где корни волчьей стаи.
Спенсер: И отовсюду на родине мы получаем отзывы. Как будто они говорят: «Самое время». У нас была сумасшедшая поддержка от родичей в резервациях. Это просто открыло для нас совершенно другую дверь. А также, это ещё и небольшое бремя, потому что теперь мы, похоже, должны быть образцами для подражания. Это тоже немного пугает меня, потому что это тяжёлая ноша.
Джонс: Настолько приятно слышать от людей, которые уважают тебя и видят тебя в этих местах, в которых они думали, никогда не могли бы быть даже в мечтах. Это волнующе. Ты действительно чувствуешь, будто открываешь мысли людей, которые иначе думали, что они не могли мечтать больше. И это такой огромный шанс. Это такой дар.
Спенсер: По статистике, мы не должны быть здесь. Мы росли в резервациях и я не знаю, бывал ли там хоть кто-то из вас, но это страна Третьего Мира. Знаете, там много нищеты, алкоголизма, много наркотической зависимости. Так что, нам очень повезло быть здесь, и мы это знаем. Мы очень удачливы и признательны за это.
Джулия, вы в «Джоне Хекс». Вы можете рассказать о своей роли и впечатлениях от съёмок?
Джонс: Это тоже был невероятный опыт. Мою героиню зовут Кэсси, она - жена Джона Хекса. Она и их маленький сын убиты в начале фильме, и это в каком-то роде мотивация Джона Хекса. Он становится очень озлобленным и начинает убивать. Он - охотник за головами (прим. пер.: наёмный убийца).
Этот опыт настолько удивителен, потому что я была в команде с Джошем [Бролин] и с Джоном Малковичем, и с Майклом Фассбендером, который является невероятным актёром. И моё участие было недолгим.
Мераз: Это не много о нас говорит. Она снималась с нами и «Мне это не нравится, но мне нравится это».
Джонс: Алекс!
Мераз: Шучу я. Мы всегда дразним друг друга.
Джонс: Иногда он заходит слишком далеко.
Из того, что показано в фильме о создании Волчьей Стаи есть что-то правдивое?
Мераз: Это взято из фактической истории создания, но немного перевёрнуто, знаете? В мифологии истории создания говорится, что потомки Квилетов пришли от волков, но они не были способны изменяться обратно. И это та часть, которую Стефани взяла и использовала в книге, будто мы способны преобразовываться обратно и так далее. Но она провела много исследований об этом, даже о названии.
Думаю, что есть определённая история создания и миф, что в Ла Пуш первый белый человек, который когда-либо был в резервации, носил фамилию Свон. Так что она использовала такие незначительные вещи как это, что я нахожу действительно интересным, что она сделала своё домашнее задание.
Вы можете больше рассказать о любовном треугольнике между Сэмом, Ли и Эмили?
Спенсер: Это случилось, когда вампиры вернулись. Сэм Улей… он стал оборотнем и не знал, что с ним происходит. Он не знал, почему это случилось, и таким образом, он проходил через всё это в одиночку. У него не было никого, кто мог бы помочь ему, провести через это. И фишка в том, что он встречается с Ли, но затем происходит импринтинг (это когда ты запечатляешься на кого-то, это твой спутник, твоя родственная душа). И так получилось, что это была Эмили, её кузина.
После Сэма были другие члены племени, которые проходили через те же изменения, и он помогал им, и в большей степени как тренер или спонсор, в каком-то роде, помогал выдержать это. И это то, что он делал с Джейкобом в книгах. В своё время он покалечил Эмили - несчастный случай. Вот поэтому у неё шрамы на лице. Вот и любовный треугольник между ними, и это вы тоже увидите немного в фильме, где она бросает на меня несколько неэтичные взгляды время от времени.
Это удивительная история. Мне она нравится, и это действительно то, что привлекло меня в Сэме; мне нравится, что там присутствует эта трагедия. Он не хотел этого в начале. Никто никогда не хотел бы такого, но у него не было выбора. Думаю, это тоже отличает нас от вампиров, потому что в этом у некоторых из них есть выбор. У него не было выбора. Мне нравится этот персонаж.
Таким образом, Сэм ощущает затруднительное положение Джейкоба?
Спенсер: О, да, он чувствует. У него просто выбора не было, да. И фактически, Джейкоб законный вожак стаи. Он не хочет этого, так что передал это право мне. К сожалению, я единственный, кто должен вести стаю. К сожалению, Сэм единственный, кто должен вести стаю, и если вы пройдётесь дальше по книгам, вы узнаете, что произойдёт. Вот и история Сэма, Эмили и Леи.
Джонс: А ещё это интересно, потому что один из наиболее важных аспектов у волков - мы слышим мысли друг друга, когда мы волки. Ну, это почти как внутри Стаи существует свой собственный мирок, вот как это работает. Это подтекст в фильме. Я имею в виду, я ведь не знаю, как это возможно - изобразить людей, читающих мысли друг друга. Я могу слышать мысли Сэма о своём лучшем друге и мысли о жалости по отношению ко мне.
Спенсер: Разве это не отвратительно? В реальной жизни, это будет ужасно.
Как вы чувствовали себя, присоединившись к франшизе, в которой так много фанатов?
Мераз: Это, как прыгать на горячей сковороде. Ты просто знаешь, что должен быть подготовлен ко всему, и надеешься, что подготовлен хорошо. Это определенно интересно. Я почувствовал большую ответственность. Возвращаясь к тому, что мы разговариваем с теми, кто является представителями рас, и должны быть примером для коренных жителей. Я приходил к помощи отговорок и проводил «здоровые» и благополучные конференции, и преподавал искусство и танец, так что знал, что буду примером для подражания и это было немного страшно.
Но я убедился, что, во-первых, могу представить себя в лучшем свете. Я пытался подготовиться как можно лучше. И просто убедившись, я читал книги, делал домашнюю работу, и, к счастью, по пути у меня появилось много великолепных друзей, которые помогали мне, чтобы под сенью всего, что на меня свалилось, я чувствовал себя комфортно.
Джонс: Я была в ужасе. И до сих пор иногда нахожусь. Но в начале в твоей жизни это средненько, а потом всё, что ты получаешь, становится намного, намного меньше. Вы должны просто принять это и насладиться этим, потому что ты – часть чего-то, что привлекает так много людей. И думаю, что если сделать так, я не знаю, все мы настолько привыкли к нашим персонажам и рассказам этих историй.
Я была так удивлена, как мгновенно сориентировались Тэйлор и Кристен. Они были первыми двумя, кого я встретила. Я просто чувствую, что всё очень, очень обоснованно, и думаю, это потому, что мы просто показываем свою работу, и мы всё равно делаем всё, что можем. Я чувствую, что что-то превращает работу в развлечение. Это тоже забирает страх.
Спенсер: Легко работать с таким распределением ролей. Некоторые из них работают постоянно, а некоторые – это их большой перерыв, и мы знаем. Мне нравится скромность каждого. Каждый осознает, что это дар. Слишком часто такого не происходит. И когда я вступил в эту франшизу, я знал, что это будет великая Сага, но такого не ожидал. Нет такой книги, которая учит, что делать и как работать на таком уровне.
Так что я обязательно, прежде чем войти в неё, обозначил все границы и знаю, что хочу говорить, а что - нет. И есть способы сохранить тайну. Есть способы сделать это и управлять собой, и в то же время хорошо работать. Потому что, в конце концов, мы просто актёры. Мы очень удачливые актёры. Это великолепная франшиза, и это будет феномен поп-культуры, который, правда, тоже когда нибудь пройдёт. И мы пытаемся использовать хорошую возможность. Я хочу сказать, есть удивительные возможности и есть удивительный опыт. Я могу поделиться с этими двумя, и это великолепно.
Мераз: [Говорит шутя] С другой стороны, я получил книгу «Как сделать это в Голливуде, 101». Ты можешь взять её в библиотеке.
Спенсер: Она написана мной, не так ли?
Джулия, ты и БуБу Стюарт были новым дополнением в уже, как казалось, сложившейся группе актёров. Есть ли в Волчьей Стае «дедовщина» за экраном?
Джонс: Я бы сказала, в волчьей стае каждые пять минут над кем-то подшучивают, и для меня это половина всего времени. «Дедовщина»? Алекс, это определенно к тебе.
Мераз: Нет-нет. На самом деле, когда кто-то был взят на эти избранные роли, ты знаешь, что они прошли через многое. Потому что существует так много людей, которые хотят попасть в эту франшизу, что мы тотчас раздражаемся, правда. Когда БуБу и она прошли кастинг, даже Ксавьер [Самюэль] был как ‘American Idol’ (телешоу на телеканале FOX, основанное на популярном британском шоу Pop Idol. Смысл передачи — соревнование на звание лучшего начинающего исполнителя в США - примеч. переводчика). Тысячи людей потерпели неудачу. Первая твоя реакция – снимаешь шляпу и говоришь: «Хорошая работа. Поздравляю.» И тогда просто знакомишься с ними, но я не думаю, что это «дедовщина». Лично для меня, я просто много дразнюсь. Это-то и есть роль Пола.
Спенсер: В «Новолунии» это просто мальчики. Мы много дразнили друг друга и держались очень просто. Если бы будем оскорблять друг друга, эго слишком раздуется.
Джонс: У меня всегда такое ощущение, что в моей голове кто-то есть.
Спенсер: Или на спине.
Джонс: Я всегда чувствовала, что меня касаются какие-то вещи.
В «Рассвете» есть ли что-то, на что вы надеетесь получить для своего персонажа в сюжетной линии?
Спенсер: Больше волчьей стаи. Думаю, они будут очень хороши в сюжетной линии. И фанаты, тоже, и съёмочная площадка Стефани, так что они действительно буду сохранены… А фанатам, очевидно, очень нравится сага, потому что они довольны. Но, думаю, «Рассвет» будет тоже таким. Они собирается вознаградить фанатов по заслугам.
Легенды про каких американский индейцев вы читали или слышали и вам захотелось просто сыграть их или создать кино?
Спенсер: Для меня лично, я бы сказал, что всегда был увлечен вождём Сумасшедшая Лошадь. Он из моего племени – сиу, - и я читал о нём много книг. Это то, что мне бы хотелось довести до экрана. Я не хочу сыграть его. Думаю, я хотел бы режиссировать это. Это просто один из тех фильмов, о котором не знают люди. Это мифическая фигура и воин, и лидер, который завораживает меня, как персонаж.
Джонс: Сакхаджавея? Существует кино, сделанное про Сакхаджавею? Она была в нескольких фильмах, но…
Мераз: «Ночь в музее».
Джонс: Это не считается. Существует не так много женщин из американских индейцев, которые являются выдающими деятелями. Были некоторые – Покахонтас и Сакхаджавея. Я слышала рассказы членов моей семьи, но для девушек это не то самое.
Мераз: Я никогда не думал об этом. Но подумаю.

Сайт http://twilightrussia.ru/ работу проделали Angel_Without_Wings HotAsIce и little_eeyore