alen-yshka:
Не надо драмы, мы хорошо питаемся! (с)
Никуда вы не вышли. Все оченно логично и в характере персонажей.
Костя... а что с ним? Он раскрывается по мере повествования. Каждый раз с другой стороны. Как грани кубика рубика, что собираются сложно и постепенно. И хотя примерный итог уже в голове нарисовался, наблюдать за процессом - отдельное удовольствие.
Каждый раз поражаюсь тому, как ты пишешь!
Я ведь не читаю, я проживаю каждую фразу, каждое слово. И в их истинности не возникает ни капли сомнения.
Это не комплимент, не потуги читателя сказать хорошести автору для стимуляции. Это мое имхо, моя констатация факта.
Спасибо за продолжение.
пы.сы. Аленка не спит? Целуй!!!
lor-engris:
Я тоже сплагиатю Соню и скажу "спасибо". Очень радостно слышать добрые слова, особенно, когда они сказаны от души. Если цепляет и заставляет возвращаться, значит, уже не зря.
Начал втыкать уже в процессе забирания Сони. Никто не рассчитывал, что Костя действительно заберет девочку. Решили, что блажь нашла, да и не слишком выгодно им это. А уж желание подросшей Соньки не просто давать деньги, а принимать непосредственное участие в жизни детдома, сыграло в дальнейшем со многими "благодетелями" злую шутку.
Плюсую. Тема тоже сложная и неоднозначная. Сейчас мало кто пойдет на такой шаг (я не беру изначально корыстные и ужасные цели), до последнего уповают на ЭКО и чудо, а уж в то время... Людей, до конца осознающих, на что они идут, единицы.
В интуиции и здравом смысле Косте не откажешь. Может, в чем-то он и ошибался, но вырастить Соньку человеком сумел. Это главное, я считаю.
Костя нашел свое солнечное, нежное и хрупкое счастье в маленькой девочке.Ну, Сонька у нас пока не совсем солнечная и нежная, а вот "хрупкое счастье" - это точно.
"Цель жизни - смерть, смысл жизни - дети"(с) У Кости этого смысла раньше не было, теперь появился)
Спасибо!
Это все авторская чуйка)) Пишу, а она чует: "Костя, куды? Ты должен сидеть, ака лорд Байрон, трагичный и аскетичный". А Костя: "Хрен тебе, я так чувствую". Сложно писать о людях намного младше или намного старше тебя самой. О последних - особенно.
Костя - неправильный кубик, вытянутый) И наслаивается на него не по порядку, а со всех сторон. Я ж не хронологически пишу, "прыгаю". Очень важные с точки зрения раскрытия вещи происходили до.
захваливаешь 
Люди критики боятся, а я - возгордиться.
Мой опоссум в счастливом обмороке.
Если я тут, то одно из 2х: спит или исследует папу. Но на качестве и количестве поцелуев это никак не отражается. Мы Алёныча ничем не обделяем)))
Всем огромнейшее спасибо за отклики!
bazilika:
Светик!
Я поражаюсь твоей палитре, и как ты ею оперируешь- вдвойне!
если мы немного вышли из заявленных образов))) Того же Костю до конца сейчас раскрыть не могу.
Не надо драмы, мы хорошо питаемся! (с)
Никуда вы не вышли. Все оченно логично и в характере персонажей.
Костя... а что с ним? Он раскрывается по мере повествования. Каждый раз с другой стороны. Как грани кубика рубика, что собираются сложно и постепенно. И хотя примерный итог уже в голове нарисовался, наблюдать за процессом - отдельное удовольствие.
Каждый раз поражаюсь тому, как ты пишешь!
Я ведь не читаю, я проживаю каждую фразу, каждое слово. И в их истинности не возникает ни капли сомнения.
Это не комплимент, не потуги читателя сказать хорошести автору для стимуляции. Это мое имхо, моя констатация факта.
Спасибо за продолжение.
пы.сы. Аленка не спит? Целуй!!!
Никогда так не "плюсовалась".... Алена +1000!
Я, конечно, не знаток ..., но мне не встречались ничего подобного на эту злободневную тему.
Костю и Соньку объединяет ни столько то, что они- два одиночества, сколько то, как они жаждут от этого одиночества избавиться. Сонька свое одиночество готова даже убить ..."нажиком"...
А получилось, не смотря ни на что - за жизнь, жизнеутверждающе...
Спасибо, Светик!
lor-engris:
Доброго дня!
Когда ходила в художественную школу, у меня, по словам учительницы, была неплохая живопись, а вот рисунок и композиция заметно отставали)))
Я тоже не знаток, к счастью своему, и бывает безумно стыдно лезть в некоторые темы, подробности которых могу только представить. Но эти темы нужные и для героев важные. Да и не только для героев.
Имхо, детская и подростковая литература должна чему-то учить; взрослая - побуждать о чем-то задуматься. В первую очередь, самого автора, а если удастся, то и читателя.
Сонька в какой-то момент дошла до грани. Она сама себе не признавалась, но стала жить только ради мечты, надежды: приедет и увезет меня отсюда. Жизнь за стенами детского дома вдруг перестала быть нереальной.
Сонька, какой бы она ни была сильной, всего лишь маленькая девочка. В одиночку противостоять толпе и взрослому-то непросто. Она противостояла, но слишком много всего наложилось.
Убила бы она себя? И тут у меня нет однозначного ответа. К великому счастью, все обошлось.
Для Кости Сонька станет в какой-то степени искуплением грехов. Т.е. он сам будет считать ее таковым до поры до времени. Но это уже спойлер)
Рада, честно. Голимого негатива сейчас и так хватает.
Тебе спасибо, что не забываешь
khisvetlana:
Всем доброго утра.
Девочки, я к вам плюсуюсь!!!
Опять прочитала две главы сразу и все равно мне мало
Признаюсь, при переходе от отжиманий к старушке не сразу поняла, что уже о прошлом написано.
Вернулась, перечитала, поняла.
Вообще, главы о Динке и Олеге такие.... милые, нежные, трепетные, трогательные. И я люблю их не меньше чем эмоциональные, бурные главы с Чингачкуками. Поймала себя на мысли, что пока мне сложно представить Дину мамой))) Хоть она иногда и шокирует своим взрослым взглядом на жизнь, но остаётся большим ребёнком. Правда с ней теперь есть чуткий и понимающий Олег, с ним Динка будет как за каменной стеной.
Сонькино детство оставило привкус грусти и горечи. Я рада, что Костя оказался на жизненном пути "Сани". Но руководство детского дома - подлые гадюки. Из-за их зависти ребёнка чуть не искалечили. А могло бы и самоубийство произойти... Фу, я таких людей терпеть не могу. Соня оказалась выше них. Не стала мстительной и злопамятной, думаю, это все-таки заслуга Кости. Он её к психологу водил? Или сам ходил? Или проблемы психологические разрешились нормализацией отношений в семье?
Света, сейчас я буду тебя хвалить
Ты потрясающе пишешь! Поднимаешь такие серьёзные проблемы и виртуозно их разрешаешь. Все герои живые, харизматичные, в каждом можно увидеть образы знакомых тебе людей из соседнего подъезда. И юмор, не могла не написать про него, такой тонкий и живой, он разряжает атмосферу. Спасибо тебе за труд
И дочурке большущий привет. Не представляю, когда ты успеваешь с малышкой писать, да ещё и так часто выкладывать новые главы. Я в первый месяц после родов спать не успевала, не то, что творить)))
lor-engris:
Вернулась, перечитала, поняла. Сильно резкий переход? Хм, может, курсивом выделить... Сейчас гляну, спасибо.
Мне тоже)) Думаю, как и многим в этой теме. Да, Динка сама еще ребенок, и оставь ее сейчас один на один с домашними делами - неизвестно, что получится. Герои сейчас как бы "на военном положении", и многие вещи происходят быстрее, чем в "мирное время". Хотя на момент эпилога пройдет 2 года, и у Олега с Динкой уже будет дочь
Руководство вышло несколько гротескным. На деле, главная жаба там - Инга. Директриса Жихарева - слабохарактерная женщина предпенсионного возраста, куда дунули, туда и плывет. Рассказала, может, не из зависти, а от возмущения, но все равно подхватили и раздули донельзя. Дружный женский коллектив
А у детей всегда ушки на макушке, вот и понеслось.
Боюсь, одной нормализацией отношений делу не поможешь, и психологи принимали участие, как и логопеды. Костя делал все возможное, чтобы Соне было легче, и она меньше вспоминала "беззаботное детство".
Ты потрясающе пишешь! Поднимаешь такие серьёзные проблемы и виртуозно их разрешаешь. Все герои живые, харизматичные, в каждом можно увидеть образы знакомых тебе людей из соседнего подъезда. И юмор, не могла не написать про него, такой тонкий и живой, он разряжает атмосферу. Спасибо тебе за труд Захвалила (где мой верный тазик, пошла прятаться)
Скоро мания величия разовьется, правда-правда))) Но (это очень важно) какими бы на самом деле ни были успехи в творчестве, без вас, неравнодушных людей, и взгляда со стороны все это не имело бы никакого смысла. Поэтому я не устаю говорить спасибо за ваши отзывы, вашу поддержку.
Все приветы и поцелуи адресат по возможности получает в онлайн-режиме)))
Кстати, да, продуктивность в последнее время - не сравнить с прошлым годом. Может, потому, что до рождения Аленыча была куча свободного времени, и я могла позволить себе рассусоливать, а теперь не могу. Главное, что ни семья, ни хозяйство от моей писанины ущерба не несут, иначе бы меня тут не было)))
lor-engris:
Доброго дня всем!
Спасибо за комментарии. Стараюсь делать коллажи именно иллюстрациями к роману, т.к. в фотошопе довольно посредственна, и просто красивые картинки с персонажами рядом даются нелегко, а мысль - все-таки мысль) Мысль - уже изюминка.
Аллунчик, приятно познакомиться
Арвен:
Светик привет.)))
Признаюсь честно главу прочитала как только ты её выложила. Но работа злая, в эту неделю надо мной поиздевалась вдоволь. Даже сил не было сесть и написать отзыв.
Начну с того что скажу тебе большое СПАСИБО. У тебя всё всегда очень вкусно.Читала бы и читала.)))
Костя для меня открывается с разных сторон. Я, если честно, думала, до этой главы что Соньку растила Костина жена. А получается что нет. Мужчина сам сделал из чумазого чертёнка - принцессу. Я подозреваю что процесс был долгим и тяжелым.
Софья у нас ещё тот сорванец, но стойкая и с характером. А благодарность, как и обиды она умеет оценить по достоинству.
Глава получилась интересная, так что ждем что будет дальше.
lor-engris:
Привет-привет!))
А я писала бы и писала очень рада, что нравится) Спасибо, что читаешь и высказываешься.
Костя женился на Лидии фиктивно, как раз ради того, чтобы быстрее и легче провернуть удочерение, не имея некоторых последствий в дальнейшем. Но Лидия не смогла бы воспитывать Соньку, да и не надо оно ей.
Роль Кости в процессе неоценима, но повествование он здорово стопорит))) Глава получается сплошная рефлексия, тем более что Косте, по-хорошему, самому нужна конкретная помощь психологов, если не психиатров. Сложно им обоим. Посмотрим, что из этого выйдет.
А Сонька трепетной принцессой так и на стала, не тот характер. Многое в ней от чертенка осталось)
Жирный плюс (тот самый, ага)
lor-engris:
» Глава 33. Химчистка для совести
Декабрь 2000 г.
Новая жизнь стремительно набирала обороты. Еще вчера у Соньки Смирных не было ничего, кроме тупого ножика и надписи на старом каштане, а сегодня разом появилось столько всего, что она понятия не имела, что со всем этим делать.
Зачем ей пять комплектов школьной формы, четверо джинсов, три толстовки, десяток маек, пять платьев, два пуховика и лыжная куртка, по три пары сапог и кроссовок, две пижамы, двадцать пар носков, десять трусиков и шесть лифчиков?! В последние так и вовсе нечего складывать: не наросло, да и вряд ли нарастет в ближайшем будущем. Неужели она такая грязнуля и бестолочь, что порвет все в три секунды?
Сонька спросила об этом у рыжей Лидии, которая полдня таскала ее по магазинам одежды, но с куда большим удовольствием рассчитывала суммы покупок, чем выбирала тот или иной цвет и фасон. Лидия ответила, что это не ее, Китавиной, ума дело, количество вещей оговорено с Константином Николаевичем. От Сони требуется только мерить и помалкивать. Быстрее купят – быстрее домой вернутся. Еще вопросы будут?
Все-таки хорошо, что Китавина Рязанскому не настоящая жена.
Смирных в шмотье разбиралась хуже, чем директриса Жихарева в биатлоне, а Василиса Ивановна – в мужчинах. Да и растерялась она с непривычки в большом магазине. Рыжая помогать не собиралась, только фыркала и косилась на часы. В конце концов, Лидия возвела жирно подведенные глаза (какая же она все-таки старая!) к зеркальному потолку, стребовала продавца-консультанта, кратко обрисовала ситуацию и со спокойной совестью спихнула девочку на него, а сама плюхнулась на розовый пуфик для примерки обуви и принялась кому-то названивать. Соньке повезло, что девушка-продавец неплохо разбиралась в таких, как она, «проблемных» клиентах и улыбалась только в тех местах, где это уместно. Например, когда узнала, что цена значения не имеет.
После одежды спустились этажом ниже, в игрушки. Лидия ждала, что Соня с круглыми глазами и дикарскими воплями кинется грабить магазин, и уже готовилась поджать губы. Но Смирных сунула руки в карманы и спросила: «Вы чта, серьязно?»
Они только что потратили кучу денег на шмотки, и теперь ей предлагают выкинуть столько же на пищащие пластмасски и меховых уродов? Оставив недоуменно молчащую Китавину у входа, Соня равнодушно прошла мимо полок с куклами, мягкими игрушками, посудой, музыкальными хреновинами и прочей ерундой. Взяла недорогую коробку пазлов, домино и шахматы. Она давно мечтала научиться играть в шахматы, но в тех, что были в детдоме, растерялась половина фигурок.
Костя дома тоже удивился, только молчать, в отличие от Китавиной, не стал.
– Сонь, если ты стесняешься Лидии... Просто я думал, что с ней как с женщиной тебе будет легче и спокойнее выбирать то, что нравится. Я в этом отношении баран бараном, сама понимаешь.
– Я не стесняюсь Лидии. Она ачень... милая тятенька, – выдала Смирных.
Услышав такую характеристику своего главного бухгалтера, Рязанский едва не выронил часы, которые собирался надеть.
– Мы же с тобой договорились: не врать друг другу, даже в мелочах.
– Ну ладно, она не ачень милая тятенька, – согласилась Соня, – но мне бальше не надо, правда. Я не умею играть в куклы и все эти девчачьи х*я.. э-э... штукавины, а машинки... ну, в них же талько пацаны играют, да и цены там такие, чта мне стыдно. На эти деньги сталько еды мажно купить! Одежду хотя бы носить мажно, она полезная...
На этом месте Рязанский позвонил Андрею и попросил не загонять машину.
В итоге они стали обладателями «Ауди» на радиоуправлении, лука со стрелами-нашлепками, того самого плюшевого паука (да, говоря Паше про Восьмое марта, Сонька несколько преувеличила) и кучи настоящих елочных игрушек.
Стесняться Кости не получалось, тем более что он нарочно оделся попроще, дабы не привлекать внимания, а охрану оставил в машине. Вдвоем они обошли все магазины, от книжного до продуктового, и в отделе морепродуктов Сонька, не удержавшись, попросила красной икры.
Попутно выяснялись многие небезынтересные Рязанскому вещи. Например, что девочка практически не умела читать. Вернее, умела, но на уровне не очень старательного первоклассника. А при виде детей своего возраста и старше она непроизвольно хватала Костю за руку, придвигалась ближе, потом бросала руку и долго шла, уткнувшись взглядом в пол.
– Они просто дети, они не тронут тебя. Я не позволю, Соня.
Кончики ее ушей вспыхнули, руки нырнули в карманы куртки.
– С чева ты?..
Он взял ее холодную ладошку в свою руку.
– Просто поверь, что, пока я рядом, ничего плохого с тобой не случится.
– А если ты перестанешь быть рядом, чта тогда? – взятая с поличным, она все еще пыталась говорить гордо и независимо.
– Пока я... – Костя прочистил горло, – нужен тебе, я буду рядом.
Сонька резко дернула его за руку, вынуждая остановиться.
– Тогда тебе придется везде за мнай ходить, даже в сортир, – тихо сказала она. – Или мне за тобай, без разницы. Везде. Ты мне всегда нужен. А когда ты будешь совсем старый, я заберу тебя к себе и мы будем жить все вместе: ты, я, май муж и наши дети. Однова я тебя не брашу, так и передай своим дядькам.
Тем же вечером они гоняли по дому «Ауди», мазали на хлеб масло и икру (Рязанскому так и не удалось убедить дочь, что чем тоньше икорный слой, тем вкуснее; меньше, чем на полсантиметра толщины, Сонька не соглашалась) и смотрели по видеомагнитофону купленные сегодня мультфильмы.
Для обоих все было внове. Костя не помнил, когда в последний раз приезжал домой раньше десяти вечера, а теперь целый день – в его полном распоряжении. Завтракать и ужинать в компании кого-то, кроме Ирины Олеговны (весь остальной обслуживающий персонал жил или ночевал в пристройке и с Рязанским практически не пересекался). Играть в игрушки, смеяться над дурацкими фильмами. Заниматься тем, чем занимаются нормальные люди со своими родными и близкими. Жить, думая не только о контрактах, поставках и трудовых ресурсах. Пускай о них пока думают другие, а он только проконтролирует. Не вспоминать того, о чем боишься вспоминать. Любить, заботиться. Он, не отличавшийся доверчивостью, долго принюхивающийся к человеку, считал Соню своей уже чисто автоматически. Будто и впрямь был ее отцом – настолько на «одну волну» попали. Разве так бывает?
– Что ты хочешь на Новый год?
До праздника оставалось меньше недели, пора бы озаботиться. И елку во дворе обязательно посадить, до следующего года приживется.
Сонька не могла подобрать слов. Махала руками, как мельница, пыталась выразить нахлынувшие эмоции, а не получалось. Рязанский помог:
– Елку живую ставить будем?
Она закивала. Непременно живую, не пластмассовую и не лысую. И без мишуры! Хотя Смирных и на горстку иголочек бы согласилась. Вообще никакого праздника не надо, никаких подарков, лишь бы не просыпаться. Ее сказка все длилась и длилась, а Сонька, как никто другой, знавшая, что ни одна сказка не может длиться вечно, очень боялась проснуться на своем «втором этаже». Одна, без Кости. Без Ирины Олеговны, без собачьего лая за окном и запаха кофе на кухне, потрескивания поленьев в камине и чтения книжек на ночь. Чем больше у тебя есть, тем страшнее это потерять. Но даже если завтра она умрет или Рязанский все-таки передумает, Сонька всегда будет помнить эти двадцать три дня настоящего счастья.
Он катал ее на санках. Тянул за веревочку или подталкивал с горки, и она ехала вниз, заливисто хохоча. Санки нередко переворачивались, и Сонька оказывалась в снегу, но, ежась от колючего холода за воротником, все равно улыбалась. Лежа на снегу, болтала руками и ногами и смотрела в практически белое небо, пока Костя не спускался за ней.
– Ох-ре-неть. Николаич, оказывается, тоже человек.
– Кому расскажешь, не поверят.
– Жалко, камеры нет...
– Харэ ржать, придурки. – Андрей собирался добавить что-то еще, но в кармане пальто зазвонил телефон. – Да, Виталь Виталич... Да как вам сказать? На месте, но...
– Скажи, что в нирване, будет поздно, – зашептал Маркин.
– Иди ты в... Нет, это я не вам! Виталь Виталич, давайте он вам перезвонит, когда...
– ...снег сойдет.
– ...освободится! Да, хорошо. До свидания... Придурки!
--------
Или от переизбытка свежего воздуха, или от непривычной беготни по морозу, но Костя заснул прямо на полу. Проснулся от странного звука: свернувшаяся рядом Соня неудачно попыталась сдержать чих. Она лежала вплотную, спрятав нос в его водолазке (даже находясь дома, Рязанский не носил открытых вещей), и негромко сопела. Под правым ухом ощущалась жесткая диванная подушка, которую Сонька ухитрилась подсунуть ему под голову.
– Ты станешь во сне, – сказала девочка, отодвигаясь.
Села на полу, погладила густой ворс ковра, как хозяин гладит собаку. Ни капельки не сонное лицо, только отдавленное немного. Она охраняла его сон.
Как только узнала, что проснулся? Он вроде ничем себя не выдал.
– Разве? – зевнул Костя.
– Ага. Чта тебе снилось?
– Я не запоминаю, – честно признался он, – но приму к сведению.
– Ирина Олеговна сказала, у тебя в жизни было мнаго плохава. Ачень плохие люди.
– Что было, то прошло. Зла ни на кого не держу. – Спросонья Рязанского редко тянуло на философию, однако нельзя было допустить, чтобы Сонька считала его трагическим героем. – Если долго злишься на кого-то, ненавидишь его, становится только хуже.
– Я ненавижу их, – вполголоса заметила Смирных.
Костя окончательно проснулся. Разговор принимал не самый удачный оборот, но, с другой стороны, поговорить на эту тему им все равно пришлось бы.
– Это не так. – Он перевернулся на спину. – Тебе больно, обидно. Ты не понимаешь, чем заслужила такое отношение. Ты ведь просто жила, старалась жить честно и достойно, несмотря на то что твоя жизнь была не из легких и многие живут гораздо лучше. Были люди, которых ты считала своими, были люди сильнее тебя, были радости и горести – как у всех. А потом появилась радость, которой не было у других – даже у тех, кто сильнее. Тебе позавидовали, только и всего. Для сильного ничего не стоит воспользоваться своей силой, а уж когда знаешь, что слабый не сможет ответить... Это большее искушение, Соня. Не каждому дано его преодолеть.
Девочка молчала долго, и Костя чуть повернул голову. Соня шмыгала носом, дергала несчастный ворс. Синяки и ссадины с лица уже полностью сошли, однако то, что сидело у нее внутри, зеленкой не помажешь и пластырем не заклеишь.
– Бьют всегда за дело. Крыс бьют, ссыкунав бьют, стукачей. Меня за чта? Разве я хвасталась? Гноила кова-та? Я, наоборат, помогать хотела, хотела тебя попросить... За чта они меня так? Даже Варка... ан таже говорил...
– Дети, которые над тобой измывались, не виноваты. Виноваты взрослые, которые ничего не смогли достичь, а тут, нате вам, кому-то другому все прилетело в голубом вертолете. Это же нечестно! Чем она лучше остальных или конкретного меня?
Слова возымели свое действие: Сонька ощетинилась, протестующе дрыгнула ногой.
– Тогда пусть они все обойдутся! Пусть сидят там у себя и лакти кусают. Они мне не верили, а ты взял и приехал. Нате вам, козлы вонючие!
– А теперь смотри: вы уже поменялись местами. Теперь ты права и ты сильная. Одно твое слово, и тех, кого еще не уволили, пересажают. – Рязанский отдавал себе отчет, что сильно рискует получить не то, что планирует, а строго противоположное, но кем бы он был, не умея правильно рисковать? – Причину найти легко, если очень хочется. Как отец я не должен тебе этого говорить, но ты взрослый и далеко не глупый человек, чтобы понимать, как этот мир устроен. Ты можешь мстить сейчас, можешь в дальнейшем, но кому? Взрослым? Виновные уже понесли наказание: не один я заинтересован в том, чтобы деньги, выделенные на доброе дело, не утекли в чей-нибудь бездонный карман. Дети? А за что мстить этим детям, Сонь? Подумай, насколько им сейчас хуже. У тебя есть я (не ахти какое приобретение, но все же), а у них нет никого. Ты нужна мне, а они никому не нужны. Поверь, за твою боль они ежедневно платят своей ненужностью и переплачивают в разы! Ты же не считала их сволочами до нашей с тобой встречи? Общалась, разделяла их чувства. Была такой же. И, положа руку на сердце, усынови дядька или тетка с деньгами не тебя, а твоего товарища по несчастью, того же Ворку, ты бы злилась?
– Сначала мне было бы ачень обидно, – нехотя призналась Соня, до этого слушавшая с приоткрытым ртом. – На потам я бы вся равна порадовалась за нева, потому чта... потому чта...
– О такой судьбе мечтает каждый, кто одинок, – обрести свой дом. И семью. Семья – единственное, что имеет цену в этой гребаной жизни, но ее нельзя купить. – Он глубоко вздохнул. – Я бы, не задумываясь, отдал все, что имею сейчас, лишь бы увидеть родителей живыми. Попросить прощения. Я... сделал много ошибок, Соня, и большинство из них уже не исправить. Поэтому очень тебя прошу, постарайся не держать зла. Зло – оно возвращается, а ты можешь сделать жизнь этих людей лучше. Этих и многих других. Оно... воздастся, обязательно. Очень надеюсь, что воздастся.
Рязанский как-то упустил момент, когда Сонька его обняла. Это отрезвило: ком в горле стал совсем уж колючим, а тут стиснули ребра, и дыхание вернулось на место.
Спасибо тебе, девочка.
Уже почти два года он ни с кем вот так не разговаривал: просто не мог. Ребята поначалу закидывали удочки, особенно старался неугомонный Фортуна. Костя всех посылал, даже Ирину Олеговну, знавшую его до всего – до Фортуны, до Фармацевта. До Рязанского. Только Олеговну он посылал на градус вежливее.
– Пойдем-ка выпьем горячего чаю, – предложил Костя, – а то ты все носом шмыгаешь, разболеешься еще. Чаю, толстые носки на ноги и под одеяло.
Сонька не отпускала. Не считая дня, когда он увозил ее из детского дома, и редких мгновений слабости, девочка старалась максимально держать дистанцию. А тут вцепилась клещом. Костя обнял в ответ, погладил по светлым волосам. Ну натуральный одуванчик: дунешь неосторожно, и ничего не останется, кроме стебелька.
– Запрыгивай, – сказал Рязанский волшебное слово. – Отвезу.
После Соньки у него немного побаливала поясница, но оно того стоило. От тридцати килограммов не переломишься, а горячий чай им обоим не помешает.
--------
Да, «китайская ваза» разбилась совсем некстати.
Она даже не была китайской, не стоила баснословных денег. Самым ценным в этой вазе была ручная работа: нарисованные тонкой кисточкой по фарфору рогатый дракон, цветы и не пойми еще какие прибамбасы. Вазу Рязанскому презентовала Лена Баренцева в период своего повального увлечения росписью. Не так давно Лена разочаровалась в росписи и теперь шила кукол. Но факт оставался фактом: за что бы ни взялась лучшая половина Амундсена, делала она это качественно, от души и хоть сейчас на продажу. Так что выглядела злополучная ваза дорого и презентабельно, даже на Костин относительно искушенный взгляд. А уж на Сонькин неискушенный – тем более.
В тот день обещали привезти елку. Рязанскому по зову трубы пришлось уехать в город, Ирина Олеговна возилась на кухне, горничные-невидимки порхали из комнаты в комнату, поэтому Соня оказалась предоставлена сама себе. В ожидании Кости с елкой она успела прогуляться по двору, покормить на пару с Маркиным овчарок в вольерах, размешать в миске разогретый желатин для торта, поваляться на диване, листая книжку с картинками, и теперь гоняла «Ауди» по второму этажу. Стоило нажать на кнопку, как у машинки вспыхивали фары, и она с визгом мчалась далеко вперед. Если вовремя не отпустить кнопку, «Ауди» точно куда-нибудь врежется.
У Рязанского получалось управлять аккуратно. Врезавшись раз или два, он уверенно пускал машинку на всей скорости, ловко входя в повороты. Соня же мастерски проводила краш-тесты, то есть это когда твоя машина со всей дури врезается в стену и все считают, что это нормально.
Костя говорил, что на поворотах надо притормаживать, но как прикажете притормаживать, если ты или полностью останавливаешься, или все равно лупишь в стену? Над разрешением этой загадки Сонька и билась, гоняя «Ауди».
Аккумулятор садился. Смирных, ползая туда-сюда и ставя машинку на путь истинный, успела вспотеть.
«Надоело, – решила Соня. – Последний раз, и хватит».
Чтобы не бежать потом за игрушкой через пол-этажа, Смирных развернула ее к себе передом, а сама поползла назад. Тут-то и встретились два одиночества: Сонькина нога и забытый в пылу игры постамент с вазой. Постамент качнулся – ваза грохнулась на пол. Ябеднический звук разбитого фарфора был слышен, наверное, во всем доме.
С минуту Сонька пялилась на крупные осколки с белыми сколами. Голова рогатого дракона укоризненно смотрела на девочку круглым глазом. Драконье туловище валялось рядом, но его было уже не собрать.
«Это подарок, – вспомнила Смирных слова Кости, – от дорогих мне людей».
Подарок. От дорогих людей подарок.
Эта самая дороговизна в сознании Соньки давно разделилась пополам: в смысле боишься потерять и в смысле стоит много денег. Тогда разделилась, а сейчас снова сошлась.
Как же так? Она ведь была очень аккуратной и ничего не трогала... Что теперь будет?!
Сонька Смирных не считала себя трусихой, однако струсила и позорно сбежала в свою комнату. Влезла на подоконник, спряталась за штору, как за кулисы. Все, антракт.
Двор постепенно заносило снегом. Крупные хлопья под унылый вой ветра равнодушно перекрашивали серый мир в жемчужную белизну. Каждое утро снег с асфальта и плитки тщательно убирали, а теперь что, весь утренний труд насмарку?
Стоило зажмуриться, как перед глазами вставали осколки вазы и мертвый дракон. Это она своей неуклюжестью его убила! Как и многие красивые вещи в Костином доме, Соньке нравился этот дракон – такой гордый среди одинаковых цветов и узоров...
Насмарку. Все насмарку! Даже не зная, кем приходятся Косте эти «дорогие люди», Смирных догадывалась: эти люди Рязанскому в любом случае дороже ее. Как можно сравнивать?! Она живет тут меньше месяца, а уже успела перевернуть все вверх дном.
Дикарка и воровка. Чудовище. Ей здесь не место.
Надо спуститься вниз и все рассказать Ирине Олеговне, вдруг заступится? Да, это подло с Сонькиной стороны, но от одной мысли, что придется навсегда уехать из этого теплого, уютного дома, видеть торжествующие рожи Ворки, Фимы и Инги Егоровны, снова оставаться одной, Соню затрясло. У нее мог быть настоящий папа, а она взяла и по собственной тупости все запорола...
Когда Смирных, крадучись, спускалась вниз по лестнице, Ирина Олеговна уже заметила потерю и, тяжко вздыхая, собирала осколки вазы в мешок для мусора. Брошенную на месте преступления машинку (нет, Санька, ну как можно быть настолько тупой?!) вместе с пультом отложили в сторону, чтобы случайно не наступить и не споткнуться.
Сонька струсила дважды: она не окликнула Ирину Олеговну.
На первом этаже заметалась: куда спрятаться? Везде найдут. Разве что в кладовке, среди солений, варений, швабр и ведер, найдут не сразу. Можно будет немного оттянуть время.
В кладовке было темно и пыльно. Сонька щелкнула выключателем, бегло осмотрела местность. Не совсем понятно, зачем завешивать стеллаж синей душевой занавеской с узором в дельфин, но на нижней полке вполне можно притулиться, если подвинуть банки и сгорбиться как следует.
Усаживаться пришлось вслепую, грозя разбить что-нибудь еще, и обхватывать руками коленки. Полка была Соне чуть узковата (еще бы, такую жопу успела отъесть). Безымянный палец то и дело проваливался в прореху на ее старых, вылинявших до белизны и протершихся, где только можно, джинсах. Она специально сняла новые, в которые влюбилась с первого взгляда. И водолазку нацепила оранжевую, с буквами – ту самую, в которой ее забирали. И кеды сняла, чтобы не возвращаться в комнату. Достойно Смирных этого не переживет – точно разревется и опозорится еще больше. Пускай сразу прямо отсюда и увозят. Она уйдет гордо и не будет реветь. Не будет...
Сидеть, сложившись в три погибели, было жутко неудобно, и ноги упирались в банку. Соня поджалась что было сил. Если она кокнет еще и соленья, звездец станет полным. Это ж надо было так все... Одним махом...
Слезы потекли сами. Девочка вытерла их грязным кулаком – на лице наверняка остался пыльный след. Предатель-нос громко и некрасиво хлюпал. Соня нашарила в темноте занавеску с дельфинами и высморкалась. Сплошные убытки от нее. А, ладно, дельфином больше, дельфином меньше. Что сделано, то сделано. Ее уже ничто не спасет.
Страшно представить, что рядом больше не будет Кости. Сонька успела по-настоящему привязаться к нему за эти три недели. Видела, что ему тоже одиноко и не от большой любви он женился на своей Лидии. Раз уж ей повезло вырваться на свободу, хотела стать ему достойной дочерью. Но Косте не нужна такая дочь – лгунья и вредительница.
Может, наплевать на свои алмазные принципы и встать на колени? Пусть ей разрешат остаться в этой кладовке среди банок. Или в вольере с собаками, она не против! Где угодно, только не надо обратно! Она из машины на ходу выпрыгнет. Лучше разбиться...
Сонька не знала, сколько просидела так, размазывая слезы по щекам. Прислушалась: снаружи кто-то ходил и ругался. Она узнала гулкие тяжелые шаги.
– Вы все обыскали? Согласитесь, Ирина Олеговна, дергать сюда охрану и шмонать дом – это маразм! Во дворе ее нет, значит, где-то затарилась... Сонька, выходи!
Смирных вздрогнула, вместе с ней вздрогнули банки.
– Константин Николаевич...
– Вы точно ее не ругали? Не замахивались?
– Да что вы такое говорите, – чуть не плакала домработница, – как я могу? Я, наоборот, хотела сказать Соне, что это не конец света, но...
– В кладовке смотрели?
«Все, – обреченно подумала Смирных. – Это конец».
– Заглядывала, – голос Ирины Олеговны звучал все ближе. Скрипнула дверь, – но там же совершенно негде прятаться.
– О, вы плохо знаете Софью Батьковну, – с этими словами Рязанский включил свет. – Софья Батьковна, тебя застукали. Ты за занавеской, вылезай.
Однако Соню скрючило настолько, что она пошевелиться не могла. Косте пришлось двигать соседние банки, попутно рыкнув на Ирину Олеговну, робко напомнившую, что ему нельзя таскать тяжести. Тяжести, блин! Пять литров томата сдвинуть на пять сантиметров. Лишь бы сверху ничего не прилетело, а то премия Дарвина на его финансовом положении не скажется никак. Лучше уступить ее другим.
Сонька сжала челюсти и выползла. Покрутила затекшей шеей. Было больно, но еще больше – стыдно. Пора становиться на колени и вымаливать место в вольере с собаками.
– Чайник, пожалуйста, поставьте, – попросил Костя у Ирины Олеговны. – Коньяк у меня в кабинете. Возьмите, какой помладше.
Домработница, сочувственно вздохнув, ушла. Сонька по-прежнему сидела, глядя в пол и пылая ушами. Рязанский вытянул ноги. Он бы и рад встать, да ноги не слушались.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Я нечаянно. Я не хотела разбивать ту вазу...
– Да плевать мне на вазу! Какого хрена ты тут сидела?! Я чуть с ума не сошел!!!
Панику развела Ирина Олеговна. Заглянув в комнату девочки и убедившись, что Соньки там нет, домработница прошлась по дому, выкликивая пропажу, и не придумала ничего умнее, чем позвонить Рязанскому.
«Соня пропала» – и у него мозги отказали. Сорвался с места, как последний идиот, и лишь на полпути к дому сообразил позвонить охране. Маркин, отчитавшись, намекнул шефу, что тот, мягко говоря, кипишует. Предложил лично обыскать дом. Костя рявкнул: «Не надо!» Сам обыщет.
Про вазу ему объяснили уже на месте. Нет, определенно, пора лечить нервы. Он такие ужасы навоображал, пока ехал, что аж самому стыдно.
Рязанский заставил себя успокоиться. От ора толку не будет. Все кончилось хорошо, и это главное. Глядя на пыльную, съежившуюся Соньку, он уже примерно представлял ход ее мыслей. Выяснять отношения прямо здесь, в кладовке, глупо, но ему нужны эти несколько минут, чтобы суметь подняться на ноги. Чертовы отходняки...
– Извини, сорвался. Давай спокойно: почему ты спряталась?
– Не хотела, чтабы меня сразу нашли, – буркнула девочка.
– Это не ответ. Ты боялась, что тебя накажут?
«Не врать», – напомнила себе Сонька.
– Хотела побыть здесь еще немнаго. Перед тем, как меня... обратно...
– Заткни уши, пожалуйста. Я понимаю, что-то новое для себя ты вряд ли услышишь, но так моя совесть будет капельку чище.
«Да, переоценили вы себя, Константин Николаевич. Речуги за здорово живешь толкали, умного корчили... Как ее убедить? Ну как?»
– Если хочешь вернуться в детский дом, собирай вещи, – глухо сказал Рязанский, проругавшись. – Можешь взять все, что тебе понравилось. Денег могу снять с твоего личного счета, своих добавить. Не стесняйся, говори. Я вызову машину, и тебя подвезут прямиком к главному входу. Даже вещи донесут до комнаты, если наберется много.
Соня всхлипнула и неуклюже замаскировала всхлип шмыганьем.
– Я не хочу возвращаться, – пропищала она.
– Нет, девочка моя, ты хочешь вернуться, раз все, что было сказано до этого, пролетело мимо ушей. Почему ты мне не веришь, Сонь? Я же верю тебе, отношусь как к взрослой. Да у меня в мыслях не было воспринимать тебя как ребенка! Думаешь, из-за вазы этой проклятой злюсь? Да хрена с два там! Объясни, как до тебя достучаться? Как доказать, что в детдом я тебя не верну? Разнести его к чертовой матери?
Соня замотала головой. Она была на грани истерики.
– Может, мы слишком много на себя взяли? У меня не было детей, я не умею с ними обращаться. Понадеялся, что разберусь в процессе, что ты поможешь. Наверное, все-таки стоило найти тебе нормальную семью, с обоими родителями...
– Не говори так! Не надо другую!
– Пока мы с тобой не обойдем эту стену, смысла и дальше изображать веселую семейку я, уж прости, не вижу. Ты дала слово – ты его нарушила. Где гарантии, что завтра не произойдет то же самое?
Да, низко. Да, гнусно. Да, жестоко по отношению к ребенку. Но если не вскрыть нарыв сейчас, завтра она из «лучших побуждений», придумав какую-нибудь жуть, может пойти и вскрыть себе вены.
– К-кастя...
Ее речь напоминала бред сумасшедшего: бессвязный поток мыслей и образов вперемешку со всхлипами. А он-то думал, что Сонька высказалась еще в первый вечер. Куда там?
Все, хватит строить из себя знатока человеческих душ. Надо вызывать нормального психолога и логопеда заодно. Двигаться вслепую нельзя, он только вредит своей самодеятельностью.
– Прости меня, Сонька. Прости, – шептал Рязанский, когда девочка немного успокоилась. – Я никудышный отец, раз ты не можешь довериться сразу, не доходя до ручки. Сейчас мы дошли до ручки, прятаться негде, и ты все рассказала. Неужели так будет и дальше, Сонь?
– Папа, прости меня.
Он решил, что ослышался. Слишком хотел услышать это от нее, и вот...
– Прости меня, пап, – плакала Соня. – Так не будет, честно. Я обещаю. Я вся поняла, талько не отдавай меня другим. Никуда... Кастя...
Потом они пили чай под полным немого укора взглядом Ирины Олеговны (Сонька до сих пор всхлипывала, и глаза у нее были красные), наряжали елку почти три метра высотой, спать легли в одной комнате. От своего решения пригласить специалиста Костя не отказался, но отложил визит «умной тети» до рабочих постновогодних будней.
Его еще никогда не называли папой.