Клуб поклонниц Outlander-а, а также клана Фрэзеров (18+)

БЕССМЕРТНЫЙ БЕС
Сумерки. Осень. Мокрыми хлопьями
Падает тающий снег.
Бес продрог под своими отрепьями
В яме - плохой ночлег.
Влез бы куда, чтобы люди не видели
Я бы уполз с зарей.
Сами меня кругом изобидели -
А говорят, что злой...
Лежа, в тепле-то не хитро быть добрыми
Нет! - Поживи вот так!
Жалко поводит тощими ребрами -
Дует пыхтя в кулак.
Что уж за жизнь... Так, одна околесина
Век у чужого жилья.
Мне бы давно на суку повеситься
Да ведь бессмертен я.
Взвыли деревья ветром ужалены -
Взвыл придорожный лес
В яме, ничком - у пустой прогалины
Плачет Бессмертный Бес.

А это помните?

Осень у Васильева. Розик такую же картину показывала только зеленую.

На тонких гибких пальцах
Дрожат как капли листья.
И ветер свиристелью
В ветвях кого-то ищет.

А в небесах печально,
С надрывом: Улетаем....
И первый лед на лужах,
Что по утру не тает.

Пора, пора прощаться,
Былую ношу ринуть.
И лишнее как платье,
Пред омовением скинуть.

Беру с собой в котомку
Дары любви и дружбы.
Храню поближе к сердцу
Пусть греют зимней стужей.

Нет, он не скучал по Алисии, и даже был благодарен Тави за то, что она так виртуозно выставила красавицу за дверь дома Дика и Ирены. Но в некоторых случаях ее не хватало. Например, таких, как сегодня.
Быть хранителем Йорка не очень просто, надо активно участвовать в жизни города, принимать ряд решений, поддерживать связи с различными предприятиями, компаниями, представителями культурной сферы, участвовать в делах развития города.
Робин был на экономическом форуме, куда съехалась почти вся английская бизнес-элита. Здесь встречались партнеры, обсуждались сделки, проводились презентации, подписывались контракты. Он был рад окунуться в привычную атмосферу, вновь почувствовать вкус к жизни и то, что, не смотря ни на что, время идет вперед, все вокруг изменяется, появляются новые интересы и новые дела.
После ухода Роуз Робин полгода провел в полном одиночестве, не в силах поверить, что разрыв окончателен. Он не разрешал прислуге трогать одежду и вещи бывшей жены. Он ее ждал. Он думал, что в какой-то момент Роуз спутала жизнь с театральной пьесой и увлеклась. Но столкнувшись вскоре с действительностью, столь отличающейся от привычного для нее комфортного существования, возвратится, и со временем все наладится, и, может быть, даже забудется. Робин просто представить себе не мог, что его уравновешенная благоразумная жена была способна на безумные, не руководствующиеся логикой поступки.
А потом в одном светском журнале увидел их вместе. Какой-то фотограф снял Роуз и ее нового мужа скрытой камерой. Они не позировали и не знали, что за ними наблюдают. Они просто смотрели друг на друга. И ее глаза сияли.
Тогда Робин в очередной раз с горечью подумал, что на него Роуз ТАК не смотрела никогда. И он сорвался. Это было какое-то наваждение, которое вспоминалось сейчас с трудом. Робин улетел в Лас-Вегас, потом в Майами… бесконечные бары, знакомые, тусовки, красотки… каждый день – праздник, каждый день – побег от действительности. А потом на одной вечеринке появилась Алисия. И эта глупенькая, но хитрая блондинка, которая во чтобы то ни стало, решила выйти замуж за настоящего английского аристократа, быстро положила конец разгульной жизни Робина, рассудив, что конкурентки ей не нужны, а значит, с вечным праздником и вереницей красоток пора заканчивать. Вот только чего она не учла, так это то, что и саму Алисию Робин тоже не планировал оставлять рядом с собой надолго.
Случайная встреча с Роуз в Милане подействовала на него как ушат холодной воды и заставила задуматься о своей дальнейшей жизни. В которой Алисии не было места. Нет, Робин вовсе не жалел о расставании с ней. Просто в некоторые моменты… вот как сейчас, когда деловая часть дня закончена, и все собрались на ужин, причем не только бизнесмены, но и их жены и дочери, очень не хватало этой легкомысленной красотки, которая собственническим жестом брала его за локоть, давая всем понять, что охоты именно за этим свободным мужчиной в этот вечер не будет.
А теперь приходится всем вежливо улыбаться и делать вид, что не замечаешь заигрываний, отделываться вежливыми фразами и ждать окончания вечера.
К Робину подошла очередная красавица, он доброжелательно смотрел на нее, поддерживал ничего не значащую беседу и вспоминал Роуз. Как легко ей давались подобные мероприятия, как непринужденно она могла передвигаться от группы к группе, приветствуя каждого и поддерживая разговор…
Зазвонил телефон. Извинившись перед дамой, Робин с облегчением отошел в сторонку и нажал на кнопку:
-Дик, дружище, ты как всегда вовремя. Что-то случилось?
-Роуз родила…

*
Ну вот и все. Пути назад нет. Ты стала мамой. Родила детей. Не мне. Другому мужчине. А ведь когда-то мне казалось, что я тебя знаю. От и до. Мне казалось, что я могу предугадать все твои желания, что я читаю твои мысли, когда-то мне казалось, что я знаю точно, из чего состоит твоя жизнь и что тебе необходимо для счастья. Мы прожили вместе не один год, и я был просто уверен, что знаю о тебе все. А оказалось, что не знаю ничего…

Ты пошла своей дорогой, Роуз, и теперь уже не возвратишься ко мне.
Прощай…

Роуз очень любила дорогу. И в дороге она любила молчать.
За окном менялись пейзажи: поля, небольшие рощи, горы, реки, города…
Роуз любила дорогу, потому что дорога была неотъемлемой частью путешествий. И совсем не обязательно останавливаться в каждом населенном пункте и, руководствуясь справочником, искать достопримечательности.
Порой достаточно просто смотреть в окно и вбирать в себя увиденное: замечать дома, людей, пеструю расцветку осенних листьев, цвет неба и частую рябь на реке.
Роуз смотрела на мир сквозь окно автомобиля. Она возвращалась в Италию.
*
Мария уже готовила дом к прибытию. В ближайшие дни предстояло много всего сделать: купить кроватки, коляски, детские ванночки, обустроить комнату для малышей, найти няню, потому что Роуз была еще слишком слаба, чтобы управляться с ними самостоятельно. Хотя, возможно, няни не будет. Мария вдруг заявила, что не хочет и слышать ни о каких нянях, она будет сама помогать заботиться о детках…

*
Малыши родились совсем крошечными, один весил всего 1200 гр., другой – 1350. Две недели им искусственно вентилировали легкие и держали в инкубаторах, но сейчас опасность миновала. Однако домой близнецов еще не выписывали, необходимо было дополнительное наблюдение педиатров в детской клинике. И если все будет в порядке, то через четыре-пять дней их можно будет забрать домой.
Как только Роуз прошла необходимый курс восстановления и почувствовала, что идет на поправку, упросила мужа отвезти ее домой, наотрез отказавшись оставаться в Швейцарии. И если малышей надо обязательно на некоторое время поместить в детскую больницу, то пусть это будет итальянская клиника.
И ранним утром на вертолете больницы дети тоже отправились в Италию. Эмилию уже позвонили и сказали, что малыши на месте, за ними ведется наблюдение, и завтра они с супругой смогут их навестить.
Прощаясь с Роуз, врачи рекомендовали ей в ближайшее время повторно лечь в специализированную клинику на полноценное обследование (гормональное, иммунное, лабораторное), но Роуз лишь вежливо поблагодарила их за совет. Она устала от больниц, от врачей, анализов, новых диагнозов и лекарств. Она очень хотела домой и верила, что в привычной обстановке скорее пойдет на поправку. А когда малыши будут дома, и жизнь войдет в новый ритм, еще будет время заняться необходимым обследованием.
Сейчас главное, что все позади. И они возвращаются. И на этом свете стало на два человечка больше. И если все будет хорошо, то мечта встретить Рождество в Англии может сбыться.
Когда наконец-то закончилась нескончаемая череда капельниц и сильнодействующих препаратов, и Роуз впервые открыла глаза, осмысленно посмотрев вокруг, первое, что она увидела, было лицо Эмилия. Его уставшее и родное лицо. Совершенно безотчетно подняв свою тонкую, слабую в катетерах и гематомах руку, Роуз коснулась колючей щеки. Ее муж… Он здесь. Он с ней. Значит, все обязательно будет хорошо.
-Дети? – первый вопрос, который она задала.
-С ними все в порядке.
-Ты их видел?
-Да. Они чудесные.
И тогда Роуз заплакала.

*
Она постепенно шла на поправку, туго стянув живот, вставала, расхаживалась, с каждым разом увеличивая свой путь на несколько метров, отказывалась от посторонней помощи и, наконец, однажды, сама спустилась на этаж ниже. Туда, где лежали ее дети. Роуз долго-долго смотрела на них сквозь стеклянную стену… Они есть. Они живые и ждут ее…

*
Обеспокоенные отсутствием связи, в Швейцарию прилетели Ирена и Дик. Помощь подруги в такой момент оказалась просто бесценной. Потому что только женщина может знать, какое детское белье и одежда наиболее удобны в использовании, какие вещи для малышей и мамы необходимы в первую очередь. Ирена, со свойственной только ей кипучей энергией, объездила кучу специализированных магазинов в поисках нужного и сделала все необходимые покупки. Роуз была очень благодарна подруге за такую заботу и внимание.
Когда дела пошли на поправку, и Роуз стала готовиться к выписке, Ирена зашла попрощаться. Они с Диком возвращались в Шотландию.
-Знаешь, Дик позвонил Робину и сказал о том, что ты стала мамой.
Роуз промолчала.
Дверь в палату была открыта, и подруги не услышали, как вошел Эмилий.
-Роуз, ты ничего не хочешь передать Робину?
-Знаешь, я столько раз представляла себе, о чем бы я смогла поговорить с ним при встрече, но… когда мы увиделись в Милане, поняла, что нам совсем нечего сказать друг другу. Было просто очень больно находиться рядом. При этом я никогда не смогу вычеркнуть Робина из своей жизни. Он навсегда останется ее частью.

*
Они поссорились. Так глупо и так неожиданно. Из-за Робина. Целый год не говорили о нем, и первое же упоминание стало для обоих болезненным. А ведь началось все с обычного диалога, прямого, но спокойного, рассудительного. Только у каждого из них была своя правда. Свой взгляд… Так слово за слово… и вот уже слова бьют в цель, жгут, ранят… сразу двоих.
И Роуз очень хотелось подойти к нему и сильно встряхнуть. Ей хотелось кричать: «Что ты говоришь? Ты только послушай себя со стороны, ЧТО ты говоришь! Неужели ты не видишь очевидное, слепец, неужели не чувствуешь, что все это время я с тобой и только с тобой? Неужели тебе этого мало? Я даю тебе так много – бери! Но не заставляй всегда соглашаться с тобой. У меня есть собственное мнение. И совсем не обязательно оно должно совпадать с твоим. Не всегда. Такое бывает. Просто прими это. Мы же два человека, два характера и в некоторых вещах различны. Но разве это что-то меняет? Так было с самого начала. У тебя принципиальность и жизнь по собственным правилам, у меня – всепрощение и заученная в школе наизусть таблица умножения. Мы – половинки. Мы дополняем друг друга, уравновешиваем и становимся целым. Откуда столько боли? Я же с тобой, глупый мой любимый. Посмотри на меня, ну же! Я ВСЕГДА с тобой».

*
Они ехали домой в странном молчании. Кажется – вместе, но при этом каждый наедине с собой.
И не смотря на то, что в дороге Роуз часто была немногословной, такое молчание тяготило ее.
Она отвернулась от окна и посмотрела на Эмилия.

Ее муж…

Он был одновременно решительным и мягким, беспощадным и очень заботливым, упрямым и невероятно нежным. Сложным. Она знала, какое у него живое горячее сердце, как сильно оно бьется и как много таит в себе. Вечерами Роуз любила слушать эти ровные и мощные удары, положив свою голову на его грудь.

Эмилий сводил ее с ума. Роуз любила его безумно, безгранично, безусловно…
И совершенно неожиданно для самой себя вдруг спросила:
-Любишь?
Она сказала это настолько тихо, что думала, он не услышит. И даже не надеялась получить ответ. Но совершенно неожиданно Эмилий произнес:
-Всегда.
-И я. Очень-очень.
-Знаю…


*
Пять дней спустя

-Это они?
-Да, Мария, знакомься! Это наши малыши. Представляешь, спали всю дорогу, но, похоже, сейчас будут требовать есть. Наверное, мы отнесем их сразу в детскую… А Хомячок приехала?
-Да-да, она наверху, ждет вас.
-А я уже спускаюсь! Где Гертруда и Агривейн? Я хочу их видеть!!! И вообще, почему вы не сказали, что завели кошку? Отправили меня в колледж, а сами отдали мою комнату кошке… или коту. Я еще не выяснила. Оно забралось под кровать и не хочет вылезать.
-Ну, во-первых, здравствуй! Во-вторых, ты сама изъявила желание изучать современное искусство, вот теперь думаю, как бы не занялась тайком подделкой картин авангардистов. В-третьих, что-то мне подсказывает, что жизнь в общежитии просто открывает перед тобой невиданные доселе горизонты… и мы как раз вчера с Эмилием говорили насчет того, а не рановато ли отпустили тебя в свободное плаванье. Правда, любимый?
-Ээээ… а я между прочим уже делаю успехи в дизайне, Розик, поэтому вот так срывать меня среди учебного года и переводить в обычную школу около дома с вашей стороны будет просто безответственно… Ой, какие хорошенькие, совсем малюсенькие! А где здесь мальчик? И где девочка? И, кстати, Розик, а ты уже сказала Дэдди, какое имя я нашла для мальчика?
-Пока нет. Но, думаю, что после того, как ты предложила Персиваля, это вполне может пройти – как самое достойное из всего, что было придумано.
-И не надо на меня так смотреть, Дэдди! Вот нинада! Да, Розик мне уже объяснила, что Персиваль нам не подходит, поэтому я искала …ммм… международный вариант… ну и если вы еще никак не назвали кошку, то я могла бы…

Знаешь, чет я уже боюсь, что твой международный вариант забракуют. Может, еще на всякий случай подумаешь, а? У меня вообще ни одной идеи. Может, Брайан, не???

Дочитала до МА и хочу сказать, ну не дурак, а? Это называется, горбатого могила исправит. Очень хочется взять что-то тяжелое… А Цезарь устал. Очень сильно. Мне его так жалко. И он так одинок – удел большинства великих людей.
А Фульвия еще красавица.

Есть еще модельки с рюкзачком за спиной, если что- обращайтесь.

И еще - печеньки, только их кушать не надо:

Это в городском саду:





А это прямо на центральной улице (Большая Садовая называется, или короче - Бэ Садовая):

Лучшим кашеваром мира признан шотландец Джон Боэ, завоевавший этот титул на состоявшемся недавно в Великобритании всемирном конкурсе по приготовлению самой вкусной овсянки. Победителю вручена Золотая мешалка – высшая награда соревнований.

50-летний Боэ, который является профессиональным исполнителем народных песен на исчезающем гэльском языке, сварил самую вкусную и радующую глаз овсяную кашу. «Я каждое утро готовлю себе на завтрак овсянку и поэтому имею большой опыт», – заметил победитель конкурса.

На всемирный чемпионат в шотландский город Кэрбридж прибыли многочисленные участники из самых разных стран. В нынешнем году правила были ужесточены, и поварам в основной категории было запрещено добавлять в кашу какие-либо приправы. Блюдо должно было содержать только овсяную крупу, молоко и соль. При этом жюри давало оценку вкусу, виду и густоте каши.

Розик все еще была в больнице, в редкие приезды Эмилия домой, он был очень задумчив и мы почти не разговаривали. Его можно понять, наверное, душой и телом он был там с Розиком.
Но в этом есть и хорошее - я почти свободна. Да это "почти" было ощутимым, но все-таки... Волнующий запах "почти" вседозволенности приятно щекотал ноздри.
Оставшийся день не предвещал ничего волнующего, поэтому я согласилась позаниматься с одной из подруг и подготовиться к экзаменами, которые не за горами. Все равно ведь придется рано или поздно этим заняться, так почему бы не сегодня?
Но идея себя не оправдала. Наше занятие проходило весьма вяло. Моя подруга то и дело бегала в туалет, и к моему неудовольствию сидела там чуть ли не по пятнадцать минут. В конце концов я не выдержала и предложила перенести подготовку к экзаменам на следующий раз. Она с облегчением согласилась.
Вечер и без того безрадостный грозил перерасти в откровенно скучный. Пора было брать дело в свои руки.
С Эриком мы уже не разговаривали довольно давно, поэтому звонить ему первой было бы равносильно признанию собственной слабости, а хотелось сделать вид, что я птица гордая. Хоть и малодушная.
Проще всего было поехать в тот район, где Эрик снимал хату последние полгода. Где-то там располагалось несколько магазинчиков и какой-то заполошный бар.
Это значит, всегда можно было сказать, что шла за покупками или тусовалась где-то рядом. Ладно, конечно, он бы не поверил. Но "лицо" было бы сохранено, и мы бы обязательно помирились. Хотя бы из осознания того, что нам обоим это не хотелось - назло!
В общем план был почти идеальным. За исключением одной детали - Эрика не оказалось дома.
А вот это уже было совсем нечестно! Ведь чтобы сделать вид, что совсем даже по нему не скучала, и у мену куча других занятий, я специально...кмх... одолжила у Роуз ее старое платье с глубоким вырезом (все равно она в таком больше не ходит!) и забрызгала волосы лаком почти намертво. Эффект, прямо скажем, был сильным. Даже устрашающим. Но... увы, некому было это оценить.
Я немного посидела на ступеньках, в надежде на то, что Эрик вот-вот появится. Но сгустились сумерки и мне стало холодно. В вырез сильно поддувало, а новые туфли натерли пальцы. Я решила пойти в бар напротив, несмотря на его
подозрительную замшелость и непритязательный внешний вид.
Звякнул колокольчик над дверью, и в нос бросился запах разлитого пива и картошки фри. Я покачала головой, но упрямо направилась к стойке. Если сесть в углу, то сквозь грязные окна вполне просматривался вход в дом Эрика.
Положив сумочку на стойку, я сделал знак бармену.
- Что желаете, - с сомнением, что я вообще чего-то хочу, поинтересовался бармен.
- Эм... - я немного растерялась, так как по идее в мои 17 мне никто ничего здесь не продаст. Но потом я подумала, что рискнуть стоит, все равно никто не узнает, а платье Розика и дурацкая прическа вполне могут накинуть мне годик другой.
- Я буду яблочный мартини, - с уверенностью (во что мне хотелось верить) ответила я.
- Девушка, если вы вдруг не заметили, у нас пивной бар. Есть светлое, есть темное, но яблочного точно нет - ехидно заметил бармен.
- Эм... - я совсем растерялась, но так не хотелось уступать это напыщенному мужлану! - Ну так давайте пиво! Светлое. И это... ну, что там у вас к нему полагается.
Он подвинул ко мне тарелку с орешками, из которой пахло плесенью, и достал из-под стойки большую кружку.
Налить в нее пиво бармен так и не успел. Сначала я увидела тень перед собой, потом знакомый саркастический голос сказал:
- Приятель, если не хочешь лишиться лицензии, то тебе лучше для начала попросить у нее документы. Хотя я и так скажу, что ей из всего твоего ассортимента можно только арахис, да и то вредно для детского организма.
- Мой организм вовсе не детский! - вспыхнула я, и попыталась выгнуть спину, чтобы глубокий вырез впереди не колыхался совсем уж впустую. - О! А я вас знаю!
Он прищурился.
- Вы Генри. Генри Морган - про себя я добавила: "противный тип, который мнит о себе слишком много". Но даже моего ума хватило, чтобы промолчать на этот раз.
- Что ты тут делаешь? - слегка насмешливо поинтересовался он, - это явно не то место, которое одобрила бы благовоспитанная Розалин...
Это его "Розалин" живо напомнило мне нашу с ним встречу в комнате Розика.

Кажется, мне тогда было обидно.
- Мне вовсе не обязательно обо всем докладывать старшим, - горделиво произнесла я. И тут же подумала, что если я не уйду прямо сейчас, а Розик когда-нибудь узнает, то мне страшно попадет. Но несмотря на жгучее желание позорно сбежать, хотелось оставить за собой последнее слово.
- И вообще, я уже взрослая, да, - последнее "да" прозвучало совсем уж жалко. Даже для меня это было ясно. Для Моргана тем более, потому как он тихонько засмеялся.
- Да иди ты к черту! Сам-то кто такой вообще, чтобы меня судить?! - я покраснела и почти бегом направилась к выходу. Эффектный уход не удался. Перед самой дверью непривычный каблук подвернулся, и я устояла на ногах лишь судорожно вцепившись в косяк. Кажется, смех за спиной стал громче. Вот ведь ***!
Вернувшись домой, я была как никогда счастлива тихому вечеру наедине с книгами и ноутбуком. Завернувшись в теплый розовый халат с мишками на карманах, лежала на кровати и читала Терри Пратчетта. Я так увлеклась, что не услышала как Эмилий вошел в мою комнату.
- Привет, - негромко сказал он.
- Привет - счастливо улыбнулась я.
- Ты вернулся, дедди, - не спрашивала, а утверждала я.
- Ненадолго, - он устало покачал головой, - у тебя есть аспирин?
- Есть в шкафчике в ванной. Принести?
- Я сам, - он махнул рукой.
Его не было минут пять. Я уже подумала не постучать ли в дверь ванной и предложить свою помощь. Ну, аспирин ведь на самом виду!
Но тут Эмилий наконец-то вышел и, чеканя шаг, прошел на середину комнаты.
- Что это?! - тщательно контролируемым голосом спросил он. В руках у него был тест на беременность. Тест на беременность, который я позаимствовала у Розика вместе с пятью такими же. Вот только этот был использованный.
Ой-ей!
- Это не мое! - быстро сказала я, понимая, почему подружка зависала в туалете так надолго.
- Другого ответа я от тебя и не ожидал, - губы Эмилия превратились в тонкую линию, - у тебя всегда: "не виноватый я", "это не мое", "поклеп" и прочее. На это раз тебе придется отвечать. Тебе еще очень повезло, что на этом тесте всего одна полосочка, а не две, - он потер лоб и пробормотал куда-то в сторону, - становится дедушкой мне и впрямь рановато.
Я топталась на месте, теребя поясок от халата, а в голове был сущий хаос.
- Но дедди! Я...
- Даже не думай! В ящике я нашел еще несколько неиспользованных. Или ты хочешь сказать, что они тоже не твои и попали туда случайно?
Все хуже и хуже... Ну как ему объяснить, что мне было просто... любопытно?! И взяла я их из чисто... научного интереса... Боже!
- Нет, это я их взяла у Роуз, но... - я не знала, что же сказать, чтобы звучало правдоподобно, - но это просто...ну это же....о! Ну тест ведь показал, что я не беременна, так что зачем волноваться то?
Только сказав это, я поняла, что вырыла себе могилу, но ладно бы одной себе....
- Кто он? - бесстрастно (а оттого еще более страшно) спросил Эмилий, - я хочу знать, кто он. Тот гаденыш, из за которого тебе вообще понадобилось воровать эти тесты?
- Да я их вовсе и не...
- Это ведь... Эрик, да? - его имя Эмилий почти выплюнул, - конечно, он, кто еще. Скажи, я ведь говорил, что изобью его битой, если у вас что-то будет?
Он перевел дыхание.

После этой страшной фразы, он пошел к дверям.
- Стой!!! Это не он, не он! Пожалуйста, ну послушай меня, это не он! - я почти повисла на нем. В груди сдавило от страха. Если дедди говорил, что убьет, значит так оно и будет. В гневе он страшен.
- Кто тогда? - Эмилий пристально посмотрел на меня.
- Это... это... он, просто.... ну это... - я была в отчаянье, а в голове пусто. Если я сейчас назову имя, то ему придется туго. А если не назову, то дедди покалечит Эрика. Ну или попытается, но тогда мы с Эриком никогда не помиримся. И тут в голове забрезжила интересная идея... Убить двух зайцев одновременно. Ох, месть сладка!
- Это Генри! Генри Морган, - я всхлипнула и упала на кровать лицом, вздрагивая всем телом. Больше всего я боялась не засмеяться в этот момент.
Я продолжала так лежать даже, когда хлопнула дверь моей комнаты и лестница заскрипела под тяжестью шагов Эмилия.
Что я наделала?!
Тут меня прошиб холодный пот! К черту Моргана, ничего с ним не случится... но вот как мне рассказать все Розику и объяснить, как я вляпалась во все это... Так, пока ей ничего лучше не знать. Только лишний раз беспокоить. А когда ее выпишут из больницы, все уже устаканится, ситуация прояснится и.... все будет хорошо. Да, все будет хорошо!
С этой спасительной мыслью я уснула.